Текст книги "Последняя милость"
Автор книги: Луиза Пенни
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
– Они уверены, что это убийство? – поинтересовалась Мирна.
Питер и Клара кивнули.
– И расследованием снова занимается этот надутый индюк Гамаш, – фыркнула Руфь, протягивая руку к бокалу Питера. – Вы же помните, что было в прошлый раз, – добавила она, делая изрядный глоток.
– По-моему, в прошлый раз он нашел убийцу, – сказала Мирна, предусмотрительно отодвигая свою рюмку с виски на другой край стола.
– В самом деле? – Руфь бросила на нее лукавый взгляд. – Ему просто повезло. А что происходит сейчас? Женщине становится плохо на льду, и он сразу решает, что ее убило током. Кто убил? Божье провидение?
– Но ведь ее действительно убило током, – заметил Питер как раз в тот момент, когда к ним присоединился Оливье.
– Вы говорите о Сиси, – сказал он, с тоской поглядывая на пустые кресла у камина. Но при таком наплыве клиентов он никак не мог позволить себе сесть в одно из них.
– Питер считает, что это сделала ты, Руфь, – сказала Клара.
– Возможно, ты прав. И возможно, что следующий на очереди ты. – Руфь кровожадно улыбнулась Питеру, который предпочел бы, чтобы Клара держала рот на замке.
Руфь потянулась за бокалом, который стоял к ней ближе всего.
– Что ты рассказал полиции? – спросил Оливье у Питера.
– Просто описал то, что произошло.
– Старший инспектор заказал номер в нашей гостинице. – Оливье приподнял пустой бокал Питера и вопросительно посмотрел на него. Удивленный тем, что уже успел допить свое вино, Питер отрицательно покачал головой. Два бокала были его нормой.
– А ты считаешь, что она умерла не от удара током? – спросила Клара у Руфи.
– Я совершенно точно знаю, что ее убило током. Я поняла это с самого начала. Просто меня удивляет скорость, с которой это дошло до нашего простофили Гамаша.
– Каким образом ты поняла это с самого начала? – скептически поинтересовалась Мирна.
– Дымок зловещий к небу поднимался не спеша, взлетела вместе с ним Сиси де Пуатье душа, – продекламировала Руфь.
Мирна невольно рассмеялась. Перефразированная страшилка о неудачливом электрике прозвучала удивительно уместно.
– Честно говоря, – вмешалась Клара, – мне вспомнилось совсем другое стихотворение.
Клара замолкла, и все, кто находились у камина, тоже притихли. За из спинами продолжали раздаваться оживленные голоса и взрывы смеха, слышался звон бокалов. Никто не оплакивал смерть Сиси де Пуатье. Ее уход не нарушил плавного течения жизни Трех Сосен. Даже «вонь», которую она после себя оставила, быстро улетучивалась. Наоборот, казалось, что без нее общая атмосфера стала лучше, чище и здоровее.
Гамаш почувствовал аромат жаркого еще до того, как зашел в двери. Boeuf bourguignon [44]44
Boeuf bourguignon– говядина по-бургундски.
[Закрыть], говяжье филе с грибами, крохотными жемчужными луковичками и бургундским вином. Перед уходом из управления, он позвонил Рене-Мари и предупредил, что уже едет домой. Она попросила по дороге заехать в местную булочную за свежим багетом. И вот теперь он сражался с дверью, обремененный коробкой с вещдоками, сумкой и драгоценным багетом. Ему очень не хотелось сломать длинный хлеб, хотя это произошло бы далеко не в первый раз.
– Это Санта-Клаус?
– Non, Madame Gamache, désolé [45]45
К сожалению, нет, мадам.
[Закрыть]. Это всего лишь булочник.
– Надеюсь, булочник принес багет?
Рене-Мари вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. При виде мужа на ее лице расцвела теплая улыбка. Она ничего не могла с собой поделать. Он выглядел ужасно забавно, когда в огромном коричневом пальто, сжимая в обеих руках коробку, пытался протиснуться в дверь с объемистой кожаной сумкой на плече и зажатым под мышкой длинным батоном, хрустящая корочка которого терлась о его щеку.
– Боюсь, что разочаровал вас, мадам, – улыбнулся он в ответ.
– Ну, что вы, мсье, багет просто замечательный, – Рене-Мари осторожно вытащила батон, и Гамаш наконец-то смог наклониться и поставить коробку.
– Voila.Как хорошо оказаться дома, – он нежно обнял и поцеловал жену. Даже сквозь толстую ткань пальто он чувствовал ее мягкое тело. Со времени их первой встречи оба изрядно прибавили в весе, и теперь ни один из них ни за что бы не влез в свой свадебный наряд. Но все эти годы они росли не только вширь, и Гамаш считал, что оно того стоило. Жизнь, которая означает всесторонний рост, вполне его устраивала.
Рене-Мари крепко прижалась к мужу, чувствуя, как свитер становится влажным от соприкосновения с намокшим от снега пальто. Но она решила, что оно того стоило. Небольшой физический дискомфорт был мелочью по сравнению с внутренним комфортом, который она при этом ощущала.
Приняв душ и переодевшись в чистую водолазку и твидовый пиджак, Гамаш присоединился к жене, чтобы перед ужином выпить у камина бокал вина. После предпраздничных хлопот и многолюдных рождественских застолий это был их первый спокойный вечер за последние пару недель.
– Может быть, поужинаем здесь? – спросил он.
– Замечательная идея.
Гамаш начал расставлять складные столики перед их креслами, пока Рене-Мари принесла boeuf bourguignonс яичной лапшой и корзинку с нарезанным багетом.
– Какая странная пара, – сказала Рене-Мари после того, как он закончил пересказывать ей события минувшего дня. – Я не понимаю, почему Сиси и Ричард Лайон не развелись. И даже не понимаю, почему они вообще поженились.
– Я тоже. Ричард Лайон производит впечатление крайне апатичного и неуверенного в себе человека, хотя, возможно, отчасти это напускное. Как бы там ни было, жизнь с таким человеком не может не раздражать, если только ты не отличаешься ангельским терпением и непритязательностью, но, судя по отзывам, Сиси де Пуатье не обладала ни одним из этих качеств. Ты никогда не слыхала о ней?
– Нет. Но, возможно, ее знают в английской общине.
– Думаю, она пользовалась популярностью только в собственном воображении. Лайон дал мне вот это, – Гамаш потянулся к сумке, которая стояла рядом с креслом и достал оттуда «Обретите покой».
– Издана на средства автора, – сказала Рене-Мари, внимательно изучив обложку. – Лайон и его дочь видели, как это произошло?
Гамаш отрицательно покачал головой и подцепил на вилку сочный кусок жаркого.
– Они были на трибунах. Лайон ни о чем не догадывался, пока не заметил, что все смотрят в том направлении, где сидела Сиси. Потом люди начали вставать с мест, а Габри подошел к нему и сказал, что произошел несчастный случай.
Он вдруг понял, что говорит о Габри так, как будто Рене-Мари была с ним знакома. Хотя, похоже, она чувствовала то же самое.
– А их дочь? Кажется, ты говорил, что ее зовут Кри? Кому пришло в голову назвать ребенка Кри? Представляю, как она из-за этого страдает. Несчастный ребенок.
– Гораздо более несчастный, чем ты думаешь. Она явно нездорова. Во-первых, она совершенно апатична, как будто постоянно находится в ступоре. А во-вторых, она просто необъятных размеров. В ней не меньше двадцати пяти-тридцати килограммов лишнего веса, и это в двенадцать или тринадцать лет. Лайон не смог точно вспомнить, сколько лет его дочери.
– Толстый человек необязательно несчастен, Арман. По крайней мере, я надеюсь, что это не так.
– Ты права. Но дело не только в этом. У меня возникло ощущение, что у нее полностью нарушена связь с внешним миром. И еще одна деталь. Когда Лайон описывал события, произошедшие после убийства, он говорил о лежащей на снегу Сиси, о том, как спасатели пытались привести ее в чувство, но не мог сказать, где находилась в это время его дочь.
– Ты хочешь сказать, что он не пытался ее разыскать? – Вилка Рене-Мари застыла на полдороге ко рту. От изумления она совсем забыла о еде.
Гамаш кивнул.
– Какой гнусный человек! – сказала Рене-Мари.
Старшему инспектору было трудно не согласиться с женой, и он пытался понять, почему ему так не хочется этого делать.
Возможно, признай он этот факт, все было бы слишком просто. Возможно, он не хотел, чтобы разгадка этого преступления оказалась столь тривиальной – униженный и отвергнутый муж-рогоносец убивает свою эгоистичную жену. Возможно, такое решение было слишком простым для великого Армана Гамаша.
– Это все твое самолюбие, – сказала Рене-Мари, как будто прочитав его мысли.
– Что именно?
– То, что ты не соглашаешься со мной по поводу Лайона. Ты знаешь, что, вероятно, именно он убил ее. Ты знаешь, что у них наверняка были нездоровые отношения. В нормальной семье жена не станет так обращаться с мужем, а муж не станет этого терпеть. В нормальной семье дети не замыкаются в себе до такой степени, что практически исчезают. Ведь, насколько я поняла из твоих слов, никто даже не заметил, была девочка там или нет.
– Она была там. Она ехала вместе с Сиси и остальными в грузовике. Но ты права.
– В чем именно?
– В том, что я не хочу, чтобы убийцей оказался Ричард Лайон.
– Почему?
– Он мне нравится, – ответил Гамаш. – Чем-то напоминает Санни.
– Нашего пса?
– Помнишь, как он обследовал все задние дворы в округе, выискивая те, где устраивают пикники?
– Я даже помню, как однажды он забрался в 34-й автобус и заехал аж в Уэстмаунт.
– Лайон напомнил мне Санни. Очень стремится угодить, отчаянно нуждается в обществе. И я думаю, что у него доброе сердце.
– Доброе сердце можно ранить, Арман. Доброе сердце можно разбить. И это может привести к самым непредсказуемым последствиям. Будь осторожен. Прости, я понимаю, что не должна говорить тебе это. Ты знаешь свое дело лучше, чем я. Извини.
– Ничего, всегда полезно взглянуть на себя со стороны, и особенно это касается чрезмерного самолюбия. Ты не помнишь, как звали того персонажа из «Юлия Цезаря», обязанности которого заключались в том, чтобы стоять за спиной императора и шептать ему на ухо: «Не забывай, ты всего лишь человек!»?
– Так ты уже метишь в императоры? Звучит многообещающе.
– Не переусердствуй, – сказал Гамаш, промокая остатки подливки хрустящим кусочком багета. – Иначе ты полностью уничтожишь мое самолюбие. И тогда я исчезну.
– Тебе это не грозит.
Рене-Мари поцеловала его в лоб, собрала грязные тарелки и понесла их в кухню.
– Почему Сиси сидела отдельно от своей семьи? – спросила она несколько минут спустя, вытирая посуду, которую мыл Гамаш. – Тебе это не показалось странным?
– В этом деле мне все кажется странным. У меня еще никогда не было дела, в котором бы с самого начала возникало столько странностей, – ответил Гамаш, который, засучив рукава, энергично отскребал кастрюлю.
– Как могла женщина оставить своих родных на холодных трибунах, чтобы самой занять тепленькое местечко возле обогревателя? – Рене-Мари казалась искренне озадаченной.
– Я полагаю, что ответ заключается в твоем же вопросе, – рассмеялся Гамаш, передавая ей отчищенную кастрюлю. – Она сделала это именно потому, что местечко было тепленьким.
– Итак, мы имеем эгоистку-жену и мерзавца-мужа. На месте их дочери я бы тоже исчезла.
После того как посуда была вымыта, они отнесли поднос с кофе в гостиную, и Гамаш достал коробку с вещественными доказательствами по делу Элле. Ему необходимо было отвлечься от убийства Сиси, хотя бы на некоторое время. Попивая кофе и периодически делая перерыв, чтобы посмотреть на пылающий в камине огонь, он еще раз прочитал отчет и исследовал вещдоки более тщательно, чем смог это сделать утром.
Достав маленькую деревянную шкатулку, он открыл ее и начал задумчиво рассматривать странный набор букв. Конечно, следовало сделать скидку на то, что бездомные бродяги обычно не отличаются здравым смыслом, но все-таки зачем покойная вырезала именно эти буквы? С, В, L, Ки М.Он перевернул шкатулку. Там тоже были буквы. В KLM.
Может быть, Cпросто отвалилась? Возможно, она находилась в промежутке между Ви К?
Гамаш начал просматривать отчет о вскрытии. Элле задушили. В крови нашли алкоголь, а состояние органов указывало на то, что она была хронической алкоголичкой. Никаких наркотиков. Синяки на шее, естественно.
Кому и зачем понадобилось убивать нищую бродяжку?
Почти наверняка убийцей был такой же бездомный, как и она сама. Подобно представителям любой субкультуры, они общались почти исключительно между собой. Обычным прохожим не было дела до Элле. Зачем им было ее убивать?
Гамаш открыл бумажный конверт, в котором были фотографии с места преступления. Грязное лицо убитой казалось удивленным. Она сидела, неуклюже вывернув ноги, обмотанная слоями газет и тряпья. Гамаш отложил фотографию и заглянул в коробку. Все газеты лежали там. Некоторые уже пожелтели от старости, некоторые были более свежими. Они до сих пор хранили форму ног, рук и тела Элле, и казалось, что в коробке находится расчлененный призрак.
В конверте также были фотографии грязных рук Элле. Длинные, кривые, обесцвеченные ногти были чудовищны, и бог знает что там накопилось, под этими ногтями. Хотя об этом, скорее, знал не Бог, а судмедэксперт. Гамаш заглянул в отчет. Грязь. Еда. Экскременты.
На одной руке была кровь, судя по отчету, кровь самой убитой, и несколько свежих порезов, напоминающих стигматы, в центре ладони. Кто бы ни убил ее, этот человек наверняка запачкался кровью. Даже если выстирать одежду это не поможет при анализе ДНК. Наличие порезов вызывало новые вопросы.
Гамаш отметил это в своих записях и взял последнюю фотографию. На ней обнаженное тело Элле лежало на холодном цинковом столе в прозекторской. Старший инспектор некоторое время рассматривал ее, думая о том, что за долгие годы он так и не привык к виду мертвецов. И убийства до сих пор шокировали его.
Потом он взял лупу и начал внимательно рассматривать обнаженное тело. Он искал буквы. Возможно, где-то были написанные или приклеенные буквы К, L, С, Ви М?Может быть, для убитой они были чем-то вроде талисмана? Некоторые сумасшедшие разрисовывали распятиями свои тела и дома, чтобы защитить себя от злых сил. Возможно, для Элле эти буквы были чем-то вроде распятия?
Через некоторое время он отложил лупу. На покрытом толстым слоем грязи теле не было никаких букв. Эта грязь накапливалась годами. Даже периодический душ в приюте миссии «Олд Бруэри» не мог ее смыть. Она въелась в тело Элле, как татуировка. Причем татуировка, которая могла о многом рассказать и была почти так же красноречива, как стихи Руфи Зардо:
Я понимаю, ты не сможешь обойтись
Без рук, куска еды и теплой шали,
Что в холода так согревает нас,
Без добрых слов, чтоб чувства не пропали.
По малости дает Господь, чтобы спастись,
Но малость вся нужна тебе сейчас.
Добрые слова. Это напомнило ему еще об одной несчастной. Кри. Подобно Элле, она отчаянно нуждалась в добром слове. Ей оно было так же жизненно необходимо, как Элле необходимы были те гроши, которые подавали ей прохожие.
Татуировка из грязи рассказывала о жизни тела Элле, но умалчивала о том, что происходило внутри, под слоями зловонного тряпья, грязи и иссушенной алкоголем кожи. Глядя на фотографию трупа, распростертого на прозекторском столе, Гамаш пытался понять, какие мысли и чувства наполняли это тело при жизни, хотя и знал, что тайны Элле, скорее всего, умерли вместе с ней. Возможно, ему удастся выяснить ее имя, возможно, он даже сумеет найти убийцу, но при этом сама Элле останется для него загадкой. На самом деле для окружающих эта женщина перестала существовать уже много лет назад.
Неужели и Кри постигнет та же участь?
Гамаш не успел развить свою мысль, потому что заметил это. Небольшое пятно, которое отличалось по цвету от остальной кожи. Оно было темным, округлым и слишком правильной формы для того, чтобы его можно было принять просто за грязь. Пятно находилось на груди, в самом центре грудины.
Снова взяв лупу, старший инспектор стал внимательно его рассматривать. Он хотел убедиться, что не ошибся. И когда он поднял глаза, в них зажглись знакомые всем искорки Армана Гамаша.
Он снова начал рассматривать остальные фотографии, особенно надолго задержавшись на одной из них. Потом пришла очередь коробки. Гамаш тщательно перерыл все ее содержимое. Он искал совершенно конкретную вещь, достаточно маленькую для того, чтобы ее можно было не заметить при беглом осмотре. Но он ее не нашел.
Аккуратно сложив вещдоки обратно в коробку, Гамаш отнес ее к двери, вернулся в теплое кресло у камина и немного понаблюдал за читающей Рене-Мари, за ее беззвучно шевелящимися губами и бровями, которые время от времени поднимались и опускались. Правда, заметить это мог лишь человек, который очень хорошо ее знал.
Потом Гамаш взял в руки «Обретите покой» и тоже погрузился в чтение.
Глава 14
Жан Ги Бювуар потянулся за своим двойным кофе и обхватил горячий стаканчик обеими руками, пытаясь хоть немного согреться. Гигантская черная дровяная печка в центре комнаты пыхтела вовсю, но не могла согреть огромное помещение.
Было десять часов утра, за окном валил снег, и прошли уже почти сутки после убийства Сиси де Пуатье. Команда Сюртэ собралась в своем «штабе расследования» в Трех Соснах. Правда, им приходилось делить его с большой красной пожарной машиной. Обшитые внизу темными деревянными панелями белые стены были увешаны подробными картами окрестностей, схемами различных методов тушения пожаров и огромным плакатом с фотографиями последних лауреатов литературной премии генерал-губернатора.
Это была штаб-квартира добровольной пожарной бригады Трех Сосен, возглавляемой Руфью Зардо.
– Черт, да она просто старая карга! Не разрешила нам убрать отсюда эту штуку, – Бювуар ткнул пальцем в сторону пожарной машины, которая занимала половину помещения.
– Мадам Зардо как-то объяснила свой отказ? – поинтересовался Гамаш.
– А как же! Сказала, что машина не может стоять на морозе, так как, если где-то начнется пожар, они не смогут сразу выехать, потому что им придется прогревать двигатель, – продолжал возмущаться Бювуар. – Я спросил ее, когда в последний раз в этих местах был пожар, и она ответила, что это конфиденциальная информация. С каких это пор информация о пожарах стала конфиденциальной?
– Давайте начнем. Докладывайте.
Одетый в рубашку с галстуком, теплый свитер из шерсти мериноса и твидовый пиджак Гамаш сидел во главе стола. Хотя в руке у него была ручка, он почти никогда ничего не записывал. Вокруг них техники подключали телефоны, факсы и компьютеры, расставляли столы, развешивали доски и разгружали оборудование. Но Гамаш ничего этого не замечал. Он полностью сосредоточился на том, о чем докладывали его подчиненные.
Агент Роберт Лемье, надевший в этот день лучший воскресный костюм и до блеска начистивший ботинки, теперь тихо радовался своей интуиции и еще больше тому, что он к ней прислушался. Сидящая рядом с ним молодая женщина сделала глоток кофе и слегка подалась вперед, внимательно прислушиваясь к словам коллег. Она представилась ему как агент Изабелла Лакост. Ее нельзя было назвать красивой. Точнее, она не относилась к тому типу женщин, которых замечаешь сразу же, как только они заходят в бар. Впрочем, она не производила впечатления женщины, которая часто туда захаживает. Женщин, похожих на нее, скорее можно было встретить на лыжном подъемнике, на горе Сан-Реми. Она была естественной и непринужденной, без всякой фальши. Ее одежда была неброской, но элегантной, и очень ей шла. Легкий свитер, слаксы и шарф прекрасно подчеркивали достоинства фигуры. Взгляд карих глаз был живым и внимательным, а широкий обруч не позволял светло-каштановым волосам падать на лицо. Лемье заметил ряд сережек в мочке одного уха. Она первой подошла, чтобы познакомиться с ним. Автоматически взглянув на ее левую руку, он был удивлен, увидев обручальное кольцо.
– Двое детей, – улыбнулась она, заметив его быстрый взгляд, хотя, казалось, все время смотрела ему в глаза. – Мальчик Рене и девочка Мари. А у тебя?
– Я не женат. У меня даже девушки нет.
– Оно и к лучшему. По крайней мере, на время расследования. Не будет отвлекать внимание. – Она наклонилась к нему и прошептала: – И постарайся быть самим собой. Шеф выбирает только тех, кто не притворяется.
– Но при этом, полагаю, они должны хорошо знать свое дело, – сказал Лемье, думая, что делает ей комплимент.
– Ну, честно говоря, человек, не определившийся с собственным «я», вряд ли сможет преуспеть в нашем деле. Как можно выяснить правду о ком-то, если боишься узнать правду о самом себе?
– Итак, – начал Бювуар, – есть кое-какие новости. Мне удалось выяснить, каким образом подводилось электричество к площадке для керлинга. Вчера днем я допросил Билли Уильямса – парня, который на своем грузовике отвозил Сиси в больницу, – и узнал, что это он подключал обогреватель. Позвольте, я продемонстрирую вам это наглядно. Ведь некоторые из вас еще не успели побывать на месте преступления.
Взяв глазированный пончик в одну руку и маркер в другую, он подошел к одному из больших листов бумаги, прикрепленных к стене.
– Это озеро Брюме. Вот Уильямсбург, а вот здесь находится Легион-холл. Пока все понятно?
Бювуар был отнюдь не Пикассо, что являлось несомненным достоинством для инспектора отдела убийств. Его схемы всегда были четкими и ясными. Большим кружком он обозначил озеро Брюме. Кружок поменьше, соприкасающийся с большим, должен был символизировать Уильямсбург. И наконец крестик, нарисованный недалеко от берега озера, обозначал Легион-холл.
– Из этой схемы понятно, что непосредственно от самого здания озера не видно. Нужно пройти вот по этой дороге и завернуть за угол. Тем не менее это всего пять минут ходьбы. До того как начался матч, все были на благотворительном завтраке в Легион-холле. Билли Уильямс сообщил мне, что отправился на озеро еще до завтрака и вывел грузовик на лед.
– А это было не опасно? – спросил один из полицейских.
– Толщина льда в этом месте примерно полметра, – ответил Бювуар. – Он замерял ее перед Рождеством, когда устанавливал трибуны и обогреватель. Вчера ему нужно было только еще раз расчистить площадку и подключить провода к обогревателю. Утро было ясным, и он решил сделать и то, и другое до того, как отправиться на завтрак. Грузовик стоял вот здесь. На фотографиях с места преступления четко видны следы шин. – Он раздал фотографии с помеченным крестиком местом. – Как видите, он стоял на льду недалеко от берега. А теперь очень важный момент. Здесь у нас грузовик, здесь обогреватель – полностью его название звучит как «нагревательный прибор лучистого отопления» – вот тут, чуть дальше, трибуны. А здесь… – Он нарисовал длинный прямоугольник. – …площадка для керлинга. Билли Уильямс работает здесь механиком от Канадской автомобильной ассоциации, в которой ему и выдали его чудовищный грузовик. Я его видел. Настоящий монстр. Колеса почти с меня высотой. – Гамаш откашлялся, и Бювуар, сразу вспомнив, где находится, оставил лирические отступления. – В общем, у него в безбортовом кузове установлен генератор. Причем не какой-нибудь обычный генератор, а просто огромный. Уильямс утверждает, что он ему нужен для отогрева замерзших полуприцепов и строительного оборудования. Поэтому все, что ему нужно было сделать, это взять соединительные провода и подсоединить их одним концом к генератору, а вторым – к нагревателю. Voila.Есть ток, и есть тепло.
Лемье заерзал на месте и взглянул на агента Лакост. Она внимательно посмотрела на него и коротко кивнула. Возможно, хотела его подбодрить? Изабелла снова коротко кивнула и послала ему выразительный взгляд.
– Сэр… – наконец решился он, радуясь тому, что голос не сорвался и прозвучал достаточно уверенно.
Бювуар изумленно обернулся к новичку, у которого хватило нахальства перебить его.
– В чем дело?
– Понимаете, дело в этой штуке… – Лемье кивнул в сторону нарисованной схемы. – Я имею в виду обогреватель. Когда я увидел его вчера, то у меня сразу возник один вопрос, но я не хотел задавать его, прежде чем наведу кое-какие справки. Обогреватели такого типа почти всегда работают на пропане. Не на электричестве. – Он обвел глазами сидящих за столом коллег. Все смотрели на него. – Я позвонил одному своему знакомому. Он электрик и, кроме того, играет в местной хоккейной команде.
К своему великому изумлению, Лемье увидел, что Бювуар улыбается. Это была широкая, открытая улыбка, от которой его лицо казалось почти мальчишеским.
– Ты прав. Этот тоже когда-то работал на пропане. Однако потом он сломался и был обречен на бесславный конец на свалке, но Билли Уильямс его спас. Знал, что сможет приспособить его под электропитание и он прекрасно заработает. По крайней мере, достаточно хорошо для того, чтобы раз в году обогревать зрителей во время знаменательного события – матча по керлингу. Это было пару лет назад. И до сих пор он исправно работал, хотя и нуждался в генераторе для подпитки.
– Вчера агент Лемье предположил, что источником тока был именно генератор. – Гамаш кивнул на молодого агента, который сразу приободрился и даже сел ровнее, чтобы казаться повыше. – Должен признаться, что не воспринял это предположение всерьез. Приношу свои извинения.
Лемье, перед которым еще никогда не извинялось начальство, не знал, что делать в такой ситуации, и потому не сделал ничего.
– Генератор мистера Уильямса достаточно мощный, чтобы убить человека? – спросил Гамаш.
– У меня тоже возник такой вопрос. Поэтому я поехал в ковансвилльскую больницу и поговорил с судмедэкспертом, доктором Харрис. Она передала мне отчет о вскрытии. Доктор Харрис знает Уильямса и считает, что его генератор достаточно мощный. Собственно, для того чтобы убить человека, большой мощности и не требуется. – Бювуар вернулся на свое место, проглотил последний кусок пончика и, помешивая кофе ручкой, продолжал: – Она хочет поговорить с вами, шеф. Обещала заехать сегодня, чуть позже, с более подробным отчетом и одеждой, которая была на убитой. Но на тот случай, если у вас еще имеются какие-то сомнения, она совершенно ясно дала понять, что это не несчастный случай.
Бювуар заглянул в свои записи. Он даже не знал, с чего начать. Не хотелось повторяться и говорить о том, что это совершенно абсурдный, если не сказать, безумный, способ убийства. Старший инспектор Гамаш и сам прекрасно об этом знал. Они все об этом знали. Тем не менее вчера доктор Шарон Харрис повторила ему это несколько раз.
– Думаю, что вы еще не до конца оценили ситуацию, инспектор, – говорила она, откидывая белую простыню. – Взгляните на это. – На холодном, жестком металлическом столе лежало холодное, жесткое женское тело. На лице покойницы застыло брюзгливое выражение, и Бювуар невольно задумался о том, насколько хорошо это выражение было знакомо ее родным при жизни. Шарон Харрис медленно двинулась в обход стола, обращая его внимание на особо интересные, по ее мнению, моменты. Она напоминала гида, проводящего экскурсию по мертвому телу.
Теперь, на утреннем брифинге, Бювуар раздал всем фотографии, сделанные доктором Харрис во время вскрытия. Все начали рассматривать их, и в обширном помещении на несколько минут воцарилась тишина.
Внимательно изучив снимки и передав их агенту Лакост, Гамаш слегка развернулся в кресле, скрестил ноги и задумчиво посмотрел в окно. На дворе шел снег, ложась белым покрывалом на машины, дома и ветви деревьев. Картина была удивительно безмятежной и резко контрастировала с тем, что происходило сейчас в бывшем здании железнодорожной станции. Со своего места Гамаш видел арку каменного моста, соединяющего Три Сосны с противоположным берегом реки Белла-Белла. Время от времени по нему медленно и бесшумно проезжали машины. Казалось, что снег поглощает все звуки.
А в помещении, где они сейчас находились, пахло древесным дымом и кофе в картонных стаканчиках. Можно было также различить слабый, едва уловимый запах лака и книжной пыли. Хотя последний, скорее всего, исходил не от книг, а от старых расписаний движения поездов, которые когда-то висели на стенах железнодорожной станции. Как и большинство маленьких станций Канадской национальной железной дороги, она была закрыта, но жители Трех Сосен нашли достойное применение для добротного, построенного из дерева и кирпича здания.
Гамаш коснулся теплой, согретой стаканчиком с кофе рукой своего носа. Он был холодным и влажным. Старший инспектор не был собакой, и потому это свидетельствовало не о хорошем здоровье, а о том, что он просто замерз. Но постепенно обширное помещение все же начинало прогреваться, а что может быть приятнее ощущения тепла, медленно распространяющегося по замерзшему телу?
Гамашу было очень комфортно, и он чувствовал приятное удовлетворение. Он любил свою работу, любил свою команду. Старший инспектор прекрасно знал, что дальнейший путь наверх по служебной лестнице в Сюртэ для него заказан, но легко смирился с этим фактом. Он не был честолюбив. И вполне доволен своей жизнью.
То, что происходило сейчас, было едва ли не самой любимой частью его работы. Он сидел в окружении своей команды, и они все вместе пытались вычислить убийцу.
– Видите ее ладони? И ступни? Они обуглены, – Бювуар продемонстрировал всем две фотографии и обратился к Гамашу: – Кто-нибудь из свидетелей упоминал о запахе?
– Да, хотя и вскользь, – сказал Гамаш.
Бювуар кивнул.
– Доктор Харрис это предполагала. Она считает, что обязательно должен был быть запах. Горелой плоти. Хотя она говорит, что у большинства погибших от удара током, которых ей доводилось видеть в последнее время, причина смерти была гораздо более очевидна. Некоторые из них даже дымились.
Кое-кого из сидящих за столом передернуло от отвращения.
– В буквальном смысле этого слова, – продолжал Бювуар. – Это происходит оттого, что, как правило, причиной смерти становятся высоковольтные провода. Обычно таким образом гибнут рабочие и ремонтники на гидроэлектростанциях или люди, которым просто не повезло и они оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Провод обрывается и… пуф! Смерть наступает мгновенно.
Бювуар замолчал. Теперь уже Арман Гамаш подался вперед, внимательно глядя на своего заместителя. Он был знаком с Бювуаром не первый день и знал, что тот не склонен к мелодраматическим эффектам и даже презирает их. Но молодой инспектор не мог удержаться от небольших многозначительных пауз. Они выдавали его. Подобно лгуну, который прочищает горло перед тем, как сказать заведомую ложь, или игроку в покер, нервно потирающему нос, Бювуар всегда делал выразительную паузу, перед тем как сообщить какую-то особенно важную новость.
– Доктору Харрис не приходилось сталкиваться со случаями гибели от обычного напряжения вот уже более десяти лет. Системы автоматического отключения в современных электроприборах сделали это почти невозможным.
Теперь ему удалось завладеть всеобщим вниманием. Даже техники, деловито подключающие аппаратуру, стали работать значительно медленнее, внимательно прислушиваясь к его словам.
