Текст книги "Грехи ангелов"

Автор книги: Луиза Пеннингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

С любопытством покосившись на представление, Ричард стал пробираться через ряды блошиного рынка, где торговали подержанными вещами, удивляясь тому, что торговля там идет все бойче. Один тип особенно поражал его. Это был длинный и бледный, как привидение, человек, чахлый, словно больное растение, всегда одетый во все черное. Такого бледного человека Ричард не видел никогда в жизни.

Заведение, куда он направлялся, располагалось между вегетарианским кафе и магазинчиком, где продавали деревянную мебель ручной работы. Когда он подошел ближе, то обнаружил, что заведение с ксероксом закрыто, а к деревянному почтовому ящику приколота бумажка с надписью: «Ушел на похороны. Откроюсь завтра». Дурацкая бумажка была еще и украшена какой-то блестящей мишурой.

Ричард развернулся и побрел к ближайшей станции метро. Вообще-то в окрестностях Чаринг-кросс-роуд было сколько угодно мастерских, выполняющих копировальные работы. Если поторопиться, он мог бы сделать ксерокопию и встретиться с Люси около студии, когда у нее закончится репетиция. Потом они могли бы где-нибудь перекусить пиццей или спагетти.

Идея была весьма заманчивой, однако было одно препятствие. Под плащом у Ричарда был надет старый свитер, связанный еще мамочкой, который он надевал всегда, когда садился писать. Люси, пожалуй, еще в обморок упадет, если увидит его в таком виде.

Ричард машинально одернул свитер и пригладил ладонью растрепанные волосы. Потом он застегнул плащ на все пуговицы, поднял воротник и затянул потуже пояс. Таким образом он надеялся надежно спрятать свой драный свитер, а также придать своей внешности элемент романтической загадочности.

За исключением обычных пьянчужек, в метро было не особенно много народу. По крайней мере в его направлении. Однако, когда он вышел на платформу, из поезда, прибывшего с противоположной стороны, высыпало несколько десятков людей, и он понял, что час пик только начинается. По северной ветке метро он доехал до Лейстер-сквер и на Шафтсберри-авеню нашел срочную ксерокопию.

Он уселся в пластиковое кресло у окна и стал ждать, когда выполнят его заказ. Из окна был виден служебный вход в театр «Палац», в котором вот уже шесть лет не сходил со сцены мюзикл «Отверженные». Он был на этом спектакле один раз. Да и то благодаря тому, что его пригласила старая приятельница, работавшая в театре. Это была лучшая вещь из всех, какие ему посчастливилось посмотреть за последние годы. Он даже приобрел пластинку с музыкой из спектакля.

Ричард молча рассматривал смонтированные на стене здания рекламные щиты, на которых красовались фотографии сцен из спектакля, и думал о своей любимой-прелюбимой Люси и о ее божественном голосе… Ах, если бы и он умел петь!

Уже начинало темнеть, когда он вышел на многолюдную ярко освещенную улицу. По всей Шафтсберри-авеню театры зажгли свои огни, и Ричард замедлил шаг, растравляя себя мыслью, что и он мог бы быть там – в гримерных и артистических уборных, где в этот самый момент актеры готовились к выходу на сцену…

Он свернул в один из кварталов, где они бывали с Люси раз или два и который сейчас был украшен нарядными рождественскими елочками, сверкающими в витрине каждого бистро и ресторана вдоль всей узкой улицы. Ричард то и дело останавливался, чтобы изучить меню, выставленные в витринах заведений, размышляя о том, какое выбрать, чтобы Люси осталась довольна.

Он помнил, что в конце улицы располагался французский ресторан. Всякий раз, проходя мимо него, они лишь завистливо заглядывали в витрину. Это был не какой-нибудь рядовой французский ресторанчик. Это был «Гиди» – роскошное и ужасно дорогое заведение, где подавали только самые изысканные блюда и старые вина с необыкновенно затейливыми закусками.

Ричард сделал шаг назад. Он услышал шум и вспомнил, что под рестораном располагается винный погребок. Он остановился прямо перед небольшим окошком, выходившим из бара на улицу.

Его взгляд упал на множество мужских и женских ног. Прямо перед ним за стеклом стоял мужчина в дорогом костюме. Рядом стояла девушка. На ее длинных стройных ногах были высокие замшевые сапоги с бахромой по краям. Такие же, как у его Люси. На девушке были также коричневые джинсы. Опять-таки точно такие же, какие носила Люси…

Ричард потянулся, чтобы рассмотреть ее получше, и его сердце бешено заколотилось. Он увидел, что на ней и жакет, как у Люси. Она держала в руке бокал вина, у нее были чудные светлые волосы, до боли знакомый прекрасный профиль… И она смотрела на Роджера.

– Ты говорил, что вернешься к Рождеству, – сказала Джеки в телефонную трубку. – Что изменилось?

– Дела, – ответил Дрю. – Ты ведь знаешь, как это бывает…

Он был один в квартире Анжелы и стоял перед окном, из которого открывался изумительный вид.

– Нет, – холодно сказала она, – не знаю.

– Эй! – удивленно проговорил он. – Дай мне немного передохнуть.

– Как моя мать?

– Ты уже знаешь ее мнение насчет денег…

– Я не это имею в виду.

Дрю немного помолчал, а потом осторожно ответил:

– Последний раз, когда я ее видел, она была в порядке.

– Когда это было?

– Джеки, – удивился он, – что случилось?

– Запах ее французских духов еще не выветрился с твоей одежды.

– Черт возьми, о чем ты?

– О твоем летнем романе с моей матерью.

– Слушай, это просто чепуха.

– Твой пиджак насквозь пропах ее духами. У нее очень редкие духи. Я нигде еще таких не встречала.

– И что это доказывает? – возразил Дрю. – Подумай хорошенько!

– Уже подумала.

– Ты ошибаешься.

– Тогда попробуй объяснить.

– Это просто совпадение… Но не хочешь же ты, чтобы мы говорили об этом по телефону…

– Просто тебе нечего сказать.

– Почему бы тебе не посмотреть на кольцо у себя на пальце и не вспомнить то, о чем я тебе говорил перед своим отъездом? А потом подумать еще раз.

Джеки покраснела.

– Ты ведь и так знаешь, что, когда мы с тобой только познакомились, у меня был роман… Но, черт возьми, вовсе не с твоей матерью!

– А с кем? – поинтересовалась она, хотя никогда раньше не спрашивала об этом.

– Разве это имеет какое-то значение? Я знал ее еще до тебя… Задолго до тебя…

Последнее было правдой.

Джеки умолкла. Внезапно она почувствовала, что устала и подавлена.

– Джеки?

– Духи… Их запах… Здесь нет никакой ошибки.

– Может, это мой одеколон?

Она не ответила.

– Ну, Джеки, подумай!

– О чем?

– Ты слишком много работала и просто устала, – сказал Дрю.

– Пожалуй.

– С мюзиклом все в порядке? Альдо сказал мне, что у Роуз не идет роль…

– Да, были трудности, – спокойно сказала Джеки. – Но теперь с Роуз все в порядке. Прямо чудеса какие-то.

Дрю облегченно вздохнул.

– Если не принимать во внимание этот чертов запах старого одеколона, который напомнил тебе духи матери, все остальное в порядке? Что тебя беспокоит?.. Предварительная продажа билетов идет все еще туго?

– Да. Как и вначале.

– Вот в этом-то все и дело!

– Нет, Дрю, не в этом.

– Послушай, Джеки! Я не желаю слушать больше всю эту чушь обо мне и твоей матери. Договорились?

– Так это чушь?

– Джеки, Джеки, – устало сказал он, – я не увлекаюсь пожилыми дамочками. К тому же она совсем не в моем вкусе.

Так он еще никогда в жизни не врал.

– Есть еще кое-что…

– Я уже сказал, что больше не хочу об этом слышать… Может быть, это ты ведешь не совсем честную игру?

– То есть?

– Может быть, это только предлог, чтобы меня вежливо спровадить, а?..

– Нет, – протяжно вздохнула она. – Дело не в этом.

– Так какого дьявола ты морочишь мне голову?

– Не знаю, – проговорила она. – Может быть, я действительно устала…

– Хорошенько отдохни во время праздников. Я хочу сказать: по-настоящему отдохни…

– Да, пожалуй…

Приближались рождественские праздники, несущие радость и умиротворение. Вот только в этот раз Джеки совсем не чувствовала обычного детского восхищения перед старыми добрыми семейными традициями.

– Я надеялась, что ты приедешь, – вздохнула она.

– Ты меня прости, – тихо сказал он, постепенно успокаиваясь. – Я вернусь и все устрою. Обещаю.

– Когда же?

– Я позвоню. Да. Позвоню и предупрежу.

Она ничего не ответила.

– Эй! – поспешно добавил Дрю. – Ты там ни о чем плохом не думай, ладно?

– Хорошо.

– Ну, пока.

– Пока, Дрю.

Он положил трубку и несколько секунд неподвижно смотрел на телефон.

– Дерьмо! – тихо проговорил он и, налив себе виски, залпом выпил.

Гостиная выглядела необыкновенно красивой. Клэр превзошла саму себя, украшая ее. Под нарядной рождественской елкой стоял кувшин с пуншем. Несколько гостей, приглашенных в Сочельник, разъехались по домам, и Клэр пошла на кухню приготовить шоколад для Дэвида, который уже лег в постель.

Джеки подошла к елке и поправила на ней нити серебряного дождя. Потом подлила в свой стакан пунша.

– Ты еще не уходишь? – спросила с порога Клэр.

– Ухожу. Я очень устала… Только хочу выпить последний стакан пунша. Здесь так уютно. Спасибо за прекрасный вечер.

– Я очень довольна. Кажется, и твоему отцу тоже понравилось. Только в конце он немного перебрал.

– Он был очень бледен. Он хорошо себя чувствует?

– Да, все нормально. Просто он переутомился и слишком переживает за свою роль.

– Думаю, он очень ей рад.

– Еще бы!.. – сказала Клэр и задумалась. – Но только в этот раз он что-то чересчур беспокоится.

– Ну ты же понимаешь, как для него важна эта роль.

– Конечно, понимаю. Но не могу не думать о том, какой ценой она ему дается.

– Все дело в том, Клэр, что он влюблен в эту роль, – сказала Джеки. – Все в театре от нее без ума. Иначе, я думаю, они бы не взялись за съемки.

– Знаешь, иногда мне кажется, что все актеры немного того… – Клэр покачала головой. – Но спасибо тебе, Джеки, за твои слова. Мне это нужно было услышать.

– Ты просто устала. Сегодня был нелегкий день.

– Шоколад остывает! – с улыбкой спохватилась Клэр. – Ну, теперь я оставляю тебя. Отдыхай. Будить рано утром я тебя не собираюсь. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

– Да, кстати, – добавила Клэр. – Джемми уже ушел к себе, так что перед сном погаси везде свет…

– Хорошо.

Дверь за Клэр закрылась, и комната погрузилась в тишину. Джеки придвинулась поближе к камину и протянула к теплу ладони. В какое-то мгновение у нее промелькнула мысль: где сейчас Дрю, что делает?.. Впрочем, она это знала. Дрю был сейчас с ее матерью. Теперь она в этом не сомневалась.

После их разговора по телефону Джеки снова достала его пиджак. Но запах духов уже рассеялся, и Джеки не была уверена в том, что это были именно те самые духи. Тогда она проверила карманы, но ничего не нашла. Потом она переключила свое внимание на маленький чемодан, который он оставил у нее. С замирающим сердцем она пересмотрела каждую вещь, презирая сама себя за то, что делает, однако не могла остановиться: она хотела знать.

В конце концов она сообразила позвонить в отель «Гайд-парк», чтобы выяснить, какой адрес внес Дрю в книгу регистраций. Он действительно оставил нью-йоркский адрес, и по сию минуту Джеки не могла понять, что именно – небрежность или глупость заставили Дрю сделать это – вписать адрес квартиры на Манхэттене… Квартиры, которая принадлежала ее матери.

– Джеки?

Услышав голос Джемми, она на секунду прикрыла глаза.

– А я вот решила выпить на сон грядущий… – небрежно сказала она.

– Я не хотел тебя тревожить. Просто пришел пожелать спокойной ночи.

– Почему бы тебе не выпить со мной стаканчик пунша?

Секунду он смотрел на нее, не зная, что ответить. Но она снова улыбнулась ему и сказала:

– Прошу тебя.

Джемми налил себе пунша и встал рядом.

– Я хочу извиниться.

– Кажется, ты уже извинилась.

– Нет, Джемми. Я все делала не так.

– А как было нужно?

– Не знаю, – сказала она. – Может быть, потом когда-нибудь пойму.

– У тебя было много неприятностей.

– Ты очень великодушен. И это только лишний раз подтверждает, как жестока я была по отношению к тебе…

– Это не имеет значения.

– Нет, имеет.

Джемми внимательно посмотрел на нее.

– А то, что я моложе тебя, тоже имеет значение?

– Пожалуйста, не надо!

– Однажды мой отец сказал, что в жизни самое главное – настойчивость. Думаю, это был единственный раз, когда он оказался прав.

Джеки села и взглянула на него.

– Я слишком устала, чтобы спорить, – улыбнулась она.

– Тогда не спорь.

Джеки немного помолчала, не спуская с него глаз.

– Я тебе не очень подхожу, – наконец сказала она.

– Позволь, я решу это сам.

– Ты всегда так упорно добиваешься своего? Да, Джемми?

Он слегка покраснел.

– Ладно, – обнадеживающе улыбнулась Джеки, – ничего страшного.

– То есть ты хочешь сказать…

– Я и сама толком ничего не понимаю, – ответила она, пожимая плечами. – Может быть, в этом и состоит твой шанс. В награду за твою настойчивость.

– А Дрю?

Она медленно покачала головой и встала.

– Я больше не хочу ни о чем говорить. И думать тоже не хочу. По крайней мере, о том, что касается Дрю…

Джеки поставила на столик стакан с пуншем.

– Лучше поцелуй меня, Джемми. Так, как в прошлый раз. И прочь все неприятные мысли!..

10

Люси с тоской посмотрела в окно. Она слышала, как ее сестра играет в соседней комнате на пианино. Нечто только отдаленно напоминающее «Верь мне, верь». Отец уснул прямо в кресле, объевшись за обильным рождественским столом, и теперь мирно похрапывал. Из кухни доносились голоса. Это мать и вдовая тетушка Сильвия, которая всегда приходила к ним на Рождество, пили красное вино и судачили о том о сем. На улице все замерло, словно погрузилось в тяжелый сон, как отец Люси, объевшийся за праздничным столом индейки и рождественского пудинга.

Она подумала о том, что сейчас делает Ричард, и у нее в горле застрял комок. Он даже не позвонил. Люси перенеслась мыслями в ту пятницу, когда, придя домой, она обнаружила одну лишь записку, в которой он писал, что «должен срочно вернуться домой». Домой, то есть туда, где в одиночестве жила его мать, – на маленькую виллу между Батом и Бристолем. Может быть, его мать заболела?..

Люси вздохнула, и от ее дыхания оконное стекло запотело. Она пальцем вывела на стекле кружок, потом два глаза, нос и улыбающийся рот. Получилась физиономия. Довольно нелепая, но почему-то напоминающая Ричарда. От слез у нее защипало глаза.

Она отвернулась от окна, решив прогуляться по саду, но, когда вышла из гостиной, ее взгляд упал на телефон. Несколько секунд Люси с беспомощным видом смотрела на аппарат, а потом сняла трубку и принялась набирать номер, который был записан на клочке бумаги.

Долго раздавались только длинные гудки. Она уже была готова положить трубку, но наконец услышала его голос и облегченно вздохнула.

– Ричард?

– А… – протянул он. – Привет…

Она ждала, что он скажет еще что-нибудь, но напрасно.

– Почему ты не позвонил? – кротко спросила она.

– Я подхватил грипп. Или что-то в этом роде, – соврал он.

– В записке об этом ни слова.

– Я разболелся уже после приезда сюда. Вероятно, подхватил инфекцию по дороге.

– И ты так ослаб, что даже не смог набрать мой номер и поздравить с Новым годом?

– Я ждал, что ты позвонишь.

Люси терпеливо вздохнула.

– Как твоя мама?

– Прекрасно.

– Я думала, она заболела.

– Я не говорил тебе ничего подобного.

– Просто мне так показалось – по твоей записке.

– Нет, – вяло сказал он. – Можешь поговорить с ней, если хочешь.

– Тогда почему же тебе нужно было срочно вернуться домой? – спросила она, не обращая внимания на его слова.

Возникла напряженная пауза, и Ричард сказал:

– Мне нужно было побыть одному.

– Ричард, что происходит? Почему ты мне прямо не скажешь, в чем дело?

Но он не просто хотел сказать ей об этом. Он хотел закричать во весь голос, спросить ее, почему она виделась с Роджером, несмотря на все свои обещания этого не делать… Но он боялся.

– Я устал, Люси.

У него перед глазами возникла самодовольная физиономия Роджера. С каким удовольствием он бы его задушил!..

Люси помолчала, чувствуя, что Ричард скрывает от нее что-то важное.

– Это не ответ, Ричард, – сказала она. – Что я могу сделать, если ты даже не хочешь сказать мне, в чем дело?

– Ты нашла чулок? – вдруг спросил он, так и не ответив на ее вопрос.

– Да-да, – быстро проговорила она, вспомнив о ярко-зеленом шерстяном чулке, на котором по всей его длине красными буквами было написано «О-го-го!».

Эти чулки, только разных цветов, появлялись каждое Рождество. Такова была традиция. Они должны были быть набиты подарками. Любыми подарками, даже самыми дешевыми. Главное условие – чтобы чулок был полон… Сентиментальный Ричард свято соблюдал этот глупый обычай.

– Это было очень мило, – неуверенно продолжала Люси. – Мне все очень понравилось… Но ведь ты лишил меня возможности преподнести тебе мой подарок… Ты мог бы меня по крайней мере дождаться дома…

– А во сколько ты вернулась?

– Когда?

– В эту самую пятницу.

– Сразу после семи, – ответила она, наморщив лоб. – Так почему ты не дождался меня?

– Мне надо было уехать раньше…

– Жаль, что ты не подождал, – снова сказала Люси. – Нет ничего ужаснее, чем возвращаться в пустую квартиру.

– Ты хорошо провела уик-энд?

– Отправиться в субботу на репетицию, а потом оставшийся день сидеть одной… если ты называешь это – хорошо провести уик-энд, тогда я действительно провела его прекрасно. – Люси помолчала, ощущая растущее раздражение. – Ну а ты? Как ты отдохнул? Давай рассказывай!

– Я много гулял пешком…

В своих огромных дешевых ботинках он исходил все дорожки и тропинки, которые были знакомы ему с детства. Многие старые рощи уже исчезли. На их месте раскинулись луга или поля. В общем, местность очень изменилась – почти до неузнаваемости.

– Все испоганили! – проворчал Ричард, пройдясь по хорошо знакомым местам.

Теперь здесь было не найти ни птичьего гнезда, ни полевой мыши. Не говоря уж о том, чтобы вдруг увидеть зайца.

Люси сквозь окно наблюдала, как на улице пошел дождь – сначала небольшой, а потом в полную силу, – заливая землю и превращая дорожки в грязное месиво.

– Но ты ведь был болен…

Ее голос вывел Ричарда из задумчивости, и он тихо вздохнул. Он никогда не умел врать.

– Да, был…

– Так болен, что отправлялся гулять, а силы, чтобы взять трубку и набрать мой номер, у тебя не нашлось!

– Это совсем не то…

– Так что же? Скажи наконец ради Бога!

– Нет, это ты мне скажи! – саркастически усмехнулся он, но внезапно почувствовал себя довольно глупо.

Когда Люси заговорила вновь, в ее голосе было уже нескрываемое раздражение.

– Кажется, первый раз с тех пор, как мы вместе, я не понимаю, о чем ты говоришь, Ричард!

Он ничего не ответил. Его вдруг начали грызть сомнения.

– Хотя я действительно кое-что хотела тебе сказать, – продолжала она, и его трусливое сердце глухо застучало. – Но, пожалуй, я отложу это до того времени, пока мы все окончательно не выясним.

Ричард помолчал минуту, а потом глубоко вздохнул.

– Может, все-таки скажешь?

– Ну уж нет. Я хотела поговорить с тобой перед Рождеством…

Ее мысли опять перекинулись на Роджера. Она вспомнила все то, что он говорил и что порывался сделать. Как она хотела со всем этим покончить!..

– Но не застала меня, – продолжил Ричард за нее.

– Именно.

– И теперь хочешь дождаться, пока мы встретимся? А когда ты возвращаешься? – поинтересовался Ричард.

– В среду начинаются репетиции. Ты успеешь вернуться к среде? – спросила она.

– Не знаю. На съемках я понадоблюсь не раньше пятницы… – Что ж, тогда я подожду до пятницы… – огорченно вздохнула Люси. – Раз уж тебе так необходимо побыть одному.

– Прекрасно.

– И все? – резко спросила она.

– А что ты хочешь от меня услышать, Люси?

– Хотя бы поздравление с Новым годом, Ричард! – воскликнула она, готовая вот-вот разрыдаться. – Словом, все что угодно, но только не продолжение этого cтранного, идиотского разговора!

Люси едва сдержала себя, чтобы не выложить ему все, в чем согрешила. Ведь, в конце концов, она это делала ради него же. Она была готова рассказать даже о том, как глупо и позорно капитулировала перед таким подонком, как Макс Локхарт…

– Я вовсе не хотел подобного разговора, – пробормотал Ричард.

– Ладно, – сказала она, – забудь о нем.

Люси бросила трубку, и он скривился, словно от боли.

Некоторое время Ричард тупо смотрел в пространство, чувствуя, что разговор получился совсем не таким, как он рассчитывал. Каким-то непостижимым образом Люси ухитрилась оставить его в положении, когда он, ни в чем перед ней не виноватый, даже почувствовал собственную вину за все, что случилось.

Дрю радостно присвистнул. После обеда с Анжелой он чувствовал себя превосходно. Что может быть лучше, чем забраться теперь с ней в постельку! Проходя сквозь сверкающие стеклом и бронзой двери, он покачал головой и не удержался от довольной улыбки.

Она сама предложила отправиться по магазинам, чтобы купить ему кое-что новенькое. Потом они надолго закатились обедать к «Петросяну». Это был один из ее любимых ресторанов. Роскошь заведения буквально ошеломила Дрю. Они расположились на розовом кожаном диване и вкушали лучшие блюда для влюбленных – устрицы, морские гребешки и крабы, обильно орошая их, естественно, охлажденным шампанским.

Чуть позже они расстались, поскольку она пожелала заглянуть в шикарный магазин «Ора Федер», что на Мэдисон-авеню, чтобы приобрести кое-что из нижнего белья. На обратном пути Дрю все посмеивался: у Анжелы все шкафы были забиты самым тонким и изысканным нижним бельем, между тем, как правило, она предпочитала оставаться под платьем нагишом.

Словно старому знакомому, Дрю кивнул швейцару и прошел через фойе к лифту. В руках Дрю нес подарки, которые преподнесла ему Анжела.

На Рождество она подарила ему золотой «ролекс», золотую зажигалку с его монограммой. Она также приготовила шикарного гуся, припасла для них всяких лакомств и дорогой выпивки. Словом, они замечательно отметили Рождество в ее роскошной квартире. Потом, естественно, занялись любовью. В коротких перерывах между любовными играми они сидели на кровати, закусывали и смотрели старые фильмы. Это был, безусловно, один из лучших дней в его жизни.

Ну а сегодня она приодела его, как в старые добрые времена, с головы до ног: галстуки и рубашки от Бижара, итальянские туфли от Кен Кола, роскошный белый шелковый костюм, несколько махровых халатов. От всего этого у него просто закружилась голова. Радуясь, как ребенок, он прижимал подарки к груди, чувствуя себя как нельзя лучше. Он наконец удостоверился в том, что кое-что значит для нее, ведь они даже не вспоминали обо всей этой чепухе относительно Милашки Джонс. Дрю решил, что занял прочное место в будущем Анжелы… Подумав об этом, он слегка нахмурил брови. Что ж, у нее не было другого выхода.

С трудом удерживая свертки, Дрю освободил одну руку, чтобы нажать на кнопку у лифта. Двери плавно раздвинулись, и он вошел в лифт, который с волшебной быстротой доставил его на вершину небоскреба, где располагались чертоги Анжелы. Что-то мурлыкая себе под нос, Дрю вышел из лифта и прошел в вестибюль. До двери в ее апартаменты оставалось несколько шагов. Дрю сложил свои подарки на кроваво-красный ковер и полез за ключами.

Ключи отыскались, как никогда, легко. Однако, когда он вставил первый ключ в замочную скважину, оказалось, что тот не хочет поворачиваться. Дрю повторил операцию при помощи другого ключа, потом третьего… Он внимательно осмотрел ключи. Затем снова попытался отпереть дверь. Его охватила паника. Он в ужасе отступил на шаг от двери, начиная понимать, в чем дело. Анжела сменила эти чертовы замки! Чистая работа, ничего не скажешь! Он беспомощно помотал головой. Она намеренно выманила его из квартиры, напоила, накормила, накупила поганых шмоток, а в это время по ее распоряжению поставили новые замки…

В отчаянии и ярости Дрю начал лупить в полированную деревянную дверь ладонью, потом заколотил кулаком. Униженный до глубины души, он осыпал Анжелу проклятиями. Она снова провела его: использовала, обвела вокруг пальца и вышвырнула, как кусок дерьма.

Дрю зажмурил глаза и прислонился лбом к запертой двери. Он тихо застонал. Злоба сменилась безграничной тоской.

Все его надежды развеялись как дым.

Три мужа Мэрилин Монро – Джим Догерти, Джо Ди Маджио и Артур Миллер – расположились каждый на своем месте на вращающейся сцене. Остальные актеры – всего двадцать человек, – изображающие многочисленных любовников Монро, рассредоточились вокруг. Роуз стояла вне этой вращающейся цепи мужчин, проплывающих мимо нее под тягучие и грустные звуки музыки. Луч прожектора выхватывал из полутьмы то Догерти, то Маджио, то Миллера, и с каждым из них у Роуз был свой дуэт и несколько танцевальных па. Потом свет постепенно гас, тускнел, мужчины как бы исчезали из жизни Монро, музыка затихала, и Мэрилин оставалась одна – вернее, один на один с телефоном: старый, пятидесятых годов телефонный аппарат стоял на авансцене, словно мрачный страж.

Джеки удовлетворенно вздохнула. Конечно, сцена была еще далека от совершенства, однако все ее достоинства уже были налицо. Джеки стояла в дальнем углу репетиционного зала, нервно переплетя пальцы, и наблюдала, как на сцену выходит Пат Гудал, исполняющая роль рассказчика. Ее появление разрушило все настроение финальной сцены. Джеки на секунду закрыла глаза. Конечно, в том, что сцена не удалась, Пат была виновата меньше всех. Как бы там ни было, эта идея принадлежала Джеки, и даже Макс в конце концов проникся ею и предложил подождать, пока спектакль примет более определенную форму, а уж тогда решать, как быть.

Теперь Джеки наблюдала, как Макс распоряжается, чтобы Пат повторила свой выход, но с некоторыми мелкими изменениями. И Джеки снова огорчилась, потому что нужного эффекта по-прежнему не было достигнуто… А сколько сил и времени она потратила на то, чтобы пробить свою идею. Даже сориентировалась с Максом. И все напрасно… Когда Макс повернулся к ней и сделал ладонью красноречивый жест, показывая, что уже сыт по горло, она только беспомощно пожала плечами.

– Спасибо, милочка, – ласково сказал он Пат.

Джеки заметила, что Макс заставил себя даже улыбнуться актрисе, хотя последнее далось ему, понятно, не без труда. Это приятно удивило Джеки, потому что большинство режиссеров, с которыми ей доводилось иметь дело, были людьми резкими и несдержанными на язык, несмотря на то, что актеры – очень ранимый и чувствительный народ. Рассказывали даже, что однажды один актер, чье самолюбие оскорбили во время прослушивания, не выдержал и покончил с собой. Джеки вполне могла допустить, что так оно и было.

Макс потянулся, встал со своего кресла и, как она и ожидала, направился прямо к ней.

– Все ясно, – сказала Джеки, – не нужно ничего говорить.

– А я, собственно, уже давно все сказал.

– Идея не сработала. Так тому и быть, – продолжала она. – Сожаления ни к чему.

– Хорошо, – кивнул Макс.

– У Пат, однако, прекрасный голос. Может, включим ее в хор? Думаю, она сможет проявить себя.

– Почему бы и нет, – согласился он. – Как я и предполагал, нам придется привлечь дополнительное количество исполнителей, чтобы укрепить некоторые сцены спектакля.

– Другими словами, общее число актеров, занятых в спектакле, увеличится до тридцати пяти…

– Около того.

Джеки помолчала, подсчитывая в уме, во сколько обойдется приглашение новых исполнителей. Еще пять человек. Значит, потребуется дополнительно около тысячи фунтов в неделю. С каждым днем смета все более разрастается.

– Предварительная продажа по-прежнему идет вяло?

– Разве ты сам не знаешь?..

– В этом месяце ты, кажется, собиралась плотно заняться рекламой?

– О да… – пробормотала она.

Это тоже выльется в круглую сумму. Рекламные сообщения в газетах уже вытянули из них тысячи и тысячи фунтов. И это не считая футболок с рекламными трафаретами, рекламных щитов и афиш на оживленных улицах города, а также музыкального альбома, который планировалось записать в конце этого месяца. Первая, сокращенная версия альбома раскупалась не слишком активно, но Джеки надеялась, что после премьеры мюзикла дела пойдут лучше. Она была уверена, что музыка и песни оригинальны, мелодичны и просто не могут не понравиться публике. Это ее и воодушевляло.

– Кажется, спектакль уже начинает приобретать законченную форму, – осторожно сказал Макс.

Она кивнула.

– И Роуз вошла в образ, – продолжал он. – Так что, я думаю, у нас нет повода беспокоиться.

– Хотелось бы надеяться.

– Джеки, дорогая, не вешай нос. У меня самые хорошие предчувствия относительно нашего маленького произведения.

– Не такое уж оно и маленькое, Макс, – возразила Джеки.

Только недавно она сама осознала всю грандиозность того дела, за которое они взялись. Ни один из ее прошлых проектов даже близко не приближался по масштабам к «Мэрилин», и временами, когда одолевала усталость, Джеки охватывала паника, хватит ли сил довести дело до конца.

– Маленькое, большое – какая разница? Главное, что у меня хорошие предчувствия, – cказал Макс. – Вспомни об этом, когда у тебя начнется очередная постановочная лихорадка, дорогая моя!

– Конечно, Макс, – сдержанно кивнула она, а потом взглянула на часы. – Ну а теперь, если у тебя нет никаких вопросов, я пойду домой. Мне еще надо сделать несколько звонков и перелопатить кучу бумаг. Если я тебе понадоблюсь, позвони.

– Хорошо, – сказал он. – Утром ты придешь на общее собрание?

– Кажется, я еще ни одного не пропустила, – удивилась Джеки и быстро вышла из зала.

Когда Джеки подходила к дому, в гостиной уже горел свет. Она перешагнула через три узкие ступеньки, и Джемми открыл ей дверь.

– Ты рано, – улыбнулась она. – Я ждала тебя после шести.

– Я здесь только несколько минут…

Он взял у нее из рук папки с бумагами и отошел в сторону, давая ей пройти.

– Иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли, Джемми, – тихо сказала она.

– Я стараюсь, – просто ответил он.

Джеки бросила на него внимательный взгляд, зная, что так оно и есть. Он действительно показывал чудеса терпения, обходительности и вообще благотворно влиял на ее взвинченные нервы. В Сочельник, например, он удивил ее тем, что смог удержать себя в руках, чувствуя, что ей не до ласк и поцелуев. И все же она желала чего-то гораздо большего…

– Я открою вино?

– Если тебе нетрудно.

Она сбросила туфли и спустилась в ванную комнату, чтобы принять душ и переодеться. Джеки захватила с собой черно-белое шелковое кимоно, которое выбрала для нее Клэр во время одной из их редких вылазок по магазинам.

Джеки взглянула на себя в зеркало и решила, что выглядит очень усталой. В этом, собственно, не было ничего удивительного и неожиданного. Она провела расческой по волосам, а потом слегка подрумянила щеки.

Сегодня она не собиралась работать до ночи, как это бывало в отеле, когда она засыпала прямо среди своих бумаг. Она отправится в постель вовремя. После премьеры мюзикла она, возможно, позволит себе небольшие каникулы. Только чтобы прийти в себя. Что же касается Джемми…