Текст книги "Грехи ангелов"
Автор книги: Луиза Пеннингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Звонки телефона вырвали ее из сна, и Джеки рывком села на постели, с трудом приходя в себя.
– Алло…
Она бросила быстрый взгляд на лежащего рядом Джемми, а потом на часы. Было только пятнадцать минут восьмого.
– Джеки, это Альдо.
– Что случилось?
– Я только что приехал в театр, и сразу позвонили с телевидения. Оказывается, Роуз до сих пор не приехала, чтобы принять участие в утреннем эфире. На телевидении, мягко говоря, озабочены ее отсутствием.
– О Господи!.. – недоуменно воскликнула Джеки. – А ты пробовал ей позвонить?
– Естественно. Но никто не отвечает.
– Может, она уже в пути?
– Остается надеяться…
– А ты пробовал поговорить с Максом? Он тоже должен быть там.
– Да, я уже с ним говорил, и он вызвал Люси. Она постарается подготовиться к эфиру, чтобы по крайней мере что-нибудь спеть. Даже если не останется времени для интервью.
– А когда ты последний раз проходил с ней песенные номера?
– Вообще-то не далее как в пятницу. И Роуз, и Люси вместе репетировали балладу.
– Ну это еще ничего… Как бы там ни было, одна из них должна спеть эту песню, Альдо! Ведь это самая суть «Мэрилин»!.. Сколько я потратила сил, задействовала все связи, чтобы добиться этого эфира! Скоро премьера, и для нас это жизненно важно! – Джеки тоскливо вздохнула. – Послушай, если Роуз так и не приедет, я сама дозвонюсь до нее еще до того, как отправлюсь в театр, и выясню наконец, что там, черт возьми, у нее происходит!
– Ладно.
– Спасибо, что позвонил, Альдо.
Джеки положила трубку и перевела дыхание.
– День начинается не лучшим образом… – Взглянув на Джемми, она протянула руку и тронула его волосы. – Мне надо вставать…
Он обнял ее за талию.
– Неужели ты просто так и уйдешь? – спросил он.
Джеки улыбнулась, хотя на душе у нее было очень тревожно.
– Спасибо тебе за эту ночь…
Прошедшей ночью, когда в изнеможении они замерли в тесном объятии, она выплакалась у него на груди, и ей полегчало.
– Побудь со мной еще немного, – тихо попросил Джемми.
И она, конечно, не смогла ему отказать, легла рядом, уютно устроившись в его объятиях.
– Знаешь, что ты сделала? – спросил он.
Вместо ответа она поцеловала его.
– Ты освободила меня!
– Ты все еще вспоминаешь о прошлом – об отце, о семинарии?..
– Я и сам не пойму. – Джемми гладил ее по волосам, чувствуя нежное прикосновение ее грудей. – Кажется, это было в другой жизни.
– Твое бегство… Тебе оно нелегко далось? Ведь там, наверное, осталось что-то, что ты любил?..
– Я любил тишину церкви, маленькую скромную часовню с простым деревянным распятием. Мне нравился покой библиотеки, старые книги. Я даже успел полюбить латынь…
– Но ты не упомянул веру в Бога.
– А у меня и не было веры. По крайней мере в том смысле, как это от меня требовалось. Едва ли не с рождения мне внушали, что мое предназначение – быть священником. – Джемми помолчал. – Говорят, в старые времена именно так детям вправляли мозги. Нечто подобное, кажется, до сих пор случается в Италии, Ирландии и Польше. Если один из детей в семье, вырастая, становится священником, это считается очень почетным. Все равно, что породниться с королевской фамилией.
– Ты, оказывается, весьма циничный молодой человек…
– Такое, говорят, случается с людьми, потерявшими веру. Впрочем, я бы не сказал, что она у меня вообще когда-нибудь была… – Он глубоко вздохнул и залюбовался ее милым лицом. – Единственное, что мне привили, – это ненависть к ритуалам и всяческим церемониям, а также к строгой иерархии. Но больше всего я, кажется, возненавидел бесчеловечную идею «смертного греха» и все связанные с этим дикие суеверия, которые вбивают в голову бедным детям, пока их не начинает от этого тошнить. Нечто подобное случилось и со мной… Впрочем, теперь церковь старается идти в ногу с современным миром и не требует, как раньше, одного слепого поклонения…
– И что же, ты кому-нибудь, кроме меня, излагал свои еретические воззрения? – тихо спросила Джеки.
– Нет.
– А почему?
– Может быть, опоздал с этим…
Они помолчали, а потом Джеки приподнялась, опершись на локоть, и спросила:
– Так что же ты теперь собираешься делать?
– Вернусь назад.
– Ты хочешь сказать – в Кению?
– Да… – Джемми нежно тронул ее за плечо. – Я думаю об этом почти так же часто, как и о тебе.
– Но немедленно, я надеюсь, ты туда не намерен отправиться?
– Нет, конечно.
Cейчас он даже думать об этом не мог. Он желал ее так сильно, что при одной мысли о том, что она принадлежит ему, забывал обо всем остальном. Его широкие ладони скользнули по ее красивому телу. Джемми и представить себе не мог, что в обладании женщиной заключено столько наслаждения. Он обнял ее, с удивлением ощущая в своем теле какую-то новую силу и энергию, которая влекла его соединиться с женщиной, с любимой женщиной, а все остальное уже не имело значения.
Он нежно перевернул ее на спину; страсть захватила его целиком, и любая мысль казалась ненужной и пустой. Джемми остро чувствовал каждый изгиб ее тела, каждое ее движение… Но, когда все кончилось, на него внезапно обрушились все мысли и все переживания Джеки, как будто в этот момент слились не только их тела, но и души.
Конечно, пройдет время, и в его жизни появится много других вещей, пока ему неизвестных, однако сейчас он верил, что этот миг навсегда останется в его памяти. Он запомнит и эту комнату, и дыхание Джеки у своей щеки, и вкус ее губ, и изумительное ощущение освобождения от одиночества.
Что же такое любовь? Радость или бедствие?..
…А может быть, божественный дар?
12
Еще раз взглянув на газеты, разбросанные по полу ее роскошной квартиры, Анжела завизжала от бешенства. В трех из них – в «Ньюс дейли», «Нью-Йорк пост» и «Вуменс дейли» – содержались пасквили, касающиеся ее персоны. В «Пост» была напечатана фотография Милашки Джонс, а рядом – фотография Анжелы Кассини, ее фотография, сделанная совсем недавно в «Метрополитен-опера» в компании Михаила Барышникова и Нэнси Рейган. К этим снимкам была присовокуплена и хорошо подобранная подпись: «Новая американская игра – низвержение заносчивых знаменитостей».
– Умираю… – прошептала Анжела.
Она еще раз внимательно всмотрелась в обе фотографии, чтобы выяснить, есть ли между ними сходство. Потом скривилась и выругалась. Что толку себя обманывать? Сходство было несомненное. Разительное сходство. Даже по прошествии тридцати лет. В другой ситуации это бы только ей польстило. Фотография бесстыдной девчонки, в чем мать родила раскинувшейся на красном покрывале. Груди деликатно прикрыты черным цензурным треугольником. Такой же «фиговый листок» внизу живота. Казалось, снимок сделан только несколько лет назад. В заметке сообщалось, что старый Бергман неплохо наварил на прелестях своей «экс-девочки».
С яростью и отвращением Анжела методично разодрала газеты на мелкие кусочки, страницу за страницей. Потом погрузилась в размышления. А что, если потребовать официального опровержения? Впрочем, эти мерзавцы, прежде чем что-либо публиковать, всегда надежно прикрывают свои тылы. Уж у них-то все проверено-перепроверено. Теперь ни одна живая душа не поверит, что Анжела пострадала безвинно.
Зазвонил телефон. У Анжелы перехватило дыхание, и она покосилась на аппарат, как на омерзительное чудовище. Звонки не прекращались и выматывали последние нервы. Она забыла включить автоответчик. Очень медленно, ступая по рассыпанным по полу клочкам газет, она приблизилась к итальянскому журнальному столику, на котором стоял телефон, и сняла трубку.
– Да?
– Это Анжела Кассини?.. Это из «Бостон глоб» вас беспокоят. Как вы прокомментируете публикацию в «Пост»?
Она швырнула трубку.
– Скоты…
Потом ее рука снова потянулась к телефону, однако замерла на полпути. У нее не было никакой надежды что-то объяснить Доджи, заставить поверить, что она ни при чем. Он отправился в Вашингтон по делам и загулял там с приятелями, а вечером, надо полагать, позвонит ей, чтобы сообщить прописную истину о том, что шила в мешке не утаишь.
У Анжелы задрожали руки. Боже милостивый!.. Над ней будут потешаться в каждой компании, она станет притчей во языцех в течение следующих шести месяцев. При этом вся эта шатия-братия будет многозначительно качать головами, делая вид, что им давным-давно известно о том, что у Анжелы Кассини рыльце в пушку. Но сами-то, сами-то!.. Каждый из них еще и не в таком замешан. Другое дело, что не пойман – не вор…
Словно защищаясь от жестокой правды жизни, она крепко зажмурила глаза и в бешенстве сжала кулаки. Все ее надежды пошли прахом. Ее голова запрокинулась назад, словно в мучительной агонии. Нет, в это невозможно поверить! Неужели все кончено?.. В какой-то момент Анжеле показалось, что ей все-таки удастся убедить Доджи, что все происшедшее – ошибка. Скажем, ее просто хотели шантажировать. Или, скажем, ее, невинную провинциальную простушку, силой затащили в порноклуб, чтобы заснять в подобном виде… Дерьмо и еще раз дерьмо!.. Так он ей и поверил.
А что же друзья? Но какой-то мерзкий внутренний голос ехидно говорил ей, что никаких друзей у нее нет и сроду не было… Ей даже некому было позвонить, чтобы поплакаться в жилетку.
Анжела вспомнила о разговоре с Дакотой Гринбаум на поминках Мириам. Толстая, добрая Дакота набивалась в подружки, а она так резко отшила ее. Анжела вздохнула. Такие женщины, как Дакота, подгребают вообще-то с самыми сердечными намерениями, поскольку сами немало пострадали в жизни, а она избавилась от нее с пренебрежением – словно щелчком сбросила с рукава гусеницу. И все же Анжела с радостью поступилась бы своим самолюбием ради того, чтобы отвести душу в разговоре с такой простой душой, как Дакота. Как бы там ни было, но Дакота была доброй и порядочной женщиной. А Анжела не была такой никогда.
Ее взгляд снова упал на телефон, который, казалось, так и сочился ядом. И все благодаря этому мерзавцу Дрю!.. А она-то была уверена, что он не осмелится на подобное. В своей ошибке она, вероятно, будет раскаиваться всю оставшуюся жизнь. Анжела затрясла головой и в ярости сбросила телефон с журнального столика, который грохнулся об пол и прекратил свое земное бытие. Анжела сделала шаг, но, поскользнувшись на клочках газет, упала и ударилась локтем об угол стола так, что от боли у нее зарябило в глазах.
Пережидая, пока утихнет боль, она сидела на полу, а ее вгляд бесцельно блуждал по комнате. Интерьер квартиры давно намозолил ей глаза. Одна знаменитая художница-дизайнер пообещала привести ее жилище в королевский вид. Этой чести Анжела удостоилась только благодаря своей известности в высшем свете, поскольку упомянутая художница была весьма разборчива в клиентах, выбирая последних исключительно с учетом их богатства, влиятельности и репутации. У Анжелы даже слезы на глаза навернулись. Ведь она уже размечталась, что к тому моменту, когда Доджи назначит день их бракосочетания, квартира будет отделана как конфетка. Она любовно рисовала в своем воображении шикарный интерьер в английском духе эдак века восемнадцатого. Ей уже грезился потрясающий черный лаковый столик, отделанный золотом. Она также тешила себя надеждой купить на какой-нибудь очередной аукционной распродаже фамильные полотна, принадлежавшие герцогу или графу…
Откуда-то издалека до нее донесся гул пролетающего самолета, и она болезненно скривилась. На столе стояло роскошное зеркало, в котором отразилось ее бледное лицо. Анжела невольно вспомнила, что им восхищался Дрю. Зеркало было обрамлено серебром и золотом в виде всяческих чувственных завитков. Вот бы обрушить это замечательное зеркало Дрю на голову! Она, вероятно, так и сделает, если только он когда-нибудь ей попадется. Правильно, она вышибет ему мозги… Впрочем, если она его убьет, это только усугубит ее положение. Она уже видела заголовки газет: «Небывалый скандал: светская львица раскроила череп юному жиголо!!!» Что-нибудь в этом роде.
Ее снова начала душить ярость, и чертово зеркало постигла участь телефона. Однако в отличие от телефона зеркало не разбилось, а покатилось по комнате, отбрасывая веселые зайчики на белоснежный потолок ее квартиры.
Съежившись на заднем сиденье автомобиля, Люси все еще дрожала от волнения, так и не придя в себя после утреннего звонка Макса. Однако в душе она ликовала: ее голос звучал великолепно, почти безукоризненно, и все в студии восхищенно замерли, когда она начала петь.
– Если от такой прекрасной песни, как «Поздние звонки», публика не будет рыдать, я подаю в отставку!
Люси осторожно покосилась на Макса.
– Неужели вы это сделаете? – прошептала она.
– Шучу, шучу… – усмехнулся он. – Однако в этом спектакле для меня на кон поставлены не только деньги, но и моя репутация!
– Когда я первый раз услышала эту песню в исполнении Роуз, я была поражена. Она звучала так пронзительно и трагично, как «Сон» из «Отверженных». Вам не кажется?
– А когда ты была на этом спектакле?
– Я пробовалась туда в восемьдесят пятом году.
– Но тебя не взяли?
Люси отрицательно покачала головой. Она была тогда еще слишком молода и все еще пыталась получить статус профессиональной актрисы и заветное профсоюзное удостоверение. У нее не было ни опыта, ни уверенности в себе. От волнения у нее сел голос, и она едва шевелила губами. Люси слушала, как пели на прослушивании другие актрисы, и ушла с невеселой мыслью, что ей до такого мастерства слишком далеко и что в сравнении с остальными претендентками она полная бездарность.
– Теперь у тебя появился шанс добиться успеха в «Мэрилин», – продолжал Макс.
– Очень призрачный шанс, – тихо сказала Люси, глядя в окно.
– По некоторым соображениям, Роуз не очень подходит на эту роль.
Люси не ответила. Ей сделалось очень неуютно. Словно она попала в ловушку. Она догадывалась, к чему именно клонил Макс, и ждала, что его рука вот-вот поползет к ее колену.
– Уверен, что нам придется внести кое-какие изменения в наши планы…
– Но ведь Роуз утвердили на эту роль, и мне кажется, решение было совершенно справедливым.
– Это очень благородно с твоей стороны, дорогая, но должен тебе напомнить, что премьера уже на будущей неделе! – вздохнул он. – И несмотря на то что у милой малышки Роуз вокальные данные, как у Марии Каллас, ей все же придется распрощаться с мечтой стать примадонной. Дело в том, что она не может или не желает профессионально относиться к своей работе. Надо сказать, что и у самой Мэрилин Монро были подобные проблемы, она шла по скользкой дорожке и поэтому плохо кончила…
– Да, пожалуй, – сдержанно ответила Люси. – Но, может быть, у Роуз какие-то неприятности?
– Вполне возможно. Но тогда какого черта Роуз молчит о них? Ведь мы же не можем читать ее мысли! – воскликнул Макс и пристально посмотрел на Люси. – А тебе она ничего не рассказывала?
– Абсолютно ничего.
– Вот глупая телка! – проворчал Макс. – Значит, подтверждаются все мои опасения.
– Может быть, подождать, пока все не выяснится?
Макс беспокойно заерзал на сиденье.
– Что такое, Люси? Или ты не хочешь воспользоваться своим звездным мгновением? Любая другая продала бы душу черту, лишь бы оказаться на твоем месте. И уж, конечно, не задумываясь, спихнула бы Роуз с ее шаткого пьедестала!
Люси почувствовала, что задыхается от ярости. Она ненавидела его за то, что он загонял ее в угол. А ведь еще совсем недавно она была вне этих отвратительных игр и чувствовала себя почти счастливой.
– Я полагаю, что все зависит от вас, – резко сказала она и прямо взглянула ему в глаза. – Разве не так?
Он наморщил лоб и стал похож на маленького гнома. Больше она не позволит себя лапать. Никому и никогда. Она больше не поступится собственной честью ради такого ублюдка, как Макс Локхарт, и ему подобных. Конечно, она немного запоздала со своим праведным гневом. Протестовать нужно было много лет назад, еще в школе, когда нахальный мальчишка впервые полез к ней под лифчик…
– Господи Боже! – воскликнул Макс, поднимая глаза к небу. – Я ведь не делаю тебе предложения!
– Но эти приемчики мне хорошо знакомы! – с отвращением сказала Люси.
– Послушай, Люси, дорогая, – с удивлением проговорил он. – Я бы с радостью забыл о нашем прошлом, о том, так сказать, интимном происшествии, которое неизгладимо отпечаталось в моей памяти, но у меня нет никакого желания повторять это еще раз…
Она покраснела от гнева.
– Можно подумать, что я сама на это напросилась!
– Но ведь ты не возражала…
– А что мне было, по-вашему, делать? – с ненавистью воскликнула Люси, и у нее на глазах заблестели слезы. – Я так хотела получить роль в той чертовой пьесе!
– Это была совсем неплохая пьеса.
– Но она сошла со сцены через три недели.
– Не думал, что у тебя такая хорошая память, дорогая.
– Идите к черту! – спокойно сказала она, сама удивляясь собственной смелости.
– Полегче! – сухо сказал Макс. – Не знаю, что вы о себе, девушки, думаете. Ведь вы так податливы. Неужели необходимо разыгрывать из себя жертву? Давай честно. Если бы ты не хотела во что бы то ни стало получить хорошую роль, то не вела бы себя так… многообещающе. Извини за прямоту. К тому же нам обоим прекрасно известно, что в нашем бизнесе многие используют секс как орудие или предмет вполне легальной торговли… – Он зевнул со скукой. – Может быть, если бы ты тогда отшила меня, то получила бы свою роль…
– Черта с два!
Макс сделал ей больно и даже не заметил этого. Впрочем, теперь он это понимал. Недавно в его собственной душе произошел огромный переворот, и причиной тому, как это ни удивительно, была маленькая Надя.
– Ладно, допустим, ты права… Но, дорогая Люси, у тебя ведь такой, если можно так выразиться, многоопытный вид!..
Люси подумала, что в его устах это звучит почти как извинение, а этого она от него никак не ожидала. И все же у нее так и чесались руки влепить ему пощечину. Что ни говори, а рожа у него самодовольная. Люси с трудом сдержалась. В конце концов, это она всегда успеет сделать. Однако в глубине души она не могла не признать, что в его словах содержится значительная доля правды. У нее перед глазами возникла мерзкая физиономия Роджера, и она покраснела от стыда.
– Может быть, ты не очень уверена в себе? – осторожно поинтересовался Макс, имея в виду ее участие в спектакле.
Люси удивленно взглянула на него.
– Теперь это позади, – сказала она. – Тогда поздравляю, – сказал он с усмешкой. – Раз такое дело, я уверен, что ты вполне готова работать в паре с Роуз. Вы будете играть в спектакле по очереди, через день.
Люси медленно покачала головой, начиная понимать, какая ей улыбнулась удача. Конечно, она вела себя довольно глупо, но, как бы там ни было, у нее не было никакого желания извиняться за свои слова. Впрочем, Макс от нее этого и не ждал. Что касается Макса, то он, со своей стороны, конечно, понимал, что ее запоздалый протест был несколько чрезмерен, однако и он, нужно признаться, никогда не упускал случая порезвиться в актерском «гареме» и такая ситуация его устраивала как нельзя больше.
– Но в премьере буду занята не я? – спросила Люси.
– Боюсь, что нет. Несмотря на то что случилось сегодня утром, Роуз все еще для нас лакомый кусочек. Мы с Джеки хотим рискнуть и дать ей возможность сыграть на премьере. Она нас не подведет, – уверенно сказал Макс. – Даже такая девушка, как Роуз, понимает, что подобный шанс дается Богом только раз в жизни…
Люси вздохнула и повернулась к окну. Последние слова Макса больно уязвили ее, однако грех было жаловаться на судьбу. Кое-чего Люси добилась. Четыре раза в неделю она будет преображаться в Мэрилин, будет петь прекрасные песни… Получить главную роль в таком спектакле – разве не об этом она всегда мечтала?
Автомобиль проехал Оксфорд-стрит и повернул на Чаринг-кросс-роуд. Впереди показался книжный магазин Фоля. Люси вспомнила о Ричарде. Милый добрый Ричард! Он терпеливо сидит за пишущей машинкой, за своей старенькой «Олимпией». Он практически остался без работы, и ей было немного стыдно за свой успех и за ту великолепную возможность, которую она только что получила.
Ну, довольно, сказала себе Люси. Хватит испытывать судьбу. Cудьба и так к ним слишком благосклонна.
Роуз переехала в маленький дом на Кенсингтон-стрит, и Джеки едва не заблудилась, разыскивая дорогу в симпатичном тихом районе, расположенном вдалеке от суеты магазинов и шума автотранспорта. Наконец она остановилась перед небольшой белой дверью, из-за которой доносились приглушенные звуки музыки. Приподняв тяжелую бронзовую рукоятку в форме лошадиной головы, она стукнула ею в дверь, и этот удар эхом прокатился по тихой узкой улочке. Джеки подождала, но никакой реакции не последовало. Все так же продолжала звучать музыка, но дверь не отпирали. Удивленная и раздраженная, Джеки снова постучала в дверь. Наконец послышались шаги, и ей отворили. На пороге стояла Роуз.
– Джеки! – проговорила она, широко раскрыв глаза от удивления.
– Ты меня не ждала? – со вздохом ответила Джеки. Лицо их будущей примадонны показалось ей сейчас бледным и некрасивым. – Можно мне войти?
– Да, конечно…
– С тобой все в порядке? – спросила она, входя.
Роуз замялась. Было очевидно, что подыскивает какую-нибудь подходящую отговорку.
– Голова болит, – выпалила она. – Ужасно болит… Наверное, мигрень…
– Почему же ты не позвонила? Или ты забыла, что тебя ждали утром на телевидении?
У Роуз перехватило дыхание, и она мгновенно покраснела.
– Неужели ты забыла, Роуз? – недоверчиво проговорила Джеки. – Ты же понимаешь, как это важно для нашего спектакля! – Я не знаю… – пробормотала Роуз. – Ты же видишь, что мне не по себе…
– Нет, я этого не вижу, – холодно сказала Джеки. – Мы можем присесть и поговорить об этом?
– О, прости! Конечно!
Джеки прошла за ней в маленькую комнату, обшитую деревянными панелями, с винтовой лестницей посередине.
– Гостиная наверху, – сказала Роуз и остановилась, давая Джеки пройти вперед.
Когда Джеки поднялась по крутой лестнице наверх, то очутилась среди настоящего хаоса. Одежда и газеты в беспорядке валялись повсюду. Коробки стояли раскрытыми, но не разобранными. Пепельницы были забиты окурками, повсюду виднелись грязные бокалы из-под вина и кофейные чашки. В комнате пахло спиртным и марихуаной. В углу были кучей свалены плюшевые медведи и другие мягкие игрушки.
Джеки повернулась к Роуз.
– Не могла бы ты выключить музыку?
Роуз выключила магнитофон и бросилась освобождать кресло, чтобы Джеки было куда присесть.
– Хочешь кофе?
Джеки покачала головой.
– Нет, спасибо.
– А я выпью чашечку, если ты не против.
Джеки нетерпеливо махнула рукой, указывая на грязные кофейные чашки.
– Такое впечатление, что ты питаешься одним кофе…
Если бы только одним кофе…
Роуз смущенно улыбнулась, словно ее застали на месте преступления, а потом села.
– Ну, – сказала Джеки, – ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы?
Роуз опустила голову и нервно сцепила пальцы.
– Ты отдаешь себе отчет в том, как нас волнует твое состояние, Роуз? Весь спектакль держится на тебе. От тебя зависит судьба всей труппы.
Роуз кивнула.
– Так в чем же дело? – настаивала Джеки.
– Я просто плохо себя чувствовала. Я же сказала… – вяло ответила Роуз. – Через девять дней премьера, Роуз! – резко сказала Джеки. – Так нельзя.
– Прости.
– Ты должна взять себя в руки. Иначе я не смогу рисковать. Не смогу выпустить тебя на премьеру.
Джеки обвела взглядом комнату.
– Ты только посмотри, что у тебя творится!
Роуз подняла голову и послушно посмотрела вокруг – на грязные чашки, на переполненные пепельницы… Рубашки Дрю, яркий шелковый галстук, который она ему подарила, валялись скомканными на полу.
Джеки перехватила взгляд Роуз и напряглась. Но потом вздохнула с облегчением. Проблемы с мужчиной. Тогда какого дьявола Роуз не расскажет об этом?
– Кто он?
Роуз вздрогнула.
– Ты о чем? – тупо пробормотала она.
– О мужчине, которому принадлежат эти вещи, – сказала Джеки.
Роуз покраснела, но ничего не ответила.
– Ну хорошо, – сказала Джеки. – Я, конечно, понимаю, что это совсем не мое дело, но твоя личная жизнь может отразиться на спектакле. Так что я все-таки имею право знать, тебе не кажется?
– Это совсем не то, – возразила Роуз.
– Как я могу об этом судить, если не знаю, в чем дело.
– Мне трудно объяснить.
– Так, значит, все-таки он?
– У него проблемы…
– Он живет с тобой?
– Да, – поспешно ответила Роуз, хотя не видела Дрю вот уже три дня.
– Какие бы у него ни были проблемы, я уверена, он не хочет, чтобы ты из-за него погубила свою карьеру. Я права?
Роуз снова кивнула, и Джеки вздохнула, глядя на ее опущенную голову.
Джеки всегда старалась внимательно относиться к актерам и их личным проблемам. Независимо от того, было ли это связано с пьянством, наркотиками или сексом. Иногда достаточно было лишь поговорить с ними по душам, дать им шанс поверить в себя, и вопреки всем ожиданиям люди выбирались из неприятностей. Может быть, с Роуз будет так же?
– Роуз, – мягко начала Джеки, – посмотри на меня. Все в порядке. Теперь я хочу, чтобы ты приняла душ, переоделась, и мы вместе поедем в театр. Ты займешься своей ролью, а я пришлю кого-нибудь, чтобы здесь все прибрали и привели в божеский вид.
– Мне кажется, что…
– В данной ситуации, – перебила ее Джеки, – меня совершенно не интересует, что именно тебе кажется, Роуз. Ты ведь не хочешь потерять эту роль? – Она обвела взглядом комнату. – И ты не хочешь, чтобы у тебя в доме такое творилось, верно?
– Да, – тихо проговорила Роуз.
– И ты хочешь, чтобы премьера у нас прошла с успехом?
– Да.
– Вот и подумай об этом. У тебя прекрасный голос, большое будущее. Если только ты возьмешь себя в руки. Тысячи девушек готовы заложить дьяволу душу, чтобы только оказаться на твоем месте.
– Я знаю, – тихо сказала Роуз и подумала о том, что то же самое говорила ей и Барби, когда она съезжала с квартиры. С тех пор они с Барби не разговаривали. – Прости, Джеки.
– Надеюсь, ты все понимаешь.
– Да-да. Конечно.
– Я уверена, что твой приятель прекрасный парень. Но в твоей жизни это еще не все. Не все, Роуз! Несмотря на то, что у тебя, наверное, замирает сердце, когда он входит в эту комнату…
Роуз жалко улыбнулась, и Джеки покачала головой.
– Значит, так?
Роуз кивнула.
– Тебе двадцать?
– Да.
– Послушай, может быть, ты мне сразу и не поверишь, но я все-таки на десять лет старше тебя и мое сердце замирало подобным образом уже много раз. – Джеки помолчала, тщательно подбирая слова. – И когда дела у меня шли неважно, – а такое время от времени неизбежно случается, – у меня всегда был старый добрый друг, который мог поддержать меня. Этот друг – моя работа. Этого у меня никто не в силах отнять.
В этот момент Джеки испытала затаенную боль. Увы, на этот раз ничто не могло помочь ей. Она подумала о тех шести месяцах, отведенных врачами ее отцу. Сможет ли она когда-нибудь научиться жить с этой болью в душе?
Роуз смотрела на нее почти с благоговением. Однако ее пальцы с обгрызенными ногтями по-прежнему дрожали.
– Может, все-таки выпьешь кофе? – спросила она.
Джеки нетерпеливо мотнула головой.
– Ты поняла, что я сказала?
Роуз снова кивнула.
– Если поняла, – продолжала Джеки, стараясь придать голосу максимально бодрое выражение, – то давай переодевайся. Иначе Макс выдерет свои последние волосы, пока мы тут будем прохлаждаться…
– Я так тебе благодарна, Джеки.
Роуз встала, впервые за последние дни ощутив душевный подъем.
Она решительно направилась в спальню, по пути подхватив рубашки и галстук Дрю, и бережно прижала их к груди. Конечно, она ведет себя очень глупо. Беспокоиться не о чем. Просто он очень занятой человек и у него очень мало времени. Он и сам ей много раз об этом говорил. Ее, конечно, немного огорчало, что он никогда не рассказывает ей о своих проблемах, несмотря на то, что по ночам стонет и даже кричит во сне. Его мучают кошмары, но, сколько она ни просила, Дрю не рассказывает о них.
Передернув плечами, Роуз вошла в спальню, в которой они столько раз предавались любви, и, остановившись на коврике из овечьей шкуры, любовно перебрала его рубашки и поднесла их к лицу, чтобы ощутить его запах. Ее взгляд мечтательно скользнул по постели. Она намеренно не меняла постельное белье, которое тоже хранило аромат его кожи. Что бы там Джеки ни говорила, Роуз не могла даже представить, что ее сердце могло бы так сладко замирать, как оно замирало, когда появлялся Дрю… Такое просто невозможно. Дрю любит ее, и она его любит, и вместе они преодолеют все трудности. И он избавится от своих ночных кошмаров.
На ее миловидном лице появилось торжественное выражение, а в голове промелькнули слова, приписываемые Мэрилин Монро. «Все умирает, – говорила Монро, – только любовь живет вечно…» Эти слова ободрили Роуз. Она даже улыбнулась и принялась что-то напевать.
Неоновая афиша у входа в театр была уже почти смонтирована. Джеки сошла с тротуара, чтобы посмотреть, как водружаются на свои места последние буквы названия «Мэрилин», такие огромные и блестящие. Джеки почувствовала, как начинает колотиться сердце, и ее охватило радостное возбуждение. Она старалась продлить это счастливое мгновение, но ее мысли неизбежно возвращались к отцу. Ему больше не играть на театральной сцене. Дай Бог, если ему удастся завершить работу над фильмом…
Более того, он сказал Клэр, что не сможет присутствовать на премьере «Мэрилин». Все препятствовало его приезду. Даже чертова шотландская погода, которая, впрочем, была вполне обычной для этого времени года. Джеки была вынуждена возвратиться обратно в театр. У нее уже предательски дрожала нижняя губа, и она боялась разразиться слезами. Не было никакой надежды, что отец приедет. Эта поездка могла окончательно добить его.
Комната, которую Джеки выбрала в качестве своего временного кабинета, была безликой и спартански обставленной. Достаточно того, что здесь были довольно приличное кресло, телефон и небольшое окно, выходящее на Мейден-лейн. На подоконнике лежал деловой блокнот, в котором был расписан весь сегодняшний день. Нужно было обзвонить массу народа, и у Джеки не было даже минуты, чтобы перекусить. Впрочем, она не была голодна. Но кофе бы выпила с удовольствием.
Зазвонил телефон. Джеки вскочила и взяла трубку.
– Жаклин Джонс у телефона.
– Где он? – услышала она шипящий голос матери. – Не молчи же, черт побери!
– Насколько я понимаю, ты имеешь в виду Дрю? – холодно проговорила Джеки. – Я полагала, что он у тебя.
– Не умничай, Жаклин!
– Я и не думаю умничать, мама. Я не знаю, где он. И не хочу этого знать. Надеюсь, что в конце концов он окажется в аду.
– Дерьмо!
– Ты пьяна?
– А ты чего ожидала?
Джеки промолчала.
– Ты видела нью-йоркские газеты? – истерично выкрикнула Анжела.
– Не понимаю, о чем ты говоришь…
Наступило молчание. В трубке только слышалось тяжелое дыхание Анжелы.
