Текст книги "Для тебя я ведьма (СИ)"

Автор книги: Ляна Вечер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Сдурел?! – зашипела я, глядя, как мой мужчина старательно давит на затылок Мими, заставляя её чуть ли не целовать пол кареты.

Бывший инквизитор, главный Ловец обезумевших ведьм прячется, пока его друга раздирает полоумная колдунья? Не верю! К тому же зачем безумной кого-то жрать? Бред. Я поднялась на ноги и отдёрнула тонкое кружево шторки. Пришлось прижаться к стеклу, чтобы разглядеть причину происходящего.

Синьор Ландольфи сидел позади дилижанса на корточках рядом с большой лужей и самозабвенно орал не своим голосом. Драма для ушей, комедия для глаз. Длинноволосый красавец громко мычал, рычал, шипел и визжал, запрокинув голову к серому небу. Ромео даже выдал что-то вроде гортанного чавканья – судя по всему, стараясь передать многообразие звуков ведьмовской трапезы. Обернувшись к Торе, я с укором покачала головой. «Милая, подыграй. Тебе не сложно, я знаю», – раздалось в моей голове. Мелькнула мысль разогнать балаган, но вспомнилась надменная мордашка Мими.

– О, святейшие печати, – я грохнулась на пол. – Она ужасна!

– Любимая, – Сальваторе пустил слезу в голос, – я так мало успел…

– О, мой Торе…

– П-п-пристрелите её, – захлёбывалась наблюдательница. – У вас ведь есть оружие!

– Не могу, – Ловчий почти рыдал.

– Почему? – на глазах Мими выступили слёзы.

– Мне страшно, – синьор Сальваторе картинно вытаращил глаза, подбородок задрожал. – Я сейчас обделаюсь.

– Амэно, прошу…

– Нет-нет-нет! – я часто задышала вместе с леденящим кровь воплем «ведьмы». – И не просите!

Дверь дилижанса медленно раскрылась, и в порог вцепились перепачканные грязью скрюченные пальцы Рома. Сам лекарь продолжал издавать поразительно мерзкие звуки, прячась под каретой. Зрелище не для слабонервных, особенно если не знать, чьи руки терзают пол. Мими рванула на улицу со скоростью ураганного ветра, оттоптав каблуками пальцы Тора.

– Ненормальная! – он с обидой потёр пострадавшие конечности.

– Друг, ты проиграл, – Ромео вылез из-под дилижанса и с улыбкой посмотрел вслед убегавшей наблюдательнице. Миниатюрная попа синьорины мелькала в высокой сухой траве.

– Надо бы поймать.

– Надо так надо, – лекарь тряхнул грязными руками и зашагал к обочине. – Мими, постойте! Это всего лишь шутка! Синьорина Эспозито-о-о!

– И во что ты меня впутал? – хлопнула любимого по плечу, еле сдерживая улыбку.

– В одно из лучших развлечений – на спор пугать глупеньких девчонок из инквизиции, – он обнял меня за талию и прижал к себе.– Испугается – победа Рома, не испугается – моя взяла.

– И ты продул, – я подставила лицо поцелуям. – Как ты мог?

– Что поделать, – вздохнул Торе, – удача любит этого паршивца, – он явно остался доволен финалом.

Потеряв шляпку и часть достоинства, синьорина Эспозито перестала выглядеть идеально. Отдышавшись, она попыталась вернуться к холодному образу язвы-всезнайки, но пролетела. Мужчины хрюкали в кулаки и прятали улыбки за раскаяньем. Наобещав гору неприятностей, женщина скрылась в дилижансе, громко хлопнув дверью.

– Горячая штучка, – Ромео поцеловал щепоть, совсем как повар на его кухне.

***

Инквизиторская стоянка в лесу больше походила на постоялый двор: расчищенное место для костра, добротно сколоченный стол, обтёсанные брёвна вместо скамеек и лежаки для сна под навесом. Журчание речки неподалёку и целое море звёзд над головой – прекрасная ночь. Служащие святейшей инквизиции знают толк в комфорте. Я понемногу отходила от роскоши Польнео, привыкая к дорожному минимализму. Хотя какой тут минимализм? Торе захватил с собой почти всё, чтобы в пути чувствовать себя как дома.

Синьорина Эспозито высунула сонную мордашку из дилижанса, когда ужин на столе только и ждал, пока мы на него набросимся. Есть хотелось невыносимо. Я бы предпочла остаться единственной синьориной в обществе очаровательных мужчин, но Мими разорвала мои надежды в клочья. Наблюдательница пришла в себя, навела красоту и вернула прежнюю холодность на мраморное личико.

– Добрый вечер, – она сдержанно улыбнулась и присела рядом с Ромео.

– Вижу, вы уже не обижены, синьорина Эспозито, – Ром протянул женщине кусок вяленого мяса на белом хлебе. – Простите нас, шутка не удалась.

– Почему не удалась? – карие глаза лекаря и наблюдательницы встретились. – Удалась.

Синьор Ландольфи растерянно замер, да и мы с Торе не поняли смены настроения Мими. Неужели несколько часов сна способны подарить этой кукле чувство юмора? Кажется, кроме едкого сарказма ей ничего не знакомо. Наблюдательница, не обращая внимания на наши обескураженные лица, потянулась за вином и сыром.

– Мими, вы меня пугаете, – Тор сделал глоток из фляги.

Напряжённый, сосредоточенный, он ждал, когда синьорина вытащит из сапога кинжал, чтобы метнуть в одного из нас. Держу пари, если не нож в голенище обуви, то ядовитое жало в прекрасном ротике уже готово впиться в плоть.

– Сальваторе, вы правы, – она отложила хлеб с мясом, отряхнула ладони и показала белые зубки в хищной ухмылке, – есть чего бояться.

– Пролейте свет, будьте любезны, – Торе пододвинулся ближе ко мне и обнял, словно желая защитить от фурии с лицом ангела.

– Мы не едем в Илиси, – холодно выдала наблюдательница.

– О как, – Ром исподлобья уставился на женщину.

– Именно так. Вы поможете мне, – Мими на пару мгновений задумалась. – Времени практически нет, поэтому тратить его на дальнюю дорогу считаю неразумным. Пост судьи инквизиции в Польнео свободен. Мне необходимо заслужить похвалу начальства, чтобы занять это место. Отныне Ловцы безумия будут делать то, что я прикажу.

– При всём уважении, синьорина Эспозито, – Тор растеряно улыбнулся, – я не помню, чтобы передавал вам командование.

– В этом нет необходимости, Сальваторе. У каждого из вас есть тайны, и волей случая, не без моего участия, секреты могут всплыть в самый неподходящий момент.

– О чём вы, Мими? – я поймала крючок во взгляде женщины на себе.

– Например, вы, Амэно, скрываете свою личность и живёте по поддельным документам. Пока не знаю почему, но раскусить этот орешек мне под силу. Поверьте.

Меня накрыло горячей волной жара. Рывок прохладного осеннего ветра остудил огонь в теле, оставив полыхать сердце. Пальцы Торе больно сжались на моём плече. В груди любимого закипала злость.

– Откуда у вас такая информация? – Ром поднялся с места и, обойдя стол, уселся рядом с нами, оказавшись напротив наблюдательницы.

– Это имеет значение? – она не ждала ответа лекаря. – Ваша тайна представляет куда больший интерес, синьор Ромео. Вы ведь сын Святейшего жреца Польнео?

– Что?! Вздор.

– О, нет – чистейшая правда! Ко мне попала переписка. Папа очень любит сына и не может отказать в слабости пообщаться.

Синьор Ландольфи побледнел. Тор глубоко вдохнул и закрыл глаза, едва сдерживая желание выхватить пистолет и пристрелить наблюдательницу. Фальшивые документы рядом не стояли с таким козырем в рукаве Мими. Для Святейшего жреца есть лишь одно правило, которому он обязан подчиниться беспрекословно – забыть свою семью. Жрец – посланник Великого Брата в нашем мире, и его душа, тело, разум должны принадлежать исключительно Богу. Вступая в должность, Святейший отрекается от родных навсегда. У него больше нет матери, отца, жены, детей – их имена держатся в строжайшем секрете, как и имя самого жреца.

– Дрянь, – Ром вложил такую ненависть, что я почувствовала её запах.

– Будет вам, Ромео, – женщина мягко улыбнулась. – Вы же понимаете, что если письма прочтёт кто-то из нашего начальства, жрец Польнео лишится поста. А если широкой публике станет известна фамилия Святейшего… – кажется, синьорина Эспозито сама удивилась собственной жестокости. – Всех членов вашей семьи казнят. Таков закон.

Ромео подскочил на ноги и приложил ладонь к взмокшему лбу. Миниатюрная повелительница бездны с насквозь прогнившей душой смотрела на нас глазами цвета кофе и улыбалась без улыбки на губах.

– Ты смелая, – Сальваторе усадил друга и сунул ему в руки флягу с вином. – Для хрупкой девушки, пожалуй, даже слишком смелая…

– Ваша очередь, командир. Если я ничего не путаю, юность вы провели в рядах Охотников на ведьм. Более того, именно ваша стая, – она сощурилась, глядя на Тора, – казнила синьору Макиавелли.

– Меня среди них не было, – едва слышно прошептал Ловчий.

– Сын святейшего судьи Сэнбари – Охотник, чья шайка прикончила его же мать. Отец оказал вам, Сальваторе, неоценимую услугу, когда лишил права быть частью семьи Макиавелли. Вы смогли поступить в академию инквизиции, дослужиться до звания начальника отряда с практически чистой репутацией. Но Ловцы безумия – другое. Да, командир?

– Что ты знаешь о Ловцах, тварь?! – Тор озверев, бросился на наблюдательницу. Ромео успел поймать друга.

– Достаточно, – женщина подскочила с места и шагнула назад, – чтобы утопить их в вашем позоре, Сальваторе.

– Клянусь Великим Братом, я убью тебя! – лекарь еле сдерживал разъярённого Торе.

– И это станет большой ошибкой. После моей смерти обнародуют завещание, к которому я лично пришила донос на каждого из вас.

– Ушам не верю! – синьор Ландольфи отпустил огорошенного Тора и нервно рассмеялся. – И ты провернула всё это за пару дней?

– Я не зря получаю жалование и знаю цену времени, – с каменным лицом заявила наблюдательница. – Вам нужно переварить ужин и новости. Завтра обсудим планы, – оставив нас, она скрылась в дилижансе.

Уютная инквизиторская стоянка будто превратилась в поле боя, где только что само исчадие бездны разгромило нашу армию в пух и прах. Глаза Сальваторе налились чернотой. Бешеная ярость окутала душу Торе. Мы с Ромом не могли удержать его. Ни мои мольбы, ни сила синьора Ландольфи – ничего не помогало. Тор крушил всё вокруг, орал как ненормальный и, в конце концов, врезал лекарю под дых, когда тот пытался не пустить к дилижансу. Ловчий упал на колени и прижался лбом к холодной земле. Его переполняло чувство безысходности.

– Ты в порядке? – Торе потянулся к Рому. Синьор Ландольфи лежал рядом, скрючившись, и пытался восстановить дыхание.

– Жить буду. Главное, ты успокоился, – в голосе лекаря не было ни обиды, ни злости. – У тебя снова приступы ярости, Тор.

– Разберёмся, – выдохнул он и поспешил ко мне. – Я напугал тебя? – синие глаза моего мужчины – всё, что могла желать сейчас.

– Когда мне бояться? Глушила твой огонь в своём сердце.

– Прости, куколка, – он уткнулся в моё плечо.

– Не время для сантиментов, друзья, – Ромео поднялся и подобрал флягу с вином. – Думаем.

– Может быть, стоит поискать её завещание? – несмело предложила я.

– Чего искать? – Сальваторе взял с земли кусок хлеба и, сдув с него грязь, отправил в рот. – Лежит себе в сейфе банка Польнео.

– Мы едем грабить банки, друзья, – закряхтел синьор Ландольфи, схватившись за живот.

– Не едем, – с набитым ртом прошамкал Тор и сжал щепотью переносицу.

Поток мыслей Сальваторе грозил смыть моё сознание. Командир Ловчих вертел в голове тысячу вариантов одновременно, рассматривал сотни вероятностей, пытаясь сделать правильный выбор. О, Сильван… Куда Мими сунулась, в какую бездну попыталась нырнуть с головой? То, что мы услышали от фарфоровой куклы, тянуло на смертный приговор, и никакие доносы, даже надёжно спрятанные в сейфе, ей уже не помогут. Мой кучерявый пухляк с мягкими губами исчез, вместо него на поляне стоял незнакомый человек – словно высеченный из монолитного камня, готовый стать надгробной плитой на могиле синьорины Эспозито. Стало жутко. Неужели это и есть мой Торе? «Я несу благо, но только тем, кто этого заслуживает…» – слова, сказанные, инквизитором, вспыхнули в памяти, и я вздрогнула.

– Амэно, – Торе коснулся моей щеки губами, выдернув из воспоминания, – тебе нужно отдохнуть, – он заглянул мне в глаза и перевёл взгляд на лежанки под навесом. – Попытайся поспать, а мы с Ромом кое-что обсудим.

Глава 9

Синьорина Эспозито прошлась стенобитной машиной по нашим жизням. Один из секретов Сальваторе раскрылся, оставив облако пыли. Тор каждый день пожирал себя, выворачивал душу и ломился в закрытую дверь. От прошлого невозможно сбежать. Оно протянет руки в попытке обнять, прошепчет пересохшими губами забытые стихи и, в конце концов, ляжет на грудь могильной плитой.

– Амэ, я знаю, ты не спишь, – Тор осторожно коснулся моего плеча.

Закутавшись в одеяло с головой, уселась на лежанке. Ром спал у огня, а Сальваторе, сжимая в руке фляжку с вином, устроился на земле и смотрел на меня пьяными, мутными волнами синих глаз. Не жалела, не осуждала, просто видела его голую, захмелевшую душу. Грудь не разрывалась от эмоций Торе. Я, словно птица, вырвавшаяся из клетки, расправила слабые крылья и кружила над поляной.

– Куколка, ну скажи хоть что-нибудь, – Сальваторе уронил голову мне на колени и замычал, – умоляю тебя.

– Торе, мой Торе, – я запустила пальцы в мягкие кучеряшки, – что я должна сказать?

– Не знаю, я боюсь читать твои мысли.

– Думаешь, я стану винить тебя в смерти матери?

Широкая спина Тора вздрогнула, он вцепился пальцами в мои бёдра, сжав до боли через шерстяное одеяло. Хотела обнять, утешить, разбиться вместе с его сердцем, но это вовсе не то, что требовалось: он отчаянно желал, чтобы я забрала хоть каплю его страданий. Тор намеренно пытался причинить мне боль, но и она исчезала, растекаясь под кожей, не доставляя мук.

– Милый, я не могу.

– Не понимаешь, – он поднял голову и застыл. – Я боялся говорить с тобой об этом… не из-за матери, – хмельной язык его не слушался.

– Ты пьян, ложись спать, – потянула его на лежанку. – Я не могу… не могу смотреть на тебя в таком состоянии.

Торе выдернулся из моих рук, неловко повалился на увядшую траву, поднялся и, шатаясь, зашагал к костру. Он вернулся, сжимая в руке тряпичную сумку. Грузно опустившись рядом, Сальваторе положил её мне на колени.

– Там. Взгляни.

Запустила руку в дорожный мешочек и среди вороха бумаг нащупала склянку. Догадка мелькнула в голове прежде, чем я достала бутылочку. Знакомые коготки заскребли душу – именно её я нашла ненастным утром в сундуке инквизиторского отряда. Желтоватая тягучая жидкость с семенами тмина лениво бултыхалась за толстым стеклом.

– Знаю, ты уже видела это.

– Видела.

– Так задай вопрос, который хотела.

– Что это?

– Зелье инициации, – от ответа мир на секунду пропал.

Конечно, я не могла понять, что внутри склянки. Откуда мне – прирождённой ведьме, знать, как выглядит и пахнет зелье инициации. Этой жидкостью пользуются, обращая женщин в ведьм – таинство не для широкой публики. Перед сложным ритуалом нужно выпить несколько капель, и на теле появится метка бездны. Она не наделяет колдовской силой, это всего лишь напоминание – дар посланный хозяином – высшая милость, помни, будь благодарна. Ведьмы от рождения брезгливо называют таких сестёр меченными, считая низшим сословием, а инквизиция рассматривает пятно как доказательство связи с бездной.

– Откуда у тебя…

– Амэ, правильнее спросить – зачем?

Сальваторе словно в один миг протрезвел. Он смотрел на меня ясными глазами и ждал, пока я коснусь его мыслей. Я молчала, крепко сжимая бутылочку в кулаке. Ночь сминала нас в комок, в единое целое, давя темнотой со всех сторон. Костёр почти угас, осенний ветер щекотал холодом кончик носа. Я слышала ровное дыхание Ромео, шуршание речки неподалёку и шелест мыслей Торе – нет, ты расскажешь сам.

– Почти все мои деньги заработаны на этом, – Сальваторе с ненавистью глянул на склянку. – Всё просто, куколка, я приходил в таверну…

Перед глазами замелькали воспоминания Ферро Макиавелли. Юноша лет семнадцати-восемнадцати с лысой головой и стройным телом беспечно ворковал с девушкой за столиком в многолюдном зале таверны. Синьорина хохотала, запивала смех вином и игриво оголяла плечико, намекая на продолжение вечера. Когда девица отвернулась, в её кружку опустилась капля вязкой жидкости из склянки. Ферро сработал ловко и незаметно. Синьорина почувствовала едкий запах, принюхалась к вину, но хмель делает людей беспечнее. Они поднялись по лестнице в одну из комнат таверны, с поцелуями, под улюлюканье пьяной публики. Макиавелли нравилось её тело, его до дрожи возбуждали идеальные изгибы шеи и плеч. Юноша жадно впивался поцелуями в загорелую кожу, раздевал синьорину и шептал что-то ей на ушко. Он сходил с ума от податливости девичьего тела и желания обладать им. Как только сладкий стон Ферро растворился в душном воздухе комнаты, синие глаза парня блеснули чёрным…

– Я их всех так, – Торе на выдохе вылил слова признания, – сначала опаивал вином вперемешку с зельем, а потом тащил в постель. Пока мы… – он осторожно взглянул на меня, – метка успевала появиться, потом я вёл синьорину нашему главному. Вожак ценил мою работу, щедро платил. Он сдавал девушек инквизиторам, за хорошие деньги, а меня называл – Ищейка Ферро.

– Хватит, – я сомкнула веки, заставляя исчезнуть горящую в огне, неистово орущую синьорину.

– Отец узнал…

– Хватит.

– Амэ… – Тор упал на колени, его руки обожгли холодом. – Не знаю, как теперь смотреть тебе в глаза, – он резко дернулся назад, я успела сжать его ладонь.

– Я – часть твоей души, но я не твоя совесть, Тор.

Мы укрылись одеялами и молчанием – ни слов, ни попыток понять чувства друг друга. Торе крепко обнимал меня сзади и, кажется, боялся расслабить руки, словно могу убежать, исчезнуть, ускользнуть от него – а я не могла...

***

Сквозь сон почувствовала запах жареного мяса – восхитительный аромат наивкуснейшего блюда, приготовленного на костре. Сновидение почти растворилось, но я успела разглядеть исходящую жиром румяную корочку, вдохнуть тепло, отдающее дымком, а через мгновение подскочила на лежанке, рванув на себя шерстяное одеяло. Тугое волнение ворочалось в груди, душа словно кувыркалась в теле пытаясь занять правильное положение. Никак не могла сообразить, где нахожусь, а приятный шлейф жаркого превратился в смердящую вонь безумия.

– Амэ? – Торе сонно щурил опухшие глаза. – О, печати, Ром! – ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что происходит. – Ром, просыпайся! – Сальваторе перемахнул через меня и бросился будить друга.

Не успевшая окрепнуть реальность заплясала фавнами вокруг костра. Клянусь козлоногим, я очутилась на шабаше. Сёстры разделывали свинью на жертвенном камне, переливы веселой скрипки так и подпихивали в спину – станцуй, а Сильван с золотым кубком в руке, постукивая копытом, восседал на деревянном троне.

– Что это? – голос Тора холодным эхом коснулся ушей.

– Корень Ши, настойка, – Ромео оставался спокойным. – В прошлый раз помогло.

– Амэ, пей. Ну же…

– Погоди, мне нужно взять у неё кровь.

– Сейчас? В своём уме, нет?!

– Торе, остынь! Именно сейчас.

Мягкие руки Ромео, боль от прикосновения острого кусочка металла к подушечке моего пальца, горлышко склянки упёрлось в зубы, и я жадно глотнула сладковатое лекарство.

– О, Сильван.

– Твоё имя, – лекарь коснулся моего подбородка.

– Амэно Гвидиче, – яркие блики костра в карих глазах Рома, и я вернулась на поляну.

– Голова ясная?

– Вполне.

– Всё в порядке, – Ромео отправился к лекарскому саквояжу, брошенному у дилижанса.

Эта ночь – голодная стая, крадущаяся по сумрачной пустыне чьих-то снов. Она призывала дочерей бездны к трону Сильвана отпраздновать осень, всласть потанцевать, забыться в шальном пламени веселья. Хотелось раздеться и, не чувствуя осенней прохлады, взмыть к луне. О, козлоногий, хорошо, что мы не взяли с собой метлу…

– Амэ, что происходит?

– Шабаш.

– Где?

– В лесу, рядом. И ещё… – Вонь не исчезала, драла ноздри почище чеснока, оставляя во рту привкус гнили. – Безумная ведьма.

– На шабаше?

– Не знаю. Скорее – нет, чем – да.

Душа разрывалась от противоречивых ощущения. Призрак Амэрэнты Даловери настойчиво бренчал цепями, умоляя снять оковы, отпустить на праздник, а Амэно Гвидиче стыдливо прятала глаза от Сальваторе в надежде, что он не заметит ожившей дочери бездны.

– Работаем, – Торе одним словом умудрился стереть все лишние мысли из моей головы.

– Не так быстро, – синьорина фурия распахнула дверь дилижанса, – я с вами.

Ромео едко хохотнул. До сих пор лекарь не обращал внимания на нас с Тором, занимаясь изучением капли моей крови. Он отвлекался от трубочки на подставке только чтобы сделать записи, но появление Мими не оставило Рома равнодушным.

– Вам смешно, синьор Ландольфи? – женщина огрела лекаря вопросом, словно хлыстом.

– Кто в инквизиции служил – над арлекином не смеётся, – Ром отправил ей сдержанную улыбку.

***

Первые лучи солнца коснулись земли. Рассвет разогнал шабаш, а вот смрад... Полоумных сестёр на праздниках не жалуют, если и забредёт какая, пнут, не постесняются. Портить лёгкую атмосферу пиршества безумными рассказами – дурной тон. Искренне не могла понять, зачем сумасшедшей тут околачиваться.

Сальваторе ступал осторожно, стараясь не ломать ветки под ногами, не шуршать сухими листьями. Он напряжённо всматривался в светлеющую даль, иногда оборачиваясь ко мне. «Ловчий вышел на охоту» – я мысленно улыбнулась Тору. Он подмигнул в ответ и вздохнул, встретившись взглядом с нашей карманной фурией. Наблюдательница вздрагивала от каждого шороха, а когда огромный ворон на ветке вежливо с ней поздоровался, попыталась вцепиться мне в руку.

– Синьор Сальваторе, – тяжело дыша, она едва поспевала за нами, – каков план?

Командир резко остановился, синее море его глаз дрогнуло волной азарта. Тор улыбнулся и провёл языком по пухлым губам:

– Девочка, ты вчера приняла командование Ловцами.

– Я? Нет, вы неверно истолковали…

– Как сейчас помню!

– Нет-нет, – синьорина Эспозито замахала ручками, – я должна фиксировать ваши ошибки. Я… – она осеклась, вспомнив вчерашний разгром наших тайн. – Я всего лишь хочу получить рекомендации.

– Уже вижу, как ты въезжаешь на моей спине в сады Великого Брата.

– Выше потолка птичке не взлететь, – я шагнула к наблюдательнице.

– Нюхай! – чирикнула Мими.

Осталось встать на четвереньки, уткнуться носом в землю и нетерпеливо поскуливая, взять след. Синьор Сальваторе отрицательно покачал головой – пришлось подчиниться настоящему командиру Ловчих. Вдохнула свежий утренний воздух, голова пошла кругом, и я пошатнулась, едва устояв на ногах. Торе подхватил меня и суетливо достал из кармана флакон с настойкой.

– Что это? – Мими с любопытством наблюдала, как я принимаю лекарство.

– Желаете? – протянула склянку наблюдательнице. – Отлично успокаивает.

– Я не взволнована, – фыркнула синьорина фурия.

Пожав плечами, сунула бутылочку в сумку на поясе и продолжила путь. Под действием настойки из корня Ши прекрасно удавалось сохранять душевное и телесное равновесие. Прежде чем выйти на тропу, мы перебрались через огромные, поросшие мхом поваленные деревья, прошли сквозь заросли сухостойной травы, собрав на одежды коллекцию колючек. На этой тропинке – с деревьями, сплошь усеянными вешенками, колдуньи приземлялись на мётлах, прибывая на шабаш. Солнце поднялось высоко над лесом, праздник закончился, и дочери бездны разлетелись по домам – все, кроме одной.

– Дорога заканчивается поляной, безумная там. Жду ваших распоряжений, – я старалась отдать голосу всю кротость, на которую была способна.

Синьорина Эспозито не могла исполнять обязанности командира – бедняжку лихорадило. Страх перед ведьмами и желание занять пост судьи Польнео – отвага на грани слабоумия.

– Мими, мы ждём, – Тор тряхнул наблюдательницу за плечо.

– Я останусь здесь.

– Идея! – он потянул Мими к себе. – Выпихну тебя к ведьме, а когда она закончит, п-п-пристрелю полоумную и не обделаюсь.

– Вы не можете! Тогда моё завещание… даже если тело не будет найдено, через год меня объявят умершей.

– Год – это целая вечность, – моё сердце окутал туман мести. – Придумаем что-нибудь.

Мими, пытаясь упираться, трепыхалась в стальной хватке командира. По мраморным щёчкам катились хрустальные слёзы, она кривила губки в мольбе, но Торе это не остановило. Образ идеальной женщины осыпался старой фреской, обнажив трусливую девчонку, не знавшую цену словам и поступкам. Сальваторе не собирался воплощать «идею», он хотел выбить из Мими желание идти по головам в угоду карьере.

– Торе, постой, – я старалась говорить тише, – слишком близко. – Только крутой пригорок разделял нашу троицу и безумную ведьму.

Сердце зашлось ударами, я закрыла глаза, воссоздавая запах утреннего кофе и выпечки из столовой синьора Ландольфи. Рулон воспоминаний развернулся – дыхание выровнялось, смрад безумия ослаб.

– Обычно я не такой добрый, но с похмелья… – шепнул Тор и отпустил наблюдательницу.

Синьорина Эспозито, кажется, не поняла, что произошло. Молча глотая слёзы, она села и, подобрав колени к груди, уставилась под ноги. Хотелось верить, что кукольную голову занимают правильные мысли, ну или хотя бы их ростки.

Я опустилась на землю и ползком добралась до вершины горки. Среди остатков стихшего пира, ковыляя, суетилась наша добыча. Ведьма хватала объедки и складывала в прохудившийся мешок. Куски хлеба, надкушенные яблоки, раздавленные виноградинки вываливались через дырки в ткани размером с кулак. Дочь бездны с жадностью цепляла кривыми пальцами потерянное и упорно совала обратно. Несколько раз обошла жертвенный камень, что-то бормоча себе под нос и, собрав горсть свиных потрохов, спрятала в карман грязного передника.

Во взгляде полоумной не было ничего, кроме голода и бесконечной усталости. Эта женщина стояла на пороге мучительной смерти – последней ступени сумасшествия, когда бездне уже плевать на своё дитя. Хозяин выжал соки, выпил до дна, а голоса тёмных духов в голове слились в бесконечном шуме. Она больше не могла навести порчу, наслать проклятье. Разум ведьмы ослаб до предела, но в сердце гуляли тени надежды.

В нищете больше остального ненавидела сосущий голод – сунуть в рот хоть корку чёрствого хлеба, хоть щепоть размоченного зерна, лишь бы не чувствовать этот ужас. И сейчас вид искалеченной безумием сестры, собирающей остатки щедрого пира, разрывал душу, вызывал желание орать и рыдать.

– Амэ, я никогда не встречал таких… – вздрогнула от шёпота Торе рядом. Он с болью смотрел, как уродливое дитя бездны с всхлипами радуется находке – нетронутому персику.

– Не многие доживают до этого, – горло и сердце сдавило отчаянье. Поднимаясь, я не чувствовала ног.

Женщина посмотрела на меня. Нависшие веки, косматые брови, простодушная беззубая улыбка – мне захотелось вырвать из груди пульсирующий комок боли. Сальваторе переводил потерянный взгляд с ведьмы на меня. Ловчий по-детски наивно надеялся обойтись без выстрела, уйти, не оставив за спиной костёр.

– Ей нужна эта пуля, Торе, – не знаю, кому больше требовались эти слова – мне или любимому.

В руках кудрявого командира появился пистолет, украшенный гравировками-завитушками. Секунда – их глаза встретились, дочь бездны протянула своему палачу жёлто-красный персик.

– О, Великий Брат помоги мне… – отчаянно взмолился Сальваторе. Он опустил оружие и утёр взмокший лоб рукавом.

Клянусь, козлоногим, я слышала, как из шума в голове ведьмы вырвался писклявый тёмный дух. Женщина зашептала смертоносное проклятье – медленно, сбивчиво, коверкая слова древнего языка.

– Fermati con il nome di Silvano, – дождавшись подходящей паузы, я прервала заклинание. Ведьма с облегчением вздохнула.

Заметила макушку синьорины Мими за пригорком. Наблюдательница, как ей и положено – наблюдала… Боясь выйти на поляну, трусливо прячась – позор святейшей инквизиции. Я перевела глаза на безумную. Она всё ещё стояла с протянутой рукой, держа на ладони персик, и с надеждой смотрела на Торе. Он сглотнул комок сомнений и направил дуло пистолета на женщину. О, печати, эта дочь бездны сполна поплатилась за грехи, переступив черту сумасшествия, за которой нет ничего, кроме пустоты и надежды на искупление. Надежда – самое отвратительное из чувств, ведущее в темноту, заставляющее верить в светлый финал. Непослушными пальцами отыскала серебряную печать в сумке на поясе и, забрав персик, вложила в руку сестры. Ведьма удивлённо посмотрела на медальон, подняла на меня растерянные глаза и, застыв на мгновение, вознесла руки к небу. Она не знала слов хвалы, я – забыла. Мы молились вместе, просили Великого Брата сердцем. Перед лицом смерти, в ожидании избавления единственной необходимой вещью остаётся прощение. Шаг назад, второй, третий… – выстрел.

***

Уезжая из Польнео, рисовала в голове совсем другие картины – мы будем казнить полоумных ведьм, причинивших море страданий и боли людям. Надеялась никогда не усомниться в этом, но сегодняшнее утро оборвало струны души, и я забыла ноты наивной мелодии.

Синьор Сальваторе наглухо закрылся от моих попыток понять его чувства. Не знаю, как, но Торе это удалось. Тор разрубил огромный трон козлоного, соорудил помост для огня и, положив несчастную ведьму сверху, наконец, заговорил:

– Амэно, послушай, – он схватился щепотью за переносицу, отрывисто выпуская слова, – сейчас я разведу костёр, и мы уйдём. И больше никогда…

– Торе, я…

– Не перебивай! – Сальваторе отнял пальцы от лица, его глаза снова налились чёрным. У меня внутри всё сжалось.

Командир не закончил. Он рванул к пригорку, у подножья которого до сих пор пряталась Мими. Тор вытащил наблюдательницу на поляну, как котёнка за загривок. Синьорина Эспозито не сопротивлялась, неуверенно перебирая ногами по земле.

– Смотри! – Торе намотал каштановые кудри Мими на кулак и силой склонил над трупом ведьмы. – Думала, на прогулку вышла?!

– Пустите! – в ужасе умоляла Эспозито, упираясь руками в помост. – Прошу…

– Тор! – стало не по себе от вида человека, в котором с трудом улавливала черты моего мужчины.

– Помолчи, Амэно! – Сальваторе сорвался. Он не мог сдержать ярость – острую, раскалённую до предела, выжигающую сердце изнутри. – В Польнео тебя берегли, усадили на тёплое место наблюдателя, – Ловчий потянул Мими к себе, – но ты захотела большего – стать судьёй. Что же, давай, заработаем для тебя немного похвалы, – с этими словами Торе отпустил волосы наблюдательницы и отпихнул от себя.

Синьорина неловко попятилась назад, но устояла на ногах. Она тяжело выдыхала ненависть и отчаянье, страх и боль, которую ей причинил Сальваторе. Ловчий зарядил пистолет и направил на женщину:

– Фиксируй наши ошибки, – ледяным тоном заявил командир.

– Вам это с рук не сойдёт! – фурия снова блеснула в карих глазах Мими.

– Фиксируй!

– Иди в бездну, ублюдок!

Грохот выстрела оглушил писком в ушах. Я прижала подбородок к груди и зажмурилась, а когда открыла глаза, синьорина Эспозито уже лежала на земле. Тор раздувал пухлые щёки и смотрел в одну точку. Пистолет выскользнул из его рук, глаза посветлели. Я бросилась к наблюдательнице. О, Сильван, это конец… конец Амэно Гвидиче, Тора Сальваторе, Ромео Ландольфи и его семьи, конец Ловцов безумия. О, печати! О, Великий Брат! Мими выдала тихий стон, волна напряжения схлынула, и я чуть не улеглась рядом с фурией. Цела – ни царапины, просто лишилась чувств. Тор не промахнулся бы, он слишком хороший стрелок.