Текст книги "Грехи ангелов"
Автор книги: Луиза Пеннингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– Моя соседка по квартире знает рецепт этого супа… – сообщила она.
– У тебя есть квартира?
– Да, мы вместе снимаем ее. – А где она?
– В Кентиш-тауне.
Он даже не слышал об этом районе.
– Конечно, это не самое лучшее место, – сказала Роуз. – Но когда я начну получать новое жалованье, то кое-что переменю в своей жизни, включая и место жительства… – Она с воодушевлением проглотила ложку супа. – У «Мадам Йо-Йо», где я до сих пор работала, вообще-то платили неплохо, но я всегда мечтала совершенствоваться в пении и танцах. Мне так повезло, что Макс Локхарт оказался в тот вечер в казино и обратил на меня внимание.
– Это судьба, Роуз…
– Да, я знаю, – счастливо выдохнула она. – Между прочим, я хорошо разбираюсь в этих вещах – в гадании, астрологии и тому подобном, а моя подруга умеет читать по руке. Она говорит, что о человеке все можно узнать по его ладони. – Она протянула ему свою руку. – Видишь, у меня ярко выражена линия судьбы. Она проходит прямо посередине ладони. Вот здесь… Это указывает на то, что мне должна сопутствовать удача…
Дрю взял ее руку и стал медленно перебирать ее пальцы.
– Какая красивая у тебя рука!
Их взгляды встретились, и Роуз вздохнула. Дрю поглаживал ее ладонь. Ей показалось, что между ними проскочила искра, и она ощутила жар в низу живота.
– Держу пари, что по знаку зодиака ты Лев, – тихо сказала она.
– Это почему же?
– Ты сильный, горячий… – Она снова зарделась. – Кроме того, ты опасный мужчина… Я права? – не унималась она.
– Права, – солгал Дрю.
Какая разница!.. Честно говоря, он был Стрельцом. Холодным сырым декабрьским днем он родился в дыре под названием Креншау, что в штате Северная Каролина.
– В самом деле?
Он кивнул.
– Знаешь, – проговорила она удивленно, – мне еще ни разу не удавалось отгадать, под каким созвездием родился человек… Ну а ты попробуй отгадать, кто я…
Продолжая держать ее руку в своей руке, Дрю взял бокал и отпил вина.
– Где уж мне, детка…
Ее сердце забилось, словно он сказал ей необыкновенно любезный комплимент.
– Я Рак, – быстро сказала она. – Самый что ни на есть типичный Рак. Я натура сильно чувствующая, созидательная, щедрая, с развитой интуицией…
– Удивляюсь, что тебя давно не прибрал к рукам какой-нибудь хороший парень.
Дрю отпустил ее руку.
– Однажды я была помолвлена, но все расстроилось… – призналась Роуз.
Дрю сочувственно улыбнулся.
– Может, пойдем отдохнем где-нибудь? – небрежно предложил он.
Впереди у него был еще целый день, который нужно было как-нибудь убить. Да еще и вечер. Когда еще Джеки кончит дела в своей чертовой студии и вернется в отель!
Волей-неволей мысли снова привели его к тому вечеру, и в его памяти всплыло лицо Джеки с написанным на нем выражением страдания и удивления. Он сделал ей предложение, а она практически ответила ему отказом. Им снова овладело сомнение. Он чувствовал себя униженным ее ответом. Разве не так? Разве она не отмахнулась от него?
– К половине пятого мне еще будет нужно вернуться на студию, – поспешно проговорила Роуз, беспокойно уставившись в свою тарелку.
Она не предполагала, что это произойдет так скоро. Однако Дрю был старше нее, опытнее, более искушен в этих делах и, по-видимому, полагал, что и она чувствует себя так же раскованно, как и он сам. Роуз покосилась на массивный золотой перстень на его мизинце, на его идеально отполированные ногти и красивые смуглые кисти рук. Такого привлекательного мужчину она еще никогда в жизни не встречала.
– Может быть… – заколебалась она.
Дрю оторвался от своих мыслей и взглянул на нее с едва скрываемой скукой.
– Тогда как-нибудь потом, – сказал он, пожимая плечами.
– Просто я… – пробормотала она и запнулась.
– Твой суп совсем остынет, ешь, – сказал он.
Подошел официант с подносом и поставил на стол заказанный им стейк. Нежные кусочки говядины, вымоченные в шерри-бренди, выглядели аппетитно в горшочке, в котором и были приготовлены. Дрю с вниманием следил за действиями официанта, словно тот был фокусником.
Увидев, что Дрю целиком переключился на еду, Роуз пришла в ужас от мысли, что теряет его.
– Нет, отчего же, я буду очень рада куда-нибудь пойти, – сказала она.
Дрю медленно повернулся к ней.
– Может быть, у тебя были какие-то другие планы? – лениво поинтересовался он.
– Да нет же, – пробормотала она. – Я согласна.
Несколько секунд Дрю пристально смотрел на нее, и она подумала, что он успел передумать.
– Уверен, ты успеешь на студию к половине пятого, – сказал он. – Кроме того, ведь успех «Мэрилин» для меня важен так же, как и для тебя. Не забывай, у меня американский взгляд на вещи.
– Да-да, конечно, – с готовностью кивнула она.
Дрю улыбнулся своей широкой, ослепительной улыбкой, и Роуз ощутила дрожь в коленях.
– И как ты только могла забыть! – c упреком сказал Дэвид. – Мы же договаривались об этом еще две недели назад!
– Совершенно вылетело из головы. Прости! – виновато вздохнула Джеки.
– Ведь это не что-нибудь, а день рождения Клэр и к тому же юбилей нашей супружеской жизни!
– Конечно, конечно, но у меня было столько дел… – Она отбросила с лица волосы. – Причем не только работа. Еще мой переезд из отеля, личные проблемы…
Она подумала о Дрю.
– Ты же знаешь, как это важно для меня, Джеки, – сказал Дэвид, пристально взглянув на нее.
Она покорно кивнула. Он всем видом хотел показать ей, что не сердится, но все-таки не смог скрыть своих чувств.
Несколько месяцев назад они с Клэр решили отметить ее день рождения и двадцать лет своего супружества, устроив торжественный ужин в «Аннабель». Последний раз Клэр звонила Джеки дней десять тому назад, и они обсуждали туалеты.
– Ну конечно, я обязательно приду! – заверила Джеки отца. – Не беспокойся.
– Вот и умница, – сказал он. – Ты же нас не бросишь…
– Сейчас ты в театр? – спросила Джеки.
– Да, я иду на дневной спектакль. Сегодня последний день, когда его можно увидеть. Спектакль снимают, и начинается работа над его киноверсией.
– Ты волнуешься, да?
Дэвид усмехнулся, а она подумала о том, как много в нем еще мальчишеского.
– Такого замечательного предложения у меня уже давно не было, – сказал он.
В действительности, чтобы заполучить эту роль, ему пришлось приложить немало усилий – спорить, доказывать. Это была пьеса «Рана», в которой фермер-арендатор убивает своего соседа в споре за маленький клочок земли у реки. Напряженная драма, полная страсти, гнева и невероятной ярости. Ее действие разворачивалось в Шотландии.
– А что об этом думает Клэр?
Он вздохнул и повернулся к окну.
– О, она, конечно, очень рада.
– Но ведь это значит, что тебе опять придется много работать, а ты, как она догадывается, не становишься моложе, – лукаво заметила Джеки.
– В общем, да.
– Кроме того, в это время года в Шотландии очень холодно, – добавила она.
– Прошу тебя, Джеки! Хоть ты не заводись…
Дэвид наблюдал, как ближе к вечеру небо становится все более серым и мрачным, и ему вдруг захотелось выпить что-нибудь покрепче, чтобы напиток обжег губы и по всему телу разлилось тепло. – А как там Джемми? – поинтересовался он, меняя тему. – Как его успехи?
– Прекрасно, – поспешно ответила Джеки.
– Он хороший парень, – вздохнул Дэвид, – но в отличие от Клэр я не питаю больших иллюзий относительно его успешной карьеры в будущем.
– Пожалуй, еще слишком рано об этом судить.
– Может быть… Но здесь… – Дэвид сделал неопределенный жест рукой, – здесь для него все чужое и непривычное.
– Не ставь на нем крест, – сказала Джеки. – Он еще прекрасно здесь обживется.
– Я никак не пойму, чем он живет. Он читает, разговаривает с Клэр или со мной, если только я бываю дома, а потом отправляется гулять.
– Что же в этом плохого?
Дэвид сердито махнул рукой.
– Но ведь должно же быть что-то еще в жизни? Ему только двадцать четыре года. Я пытался заинтересовать его чем-нибудь, предлагал вступить в какой-нибудь клуб, чтобы он мог общаться там с новыми людьми…
– Мне кажется, ты сгущаешь краски.
– Разве я не прав?
Дэвид внимательно взглянул на дочь.
– Нет, папа.
– Но ведь ты немногим старше его.
– Я бы не сказала, – быстро возразила она. – Во всяком случае у меня полным-полно работы, а кроме того, у меня совершенно не хватает времени на личную жизнь.
Дэвид удивленно поднял брови.
– Что ты подразумеваешь под личной жизнью? – поинтересовался он.
– Давай не будем сейчас об этом.
– Почему? Отец я тебе или нет? – засмеялся он.
Джеки тоже засмеялась, а потом сказала:
– У меня свидание.
– Ты просто хочешь от меня отделаться.
Джеки сунула под мышку папку и чмокнула отца в щеку.
– Увидимся в субботу.
– В половине восьмого.
– Я помню.
Он посмотрел ей вслед и ощутил прилив гордости.
Двадцать лет назад он впервые увидел дочь. Девятилетняя Джеки пробиралась сквозь толпу встречающих в зале ожидания аэропорта Хитроу. Он узнал бы ее, даже если бы к ее воротничку не была приколота бирка с ее именем. Она была высокой голубоглазой девочкой, интересной и настороженной. И смотрела прямо на него. Его сердце сжалось от жалости и желания защитить, уберечь ее от беды. Она была его ребенком, несмотря на то, что его отцовские чувства несколько запоздали.
Перед облезлым парадным было несколько каменных ступенек. Посередине двери имелось небольшое квадратное окошко с треснувшим стеклом, а также бронзовая колотушка в форме львиной головы, позеленевшая от старости.
– Я здесь временно, – пробормотала Роуз, избегая смотреть Дрю в глаза.
Ей вдруг стало удивительно, как это раньше она не замечала убогости своего жилища.
Дрю не ответил, лишь его ноздри презрительно дрогнули. Давно он не заходил в такие дома. Он старался избегать неприятных воспоминаний, которые упорно возникали в памяти.
– Если не обращать внимания на внешний вид, здесь не так уж и плохо, – быстро прибавила Роуз и нервно рассмеялась, когда они вошли в тесный подъезд, на полу которого грудами лежали старые газеты и журналы и прочий рекламный мусор, а вдоль стены стояли пустые молочные бутылки. – Кроме Барби и меня, в этом доме живут еще восемь человек, и, естественно, никто не хочет за собой убирать. Ну ничего, скоро я перееду отсюда…
– Все это мелочи, – отозвался Дрю.
Она бросила на него благодарный взгляд.
– Как бы там ни было, мы довольны этой квартирой. Она довольно большая, – говорила Роуз, поднимаясь по ступенькам и чувствуя на себе его взгляд. – Барби позаботилась об интерьере. Она студентка, изучает искусство, и у нее прекрасно развит вкус. – Роуз остановилась перед дверью, около которой на стене висел телефонный аппарат. – А вот это, увы, не слишком приятное соседство, – весело добавила она, похлопав ладонью по телефонному аппарату.
– Я думаю, – кивнул он.
– Когда я отсюда перееду, мой рекламный агент обещал поставить мне личный телефон – в качестве подарка по случаю получения роли Монро.
Роуз нетерпеливо копалась в сумке в поисках ключей и наконец извлекла их оттуда со вздохом облегчения.
– Вечно я их теряю, – пожаловалась она.
Она сунула ключ в замочную скважину и в раздражении закрыла глаза: как всегда, замок никак не отпирался. Открыв глаза, Роуз попыталась прежде всего успокоиться. Сердце у нее напряженно колотилось.
Дрю наблюдал, как она дрожащими, побелевшими пальцами возится с замком, и чувствовал растущее раздражение. Он отвел глаза и стал рассматривать ободранные стены лестничной площадки. Здесь пахло какой-то кислятиной, и он осторожно потянул носом, словно вдыхая в себя нечто знакомое.
– Готово! – воскликнула наконец Роуз, и дверь распахнулась. – Прошу.
С плаката на стене прихожей на него смотрел Стинг в круглых ленноновских очках. На шкафу стоял небольшой светильник. На полу лежал потертый индийский коврик.
Вслед за девушкой Дрю прошел сквозь занавеску из бисерных нитей и оказался в гостиной. Роуз поспешно задернула шторы и собрала в стопку разбросанные по полу журналы. Она покачала головой и, словно извиняясь, развела руками, пробормотав:
– Я не готовилась к твоему визиту…
Он подумал, что здесь, пожалуй, мало бы что изменилось, если бы она к этому и готовилась.
– У тебя найдется что-нибудь выпить? – спросил он.
Роуз наморщила лоб.
– Есть бутылка «Ламбруско».
– Это что такое?
– Вино… Да, сухое вино. – Она неуверенно улыбнулась. – Я принесу бокалы, если ты хочешь его попробовать.
Бисерные нити загремели и закачались, когда она исчезла за занавеской, а он уселся в скрипучее бамбуковое кресло. В комнате еще находился круглый стеклянный столик, а также небольшая софа и еще одно бамбуковое кресло. В небольшой нише по соседству с электрическим камином стояли переносной телевизор и стереомагнитола с проигрывателем, около которого в углу лежала кипа старых пластинок.
Дрю взял один из конвертов и сразу узнал подкрашенную физиономию Боя Джорджа. Дрю с отвращением бросил конверт обратно на пол и подошел к стеклянному столику, на котором лежали журналы и запечатлелись следы от кофейных чашек. На стене у двери висел пестрый цветной батик, а на полу стояло какое-то чахлое комнатное растение с листьями, покрытыми густым слоем пыли.
– Оно должно тебе понравиться, – сказала она, внося вино и два бокала. – Мы держим его на случай бессонницы.
Роуз тихо вздохнула: вообще-то вино было собственностью Барби, и к ее возвращению в конце недели нужно будет купить новую бутылку.
Дрю сделал глоток этой розовой жидкости.
– Похоже на содовую.
– Ты хочешь сказать – лимонад?
– Не знаю, как вы называете ее здесь, в Англии, – равнодушно сказал он и взглянул на Роуз, на лице которой было написано желание угодить ему. – Слушай, а почему бы нам не выпить вино в более удобном положении?
Роуз задрожала от волнения.
– Ты ведь не будешь возражать, правда? – продолжал он вкрадчивым тоном.
Дрю поставил свой бокал и взял ее за руку. Она нерешительно шагнула к нему, и он поднялся из кресла.
– Ты что, волнуешься?
Роуз кивнула, а он обнял ее и привлек к себе.
– Не нужно волноваться, прелесть моя, – сказал он. – Я ведь не кусаюсь.
Не особенно больно во всяком случае.
Шторы в ее спальне были задернуты, и в комнате царил полумрак, однако он разглядел узкую неразобранную постель и несколько мягких игрушек – главным образом плюшевых мишек, которые были рассажены где только возможно. Когда он затворил за собой дверь, то увидел десятка два или даже больше открыток с изображением тех же плюшевых медведей различных форм и размеров. Роуз включила ночник, и взгляд Дрю наткнулся на висящую над маленьким резным камином старую фотографию Али Магроу и Райна О`Нила, под которой была выведена стереотипная фраза «Любовь согревает одинокие сердца».
Дрю попросил ее раздеться, и она покорно, как ребенок, хотя и несколько скованно, принялась снимать одежду. Когда он положил ее на кровать и она взглянула в его мрачные, темные глаза, ей стало немного не по себе.
Все произошло очень быстро. Дрю не испытывал особого желания и не пытался продлить их близость. Он едва слышал ее слабые стоны и почти не чувствовал, как ее нежные пальцы гладили его щеки, шею, спину. Он и ее едва чувствовал. Однако испытал подобие удовольствия от сознания, что это продлилось даже дольше, чем когда он просто мастурбировал в одиночестве.
Роуз прильнула к нему в полумраке. Ее беспокойство и сомнения улетучились. Она получила роль в «Мэрилин» и будет звездой – все так говорят, а кроме того, она встретила Дрю. С легким счастливым вздохом она провела пальцем по его волосатой груди, а потом подняла глаза и с обожанием взглянула ему в лицо. Глаза Дрю были закрыты. Кровь прилила к щекам Роуз, а сердце тревожно забилось. C абсолютной ясностью она поняла вдруг, что никогда в жизни не будет счастлива так, как в это мгновение.
Жена Доджи скончалась.
В центре пестрой толпы людей, которые пришли на поминки, Анжела углядела голову Доджи. Она прошла через просторный, залитый солнечным светом холл и оказалась в салоне, отделанном в современном испанском стиле. Салон этот был особой гордостью Мириам в ее восхитительной резиденции неподалеку от Сан-Марино.
Внезапно Анжела ощутила что-то вроде стыда, ведь она шесть лет ждала этого момента. Жена Доджи была единственным человеком, который стоял на ее пути к достижению заветной цели. Шесть лет игры в кошки-мышки. Однако в том, что Мириам наконец умерла, не было ее вины. И вообще ничьей вины в этом не было. Просто Мириам не повезло. Зато повезло ей, Анжеле.
Анжела была в шелковом цвета морской волны платье от Арнольда Скаази, которое она специально заказала для этого случая еще несколько месяцев тому назад. Платье было умопомрачительное. Вообще-то Анжела некоторое время колебалась – не заказать ли черное. Надеть черное платье – вот все, что она могла сделать в подобных обстоятельствах. Однако черный цвет ей никогда не шел. Кроме того, он еще и так старил!..
Едва заметная удовлетворенная улыбка появилась в уголках ее губ. Она стояла под широкой аркой перед раскрытыми дверями. Перед ней было целое созвездие знаменитостей, богачей и властей предержащих. Такое собрание можно было увидеть разве что на премьере в опере или на важнейшем политическом мероприятии. Около балкона стояла чета Киссинджеров. Справа от них Синатра. Чуть сзади Джесси Джексон, Энн Гетти, чета Шварценеггеров, Тедди Кеннеди, Дэн Куэйл, Майкл Айснер, Палома Пикассо…
Cколько Анжеле пришлось вытерпеть! Долгие месяцы ожидания, ожидания и ожидания. Всяческие ухищрения, cкука. И вот теперь она должна была унаследовать всех «друзей», приемы, уик-энды. Всем этим бедняжка Мириам уже давно не в состоянии была пользоваться. Что ж, нет худа без добра. Кажется, так говорят?..
Она взглянула на ближайший серебряный поднос и слегка покраснела: все бокалы на нем были пусты. Ее мучила жажда, и она не отказалась бы выпить бокал шампанского, однако и на других подносах, которые были расставлены по всему помещению, не нашлось полного бокала. Она мысленно отметила, что потом нужно будет обязательно узнать имена недобросовестных распорядителей. Такая небрежность недопустима. Это нужно менять. Раз уж Доджи и она собираются придать своим отношениям официальный статус.
Зато ее глаза радостно вспыхнули, когда она взглянула на изумительный белоснежный потолок виллы в испанском стиле. Вообще все здесь было вылизано до блеска стараниями Мириам. Стены были обтянуты старинной кожей с вытисненными на ней узорами. Эту идею Мириам заимствовала у Рудольфа Нуриева, когда была у того в гостях во время своего последнего посещения Европы. Анжела любовно провела ладонью по инкрустированной крышке клавесина, приобретение которого тоже было милой причудой Мириам.
Анжела подошла к открытому окну, из которого веяло ароматом жасмина и олеандра. Сад за окном раскинулся до самого моря.
– Анжела! – услышала она у себя за спиной.
Обернувшись, она увидела полную даму в слишком зауженном платье.
– Как поживаешь? – поинтересовалась дама.
– Замечательно, Дакота! Просто замечательно!
Анжела всегда недоумевала по поводу этого странного имени – Дакота. Это все равно что назвать ребенка Западной Вирджинией или Северной Каролиной. Сразу приходили на ум ковбои и крупный рогатый скот. Старшую дочь Дакота назвала Аспен – в честь лыжного курорта, где она познакомилась с ее будущим отцом и своим первым мужем. Всего через два года их супружества муженек покончил с собой, сиганув со знаменитого моста самоубийц Золотые Ворота.
– Ну что, как Доджи? – доверительным тоном поинтересовалась Дакота.
– А почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Ну как же, Энджи? – удивилась дама.
Анжела терпеть не могла, когда ее называли Энджи.
– Брось, ты же прекрасно понимаешь, о чем я… – не унималась Дакота.
– Понятия не имею.
Толстые щеки Дакоты раскраснелись.
– Просто я подумала, что теперь, когда Мириам… Что ты… – пробормотала она и запнулась.
Анжела не ответила. Она никому не рассказывала о своих отношениях с Доджи и теперь не собиралась этого делать. Другое дело, что о них думают окружающие, о чем догадываются. Впрочем, с этим все равно ничего не поделаешь. А мнение Дакоты Гринбаум заботило Анжелу менее всего.
Она едва сдержалась, чтобы не зевнуть от скуки, что нагнала на нее собеседница, и переключила внимание на Доджи, о чем-то увлеченно разговаривающего с брюнеткой, которую Анжела узнала не сразу. Доджи улыбался, пожалуй, чересчур любезно, и брюнетка так же улыбалась в ответ.
– А как Джеки? – не отставала Дакота.
– Прекрасно.
– Как у нее дела с мюзиклом?
– Никак, – ответила Анжела, едва сдерживая раздражение. – У нее нет на это денег. К тому же и сама идея мюзикла, прямо скажем, неважная.
– Но Джимми Недерлэндер говорил, что дело идет полным ходом. Он обедал у нас на прошлой неделе.
Анжела в упор посмотрела на Дакоту.
– Я думаю, ты неправильно его поняла.
– Он сказал, что Джеки сообщила ему о том, что собирается привезти спектакль на Бродвей.
Анжела подавила гнев и даже заставила себя улыбнуться.
– Ну и какого он об этом мнения?
Недерлэндеру принадлежало несколько бродвейских театров, а также значительные капиталы в этом бизнесе. Как и Шубертс, он был на Бродвее законодателем моды, и к его мнению следовало прислушиваться.
– По его словам, он только рассмеялся, услышав такое заявление Джеки. Она так молода! А кроме того, все прежние постановки о Монро с треском проваливались, словно сама идея подобной постановки проклята… Впрочем, он сказал, что все же оставляет этот вопрос открытым. Мол, время покажет…
– Ничего из этой затеи не выйдет, – сказала Анжела, потянувшись за бокалом.
– Разве ты не желаешь ей успеха? – удивленно воскликнула Дакота. Ей было известно, что между Анжелой и дочерью нет особой любви.
– Она просто швыряет деньги на ветер. Причем не только свои собственные.
Однако куда больше Анжелу раздражал сам предмет, избранный дочерью для своего мюзикла. Только она не хотела в этом признаться. Постановка о Мэрилин Монро, об этой глуповатой секс-бомбе, могла сорвать все ее планы относительно Доджи.
– Уверена, что она не будет швырять денег на ветер, – заметила Дакота. – Джеки очень талантливая девушка.
– Талантливая, но чересчур импульсивная, – быстро добавила Анжела. – Мюзиклы вообще очень рискованное предприятие, Дакота. Уж ты-то должна об этом знать!
Теперешний муж Дакоты – лысый и напрочь лишенный подбородка Руббин был известным продюсером, большой шишкой в театральном мире.
– Руббин убеждал меня, что время мюзиклов навсегда ушло в прошлое, – сказала Анжела. – Если только, конечно, он не ошибается…
– Он не может ошибаться, Анжела, – нахмурившись, заявила Дакота.
Она даже перестала называть ее Энджи. Наверное, без особого удовольствия припомнила, как Анжела и Руббин любезничают друг с другом на коктейлях. Причем последний, несомненно, подбивает под Анжелу клинья. Он смотрит на нее плотоядным взглядом, видя в ней лишь потенциальную любовницу. Как бы там ни было, шансов у него, естественно, никаких. Слишком уж он безобразен. Для Дакоты это самая верная гарантия того, что их брак находится в полной безопасности.
– Конечно, и он не отрицает, что возможны исключения, – добавила Дакота. – Хотя бы потому, что на Бродвее понастроили этих огромных залов и всегда найдутся желающие попытать там счастья, взявшись за постановку мюзикла…
– Надеюсь, моя дочь не из их числа.
– С чего ты стала такой осторожной? Кажется, тебе всегда нравились смелые идеи?
– Давно пора об этом забыть, – принужденно улыбнулась Анжела. – Во всяком случае я завтра или послезавтра позвоню Джеки. Она, безусловно, может целиком мной располагать. Я готова помочь ей как советом, так и деньгами…
Ну уж нет! Если только дочь не откажется от своей бредовой затеи, то Анжела сама отправится в Лондон, чтобы положить конец всей этой канители раз и навсегда.
Дакота смолкла, не зная, о чем еще говорить, и вертела в руках бокал, пока не заметила в толпе гостей знакомое лицо.
– Это Марта Бринкер. Она психоаналитик и пользует мою Аспен. Я не знала, что она знакома с Хиксом…
– Мир тесен.
В голосе Анжелы явно звучала насмешка. Дакота покраснела. Она не знала, чем бы еще зацепить подругу.
– Увидимся позже, Анжела…
Анжела смотрела ей вслед. Какая грубая бесцеремонная особа! Впрочем, ей, Анжеле, на нее, конечно, наплевать.
Она посмотрела туда, где в последний раз видела Доджи, но тот куда-то исчез. Тогда Анжела стала высматривать брюнетку. Когда публика начала выходить на террасу, она вдруг увидела Доджи и облегченно вздохнула: он был один.
Их глаза встретились, и Анжела направилась к нему. Ее приближение не вызвало у него никаких эмоций, кроме очевидного раздражения. Дуглас Хикс Третий нацелился на кресло управителя Калифорнии, однако мужества ему явно недоставало.
– Прими мои соболезнования, Доджи…
Он машинально кивнул.
– Рад, что ты пришла…
Впрочем, особой радости на его лице не отразилось. Напротив, он был изрядно смущен.
– Ты выглядишь усталым, – сказала Анжела, изобразив на своем лице выражение, которое, по ее мнению, окружающие должны были принять за соболезнующее. – Надеюсь, ты постараешься не слишком переутомляться?
Доджи скорчил такую гримасу, что она едва не рассмеялась.
– Здесь слишком много народу, – прошипел он.
– Я не слепая, Доджи, – сказала Анжела, пристально глядя на него. – К тому же у тебя была важная беседа, не правда ли? – хрипло поинтересовалась она, намекая на брюнетку.
– Сейчас не время, радость моя, – пролепетал он.
– А что я такого сказала, Доджи? – удивилась она. – Я же не демонстрирую тебе свои прелести, а?
Доджи испуганно выпучил глаза, и на его красном лице даже выступил пот.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я познакомил тебя с кем-нибудь? Посмотри, сколько здесь важных персон, – поспешно пробормотал он, и его кадык нервно дернулся.
– При условии, что пообещаешь приехать ко мне.
– Завтра вечером?
– Договорились, – кивнула Анжела, отпуская его, и удовлетворенно улыбнулась.
Дэвид произнес замечательную речь, опустился на свое место и нежно поцеловал Клэр руку. Джеки почувствовала комок в горле. Этот поцелуй не только растрогал ее. Она поняла, что именно такого счастья она всегда желала своему отцу. Между Клэр и отцом существовала глубокая искренняя связь. О подобном сама Джеки могла лишь мечтать.
Увы, такое родство душ, такая любовь – большая редкость, что бы об этом ни говорили. Найти такую любовь куда труднее, чем обнаружить залежи нефти или месторождение золота. Подумав об этом, Джеки улыбнулась. Хорошее сравнение. Ей припомнились слова старой песни Нила Янга. Что-то о «поисках золотого сердца»… Однако ее улыбка мгновенно погасла, как только она вспомнила о Дрю.
Кажется, она так и не смогла ему объяснить, почему на торжество к Клэр она должна пойти одна. Сначала он вроде бы понял, но под вечер его настроение резко изменилось – он чуть с ума не сошел от злости. Джеки ужасно устала и вовсе не была настроена с ним спорить. Ей еще нужно было поработать над своими записями. В конце концов, поскольку Дрю не оставлял ее в покое, она не выдержала, и у них произошел неприятный разговор, от которого у нее теперь раскалывалась голова.
– Почему я не могу пойти с тобой? – настаивал он.
– Обо всем было условлено еще несколько месяцев назад! – восклицала она.
– Ну и что из того?
– Это торжество только для самых близких людей.
– Что это значит?
– Только то, что соберется небольшой круг близких!
– Тогда позвони своему отцу и скажи, что придешь вместе со мной.
Джеки посмотрела на него долгим взглядом.
– Ну почему ты не понимаешь простого человеческого языка, Дрю?
– Я-то как раз понимаю!
– Дрю, они ведь даже не знают о твоем существовании.
– Что ж, самое время узнать.
– Но только не в этот вечер.
– Почему, черт возьми?
– Потому что это праздник Клэр. Ее и моего отца. Они сами составляли список приглашенных. Все места уже расписаны, все просчитано…
– У каждой дамы есть кавалер, я правильно понимаю? – язвительно заметил он.
Джеки раздраженно покачала головой, от еле сдерживаемого гнева у нее задрожали руки.
– Ну и кто же твой кавалер? – продолжал Дрю.
– Не говори глупостей.
– Ну давай, признайся!
– Мне нужно поработать над своими записями, а потом еще принять ванну. Из-за тебя я вообще не могу ничего делать! – проворчала Джеки.
Он помрачнел, уселся в кресло и молча уставился в телевизор. Потом он вдруг поднялся и, не говоря ни слова, круто развернулся и вышел из номера.
Джеки услышала только, как громко хлопнула дверь. Она попыталась сосредоточиться на работе, стараясь не думать о его внезапном уходе, но работа валилась из рук, а в душе, словно ржавчина, разрасталось отчаяние. Он совершенно ее не понимал. Просто не хотел понять…
Дрю вернулся довольно поздно и выглядел вполне спокойным и благоразумным. Он налил себе выпить, а потом стал просить у нее прощения за свои плохие манеры и несдержанность. Все дело в различии культур, заявил он. В этой английской приверженности условностям. Джеки простила его. Раскаяние Дрю, как ей показалось, было неподдельным. К тому же она понимала, что он немного ревновал… Она даже почувствовала, что и сама виновата в происшедшем.
Дрю улыбался, нежно поцеловал ее, а потом заказал роскошный ужин. Потом они, само собой, занимались любовью на огромной, королевских размеров кровати. Джеки слышала, как он твердит ее имя, ласкает ее тело там, где она больше всего любит, однако для того, чтобы вернулось прежнее очарование, ей пришлось закрыть глаза и долго настраиваться…
Негромкие аплодисменты, раздававшиеся за столом, отвлекли Джеки от неприятных воспоминаний. Она встряхнулась и стала разглядывать гостей.
Всего было приглашено шестнадцать человек. Большинство из них она знала, поскольку эти люди оставили значительный след не только в жизни Клэр и отца, но и в ее собственной: в разные годы они то появлялись, то исчезали из ее поля зрения. Она остановила взгляд на Джемми Тарли, который тут же поднял на нее глаза, словно почувствовал, что она на него смотрит. Он долго смотрел ей в глаза, так долго, что она почувствовала, что краснеет.
Она повернулась к отцу, который заметил ее взгляд и улыбнулся в ответ. От этой улыбки у нее почему-то защемило сердце, словно впервые за много лет она увидела отца таким, каким он был на самом деле. У нее словно упала пелена с глаз. И прежде всего она увидела, как он постарел. У нее перехватило дыхание, когда она в ответ улыбнулась отцу, а потом опустила глаза и принялась разглядывать бегущие сквозь шампанское вереницы микроскопических пузырьков.
Джеки попыталась сбросить с себя хандру, которая так неожиданно сковала душу. Неожиданно Клэр, которая уже была немного пьяна, позвала ее в дамскую комнату.
– Джеки, я еще не успела сказать, что у тебя потрясающее платье!
– Когда вчера я стала собираться на праздник, то обнаружила, что мне совершенно нечего надеть, – призналась Джеки, вспомнив о том, что об этом вечере ее заблаговременно предупреждал отец. – Я бросилась по магазинам и не успокоилась, пока не нашла что-то приличное. Слава Богу, магазины еще работали…
