Текст книги "Пальмы в снегу (ЛП)"

Автор книги: Лус Габас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Килиан тоже был удивлен.

– Надо же, а я никогда не слышал эту историю! Почему вы никогда не писали нам об этом?

– Не хотел вас беспокоить, – ответил отец, пожимая плечами. – Думаешь, ваша мать отпустила бы вас сюда, если бы знала об этой истории? А кроме того, мне казалось, было бы глупо об этом писать, и, уверяю вас, что в эти минуты мы все ужи прощались с жизнью и вспоминали о родных. Как говорит мой добрый Хосе, трудно описать страх; но если уж он в тебе поселился, ещё труднее от него избавиться.

Хакобо прижал руку к груди, радуясь, что ему не довелось пережить столь ужасных впечатлений.

– Обещаю больше никогда не жаловаться на морскую болезнь, – заявил он, – а подходить к борту лишь для того, чтобы полюбоваться дельфинами и китами, следующими за кораблем.

Килиан наблюдал за отцом. Он казался немного другим. Он обычно бывал серьёзным, и характер имел довольно суровый. Но сейчас в его рассказе о кораблекрушении ощущалась тень грусти. Или то был страх? И ещё этот жест – рука, прижатая к животу...

– Папа... ты хорошо себя чувствуешь?

Антон, похоже, начал приходить в себя.

– Все хорошо, сынок. Просто последний сезон оказался тяжелее, чем я думал. – Было очевидно, что он хочет сменить тему. – Из-за пасмурной погоды урожай оказался меньше, чем мы ожидали, и пришлось работать больше обычного.

Антон поспешил вспомнить о своей роли строгого отца, пока сын не успел вмешаться.

– Ты привёз своё свидетельство о рождении?

– Да, конечно.

Килиан знал, что сейчас начнутся расспросы.

– А сертификат о благонадежности и несудимости?

– Да, привёз.

– А военный билет?

– Тоже привёз. И медицинское свидетельство, что я не болен туберкулёзом, составленное по всей форме, и свидетельство об окончании школы, что я умею читать и писать... Ради Бога, папа! Ты мне напоминал об этом в пяти письмах! Как я мог об этом забыть?

– Хорошо, хорошо. Ты был бы не первым, кого отправляют назад из-за несоответствия требованиям. На корабле тебя привили от малярии?

– Да, папа. Мне сделали на корабле прививку, и я взял об этом справку. Что-нибудь ещё?

– Только одно... Надеюсь, ты не забыл... то есть, вы не забыли... – Голос его звучал сурово, но в глазах плясали чертики. – Вы привезли то, что я просил прислать у вашей маму?

Килиан облегченно вздохнул, поняв, что допрос окончен.

– Конечно, привезли. Чемодан Хакобо доверху набит одеждой, хамоном и чорисо, фундуком, банками с персиковым компотом и превосходными джемами, которые готовит мама. А ещё она прислала длиннющее письмо, которое при мне запечатала семью печатями, чтобы точно никто не вскрыл.

– Хорошо.

Хакобо и Мануэль промолчали. Они уже подъезжали к месту назначения и знали, что скоро будут у цели. Они были рады прибытию, но уже растеряли волнующее нетерпение первых впечатлений, в отличие от Килиана.

Хакобо прекрасно знал, что как только минуют рождественские праздники, работы на плантации станет меньше; а значит, ему предстоит развлекаться в городе в ожидании выручки за проданный товар, затем вернуться домой и немного отдохнуть, после чего все начнётся сначала. Все пойдёт по тому же кругу, который длится два года. Возможно, то же самое происходит в любой другой части света. И все же при одной мысли о приближении к острову он ощутил в груди сладкое томление.

Такое чувство возникало, только когда корабль приближался к столице острова.

– Смотри, Килиан! – воскликнул Хакобо. – Мы вошли в залив Санта-Исабель. Не упусти ни единой детали! – В его зелёных глазах вспыхнул огонь. – Понравится тебе здесь или нет, проживёшь ты здесь два года или двадцать лет, полюбишь ты этот остров или возненавидишь... Послушай, что я тебе скажу: ты никогда не сможешь стереть из памяти эту картину. Никогда!

III

Green land (Зеленая земля)

Когда они прибыли в Фернандо-По, представшая глазам Килиана картина отпечаталась в его памяти на всю жизнь. Чем ближе корабль подходил к берегу, тем причудливей казалась изрезанная линия маленьких пляжей, бухточек и заливов, обрамлённая пышной зеленью. Сияние золотого песка и бирюзового моря почти ослепляло. Здесь были все оттенки зеленого, какие только можно представить – от нежного цвета весенней листвы и летних зелёных яблок до самого тёмного оттенка лесной чащи, а между ними – изумрудное сияние умытых дождём весенних лугов. Килиана охватило странное чувство мягкости, свежести и покоя, и в то же время он ощутил прилив сил, которые давало ему изобилие и плодородие этой земли – царства пышной и буйной растительности.

Корабль развернулся, готовясь войти в широкий залив Санта-Исабель, казавшийся огромной подковой, обрамлённой зеленью, среди которой были разбросаны белые домики в окружении пальм. Два волнореза естественного происхождения – один из них, на востоке, назывался мысом Фернанды, а западный мысом Кристины – являли собой два конца подковы, лежащей у подножия высокой горы с подернутой туманом вершиной. Килиану она напомнила знакомый пик над долиной Пасолобино.

– Сейчас корабль пришвартуется к вот к тому старому молу, – разъяснил отец, указывая на маленький бетонный выступ причала. – Я слышал, собираются строить новый порт возле мыса Кристины, где можно будет пришвартовываться вдоль берега. Хорошая идея: этот причал слишком уж неудобный.

И тут Килиан заметил, что корабль развернулся перпендикулярно береговой линии, где уже стояли несколько барж, готовых к погрузке и разгрузке.

Они направились к кормовому трапу, чтобы сойти на берег. Резкий запах селитры заглушал нежные ароматы шоколада, кофе и гардений и жасмина. День клонился к вечеру, но от земли исходил невыносимый жар.

– Ну и пекло, – пробормотал Килиан, утирая вспотевший лоб. – А сколько зелени! Сплошная зелень!

– Это да, – согласился Хакобо. – Здесь воткни в землю любую палку – и она прорастёт!

На причале несколько человек таскали мешки с углём; другие катили бочки, третьи помогали разгружать баржи. Килиан попытался представить, какая суматоха творится здесь во время сбора урожая, когда на суда и баржи грузят сотни мешков с кофе и какао, чтобы развезти их в разные концы света.

– Хосе ждёт наверху, – сообщил Антон.

Он кивнул в сторону крутой тропинки, идущей параллельно стене, над которой виднелись крыши первых зданий. Антон поднял чемодан Килиана и окликнул парочку ближайших грузчиков:

– Eh, you! Come here!

Те недовольно переглянулись, даже не думая выполнять приказ.

– You hear what I talk? – Повысив голос, Антон грозно двинулся к ним. Взяв один чемодан, он указал рабочим на вещи Хакобо и Мануэля. – Take this! Живо! Quick! Возьмите! Up!

Негры подчинились, подхватили чемоданы и направились вслед за белыми по крутой узкой тропинке, ведущей от мола к проспекту Альфонсо XIII , в том месте, где он выходит на площадь Испании.

– А ты знаешь, Килиан, что эта тропинка называется тропой лихорадки? – спросил Мануэль.

– Нет, я не знал. И почему ее?

– Потому что есть примета: каждый, кто по ней поднимется, непременно заболеет лихорадкой. Скоро ты в этом убедишься.

– Теперь-то ничего страшного, благодаря лекарствам, – вставил Хакобо, – но сто лет назад все, кто здесь проходил, умирали. Все. Верно, Мануэль? – Тот кивнул. – Вот почему отправляли одну экспедицию за другой. Этому невозможно было противостоять.

Килиан поежился. Он обрадовался, что родился в более цивилизованную эпоху.

– Сам я не видел, – произнёс Мануэль, – но говорили, что по этому крутому узкому склону много лет назад ходил поезд. Это правда, Антон?

– О да, – ответил Антон, пользуясь возможностью остановиться и передохнуть. – Я сам видел. Очень полезная штука для доставки грузов в порт. Железную дорогу начали строить в 1913 году, чтобы соединить Санта-Исабель и Сан-Карлос – городок на юго-западе. Но этот проект был заброшен двадцать пять лет назад, из-за постоянных поломок и огромных расходов на ремонт и обслуживание дороги в джунглях.

Килиан улыбнулся, представив игрушечный паровозик, крейсирующий по крошечному острову.

Тропинка, по которой они поднимались, и впрямь оказалась крутой, но при этом достаточно короткой для людей, привычных к горным дорогам. К тому же им не пришлось самим тащить тяжёлые чемоданы. Он заметил, что отец, которого он помнил сильным и гибким, теперь при малейшем усилии начинал задыхаться.

Они оставили позади стену, увитую плющом и местной лианой эгомбегомбе – из массы ее широких карминных, желтых и зелёных листьев выглядывали маленькие нежные белые цветочки – и поднялись ещё выше. Их глазам предстала большая площадь – естественная терраса, нависшую над берегом. Она была огорожена балюстрадой и украшена фонарями, стоящими через каждые несколько метров. Посреди площади, уставленной вазонами с цветами, высились несколько зданий в колониальном стиле, с боковыми галереями и двускатными крышами, чья красота прямо-таки поразила Килиана.

– Это католическая миссия, – принялся объяснять Хакобо. – А вон в том здании – «Каталонка». На первом этаже таверна, с которой ты скоро познакомишься. А вон то здание, на которое ты так пялишься, разинув рот – наш чудесный собор... Нет, – внезапно прервался он. – Лучше оставим осмотр достопримечательностей на потом, я тебе все покажу... Не волнуйся, у тебя ещё не раз будет случай побывать в Санта-Исабель.

Килиан ничего не сказал, поглощённый великолепным сочетанием буйной природы и гармонии лёгких построек, таких радостных, столь непохожих на угрюмые каменные дома Пасолобино. Его взгляд перекидывался с одного здания на другое, с человека на человека, с невыразительной одежды белых на пестрые разноцветные наряды местных жителей.

– А вон и наш Хосе! – возвестил Антон, взяв Килиана за локоть и направив по улице. – Ты смотри! Он взял новую машину. Ну и дела! Идём, идём скорее! Нужно вернуться на плантацию до ужина, чтобы познакомить тебя с управляющим.

Они подошли к стоявшему рядом с блестящим чёрным «мерседесом-220S» улыбающемуся мужчине, и отец представил его как Хосе, о котором он столько рассказывал во время своих приездов в Каса-Рабальтуэ.

– Ну вот, Хосе, это мой сын Килиан. Наконец-то ты познакомишься с ним лично. Не знаю, знаком ли ты с Мануэлем, но с этой минуты он будет нашим врачом.

Хосе поприветствовал их широкой улыбкой, показав великолепные зубы. У него была короткая, безупречно подстриженная седеющая бородка и столь же безупречный кастильский выговор, хоть и с несколько своеобразным акцентом, который становился особенно заметным, когда он произносил «р», грассируя на французский манер, или выговаривал некоторые слова, делая ударение на последнем слоге, что придавало его речи несколько прерывистый ритм.

– Добро пожаловать в Фернандо-По, масса, – трижды повторил он с поклоном, обращаясь сначала к Килиану, затем к Мануэлю и, наконец, к Хакобо. – Надеюсь, вы хорошо доехали. Багаж уже погружён, масса Антон. Можем ехать, когда скажете.

– Почему ты не взял «лендровер»? – спросил Антон.

– У него в последнюю минуту отвалилось колесо, и масса Гарус разрешил мне взять эту машину.

– Хорошенькое начало.

Изображая услужливого шофёра, Хакобо открыл заднюю дверцу, впуская Килиана и Мануэля.

– Эта роскошь – только для начальства, – пояснил он.

Остальные благодарно улыбнулись и устроились на сиденьях из светлой кожи.

– Папа, вы тоже садитесь назад, – распорядился Хакобо. – Хосе сядет впереди. Я поведу.

Хосе и Антон переглянулись.

– Даже не знаю, что по этому поводу скажет Гарус... – усомнился Антон.

– Ладно, поехали, – заявил Хакобо. – Не обязательно ему сообщать. В конце концов, когда мне ещё повезёт вести такую машину?

Хосе пожал плечами и направился к задней дверце машины.

Сидя между отцом и Мануэлем, Килиан имел возможность как следует рассмотреть Хосе. Он заметил, что его связывают с Антоном самые тёплые, даже дружеские отношения. Да и немудрено: они ведь столько времени знают друг друга! Очевидно, Хосе был на несколько лет моложе его отца. Хосе был из народа буби, к которому принадлежала большая часть островитян, и работал бригадиром сушильщиков, что было довольно странно, поскольку эту должность обычно занимали белые. Более тяжёлую работу выполняли нигерийцы-брасерос, которые, по большей части, были уроженцами нигерийского города Калабар.

Антон рассказывал, что, когда приехал сюда в первый раз, Хосе приставили к нему как боя – так здесь называли молодых слуг, которые стирали белым одежду и убирали их жилища. У каждого белого был свой бой – так что Килиану тоже кого-нибудь дадут – а семейные пары могли иметь и больше, чтобы нянчить детей.

Через много лет Антон сумел убедить управляющего плантацией, что Хосе трудолюбив и хорошо понимает брасерос, а значит, может присматривать за работой в сушильнях, самой важной частью в производстве какао. Со временем сеньор Гарус вынужден был признать, что не все буби или другие коренные жители острова ленивы, как полагали колонизаторы.

Они ехали по прямым и симметричным улицам Санта-Исабель с похожими белыми зданиями. Оставили позади пешеходов в кричащих нарядах, придающих городу веселый, летний и кокетливый вид, и оказались на пыльной дороге, по обочинам которой росли молодые деревья, что со временем превратятся в пышные и густые рощи какао-деревьев.

– Скоро все сами увидите, масса, – сказал Хосе, глядя в зеркало заднего вида. – На равнине здесь сплошь какао и пальмы. На склонах горы, в пятистах метрах над уровнем моря – посадки кофе. А ещё выше – бананы и абака.

Килиан кивал в ответ на объяснения Хосе, а тот явно был рад снова описать маршрут, как, вероятно, уже делал когда-то, сначала с Антоном, потом с Хакобо. Те в это время молча созерцали пейзаж, открыв окна, чтобы впустить немного воздуха и освежиться, хотя это было непросто.

Они проехали пять или шесть километров, когда Мануэль указал Килиану вперёд, через лобовое стекло.

Килиан посмотрел – и восхищённо ахнул. Несколько секунд ему казалось, что из-за усталости и тревог последних недель он сошёл с ума, и теперь у него начались видения. Прямо перед ними огромный дорожный знак возвещал, что они въезжают... в Сарагосу! Но Килиан тут же сообразил, что это всего лишь название ближайшей к плантации деревушки.

– Это дерево посадил предок нынешних владельцев Сампаки, – пояснил Антон, когда они проезжали мимо дерева высотой метров двадцать перед одним из зданий. – Его звали дон Мариано Моро.

Килиан, знавший эту историю, кивнул, все ещё не веря, что видит своими глазами то, о чем столько слышал.

– Да, Килиан, он родился неподалёку от Пасолобино. И вон ту церковь построил тоже он.

Мануэль прикинул в уме. Это было больше пятидесяти лет назад.

– Вы были с ним знакомы? – спросил он.

– Нет, не был. Когда я впервые сюда приехал, он уже умер от какой-то тропической болезни. Но многие ещё помнили, какой это был работящий, честный и разумный человек.

– Как и все горцы, – заявил Хакобо, повернувшись к Мануэлю.

Тот скептически поднял брови.

– А кто унаследовал плантацию? Его сыновья?

– Нет, – ответил Антон. – У него не было детей. Дело продолжили его племянники, и плантация до сих пор находится в руках этой семьи. Той самой, что оформила в Сарагосе документы для тебя и Килиана; то есть, я хочу сказать, те люди – тоже потомки дона Мариано. Но пожелал приехать сюда и лично заняться плантацией только один из них – Лоренсо Гарус, управляющий и владелец.

Деревушка, застроенная небольшими бараками, оказалась такой маленькой, что они за считанные секунды добрались до поста Территориальной гвардии. Хакобо остановил машину возле двух постовых с винтовками в руках, которые тут же разбудили третьего, рослого и здоровенного, по имени Максимиано. Тот с угрюмым видом направился к машине, пока остальные любезно приветствовали новых белых и благодарили Хосе за последнюю поставку. Килиану совсем не понравилась изрытая оспой физиономия Максимиано. Тот ничего не сказал, лишь наклонился, чтобы вытащить из машины один ящик, и ушёл.

– Это ещё что за тип? – спросил Хакобо, снова садясь за руль.

– Не знаю, – ответил отец. – Полагаю, он с другого поста. Они иногда меняются.

– Перед тем, как войти в поместье, запомни первый урок, Килиан, – пояснил Хакобо. – Постарайся, чтобы охранникам регулярно перепадали презенты – например, табак или выпивка, да хоть бы и яйца. Чем они довольнее, тем быстрее являются, когда зовёшь.

Антон с ним согласился.

– Как правило, проблем не бывает, но как знать... Когда-то давно, сразу на нескольких плантациях, взбунтовались брасерос, которых не устраивали условия договора. К счастью, вмешалась Территориальная гвардия. – От этих слов Килиан нервно вздрогнул. – Но не волнуйся, это было много лет назад. Сейчас они живут не так плохо, чтобы бунтовать. И кстати, одна из функций белых людей – не допускать конфликтов между цветными. Так что учись.

Хакобо сбавил скорость, возвестив гудком о прибытии.

Санта-Исабель произвела на Килиана глубокое впечатление, но при виде плантации Сампака у него перехватило дыхание.

Пейзаж совершенно изменился; городские улицы и километры посадок какао сменились высоким туннелем над красноватой грунтовой дорогой, образованным огромными величественными пальмами, устремившими в небо верхушки, как будто стремясь закрыть солнце. С каждым метром дороги, с каждой парой пальм, остававшейся позади, с причудливой игрой света и тени, его любопытство все больше вытеснялось лёгкой тревогой. Что ждёт его за этим тёмным влажным туннелем, которому не видно конца? Килиану вдруг показалось, что он не едет по царственному и таинственному коридору, а все больше углубляется в тёмную пещеру, словно влекомый какой-то необоримой силой, а внутренний голос нашептывал, что, выйдя наружу по другую сторону коридора, он уже никогда не будет прежним.

Тогда он не мог этого знать, но много лет спустя ему доведётся сажать новые пальмы на этой дороге, которая станет мистической эмблемой не только самой выдающейся плантации острова, но и той нитью, что неразрывно свяжет его с этой страной. А в тот момент все его чувства можно было описать двумя словами: подлинность и великолепие. Это было лишь преддверие плантации, раскинувшейся на девятьсот гектаров вокруг.

Наконец, Хакобо остановил машину, чтобы поприветствовать низенького толстяка с седыми курчавыми волосами, который подметал лестницу на второй этаж.

– Как дела, Йеремиас? – спросил Хакобо, выглядывая в окно. – You get plenty hen?

– Plenty hen, massa! Много кур! – с улыбкой ответил тот. – Уж чего-чего, а яиц здесь всегда хватает. С возвращением!

– Йеремиас в одиночку управляется с кучей дел, – объяснил Хакобо Килиану и Мануэлю. – Он и привратник, и ночной сторож, и будит нас по утрам, и привозит хлеб... Да ещё и присматривает за курятником и даёт наставления садовнику! – Он снова повернулся к толстяку: – Эй, wachimán! – крикнул он. – Запомни этих людей: мы частенько будем возвращаться за полночь!

Йеремиас кивнул и приветливо помахал рукой, пока машина черепашьим шагом пробиралась меж кур и коз. С этой минуты Хосе и Хакобо стали по очереди наставлять Килиана и Мануэля, стараясь вложить им в голову основные понятия и правила поведения во вселенной, куда они собирались внедриться.

Между тем, перед ними открылся главный двор, который, как и плантация, назывался Сампака. Во дворе стояли два бассейна: один – для рабочих, другой – для хозяев и служащих; иными словами, один – для негров, другой – для белых. Килиан решил, что у него нет другого выхода, кроме как научиться плавать. На плантации, через которую протекала речка с тем же названием, Сампака, были ещё два двора. Один из них назывался Якато, что означает африканскую разновидность баклажана, больше похожую на помидор; а другой – Апсайд, что значит «верхний», и на англо-африканском диалекте это произносилось как «Обсай».

Из трёх дворов здесь было больше всего построек – это не считая складов, гаражей и девяти сушилен для какао. Здесь размешались жилища более пятисот брасерос с семьями, плотницкая мастерская, часовня и даже маленькая школа для подросших детей брасерос; здесь же находилась электростанция, дававшая электричество всем производственным сооружениям и жилищам. Была здесь и больница с операционной, двумя палатами на четырнадцать коек и домом врача. В самом большом дворе, друг против друга, стояли два главных склада; здесь же располагались контора управляющего и общежитие для служащих-европейцев, большинство которых были испанцами.

Килиан был ошеломлён. Несмотря на все прежние рассказы, он даже представить не мог, что поместье окажется столь огромным, похожим скорее на маленький город с сотнями жителей, окружённый пышными посадками какао, что раскинулись на мили вокруг. Повсюду, сколько хватало взгляда, он видел бесконечное движение и суету: рабочие тащили ящики и инструменты, грузовики подвозили продукты для нужд плантации или везли куда-то рабочих. Негры сновали туда-сюда; все они казались Килиану на одно лицо; все они были одеты в потрёпанные рубашки и брюки цвета хаки; все были босиком или в открытых сандалиях из тёмных кожаных ремешков, покрытых пылью.

У него вдруг засосало под ложечкой.

Волнение от путешествия в неизвестность напоминало головокружение. Картины, сменявшие одна другую за стёклами машины, отражались на сетчатке глаз прежде, чем мозг успевал их осмыслить.

Ему вдруг стало страшно.

Очень страшно.

Он был здесь с отцом и братом, и с ними врач – а у него от ужаса перехватило дыхание. Как он впишется в этот черно-зелёный водоворот? Да ещё эта жара, чертов зной, который казался таким приятным на корабле, а теперь из-за него невозможно дышать...

Килиан не мог дышать. Не мог ни о чем думать.

Он чувствовал себя трусом.

Закрыв глаза, он увидел перед собой родной дом, оставшийся за шесть тысяч километров отсюда; увидел горящий в очаге огонь, падающий снег, покрывающий мостовую и крыши; увидел, как мать готовит рождественские сладости, увидел коров, идущих по булыжной мостовой...

Картины сменяли одна другую, словно стараясь успокоить душу, взбудораженную новым миром: ведь ещё неизвестно, как его примет остров. Как возможно, чтобы весь привычный мир рухнул, едва Килиан прибыл на остров? Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Быть может, просто потому, что никогда не уезжал слишком далеко от знакомых мест? Во время плавания он старался узнать об острове как можно больше, и стремление поскорее добраться заглушало сожаления о том, что он оставил позади.

Сейчас, как никогда, его охватила тоска по дому.

Да, именно так.

Страх, который его тело выказывало всему новому, на самом деле был ничем иным, как попыткой скрыть от самого себя, как сильно он скучает по прежнему своему миру. Он бы отдал что угодно, лишь бы закрыть глаза и оказаться в Каса-Рабальтуэ. Но нужно это преодолеть. Что бы подумали отец и брат, если бы прочитали его мысли? Наверняка посчитали бы слабаком.

Килиану необходим был хотя бы глоток свежего воздуха, а здесь его свежим никак нельзя было назвать.

Антон уже давно наблюдал за сыном, но ничего не сказал, пока машина не остановилась перед домом служащих. Он решил, что после столь долгого путешествия трое молодых людей будут рады поскорее добраться до своих комнат, помыться и немного отдохнуть, прежде чем их познакомят с управляющим. Завтра у них будет достаточно времени, чтобы посетить главные склады и все остальные объекты плантации. Когда они вышли из машины, Антон сказал Мануэлю:

– Пока здесь дон Дамасо, ты будешь жить тут. Когда он уедет, переселишься в дом врача, – он махнул рукой в сторону остальных. – Хакобо проводит вас в ваши комнаты и покажет, где столовая. А я извещу дона Лоренсо, что вы уже приехали. Встретимся через полчаса. Ах да, Хакобо, думаю, твоему брату не помешает что-нибудь выпить.

Хакобо приготовил не один, а два стакана воды, смешанной с коньяком, и отнёс их к себе в комнату – помещение в двадцать квадратных метров, где стояли кровать, просторный шкаф, тумбочка, стол, два стула и умывальник с зеркалом. Питье немного успокоило взбудораженные нервы Килиана. Мало-помалу дыхание его стало спокойнее, душевная тоска улеглась, утихла дрожь в коленях, и он наконец почувствовал себя готовым к первой встрече с владельцем и управляющим плантации.

Лоренсо Гарус принял их в конторе, где уже какое-то время беседовал с Антоном. Это был крепкий мужчина лет сорока, с густыми тёмными волосами, острым носом и подстриженными щеточкой усами. У него был дружелюбный, но твёрдый голос, в котором порой звучали командные нотки.

Рядом с ним сидел на полу темноволосый кудрявый малыш с чуть запавшими, как у отца, глазами. Он развлекался, вытаскивая бумаги из металлической мусорной корзины и запихивая их обратно.

Гарус поприветствовал Килиана и Мануэля, а также Хакобо, вернувшегося после отпуска, и первым делом пожелал убедиться, что все их документы в порядке. Килиан заметил, как гневно нахмурился его отец. Гарус спрятал бумаги в ящик и указал посетителям на стулья перед его рабочим столом. Под потолком работал вентилятор, изображая приток свежего воздуха.

– Ну что ж, Мануэль, – начал он, – у тебя уже есть опыт жизни в этих землях, так что мне нет необходимости что-то тебе объяснять. Дамасо останется здесь ещё на две недели. Он введёт тебя в курс дела. Эта плантация – самая большая из всех, но все наши рабочие молоды и сильны. У тебя не будет больших сложностей: порезы, ушибы, приступы малярии... Ничего серьёзного. Да, кстати, – вдруг прервался он, – могу я задать тебе пару вопросов?

Мануэль кивнул.

– Как могло случиться, что подающий надежды молодой человек с таким многообещающим будущим предпочёл колонии Мадриду? И почему ты променял Санта-Исабель на нашу плантацию? Я уже не говорю о щедром жалованье, которое ты мог бы получать...

Мануэль ни секунды не сомневался, что ответить.

– Я врач, но в то же время учёный-биолог. Одно из моих увлечений – ботаника. Я уже опубликовал несколько работ о гвинейской флоре и теперь хочу по максимуму использовать своё положение, чтобы расширить знания о местных растениях и их использовании в медицине.

Управляющий поднял бровь.

– Ну что ж, интересный подход, – заметил он. – Твоё желание расширить познания о нашей колонии весьма похвально. Надеюсь, у тебя останется на это время. – Затем он повернулся к Килиану. – Ну, а ты, парень? Надеюсь, у тебя есть желание работать? Нам нужны такие люди: энергичные и решительные.

– Да, сеньор.

– Две недели от темна до темна ты будешь учиться. Будешь смотреть, что и как делается, и повторять за своими товарищами. Я уже сказал твоему отцу, что ты будешь работать наверху, во дворе Обсай, вместе с Грегорио.

Покосившись на отца и брата, Килиан заметил, как Антон поджал губы, а Хакобо поморщился.

– Он здесь уже несколько лет и успел набраться опыта, но ему нужен сильный и крепкий помощник, чтобы выполнял его распоряжения.

– Я думал, Килиан будет работать со мной, во дворе Якато, – вмешался Хакобо. – Я тоже мог бы его обучить...

Гарус предостерегающе поднял руку, вынуждая его замолчать. Было ясно, что, если Килиан окажется столь же хорошим работником, как его отец и брат – по крайней мере, как отец – то для производительности плантации выгоднее держать их порознь, чем вместе.

Мальчик весело присвистнул, поднялся, подошёл к отцу и протянул ему своё сокровище – резиновый ластик, который прятал под столом.

– Спасибо, сынок. Возьми, спрячь в шкаф. Затем Гарус поочерёдно посмотрел на Хакобо и Килиана. – Итак, решено, – сказал он. – Из всех трёх дворов именно Обсай работает не так хорошо, как следовало бы. Дела пойдут лучше, если там появится новый помощник. И вот теперь он у нас есть.

– Да, сеньор, – повторил Килиан.

– И помни, что рабочим нужна твёрдая рука; с ними нужно быть решительным, но при этом справедливым. Если поведёшь себя недостойно, тебя осудят. Если не сможешь разобраться с возникшей проблемой, тебя перестанут уважать. Хороший служащий должен знать все обо всем и уметь решить любой вопрос. И ни в коем случае не показывай слабости. И не позволяй себе излишней фамильярности – ни с буби, ни с брасерос: и те и другие могут ее превратно истолковать. Ты меня понял?

– Да, дон Лоренсо.

Килиан снова был озадачен. В эту минуту он готов был бежать куда глаза глядят.

– Да, и еще кое-что, – вспомнил управляющий. – Полагаю, ты не умеешь водить машину?

– Верно, сеньор.

– Так вот, это первое, чему ты должен научиться. Завтра получишь казенную рабочую одежду, пробковый шлем и мачете, чтобы с самого начала у тебя все было. Антон, кто его бой?

– Симон. Он новенький.

– Ах да! Кажется, он хороший парень. Надеюсь, вы найдёте общий язык. Но все же не советую слишком ему доверять. Если дать им волю, они на голову сядут! А вообще-то... Здесь, на Фернандо-По, жизнь трудная. А впрочем, – он махнул рукой в сторону других мужчин, – если они смогли здесь прижиться, то и ты, несомненно, сможешь.

Посмотрев на часы, он поднялся.

– Сдаётся мне, вы не прочь поужинать. Обычно в это время ужин уже закончен, но я распорядился, чтобы вам оставили еды. Надеюсь, вы меня извините, – он махнул рукой в сторону сына, – но уже поздно, и нам пора в город. Его мать очень сердится, когда мы опаздываем.

Остальные тоже встали, чтобы проводить их до ворот, где управляющий пожал каждому руку. Они вышли на открытую галерею, ведущую в главное здание, где располагались столовая и общая гостиная, а наверху – спальни.

– А что за человек этот Грегорио? – спросил Килиан по дороге в столовую.

– Та ещё скотина! – Хакобо сплюнул сквозь зубы. – Сам увидишь. Ты с ним поосторожнее!

Килиан вопросительно посмотрел на отца, словно желая, чтобы он опроверг слова Хакобо.

– Не обращай внимания, сынок, – сказал тот. – Просто... делай свою работу, и все будет хорошо.

Мануэль почувствовал беспокойство в голосе Антона и стал наблюдать за Килианом, пока он шёл в столовую и усаживался на своё место за столом, на которое указал отец. Килиан ожидал, что сейчас ему придётся пробовать всевозможные экзотические блюда, и это станет первой проверкой, а уже потом начнутся дни, наполненные cutlass и poto-poto, то есть мачете и грязью, к которым придётся привыкать.

При виде еды, которую слуги поставили на стол, Килиан невольно по-детски вытаращил глаза.

– Ой, хамон! – воскликнул он. – И тушёная курица с картошкой!..

Хакобо рассмеялся.

– А ты что думал? Что тебя тут заставят есть змей?

– Еда здесь как дома, даже лучше.

– Мы, европейцы, обычно едим европейскую еду, – пояснил Антон. – Но еще имеем возможность наслаждаться превосходной камерунской кухней, которая сочетает в себе лучшие черты как испанской, так и африканской.

– А это что такое? – спросил Килиан, указывая на какое-то незнакомое блюдо.