Текст книги "Грехи ангелов"
Автор книги: Луиза Пеннингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Джеки вскочила, потому что услышала отрывистый звонок у входной двери, и поспешно выбежала открывать.
– Я открою, Джемми! – крикнула она.
Входная дверь была массивной, надежной, с множеством замков. Джеки всегда заботилась о подобных вещах, переняв эту привычку у матери, когда они жили в Нью-Йорке. Механически она посмотрела в дверной глазок и увидела за дверью Дрю. Несколько секунд она смотрела, как он переминается с ноги на ногу, и неожиданно для себя отступила от двери.
В выражении его лица было что-то жесткое, и это неприятно поразило ее. Дрю позвонил снова, звонок действовал ей на нервы, и она решила открыть.
– Дрю…
– Привет, радость моя! – воскликнул он. – Я не вытерпел и примчался.
– Нужно было хотя бы позвонить.
– Я хотел сделать тебе сюрприз, – сказал он, бросая на пол свои сумки и внимательно глядя на нее.
Джеки напряглась, когда он обнял ее, поцеловал в шею.
– Здесь Джемми, – сказала она, может быть, слишком поспешно.
Дрю бросил взгляд в сторону гостиной. Она знала, что там стоит Джемми и смотрит на них.
– Привет, парень!
– Привет! – равнодушно ответил Джемми.
– Делаешь уроки? – усмехнулся Дрю, прекрасно понимая, почему тот находится в этом доме.
По влюбленным глазам Джемми можно было легко все прочесть.
– Вроде того, – вмешалась Джеки. – Мы собирались ужинать, Дрю.
– Очень мило, – сказал он.
– Начинай без меня, Джемми, – сказала она. – Я приду через несколько минут.
Дрю молча осматривал ее новый дом, скользил взглядом по мебели, книгам, картинам.
– Ты неплохо устроилась.
Дрю вспомнил о том райском гнездышке на крыше небоскреба, где он был так недолго счастлив с Анжелой, и от ненависти и отчаяния у него сжалось горло.
– Выпьешь что-нибудь?
– Благодарю, – сказал он и, махнув рукой в том направлении, куда ушел Джемми, поинтересовался: – Он остается на ночь или как?
– Конечно, нет.
– Он чувствует себя здесь как дома.
– Мы вместе работаем, Дрю.
Это было почти правдой.
Дрю зорко взглянул на нее, и она вспомнила все, что он говорил ей о Джемми. Это было всего несколько недель назад, но ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
– Для тебя, – Дрю ткнул в нее пальцем, – это, возможно, и работа… А он что об этом думает?
– А это уже не твое дело.
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – усмехнулся он.
– А ты не догадываешься?
– Нет, – соврал он.
– Ты когда-нибудь говорил мне правду? А, Дрю? Хотя бы в самом начале, а?
– О Господи!.. – проворчал он. – Ты опять заводишь эту чушь насчет твоей матери?
– Это не чушь, Дрю.
Он почувствовал, какая чужая и далекая теперь Джеки, и у него похолодело в груди. Его охватила паника. Если он потеряет и ее, то потеряет все. Ему просто некуда будет идти… А ему не улыбалось отправляться назад, на пляжи и в бары, куда-нибудь в Майами или Лос-Анджелес, чтобы там опять кадрить пожилых дамочек, прибывших из Сакса или Блумингдейла поразвлечься…Только не это!
– Ты ошибаешься, – взмолился он, – я уже говорил тебе.
– Единственное, в чем я ошиблась, это в тебе.
– Ради Бога, Джеки, в чем я перед тобой виноват?
– Не разыгрывай невинность. Я терпеть этого не могу.
– Но я действительно не виноват, заклинаю тебя!
– Да, конечно, – сказала она и тихо, так что он едва расслышал, добавила: – В чем тебя можно винить? Ты просто трахал мою мать…
– Чушь!
– Ты знал ее адрес.
– Черт возьми, ты мне сама его дала, когда я уезжал!
– Я напрасно беспокоилась, потому что ты и так его знал.
– Ты с ума сошла.
– Не надо выворачиваться, Дрю, – холодно сказала Джеки. – Напрягись и припомни, что, когда регистрировался в отеле «Гайд-парк», ты собственноручно написал этот адрес в качестве своего домашнего…
Он молча смотрел на нее.
– И ты собирался убедить меня, что облетел полсвета, чтобы повидаться со мной? – продолжала она. – Просто моя дорогая мамочка, видимо, дала тебе пинка под зад. Ты ей надоел. С ней это время от времени случается.
– Это совсем не так, – процедил Дрю сквозь зубы. – Я люблю тебя, черт побери!
Джеки медленно покачала головой.
– Больше никогда не говори этого.
– Джеки, ради Бога!..
Его взгляд упал на кольцо у нее на руке, и она заметила этот взгляд.
– Можешь забрать его. Оно мне ни к чему.
– Оставь его.
– Отдай его Анжеле.
– Нет, Джеки.
Она была бы рада разозлиться, но вместо ярости ощущала одну лишь печаль.
– То, что ты еще раньше знал ее адрес, только укрепило мою уверенность. Я уже говорила тебе о запахе ее духов… Тебе этого, впрочем, не понять.
– Послушай, я все объясню…
– Убирайся, Дрю! – тихо приказала Джеки.
– Но ведь ты этого не хочешь!
– Нет, – сказала она. – Хочу.
Яхта пришвартовалась в небольшой бухточке сразу за массивной скалой кораллового атолла неподалеку от острова Сент-Винсент. Это было одно из ее любимейших мест в Карибском море. Анжела видела, как в абсолютно прозрачной воде стаи рыб вились вокруг красных и синих кораллов, и снова поразилась чистоте моря и огромному миру, раскинувшемуся под водой.
Анжела подставила лицо теплому ветерку, дующему со стороны маленького зеленого островка, на котором не было ничего, кроме густых зарослей прекрасных цветов и пальм. Она старалась окончательно избавиться от всех неприятных воспоминаний, которые еще докучали ей с тех пор, как она оставила Нью-Йорк.
В конце концов, не было ничего сложного в том, чтобы переменить замки, предварительно выманив Дрю из дома, соблазнив его магазинами и рестораном. Это оказалось даже слишком просто. К своей досаде, она сейчас не ощущала ничего, что напоминало бы триумф. Вместо триумфа в душе была пустота, словно она допустила какую-то ошибку. Господи Боже мой, да ведь все, что ему было нужно, – это ее деньги! Кроме того, она не из тех, кто играет в эти игры с красивыми мальчиками. И не имеет никакого значения, что им с Дрю было так хорошо вдвоем. Все это забавы для очумелых пожилых дамочек, разве нет?
Из аэропорта Анжела позвонила домой, чтобы выслушать отчет охранника и швейцара, которые, как им и было приказано, выставили Дрю вон. Теперь ее гнездышко пустовало. Ничто не должно было напоминать о нем. Немногие оставшиеся вещи Дрю были вынесены в кладовку. Анжела предполагала вернуться назад спустя несколько недель или даже месяцев, пока прошлое совершенно не изгладится из ее памяти.
Она запланировала этот круиз с Доджи еще до того, как появился Дрю со своим глупым шантажом. Он бы все равно не понял, что это путешествие в компании губернатора Калифорнии и людей из его ближайшего окружения было для Анжелы мероприятием, от которого она бы не отказалась ни при каких обстоятельствах. Все это были важные персоны. Даже очень важные персоны. Они знали о ее отношениях с Доджи и одобряли их.
Неужели Дрю рассчитывал, что она поверит в то, что он в состоянии опубликовать эти подлые фотографии? Во всяком случае он этого никогда не сделает до тех пор, пока она платит по его счетам или пока у него остается хотя бы слабая надежда на ее возвращение к нему. Ведь, несмотря на всю свою ненависть, он продолжал желать ее…
Естественно, она немного понервничала, когда узнала, что Дрю раскопал эти грязные документы о ее прошлом. Они могли перечеркнуть все то, чего она добилась в жизни. Когда она вспомнила фотографии, которые он ей показал, кровь прилила к ее щекам. Чтобы заснять ее в таких видах, Бергман заплатил ей тогда каких-то поганых пятьдесят долларов. Эти фотографии были сделаны на одной очень интимной вечеринке на Риверсайд у некоего биржевого спекулянта. Несмотря на то что прошло столько лет, она помнила все, словно это было только вчера.
Милашка Джонс. Собственно, она даже не ощущала стыда. Одно только животное возбуждение. Ведь она наслаждалась тем, что делала. Ей доставляло удовольствие раздеваться перед мужчинами. Особенно сладостен был момент, когда она выставляла перед ними все свои прелести, плавно раскачиваясь на сцене из стороны в сторону. Они начинали вопить как сумасшедшие. Стучали кулаками по столам. Их сальные предложения, с которыми они потом приставали, сводили ее с ума. Мужчины желали ее.
– Эй, Энджи, я облазил всю яхту, разыскивая тебя!
Анжела обернулась и расплылась в улыбке.
– Ты только посмотри, какой вид, Доджи!.. Ты спал, как ребенок, я не хотела тебя будить…
На нем были «бермуды» цвета хаки, доходящие до самых колен. Взглянув на него в этих шортах, она едва не поморщилась от отвращения. У Доджи были короткие ноги с мясистыми икрами в варикозных венах. Когда он был в состоянии заниматься любовью, а такое в последнее время случалось все реже и реже, ее пальцы то и дело натыкались на его раздутые вены, которые на ощупь напоминали карандаши, засунутые под кожу. Она содрогалась от отвращения и старалась думать о чем-нибудь другом. Она воображала себя с другим мужчиной… Так ее мысли неизменно возвращались к Дрю.
– Мы будем обедать на берегу, – сказал Доджи, сцепив пальцы рук и самодовольно глядя на нее. – Ты чудесно выглядишь, сладость моя.
– Может, спустимся в каюту? – предложила Анжела, бросив на него обольстительный взгляд, словно он был самым привлекательным мужчиной на свете.
Доджи покраснел и закашлялся.
– Не сейчас. Чуть позже… Я все-таки не так уж молод…
Он мог бы этого и не говорить. Первые трое суток Доджи спал почти без перерыва. Ни один день не проходил без того, чтобы он не отправился соснуть после обеда. Без нее, естественно.
– Какое прекрасное местечко для медового месяца! А, Доджи?
– Согласен, – кивнул он.
Он подошел к перилам, и Анжела осторожно покосилась на него.
– Так когда же наконец, Доджи? – вдруг раздраженно спросила она. – Сколько ты еще будешь заставлять меня ждать?
– Нужно подождать, сладость моя, – вздохнул он. – Ты же знаешь порядки…
Анжела нетерпеливо вздохнула. Каждый день она чувствовала, что стареет. Она была красива. Всю жизнь ей говорили об этом. Но ведь это не могло продолжаться вечно. Постареть и остаться без мужа – это ей совсем не улыбалось.
Она была богата и пользовалась уважением. Но этого было еще недостаточно. В тех кругах, где она вращалась, незамужняя женщина была чем-то предосудительным, а к тому же, будучи не замужем, было затруднительно иметь в любовниках мужчину, который был бы ей действительно по сердцу. Не говоря уж о том, что все знакомые устали ждать, когда она станет миссис Хикс.
Анжела ощутила в груди знакомый холодок страха. Нужно было смотреть на вещи реалистично. Не так уж много вокруг нее мужчин соответствующего возраста, положения и достатка, которые польстились бы на женщину ее лет, какой бы красивой она ни была. Даже если кто-то из них наконец и овдовеет, где гарантия, что рано или поздно он не променяет ее на какую-нибудь молоденькую манекенщицу.
Анжела закрыла глаза. Перед ней маячил отвратительный призрак старости. Только в самом кошмарном сне ей могло присниться, что придется одной встречать старость и в одиночестве умирать… Она бы скорее покончила с собой.
– Нам надо думать о моей карьере, – услышала она торопливые объяснения Доджи. – Какое будущее нас ожидает, если мы будем слишком поспешны? Ведь Мириам, упокой, Господи, ее душу, еще, можно сказать, остыть не успела… – Он прочистил горло. – Демократы так не поступают, сладость моя.
Анжела вспомнила о том, как вели себя братья Кеннеди, и едва не расхохоталась.
– Доджи… любимый, – терпеливо сказала она, тщательно взвешивая каждое слово. – Я ведь ждала шесть… нет, почти семь долгих лет… – Она глубоко вздохнула. – Может быть, мы хотя бы назначим условную дату?.. Просто между собой. Пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?
Что если до их брака он узнает о Джеки, о ее проклятом мюзикле? А ведь постановка уже шла полным ходом, и она ничего не могла с этим поделать. Как только Доджи станет об этом известно, он, без сомнения, воспользуется этим как предлогом для новых отсрочек. Черт побери его сентиментальную преданность демократическим принципам! В конце концов и она, Анжела, вправе рассчитывать на его преданность. Неужели он этого не в состоянии понять?
– Я бы очень этого хотел, сладость моя, однако… – Он передернул плечами и покачал головой.
Анжела искоса посмотрела на него, мысленно обрушивая на его голову самые ужасные проклятия, однако так ничего и не сказала. Напротив, пошире распахнула вырез своего пляжного халата.
– Ты знаешь мои чувства к тебе, – продолжал Доджи. – Ты знаешь, каким щедрым я могу быть…
Она лишь глубоко вздохнула. При этом ее пышная грудь поднялась и опустилась.
Глядя на жадно приоткрытый рот Доджи, она умело оплетала потенциального супруга тщательно выбираемыми словами, но мыслями уносилась в далекое прошлое, о котором вспоминала впервые за все эти годы.
Она вспомнила о том времени, когда Дэвид решил ее бросить. В ее памяти всплыло его симпатичное выразительное лицо. У нее болезненно защемило в груди. Она и теперь была уверена, что имела над ним абсолютную власть – легко могла его соблазнить, заставить остаться с ней…
– О, Энджи! – засопел Доджи, и она закрыла глаза.
Благодаря Джеки все эти годы Дэвид словно никуда и не исчезал из ее жизни. Она постоянно помнила о нем. Он, естественно, помогал Джеки деньгами. Кроме того, эта скромница Клэр дарила ей свои весьма дорогие изделия из керамики, и Джеки уже обладала ценной коллекцией.
– О, сладость моя!..
Она вздохнула. Будь они все прокляты!
Доджи уткнулся лицом между ее грудей, подставив взору свою плешивую макушку. Однако Анжела принялась привычными умелыми движениями поглаживать его шею.
– Ты мой любимый… – криво улыбнулась она. – Может быть, мы все-таки наметим дату нашей свадьбы? Почему бы нам этого не сделать?.. Мы бы могли отпраздновать вдвоем это маленькое событие, а?
Несколько секунд он молчал, а потом, подняв голову, улыбнулся своей идиотской улыбкой и взял ее за руку.
– Я скажу тебе, что я намерен сделать, – произнес Доджи, многозначительно похлопав ее по руке ладонью, словно собирался сообщить ей нечто необыкновенно умное. – Я подумаю о твоем предложении… – самодовольно заявил он. – Ну что, сладость моя, ты довольна?
Сложив руки на груди, Джеки стояла у окна, устремив невидящий взгляд на Чаринг-кросс-роуд, по которой медленно текли потоки автомобилей и пешеходов. Ее лицо даже осунулось, словно от какой-то внутренней боли.
Всю ночь она не сомкнула глаз и приехала в студию раньше всех. Сцена с Дрю снова и снова прокручивалась в ее памяти. Как он упрашивал и умолял ее не бросать его! Он понял, что совершил непоправимую ошибку, и его мольбы звучали почти искренне. И тем не менее он продолжал нагромождать одну ложь на другую…
Джемми, подчинившись ее желанию, ушел, и вечер был безнадежно испорчен. В конце концов ушел и Дрю. Пришлось пригрозить, что она вызовет полицию…
Джеки очнулась от воспоминаний, когда в кабинет вошел Брайн, художник-постановщик. Он нес на маленьком подносе три стаканчика с кофе.
– Ивонн сейчас подойдет, – объяснил он, кивая на поднос.
– Боюсь, что Макс задержится на полчаса, – сказала она и, благодарно кивнув, взяла стаканчик горячего кофе.
– Как тебе моя идея? – спросил Брайн, указав на макет, который он соорудил для того, чтобы они могли легче ориентироваться в переменах декораций между сценами.
Вращающийся подиум был построен специально для сцены праздничного салюта в «Мэдисон-сквер Гарден». На это пришлось вбухать кучу денег, и теперь, рассматривая декорацию, Джеки размышляла о том, что было бы неплохо, учитывая дороговизну, использовать ее еще в каких-нибудь сценах спектакля.
Брайн предложил повернуть подиум другой стороной и использовать его в том эпизоде, в котором рассказывалось о начале карьеры Монро и в котором звучала единственная во всем мюзикле не оригинальная песня под названием «Люблю я бриллианты». Эту песню никак нельзя было исключить, поскольку она прекрасно вписывалась в историю о роковой судьбе кинодивы.
– Что ж, – сказала Джеки, – если это удастся сделать, эффект будет что надо.
– Я разработал для этого довольно сложные декорации…
– Ну, я думаю, если бы в данном конкретном случае декорации были попроще, мы бы избавились от проблем с их изготовлением, а во время спектакля было бы легче с ними управляться… – Она покачала головой и вдруг пробормотала: – Господи, когда это все кончится!..
– Не беспокойся! – засмеялся Брайн. – Все будет в полном порядке! Мне обещали, что вся декорация будет обязательно готова как раз к премьере.
– Я надеюсь…
– Джеки, ты сама не своя, – заметил он, внимательно глядя на нее. – Что-нибудь случилось?
– Просто устала, Брайн, – быстро ответила она. – Вот и все.
– Привет! – с широкой улыбкой сказала появившаяся на пороге Ивонн. – Простите, что опоздала.
– Ничего, мы только что начали, – ответила Джеки, обрадовавшись возможности отвлечься от своих невеселых мыслей.
Ивонн придвинула к себе стул.
– Кажется, Брайн должен сделать эту штуку черно-белой, – сказала она, кивая на макет.
– Наша божественная костюмерша имеет в виду то, о чем говорил со мной Макс, – отозвался Брайн с притворным недовольством. – Два акта из трех декорации должны быть сплошь черными. Или, наоборот, целиком белыми. Соответственно белыми или черными должны быть костюмы.
– В первом и последнем акте, – уточнила Джеки, переводя утомленный взгляд с Брайна на Ивонн.
Сейчас главное – взять себя в руки. Над своими чувствами она поразмыслит позднее. Если, конечно, сможет. Нельзя допустить, чтобы все происшедшее, касающееся Дрю и ее матери, мешало работе над спектаклем.
– Макс уже говорил с тобой об этом? – спросил Брайн.
Джеки кивнула.
– В первой сцене, когда Монро помещают в психиатрическую лечебницу, декорации будут белыми. Не забудь, Брайн, что в этой сцене мы используем вращающийся подиум из финала. Норма Джин разлучается со своей матерью…
– Если я правильно понимаю, то в этой сцене люди, взявшие Норму Джин на воспитание, и те, кто сыграл роль в ее детстве и юности, располагаются парами по всему подиуму, вращение которого символизирует течение времени, когда Норма Джин как бы переходит из рук в руки. Так?
– Именно так.
– И все костюмы выполнены по моде 30-х годов?
– Да.
– Прекрасно.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Джемми.
– Телефон!
– Я же просила: никаких звонков.
– Он звонит уже в третий раз, – пробормотал Джемми. – И он не хочет меня слушать…
Джеки мгновенно поняла, кто звонит.
– Прошу прощения, – сказала она, быстро взглянув на Брайна и Ивонн. – Я на одну минуту.
– Детка, – выпалил Дрю, когда она взяла трубку, – извини…
От одного его голоса у нее пошли мурашки по коже.
– Не называй меня деткой.
– Давай поговорим! Ради Бога, Джеки!..
– Мы обо всем поговорили вчера вечером.
– Ты не права, Джеки. О, как ты не права!
– Мне нужно работать. И не звони мне сюда. Никогда.
– Послушай, ты не понимаешь…
– Я все очень хорошо понимаю.
– Нет. В этом все и дело.
– Все кончено, Дрю.
– Джеки! – взмолился он. – Джеки!..
– Прекрати.
– Я люблю тебя, Джеки!
Она не ответила. Только почувствовала, как защипало глаза и как по ее щекам покатились слезы.
– Джеки, ты слышишь меня?..
Объемистый коричневый конверт лежал около двери на потертом коврике. Еще до того, как Ричард поднял его и вскрыл, он уже знал, что содержится внутри. Он тоскливо вздохнул. Это был уже второй отказ с тех пор, как он вернулся от матери. Как и ожидалось, к его рукописи был приложен стандартно отпечатанный ответ, гласивший: «Публикация вашей рукописи не входит в наши планы».
Он всегда недоумевал, что же на самом деле означают эти странные слова. В его воображении возникали солидное учреждение, в котором даже воздух был пропитан чем-то солидным, и неопределенная фигура главного редактора, который держал в руке длинный список с фамилиями авторов и названиями книг, но, увы, среди них не было его фамилии… Впрочем, его драгоценное произведение, конечно, даже не попадало на стол главного редактора.
По всей вероятности, насколько ему были известны издательские порядки, его рукопись вливалась в так называемый редакционный «самотек», с которым расправлялся какой-нибудь младший рецензент, не имеющий ни опыта, ни таланта, чтобы оценить, как прекрасна попавшая ему в руки рукопись… Попасть в «самотек», друзья, это все равно, что угодить прямиком на помойку…
Ричард снова вздохнул и, прижав к груди коричневый конверт, направился в гостиную. Он упал в старое кресло и обвел взглядом комнату, которая показалась ему такой пустой и холодной.
Люси отказывалась поговорить с ним начистоту. Когда он вернулся, то обнаружил приготовленный ею для него чулок с рождественскими подарками, а также пришпиленную к нему записку, в которой она сообщала, что придет поздно. «Не жди», – писала она, отправляясь к Роджеру. В последнем у Ричарда не было никаких сомнений. Когда они с Люси встретились после Рождества, между ними состоялся поверхностный, ничего не значащий разговор, на основании которого Ричард не мог сделать никаких выводов.
Когда он представил себе Люси вместе со смазливым Роджером, с этим герром Фошем, в его душе заклокотало отчаяние. Она с ним.
А почему бы и нет? Если разобраться, что может предложить он, Ричард, такой прекрасной девушке, как Люси? Конечно, у него теперь есть работа – малюсенькая роль в дешевом дневном сериале. Роль – глупее не придумаешь. Шотландский священник, похожий скорее на карикатуру, чем на живого человека. Сценаристы, сочинившие этот персонаж, а также телезрители, которые решатся его посмотреть, либо одурели от тоски, либо законченные идиоты. Либо то и другое вместе.
Ричард тихо выругался и снова погрузился в молчание. Он представил себе, что Люси уйдет от него. Уйдет, чтобы жить с Роджером в его роскошной квартире в Голланд-парке. Тогда, пожалуй, останется только в петлю…
Он почувствовал, как хорошо знакомая тоска начинает медленно сжимать его горло. Кончится тем, что его охватит глубокая депрессия. Все эти месяцы, недели, дни она подстерегала его, словно хладнокровный убийца, чтобы в конце концов погубить.
Ричард сидел совершенно неподвижно, считая проходящие минуты и вцепившись пальцами в подлокотники обшарпанного кресла. Часы с «кукушкой», висевшие на стене, тикали так невыносимо громко, что ему хотелось закричать… Вдруг телефонный звонок выбросил его из кресла.
Надеясь, что это Люси, он побежал к аппарату, роняя на пол страницы своей рукописи. Когда же наконец он схватил трубку, то услышал всего лишь голос матери, которая засыпала его банальными вопросами о его здоровье и делах. Как он чувствует себя? Нашел ли он себе литературного агента? Какая в Лондоне погода? Он отвечал ей в своей обычной ироничной манере и даже рассмешил ее. Потом, чтобы поскорее закончить разговор, соврал, что ему нужно идти.
Положив трубку, Ричард воззрился на разбросанные по всему ковру листки рукописи. Тихо выругавшись, он нагнулся и принялся их собирать. В этот момент телефон зазвонил вновь.
– Господи Боже мой! – прохрипел он, подползая на коленях к телефону прямо по разбросанным листкам. – Слушаю!
– Ричард? Это Нэд.
– А я думал, тебя уже нет в живых.
– Рад, что ты не утратил чувства юмора, мой мальчик.
Ричард перевел дыхание, стараясь припомнить, сколько времени прошло с тех пор, когда в последний раз звонил его агент. Кажется, несколько лет.
– И как это им удалось завлечь тебя в свой восхитительный сериал? – поинтересовался Нэд.
– Просто я устал ждать у моря погоды и подумал: а почему бы не попробовать свои силы в каком-нибудь телесериале наподобие «Джонатана Росса» или «Фермы Эммеральды» в роли блудного братца Джоя Сагдена…
– У Джоя Сагдена не было никакого брата.
– Ну, может быть, тот просто выдумал его…
– Это происходит в «Далласе». Чтоб ты знал, Ричард.
Ричард протяжно вздохнул.
– Ладно, шутки в сторону, – сказал он. – Опять работа для «Америкэн экспресс»?
– Не угадал.
– Скажу по правде, я бы против этого не возражал. По крайней мере хорошо платят.
– Ну, – протянул Нэд, – на этот раз нечто другое…
– Так что за дело? – поинтересовался Ричард, с трудом сдерживая нетерпение. – Давай, Нэд, выкладывай.
– Это рекламные ролики правительственной программы здравоохранения.
– Представляю, сколько они платят…
– Стандартную ставку.
– Если ты имеешь в виду стандартные девяносто пять фунтов, то я пас.
– Сто пятьдесят фунтов.
Ричард лишь хмыкнул в ответ.
– Это серия из шести роликов, – сказал Нэд. – В сумме получается около тысячи фунтов.
– Не считая налогов.
– Господи, Ричард, я могу предложить это кому-нибудь другому…
– Ладно, – проворчал тот. – А что именно я должен делать? Нельзя ли поподробнее?
– Я же сказал тебе: это для правительственной программы здравоохранения… – Нэд откашлялся. – Задача этой программы – профилактика заболеваний…
– А какого конкретно заболевания?
– Ну ты, должно быть, уже читал об этом в газетах.
– Господи! – воскликнул Ричард. – Уж не СПИД ли ты имеешь в виду? – Он немного помолчал, а потом устало добавил: – Пропаганда презервативов и все такое?
– Да нет же, – усмехнулся Нэт, – я имел в виду тараканов. Только и всего.
– Тараканов?
– Ну да. В этом году их прямо уйма. Новый вид. Такие маленькие омерзительные твари с континента. Они собираются прочно обосноваться у нас…
– Может быть, тебе пригласить для этой работы кого-нибудь из иммигрантов?
– Очень смешно, – прервал его Нэд. – Так тебе это подходит?
– Тараканы… – Ричард вздохнул. – Изумительно, Нэд. Просто изумительно… – Он закрыл глаза и подумал о том, почему он до сих пор не удавился. – А что я должен делать?
– У тебе будет роль эксперта, насколько я знаю. Давать советы, касающиеся гигиены, пестицидов, и тому подобное.
– Звучит устрашающе.
– В рекламном агентстве тебя ждут двадцать третьего.
– Так ведь осталось меньше недели!
– Прости, но я сам узнал в последнюю минуту.
– Это значит, я должен ответить немедленно.
– Просто приходи, Ричард, – сказал Нэд. – Через два дня моя секретарша сообщит тебе подробности.
– Спасибо…
Благодарить, собственно, еще было не за что.
Несколько секунд Ричард с ненавистью смотрел на телефонный аппарат, а потом перевел взгляд на страницы своей рукописи, разбросанные на ковре.
– Ну-ка, ну-ка, идите к папочке! – нежно проговорил он и опустился на колени.
Он бережно собрал все листки, сложил их в нужной последовательности и стал думать, куда бы отправить рукопись на этот раз.
Конечно, он снова получит отказ. Чтобы понять это, не нужно даже вскрывать конверт. Ричард вспоминал мать и ее совет подыскать себе литературного агента. Он бы и не прочь, однако боялся услышать, что, пробежав взглядом его рукопись, ему скажут, что он попусту тратит время…
Она протяжно застонала. Ее пальцы ласкали его кожу, их ноги переплелись, ее горячее тело жадно льнуло к нему.
– Я думала, ты никогда не вернешься, – вздохнула Роуз. – Иногда мне казалось, что ты был призраком, моей фантазией или сном…
– Какой там призрак, детка, – сказал Дрю.
– Ты можешь оставаться у меня сколько пожелаешь.
– А как же твоя подруга?
– Барби? – Она подняла голову и взглянула ему в лицо. – Что ты имеешь в виду?
– Я ей не нравлюсь.
– Что ты, Дрю! Ты ей очень даже нравишься! И вообще это не имеет никакого значения, – сказала Роуз, и в ее голосе послышались пренебрежительные нотки, чего за ней никогда раньше не замечалось. – В конце месяца я перееду в собственную квартиру!
– Замечательно! – сказал он. – Я смогу тебя там навещать?
– В любое время! – воскликнула она. – Но и здесь ты можешь оставаться сколько захочешь!
– Нет, это неудобно.
Однако, конечно же, он останется у нее. Сейчас ему это подходило как нельзя лучше.
В его намерения отнюдь не входило пользоваться чеком, который оставила ему Анжела, и выкладывать по две сотни фунтов за ночь, останавливаясь в приличном отеле. Эдак денег надолго не хватит. Если, конечно, он не ухитрится еще раз поговорить с Джеки и не убедит ее в том, что она ошибается. Правда, он не строил на этот счет больших иллюзий, но попытаться стоило. С тех пор, как Анжела бросила его в Нью-Йорке, он находился в состоянии полной растерянности, словно несчастный, на которого обрушилось стихийное бедствие.
– Оставайся!.. – просила она. – По крайней мере пока не устроишься где-нибудь…
– Ах я дурак!.. – с сокрушенным вздохом проговорил Дрю.
– Что такое? – поспешно спросила Роуз, касаясь кончиком пальца его губ.
– Не забронировал себе номер! – солгал он. – В этой чертовой спешке совершенно вылетело из головы…
– Не имеет значения, – улыбнулась она. – Я так счастлива, что ты здесь, со мной. Больше мне ничего не нужно.
– Я так редко тебе звонил…
– Некоторые люди не любят общаться по телефону. Ты из их числа.
– Ты так думаешь?
– Конечно!
– Ты умница, детка, – ослепительно улыбнулся Дрю. – И такая милая.
– Ах, Дрю!.. – счастливо вздохнула Роуз и, положив голову к нему на плечо, стала водить пальцем по густой растительности у него на груди.
Когда она перестала смотреть ему в глаза, он почувствовал некоторое облегчение, и искусственная улыбка сошла с его губ.
В полумраке комнаты были видны силуэты многочисленных игрушек, которыми она забила свою комнату. Даже на каминную доску понаставила всякой мелочи. А на подоконник посадила огромного плюшевого медведя, который загораживал весь свет.
Но более всего его угнетала картинка, висевшая над камином. Это была старая фотография из «Истории любви» – кинофильма, который пользовался бешеным успехом в семидесятые годы. Ему тогда было двенадцать лет, и его шизанутая мамочка таскала его с собой в кинотеатр. Аж девять раз она заставляла его просиживать рядом с ней и наблюдать, как она рыдает и сморкается, изводя за сеанс десяток носовых платков. Они ходили на этот фильм каждый день, пока он шел у них в городке.
Дрю закрыл глаза, чтобы не видеть текста, помещенного под фотографией. Этот любовный девиз, в котором было что-то болезненное, напоминал ему об Анжеле и о том, как та с ним поступила – вонзила нож прямо ему в сердце! Ну, она еще пожалеет обо всем. Она осмелилась вычеркнуть его из своей жизни, полагая, что у него нет души, но она ошиблась. Она и сама не понимает, как жестоко ошиблась…
Дрю вспомнил про чек, которым Анжела откупилась от него. Она заплатила ему, словно он был шлюхой. Ненависть точила его душу, как ржавчина, он чувствовал, что сходит от этого с ума. Впрочем, плевать на все.
Он ощутил, как губы Роуз касаются его кожи, как ее язык начинает дразнить и разжигать его. Но он оставался равнодушен. Внезапная, бешеная ненависть к Анжеле заставила его стиснуть зубы. Внутри у него все судорожно сжалось. Боль не проходила, а день ото дня все разрасталась, становилась все нестерпимее.
– Дрю!.. Ах, Дрю!.. – шептала Роуз.
Прикосновение ее горячей щеки заставляло его внутренне содрогаться, но он позволял Роуз целовать и ласкать себя. Он принимал ее исступленное обожание, потому что она была рядом.
