Текст книги "Грехи ангелов"

Автор книги: Луиза Пеннингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Он все-таки это сделал, – резко сказала она. – Я думала, у него не хватит на это смелости, но он это сделал. – Она снова вздохнула, а потом добавила: – Он разрушил все мои планы. Все пропало.

– Что пропало?

– Вся моя жизнь. Моя блистательная светская жизнь!

– Я не понимаю…

– О Господи!.. Возьми хотя бы «Нью-Йорк пост». Они поместили весьма пикантный снимок твоей мамочки.

Анжела рассмеялась, но ее смех больше напоминал всхлипывания.

– С тобой все в порядке? – с беспокойством спросила Джеки.

– Ты помнишь, кто такая Милашка Джонс? Помнишь, Жаклин? Ты ведь повсюду ездила со мной.

Джеки вздохнула.

– Кто раскопал это?

– Дрю и раскопал… И передал в газеты.

– И что ты теперь будешь делать?

– Что я буду делать? – всхлипнула Анжела, захлебнувшись от ярости.

Она вспомнила весь свой унизительный разговор с Доджи. Каждое слово.

Убийственная ирония судьбы заключалась в том, что, как оказалось, Доджи и знать не знал о том, что появилось в газетах. У них состоялся странный разговор. Он забормотал какую-то несуразицу, а она что-то сладко лепетала голосом девочки-школьницы и все ждала, когда он наконец заговорит о том, что прочитал в газетах. У нее дрожали колени, но Доджи так ничего и не сказал. То есть ничего имеющего отношение к происшедшему. Зато под конец разговора он выплеснул на нее другую новость, которая сразила ее наповал. У Доджи появилась другая женщина. Даже теперь ее разум отказывался этому верить.

– Ну что же, – проговорила Анжела, – высоко летать – низко падать. Пропадать так пропадать.

– Этот мелодраматический тон тебе не идет, – сказала Джеки и снова вспомнила об отце. – Ты, наверное, думаешь, что я начну тебя жалеть? Увы, я на это не способна.

– А я от тебя этого и не жду! – отмахнулась Анжела.

Джеки давно следовало бы к этому привыкнуть, однако черствость матери продолжала ранить ее по-прежнему.

– У меня много работы, – словно извиняясь, проговорила она.

– А, этот твой дурацкий мюзикл… – вздохнула Анжела, почувствовав внезапную усталость. – Кстати, теперь ты можешь получить свои деньги.

– Деньги?

– Да. С твоего счета.

Анжела говорила об этом так, словно преподносила дочери кулек с конфетами.

– Ты серьезно?

– Представь себе. Просто мне все это надоело.

– Но можно узнать, почему ты так решила? Ведь в этом нет никакой логики!

– Твоя тупость сводит меня с ума. Какая тебе разница, почему? Ты получишь все до последнего цента. Вот и все дела. Мне это теперь безразлично.

Пропади пропадом этот чертов Доджи с его варикозными венами и толстым пузом!

В глубине души Анжела чувствовала, что ее возражения против постановки «Мэрилин» лежат гораздо глубже. Сама того не подозревая, дочь задела в ней чувствительные струнки, отдавая столько времени, сил и денег, пытаясь восстановить историю жизни белокурого секс-символа Америки. Джеки всегда совалась туда, куда не нужно.

Анжела так и не сумела примириться с отсутствием у себя таланта. Словно скупая старуха, она копила в душе всю горечь и зависть, которые терзали ее вот уже много лет. Болезненные воспоминания были так свежи, словно все произошло только вчера. Много лет она не могла примириться с тем, как сложилась ее судьба.

– Значит ли это, что ты собираешься присутствовать на премьере? – сухо спросила Джеки, не находя в себе сил возражать матери.

– Ты меня приглашаешь? Как это мило! – усмехнулась она. – Тебе не откажешь в чувстве юмора. Этим ты пошла в своего отца…

– Я предложила. Тебе решать…

– Одно могу сказать точно: в Нью-Йорке я не останусь. Здесь мне все обрыдло… Жду не дождусь, чтобы освободиться от всех этих званых обедов и приемов, от всей заумной болтовни, от всего этого дерьма… – ворчала Анжела, хотя в ее голосе не было особой уверенности. – Я уеду раньше, чем меня окружат стервятники…

– Все это пройдет. У людей очень короткая память.

– Но только не в тех кругах, где я вращаюсь. Как бы там ни было, я не хочу больше об этом говорить. С этим покончено, – резко сказала Анжела и поежилась, взглянув на бутылку шампанского и бокал, которые стояли на столике. – Я сниму квартиру на Южном побережье. На один-два месяца. Может быть, и на три. Возможно, мне удастся остаться незамеченной среди тамошних «голубых» и домохозяек на отдыхе…

– Что ж, давай. Я слышала, что Южное побережье становится популярным местом. Журналы мод вывозят туда для съемок своих манекенщиц. – Джеки понимала, что ее наманикюренная мамочка не отправится в какую-нибудь дыру. – Говорят, там жизнь бьет ключом.

– Для тех, кто увлекается загорелыми ребятами, старающимися походить на Сильвестра Сталлоне. Их там пруд пруди.

– Кажется, ты всегда была от них без ума, мама…

– Это не остроумно, Жаклин, – сквозь зубы проговорила Анжела. – И не называй меня мамой!

Джеки услышала, как она швырнула трубку, и тяжело вздохнула. Однако ее мысли быстро переключились на Дрю, и эти мысли не доставили ей ни малейшей радости. Было похоже на то, что он не вернулся в Нью-Йорк. Эта новость была не слишком приятной. Кроме нее, у Дрю в Лондоне, кажется, не было других знакомых.

Она взглянула в окно на узкую улицу внизу. Впрочем, теперь Дрю был на положении вольного стрелка и, наверное, нашел себе кого-нибудь. А может быть, у него и раньше была здесь какая-нибудь женщина? Как знать… Это вполне естественно для людей вроде него. Кем же он был на самом деле? Он проявил себя расчетливым лжецом, умело прячущим свои мысли под маской обаяния. Он был весьма смазлив и легко обводил женщин вокруг пальца. С такими способностями он еще долго будет наслаждаться жизнью. Однако у него нет денег. Это ясно как божий день. Поэтому-то он так настойчиво домогался ее любви… А что же Анжела?.. Джеки закрыла глаза, и ее передернуло от отвращения, когда она представила себе, как Дрю и ее мать занимаются любовью…

Кто-то постучал в дверь. Она обернулась и увидела вошедшего Джемми, излучавшего очарование юности. Она подавила вздох и с восхищением смотрела на него, все еще удивляясь тому, с какой силой ее влечет к нему, и тому, что она так желанна для самого Джемми. Его чувственность, казалось, не имела пределов. Его любовь граничила с преклонением, и она недоумевала, чем могла заслужить такое отношение. Ей казалось, что она недостойна такого счастья.

– Привет! – поздоровался он.

– Привет!

Они молча смотрели друг на друга.

– Тебя хочет видеть Макс, – наконец сказал Джемми. – Он в зале. Его интересует твое окончательное мнение насчет фрагментов из кинофильмов.

Предполагалось, что искусно подмонтированные один к другому кадры из фильмов, в которых снималась Монро, будут в полной тишине проецироваться на экран в глубине сцены во втором акте, а сразу после этого Роуз, ожидающая на авансцене, начнет петь.

– Напомни мне, пожалуйста, чтобы я сказала ему о том, что предварительная продажа билетов несколько оживилась. Даже на дневные спектакли.

Однако число проданных билетов было по-прежнему весьма скромным. Джеки успокаивала себя тем, что интерес к мюзиклу был изрядно подогрет утренним сюжетом на телевидении, а в конце недели будет развернута полномасштабная реклама в печати. Была заготовлена большая статья в журнале «Ты», а также обещали разразиться рецензиями «Стандарт», «Экспресс» и «Мэйл», поместив на своих страницах фотографии Роуз и Люси. Эти материалы будут появляться в течение всей следующей недели.

– Кажется, ты чем-то обеспокоена?

– За несколько недель мы наскребли только свои первые сто тысяч. Пора бы уже публике начать шевелиться… – Она вздохнула, стараясь не думать о тех деньгах, которые ей доверили спонсоры. – Чтобы ты представлял себе масштабы настоящего успеха, хочу сказать тебе, что мюзикл «Джозеф и волшебный плащ» начал собирать с момента своей премьеры по сто тысяч ежедневно!

– Но ведь у нас впереди еще целая неделя.

Джеки улыбнулась.

– Я знаю… Единственный вывод, который я сделала на основании моего скромного опыта, это то, что надо твердо верить в свой успех, и тогда он обязательно придет…

– Cовсем забыл… – спохватился Джемми. – Ивонн очень надеется, что ты найдешь сегодня время заглянуть к ней в костюмерный цех.

Джеки кивнула. Она знала, что будет просить Ивонн. Конечно, денег. И несмотря на то что Джеки будет, естественно, возражать, в конце концов она даст их ей. Теперь, когда принято решение, что Люси будет играть Мэрилин попеременно с Роуз, понадобятся новые костюмы. Кроме того, два платья должны быть точной копией нарядов Мэрилин, а это влетит им в копеечку. Между тем у Роуз и Люси разные фигуры. Люси повыше и пополнее. Стало быть, полупрозрачное изысканное платье для сцены в «Мэдисон-сквер Гарден», которое должно быть идеально подогнано к фигуре, нужно будет шить специально для Люси. Так же, как и другие костюмы. А время бежит так быстро!..

– Ты снова нахмурилась. Еще что-нибудь не так?

– Да, сегодня выдался напряженный денек, – призналась Джеки. – У меня очень большие сомнения насчет Роуз. Я пытаюсь убедить себя, что она будет в порядке к премьере… А кроме того, как раз перед твоим приходом мне позвонила мать. Кажется, она была пьяна. Дрю раскопал какие-то грязные вещи из ее прошлого и продал их в газеты. Она совершенно растеряна, хотя и пытается это скрыть…

– Это тебя беспокоит?

– Ее звонок, ты хочешь сказать?.. Вообще-то моя мать всегда беспокоила меня в определенном смысле. Есть у нее такая особенность, – с горечью проговорила Джеки. – В том, что она спала с моим приятелем и, можно сказать, женихом, мало приятного…

– Мне очень жаль…

– Мне тоже было жаль. Правда, несколько в другом смысле. Но теперь я успокоилась.

– Мы увидимся вечером?

– Да, – тихо сказала она.

– Альдо задержится с Роуз допоздна. Он постарается сделать все что в его силах.

– Мое присутствие вовсе не обязательно, – сказала Джеки, и они пристально посмотрели друг на друга. – Иди ко мне, – проговорила она.

Он сделал к ней шаг, потом другой, она протянула к нему руки и, встав на цыпочки, припала к его губам.

– Надеюсь, это будет для меня некоторым утешением до вечера, – улыбнулась Джеки. – А теперь – за работу!..

Джемми открыл перед ней дверь и сказал:

– Роуз хорошо выглядит. И голос у нее такой же прекрасный, как и всегда.

– Ну и слава Богу! – сказала Джеки. Однако тут же нахмурилась. – Ее голос не вызывает у меня беспокойства. Все дело в ее личных проблемах. Кажется, она придает им слишком много значения. Роуз милая девушка, но у нее слабый характер. Правда, после нашей беседы она настроена более решительно.

– Она рассказала тебе, что ее беспокоит?

– Легче статую заставить заговорить, – вздохнула Джеки. – После нашего разговора я совершенно уверена в том, что тут замешан мужчина. Но она молчит как рыба.

Джемми задумался. Он вспомнил о Дрю и о его отношениях с Роуз.

– Она встречается с Дрю, – выпалил он. – Хотя, может быть, в этом нет ничего такого…

Джеки остановилась и внимательно посмотрела на него.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел их вместе в машине. Но это было уже давно. В октябре или в ноябре. Кроме того, она однажды спрашивала меня о нем на репетиции. Это было как раз в тот момент, когда он уезжал на Рождество. Она хотела знать, когда он вернется…

– О Господи! – тихо сказала Джеки.

Значит, он изменял ей уже тогда.

Ай да Дрю!.. Неужели она любила этого человека? Как искусно он ее дурачил! А она, она верила каждому его слову, как сейчас, наверное, верит ему Роуз.

– Значит, он все еще здесь… – задумчиво произнесла она.

– Что ты собираешься делать?

– А что я могу сделать? – Джеки пожала плечами. – Едва ли я вправе требовать, чтобы она перестала с ним встречаться. Да и Роуз, вероятно, будет все отрицать.

Он хмурым взглядом окинул длинный коридор, где по потолку и стенам скользили солнечные блики, падающие из открытых дверей актерских гримуборных. Со стороны узкой лестничной площадки доносились приглушенные звуки. В зале играл оркестр, слышалось пение.

– Бывают же такие люди, Джемми, – вздохнула Джеки. – Они вторгаются в нашу жизнь, разрушают ее, а потом снова исчезают. И ведь они не чувствуют за собой никакой вины, им чуждо раскаяние… – Она умолкла, подбирая слова. – Кажется, что они ущербны от рождения.

– Отец говорил мне, что все мы рождаемся чистыми, как ангелы.

– И что же?

– А потом грешим. Одни больше, другие меньше.

Джемми улыбнулся, а она благодарно сжала его руку.

– Ты в самом деле хочешь вернуться назад?

– Здесь я чужой. Мой дом – Кения. Я в этом уверен.

– Может быть, тебе попробовать пожить здесь еще немного? Ты привыкнешь…

Он отрицательно покачал головой.

– Поедем вместе?

– Я не могу.

– Я и не ожидал другого ответа, – с грустной улыбкой сказал он.

Джеки помолчала. На душе у нее стало тоскливо и одиноко.

– Пойдем, – тихо сказала она, – а то Макс уже заждался.

Из зала донесся чарующий голос Роуз.

– Что ты решила насчет ее? – спросил Джемми, перехватив ее взгляд.

– Поживем – увидим…

Пошел дождь, но у Роуз не было зонтика, и остаток пути ей пришлось проделать бегом. В верхнем окне горел свет, и у нее замерло сердце. Она лихорадочно стала рыться в кармане в поисках ключей и, наконец выудив их, открыла дверь и сразу бросилась к винтовой лесенке, ведущей наверх.

– Дрю! – позвала она.

Ее глаза быстро скользнули по пустой комнате, и она вбежала в спальню. Дрю лежал поперек кровати. У него в руке была бутылка бурбона.

– Привет! – равнодушно сказал он.

– Дрю! – выдохнула она. – Где ты пропадал? Я так беспокоилась!

– Дела, – коротко ответил он. – Дела. Что же еще?

– Да, понимаю… Но как было бы замечательно, если бы я иногда знала, где ты находишься. Я бы могла тебе позвонить, мы бы немного поболтали…

Подобными идиллическими сценками она услаждала себя в мечтах в его отсутствие.

– Так ты полагаешь, что тебе бы доставило удовольствие знать, где я нахожусь?.. – развязно усмехнулся он. – Я в этом сомневаюсь.

– А ты попробуй, расскажи, – застенчиво попросила она, не заметив предостережения, прозвучавшего в его голосе.

Роуз присела около него на кровать и с обожанием посмотрела на своего кумира.

Дрю оторвал взгляд от бутылки и раздраженно покосился на Роуз. Она давно наскучила ему.

– Ты знаешь, что такое «Люкс-клуб»?

Она отрицательно покачала головой.

– Это ночной клуб. Там можно развлечься с девочками.

Роуз наморщила лоб, все еще не понимая.

– Нет, я никогда о нем не слышала…

– Я решил остаться там на ночь в четверг, – продолжал Дрю, словно не слыша ее. – В одной из маленьких задних комнат для гостей. – Он сделал большой глоток бурбона. – В пятницу я лентяйничал, а потом снова отправился в клуб, взял там девочку, лакомый кусочек, по имени Жасмин. Она полинезийка. Я был с ней все выходные, пока не решил вернуться сюда, чтобы переодеть брюки…

Роуз, сидя неподвижно, смотрела на него, стиснув в кулачки свои маленькие руки.

– Я не понимаю…

– Ну как же мне еще вдолбить это в твою голову, Роуз? Просто я решил хорошо провести время. В общем, потрахаться всласть.

– Ты шутишь, да? – испуганно улыбнулась она.

– Никаких шуток, Роуз.

Она широко раскрыла глаза.

– Я собираю свои шмотки и возвращаюсь в Штаты.

– Но я думала, – начала она прерывающимся голосом, – что ты пришел ко мне и мы будем вместе жить…

– Это были твои личные планы, – сказал он.

Дрю поставил бутылку около кровати и спустил на пол ноги.

– Мне просто негде было остановиться, – добавил он.

Роуз не могла прийти в себя от услышанного.

– Но почему, Дрю? Что я тебе сделала?

Дрю достал из шкафа чемодан и бросил его на кровать.

– Нет, это неправда… – прошептала она, вставая. – Ведь нет?

Он начал собирать в чемодан рубашки, которые она аккуратно сложила, шелковый галстук, махровый халат, который он так ни разу и не надевал, шелковый костюм, подаренный Анжелой и все еще завернутый в целлофан.

– Дрю, прошу тебя!

Роуз подбежала к нему и, обняв, уткнулась лицом ему в плечо.

– Послушай, – сказал он ледяным тоном. – Ты мне не нужна. Усекла?

– Не уходи, Дрю, – пробормотала она. – Прошу тебя. – Слезы полились по ее щекам. – Я люблю тебя. – Она снова потянулась к нему, задыхаясь и хватая ртом воздух. – И ты любишь меня!

Дрю на секунду прекратил свое занятие и повернулся к ней.

– Что ты сказала? – мрачно спросил он.

– Я люблю тебя.

– Нет, ты еще что-то сказала.

Роуз набралась смелости и еле слышно повторила:

– И ты любишь меня…

Он долго молчал, покачивая головой.

– Я тебя люблю? Да ты мне даже не нравишься! Меня всегда бесили сентиментальные барышни вроде тебя. И самое смешное, что ты сама этого не понимаешь. – Дрю наклонился прямо к ее лицу и, едва двигая губами, раздельно произнес: – Скажу тебе больше. Меня от тебя тошнит. Поняла? Меня просто наизнанку выворачивает от одного твоего вида. – Он выплескивал на нее всю ненависть и раздражение, которые накопились в нем за все эти месяцы. – Когда я просыпаюсь ночью и вижу рядом тебя, меня тянет блевать!

Он не лгал. Просыпаясь после своих ночных кошмаров, он видел перед собой Роуз, а не Анжелу. И Роуз никогда не станет для него Анжелой…

– Я просыпаюсь в этой поганой комнатенке и вижу этих гребаных плюшевых медведей. – Он ткнул в нее указательным пальцем. – Как будто ты сопливая девчонка, которой еще надо сидеть на горшке!

У него самого никогда не было ни плюшевых мишек, ни игрушечной железной дороги, ни маленьких детских автомобилей с педалями. У него вообще ни хрена не было.

Дрю заморгал и вдруг почувствовал, как и у него по щекам покатились слезы. Он отвернулся к стене и сжал кулаки.

Белая как мел, Роуз сидела на кровати, едва понимая, что происходит.

– Не уходи, Дрю… – в отчаянии шептала она. – Мы что-нибудь придумаем… Все образуется…

Но он не отвечал, и его молчание убивало ее.

– Я постараюсь не действовать тебе на нервы! – взмолилась Роуз. – Я обещаю тебе!

– Ты мне не нужна! – завопил Дрю, круто развернувшись. – И никогда не была нужна!

По ее телу пробежала дрожь, и она замерла в ужасе. Ей показалось, что закачались стены.

– Смотри на меня, Роуз, – прошипел он. – Следи за моими губами! Я говорю тебе: я тебя не хочу! Я хочу другую женщину. Ее зовут Анжела. Она американка. И ты даже мизинца ее не стоишь!

Дрю отошел от нее и захлопнул чемодан. Его пиджак висел на спинке стула. Он снял его и поспешно сунул руки в рукава. Затем взял чемодан и молча прошел мимо Роуз.

Она слушала его удаляющиеся шаги. Вот он вышел в гостиную, стал спускаться по железной винтовой лесенке, и его чемодан бился об узкие перила. С ее губ слетел отчаянный стон. Она вскочила и бросилась вслед за ним.

– Дрю!.. – всхлипывала она. – Дрю!..

Роуз в панике добежала до лестницы и тут услышала, как он громко хлопнул за собой входной дверью. Потеряв голову, она сбежала по винтовой лесенке вниз и выскочила на серую мокрую улицу. В один миг рухнули все ее мечты.

Ричард снова перечитал письмо, и его сердце радостно забилось. Он бережно сложил его и, тщательно разгладив, положил прямо перед тарелкой Люси. На соседнюю тарелку он положил алую розу, которая так великолепно контрастировала с белоснежной скатертью и замечательно гармонировала с зелеными свечами, которые он отыскал в одном из ящиков кухонного шкафа.

Он немного отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой, а потом взглянул на часы. Люси можно было ожидать с минуты на минуту. Тихонько присвистнув, он повернулся к магнитофону и стопкам кассет рядом. Он пробежал пальцем по кассетам, чтобы отыскать альбом, соответствовавший настроению и ситуации. Нечто романтическое и мажорное. Трагическим он и так был сыт по горло. Обычно он предоставлял выбор музыки Люси, но сейчас был особый момент, и он хотел сам все подготовить к ее приходу.

Кажется, сто лет прошло с тех пор, когда он мог сообщить ей какие-то хорошие новости. Причем действительно хорошие новости. Скрестив ноги, он уселся на полу и, откинув голову на подлокотник кресла, мечтательно уставился в потолок. Впрочем, ничего, кроме отвращения, созерцание их пожелтевшего и потрескавшегося потолка не могло вызвать, и он стал мечтать о переезде на новую квартиру. Далеко заходить в своих мечтах он все-таки не отважился, поскольку ему все еще не верилось, что и ему наконец улыбнулась удача.

Ричард протяжно вздохнул и вернулся к выбору музыки. В конце концов он остановился на подборке вокальной классики в исполнении Паваротти. «О мое солнце» как нельзя лучше соответствовало его сегодняшнему состоянию. Правда, Люси обычно начинала хихикать, когда слышала эту вещь. Как только он вставил кассету и включил магнитофон, щелкнул замок входной двери и в комнату вошла разрумянившаяся и прекрасная, как никогда, Люси.

– Ты никогда не отгадаешь, что я тебе сейчас скажу! – воскликнула она с порога.

Ричард замотал головой.

– Ты же знаешь, что я очень недогадлив, – усмехнулся он.

Люси набрала в легкие побольше воздуха.

– Я играю на премьере!

– Потрясающе!.. Но почему так получилось? – Он подошел к ней и, поцеловав в холодные губы, стал помогать развязывать шарф. – Ну же, девочка, скорее рассказывай!

Его собственные новости могут немного и подождать.

– Я, конечно, не хотела такого развития событий, да, видно, так уж было суждено…

– Снова неприятности с Роуз?

Люси кивнула и сбросила пальто.

– У нее нервный срыв. Наркотики, и все такое… – Люси подошла к накрытому столу и налила себе немного вина. – Никто толком не знает, в чем дело.

– Ну, все к тому и шло.

– Если бы ты знал, какой шум поднялся!

– Могу себе представить, что у вас был за денек.

– С утра вообще-то все шло, как обычно. Но потом – как гром среди ясного неба!.. – Она сделала большой глоток вина. – Утром меня снимали для рекламы, и Джеки давала интервью, рассказывала о спектакле. Потом была примерка костюмов. Ну а потом я поступила в распоряжение Альдо и Макса.

– Ты ведь симпатизируешь Альдо?

– Да, он очень милый.

– Не то, что тот, другой, ядовитый прыщ.

– Справедливости ради нужно признать, что за последнее время он очень переменился. Кажется, он пересмотрел свои взгляды на жизнь. По крайней мере стал гораздо человечнее.

– Думаю, он просто не смог устоять перед тобой, моя милая!

В ее взгляде промелькнула какая-то тень. Ричард и сам не понимал, как он был близок к истине. Она положила ему руки на плечи и вздохнула.

– Я прав?

Люси кивнула.

– Ты будешь смотреться на сцене великолепно!

– А ты знаешь, что в последней сцене я буду появляться в чем мать родила?

– А что в этом такого? Ведь мертвую Монро действительно обнаружили обнаженной. Такова историческая правда. Десятки ее биографов это засвидетельствовали. Разве тебя это беспокоит?

– А тебя, значит, нет?

– Ну, раз это необходимо по ходу спектакля, а кроме того, не противоречит истине… – многозначительно начал Ричард, но потом не выдержал и улыбнулся.

– Вообще-то я буду немного прикрыта, – сказала она. – Так что это совсем не так шокирующе, как кажется на первый взгляд. – Люси приподняла голову и взглянула на Ричарда. – Я буду лежать в той же позе, что и она. Поперек постели, на животе, голова повернута набок, глаза закрыты. Правая рука сжимает телефонную трубку.

– Звучит, словно полицейский протокол.

– Мюзикл основан на фактах.

– И как она умирает?

– Этого в спектакле не будет. Ведь никто до сих пор не знает, как все обстояло на самом деле. Было ли это самоубийство или убийство. Джеки и Макс не пожелали строить какие-либо гипотезы. – Люси помолчала и снова отпила вина. – Просто в финальном эпизоде она лежит уже мертвая. Сцена погружена во мрак. Никакого света. Только один узкий луч прожектора, направленный прямо на тело. Во время репетиций я видела, как это выглядит в исполнении Роуз. Это очень впечатляет. Яркий луч прожектора сверкает, словно хрустальный, и уходит в никуда…

– Как и сама Монро.

– Совершенно верно.

Ричард смотрел на ее лучистые глаза, на полные, чувственные губы и на идеально прямой, прекрасный нос и чувствовал себя рядом с ней жалким Квазимодо.

– Ты так и не заметила мой сюрприз, – сказал он.

– Ты о чем?

Он молча кивнул на письмо. Люси внимательно посмотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на листок бумаги. На ее лице отразилось удивление. Этого момента Ричард так ждал и предвкушал в течение всего длинного дня.

Прочитав письмо, Люси радостно вскрикнула и бросилась к нему.

– И ты мог так долго слушать мою болтовню вместо того, чтобы сообщить мне такую новость?! – Она снова и снова целовала его, переполненная бурной радостью. – Ох, Ричард… – Люси покачала головой, словно все еще не веря в случившееся. – Я так рада за тебя!

– Ну а уж как я рад! – усмехнулся он. – Пять тысяч хрустящих за мои жалкие потуги. Ты только представь, издатель будет платить мне за то, что я регулярно выплескивал на бумагу свое отчаяние и надежды! Чудные дела творятся на белом свете!

– Ну-ну, не принижай своих заслуг! Ты всегда к этому стремился… Поэтому прими эти фантастические новости такими, как они есть.

– Конечно, я не получу все деньги сразу. Мой новый литературный агент сказал, что две тысячи я смогу получить вперед, остальное – после публикации. А старина Нэд может пойти и утопиться с горя!

– Фантастика!.. Издать книгу – это все-таки фантастика!

– Ну, это просто везение.

– Опять ты недооцениваешь себя! – одернула она его. – Ты будешь популярным автором! А это похоже на второе рождение.

Господи, как долго, как бесконечно долго он этого ждал!.. Его глаза блестели, когда он, чуть склонив голову набок, повторял про себя ее слова.

Наконец Ричард улыбнулся и коснулся губами ее лба, чувствуя, как в душе разливается ни с чем не сравнимое ощущение счастья. Теперь он действительно поверил в себя. Его день настал.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Барби.

Она положила на тумбочку около кровати Роуз букетик цветов и пакет со сливами.

– Нормально.

– Сколько дней ты в постели?

– Четыре дня.

– Когда ты поправишься, то вернешься в театр, правда?

Роуз посмотрела на свои пальцы с обгрызенными ногтями.

– Почему ты не говоришь того, что действительно думаешь?

– Ты о чем, Роуз?

– Что ты оказалась права.

Барби вздохнула.

– Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы торжествовать. Хочешь верь, хочешь нет, но мне действительно очень жаль, что все так получилось…

– Он тебе никогда не нравился.

– Да, это так.

– И он все время лгал… – спокойно проговорила Роуз. – Все, что он говорил, было ложью.

Она принялась теребить пальцами одеяло.

– Не думай об этом.

– Но я не могу не думать, – ответила Роуз. – Это снова и снова прокручивается у меня в голове. Словно один и тот же ужасный фильм. Я опять не заметила, как оказалась в беде. Как ты и говорила…

У нее покраснел кончик носа, а глаза наполнились слезами.

– Тебе нужно думать о театре.

– Я знаю, – сказала Роуз, но тут же печально добавила: – Они сказали, что сначала мне нужно подлечиться и прийти в себя…

– Может, это и к лучшему.

Роуз покачала головой.

– Все пропало…

Барби не знала, что сказать, чтобы как-то утешить подругу.

– Кстати, – проговорила она, – тут как раз звонил один твой старый знакомый…

Роуз всхлипнула и посмотрела на Барби.

– Кто?

– Жюль.

– Жюль?

– Он уехал на гастроли с ансамблем.

– И что он сказал?

– Ничего особенного, – ответила Барби, умолчав о том, что Жюль прочел в газетах о постановке «Мэрилин» и о внезапной «болезни» Роуз. – Он позвонит еще.

– Когда?

– Он сказал, что скоро.

– Как это мило с его стороны!..

– Пожалуй, – кивнула Барби, глядя на подругу, – можно сказать и так.

Атмосфера за кулисами наэлектризовалась. За исключением небольшой заминки Яна, исполняющего роль Маджио, второго мужа Монро, в первом акте все прошло необыкновенно гладко. Когда занавес закрылся, актеры покинули сцену усталыми, разгоряченными, но радостно возбужденными.

– Как у меня получилось? – нетерпеливо спросил у Альдо один из актеров.

– Прекрасно, прекрасно, – похвалил Альдо, хлопая его по плечу.

– Ведь публике понравилось, правда? Я немного потерял равновесие. Боже, мне показалось, я провалюсь сквозь землю!

– Бедняга Ян, – съязвил Руперт, – держу пари, готов сгореть от стыда!

– Заткнись, Руперт!

– Подумать только, у меня лопнула «молния»!

– Куда подевался Чарли? У него мои сигареты. Курить охота, умираю!

– Эй, Руперт, – прервал его Макс, – я бы тебе посоветовал воздержаться от курения до конца спектакля. Как бы ты не навредил своему нежному горлышку! Не то дашь петуха!.. А где Люси? – обратился он к Альдо.

– Только что убежала. Наверное, уже в гримерной. Ей нужно сменить костюм и привести себя в порядок.

Макс кивнул и посторонился, давая дорогу рабочим сцены, которые устанавливали вращающийся подиум – затейливое детище Брайна. Второй акт должен был открыться сценой в «Мэдисон-сквер Гарден». Это был кульминационный момент во всем спектакле, и, если сложная конструкция Брайна подведет, как это случилось однажды на репетиции, вся сцена полетит к черту. Макс протяжно вздохнул и подошел к закрытому занавесу. Сквозь щелку он рассматривал переполненный зал – весь цвет английского театрального мира присутствовал на премьере.

– Нет, вы только посмотрите на это столпотворение! – пробормотал он, впрочем, ни к кому конкретно не обращаясь. – Посмотрите на этих индюков!

Он как раз разглядывал театральных критиков, чинно сидевших на почетных местах.

– Что такое? – отозвался Альдо.

– Господи, да погоди ты! – проворчал Макс.

– Но ведь это дурной тон, – засмеялся Альдо, – смотреть в зал сквозь щелочку!

– Даже у великих режиссеров есть свои слабости!

– Это я вижу…

– Но все идет недурственно… Как ты полагаешь?

– Почти идеально.

– Слава Богу! – вздохнул Макс с облегчением и взглянул на часы. – А где же Люси?

– У тебя за спиной.

Макс обернулся и не смог сдержать восхищения. На Люси было платье – точная копия наряда, который был на Монро во время празднования дня рождения президента в «Мэдисон-сквер Гарден». Полупрозрачное, необычайно тонкое платье сверкало и переливалось, изумительно облегая ее фигуру. Его еще никто не видел. Ивонн берегла его пуще глаза, не разрешая надевать даже на последние репетиции.

– Обалдеть!.. – пробормотал кто-то.

Макс все еще не мог вымолвить ни слова. Ему показалось, что он увидел перед собой настоящую, живую Мэрилин Монро.

Песня эхом отдавалась в пространстве, взлетая до самого потолка. Звуки то крепли, то затухали до нежного и печального шепота. Песня кончилась, музыканты в оркестровой яме затаили дыхание, и вдруг последняя нота снова зазвучала в полную силу – пронзительно и ясно, а потом резко оборвалась. Это были «Поздние звонки» – последняя песня Монро в спектакле.

В полутьме сцены раздались отрывистые телефонные звонки. Голоса людей, которые сыграли важную роль в жизни Монро, начали затихать, пока не остался один голос – голос мужчины. Он был едва слышен и, казалось, что-то раздраженно вопрошал. А затем вдруг умолк.

Обнаженное тело на кровати было абсолютно неподвижным. Великолепные светлые волосы, разметавшиеся по подушке, блестели, словно были сотканы из света. Пронзительный луч прожектора на несколько секунд повис над сценой, а потом начал быстро сужаться, пока не превратился в тонкий бледный лучик, который сверкнул в последний раз, и в зале наступила полная темнота.