Текст книги "Грехи ангелов"
Автор книги: Луиза Пеннингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
2
Джеки откинулась в старом отцовском кресле и прислонилась головой к его мягкой спинке. Отец трудился у себя в кабинете над каким-то письмом, но обещал ей скоро освободиться. Губы Джеки тронула улыбка. Вообще-то отец понятия не имеет о времени и никогда не чувствует, сколько его прошло. Вполне возможно, что он не выйдет из своего кабинета до тех пор, пока Джеки просто не надоест ждать и она не попытается вернуть его к действительности, врубив погромче музыку.
Она приготовила себе джин с тоником и, поудобнее усевшись в кресле, погрузилась в мысли о мюзикле. О своем мюзикле. Похожий на сон спектакль о Мэрилин Монро содержал в себе все: пафос, блеск, успех, неудачи. В нем была даже политика. Даже история. Если удастся найти ту единственно верную тональность, которую так упорно она искала, то в мюзикл войдет и сцена того знаменитого праздничного салюта в честь дня рождения президента Кеннеди в «Мэдисон-сквер Гарден».
В самом деле, постановка просто гарантирована от провала. Какие в этом могут быть сомнения? В спектакле много действия и запоминающихся моментов. И в финале – измученная, угасающая кинозвезда, которой осталось жить всего три месяца… Ах, если бы удалось все сделать так, как задумано!
Мэрилин – искусно воскрешенная Мэрилин – будет снова жить. В блеске своей славы она будет двигаться, говорить, петь – сначала на сцене Уэст-энда, а потом и на Бродвее. Мир создал о Мэрилин Монро удивительные легенды, но еще никому не удалось воплотить в мюзикле ее жизнь, полную страстей и разочарования. Все предыдущие постановки оканчивались провалом. Пять лет Джеки лелеяла свой замысел. Она вложила в него уйму времени и любви, но наконец отыскала такого изумительного человека, как Альдо Моррис, который участвовал в постановке в качестве композитора и музыкального режиссера. Кроме того, Джеки пригласила к сотрудничеству двух молодых поэтов – Гордона Макки и Джоя Ньюби, которых она «открыла», посмотрев однажды мюзикл о жизни Дженис Джоплин.
По иронии судьбы именно Анжела, ее мать, сама того не ведая, заронила в душу дочери эти мечты, когда давным-давно исполняла эпизодическую роль в одной небольшой постановке. Эта самая постановка и зажгла в душе девочки любовь к сцене. Пожалуй, это была единственно стоящая вещь, которую Анжела за всю жизнь сделала для дочери. С той поры Джеки буквально заболела театром и мюзиклом в особенности. Эта страсть не отпускала ее до сих пор… Но увлечение «Мэрилин» – его ни с чем нельзя было сравнить. Это было нечто совершенно особенное.
Даже Дрю об этом говорил… Она закрыла глаза, чувствуя, как сжалось у нее горло. Даже теперь…
Джеки познакомилась с ним на одной из шикарных вечеринок, которые мать устраивала на своей яхте «Анжела». Ночное небо было необыкновенно низким, тяжелым и рыхлым, а поверхность моря походила на черный бархат. Джеки глубоко вздохнула, стараясь отогнать воспоминание, но оно нахлынуло еще настойчивее, обволакивая ее своим мягким и властным очарованием. Эта ночь была похожа на сон. Пьяная, импульсивная. Она вовсе не собиралась отдаваться ему. По крайней мере не здесь и не так скоро. Это произошло внезапно. Но в том-то и дело, что она сама хотела этого. Хотела больше всего на свете.
Джеки содрогнулась при воспоминании, как легко она позволила ему это сделать, с какой готовностью приняла его приглашение искупаться. Просто искупаться, поплавать в теплой, легкой и словно шелковистой воде. Яхта пришвартовалась неподалеку от порта Антонио, в сотне метров от скалы, напоминавшей в ночи cогнутый палец.
– Мы только окунемся, – сказал тогда он.
Джеки помнила, как, помедлив, она, не говоря ни слова, сняла платье, которое бесшумно упало на палубу. Вода возбуждающе заструилась у нее между бедер, словно по ее коже пробегали нежные пальцы. Ощущение было таким сильным, что у нее перехватило дыхание. Потом она засмеялась и поплыла к берегу. Дрю вышел из воды вслед за ней, неторопливо подошел и сел рядом. Он придвигался к ней все ближе и ближе, а она, вцепившись в камень, на котором сидела, вдруг почувствовала ужасное смущение.
Дрю начал ласкать ее мокрые ноги, а потом, крепко сжав в объятиях, вошел в нее так резко, что она вскрикнула. Он закрыл ее рот поцелуем. Джеки чувствовала его в себе, чувствовала его тело и если пыталась сопротивляться, то словно споря с самой собой, ведь она хотела этой близости. Запрокинув голову, она извивалась под ним, чтобы еще немного продлить это невероятное, сжигающее наслаждение, которым никогда нельзя насытиться. Разве не об этом она мечтала?.. Если бы не это ее предательское ответное вожделение, то происшедшее больше походило на изнасилование… Впрочем, позднее Дрю был с ней очень обходителен, почти нежен. Иногда ей казалось, что он читает ее мысли.
Их роман длился целое лето, пока они были на мысе Код. И все это время она работала над будущей постановкой. Пожалуй, она была влюблена в Дрю, а тот искусно поддерживал их любовные отношения, отличаясь безукоризненным вниманием к ней: подарки, прогулки по морю, клятвы – все это непременно предшествовало тому моменту, когда он затаскивал ее в постель, уверяя, что «не может без нее обойтись».
– Привет! – услышала Джеки.
Застигнутая врасплох, она смущенно оглянулась.
– Ты, должно быть, Джеки? – спросил вошедший молодой человек.
Об этом не так уж и трудно было догадаться, поскольку она была очень похожа на Дэвида.
– А ты… – пробормотала она. – Ты…
– Я Джемми.
– Конечно. Извини. Я немного задумалась…
Джемми улыбнулся и пожал протянутую ею руку. В его глазах светился нескрываемый интерес.
– Кажется, ты приехала рановато? – сказал он, имея в виду занятого в кабинете отца.
– Да, пожалуй.
– В тебя можно влюбиться, – продолжал он, не отпуская ее руку. – Впрочем, ты и сама знаешь, насколько хороша.
Джеки покраснела.
– А ты всегда такой… – Она запнулась, подбирая подходящее слово.
– Прямолинейный? – подсказал он.
– Вообще-то я назвала бы это иначе, – пробормотала Джеки, высвобождая свою руку.
– Прямолинейный или как там еще – такой я, наверное, и есть, – кротко согласился Джемми. – Мой отец никогда не учил меня обходительности.
Она подумала, как в нем еще много мальчишеской нетерпеливости и непосредственности. Интересно, сколько ему лет? Ее отец как-то упоминал о его возрасте. Наконец Джеки вспомнила: ему двадцать четыре года. У нее было странное ощущение: он казался ей одновременно и младше, и старше своих лет.
– Я должен идти, – сказал Джемми. – Меня ждет Клэр. – Он приподнял руку, через которую была переброшена красная шаль. – Она попросила принести ей это.
– Вы собираетесь на прогулку?
Он кивнул.
– Ладно, еще увидимся.
– Очень на это надеюсь, – с теплой улыбкой сказал Джемми.
– Передай от меня привет Клэр, – попросила Джеки.
– Обязательно, – уже стоя у двери, пообещал он.
Джеки посмотрела в окно. Джемми стремительным легким шагом пронесся по дорожке перед домом. У него была грация атлета, и смотреть на его движения было одно удовольствие. Догадывался ли он сам об этом?
Итак, ему двадцать четыре. Он на шесть лет младше ее. Однако разница в возрасте кажется еще значительнее. Должно быть, все дело в том, что с некоторых пор в ней проснулись материнские чувства.
Джеки допила джин с тоником, и ее мысли неохотно вернулись к Дрю и его «другой женщине». Эти воспоминания мучили ее.
Удивительно, как это она могла быть такой дурой, что не поняла сразу, не почувствовала кожей, что Дрю спал с другой. В конце концов он серьезно прокололся, и та, другая женщина ухитрилась раздобыть у него телефон Джеки. Трудно поверить, но она позвонила Джеки и рассказала все – со всеми гадкими подробностями. В конце своего рассказа она даже всплакнула. Не то жаловалась, не то пыталась шантажировать. Джеки с отвращением бросила трубку и принялась собирать вещи.
Несколько мгновений она сидела и вслушивалась в тишину. По крайней мере Дрю оказался не слишком удачливым «охотником». По-видимому, он имел какое-то отношение к Кароччи, влиятельному и богатому итало-американскому семейству, и регулярно получал деньги. Он даже заговаривал о том, чтобы отвезти ее познакомиться со своими родителями, которые якобы жили на острове неподалеку от Капри, и обещал ей там классный отдых. Она поверила ему. Да ведь, собственно говоря, у нее не было никаких оснований не верить. И к тому же на вечеринку ее матери просто не мог попасть случайный человек – кто-то, кого бы предварительно не проверили и не перепроверили. Тем не менее Анжела предостерегала ее относительно Дрю. Впрочем, Джеки давным-давно перестала прислушиваться к советам матери – может быть, лет пятнадцать тому назад.
Тони Кассини, третий муж матери, переполнил чашу терпения Джеки. Когда она праздновала свое пятнадцатилетие, он полез к ней с поздравлениями и при этом обнимал ее чересчур уж крепко, а целовал слишком долго. Так долго, что его губы успели переместиться с ее щеки к дрожащим полураскрытым губам, а затем и на ее шею. Потом вдруг появилась мать. Она словно подгадала этот момент. Появилась и застыла на пороге со свирепым выражением на улице. Вообще-то Джеки была весьма обрадована ее появлением, но мать густо покраснела, а потом, шагнув к дочери, вдруг залепила ей увесистую пощечину, которая едва не сбила ее с ног и надолго оставила след на лице. Звук был похож на удар бича. После пощечины в комнате воцарилась мертвая тишина, а мать и дочь молча смотрели друг на друга. После этого случая Джеки отправили в Англию, к отцу.
Воспоминания были до того отвратительны и мучительны, что Джеки с радостью выбросила бы их из головы навсегда.
Она встала и подошла к небольшому роялю отца. На его сверкающей полированной крышке в беспорядке валялись старые театральные программки. Большинство с фотографиями Дэвида. Это были этапы его актерской карьеры. Здесь ничего не изменилось и, казалось, не изменится никогда. Последнее обстоятельство заключало в себе, может быть, главную прелесть этого дома.
– А как насчет независимых продюсеров, таких, как Ллойд Вебер и Камерон Макинтош? – поинтересовался Дэвид. – Полагаю, ты обращалась к ним?
Джеки кивнула и устало улыбнулась, глядя на своего высокого седовласого отца.
– И не забудь, есть еще Роберт Фокс, а также Тельма Хольт. Они тоже могли бы помочь.
– Все они были со мной очень милы и вежливы, однако никто из них не проявил особенного интереса. Они уверены, что «Мэрилин» не будет иметь успеха, – печально ответила она. – Кроме того, все они связаны другими проектами.
– Думаю, они просто осторожничают, но ты не должна осуждать их за это. Ты же знаешь, что в прошлом году провалилось сразу десять мюзиклов, и люди, вложившие в них деньги, потеряли несколько миллионов фунтов.
– Да, я знаю, – ответила она. – Но такие мюзиклы, как «Мисс Сайгон» и «Фантом», продолжают приносить доход.
– Что они из себя представляют, эти мюзиклы! – сдержанно улыбаясь, проговорил Дэвид. – Одна позолоченная чепуха, и больше ничего.
– Конечно, ты прав. Это больше похоже на игру в рулетку или лотерею, чем на искусство… – со вздохом согласилась Джеки, но тут же добавила: – Однако в основе моей постановки биография яркой личности, и каждый человек найдет в ней что-то для себя. Она содержит в себе все слагаемые успеха. По-моему, «Мэрилин», с коммерческой точки зрения, стопроцентное предприятие.
Дэвид лукаво улыбнулся.
– Все так говорят о своих постановках… – мягко заметил он, внимательно посмотрев на дочь.
– Папа, я работала над этим целых пять лет! – горячо воскликнула она.
– Знаю, Джеки.
Ее лицо разрумянилось от возбуждения. Таким же и он был когда-то. Только много-много лет назад.
– А ты обращалась в Комитет по культуре? – поинтересовался Дэвид.
– Ты, наверное, шутишь! – ответила Джеки с едва сдерживаемым раздражением. – Если бы у них и были деньги, то едва ли они дали бы их продюсеру, о котором еще никто не слышал… Вдобавок не забывай, сейчас никто не желает связываться с мюзиклами. – Она покраснела еще сильнее. – И наконец, в моем спектакле не будут играть звезды, а это значит, что мне нечего предложить публике в качестве наживки.
– Когда ты была бы готова к премьере?
– В феврале или в марте следующего года.
Он недоуменно приподнял брови.
– И все, что тебе нужно для этого, два с половиной миллиона фунтов?
Джеки кивнула.
– Может быть, даже меньше. Если нам, конечно, повезет, – сказала она.
Дэвид не смог сдержать вздоха.
– Однако две трети этой суммы тебе уже удалось собрать, не так ли? – спросил он немного погодя. – Включая твои собственные деньги.
– Альдо Моррис, композитор и музыкальный режиссер, внес сто тысяч, а его брат – пятьдесят. Десять и пятнадцать тысяч вложили Гордон Макки и Джой Ньюби – наши поэты. Еще семьдесят пять тысяч дал наш режиссер Макс Локхарт. Два австралийских антрепренера обещали дать еще триста пятьдесят тысяч. Один японец, большой фанат Мэрилин Монро, даст тоже триста пятьдесят. Я также убедила баронессу Грейшотт, которая спонсировала мой «Святой Грааль», вложить пятьдесят тысяч… – Джеки сделала паузу, чтобы перевести дыхание. – Есть еще и другие, более мелкие спонсоры. В общей сложности нам осталось собрать приблизительно семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Я уже положила на депозит семьдесят тысяч фунтов, которые тоже пойдут на постановку спектакля. И вот теперь я задействовала весь мой капитал. Больше у меня ничего нет…
– Пожалуй, я смогу тебе дать около ста тысяч, – сказал Дэвид. – Ну а твоя мачеха, вероятно, значительно больше. – Он умолк, внимательно глядя дочери в глаза. – Так ты не хочешь считаться с мнением опытных людей относительно перспектив постановки «Мэрилин»?
Она отрицательно покачала головой.
– Мне кажется, все дело в том, что меня до сих пор считают слишком молодой, чтобы я могла взяться за такой большой проект, а не в том, что до меня постановки мюзикла на подобную тему терпели неудачу. – Джеки вздохнула и продолжала: – Впрочем, последнее меня не удивляет. Мне кажется, никто не относился к постановке достаточно серьезно. Они рассчитывали, что само имя Монро должно обеспечить успех. Например, постановка 1983 года просто поразительна по своей поверхностности. Шеридан Морли даже высказался в том духе, что режиссер просто взял и свалил в одну кучу вырезки из старых журналов…
Дэвид смутился под умоляющим взглядом Джеки. Она молила, чтобы он не отказал ей, как это сделала ее мать, поставившая ее в неприятное положение просительницы. Джеки мысленно кляла Анжелу, которая вообще-то никогда раньше не отличалась особой бережливостью и уж тем более не вдавалась в то, как живет ее дочь и на что тратит свои деньги. Если бы она только знала, что именно движет матерью, то давным-давно плюнула бы на эти проклятые деньги.
– Но что гораздо важнее, – торопливо продолжала она, – так это то, что, как мне кажется, еще никому не удалось отыскать достойную исполнительницу роли Монро. Может быть, на первый взгляд это и представляется простым: нужно лишь пригласить cексуальную красавицу-блондинку, умеющую петь. На самом деле и ты, и я понимаем, что этого слишком мало. – Джеки медленно покачала головой. – Я во всяком случае, размышляя над тем, каким должен быть этот образ, начала с того, что вернулась к самому рождению Мэрилин, к ее трудному детству, к той хрупкой девушке, которую звали Нормой Джин [1]1
Настоящее имя и фамилия Мэрилин Монро – Норма Джин Бейкер Мортенсон (прим. ред.).
[Закрыть]. Спектакль открывается сценой, в которой мать Нормы решает отказаться от своего ребенка, обрекая дочь на жизнь с приемными родителями…
Дэвид слушал со всевозрастающим интересом. Он всегда зажигался от ее энтузиазма.
– Наш художник Брайн Уэллс предложил использовать вращающуюся сцену, символизирующую ход времени. Это производит необыкновенное впечатление. – Джеки бросила на отца испытующий взгляд, а потом продолжала: – Мы пытаемся переложить на музыку всю ее жизнь, мы покажем всю ее подноготную, а не только то, из чего лепят ее образ символа Америки и что обычно выставляется напоказ публике… – Джеки помолчала. – У нас замечательная музыка. Альдо сочинил несколько потрясающих мелодий. Либретто тоже превосходно. – Джеки торопливо потянулась к своей сумке. – Я привезла тебе пленки с записями некоторых песен, а также подробный режиссерский сценарий, где изложена вся драматургическая концепция. Кроме того, я хочу дать спектаклю дополнительное измерение. Я еще не могу это внятно объяснить и обосновать, но чем больше я об этом думаю, тем больше мне это нравится.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу ввести в спектакль фигуру рассказчика.
– А ты уверена, что это сработает? – осторожно поинтересовался Дэвид.
– Не вполне, – честно призналась Джеки. – Однако в жизни Мэрилин есть такие эпизоды, которые требуют дополнительного объяснения и акцента, и, если вложить в уста рассказчика несколько острых, прочувствованных реплик, это придаст всему спектаклю новую интересную грань. В частности, если удастся выдержать определенную тональность в образе рассказчика, которая бы контрастировала с ослепительным образом Монро…
– О каком контрасте ты говоришь?
– У меня действительно есть совершенно необычная идея, но до поры мне не хотелось бы об этом говорить. Сначала я должна посоветоваться с Максом и Альдо.
– Но кто будет играть Мэрилин? Ты уже нашла актрису? – спросил Дэвид.
– Кажется, да. Однако вчера вечером Макс позвонил и сказал, что у него тоже есть кандидатура. Он говорит, она одна может сыграть Монро.
– Кто же она?
– Одна певица и танцовщица из кабаре «Мадам Йо-Йо», – со вздохом ответила Джеки.
– Ты ее еще не видела?
– Нет.
– А тебе не кажется, что найти сразу двух девушек в городе Лондоне, способных играть Мэрилин Монро восемь раз в неделю, – это такая удача, в которую трудно поверить? – недоверчиво спросил он.
– Нет, папа.
– Джеки, – серьезно сказал Дэвид, – несмотря на то, что ты затратила на свой проект время, деньги и силы и тебе необходима финансовая помощь – моя и Клэр, мне кажется, ты все еще не решила главный вопрос, не нашла ту, которая действительно сможет блеснуть в роли Мэрилин.
Он подошел к окну, вид из которого на Хампстид был так хорошо знаком Джеки, что ее мысли невольно обращались к детству.
В этой самой комнате и у этого самого окна состоялся первый в ее жизни серьезный разговор с отцом. Она стояла здесь, полная смущения и благоговения к отцу, не в силах вымолвить ни слова, пока он не нагнулся к ней, девятилетней девочке, и не заглянул прямо ей в глаза. Посмотрев в его доброе лицо, в голубые, точь-в-точь как у Пола Ньюмена, глаза, она почувствовала, что любит его. Они виделись тогда впервые. Отец и дочь – два совершенно незнакомых друг с другом человека.
– А ведь это совершенно особенная роль, – осторожно продолжал Дэвид. – Мэрилин для многих из нас не миф и не символ, а живой человек, та, кого мы знали и любили во всей ее противоречивости… Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что найти актрису на эту роль – это совсем не то, что подобрать исполнительницу в «Мисс Сайгон». Скажу больше: я думаю, Камерон Макинтош и его группа объехали весь мир в поисках той, которая могла бы сыграть Монро… И вот теперь ты заявляешь мне, что не где-нибудь, а именно в Лондоне есть не одна, а целых две девушки на эту роль…
– Люси Уальд была на прослушиваниях в Нью-Йорке, а теперь мы работали с ней здесь…
– И вдруг объявилась еще одна Мэрилин Монро. И где?! У «Мадам Йо-Йо»!
– Папа, – с жаром воскликнула Джеки, – но ведь мы устраивали прослушивания во многих англоязычных странах! Мы тоже обшарили весь мир…
– Прошу прощения, Джеки, но я могу задать тебе один вопрос? – мягко прервал ее Дэвид.
– Конечно, папа.
– Ты уверена, что не спешишь с этим выбором? Я имею в виду выбор актрисы. Ты действительно уверена, что Люси Уальд потянет роль Мэрилин Монро?
– Да, – коротко и решительно ответила Джеки.
Так оно и было на самом деле. После того первого обнадеживающего прослушивания в Нью-Йорке Люси Уальд весьма преуспела в мастерстве. Она даже смогла передать уязвимость и беззащитность, присущие Мэрилин. И Макс, и Альдо согласились: со временем и при известной подготовке она будет превосходна в этой роли. И только неожиданный звонок Макса вчера вечером и его уверенный тон удержали Джеки от того, чтобы немедленно позвонить Люси и сообщить, что она окончательно утверждена на роль Мэрилин Монро. Макс настоял, чтобы Джеки еще немного подождала.
– Тогда все в порядке, – сказал Дэвид.
– Значит, ты на моей стороне?
Он лукаво улыбнулся.
– Неужели ты думаешь, что я забыл о трех твоих прошлых авантюрах? Две из них оказались весьма удачными. Конечно, ты не завоевала своими постановками Уэст-энд, однако «Святой Грааль» получил превосходные отзывы, и приходится признать, что ты очень выросла и преуспела в профессиональном отношении. Я не забыл другие твои довольно странные постановки, над которыми ты работала год за годом. – Он усмехнулся. – И мне пришелся по душе тот спектакль в Эдинбурге. Герои были весьма темпераментны. Ты даже ухитрилась вставить туда постельную сцену.
– Мы ведь не связаны моралью викторианской эпохи, как Эмили Бронте, – пожала плечами Джеки. – Между тем это история о сильных страстях, и просто нельзя было обойтись без той любовной сцены.
– Конечно-конечно. Ты права… – согласился он и пошутил: – Уверен, что Эмили аплодировала тебе с того света.
Джеки застенчиво улыбнулась.
– Итак, вернемся к нашим делам, – сказал Дэвид и сделал паузу. – Мюзикл о Мэрилин Монро, безусловно, обещает быть превосходным и притягательным для самой широкой публики. Возможно, я даже сорву большой куш, вложив в него деньги, как те счастливцы, которые спонсировали «Кошек»… Во всяком случае все, что ты рассказала, звучит очень убедительно, моя дорогая. Я вижу, ты совершенно поглощена своим проектом. В тебе столько же чувства и страсти, как в тех твоих героях из спектакля в Эдинбурге… – Он чуть улыбнулся. – Ты совсем не похожа на свою мать… – добавил он. – Ты смотришь на мир моими глазами. Впрочем, иногда в тебе проступает и Анжела… По крайней мере, – добавил он с неожиданной резкостью, – благодари Бога, что ты не унаследовала ее отвратительный эгоизм и тщеславие, которого хватило бы на весь Техас…
Джеки удивленно приподняла брови. Обычно отец воздерживался от подобных критических отзывов, предпочитая отмалчиваться, когда разговор заходил об Анжеле.
– Я понимаю тебя, – кивнула Джеки, – но сейчас мне не до матери. Она чрезвычайно осложнила мне жизнь, и у меня нет ни малейшего представления, почему она приняла такое решение. Ведь ей всегда было наплевать, на что я трачу деньги. Иногда я поражаюсь ее безжалостности.
– Твоя мать, моя дорогая, редкая женщина. Теперь ты это понимаешь. – Дэвид чуть заметно улыбнулся. – Кстати, а ведь ее однажды жизнь свела с Мэрилин…
– Неужели?
– Не знаю, как, но это произошло в одном из косметических салонов Лос-Анджелеса, если мне не изменяет память, – сказал Дэвид, наморщив лоб. – Салон закрыли на «спецобслуживание» среди дня по случаю внезапного прибытия Монро. Анжела лишилась запланированных косметических процедур и потом не выдержала кинопробы. Обвиняла она в этом, естественно, Мэрилин, хотя, если честно, она совершенно не подходила на ту роль, в которой ей отказали. Однако она сделала из этого эпизода целую историю, якобы повлиявшую на всю ее жизнь, и никогда этого не забывала.
– Это очень даже похоже на правду, – медленно проговорила Джеки. – Вот, значит, почему она заставила меня просить деньги у тебя…
– Для этого отцы и существуют.
– Но мне совсем не хотелось этого делать. Я знаю, что у тебя не так много денег.
– Я никогда не умел наживать деньги, моя милая Джеки… – проворчал Дэвид с шутливой досадой. – Но для тебя я их как-нибудь раздобуду.
Она пересекла комнату и, подойдя к отцу, нежно поцеловала его в щеку.
– Просто не знаю, что бы я без тебя делала.
– Нет, – возразил он, замотав головой, – это я не знаю, что я бы делал без тебя! – Он чмокнул ее в кончик носа. – Когда я расстался с твоей матерью и вернулся в Англию, для меня наступило мрачное время. Только мысль о том, что у меня есть ты, не позволила мне пойти ко дну и помогла выкарабкаться из этого дерьма.
Сейчас ему казалось невероятным, что он столько лет даже не подозревал о существовании Жаклин. Он покинул Америку с воспоминаниями о голливудских акулах и призрачных надеждах на удачный контракт. С Анжелой у него и подавно не было связано никаких добрых воспоминаний. Дэвид содрогался, когда представлял, как бывшая жена вертит задом в стриптиз-клубах, а где-то рядом с ней его дочь… Более ужасного и непристойного и вообразить было нельзя.
Дэвид закрыл глаза. Он слишком хорошо знал Анжелу. Нагота никогда не смущала ее, она привыкла расхаживать по их убогой квартире совершенно голой, и в конце концов ee обнаженное тело стало раздражать его. Кончилось тем, что они возненавидели друг друга. Они ссорились и кричали, запертые в тесных серых стенах квартиры, а соседи стучали им в стену.
Этот брак был их общей ужасной ошибкой. Увы, здравый смысл улетучился под напором страсти и в слепом увлечении друг другом. Оба перегорели очень быстро. Прелести совместной жизни день за днем делали их врагами. Анжела ненавидела и презирала Дэвида за его нежелание оставаться в Голливуде. Ее бесило, что он не хотел принимать мишурный блеск Голливуда за сияние настоящего золота. Потом он начал выпивать. Анжела же предпочитала глотать дексамил. Такие красивенькие маленькие таблеточки, которые давали ощущение счастья.
В один прекрасный день Дэвид просто ушел. Она так часто вырубалась от своих таблеток, что ему это наконец надоело. В дальнейшем они поддерживали друг с другом связь лишь через адвокатов.
– А потом ты повстречал Клэр…
– Да, потом я встретил Клэр, – мягко улыбнулся Дэвид. – Совсем немного времени прошло с момента нашего знакомства, а мне уже удалось, впервые за четыре года, получить приличную роль. Я словно заново родился на свет… – Он слегка покраснел, как будто сказал лишнее. – Хочешь еще джина с тоником?
Джеки кивнула, наблюдая, как он отошел в угол комнаты и занялся разнокалиберными бутылками, которые стояли на серебряном подносе. Он был значительно выше дочери, хотя Джеки была рослой женщиной. Как у отца, у нее были светлые волосы, голубые глаза и продолговатое лицо. Дэвид сохранил привлекательную внешность, хотя прежнее злоупотребление алкоголем оставило след на его лице. Ему уже было под шестьдесят, но выглядел он моложаво, несмотря на болезненную худобу. Впрочем, Дэвиду было наплевать на свое здоровье, и Джеки знала, что тут уж ничего не поделаешь.
– Как поживает Клэр?
Очаровательная, возвышенная Клэр. Она увлекалась керамикой. Изготовленные ею чувственные, с бронзовым отливом статуэтки можно было встретить в галереях разных стран. Даже Анжела приобрела образцы творчества Клэр. Исключительно ради того, чтобы показать, что она нисколько не завидует ни своему бывшему мужу, ставшему знаменитостью, ни его известной супруге. И люди, естественно, верили в это.
– С ней все в порядке, – ответил Дэвид. – Она, наверное, сейчас со своим крестником.
– Я уже успела повидаться с ним, когда он заходил, чтобы взять шаль для Клэр.
– И как он тебе?
– Нет слов.
– Да уж, – улыбнулся Дэвид. – Он, кажется, производит на людей впечатление.
– Он, наверное, довольно необычно чувствует себя здесь после того, как так долго жил в Кении.
– Не долго, а всю жизнь.
На лице Джеки отразилось удивление.
– Он сильно переживает потерю отца? – спросила она.
– Не думаю, что он очень уж его любил, – ответил Дэвид. – Но об этом трудно судить…
– У него больше нет родных?
– Нет. Близких во всяком случае. На похоронах по крайней мере Клэр никого из них не видела. Там вообще не было никого из белых. Все соседи считали отца Джемми чудаком. Представляешь, они жили там почти в изоляции. На похороны пришли только несколько местных жителей.
– А что делал в Кении отец Джемми?
– Он уехал из Англии вместе с женой много лет назад. Не смог вынести алчности и эгоизма так называемого цивилизованного мира. Cловом, обосновался в дикой Кении среди миссионеров… – Дэвид саркастически усмехнулся. – Звучит довольно глупо, не правда ли? – Он пересек комнату и снова наполнил свой бокал. – Его жена скончалась сразу после рождения Джемми от какой-то инфекции. Они жили в такой глуши, что когда послали за доктором, тот успел приехать как раз к похоронам. – Дэвид глотнул виски. – В тех местах тело разлагается мгновенно…
Джеки поморщилась.
– Наверное, он чувствовал ужасное одиночество все эти годы.
– Возможно, – нетерпеливо кивнул Дэвид. – Однако он сам выбрал такую жизнь. Он мог бы вернуться домой или переехать жить поближе к какому-нибудь городу. Хотя бы ради сына. И все-таки он остался… Когда Джемми исполнилось тринадцать лет, он решил отдать его в школу иезуитов, а после ее окончания отправить в семинарию.
– Кажется, ты не одобряешь такого решения? – с улыбкой спросила Джеки.
– А ты одобряешь? – пробормотал Дэвид. – Это просто бесчеловечно. Господи Боже, ведь Джемми был еще совсем ребенком! – Он вернулся к окну. – Впрочем, Джемми то и дело сбегал оттуда… И правильно делал.
– А что же его отец?
– Лупил его.
– Бедный Джемми!
– Он говорил, что было совсем не больно.
– То есть как не больно?
– Очень просто, – пожал плечами Дэвид. – У отца был сильный артрит, и он едва двигал руками.
– Джемми повезло.
– Ну а потом он стал слишком взрослым, чтобы отец его лупил. Как бы там ни было, только когда Джемми исполнилось двадцать лет, отец отказался от своих планов и разрешил Джемми вернуться домой. В общем, нашла коса на камень.
– А потом?
– Потом на время наступило затишье. Старик выделил ему кусок земли для обработки, но Джемми мало интересовала первобытная жизнь, и он неохотно подчинялся причудам отца. В общем, земледельца из него не вышло, как ты понимаешь.
– А потом его отец умер?
Дэвид кивнул головой.
– Что же он собирается делать теперь?
– Не знаю. Кажется, Клэр хочет, чтобы он поступил в университет, но он не выказывает особого желания.
– Нелегко ему будет начинать жизнь здесь. Несостоявшийся священник. Никакой настоящей профессии. Да он, наверное, вообще не приспособлен к жизни в городе.
Дэвид внимательно посмотрел на дочь. Видимо, ему в голову пришла какая-то мысль.
– Может быть, ты ему поможешь?
– Я?
– Уверен, Клэр чрезвычайно щедро отплатит тебе, если ты найдешь ее крестному сыну работу в постановке своего мюзикла…
Он заметил, что Джеки насупилась.
– Да ведь он понятия не имеет ни о театре, ни о мюзиклах, – пробормотала она.
– Что правда, то правда, – согласился Дэвид. – Однако Джемми начитан и, кажется, не прочь заняться каким-нибудь серьезным делом.
– Но захочет ли он?
