Текст книги "Пальмы в снегу (ЛП)"

Автор книги: Лус Габас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

После страды Килиан стал гораздо спокойнее – как на работе, так и в отношениях с людьми. Благодаря строгой дисциплине, тревога предыдущих месяцев болезни мало-помалу спадало, превращаясь в апатию, грозившую испортить характер, прежде такой веселый и незлобивый, превратив его в подозрительного брюзгу.

Апатия отражалась на всех сторонах его жизни, за исключением работы, где он по-прежнему отличался особенным рвением и старательностью, не проявляя ни малейшего интереса к чему-либо другому, не имевшему отношения к плантации.

Килиан ездил в Санта-Исабель за покупками в различные фактории, или когда Саде присылала очередное грозное послание, что придет сама, если не увидится с ним до конца месяца. А впрочем, Килиан не знал, писала ли она эти письма по собственной инициативе или же по просьбе Хакобо.

Он подозревал, что, скорее, все же по просьбе брата, который пытается сохранить единственную ниточку, связывающую его с миром живых, поскольку знал, что Саде не позволит ему уйти.

Килиан больше не ходил в кино, и в конце концов другие служащие перестали приглашать его на вечеринки в честь праздников, которыми был прямо-таки нашпигован календарь. Он даже отклонил несколько приглашений в гости от Хулии, Мануэля, Эмилио и Хенеросы.

Единственной его радостью теперь были одинокие прогулки в джунглях, и лишь общество Хосе доставляло ему удовольствие, поскольку лишь он ни в чем не упрекал и не читал проповедей.

Незадолго до двухлетней годовщины со дня смерти Антона Хакобо снова поехал в отпуск в Испанию, подгадав так, чтобы попасть на свадьбу Каталины. После ужина, когда остальные уже разошлись по комнатам, он приготовил себе и брату по коктейлю и рассказал Килиану все подробности своего пребывания в Пасолобино.

– Все так скучают по тебе, Килиан, – закончил он свой рассказ. – Каталина хотела бы, чтобы мы вдвоем отвели ее к алтарю, раз уж папы нет... И мама тоже скучает. Она, конечно, сильна как дуб, несмотря ни на что. Видел бы ты, как она взяла на себя все приготовления: меню, наряды, церковь... – Он рассмеялся. – Она весь дом перевернула вверх дном, наводя порядок, чтобы все сияло и блестело!

– Ты сказал ей, что мы не можем отлучиться одновременно?.. – начал Килиан.

– Сказал, Килиан. Но она-то знает, что на самом деле это не так. Сейчас можно сесть на новомодный самолет и добраться до дома за три-четыре дня.

– Самолет слишком дорог. Учитывая расходы на свадьбу, приданое, да еще и без папиного жалованья, нам никак не потянуть.

– Пожалуй, в чем-то ты прав... – Хакобо одним глотком осушил стакан. – Знаешь, Килиан, когда ты приехал сюда четыре года назад, мы с Марсиалем поспорили, что ты долго не выдержишь такой напряженной работы, и...

– И ты проиграл спор! Надеюсь, ты проиграл не слишком много...

Оба рассмеялись, как в старые времена, как будто ничего не случилось, и оба по-прежнему молоды, полны надежд и сильны, как ясени, перед которыми склоняется даже северный ветер с заснеженных вершин Пасолобино.

Отсмеявшись, они замолчали, с тоской вспоминая былое и глядя на дно опустевших стаканов.

И тут внезапно распахнулась дверь.

– Хорошо, что вы здесь! – Мануэль тоже взял стакан и сел рядом. – Я увидел свет в окне и завернул на огонек. Мне давно хотелось поговорить с вами. Я бы пришел раньше, но слишком устал и не мог заставить себя встать.

– Вот что значит – жить в собственном доме!

Хакобо наполнил его стакан.

– Надеюсь, что в скором времени...

Килиан удивленно приподнял бровь.

– Ты что – собираешься уезжать? – спросил он.

– Да нет, не в этом дело. – Мануэль поднял стакан. – Мне хотелось бы выпить за свою свадьбу.

Придя в себя после минутного изумления, братья вновь наполнили стаканы и чокнулись с ним, после чего Мануэль продолжил:

– Мы с Хулией и ее родителями через две недели уезжаем в Мадрид, – сообщил он. – Там мы поженимся и останемся на три месяца. Хенероса и Эмилио вернутся раньше: дела требуют их присутствия здесь.

Хакобо отхлебнул виски и со стуком поставил стакан на стол.

– Я рад за тебя, Мануэль, – произнес он наигранно веселым тоном, не глядя на него. – В самом деле рад. Тебе повезло: Хулия – прекрасная женщина.

– Я знаю, – улыбнулся Мануэль.

– Я тоже рад за вас, – поддержал брата Килиан. – Это просто потрясающая новость, Мануэль. А что вы намерены делать потом?

– Ну, Хулия согласилась жить здесь, в Сампаке, в доме врача. Он достаточно просторный для нашей семьи. А поскольку она умеет водить машину, то сможет по-прежнему работать в лавке своих родителей. Так что пока все останется как прежде.

– Дружище, как прежде уже никогда не будет... – Хакобо еще пытался шутить. – Уж поверь, теперь она с тебя глаз не спустит!

– Хакобо, с такой wachiwoman, как Хулия, проблем не будет, – с улыбкой ответил Мануэль. – Уж поверь!

Увидев, как поморщился Хакобо, Килиан поспешил вмешаться:

– А вы точно не намерены остаться в Мадриде? Ведь жизнь на плантации тяжела и скучна, а Хулия привыкла к городскому приволью.

Мануэль пожал плечами.

– Хулия чувствует себя на Фернандо-По как рыба в воде. Она даже слышать не хочет о том, чтобы уехать отсюда. В любом случае, если ей трудно будет приспособиться к жизни в Сампаке, мы всегда можем снять дом в Санта-Исабель, а там посмотрим... – Он потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще виски, но посмотрел на часы и передумал. – Ну, что ж, я рассказал свою потрясающую новость, однако рабочие будни никто не отменял, так что я, пожалуй, пойду. Мне еще нужно осмотреть парочку больных, прежде чем лечь спать.

Братья снова поздравили будущих новобрачных.

Когда они остались одни, Килиан с видимым безразличием заметил:

– Ты принял это спокойнее, чем я ожидал.

– А чего же ты ожидал? – тут же ощетинился Хакобо.

– Упустил ты ее, друг мой... – вздохнул Килиан. – Ты же знаешь, как бы мне хотелось видеть ее своей невесткой.

– Не говори глупостей, Килиан. По большому счету, я оказал ей услугу.

– Не понял, – удивленно поднял брови Килиан.

– Но ведь это же ясно: такая женщина, как Хулия, заслуживает мужа вроде Мануэля.

– Просто удивительно, как ты все понимаешь, Хакобо, – покачал головой Килиан с кривой улыбкой. – Просто удивительно.

Хакобо мельком посмотрел на него, и на его лице мелькнула печаль, смешанная с лукавством. Он поднял стакан и чокнулся с братом.

– Жизнь продолжается, братишка. Ничего страшного не случилось, поверь.

Хулия и Мануэль вернулись из свадебного путешествия в начале осени. Как и предполагалось, они поселились в доме врача в Сампаке, и Хулия каждый день ездила в город, чтобы работать в родительской лавке.

Однажды дождливым ноябрьским утром Хакобо приехал на факторию, чтобы заказать материалы. Припарковав свой «пику», он увидел очень элегантных Хенеросу и Эмилио, садившихся в красную с кремовым машину с хромовой окантовкой. Это был «уоксхолл-53», одна из самых дорогих машин на острове.

Подойдя к ним, Хакобо вежливо поздоровался.

– Прости, что не можем уделить тебе много внимания, Хакобо, – извинилась Хенероса, высовываясь в окошко машины и поправляя ворот шелкового жакета цвета корицы, – но мы очень спешим. – Ее голос звучал не слишком убедительно. – Опаздываем на мессу в честь покровительницы города, а потом мы приглашены на обед в дом генерал-губернатора. – Она с гордостью кивнула в сторону мужа. – Ты же знаешь, Эмилио только что приняли в Совет Соседей.

Эмилио махнул рукой, словно речь шла о каком-нибудь пустяке.

– Надо же, – продолжала Хенероса, – то целыми месяцами ничего нет, а потом вдруг все сразу! А теперь нам еще готовиться к празднику будущего года: ведь грядет столетие со дня прибытия на остров губернатора Чакона и иезуитов, и бриллиантовый юбилей пребывания на острове миссионеров-кларетинцев.

Хакобо с трудом подавил улыбку, видя нетерпение на лице Эмилио.

– Да, кстати, – продолжала Хенероса, – вы не слышали о трагедии в Валенсии? Турия вышла из берегов! Почти сотня погибших!

Нет, Хакобо ничего об этом не знал.

– Так вот, – продолжила она, – передай Лоренсо Гарусу, что правительство колонии ответило на призыв о помощи. Мы собрали двести пятьдесят тысяч песет, а также пошлем им какао. Они будут рады любой поддержке.

Ее муж нажал на газ, не отпуская сцепления.

– Да, конечно, пока-пока!

– Хулия тебя обслужит, – сказал Эмилио, прежде чем тронуться. – Она на складе. А ты приезжай, когда захочешь, и привози брата.

Хакобо улыбнулся, подумав, что Хулия, должно быть, унаследовала решительный характер от матери. Войдя в лавку, он никого там не увидел. Тогда он направился в подсобку, уставленную стеллажами с товарами, и в дальнем углу увидел Хулию, стоящую на цыпочках на шаткой стремянке. Она пыталась достать с верхней полки какой-то ящик, но не дотягивалась на пару сантиметров.

Хакобо разглядел бронзовые от загара ноги под волнующейся огненной юбкой; внезапно он почувствовал прилив желания. Он даже сам удивился, но все же решил полюбоваться ее ногами еще немножко. Внутренний голос в который раз обругал его идиотом, упустившим такую девушку. Разве он забыл, как она поддержала его на похоронах Антона? Такая женщина всегда поддержит мужа, всегда будет с ним рядом. Достаточно взглянуть на Мануэля, чтобы понять, как он счастлив со своей женой.

Слова застыли у него в горле.

Хулия была женой другого.

Но тут другой внутренний голосок пакостно зашептал, что, если бы он женился на ней, то навсегда потерял бы свою драгоценную свободу и оказался бы накрепко привязанным к острову. Ведь Хакобо только потому и нравилась такая жизнь, что он в любую минуту мог вернуться в Испанию. В его планы отнюдь не входило просидеть на Фернандо-По всю жизнь, как отец или Сантьяго. Он был уверен, что рано или поздно вернется на Полуостров. И Килиан тоже вернется. А вот Хулия точно останется в Санта-Исабель, это ясно как Божий день.

Но в таком случае, что он здесь делает? Зачем подсматривает за девушкой, только что вышедшей замуж за его друга? Ведь Мануэль действительно был его другом, и хорошим другом. Даже для такого человека, как Хакобо, все-таки должны существовать какие-то рамки!

Он подкрался к ней сзади.

– Осторожней, Хулия! – сказал он вместо приветствия.

Его глаза нехорошо блестели.

Девушка вздрогнула и покачнулась. Она бы просто упала, если бы не успела схватиться за железный поручень над головой. Она стояла на верхней ступени стремянки, с трудом удерживая равновесие, но тут сильные руки обхватили не за талию и медленно опустили на пол. Хулия почувствовала, как лицо Хакобо попеременно прижимается к ее бедрам, животу, груди, как его губы касаются ее шеи и пылающего лица. Когда ее ноги коснулись пола, то лицо оказалось на уровне груди Хакобо; ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Никогда она не была так близко к Хакобо.

Она могла почувствовать его запах.

Она должна была вырваться из его объятий – и не хотела. Она вдруг подумала, что, если он захочет овладеть ею, никто ему не помешает.

Сердце Хулии бешено забилось. Хакобо отстранился на несколько сантиметров, не выпуская ее из объятий, и наклонился к ее лицу, глядя в глаза. Она не в силах была отвести взгляд. Что-то новое, незнакомое вдруг открылось ей в этих зеленых глазах, потемневших от сомнений, неопределенности и откровенного желания.

Впервые в жизни Хулия с готовностью приоткрыла губы ему навстречу, позволив Хакобо попробовать их на вкус с давно забытой нежностью, при этом она со всей страстью старалась отсрочить миг неизбежного падения. Она прижалась к нему, желая почувствовать его ладони на своей спине, продлить бесконечно долгую и сладкую минуту, краткий миг обладания и капитуляции. Погладила его черные волосы – совсем легонько, лишь кончиками пальцев, не желая привыкать к этим ощущениям.

Хулия и Хакобо поцеловались – медленно и жадно, пока хватало воздуха; наконец, им невольно пришлось разомкнуть губы, чтобы вздохнуть. Тогда она завела руки за спину, взяла его за запястья и разомкнула объятья.

– Никогда больше этого не делай, – отрезала она.

– Мне жаль, – машинально ответил Хакобо, но тут же поправился: – Хотя на самом деле совсем не жаль.

– Нельзя так пугать человека, стоящего на стремянке, – сказала она. – Я чуть не убилась, да и тебя могла покалечить.

– А мне казалось, что я тебе нравлюсь...

Хакобо попытался обнять ее за талию.

– Слишком поздно, Хакобо. – Хулия положила руки ему на грудь и мягко оттолкнула. – Слишком поздно.

– Но...

– Нет, Хакобо. Я поклялась перед Богом и родными, что буду верна мужу.

– В таком случае, почему ты меня поцеловала?

Хулии хотелось ответить, что это награда за бесконечные часы, когда она мечтала о его поцелуе, о том, чтобы постоять с ним рядом – вот как пару минут назад. Ей хотелось сказать, как она счастлива, как благодарна за этот взгляд, который заставил поверить в возможность их совместного будущего. Если бы он только захотел...

Но теперь, увы, слишком поздно.

Пожав плечами, она ответила:

– Так получилось. И никогда больше не возвращайся к этой теме. Ясно тебе?

Хакобо кивнул, стиснув зубы. Хулия слишком решительно закрыла тему. Привыкший к быстрым свиданиям без долгих объяснений и ухаживаний Хакобо не мог понять ее поведения. Ведь здесь никто не видел в таких вещах ничего особенного. И как она сумела так быстро взять себя в руки после столь безумной страсти, охватившей их обоих? Из своего опыта общения с белыми женщинами он знал, что они часто испытывают чувство вины, льют слезы раскаяния, иногда даже пытаются противиться, но в конечном счете все же не отказываются от тайных свиданий. Так что ее отказ доставить ему мимолетное удовольствие его совершенно ошеломил.

– Что тебе сегодня велели купить?

Хулия старалась держаться так, словно ничего не произошло.

– Э-э... – слегка замялся он. – Пожалуй, я лучше заеду в другой раз.

Едва ли не впервые в жизни Хакобо пытался скрыть за легкомысленным тоном растерянность.

– Ну, как знаешь, – ответила она.

В эту минуту в лавку вошла миниатюрная девушка с темной копной густых коротких кудрей, перехваченных широкой розовой лентой.

– Как дела, Оба? – спросила Хулия.

Хакобо тут же узнал подругу Саде из клуба Аниты Гуау, но ничего не сказал.

– Хакобо, мы взяли Обу на работу, помогать нам в лавке. Мои родители слишком заняты, а я не могу находиться здесь постоянно. Теперь у меня есть другие обязанности... – Она многозначительно замолчала.

– Неплохая идея, – заметил он безразличным тоном. – Ну что ж, пожалуй, я лучше пойду. До скорого, Хулия.

– Пока, Хакобо.

Хакобо вышел из лавки и несколько минут сидел в «пику» под проливным дождем. А в это время в лавке Хулия водила Обу вдоль стеллажей, показывая, где какие товары. Добравшись до стремянки, Хулия на миг остановилась и поднесла руку к губам. Оба, девушка весьма разговорчивая, тут же воспользовалась моментом.

– Этот масса такой красивый... Я с ним знакома, вы знаете? Вы ведь с ним друзья? У нас с ним много общих знакомых. Иногда мы вместе бываем в...

– Оба! – резко прикрикнула на нее Хулия, удивляясь своей несдержанности. И тут же, увидев испуг на лице девушки, сменила тон. – Не отвлекайся, мне еще многое предстоит тебе объяснить.

В эти минуты, когда Хулия еще чувствовала вкус губ Хакобо на своих губах, ей меньше всего хотелось, чтобы кто-либо, а тем более эта девица, напоминал ей о том, что за человек Хакобо.

В конце декабря все служащие плантации получили приглашения в дом врача на празднование Нового года.

– Еще на днях мы собирались отпраздновать наше возвращение, но теперь решили объединить одно с другим, – объяснила гостям сияющая Хулия. – Тем более, они так созвучны: Новый год и новая жизнь.

Килиан часто видел новобрачных, но в этот день Хулия казалась особенно счастливой. Она была в бледно-желтом вискозном платье, подпоясанном под грудью, чтобы не стягивать живот; волосы были забраны в высокий шиньон и прекрасно оттеняли фарфоровую кожу. Хулия не была красавицей. На ее лице не было косметики, но она была прекрасна неизменной свежестью и широкой улыбкой.

Мануэль и родители Хулии тоже казались необычайно счастливыми.

Хулия обставила свой дом в том же стиле, как дом ее родителей в Санта-Исабель: просто и уютно. Гостиная была не слишком большой, но достаточно просторной, чтобы за столом удобно разместились четырнадцать человек: члены семьи, шестеро служащих, управляющий, священник и две ее близкие подруги, Асенсьон и Мерседес, которые, как все давно уже поняли, весьма сблизились с Матео и Марсиалем.

Несколько секунд Килиан разглядывал две весьма необычные картины на стене; когда он сядет за стол, они окажутся как раз у него за спиной. На черном фоне простыми и тонкими цветными линиями художник изобразил прекрасно узнаваемые образы. На одной картине несколько человек правили лодкой, плывущей по реке в обрамлении пышной растительности. На другой несколько воинов с копьями и дротиками атаковали дикого зверя. Хулия прошла мимо Килиана и села во главе стола.

– Красивые, правда? – спросила она.

Килиан кивнул.

– Я недавно купила их в киоске на улице. Их рисует некий Нолет. Я влюбилась в них с первого взгляда. Они... как бы это сказать? Простые и сложные, спокойные и неистовые, понятные и загадочные...

– Как этот остров... – прошептал Килиан.

– Да, – ответила она. – И как иные из нас...

Хотя кое-кто из присутствующих до сих пор страдал от похмелья после бессонной ночи в казино, обстановка за столом царила самая непринужденная, благодаря особым пасолобинским блюдам, которые Хенероса приготовила по такому случаю. На стол подали пепиторию из курицы с нежным гороховым пюре. Пепитория – это рагу из нежных кусочков мяса, обвалянных в муке и обжаренных в оливковом масле, а затем потушенных на медленном огне, с добавлением вина, молока, орехов, чеснока, лука, соли и перца. При виде этого блюда всех охватила тоска по дому, и гости наперебой принялись восхвалять кулинарные таланты своих отсутствующих матерей.

На десерт подали изысканное ромовое суфле и крем из яичных желтков.

Килиан заметил, что Хакобо сегодня особенно молчалив и то и дело посматривает на Хулию. Он помнил, как холодно и отстраненно он ее поприветствовал, но не придал этому значения. Возможно, брат просто еще не пришел в себя после слишком бурного празднования сочельника, и сейчас ему не до политеса.

Во время беседы молодые люди обменивались шутками с Мануэлем по поводу его нового статуса женатого человека, и он в конце концов ответил строчкой из известного стихотворения:

– «Когда ты видишь соседа, что начал бороду брить...» – продекламировал он, обращаясь к Матео и Марсиалю.

– «То знай, что тебе придется таким же бритым ходить!» – закончила Асенсьон, ласково потянув Матео за ус.

Остальные дружно рассмеялись.

После десерта бои подали «Джонни Баркер» и «Вдову Клико». Эмилио – раскрасневшийся, с блестящими глазами – поднялся, поднял бокал и провозгласил тост за новобрачных и за их семью, в которой, как подтвердил Мануэль неделю назад, скоро ожидается пополнение. Гости разразились аплодисментами, радостными возгласами и столь пикантными замечаниями, что Хулия покраснела, а падре Рафаэль покачал головой. Асенсьон и Мерседес бросились обнимать подругу и будущую бабушку, а мужчины принялись хлопать по плечам Мануэля и новоиспеченного деда.

Килиан воспользовался всеобщей суматохой, чтобы выйти в сад покурить. Вскоре туда же вышла и Хулия – ее щеки все еще горели. Она оперлась на изгородь, отделявшую маленький садик от остального двора.

– Поздравляю, Хулия, – сказал Килиан, предлагая ей сигарету, от которой она отказалась.

– Спасибо, – ответила она, сложив руки на животе. – Мы очень рады. Это такое странное чувство... – Затем посмотрела на Килиана и спросила напрямую: – Когда ты собираешься домой, Килиан? Сколько времени ты не виделся с матерью?

– Почти пять лет, – ответил он.

– Как долго...

– Знаю. – Килиан поджал губы, давая понять, что не собирается вдаваться в объяснения.

Хулия откровенно любовалась чертами лица и фигурой Килиана. Килиан и Хакобо были очень похожи и излучали необычайную силу. И в то же время трудно было представить более разных людей. Самым главным отличием была та особая чувствительность, что переполняла его крепкое тело и порой выплескивалась наружу, несмотря на все его попытки казаться холодным и отстраненным.

В глубине души Килиан глубоко страдал. Страдал, когда приехал на остров, страдал, привыкая к этому миру, столь непохожему на его собственный, стараясь заслужить уважение товарищей; страдал, сидя у постели отца в последние минуты его жизни, отказываясь ехать домой... Как, должно быть, трудно ему было сдерживать чувства – сострадание, человечность, порой даже нежность – в мире людей, озверевших от тяжелой работы и адского климата.

Братья внушали Хулии совершенно разные чувства. Страстное влечение, которое она питала к Хакобо, было совсем не похоже на сестринскую нежность, которую она испытывала к Килиану.

– Я бы не пережила, если бы так долго не видела своего сына, – не отставала она. – Просто не выдержала бы. Уверена.

Килиан пожал плечами.

– Такова жизнь, – сказал он.

– Жизнь бывает такой, какой мы сами ее делаем. – Она невольно вздрогнула, вспомнив поцелуй Хакобо. – Вот, например, что тебе мешает сесть на корабль или самолет и съездить домой?

– Многое, Хулия, очень многое.

– Я не имею в виду деньги.

– Я тоже. – Килиан затушил сигарету и подался вперед, облокотившись на изгородь, горячую от солнца. – Я не могу поехать, Хулия. Пока еще не могу. Я вижу, тебе нравится твоя новая жизнь, – сменил он тему.

– О да, ты не поверишь... Хотя сначала, конечно, пришлось притираться друг к другу.

– Мануэль – очень хороший человек.

– Да, очень хороший. – Хулия опустила взгляд. – Предлагаю сделку: я открою тебе один секрет, если ты скажешь, почему не хочешь ехать домой.

Килиан улыбнулся: вот ведь настырная женщина!

– Я не готов.

– Не готов? – нахмурилась Хулия. – К чему не готов?

– Ко всему. Не готов видеть му́ку на лице мамы, не готов видеть папину тень в каждом углу... Ко всему, Хулия. Ничто уже не будет прежним, когда я вернусь. Издали легче поддерживать иллюзию, что дома все как прежде, – ответил он, задумчиво глядя вдаль. – Вот так. Ну, а теперь твоя очередь. Какой секрет ты хотела открыть?

Хулия немного помолчала. Она подумала, что в ее случае расстояние помогло бы устоять перед соблазном. Она решила уклониться от ответа, произнеся наигранно веселым тоном:

– Я узнала, что твоя сестра тоже беременна. Дети всегда приносят столько радости! Ты знаешь, мой отец уже придумал имя. Он говорит, что если будет девочка, я могу назвать ее, как захочу, но если родится мальчик, мы назовем его Фернандо, это решено. Он заключил пари на тысячу песет со своими друзьями из казино, что в каждом испанском доме в Гвинее есть хотя бы один Фернандо. Мы проверили все семьи, и в конце концов оказалось, что он прав!..

Килиан не смог сдержать улыбку.

– Красивое имя, – заметил он. – И очень подходящее.

– Можешь сказать это Каталине. Хотя она собирается назвать ребенка Антоном, в честь деда – если это будет мальчик, конечно...

– Даже не знаю. Если давать детям чьи-то имена – волей-неволей будешь сравнивать. В конце концов, никогда не знаешь, что окажется лучше: копия или оригинал.

– Да брось, Килиан! – отмахнулась Хулия. – Уж не заразился ли ты африканским духом, который в тебя так старается вдохнуть Хосе?

Килиан смущенно приподнял бровь.

– Жизнь – это нескончаемый круг, – сказал он, пожав плечами. – Все повторяется – да, при других обстоятельствах, но суть остается та же. Как в природе. Здесь легче, чем где-либо еще, проследить круговорот жизни и смерти. Как только ты это поймешь, все станет намного проще. Ты знаешь, как любила говорить моя бабушка – еще там, в нашей долине, когда я был маленьким? Чтобы знать, что такое жизнь, надо знать, что такое смерть. А ведь она за свою жизнь видела смерть многих людей – я уже не говорю о тех, что погибли в Гражданскую войну...

Хулия ощутила внезапный озноб и зябко потерла руки.

– Нам лучше вернуться в дом, – сказал Килиан, выпрямляясь.

– Да, пожалуй. Могу поспорить, ты хочешь знать, о чем они сейчас говорят.

– О политике? – предположил он.

Хулия улыбнулась и кивнула. Килиан посмотрел ей в глаза, тоже улыбнулся и нежно поцеловал в щеку.

– Ты заслуживаешь самого лучшего, Хулия, – сказал он, подмигнув. – Пусть и не все твои мечты сбылись...

Она покраснела.

– Ты тоже, Килиан. Вот увидишь... Все лучшее в жизни у тебя еще впереди.

Едва они вернулись в гостиную, Матео, Марсиаль, Асенсьон и Мерседес стали прощаться, поскольку их ждали другие друзья в городе. Остальные, как и предполагали Хулия и Килиан, были увлечены разговором о политике.

– Уже второй день это обсуждают в казино! – почти кричал Эмилио. – Очевидно, пришло предупреждение от ООН о деколонизации. Именно поэтому Карреро Бланко предложил объявить остров провинцией.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Сантьяго.

– Да известно что, – вмешался Лоренсо Гарус. – Он имеет в виду, что эти территории – испанская провинция.

– Дружище, я не дурак, – сказал слегка рассерженный Сантьяго, приглаживая костлявой рукой поредевшие волосы. – Это я уже понял. Я имею в виду, насколько здесь все изменилось с тех пор, как эти земли стали нашей провинцией.

– Ну, это зависит от обстоятельств. Хотя, признаюсь, в этом есть нечто разумное. После стольких лет нашего пребывания… Что это за место, как не продолжение Испании? – Эмилио протянул свой бокал бою, чтобы тот его наполнил. – Хотя, конечно, цветные так не считают. Кстати, с Густаво я больше не разговариваю: мы с ним окончательно разругались. Представляете, он посмел заявить, будто бы все это – умелая стратегия, чтобы продолжать их эксплуатировать.

– Ну что ж, понимаю вашу простую логику, – заметил падре Рафаэль. – Если эти земли – провинция, а не колония, значит, никто не может их деколонизировать.

– Вот и я о том. Правда, я выразился в более крепких выражениях, но общий смысл именно таков.

– Да ну, я думаю, это дело у них так и заглохнет, – вмешалась Хенероса. – Без Испании нет Гвинеи, а без нас им ничего не останется, как вернуться в джунгли, из которых мы их вытащили...

Хулия попыталась что-то сказать, но мать остановила ее жестом.

– На самом деле, – продолжила Хенероса, – колония обходится нам дороже дохода, который она приносит. Вот только они не способны этого оценить.

– Ну, я бы так не утверждал, насчет доходов, – заметил Хакобо, вспомнив о тоннах какао последнего урожая. – Мы знаем, какой доход приносит колония; никто не может знать этого лучше нас. Правда, сеньор Гарус?

– Да, но... – встряхнул головой тот. – Кто оплачивает школы, больницы, технические и коммунальные службы, если не Испания? Право, даже не знаю... Не знаю, выставят ли им счета за все это...

– Даже не надейтесь, – заметила Хинероса. – Вы видели новый приют? Кто, по-вашему, оплачивает содержание живущим там шестидесяти крошек? А что вы говорили о нововведениях в Моке? Пару недель назад мы были на церемонии открытия водопровода в деревнях Мока, Малабо и Биоко, а также на открытии кооперативных домов. Комиссия по делам туземцев оплачивает половину стоимости каждого дома, а в них, между прочим, двойные деревянные рамы с настоящими стеклами...

– И это еще не все, – добавил Эмилио, повышая голос. – Куда, вы думаете, отправился сейчас Густаво? В Камерун, ни больше ни меньше, чтобы присоединиться там к банде, выступающей за независимость, и она не остановится, пока не добьется своего. И это уже не говоря о возможности объединения с Габоном!

– Конечно, – вмешался падре Рафаэль, – ведь Франция намерена предоставить независимость Габону и Камеруну. После всех наших усилий, после того, как нам удалось научить их чему-то хорошему! Вы заметили, что творится на улицах в это Рождество? На улицах Санта-Исабель полно мамаррачо в масках. Прежде они носа не показывали из своих резерваций, а теперь беспрепятственно разгуливают, где хотят, раскрашенные в немыслимые цвета, гремят трещотками с явным намерением вернуть свои абсурдные культы. А отсюда уже рукой подать до революционных переворотов и националистических акций. Епископы уже предупреждают в проповедях: наш главный враг – идеология коммунизма, и очень скоро он явит себя.

– Очень надеюсь, что здесь не повторятся печальные события в Ифни... – озабоченно протянул Гарус.

Все молча закивали.

Королевство Марокко, год назад получившее независимость, теперь претендовало на Ифни, маленький кусочек испанской территории на африканском континенте. Недавно острова достигли вести, что испанский гарнизон в Ифни был атакованы марокканскими националистами при поддержке короля.

– Если бы не вмешался Франко, даже не знаю, чем бы все кончилось! – заявил Эмилио.

– Папа! – воскликнула Хулия, испугавшись, что Эмилио слишком разошелся и вечер может плохо закончиться.

– Твой друг весьма рискует, – заметил Грегорио. – Когда-нибудь он нарвется, и его вышлют в «Блэк-Бич»... С губернатором шутки плохи...

– А мне кажется, очень хорошо, что они действуют так решительно, следят за границами с Габоном и Камеруном и пресекают любые антииспанские акции в этих землях, – убежденно заявила Хенероса. – Это испанская территория, и останется ею еще надолго. Здесь много испанцев, и мы изо дня в день боремся за наше дело. Испания нас не покинет.

После последней фразы в гостиной воцарилась мертвая тишина. Этим воспользовался Мануэль, жестом велев боям наполнить бокалы.

– Эх, старость – не радость. Правда, ребята? – Эмилио скользнул взглядом по лицам Хакобо, Килиана, Мануэля и Хулии. – Предлагаю другой тост: за вас, за ваше будущее... – Он поднял бокал, остальные сделали то же самое. – С Новым годом! – провозгласил он. – Желаю всем долгих счастливых лет!

Килиан поддержал тост, обдумывая услышанное. Он до конца не понимал, из-за чего так волнуются родители Хулии. Еще бы: где ему, скромному служащему одной из бесчисленных плантаций страны, понять владельца собственного дела! Если Килиану придется покинуть остров – ну что ж, он найдет работу в Испании, и ничего страшного не случится. По большому счету, ему нечего терять.

Он допил свое вино, и вскоре его охватила странная дрожь. Внезапно душа словно покинула тело и перенеслась в Биссаппоо, где праздновала Рождество огромная семья Хосе. Как ему хотелось оказаться рядом с ними!

Спустя несколько месяцев у Хулии и Мануэля родился сын. В конце концов его решили назвать Исмаэлем, поскольку, как объяснила Хулия братьям после крестин, Эмилио не только посчитал это имя красивым, но и рассудил, что Фернандо вокруг и так слишком много.

Примерно в то же время Каталина произвела на свет сына, которого назвали Антоном, через два месяца он умер от капиллярного бронхита, о чем они узнали из скорбного письма матери.