Текст книги "Каждый выбирает по себе (СИ)"
Автор книги: Людмила Безусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Где, говоришь, лежит?
– А вон та хата, там Веселина вдовая живет, – дедок махнул рукой, не сомневаясь, что воин без труда найдет искомое. А что тут искать? В хуторе всего несколько дворов, это тебе не стольный град.
Отойдя подальше от болтливого хуторянина, Малух залихватски засвистел, подзывая соратников.
Немного погодя старший выволок из хаты воющую бабу. Прибежавшему старосте, пытавшемуся заступиться за вдову, недвусмысленно погрозил плеткой и приказал запрягать телегу.
– Да она ж у вас по пути помрет, – опять завыла притихшая было баба, сдуру понадеявшаяся на заступничество старосты.
– Она у вас так и так помрет... Сколько дней лежит, ни жива, ни мертва?
– Да уж две луны...
– Травницу чего не позвали?
– А знахарка отказалась наотрез. Сказала, не жилица. А чего ж, так и сидеть, сложа руки, глядючи, как помирает? Жалко...
Когда вошли в хату, жарко натопленную да паркую, да увидел Малух болящую, сердце так и зашлось. Такая краса и во сне не могла присниться. Даже сейчас, когда девица полумертвая лежит: волосы, как текучее золото; высокая грудь натягивает застиранную до ветхости рубаху, кажется, что та сейчас лопнет; искусанные губы, обметанные лихорадкой, а все одно нежные, как у ребенка; густые пшеничные брови вразлет на высоком лбу; кожа, как пахта топленая, молочно-розовая. Жаль, что глаза прикрыты, заглянуть бы в них... Понятно, отчего так баба убивается, решила, небось, что выпала ей доля саму Ладу от смерти спасти, и наделит та её толикой бабского счастья. Вот тетёха! И знахарке потому не поверила... Думала, хочет она себе чужое везение забрать.
– Как думаешь, достойно одарит нас князь? – хитро улыбнувшись в усы, спросил Твердята. – Он ведь не только до сражений, он и до баб шибко охоч. Старшой наш о том, как никто иной ведает, сам дочку недавно в услужении отдал.
– Если довезем, – хмуро отозвался Малух, представив, как тяжела неволя, пусть и в княжьих хоромах.
– Марья, Марьюшка...
...пламенными мотыльками вспыхивают рунные росчерки, меняя привычный узор мира. Но как предательски дрожит рука от напряжения, как лихорадочно бьется сердце...
– Ты меня слышишь?
... пред глазами темный провал, в который страшно шагнуть, оставив позади прошлую жизнь. Может, не надо, оставить эту затею? Сделать шаг назад и забыть всё, как дурной сон... Но меркнет свет окрест, точно изначальная тьма стремится выскользнуть из сдерживающих её оков. Вскрикивает Тиса, отшатываясь. Щупальца мрака выстреливают из провала, впиваются в ставшее вдруг непослушным тело и тащат, тащат, тащат за собой...
– Да оставь ты её! – резкий грубый окрик врывается в сознание, прерывая череду воспоминаний. – Она все равно не откликнется. Да и не марья она, такие марьями не бывают.
– Разве не помнишь про царь-девицу? Марью Моревну? Равных ей ни в красоте, ни в бою не было... Сам посмотри на неё. Видать, не врали сказители, правду баяли, коль она сама из своего царства девичьего спустилась. А зачем да отчего, то нам знать не положено. Может, билась с кем-то? Малух говорил, вся израненная была, а пока везли, раны по дороге-то сами собой и затянулись. Опамятуется, сама решит, говорить нам о беде своей али нет.
Сливаются голоса в журчащий поток, отдаляются, оставляя смутное ощущение падения.
...обламываются ногти, скользя по осыпающейся волглой земле, сплошь перевитой оборванными корнями. Всего-то и надо, что выбраться из ямины, подняться к тому синему свету, что манящим отблеском мелькает высоко над головой. Со стоном разочарования соскальзывает вниз, не удержавшись... И снова упрямо карабкается вверх, цепляясь за малейшие щербины в земле, за торчащие древесные обрывки, за редкие камешки...
Опять вернулись голоса. Назойливыми мошками вьются над головой, лезут в уши, путая и без того туманные воспоминания.
– Видать, шибко сильный супротивник попался Марье Моревне, что осталась она одна, без своего войска. Знамо дело, коли такая богатырка сама едва жива осталась... Ой, гляди, Власыч! Очнулась!
– Да что ты?
Склоняются оба над ней. Глаза горят любопытством – серо-голубые, как небо перед грозой, девчачьи и тускло-зеленые, как затянутый ряской пруд, стариковские, едва различимые на сплошь заросшем пегими волосами лице. Тиса торопливо отводит взгляд. Какие безобразные лица... Совсем не такие, как представлялись ей в Ариане. Но чего уж теперь жалеть...
– Иииии, – радостно визжит девица с крысиной мордочкой, – опамятовалась наша богатырка...
Дробный топот спешащих на крик людей вторит её истошному воплю, от которого сводит скулы и хочется умереть. На этот раз по-настоящему.
– Кто ты? – вопрошает старик, пытливо ловя ускользающий взгляд арийки.
– Марья... – Ни к чему им знать о благодатном крае. Нечего им там делать. – Марья Моревна...
*****
– То-то я гляжу, изменилась ты безмерно... – протянул Родослав, разглядывая арийку.
Косая щель горькой ухмылки прорезалась на грубом, изрезанном трещинами-морщинами лице Морены:
– Изменили... Всего-то и вина моя в том, что не вовремя дала напиться воды Кащею... А потом и вовсе ушла за ним...
– А чего тебе от меня надобно? – услышав ненавистное имя, враждебно спросила Людмила, торопливо обойдя Морену и встав рядом с братом. Баюн, издали наблюдавший за развитием событий, решил, что гроза миновала, подобрался поближе. – Зачем пришла? Не лясы же точить, на жизнь нелегкую жалобиться... С каких пор Властительница смерти у смертных сочувствия ищет?
– С тех пор, как сама смерти возжелала.
Огорошенная ответом чародейка не нашлась, что и сказать в ответ. Зато котофей промолчать не смог:
– Так чего проще, иди и утопись. – Антон пихнул его ногой (с некоторых пор это вошло у него в привычку, слишком часто кот стал нарываться на неприятности, а точнее, навлекать их на других). – А что? – тихо возмутился Баюн. – Других губить можно, а самой никак? Один Птах чего стоит! – И уже громче добавил: – Чего тогда отбивалась?
Морена точно и не услышала страстную отповедь кота, объяснялась только с Хранительницей, хотя Людмила и не желала вникать в чужие злоключения:
– Ваши нападки для меня не страшнее комариных укусов, а лишние мучения мне не к чему. Калинов мост мне так и так не перейти. Я навеки привязана к Яви, но смогу уйти, если ты откроешь для меня Пути.
Невысказанных эмоций, отразившихся на лицах соратников чародейки, Морена даже не могла себе представить. Антона так просто перекосило от наглости твари.
– Так я ведь и заплатить могу... Жизнью... – Она легонько потянула поводок. Чернава дернулась, захрипела и зашлась сухим кашлем, мгновением позже обмякла и опять понуро замерла, мелко дрожа всем телом.
Родослав успел схватить вскинувшегося Антона, шепнул: – 'Не сейчас, пусть говорит... Потом разом ударим, не верю я в её бессмертие'.
– Нет.
– Что 'нет'? – переспросила чародейку Властительница смерти.
– Я не торгуюсь. Пути не для того созданы, что по ним шастал кто ни попадя. Сначала тебя в Навь пропусти, а потом ты обратно с навьим полчищем прорвешься...
– А она? – кивнула Морена на Чернаву. – Ты же добросердечная, тебе не жаль её?
– Ни капли.
– А вот брату твоему? Ишь, как жаром пышет, точно печка... Чувствует веревочку, точно на его шее затягивается.
– Ты... – прошипел Антон, но устоял на месте, понимая, что наскоки пока бесполезны. Его трясло от собственного бессилия, от невозможности что-то изменить. Капли пота щекотали затылок, скользя под волосами, сливались в леденящий спину ручеек. – Чужими жизнями легко расплачиваться, привычно.
– Что б ты понимал, щенок! – взъярилась Морена. Людмила и Родослав разом напряглись, готовясь отразить нападение. – Нити жизней только там рвутся, где тонки, а многие ещё за избавление от оков земных и благодарны остаются, потому что ничего ладного в их жалком существовании не было. Ну, – запнулась вдруг она, – без оплошностей не обходилось, но и каждый из вас не один промах сделали. Тоже мне, устроили судилище. Не вам меня порицать. Ты, Хранительница, мне не соперница! По-хорошему не пропустишь, сама пройду. Только вы этого уже не увидите...
– Ты не можешь, – вдруг язвительно сказал Баюн, почему-то ничуть не испугавшийся посулов Морены. – Смерть не может покинуть землю. Это что же получается, – он обернулся, ища поддержки у друзей, – никто больше умирать не будет? Так скоро места в мире не останется... Он же не безразмерный...
– Сумасброд, – досадливо дернула уголком рта Морена, – чего с тебя взять? Наслушался баек людских... Где ты видишь истинную Смерть, Смерть безвозвратную? Нет её вовсе, потому что угасание тела не есть гибель души. Ни мои, ни ваши предки об этом не ведали, почитая смерть тела бесповоротной, и напрасно... Когда освобождается душа из оков телесных, приходит прозрение и совсем другими глазами смотрят уходящие на сущее Всемирья. И уходят все сомнения, все неуклюжие раздумья, все напрасные тревоги и терзания... Как не бывает дня без ночи, так не бывает рождения души без смерти тела. – Она вздохнула. – А я просто провожаю души, чтобы не заплутали они на пути к Нави, ведь лежит он через леса темные со зверьем голодным, через земли черные, непроходимые, через реки с берегами зыбучими, через горы высокие с птицами клевучими, через топи болотные, смрадом смердящие да всякой тварью кишащие. Путь в Иное один, да всякий идет своею дорогою. А я веду, чтоб не заплутались, да не остались на земле тварями бесприютными...
– Как только все успеваешь? – недоверчиво протянула чародейка. – Не верю я тебе. Всех водишь, а сама не можешь пройти?
– Почему? До Калинова моста я легко дохожу, а дальше уже не моя власть, там Велес правит, из Яви в Навь путь торящий и обратно ходящий. Мне никак.
– Все равно, – не сдавался котофей, – мы тебя пропустим, а кто души водить будет? Настоящий же кавардак начнется!
– Хочешь, ты води... – равнодушно предложила Морена. – Я не против...
Баюн, поджав хвост, опасливо отдвинулся подальше от Властительницы смерти. Кто её знает, вдруг и правда, сделает его проводником душ человечьих. И будет он веками шастать туда-сюда, из Яви в Навь, разводя усопших. Нет, он не согласен... А самому жить когда?
– А что там в Нави такого для тебя привлекательного? – вдруг спросил Родослав. – Насколько я понимаю, там не мед небесный течет... И не скоморохи на гуслях играют... Каждый по своим свершениям награду получает, а ты, похоже, наворотила предостаточно...
– Мне главное, туда попасть, а там я найду, кого о заступничестве просить.
Ведьмаг обернулся к Людмиле. Что ни говори, а она здесь Хранительница. Ей решать.
– Нет.
Родослав пожал плечами, ясно, мол, какие вопросы. И едва успел поставить защитный колпак, накрывший всех разом, кроме Чернавы. Вьюжная круговерть охватила его со всех сторон, обволакивая незримую преграду кристалликами льда. Колпак начал потрескивать под усиливающимся давлением, ощутимо прогибаясь вовнутрь. Подловила все-таки Морена, заболтала...
– Антон, как только ударю, хватай девчонку и оба в дом... Людмила, все, что сможешь из себя выжать, в один удар... Снимаю щит...
ГЛАВА 14
Едва только ведьмаг сказал 'снимаю щит', Антон рывком подхватил ведьму и, пригибаясь, ринулся к дому. Предчувствие неминуемого удара в спину только подгоняло. А когда позади с гулом, напоминающим гудение высоковольтной ЛЭП, поднялся сверкающий шар, парня словно подхлестнули – в три скачка он преодолел оставшееся до дома расстояние, влетел на крыльцо и ногой захлопнул дверь.
Как раз перед носом котофея, мчавшегося с ним наперегонки.
Захлопнул и, переводя дыхание, прислонился к стене, думая о том, что зря он не помог Отлюдку починить дверь. Хоть и ненадежная была бы преграда, но куда лучше, чем зияющая дыра в перекошенной створке.
Туп... туп...туп...
Обмирая от внезапно накатившей жути, парень повернул голову к повороту коридора, откуда приближался звук тяжелых шагов. Неотвратимых, как поступь палача. Тугое кольцо безнадеги стиснуло грудь. Сволочь Морена, не одна пришла, подстраховалась... Обложили со всех сторон. Антон мысленно сказал: – 'Прости, Чернава, я сделал, что мог' и покрепче прижал бесчувственную девушку к себе. Хорошо, что ведьма сразу же потеряла сознание, как только оборвался моренин поводок. Умрет спокойно. Хотя... сдаваться просто так он не собирался. Это раньше, как трусливая шавка, плюхнулся бы на спинку и лапки задрал, а сейчас... Вряд ли от него многое зависит, но жизнь бывает иногда так непредсказуема. Так что попробовать побарахтаться стОит, вдруг да удастся развернуть судьбу на нужную дорожку. Парень, не сводя настороженного взгляда с темного проема, наклонился, осторожно кладя ведьму ближе к стенке, и оцепенел, не разгибаясь, потому что вопреки законам природы тело девушки, соскользнувшее вниз, повисло в воздухе без всякой опоры над самым полом, а в голове возник гул, оформившийся в слова, резкие, приказные: – 'Держи крепче и не выпускай, иначе, как ветер, вовек не поймаешь...'. Затем руки опять ощутили тяжесть девичьего тела, а шум шагов пропал. Антон выдохнул, когда осознал, что шаги стихли, а кроме Чернавы, никого рядом нет. Оказывается, что и дышал-то через раз...
Ведьму он все же положил на пол, усевшись рядом. Ноги совсем не держали. Навалилось такое опустошение, что стало как-то безразлично, что будет дальше.
Едва не врезавшись мордой во внезапно возникшую помеху, кот ошеломленно замотал головой. Ну и дела! Ну и люди! Сзади догоняют, спереди не пускают... И запоздало сообразив, что гнаться за ним никто и не собирается, уселся на крыльце, сосредоточенно следя за разворачивающимися событиями. А что? Нет ничего лучше, чем быть сторонним наблюдателем. Этому принципу Баюн не изменял никогда. И, может быть, благодаря этому избегал многих неприятностей, на которые так горазда судьба бродяги. За редким исключением... Нынешняя Хранительница оказалась как раз таким исключением – непредсказуемым и своенравным. А уж когда к ней присоединился невесть откуда взявшийся брат, котофей кончиком хвоста почувствовал, скучать никому не придется. Так и вышло... Спокойной жизни быстро пришел конец, а теперь вот, похоже, что и самой Хранительнице. Морене пока поговорить хочется, а как надоест, тут-то она всем подшерсток и взъерошит... За себя Баюн не особо беспокоился, но за людей, как-то вдруг ставшими для него столь же ценными, как и его собственная шкурка, он тревожился не на шутку. Жаль, что помочь им ничем не может, кроме доброго совета. Но кому нужны поучения, когда на кону стоит собственная жизнь?
– Что, малыш, и ты здесь? Все бегаешь? – Тяжелая рука опустилась на голову котофея, легонько взъерошивая шерсть. Тот вывернулся и, тихонько подвывая от ужаса, отполз от кряжистого мужика, стараясь слиться с резным столбиком крылечка в единое целое. Велес понимающе улыбнулся: – Я не за тобой, малыш...
Неуловимым движением он оказался рядом с ведьмагом, отводя опускающуюся на голову Морены суковатую палку.
Котофей хлестнул себя хвостом по бокам, спешно продумывая пути отступления, – против такого противника чародейке не выстоять. Даже в паре с Родославом. Что их жалкие потуги против мощи Велеса, навьего повелителя?
Как только Антон метнулся к безучастной Чернаве, чародейка без промедления ударила, вложив все силы в свой коронный 'Подарок Перуна'. Колоссальный огненный шар, совсем невысоко взлетев, неотвратимо двинулся на недвижную Морену. Властительница смерти настолько отрешенно наблюдала за его приближением, что Людмила поверила в то, что она и впрямь жаждет собственной смерти. Вот только 'подарку' не суждено было сыграть роль 'карающего меча'. Не дотянув всего чуток до цели, он разорвался на множество мелких шариков, жалкого подобия изначального. Шарики замелькали перед глазами, сближаясь друг с другом, вспыхивая крохотными искорками какого-то игрушечного фейерверка.
– Отвлекла... – Родослав оттолкнул чародейку, никак не верящую, что её старания пропали даром, со всего маху опуская на голову Морены увесистую дубинку. Антону, помнится, удалось так вывести её из строя... Однако дубинка вырвалась из рук ведьмага, зависла в воздухе и плавно опустилась на землю, никого не задев. Ведьмаг удивленно посмотрел на пустые руки, на Людмилу, заворожено наблюдающую за мельтешением суматошных искорок, на кота, нетерпеливо вертящегося у закрытой двери в ожидании развязки, на кряжистого бородатого мужика, в наброшенной на плечи медвежьей шкуре, взявшегося незнамо откуда... Его невозмутимый вид как-то слабо вписывался в происходящее. Глядя на незнакомца, Родослав впал в непонятное оцепенение, точно одним своим мимолетным взглядом, холодным и бесстрастным, мужик заморозил и чувства его, и мысли, оставив лишь безмерное удивление.
Но Морене этот мужик был, несомненно, знаком. Она отшатнулась от него, точно от призрака.
– Страж? В Яви? Пределы Нави расширяются?
– Нет, там все по-прежнему... Я за тобой, Марья Моревна... Срок вышел...
Морена, всё ещё не веря, взялась за протянутую мужиком руку и вспыхнула, точно факел. В призрачном пламени сгорела мерзкая личина, выпуская из своего нутра, будто бабочку из личинки, Тису. Ту Тису, которую знал и помнил Родослав – неизъяснимо прекрасную и до сих пор любимую. Он с изменившимся лицом шагнул к ней, но арийка отшатнулась. Ей нет до него дела, за свои желания она заплатила сполна...
– Прощай... Я с Велесом в Навь. Надеюсь, увидимся не скоро...
*****
Грязные клочья тумана заволакивали все окрест, цепляясь за сучья покореженных черных деревьев, под ногами хлюпала болотная жижа, но Тисе, судорожно вцепившейся в ладонь Велеса, было как-то все равно, куда он её ведет. Главное, что закончилось безысходное существование, лучшим и единственным выходом из которого казалась только смерть, желанная и недостижимая. Она больше не Морена... Не Морена... Тиса подняла руку, всматриваясь в мелкие капельки воды, осевшие на молочно-белой коже, перебросила на грудь растрепанную длинную косу, заплетенную наспех, кончиком провела по губам, чувствуя шелковое прикосновение собственных волос... Упоительное ощущение – видеть и чувствовать себя прежней... Вот только усталость уже дает о себе знать. Смертное тело слишком уязвимо, спору нет, но не хотелось бы променять его на то, каким владела много лет. Ещё бы и силу свою вернуть...
Внезапный порыв ветра пахнул нестерпимым смрадом. Арийка насторожилась, принюхиваясь. Знакомый запашок... Не все так прекрасно, как кажется. Туман слегка поредел, открывая взгляду подсвеченные оранжевыми бликами дымы над зловонным варом – они приближались к Смородине-реке. Вспомнив раскаленный настил моста через бурлящие воды, Тиса остановилась. Молчащий до сих пор Велес повернул косматую голову, сумрачно уставился на неё.
– Мы что же, через Калинов мост пойдем?
– Для смертных иной дороги нет, – снизошел до пояснений провожатый. – А ты думала, что мы уже в Нави?
– Понятно, даровых чудес больше не ожидается... – Вспомнила мгновенное перемещение сюда и свою, как оказалось, преждевременную радость. Опустила глаза и поежилась, представив на миг, как вздуваются и тут же лопаются кровавые волдыри на нежных ступнях. И боль, выжигающую нутро... – Я не хочу...
– Принуждать не стану, просто верну тебя назад... Или как?
'Делай выбор сама... Издевается, что ли? Знает же, ЧТО выберу! – Истерика начиналась исподволь – лучше бы сразу убил, чем мучить. Или не всю ещё чашу страданий испила до дна? – Светлые боги, да вы куда более жестоки, чем думалось'. – Пошли...
Не дожидаясь Велеса, двинулась вперед, теперь-то провожатый не нужен, реку так или иначе не обойти, а мимо Калинова моста никак не промахнешься. Сколько душ к нему водила, но не думала, что самолично все испытать придется. В смертном теле...
– Ишь, помчалась, – услышала вслед. – Ждут тебя там, дожидаются...
Дожидались, а кто б сомневался? Поперек моста, точно бревно в два охвата, свесив хвост в кипящую смолу, а голову уложив на топкий глинистый берег, дремал чудовищный змей. Извивы чешуйчатого тела переливались чистым золотом, струйки пара вырывались из вывернутых ноздрей.
– Надеюсь, мне не придется с ним сражаться? – Тиса обернулась к Велесу, который сейчас стал много выше неё, протянула пустые ладони. – Я, как видишь, безоружна...
Провожатый молча поднялся на настил моста. Змей лениво приоткрыл глаза, убедившись, что перед ним 'свои', опять впал в сонное оцепенение. Но Велеса такое положение явно не устраивало. Он небрежно столкнул гада с моста. Тот легко сполз вниз, без единого всплеска ушел в реку, только на поверхности взбух огромный пузырь, лопнувший с отвратным звуком, точно напоследок змей пустил ветры.
– Ты ступай, – Тиса уселась на землю. – Зачем мне Навь? Я тут останусь...
– Тут? – внезапно рассмеялся проводник. – Ты никак запамятовала, каково здесь смертному...
Арийка отшатнулась от занесенной над ней руки, ожидая удара, но Велес лишь легонько коснулся пальцами её лба, открывая истину. Тиса застонала от собственного бессилия. Ну отчего, отчего она решила, что ей позволят освободиться так просто?
Топкий берег реки колыхался, точно болото, затянутое обманчиво крепкой стланью мха. Не оставляющий никакой надежды волчий вой донесся издали, совсем рядом слитно загомонило воронье, облепившее окрестные голые деревья, согнувшиеся под тяжестью раскормленных птиц. Заваленный буреломом подлесок с жалкими остатками листвы задрожал, точно через него кто-то пробирался. Вскоре на берег вывалился обнаженный полупрозрачный мужчина, затравленно оглянулся и, с трудом выдирая ноги из липкого месива, двинулся к мосту, то и дело оглядываясь. За ним из кустов вывалился козлоногий четырехрукий уродец, неторопливо потрусил следом. Вороны затихли, чувствуя легкую поживу. Мужчина, заметив преследователя, побежал, но берег перед ним вдруг разошелся широким провалом. Арийка, закусив до крови губу, ждала, чем закончится это противостояние. Человек заметался, пытаясь уйти от догоняющего его чудища. А оно и не торопилось, словно знало, что добыча никуда не денется. Мужчина истошно закричал и прыгнул в ямину. Чудище, впустую лязгнув зубами, потрусило обратно.
– Вот так оно и бывает... Или-или... С тобой душам было куда легче, – сказал Велес, подхватив ошарашенную Тису, легко усадил на плечо. – Ежели б не заступничество Триглы, отрабатывала б ты свою вину бесконечно.
– А кто это? – немного успокоившись, спросила арийка, пропустив упрек мимо ушей. Что сделано, то сделано, поздно посыпать голову пеплом.
-Узнаешь... – пробурчал тот. – Не твоя б подмога Кащею, мои друзья ещё долго бы могли солнцем любоваться...
– Иди... – Велес ссадил Тису с плеча сразу же, как только ступил на берег.
– Куда? – растерялась она. Давно позабытое чувство опасности холодом отозвалось в животе, скрутилось в тугой узел под вздохом. Ползущий меж деревьями белесый туман внезапно выстрелил вверх зыбкими щупальцами, заплелся коконами, внутри которых жутко шевелилось нечто непонятное и оттого ещё более пугающее. Хоть и стремилась покинуть Явь, но не думала, что станет так страшно. Вроде все такое же, как и на противоположном берегу: тот же выворачивающий нутро смрад; те же изувеченные деревья тянут руки-ветви к небу, точно молят о милости; тот же топкий берег, только более пологий; те же медленные тяжелые волны, после которых на суглинке остается четкий волнистый узор. Ан нет, кажется, ступи только один шаг, и небо тотчас опрокинется на землю, сдавив точно ржаное зернышко меж жерновами, и станет перетирать тебя, пока не станешь пылью, не принадлежащей ни этому миру, ни тому... – Куда я пойду?
Проводник сорвал с пояса, плотно охватывающего его талию, и бросил оземь округлую белесую вещицу. Арийка вздрогнула, хотя подумаешь, невидаль какая – человеческий череп. Мало ли их в её чертогах валялось... Подкатившаяся к ней костяшка не остановила своего вращения, закружилась быстрее, точно волчок, и брызнула осколками во все стороны. Прикрыв глаза от разливающегося от неё свечения, арийка все же увидела, как мелкие обломки костей складываются в неровную тропку, начинающуюся у её ног.
– Иди... – снова произнес Велес, уходя. – Иди по тропе...
– А ты? – крикнула вслед ему Тиса. Удивительно, столько времени пробыв Мореной, жестокосердной и бесстрастной Властительницей смерти, она вдруг стала чего-то страшиться... Будто вместе с прежним телом к ней вернулись утраченные страхи и сомнения, присущие только людям... Похоже на то. Так неужели Страж вот так просто уйдет, и она останется одна? Теперь, когда она получила желаемое? А ведь уходит... И просить остаться бессмысленно...
'Делать нечего, не будешь же вот так стоять до скончания века. – Тиса глянула на мост. Чудовищный змей опять разлегся поперек него, поджидая смельчаков. – Назад все одно дороги нет'.
Она, обмирая, ступила на тропку. Не хотелось верить, что есть дороги, которые предназначены только тебе, и идти по ним придется независимо от своего желания... Знать бы ещё куда.
Третий шаг Тиса, не успев даже осознать, сделала в пустоту. Беспомощно взмахнув руками, она, как срезанный колос, рухнула вниз. Стремительное падение длилось, представилось, вечность, но на самом деле не минуло и нескольких ударов сердца, как арийка упала на жесткий холодный камень.
'Темно, хоть глаз коли... – до боли напрягая глаза, Тиса попыталась оглядеться и понять, куда попала, чего ждать. Голова гудела, и соображалось плохо. – Яма? Пещера?'.
Приподнявшись, арийка застонала. Ударилась она довольно сильно и, как оказалось, не только головой. Руки подломились в локтях, Тиса опять приникла к студеному камню.
От далекого грозного рыка разом пересохло во рту. Чувства обострились до предела. Теперь стало слышно и шумное дыхание приближающегося зверя, и тяжелая его поступь. Он не торопился, нет, словно был уверен, что добыча никуда от него не денется.
Собравшись с силами, Тиса все же поднялась. Тело молило о пощаде, но даже здесь, в Нави, она не собиралась сдаваться просто так. Прихрамывая, двинулась прочь от подступающего навьего отродья, надеясь, что не упрется в безнадежный тупик. Зверь угрожающе зарычал – арийка, превозмогая боль, кинулась прочь, хотя вряд ли её неуклюжая перебежка походила на настоящий бег.
Тиса и сама не могла понять, сколько времени блуждала в темноте. Сначала, спотыкаясь, бежала, потом, устав, шла, все медленнее и медленнее, еле-еле ступая босыми ногами, сбитыми в кровь, с замиранием сердцем чувствуя горячее зловонное дыхание зверя на коже, каждый миг ожидая мучительной смерти, проклиная все и вся. Однако невидимый зверь шел по пятам, не спеша нападать.
Постепенно страх отступил, сменившись отупляющим безразличием... Самой непонятно, зачем она все ещё брела по темным пещерам, не имеющим ни конца, ни края. Опустив голову долу, просто переставляла ноги, не думая уже ни о чем...
Пока не поняла, опершись о стену, что видит свои пальцы, обломанными ногтями цепляющиеся за неровности камня. Оглянулась, отыскивая взглядом преследующего её зверя – никого рядом... И тишина, в которой вещественным оказался только стук собственного сердца. Точно все время убегала от наваждения, порожденного воспаленным рассудком...
И тут словно прорвало плотину отчаяния, – слезы хлынули из глаз – а потом открылось второе дыхание. Ускоряя шаг, насколько могла, Тиса устремилась туда, откуда брезжил тусклый свет.
*****
Когда ярким холодным огнем занялась Морена, Баюн, не дожидаясь окончательной развязки, прыснул в дыру в двери, черной завывающей молнией пронесся мимо вскочившего Антона, и затих только в самом дальнем углу кухни, прижавшись в теплому боку печи. Попробуй выковырни его отсюда... Нелогично, конечно, но отступление отступлением, страх страхом, но пропустить финал он не хотел. А вдруг все пойдет не так, как ему думается?
Осознав, что на поляне, кроме них с Родославом больше никого нет, Людмила, ссутулившись, точно на плечи давила тяжкая ноша, направилась к дому. Пройдя несколько шагов, внезапно остановилась, развернулась и тусклым, лишенным всякого выражения голосом спросила:
– Так ты что, знал её, что ли?
– Думал, что знаю... Оказалось... – он в сердцах сплюнул.
– Так чего ж несведущим прикидывался? Выжидал чего аль просто так головы всем морочил? Ждал, пока она верх надо мной возьмет?
– Ты не торопись обвинять других, не подумав прежде, – Родослав, успокаивая чародейку, опустил руку ей на плечо. Людмила тут же досадливо сбросила её, отметив, правда, что неожиданное прикосновение оказалось весьма приятным. – Я ведь тут гость случайный, как пришел, так и уйду. К чему мне твои секреты ворошить? Мне своих забот хватает...
– Так у тебя бы ничего и не выгорело... – и язвительно добавила: – Видел, какие у Путей защитники? Не всем по зубам...
– Да что ты мелешь?! – ведьмаг крепко ухватил женщину за плечо, встряхнул, приводя в чувство. – На кой сдались мне твои Пути?
– Это ты так только говоришь, а что помышляешь, бес знает...
Ведьмаг, чертыхнувшись, оттолкнул от себя чародейку, и пошел прочь от неё, давая себе слово, что уберется отсюда немедленно. Однако тотчас исполнить обещание не удалось, под ногу подвернулась мшистая кочка, каких в лесу без счету. Родослав, вскрикнув, неловко завалился на спину. Давно с ним такого не случалось... Усевшись, осторожно ощупал опухающую щиколотку. Больно, но уйти не помешает...
Перед самым лицом поднявшегося ведьмага промелькнул филин, развернулся и, шумно хлопая крыльями, снова пронесся над головой. Родослав, прикрыв глаза руками, отшатнулся. Поведение птицы озадачило. До того времени такая тишь стояла в лесу, будто тот вымер – ни шорохов, ни привычных писков-рыков, а тут оголтелый филин. Прихрамывая, ведьмаг двинулся к лесу. Филин опять вернулся, закружил низко, изредка задевая человека крыльями. Родослав отмахнулся раз, другой, потом остановился, соображая, что не так. Птица, словно заметив его раздумья, уселась на ветку, сердито посверкивая глазами. Но едва ведьмаг шагнул, опять сорвалась с места и вцепилась в волосы человеку. Пожертвовав клоком волос, выдранными изогнутыми когтями, еле отбившийся от настырной птицы Родослав забился под свисающие почти до земли ветви, прижался спиной к стволу ели и скумекал наконец – она просто не дает отойти в лес... Ну, что ж, может, филин не так уж и неправ – и уходить действительно ещё рано.
