Текст книги "Последняя милость"

Автор книги: Луиза Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Склонив голову набок, он с улыбкой наблюдал за тем, как Рене-Мари надела резиновые перчатки и достала из коробки старую деревянную шкатулку. Скорее, это даже был просто небольшой ящичек, без резьбы и украшений. Рене-Мари перевернула его и обнаружила приклеенные снизу четыре буквы.

– Что ты об этом думаешь? – поинтересовалась она, демонстрируя свою находку Арману.

В KLM.

– Она открывается?

Рене-Мари осторожно приподняла крышку, заглянула внутрь, и ее лицо приобрело еще более озадаченное выражение.

Ящичек был наполнен вырезанными из бумаги буквами алфавита.

– Почему бы тебе не… – начал он, но в этот момент ожила телефонная трубка в его руке. – Да, алло, я звоню вам по поводу последней книги Руфь Зардо… – начал он, послав жене извиняющийся взгляд. – Да, совершенно верно. Что? Много людей? Я понимаю. Ну, что ж, merci.

Гамаш повесил трубку и присоединился к жене, которая вывернула содержимое шкатулки на стол и теперь раскладывала буквы в аккуратные кучки.

– Здесь всего пять букв. Каждой по несколько штук. В,С, М, Lи К.

– Те же, что и на дне шкатулки, если не считать С, – задумчиво сказала Рене-Мари. – Но почему именно эти буквы? И почему все они заглавные?

– Думаешь, то, что они заглавные, имеет какое-то значение?

– Не знаю, но на работе я постоянно имею дело с документами, и если какое-то слово написано заглавными буквами, то это обычно акроним.

– Как КККП [34]34
  КККП – Королевская канадская конная полиция.


[Закрыть]или НХЛ?

– Твои ассоциации типичны для мужчины и полицейского, но в общем-то ты меня правильно понял. Возьмем, например, название этого сборника… – Она кивнула в сторону книги Руфи, которая теперь лежала на столе перед Гамашем. – «Я – ЧУДО». Уверена, что на самом деле она имела в виду нечто совершенно другое. Кстати, что тебе сказали в книжном магазине?

– Презентация новой книги Руфи Зардо состоялась в «Огилви» несколько дней назад. Двадцать второго декабря.

– В тот день, когда погибла Элле, – резюмировала Рене-Мари.

Гамаш кивнул. Почему Руфь Зардо не просто подарила нищенке свою книжку, но еще и подписала ее «С любовью, Руфь»?Он успел достаточно хорошо узнать эту пожилую даму, чтобы запомнить, что она не разбрасывается словом «любовь». Инспектор снова потянулся к телефону, но тот сам зазвонил, прежде чем он успел снять трубку.

–  Oui, allô?Гамаш слушает.

На том конце провода молчали.

–  Oui, bonjour? – снова попробовал он.

– Старший инспектор Гамаш? – раздался в трубке мужской голос. – Не ожидал застать вас на работе.

– О, я вообще очень неожиданный человек, – обезоруживающе рассмеялся Гамаш. – Чем могу служить?

– Меня зовут Роберт Лемье. Я дежурный офицер полицейского участка Ковансвилля в Истерн Тауншипс.

– Я вас помню. Мы познакомились во время расследования убийства Джейн Нил.

– Да, сэр.

– Так чем я могу вам помочь, сынок?

– У нас произошло убийство.

Внимательно выслушав Лемье, Гамаш повесил трубку и повернулся к жене, которая сидела в своем кресле, невозмутимая и спокойная.

– Надеюсь, у тебя найдется теплое нижнее белье? – поинтересовалась она.

– Разумеется, мадам, – улыбнулся он, выдвигая верхний ящик стола и демонстрируя ей аккуратно сложенный темно-синий шелковый комплект.

– Мне казалось, что в этом ящике полицейские офицеры обычно держат пистолет.

– Я считаю, что теплого белья вполне достаточно для самозащиты.

– Рада это слышать. – Рене-Мари обняла мужа и добавила: – А теперь я оставлю тебя, дорогой. Тебя ждет работа.

В дверях она оглянулась и посмотрела на мужа. Он стоял к ней спиной, сжимая в руке телефонную трубку и глядя в окно на расстилающуюся внизу панораму Монреаля. Все его годами отработанные движения были четкими и выверенными. Бросив прощальный взгляд на слегка завивающиеся на затылке седеющие волосы мужа, Рене-Мари вышла и закрыла за собой дверь.

Через двадцать минут Арман Гамаш уже выехал на место преступления. За рулем сидел его помощник, инспектор Жан Ги Бювуар. Переехав через мост Шамплен, они оказались на шоссе, которое вело в самое сердце округа Истерн Тауншипс.

Путь предстоял довольно долгий, и Гамашу быстро надоело просто смотреть в окно. Он открыл сборник Руфи Зардо, который захватил с собой, и нашел стихотворение, которое начала читать Рене-Мари.

 
Лишь только смерть моя, пожалуй, нас рассудит,
Прощения раздав в пугающей тиши,
Или опять, как было, слишком поздно будет?
 

Глава 9

Ее звали Сесилия де Пуатье, – сказал агент Роберт Лемье в ответ на первый вопрос Гамаша. – Но все называли ее Сиси. Это произошло здесь, сэр, – добавил он, стараясь не проявлять излишнего энтузиазма. Но и изображать пресыщенность и безразличие тоже не хотелось. Агент Лемье решил избрать золотую середину и постараться произвести впечатление человека, который знает, что делает.

– Здесь? – переспросил Гамаш, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть следы на снегу.

– Да, сэр.

– Как вы это определили? – поинтересовался Жан Ги Бювуар. – Как по мне, так тут все выглядит совершенно одинаково.

Он был прав. Вокруг не было ничего, кроме почти не отличимых друг от друга отпечатков ног. Казалось, что по месту преступления прошелся парад Санта-Клауса. Бювуар натянул поглубже свою черную лыжную шапочку и опустил отвороты на уши. Скрепя сердце, ему пришлось сегодня надеть ее вместо обычной элегантной шляпы, которая была все же недостаточно теплой для такой погоды. В том, что касалось одежды, Жан Ги находился в постоянном противоречии с самим собой. Стремление подчеркнуть стройную, спортивную фигуру плохо сочеталось с нежеланием отморозить упругую задницу. Элегантный внешний вид был несовместим со студеной квебекской зимой. Но Бювуар был готов мерзнуть, лишь бы не выглядеть неотесанным мужланом в бесформенной парке и дурацкой вязаной шапочке. Он посмотрел на невозмутимого, элегантного шефа. Может быть, Гамашу так же холодно, как и ему, но он умело это скрывает? Бювуар присмотрелся повнимательнее. На старшем инспекторе была серая вязаная шапка, желтый мохеровый шарф и длинная пуховая парка приятного защитного цвета. Судя по всему, он чувствовал себя очень комфортно. И Жан Ги был поражен тем, насколько привлекательными могут казаться при минус десяти теплая парка, смешная шапка, огромные дутые перчатки и прочие зимние аксессуары. Он даже начал подозревать, что выглядит нелепо, ежась в своем коротком приталенном жакете под пронизывающими до костей порывами ледяного ветра. Но Бювуар решительно отогнал прочь эту неприятную мысль и, дрожа от холода, начал притопывать ногами, чтобы хоть немного согреться. Они стояли на льду продуваемого со всех сторон замерзшего озера. Один берег остался в сотне метров позади, а другой казался лишь темной полоской на горизонте. Жан Ги знал, что за невысокой грядой холмов слева от них находится город Уильямсбург, но когда он стоял здесь, на казавшемся необъятным открытом пространстве, у него возникало ощущение, что они находятся за сотни километров от цивилизации. Тем более что в том конкретном месте, где они сейчас находились, произошло нечто крайне нецивилизованное.

Здесь убили человека.

– Расскажите все, что вам известно, – обратился Гамаш к Лемье.

Это был один из любимых моментов инспектора Бювуара. Момент начала нового расследования, раскрытия еще одной загадки. Но Гамаш знал, что ответ на эту загадку следует искать не здесь. Причину сегодняшнего убийства, как и большинства других, следовало искать в прошлом, иногда в очень далеком прошлом.

Старший инспектор сделал еще несколько шагов по поверхности озера. Тонкий наст проламывался под ногами, и они проваливались в снег, который сразу же набивался в ботинки, таял и неприятно холодил щиколотки. Гамаш подумал, что скоро ноги совершенно промокнут.

– По свидетельствам очевидцев жертва просто упала, – говорил Лемье, внимательно наблюдая за старшим инспектором и пытаясь понять, удовлетворен ли тот его ответами. В какой-то момент ему показалось, что Гамаш недовольно поморщился, и это заставило его непроизвольно съежиться. Неужели он уже успел что-то сделать не так? – Они подумали, что это сердечный приступ, и пытались привести ее в чувство. Когда это им не удалось, они отнесли ее в стоявший поблизости грузовик и отвезли в больницу.

– Но перед этим успели затоптать все место преступления, – сказал Бювуар таким тоном, как будто в этом был виноват бедняга Лемье.

– Да, сэр. Но я думаю, что они хотели как лучше.

Он ожидал очередных упреков, но их не последовало. Бювуар лишь раздраженно фыркнул, а Гамаш спокойно сказал:

– Продолжайте.

– Врач из отделения скорой помогли, доктор Ламберт, позвонил в полицию примерно полчаса спустя. Было около половины двенадцатого. Смерть поступившей в больницу женщины показалась ему подозрительной, и он вызвал коронера. Похоже, что жертва погибла от удара электрическим током. Как я уже сказал, он назвал ее смерть подозрительной, но так делается всегда, прежде чем официально не будет возбуждено дело об убийстве. Однако когда мы приехали в больницу, он ясно дал понять, что у него на этот счет нет никаких сомнений. Женщина была убита.

– Пожалуйста, называйте ее по имени, агент, – сказал Гамаш, но это прозвучало не как упрек, а как просьба. – Мы должны воспринимать мадам де Пуатье как конкретную личность.

– Да, сэр. Она, то есть мадам де Пуатье, была убита электрическим током вот на этом самом месте.

То же самое он сказал Гамашу по телефону, и еще тогда, в замкнутом пространстве кабинета, его рассказ показался старшему инспектору довольно странным. Теперь же, на этой снежной равнине, он выглядел просто фантастическим.

Каким образом можно убить человека электрическим током посреди замерзшего озера? Раньше бывали случаи, когда жертву убивали в ванной, но даже это было до того, как большинство электроприборов оборудовали автоматической системой отключения. Если вы сегодня решите спихнуть тостер в ванну, где купается горячо любимая жена, то получите короткое замыкание, испорченный электроприбор и живую-здоровую, хотя и изрядно взбешенную супругу.

Нет. Убить кого-либо электрическим током в наши дни практически невозможно, если, конечно, вы не губернатор штата Техас. А для того чтобы решиться на это посреди замерзшего озера, в присутствии десятков свидетелей, нужно быть просто сумасшедшим.

Тем не менее кто-то оказался достаточно безумным для того, чтобы отважиться на такую попытку.

И достаточно гениальным для того, чтобы эта попытка завершилась успехом.

Но каким образом это было сделано? Гамаш неторопливо оглянулся по сторонам, однако ничего нового не увидел. На льду совершенно определенно не было ни разбитых телевизоров, ни обугленных тостеров. Зато здесь были три складных алюминиевых стула, один из которых был опрокинут, а над ними возвышалось причудливое сооружение, похожее на пятиметровый хромированный гриб. Примерно в шести-семи метрах слева от него начинались ряды открытых трибун.

И трибуны, и шезлонги были развернуты в сторону расчищенной от снега ледовой площадки. Стараясь обходить места, где снег казался особенно глубоким, Гамаш направился туда. По длинной узкой прямоугольной площадке были разбросаны большие круглые камни.

Керлинг.

Сам Гамаш никогда не играл в эту игру, но, живя в Канаде и имея телевизор, не мог не узнать тяжелые гранитные снаряды характерной формы. Сейчас это место производило жутковатое впечатление и казалось всеми покинутым, но Гамаш прекрасно представлял себе звук скользящих по льду камней, возгласы игроков и подбадривающие крики зрителей. Всего несколько часов назад здесь кипела жизнь, вокруг были веселые, счастливые люди. Все, кроме одного. Кто-то из этих людей оказался настолько несчастным и внутренне искалеченным, что решился на убийство. Гамаш попытался представить, как этот человек осуществил задуманное. Где он находился? На трибунах, вместе с остальными зрителями? Или сознательно держался особняком, зная, что собирается совершить поступок, после которого для него уже не будет возврата в мир обычных людей? Что он при этом чувствовал? Возбуждение? Или был перепуган до смерти? Было ли это убийство тщательно спланировано или совершено в припадке гнева, настолько сильного, что человек был просто не в состоянии контролировать себя? Гамаш стоял неподвижно и сосредоточенно прислушивался к призрачному хору, пытаясь различить среди взрывов детского смеха и скандирования болельщиков один-единственный голос. Голос убийцы.

Но у него ничего не получалось. Пока.

А может быть, вообще не было никаких голосов? И он слышал лишь шум ветра, который задувал над озером, закручивая маленькие снежные смерчи.

Группа экспертов уже натянула вокруг места преступления желтую пластиковую ленту, и теперь они фотографировали каждый сантиметр утоптанного снега, подбирая любые предметы, которые могли оказаться уликами, складывая их в пластиковые пакеты, производя замеры и снимая отпечатки пальцев. Это было нелегкой задачей при минус десяти по Цельсию. Гамаш знал, что эксперты работают наперегонки со временем. Была уже почти половина третьего, с момента убийства прошло три часа, и с каждой минутой их шансы обнаружить что-то действительно стоящее уменьшались. Обрабатывать любое место преступления, находящееся на открытом воздухе, было сложно, а на заснеженном озере, в разгар зимы это сложно вдвойне.

– Не представляю, как можно было здесь убить кого-то электрическим током, – раздраженно сказал Бювуар. – Что говорят свидетели?

– Игра началась около десяти утра, – начал Лемье, сверяясь с записями в своем блокноте. – Примерно к половине одиннадцатого все зрители были в сборе. Почти все заняли места на трибунах, но убитая и еще одна женщина сидели на этих стульях.

– Жертва сидела на том, который перевернут? – спросил Бювуар.

– Я не знаю, – неохотно признал Лемье. Эти слова дались ему с большим трудом, и он был удивлен, что именно после них во взгляде Гамаша, устремленном на него, появилось нечто большее, чем просто вежливый интерес. – Тревогу подняла женщина, которая сидела рядом с убитой. Сначала ее никто не услышал из-за ужасного шума, который в это время поднялся на трибунах.

– Во время матча по керлингу? – недоверчиво переспросил Бювуар. Он с трудом представлял себе какие-либо проявления эмоций в подобных экстремальных условиях. Кроме разве что стремления как можно скорее удрать с обледенелых трибун.

– Думаю, что кто-то сделал удачный бросок, – сказал Лемье.

– Лучше не строить никаких догадок, – спокойно сказал Гамаш.

– Да, сэр. – Лемье уткнулся в свои записи, стараясь не показать, как его расстроило это ненавязчивое замечание. Он не хотел выглядеть провинившимся школьником. Для него было очень важно произвести на старшего инспектора благоприятное впечатление.

– После того как стало понятно, что произошло, они попытались привести мадам де Пуатье в чувство. Среди зрителей оказались члены добровольной пожарной бригады.

– И Руфь Зардо в том числе? – спросил Гамаш.

– Как вы догадались?

– Я не догадывался. Я познакомился с этой дамой во время предыдущего расследования. Она по-прежнему возглавляет добровольную пожарную бригаду Трех Сосен?

– Да, сэр. И она была здесь вместе с другими жителями Трех Сосен – Оливье Брюле, Габри Дюбуа, Питером и Кларой Морроу…

Гамаш улыбнулся. Он с удовольствием вспоминал людей, стоящих за этими именами.

– … они пытались делать мадам де Пуатье искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, а когда это не помогло, отнесли ее в стоявший неподалеку грузовик и отвезли в Ковансвилль, где врач отделения скорой помощи констатировал смерть.

– Почему он решил, что ее убило током? – спросил Бювуар.

– Из-за ожогов. Ее ладони и ступни были обожжены.

– И никто из тех, кто пытался ее реанимировать, этого не заметил? – ворчливо поинтересовался Жан Ги.

Но на этот раз у Лемье хватило ума проигнорировать вопрос инспектора. После небольшой паузы он продолжил свой рассказ:

– Муж и дочь мадам де Пуатье тоже были здесь. Они поехали с ней в больницу. Я записал их имена и адрес.

– Сколько людей видели, как это произошло? – спросил Гамаш.

– Человек тридцать. Может быть, больше. Это был ежегодный товарищеский матч. А перед ним, как обычно, состоялся благотворительный завтрак в Легион-холле.

Вокруг них продолжали работать эксперты. Периодически они подходили к Гамашу, чтобы сообщить о какой-то находке или задать вопрос. Бювуар отошел, чтобы проследить за сбором улик, а Гамаш немного постоял на льду, наблюдая за работой своей команды, после чего начал медленно обходить место преступления. Агент Лемье наблюдал за тем, как старший инспектор, заложив руки за спину, меряет шагами заснеженную поверхность озера, и ему казалось, что тот полностью ушел в себя и вообще не замечает ничего вокруг.

– Вы не хотите ко мне присоединиться? – Гамаш неожиданно остановился, развернулся, и теперь его живые карие глаза в упор смотрели на Лемье. Скользя на покрытом снегом льду, агент поспешил к старшему инспектору и зашагал рядом, пытаясь понять, чего от него, собственно, ожидают. Через пару минут он решил, что Гамаш просто хотел, чтобы ему составили компанию, а потому тоже заложил руки за спину и зашагал рядом. Так они ходили кругами до тех пор, пока не утрамбовали в снегу довольно широкую тропинку, а в центре протоптанной ими окружности, как яблочко мишени, темнел небольшой кружок, отмечающий место, где умерла Сиси де Пуатье.

– Что это? – наконец нарушил молчание Гамаш, показывая на возвышающийся над местом преступления хромированный гриб, напоминавший застывший взрыв крохотной атомной бомбы.

– Это обогреватель, сэр. Что-то вроде уличного фонаря, только вместо света он излучает тепло.

– Я видел похожие в Квебек-Сити, – сказал Гамаш, вспоминая каменные террасы старого города и обогреватели, которые позволяли наслаждаться бокалом белого вина и обедом на открытом воздухе даже осенью. – Но те были значительно меньше.

– Большинство обогревателей действительно небольшие, но этот из разряда промышленных. Их обычно используют зимой на стройках и для обогрева трибун во время спортивных матчей. Наверное, организаторы одолжили этот у хоккейной лиги Уильямсбурга. Дело в том, что большинство местных хоккейных матчей проходит на открытом катке, и пару лет назад руководство лиги организовало большой сбор средств на постройку новых трибун и приобретение обогревателей, чтобы зрители чувствовали себя более комфортно.

– Вы родом из этих мест?

– Да, сэр. Я вырос в Сан-Реми. Потом моя семья переехала, но после окончания полицейской академии я решил вернуться сюда.

– Почему?

– Почему?

Вопрос застал Лемье врасплох. Никто никогда не спрашивал его об этом. Может быть, вопрос с подвохом и Гамаш просто его испытывает? Он посмотрел на высокого, статного мужчину, который стоял рядом с ним. Нет, судя по всему, старший инспектор задал свой вопрос без всякой задней мысли. Он производил впечатление человека, который не нуждается в подобных маленьких хитростях. Тем не менее лучше ответить как можно более дипломатично.

– Я всегда хотел работать в Сюртэ и подумал, что служба в хорошо знакомых местах, где я знаю почти всех жителей, даст мне определенные преимущества.

Некоторое время Гамаш молча смотрел на него. Лемье казалось, что это длится вечность, хотя прошло всего несколько секунд. Потом старший инспектор снова повернулся к массивному обогревателю, и молодой агент смог немного расслабиться.

– Обогреватель наверняка электрический. А значит, скорее всего, именно он стал тем источником тока, который убил мадам де Пуатье. Но расстояние между ним и тем местом, где она упала, слишком велико. Могло ли быть такое, что один из проводов оголился и мадам де Пуатье каким-то образом задела его, после чего смогла сделать несколько шагов, прежде чем упасть? Что вы думаете по этому поводу?

– Мне можно строить догадки?

Гамаш рассмеялся.

– Можно. Только при условии, что вы ничего не скажете инспектору Бювуару.

– В здешних местах почти во всех домах есть генераторы. Я полагаю, что кто-то мог использовать свой для убийства. Тогда обогреватель здесь ни при чем.

– Вы хотите сказать, что кто-то подтянул к мадам де Пуатье кабель и подсоединил к ней два контакта? – Гамаш старался, чтобы его слова звучали не слишком скептически, но это было довольно сложно. – А вам не кажется, что она бы обязательно это заметила?

– Но она же была увлечена игрой.

Похоже, что у молодого агента Лемье и старшего инспектора Гамаша было несколько различное отношение к керлингу. Гамаш ничего не имел против этой игры и даже смотрел финальные матчи национального чемпионата по телевизору. Хотя последнее было практически обязательным для любого канадца. Но он никогда не считал керлинг захватывающей игрой. И, уж конечно, он бы заметил, если бы Рене-Мари вдруг завела генератор и прицепила к его ушам два огромных металлических зажима.

– У вас есть еще какие-нибудь идеи?

Лемье отрицательно покачал головой, но при этом попытался сделать вид, что напряженно думает.

Жан Ги Бювуар отошел от группы экспертов и присоединился к Гамашу, который теперь стоял рядом с обогревателем.

– К чему его подключали, Жан Ги?

– Понятия не имею. Здесь уже все осмотрели, сфотографировали и сняли отпечатки, так что можете даже потрогать его, если хотите.

Оба инспектора начали медленно обходить хромированный гриб, то наклоняясь, то задирая головы наверх. В этот момент они напоминали двух монахов, совершающих очень короткое паломничество.

– Вот выключатель. – Гамаш щелкнул им, но, естественно, ничего не произошло.

– Похоже, он тоже умер, – улыбнулся Бювуар.

– Будем надеяться, что это последняя жертва в этом деле.

Гамаш посмотрел в сторону агента Лемье, который сидел на трибунах и делал пометки в блокноте, периодически прерываясь, чтобы подуть на озябшие руки. Старший инспектор попросил его упорядочить свои записи.

– Что ты о нем думаешь?

– О Лемье? – уточнил Бювуар, чтобы выиграть время. Вопрос шефа смутил его. – Нормальный агент.

– Но…

И откуда только он узнал, что было «но»? Оставалось надеяться на то, что шеф все же не может читать его мысли. Ему бы этого очень не хотелось. Недаром его дедушка всегда говорил: «Никогда не пытайся до конца разобраться в собственных мыслях, мой мальчик. Поверь мне, это очень неблагодарное занятие».

Жан Ги хорошо усвоил урок. Он избегал любых рефлексий, и еще меньше ему хотелось знать, что происходит в головах у других людей. Бювуар предпочитал факты, улики и другие материальные вещи, которые можно потрогать и пощупать. Размышления он оставлял более мужественным людям, таким как Гамаш. Но при мысли, что шеф подобрал ключ к его сознанию, Бювуару становилось не по себе. Старший инспектор обнаружил бы там много интересного. Изрядное количество порнографии. Пару-тройку эротических фантазий, связанных с агентом Изабеллой Лакост. И даже несколько мыслей об агенте Иветте Николь, этой жуткой стажерке, которую к ним прикомандировали на время расследования около года назад. Правда, последние были в основном связаны с убийством и последующим расчленением трупа. Но если бы Гамаш захотел узнать мысли Жана Ги о нем самом, то не нашел бы в них ничего, кроме безмерного уважения. А копнув глубже, он мог бы добраться до того потаенного уголка, в который избегал заглядывать даже сам Бювуар. В этом уголке притаились его страхи, хищные и агрессивные. Кроме страха слишком тесного сближения с кем бы то ни было и боязни быть отвергнутым, там прятался один из самых навязчивых страхов Жана Ги: он боялся, что однажды потеряет Гамаша. Было в этом потаенном уголке и кое-что еще. Заключенная в плотную защитную оболочку и надежно спрятанная ото всех и вся, там скрывалась любовь.

– Мне кажется, что он слишком старается. Здесь что-то не так. Я ему не доверяю.

– Это потому, что он встал на защиту местных жителей, которые пытались помочь мадам де Пуатье?

– Конечно, нет, – солгал Бювуар. На самом деле он терпеть не мог любых возражений, особенно со стороны какого-то мальчишки. – Просто он выглядит растерянным. А это недопустимо. По крайней мере, для офицера Сюртэ.

– Не забывай, что у него нет опыта расследования убийств. Он сейчас похож на терапевта, которого привели в операционную и дали в руки скальпель. Теоретически он должен суметь сделать операцию. По крайней мере, в отличие от кондуктора автобуса, он обладает необходимыми для этого знаниями. Но практически он никогда не делал ничего подобного. Я, например, не уверен, что справился бы, если бы меня неожиданно перевели в отдел по борьбе с наркотиками или в отдел внутренних расследований. Полагаю, я допустил бы несколько ошибок. Нет, я думаю, что агент Лемье пока справляется неплохо.

Ну вот, подумал Бювуар, опять старая песня.

– Справляться неплохо недостаточно, – сказал он. – Вы слишком занижаете планку, сэр. В концё концов, мы занимаемся расследованием убийств. Наш отдел – это элита Сюртэ.

Он заметил, как ощетинился Гамаш. Так происходило всегда, когда в его присутствии произносили эту фразу. По какой-то непостижимой для Бювуара причине его шеф упорно отказывался признавать этот очевидный факт. Даже главные полицейские бонзы давно с ним смирились. Только лучшие из лучших попадали в отдел по расследованию убийств. Самые толковые, самые мужественные. Люди, которые каждое утро покидали свои уютные дома и отправлялись в мир, где им предстояло охотиться за людьми, которые сами были охотниками. Здесь не было места слабым. А стажеры были слабыми по своей природе. Слабость приводила к ошибкам, и любая ошибка в их деле могла стать роковой. Убийца мог ускользнуть и убить снова. Возможно, даже офицера Сюртэ. Возможно, даже тебя, а возможно – кровожадный призрак страха выполз из своего потаенного угла – возможно, даже Армана Гамаша. Однажды стремление старшего инспектора помогать молодым агентам и опекать их убьет его. Бювуару все же удалось загнать жуткий призрак обратно в темный угол, но не раньше, чем он почувствовал острый приступ гнева. И гнев этот был направлен на человека, который сейчас стоял перед ним.

– Мы уже это проходили, сэр! – Голос Жана Ги был злым и напряженным. – Мы команда. Ваша команда. И мы всегда выполним то, о чем вы нас попросите. Но, пожалуйста, прошу вас, перестаньте нас просить о подобных вещах.

– Я не могу, Жан Ги. Помнишь, как я нашел тебя в полицейском участке Труа-Ривьер?

Бювуар закатил глаза.

– Ты сидел в корзине в камышах.

– Не в камышах, а в траве, сэр. Сколько раз мне еще повторять вам, что это была трава! Точнее, даже не трава, а травка. И это была не корзина, а ведро из «Кентукки Фрайд Чикен» [35]35
  «Kentucky Fried Chicken» – сеть ресторанов быстрого обслуживания.


[Закрыть], набитое конфискованной дурью. И я сидел не в нем, а рядом с ним.

– Значит, я виноват перед тобой. Ведь я сказал суперинтенданту Бребефу, что нашел тебя в корзине. Извини. Но как бы там ни было, ты должен хорошо это помнить. Ты был погребен заживо под грудой улик и вещдоков. А почему? Да потому что ты так раздражал свое начальство, что оно отправило тебя в бессрочную ссылку в комнату вещественных доказательств.

Бювуар всегда будет помнить этот день. День своего спасения, которое пришло в лице этого безукоризненно одетого, крупного мужчины с аккуратно подстриженными седеющими волосами и темно-карими глазами.

– Тебе было скучно, и ты был зол на весь мир. Я забрал тебя, когда от тебя уже все отказались.

Гамаш говорил с неприкрытой симпатией и очень тихо, чтобы никто, кроме Бювуара, не мог расслышать его слов. И Жан Ги неожиданно вспомнил урок, который постоянно старался забыть. Гамаш был лучшим из них. Самым умным, самым смелым и самым сильным. Потому что он не только не боялся самопознания, но и стремился к нему. Он проникал в самые темные глубины, самые потаенные уголки своей души, вытаскивал на свет все прячущиеся там фантомы и делал их своими друзьями и помощниками. Точно так же он проникал и в сознание других людей, сознание убийц, извлекал из темных углов всех чудовищ, которые там прятались, и мужественно противостоял им. Он не боялся отправляться в места, о которых Бювуар страшился даже подумать.

Именно поэтому Арман Гакаш был их шефом. Его шефом. Именно поэтому Жан Ги любил его. И именно поэтому он постоянно стремился защитить этого человека, который ясно давал понять, что не нуждается ни в какой защите и не хочет ее. Напротив, Гамаш постоянно пытался убедить Бювуара, что любая защита является лишь иллюзией, искажающей действительность. Она лишь маскирует реальную опасность и отвлекает внимание от ее приближения. А опасность надо осознавать и встречать с открытым забралом. И не пытаться спрятаться за сомнительной броней, которая в любом случае не сможет защитить от удара. По крайней мере, от удара тех, с которыми они боролись.

– Но я могу пообещать тебе вот что, Жан Ги, – широко улыбнулся Гамаш. – Если тебе не нравится агент Лемье, никто не будет тебе его навязывать. Я возьму его на себя.

– Прекрасно. Берите его, если вам так хочется. Но не ожидайте от меня сочувствия, если именно он окажется убийцей.

Гамаш рассмеялся.

– Должен признать, что в последнее время мой выбор довольно часто оказывался не слишком удачным. – Хотя старший инспектор не назвал имени агента Иветты Николь, Бювуар знал, что он имел в виду именно ее. – Но в этот раз я поставил на фаворита, вот увидишь. Всегда лучше рискнуть, чем терзаться сомнениями.

Гамаш похлопал его по плечу, и в этом жесте было столько отеческой любви, что у Бювуара перехватило дыхание. А в следующую секунду Арман Гамаш уже целеустремленно шагал по льду замерзшего озера по направлению к агенту Роберту Лемье. И Жан Ги знал, что этот день станет знаковым в карьере молодого человека. Во всей его жизни.

Бювуар наблюдал за тем, как Гамаш подошел к Лемье и заговорил с ним. Он видел, как на лице агента появилось выражение такого изумления, как будто это ангел снизошел с небес. Бювуар уже неоднократно видел подобное выражение на лицах людей, разговаривающих со старшим инспектором Гамашем. И ни разу не видел ничего подобного на лицах собственных собеседников.

Жану Ги оставалось лишь удивленно покачать головой и вернуться к собственным делам, которые не терпели отлагательства.