Текст книги "Тайный дневник Розовой Гвоздики"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Как же смерить наглеца гневным взглядом, если он держит тебя за подол? Амели вырвала юбку и повернулась к Селвику. Ну, так-то лучше, теперь она выльет на него всю свою ненависть.
– Почему это нет?
Изогнув левую бровь, Ричард показал на двор, где теперь уже все трое рабочих активно участвовали в словесной перепалке с Роббинсом. Страшно не хотелось признавать, но Селвик прав.
– Нельзя же просто сидеть и ждать!
– Правильно, я пойду и все выясню.
– Вы пойдете? – глупо переспросила Амели.
Стоп! Неужели лорд Ричард с ней согласился?
– Я ведь единственный, кто знает вашего брата в лицо.
– Думаете, я не узнаю Эдуарда? – возмутилась близкая родственница хозяина, однако, не будучи уверенной до конца, предпочла негодовать тихо.
В этот самый миг дверь Отеля де Балькур распахнулась, на крыльцо вышел дородный мужчина с пышными кружевными манжетами и стал отчитывать рабочих за то, что они так долго копаются.
Ричард тут же раскрыл дверь кареты:
– Эй, Балькур!
Мужчина поднял голову. Как и Селвик, он был коротко стрижен, но носил длинные баки, которые спускались до самого ворота рубашки. Удивительно, что он может поворачивать голову: белоснежная рубашка жестко накрахмалена, а на шее туго повязан широкий галстук.
– Селвик? – раздался из складок галстука удивленный голос. – Что вы тут делаете?
Боже, это ведь не Эдуард?
Следующие слова Ричарда подтвердили наихудшие подозрения Амели:
– Я привез вашу сестру, Балькур. Кажется, вы про нее забыли.
Амели помнила брата долговязым тринадцатилетним подростком, прихорашивающимся у зеркала. Волосы он убирал в хвост и перевязывал синей ленточкой, а юношеские прыщи маскировал пудрой, которую таскал из маминого будуара. Пятилетней девочке брат казался невозможно высоким, наверное, из-за каблуков, которые тогда были в моде. Однажды Амели прошлась в его туфлях перед гостями. Эдуард так злился…
А этот мужчина с упругим животом и надутыми щеками кажется совсем чужим. Он даже не сразу посмотрел на карету.
– Мою сестру?
Балькур нахмурился, совсем как много лет назад, когда поймал сестру в своих парадных туфлях.
– Эдуард, это правда ты?
Амели вылетела из кареты, споткнулась и, бешено махая руками, умудрилась сохранить равновесие. Стоявший неподалеку Селвик издал невнятный смешок, но девушка не обратила на него внимания, равно как на дерзкие взгляды слуг и отвратительный запах, исходящий от мостовой. Подхватив юбки, она бросилась к брату:
– Это я, Амели! Я вернулась!
На лице Эдуарда, вернее, на видимой его части, отразилось смешанное с ужасом изумление:
– Амели? Ты же должна была приехать завтра!
Глава 10
– Ну, это объясняет, почему ты не прислал экипаж. Мы же вроде сообщили, что приезжаем сегодня…
– Абсолютно точно, – уверенно сказала мисс Гвен.
– Мы здесь, и это самое главное. Эдуард, как же я рада снова видеть тебя!
Вне себя от счастья, Амели бросилась брату на шею.
Балькур смущенно потрепал ее по спине:
– Я тоже рад.
– А это наша кузина Джейн, исключительно умный и добрый человек, моя лучшая подруга.
Амели тащила брата к карете. Действительно тащила, причем с огромным усилием: с отвращением глядя на грязную мостовую, Балькур семенил вслед за сестрой, совсем как боящаяся испачкать белые туфли дебютантка. Ричард усмехнулся: при дворе Бонапарта каждому было известно, что Эдуард де Балькур, не желая портить обувь, заставляет слуг стелить на мостовую деревянные доски. Однако кипучей энергии своей сестрицы этот франт не учел.
– Джейн, познакомься, это Эдуард.
Прижав к носу кружевной платочек, Балькур поприветствовал кузину.
– Мы что, ночевать будем в этой карете?! – загремел недовольный голос.
– Ах, а это мисс Гвендолин Медоуз, наша компаньонка. В Шропшире она живет неподалеку от дяди Бертрана. Мисс Гвен, познакомьтесь с моим братом Эдуардом.
– Может, нам все же разрешат подъехать к дому? – холодно осведомилась мисс Медоуз.
Ну чем не дельфийский оракул, вещающий из кареты?
– Конечно-конечно! – засуетился Балькур и что-то сказал слугам.
В мгновение ока коричневые свертки были перенесены в дом, и экипаж Селвика въехал в ворота Отеля де Балькур.
Перехватив любопытный взгляд Ричарда, Эдуард пустился в объяснения:
– Я решил по-новому отделать западное крыло. Давно пора избавиться от хлама, как вы считаете? При любом ремонте нужны драпировки. Сегодня их наконец привезли.
Балькур протер намокший лоб кружевным платочком.
– Надеюсь, ты не все переделал? – обеспокоенно спросила Амели, когда карета подъехала к дому.
– Конечно, нет, времени не хватило. Мамину комнату почти не трогал. Если хочешь, можешь ее занять.
– Правда?
– Да, конечно.
По тону Эдуарда было ясно, что он не представлял, как кто-то в здравом уме и твердом рассудке может захотеть поселиться в будуаре покойной мадам де Балькур. Но раз сестренка хочет, пусть покапризничает! Балькур попытался найти понимание в глазах Ричарда, однако тот не отрываясь смотрел на Амели.
Синие глаза ее светились от счастья.
В животе Селвика образовался болезненный комок. Ничего подобного он не испытывал с того самого дня, когда Майлс напился в клубе и изо всех сил ударил под дых пытавшегося утихомирить его Ричарда. Хорошо, что Амели не видела, как он лежал, скрючившись, на полу и ловил воздух ртом.
Отвернувшись, Селвик помог Джейн и мисс Гвен выбраться из кареты. Так, уже немного лучше. Внезапно Селвику захотелось оказаться за многие-многие мили от этих Балькуров и их родственников. Черт, кого он пытается обмануть? Разве прошлой ночью он не сомкнул глаз и колотил подушку из-за Эдуарда де Балькура, строгой мисс Гвен или добросердечной Джейн? Нет, все мысли были об Амели, в ней все дело!
Мисс Балькур целый день старалась избегать Селвика, насколько это возможно, если сидишь с человеком в одной карете. Откуда же это разочарование, захлестнувшее ее сильной волной, когда лорд Ричард тихонько прошмыгнул в свой экипаж и быстро уехал?
Далеко не сразу девушка поняла, что, без умолку треща, брат ведет ее в дом.
– Как здорово, что Селвик вас привез… Осторожно, гнилая ступенька! Надеюсь, ты не очень устала?
С огромным трудом Амели запихала все мысли о лорде Ричарде в дальний угол сознания, а сверху повесила табличку «Опасная зона».
– Разве я могла устать? Я же спешила домой! – весело защебетала она, целуя Эдуарда в щеку. – Спасибо, что пригласил нас! Я так долго ждала этого дня… Боже мой!
– По-моему, великолепно!
Балькур явно гордился своим фойе. Его так и распирало от гордости – даже жилет пришлось расстегнуть.
– Очень неожиданно, – едко заметила мисс Гвен.
– Весьма… весьма… – Амели не могла подобрать нужных слов. – Весьма оригинально, – тихо закончила она.
Прощай, элегантное фойе ее детства! От того, что хранилось в памяти, осталась лишь мраморная лестница. Со стен исчезли гобелены и золоченые зеркала, у лестницы больше не стояли столики в стиле Людовика XV, а в нишах – статуи. На их месте… От ужаса глаза Амели полезли на лоб. Неужели действительно саркофаги? Фальшивые обелиски встречали у входа в западное крыло, а лестницу сторожили сфинксы. Желая поддержать кузину, Джейн осторожно коснулась ее плеча.
Амели по-прежнему отказывалась верить своим глазам.
– Покорению Египта посвящается! – провозгласил Балькур.
– Сфинксы загадывают загадки перед тем, как пропустить наверх?
Эдуард непонимающе смотрел на сестру:
– Ты устала?
– Неужели не помнишь, что нам рассказывал папа? Впрочем, не важно. – Она покачала головой. – Новые драпировки тоже на египетские темы?
– Драпировки? Ну да… – Балькур сник и, приблизившись к одному из сфинксов, стал гладить его по голове. – Знаешь, насчет маминой комнаты…
– Как мило с твоей стороны предложить ее мне!
Балькур раздраженно дергал себя за галстук.
– Так вот… В мамину комнату ты сможешь переехать не раньше чем через неделю. Западное крыло в плохом состоянии. В ужасном! Пыль, грязь, крысы… Правда, крысы. Может, тебе вообще не понравится западное крыло. Очень может быть… Там небезопасно и очень-очень грязно, – лепетал Эдуард.
– Ну, если ты так считаешь…
– Да, именно так. Служанка покажет вам комнаты и накормит ужином. А мне пора, друзья пригласили в театр. Хорошего вечера!
Балькур крикнул слуг, послал воздушный поцелуй сестре, поклонился Джейн и мисс Гвен и исчез.
– Странно, – процедила компаньонка.
Амели не могла с ней не согласиться. Нужно при первой же возможности осмотреть западное крыло.
Возможность представилась довольно скоро. Мисс Гвен, прижав к груди «Тайны Удольфо», заявила, что идет спать, и так выразительно хлопнула дверью, что фарфоровая ваза, украшавшая столик у ее комнаты, обреченно задребезжала, а разносивший багаж лакей выронил шляпные картонки.
Закрывшись в своей комнате, Амели продумала маршрут в западное крыло. Как и большинство особняков семнадцатого века, Отель де Балькур был построен в форме буквы «П» вокруг дворика, в который они сегодня въехали. Мысленно представив, как выглядит дом снаружи, Амели поняла, что задача легче легкого. Нужно смотреть в окна и ориентироваться на зелень двора. Она точно не заблудится. Спальня Амели располагалась в западном крыле и тоже выходила во двор. Девушка прошла по коридору в заднюю часть дома мимо спален мисс Гвен, Джейн, закрытых комнат слуг и узкой черной лестницы.
Лет через сто бесконечный коридор привел мисс Балькур в северное крыло. В полуоткрытую дверь виднелись покои, которые могли принадлежать только Эдуарду – так сильно пахло одеколоном. Молодцеватый камердинер чистил сюртук хозяина и громко распевал непристойную песню. Амели на цыпочках прошла мимо.
Закрытые двери без конца и без края. Амели еще до западного крыла не дошла, а уже насчитала пятнадцать спален, а на семнадцатой коридор обрывался. Надменно сложив руки на груди, она подошла к стене. Жеманные пастушки на большом гобелене слева явно смеялись над ее замешательством. Не обращая внимания на глупых дурочек, Амели смотрела на оклеенную красными обоями стену. А где же западное крыло? Опасаясь камердинера Эдуарда, она постучала по обоям. Ой! Амели поднесла ко рту ушибленные пальцы. Действительно, каменная стена.
Так, нужно подойти к окну и как следует оглядеться. Ну вот, справа действительно есть окна. Одно так близко, что можно попробовать… Ну уж нет, так не пойдет! Дворик слишком чистый и элегантный, а цветущая жимолость посажена явно не для того, чтобы на нее падали. Наверняка есть какой-то другой способ.
Как насчет потайной двери? Отвернувшись от окна, Амели посмотрела на гобелен: типичный стиль рококо: бельведеры, сады, пышнотелые любовники. С убранством коридора совершенно не сочетается. Красные обои с бордюром скорее наводят на мысль о классике: статуи, строгие линии и никаких бельведеров.
А пастушки и их кавалеры предавались любовным утехам рядом с… единорогом. Как так можно? Что любовники восемнадцатого века делают рядом с древними единорогами? Внезапно охота на единорога превращалась в классическую трагедию: молодая женщина в обугленной белой одежде рыдала на фоне пылающего храма. «Троя, – тут же узнала Амели, – а плачущая – Гекуба[14]14
Гекуба – жена троянского царя Приама, мать 19 сыновей (в том числе Гектора и Париса) и Кассандры, которые все погибли в связи с падением Трои. После разрушения города была рабыней греков.
[Закрыть]». Боже мой, это же не один гобелен, а три. Совершенно не сочетающиеся, их повесили рядом, как одно полотно. Зачем? Наверняка чтобы что-то скрыть.
Мисс Балькур осторожно коснулась пыльного полотна в том самом месте, где копье Патрокла[15]15
Патрокл – в древнегреческой мифологии один из участников Троянской войны, друг Ахилла.
[Закрыть] упиралось в грязный бок единорога. Амели искала дверь, но ее не оказалось, и она чуть не упала в скрытую гобеленом комнату.
– Папа… – бормотала Амели. – Мама…
Погрузившись в воспоминания, девушка вошла в покои родителей. Эдуард даже чехлы на мебель не надел: все посерело от пыли, но осталось так, как было, когда они с мамой уехали в Англию. Письменные принадлежности мадам де Балькур, покрытые слоем пыли, по-прежнему лежали на секретере, чернила высохли. В гардеробной на специальных распорках висели папины парики. Амели зажмурилась, будто запутавшись между прошлым и настоящим. Кажется, сейчас войдет мама и возьмет ее на руки.
Теперь ясно, почему Эдуард закрыл комнаты родителей.
Взяв себя в руки, Амели прошла в кабинет отца и по изящной витой лестнице спустилась на первый этаж. Ступеньки негромко скрипели, но ни одна не провалилась. Вот и библиотека, где до отъезда в Англию она провела столько приятных минут. Книги заросли пылью и паутиной, и все-таки Амели узнавала их, словно лица старых друзей: вот «Илиада» на греческом, а вот целая полка книг на латыни в изящных, инкрустированных серебром переплетах. Все эти сокровища когда-то собрал папа, который часто сажал дочь на колени и рассказывал чудесные истории о кентаврах, превращенных в деревья красавицах и спасавших их героях.
Задумчиво почесав затылок, Амели поспешила дальше. Папины книги подождут до следующего раза – пока не вернулся Эдуард, нужно осмотреть западное крыло.
Это же танцевальный зал! Элегантные стулья и кушетки расставлены по периметру, освобождая центр. Огромный зал занимал почти все крыло, и свет проникал через несколько застекленных дверей, выходивших на внутренний дворик. По крайней мере так было задумано. Сейчас от скопившейся за пятнадцать лет грязи стекла казались матовыми, и Амели пожалела, что не принесла свечу. Стены украшали кружева паутины, и жирные пауки раскачивались под им одним слышную музыку. В самом конце зала имелось возвышение, где когда-то играли музыканты. Там по-прежнему стояли клавесин, арфа и… целая стопка бумажных свертков.
Раздираемая любопытством, Амели бросилась к сверткам. Странно, но паркетный пол до сих пор был скользким, и девушка несколько раз падала.
Интересно, что упаковано в коричневую бумагу? Так, тут еще деревянные ящики. Интересно! Воображение Амели заработало со скоростью почтового экипажа, несущегося из Кале в Париж.
Драпировки? Как бы не так! Скорее уж плащи для шпионов вроде Пурпурной Горечавки.
Страшно хотелось просто разорвать бумагу, однако девушка сдержалась. Ну кто завязал такие тугие узлы? Явно не женщина. Покончив с веревкой, Амели аккуратно развернула бумагу.
Белый муслин! Мисс Балькур смотрела, как ткань белой рекой растекается по пыльному паркету. Бесконечные ярды индийского муслина…
Ну конечно! Лицо девушки так и просияло. Наверняка в середине этого свертка пистолеты, шпаги или, на худой конец, маски… Кто догадался спрятать их в рулоне ткани? Отличная идея!
Амели разворошила рулон. Ничего, только качественный индийский муслин.
Смущенная и разочарованная, она смотрела на белую ткань. Но ведь еще есть ящики. Снова опустившись на грязный пол, Амели попробовала поднять крышку. Три заусеницы плюс один сломанный ноготь, а результата нет. Да, крышку приколотили на совесть.
– Черт!
Мисс Балькур раздраженно пнула ящик. Содержимое подозрительно зашуршало.
Заинтригованная, Амели, приподняла ящик и попробовала встряхнуть. Слишком тяжело… Судя по звуку, внутри что-то сыпучее.
Может, порох?
С трудом встав на ноги, Амели обхватила крышку обеими руками. Чем бы ее поддеть? Жаль, под рукой нет ни палки, ни кочерги… Может, крышка слетит от резкого удара? Кажется, это лучше, чем искать кочергу… Амели зацепила пальцами крышку и подняла, не обращая внимания на то, что обдирает кожу. Бесполезно! Заскрипев зубами, она снова потянула крышку на себя.
С жутким треском ящик упал на бок, а крышка осталась на месте.
Потирая ободранные в кровь пальцы, Амели в ярости смотрела на ящик. Да, нужно было найти кочергу.
Именно тогда девушка услышала звук, напоминающий полувздох-полустон. Похоже на плач измученной души. Амели задрожала от ужаса. Святые небеса, она ведь не верит в привидения! Раздраженно бормоча себе под нос, мисс Балькур подошла к стеклянной двери. Скорее всего она слышала ветер, в таком старом доме всегда гуляют сквозняки. Или крысы? Их еще не хватало! Амели не хотелось считать себя кисейной барышней, но крысы… Приподняв подол, она стала внимательно смотреть на пол.
Кто-то оставил у кушетки сапог… Вместе с ногой! Подняв глаза, девушка увидела, что на кушетке под портретом мадам де Лавальер[16]16
Луиза де Лавальер – фаворитка короля Людовика XIV.
[Закрыть] спит какой-то мужчина с окровавленной повязкой на лбу.
Глава 11
– Джейн, ты не представляешь, что я нашла!
Влетев в комнату кузины без стука, Амели захлопнула дверь и чуть не задохнулась от возбуждения.
– Два скелета, три призрака и дохлая крыса в придачу? – равнодушно предположила Джейн.
– Вот и не угадала! Я нашла раненого!
– Что? – От неожиданности Джейн выронила тяжелую книгу. – Ну вот, даже страницу не запомнила. Амели, слуга с перебинтованным пальцем еще не раненый.
– Очень смешно! Кстати, у него перебинтован не палец, а голова! У тебя есть нюхательные соли?
– Конечно, есть, но с каких пор ты ими пользуешься?
Мисс Вулистон отложила книгу и удивленно посмотрела на кузину.
– Ну, мне нужно его расспросить, а как привести в чувство тяжелораненого, я не знаю… Ох, у нас нет времени! Пора возвращаться в западное крыло.
– Не думаю, что в таком состоянии человек может куда-нибудь уйти, – мягко заметила Джейн и, порывшись в вязаной сумочке, достала небольшой флакончик из зеленого стекла. – О чем ты хочешь его спросить?
Пританцовывая от нетерпения, Амели потащила сестру к двери.
– О Пурпурной Горечавке, конечно же!
– Почему ты уверена, что… – начала Джейн, но ее кузина уже переключилась на то, как быстрее попасть в западное крыло.
– Здесь мы спустимся, а потом повернем направо… – рассуждала девушка, бегом бросаясь к лестнице.
Джейн схватила ее за руку:
– Если будем бежать, привлечем больше внимания.
Амели подняла на сестру измученные глаза, однако согласилась. Ей повезло и, поднимаясь по лестнице, она не встретила слуг. Однако второй раз надеяться на удачу наивно. Стоп! Попался камердинер Эдуарда со стопкой мятого белья в руках. Если он донесет, можно будет рассказать брату, как она любовалась гобеленом, а тут жирная крыса… Ну, или что-нибудь в таком духе.
По лестнице они спускались так медленно и степенно, что у Амели от возбуждения зачесались ладони. На первом этаже девушки воровато огляделись по сторонам. Кажется, слуг нет, хотя свечи в фойе еще горят. Итак, слева от них анфилада восточного крыла, а справа замаскированный тупик.
Теперь, когда Амели примерно знала, что искать, вход в западное крыло нашелся довольно быстро. Не изобретая ничего нового. Эдуард повесил еще один гобелен, на этот раз изображающий обесчещенную Лукрецию[17]17
Лукреция – супруга Луция Тарквиния Коллатина; заколола себя мечом, обесчещенная Секстом Тарквинием, чем дала повод к свержению Тарквиниев в Риме.
[Закрыть]. Поскольку на первом этаже вход сильнее бросался в глаза, Балькуру пришлось поставить перед гобеленом бюст Юлия Цезаря на мраморном пьедестале.
– Нам сюда, – низким от возбуждения голосом объявила Амели.
Джейн взяла небольшой канделябр с мраморного ящика, по виду напоминавшего сфинкса.
– Может, пригодится?
Боясь опалить свечами, девушки высоко подняли тяжелый гобелен и оказались в небольшой приемной, очень милой и изящной, с украшенными позолотой стенами и резными стульями, настолько тонкими, что на них не то что садиться, смотреть было боязно. Следующей была музыкальная комната с большим фортепиано, украшенным беззаботными пастушками. Кузина с тоской посмотрела на пожелтевшие клавиши, но Амели решительно увела ее в танцевальный зал. Сначала Джейн не увидела ничего, кроме бесконечных коричневых свертков.
– В них только белый муслин, – объявила ее кузина.
– Странное место для хранения ткани.
– Может, в шкафах не хватило места? Раненый здесь, под портретом герцогини Лавальер.
Амели взяла канделябр у сестры, чтобы посветить на кушетку, на которой… никого не было.
– Где же он? – В волнении мисс Балькур заговорила в полный голос. Она махала свечами, чтобы проверить соседние кушетки. – Раненый был здесь, под мадам де Лавальер… Он крепко спал.
– Амели…
Девушка повернулась к Джейн. Неровное пламя свечей создало вокруг лица мисс Вулистон какой-то дьявольский нимб.
– Только не говори, что я все придумала. Уверена, что видела на этой кушетке раненого.
– Я и не собиралась, – серьезно сказала Джейн. – Посвети-ка сюда.
Амели посветила, и на светлом шелке кушетки девушки разглядели свежую кровь.
Джейн осторожно коснулась испачканной обивки.
– Раненый был здесь совсем недавно. Кровь даже не запеклась.
– Кто же перенес его и куда?
Амели растерянно оглядывалась по сторонам, будто надеялась увидеть в темном углу злодея.
– Скорее всего вынесли в сад через одну из стеклянных дверей.
Мисс Балькур распахнула ближайшую дверь настежь.
– Ее недавно смазали, – отметила Джейн.
Вручив канделябр кузине, Амели вышла в сад, оставив Джейн осматривать зал изнутри. В Париже давно не было дождей, и на земле не осталось следов, равно как и налипшей грязи на каменных дорожках. Двери, бесконечные двери с трех сторон. Раненого могли внести в любую. Амели обходила сад по периметру, заглядывая во все двери по очереди. В отличие от западного двери северного и восточного крыльев, были чисто вымыты. Мисс Балькур уже видела две комнаты для рисования, одну музыкальную, малую столовую, потом большую, занимающую почти все северное крыло.
– Амели! – позвала неслышно подошедшая Джейн. От неяркого пламени свечей по каменной балюстраде поползли причудливые тени. – Пойдем, хочу кое-что показать.
– Раненого внесли в одну из этих дверей.
– А потом вниз по лестнице, в комнаты прислуги? – подсказала кузина. – Боюсь, мы его потеряли. – По садовой дорожке девушки возвращались к западному крылу. Увидев статую Афродиты, Джейн замерла. – Но почему он лежал в танцевальном зале с… Что у него за ранение?
– Точно не могу сказать, но я видела окровавленную повязку на лбу. Похоже на глубокий порез, по крайней мере крови было предостаточно.
– Не знаю, – задумчиво проговорила Джейн, – а вдруг это просто рабочий, который разгружал ящики и поранился. Видишь, как все может быть просто?
– Тогда к чему столько таинственности? Зачем прятать его в пустующем зале, а потом поспешно переносить в другое место?
Поднявшийся ветер растрепал кудри, и девушка поспешно их поправила.
– Рабочему стало лучше, он встал и ушел.
– Ради Бога, Джейн! – поежилась от холода Амели. – А ты сама в это веришь?
Кузина нерешительно смотрела на Афродиту, будто ища поддержки.
– Нет, не верю, – тихо сказала она. – И сейчас покажу почему.
Вернувшись в танцевальный зал, Джейн остановилась как вкопанная.
– Ну, что такое? – не вытерпела мисс Балькур, предпочитавшая сначала говорить, а потом думать.
– Ты только посмотри! – Кузина показывала на стеклянную дверь.
– Грязь, ну и что?
– Вот именно! Слишком грязно, будто садовую землю специально размазывали по стеклу. Видишь, здесь и здесь? Слой слишком толстый и однородный, на пыль не похоже. Кажется, кто-то…
– …кто-то не хотел, чтобы сюда заглядывали? – возбужденно договорила Амели.
Она чуть не опалила кудри, и Джейн поспешно убрала канделябр.
– Вот именно, – кивнула мисс Вулистон. – Но зачем? Что может скрывать Эдуард?
Захлопнув дверь, Амели улыбнулась:
– Ну как ты не понимаешь? Это же очевидно! Он помогает Пурпурной Горечавке!
Со вздохом облегчения Ричард Селвик, он же Пурпурная Горечавка, въехал во двор своей скромной холостяцкой резиденции: всего пять комнат и десятеро слуг, не считая камердинера, кухарки и кучера.
– Как я рад, что вернулся! – заявил он худощавому молодому человеку в жилетке и рубашке с короткими рукавами.
– После опасного для жизни пребывания в сердце лондонского общества? – усмехнулся Джеффри Пинчингтон-Снайп, благодаря остроумию еще в Итоне снискавший расположение Ричарда и Майлса.
– Хватит издеваться! – обиженно проговорил Селвик и, сняв шляпу, пригладил волосы. – Я страшно рад, что выбрался оттуда живым!
Сердечно пожав другу руку, Ричард влетел в прихожую и начал рассеянно, куда попало скидывать шляпу, накидку, перчатки. Дворецкий Стайлз, воздев глаза к потолку, тенью следовал за хозяином, поднимая перчатки с пола, накидку со стула, а шляпу с дверной ручки.
– Это все, милорд? – спросил дворецкий оскорбленным тоном короля Лира.
– Попросите Кука что-нибудь мне принести. Я страшно голоден.
– Как прикажете, сэр, – еще сильнее оскорбился Стайлз и обреченно захромал на кухню.
– Он так здорово изображает больного старика! – прошептал Джеффу Ричард, когда они в радостном предвкушении приближающегося ужина вошли в столовую. – Если бы не знал, сколько ему лет, у меня бы сердце разорвалось от жалости.
Пинчингтон-Снайп бросился в кабинет и принес большую стопку писем.
– Ты не единственный, кого он провел. В прошлую субботу я дал ему выходной, думая, что он смоет седину, пройдется по тавернам, попьет пивка. А он, представляешь, уселся перед камином, накрылся шалью и стал жаловаться на ревматизм.
Друзья обменялись многозначительными взглядами.
– Ну, непросто найти хорошего дворецкого… – проговорил Ричард.
– Стайлз еще много лет будет радовать нас своим присутствием, – заверил Джефф.
– Надо же было принять к себе безработного актера! – простонал Селвик. – Хотя все могло быть и хуже, если бы он вообразил себя Юлием Цезарем и стал разгуливать в тоге.
– Представляешь, как органично бы он влился в Совет Пятисот[18]18
Совет Пятисот – одна из двух палат французского Законодательного корпуса (другая – Совет старейшин), созданного в 1795 году Конституцией III года республики. Распущен переворотом 18 брюмера (10 ноября) 1799 года, совершенного Наполеоном.
[Закрыть]! – насмешливо воскликнул Пинчингтон-Снайп, намекая на законодательный орган, который в 1795 году создали революционеры, пытаясь скопировать классическую модель правительства. – Половина депутатов считали себя Брутами.
– Такие люди опасны, они прочитали слишком много классики. Так или иначе, нынешнее увлечение Стайлза меня вполне устраивает. Надеюсь, он еще не полностью потерял ощущение реальности.
– Похоже, ему действительно нравится быть восьмидесятилетним стариком. Каждую среду он играет в карты с дворецким Фуше, они жалуются друг другу на ревматизм и ругают хозяев, – наябедничал Джефф. – А еще он завел очень странное, но весьма полезное знакомство с горничной из Тюильри. Кажется, у них роман.
– Странное? – переспросил Ричард.
Ну где же ужин? Съестным пока не пахло…
Пододвинув стул, Джефф выложил письма на стол и пододвинул Селвику.
– Расположение дамы Стайлзу удалось завоевать, похвалив ее порошок для чистки серебра, а потом они стали делиться тайнами полировки мебели.
– Рад за них обоих, – проговорил Пурпурная Горечавка, просматривая письма, пришедшие за время его отсутствия.
Ничего необычного: отчеты о состоянии поместья, приглашения на балы, а также надушенное послание от сестры Бонапарта Полины, беспорядочной в связях особы. Мадемуазель твердо решила заманить Селвика в постель, и с каждой неудачной попыткой количество вылитого на письма парфюма увеличивалось. На сей раз приторный аромат чувствовался с самого дна стопки.
– Ну и как Лондон? – спросил Пинчингтон-Снайп, велев лакею принести кларет. – Кажется, тебе нужно выпить.
– Ты даже представить себе не можешь! – Ричард бросил письма и упал в кресло напротив Джеффа. – Мама таскала меня по светским приемам, и на каждом было не менее трехсот человек. А сколько концертов я прослушал! Удивительно, что не оглох. Еще немного и…
– Хватит, перестань! – покачал головой Пинчингтон-Снайп. – Отказываюсь верить, что все было так плохо.
– Правда? – изогнул бровь Селвик. – А про тебя спрашивала Мэри Олсуорси.
– И что? – с деланным спокойствием спросил Джефф.
– Я сказал, что ты спутался с французской горничной и вы ждете ребенка, третьего, и на этот раз девочку.
Джефф поперхнулся кларетом.
– Не может быть! Если бы ты так сказал, маменька отказала бы мне от дома, а она письма пишет.
– Конечно, нет, – с сожалением проговорил Ричард, откидываясь на спинку кресла. – Но очень хотелось. Интересно, хватило ли бы у нее ума понять, что невозможно родить троих менее чем за два года?
Его товарищ отвернулся, делая вид, что рассматривает столовое серебро.
– Пока тебя не было, столько всего произошло! Такие события!
Селвик позволил приятелю сменить тему. Что ж, возможно, к моменту, когда Джефф вернется в Англию, любвеобильная Мэри Олсуорси найдет себе другую жертву.
– И что за события? – спросил Ричард, сверкнув зелеными глазами.
Джефф потчевал его историями об усилении мер безопасности в министерстве полиции («Очень своевременно, правда? Все равно что укрепить дверь конюшни, когда лошадей уже украли»), расстроенных планах зятя Наполеона, Мюрата (весьма слабовольный человек, его можно использовать), и странных событиях в Нормандии.
Селвик тут же заинтересовался:
– Думаешь, он подтягивает вооружение для войны с Англией?
Объяснять, кто такой «он», не было нужды.
– Еще не ясно. Рассмотреть, что именно туда везут, пока не получилось. Наш друг в Кале…
– Владелец «Полосатой кошки»?
– Он самый. Говорит, что в последние несколько месяцев в городе слишком много приезжих. Аналогичные отчеты присылает горничная из гостиницы «Водяная крыса», что в Гавре. Она не раз видела, как морем привозят какие-то свертки, а потом экипажами переправляют в Париж, причем кареты не почтовые.
– Может, это просто контрабандисты?
Селвик благодарно кивнул лакею, который принес луковый суп. Нужно держать себя в руках, а он уже чувствует себя гончей, готовой броситься на лису. Для начала стоит убедиться, что это действительно лиса, а не кролик или просто колышущаяся трава. Боже, ну и сравнение. С тех пор как началась война, контрабандисты вели оживленную торговлю, переправляя через Ла-Манш коньяк и шелка в обмен на английские товары. Уже не раз Ричард устраивал облавы, но вместо французских шпионов с секретной информацией обнаруживал разъяренных контрабандистов с дешевым вином. Не то чтобы Селвик был против спиртного, но все-таки…
– Может быть, – согласился Джефф, – однако Стайлз слышал от дворецкого Фуше, что министерство обороны тайком собирает гарнизон для охраны грузов, которые должны прибыть из Швейцарии. Что это будет и когда, Стайлз не слышал, но, кажется, дело весьма важное.
– Вот это уже интереснее, хотя опять-таки ничего определенного. Уверен, ты уже поставил людей следить за основными дорогами и портами?
– Сделаю вид, что иронии не расслышал, – спокойно сказал Пинчингтон-Снайп. – Да, поставил, и, кроме трех ящиков коньяка, они добыли важные сведения. Не знаю, что везут из Швейцарии, но здесь замешан Жорж Марстон.
Селвик презрительно скривился.
– И почему это меня не удивляет? – спросил он портрет, висящий над головой Джеффа.
Мужчина на портрете, скорее всего бывший владелец дома, презрительно ухмыльнулся, будто не желая даже слышать о таких, как Марстоны. Жорж утверждал, что является английским аристократом по отцовской линии, хотя каждому было известно, что французская мама растила его в очень тяжелых условиях, без какой-либо помощи с другого берега Ла-Манша. Заставив родственников отца купить ему офицерский чин, Марстон во время первой же битвы перешел на сторону французов.
– Старина Жорж очень любит бывать в порту, – продолжал Джефф. – Наши парни не спускают с него глаз и выявили закономерность: каждые несколько дней ему привозят записку, Марстон тут же берет экипаж и едет в порт.
