Текст книги "Под небом Финского залива"

Автор книги: Лира Ерошевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Почему глупо? Мечта никогда не бывает глупой. У меня еще глупее была.

И какая?

А... Известной актрисой стать.

– А что же не рискнула, когда Евгений Матвеев приглашал тебя на роль в новом фильме?

Так ведь это я в детстве мечтала, а в то время у меня другая мечта была.

Какая?

Да, обыкновенная... Даже и не мечта... Так... Простая, жизненная...

Я догадываюсь: наверное, замуж выйти.

Замуж выйти – не проблема, проблема – встретить человека, в которого влюбиться можно и потом не пожалеть об этом и не разочароваться, то есть чтобы он был достоин твоей любви.

Не встречался?

Почему не встречался? "Все было, было, было, да прошло..." А море мне часто во сне снится, во сне оно красивее, чем в жизни. У меня вообще всегда очень яркие цветные сны: все намного ярче, чем в жизни, ну просто

необыкновенно насыщенные краски. И когда я просыпаюсь, то мир мне кажется таким блеклым. Говорят, что многие видят сны в черно-белых красках, а я никогда черно-белых снов не вижу. А ты?

Я тоже цветные сны вижу, но у меня они в тех же красках, что и настоящая жизнь.

Нет, у меня намного ярче. Однажды, когда началась мода на майки с рисунками посредине, мне приснилось, что на мне белая кофточка, имитирующая авиаконверт. Понимаешь, внизу и на плечах сине-красная полоска, но не сплошная, а как на конверте – наискосок цвета чередуются. Рукава тоже такой полоской заканчиваются. Слева на груди марка – Джоконда на ней изображена. А сама кофточка разграфлена черными тонкими полосками, как конверт, только что "куда, кому" не написано. Такая кофточка нарядная, я ее до сих пор помню. А тогда я подумала: вот идею какому фабричному дизайнеру подать нарасхват бы такие кофточки шли. А еще мне часто один и тот же сон снится: иду я через анфиладу красиво обставленных комнат, одна комната в другую переходит и конца им нет. Думаю, вот еще одну комнату пройду и на улицу выйду, но нет, опять – богато украшенная зала, и опять, и опять. Так я иду, и иду, смотрю по сторонам, пока не проснусь. А тебе не снится один и тот же сон?

Да, снится. Как будто еду я по очень знакомой улице на автобусе, даже не улица, а длинный мост через неглубокий овраг, и вроде бы я каждый день езжу здесь, такое все знакомое вокруг, но в жизни я даже похожей улицы не встречал никогда.

А мне еще часто снится, как я несусь по морю на быстроходном корабле, держась за мачту... Интересно... Для чего людям сны снятся? Столько разных теорий и гипотез существует, что до истины никогда не добраться. А мне кажется, что во сне наше сознание попадает в какое– то другое измерение.

Совсем погас костер, стих ветерок, угомонились птицы, какая-то томность разлилась в природе, только чуть-чуть стало прохладнее.

Смотри,– сказала Света.– Как долго погода не портится, дождички кратковременные, грибные, как по заказу. Хорошее время выбрали мы для отдыха.

Не холодно? – спросил Гена.– Ты так легко одета.

Нет, не холодно, наверное, ты меня на расстоянии греешь.

Гена взял руку Светы в свою.

Нет, не замерзла – теплая рука,– наклонился и поцеловал ее в щеку,– И щека теплая.

Знаешь,– сказала Света,– что мне сейчас вспомнилось? Раннее-раннее детство и отец. Он приходил с работы, брал меня на руки, целовал в щечку и говорил: "Ой, какая сладкая щечка, что ты такое сегодня сладкое ела?" или: "Ой, какая горькая щечка, что ты сегодня такое горькое ела?" Я долго не понимала, что это была шутка, и начинала припоминать, что я ела сегодня, и отвечала ему: "Я сегодня ничего горького не ела. Я не знаю, почему она горькая". И конечно, мне очень нравилось, когда он говорил, что щечка сладкая. А сейчас она у меня какая – сладкая или горькая? А, Ген?

Сладкая-пресладкая,– сказал Гена.– Давай еще поцелую.

Лучше я тебя поцелую,– Света тоже чмокнула Гену в щеку.– А у тебя почему-то горькая: наверное, утром весь лук в салате съел.

Генка засмеялся, осторожно обнял Свету и поцеловал в губы. Света зажмурилась, а когда открыла глаза, то Генины глаза вблизи показались ей карими:

Ген, а почему у тебя глаза вдруг карими стали?

Карими? Не знаю.

А я знаю. У них цвет меняется в течение дня: утром – голубые, в полдень – зеленые, а вечером – карие. Вот и разберись, какого цвета они у тебя.

А ты не разбирайся – верь на слово: зеленые они у меня, голубыми не бывают, это у тебя – голубые...

Они у меня тоже не всегда голубые, иногда серыми становятся. Говорят, что почти все младенцы рождаются с голубыми глазами, а потом цвет глаз меняется, как и цвет волос.

Да, у меня в детстве были светлые волосы, а потом потемнели.

А я, наоборот, родилась с густыми черными волосами. Можешь себе представить?! Непонятно, как мои родители решились назвать меня Светланой. Может, поэтому я и посветлела. Где-то я читала, что имя оказывает определенное влияние на человека...

Так болтали они обо всем, что приходило в голову, до самых сумерек и направились в корпус уже за несколько минут до отбоя.

За шашечным столиком Сережа в одиночестве играл сам с собой в шашки. Когда они проходили мимо, он снял со столика стакан кефира и молча протянул Свете. Света взяла:

На кефир ходил?

Ладно, пока. Я пошел,– сказал Гена, открывая дверь в корпус и всем своим видом показывая недовольство – то ли тем, что Сережа оставил для Светы кефир, то ли тем, что она его взяла. Света печально проводила его глазами, пожала плечами, посмотрев на Сережу. Не торопясь выпила кефир такой он был холодный. Протянула Сереже пустой стакан:

Спасибо, Сережа, свежий кефир.

Идем, я тебя провожу, сейчас уже дверь закрывать будут,– сказал Сережа, быстро расставляя шашки по местам и засовывая стакан в карман джинсов.– Завтра не забыть в столовую отнести.

Они вместе поднялись до второго этажа.

– Пока,– сказал Сережа.– Такой сегодня день длинный... "Наоборот,короткий",– подумала Света, но вслух не сказала, она поняла, почему Сереже день показался длинным.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ

Света немного замешкалась перед завтраком и пришла в столовую, когда уже и Гена, и Аня с Саней сидели за столом. Свете сразу бросился в глаза букет полевых цветов, стоявший в красивой вазе на их столе. Она подумала, что, наверное, такие цветы поставили на все столы, но, осмотрев зал, поняла, что цветы украшали только их стол.

Какие красивые цветы,– сказала Света.– Это вы, Аня, успели нарвать?

Нет, мы так рано в лес не ходим. Это Сережа нарвал. Попросил у официантки вазу и поставил нам на стол.

Да? – Света оглянулась на столик Сергея, поймала его взгляд и поблагодарила без слов, одними глазами и кивком головы.

Гена сидел с застывшим взглядом, и на его лице ясно читалось, что такая инициатива Сережи ему не по душе, но не сказал ни слова, как будто он этот разговор и не слышал. Света поспешила перевести беседу в другое русло.

Когда Аня с Саней, первыми справившись с завтраком, ушли, Гена спросил:

Ну как? Идем на рыбалку? Все! Я сейчас только поднимусь в палату удочки возьму.

А я – книгу, поднимемся вместе.

Через пятнадцать минут они уже подходили к тому обрывистому берегу над заливом, где Гена, как оказалось, рыбачил в прошлый раз. Света с книгой устроилась, как всегда, на поваленном дереве, которых почему-то было много на любом участке леса, а Гена червей накопал и две удочки закинул: одну на берегу закрепил, другую – в руку взял. Стоит, не шевелясь, словно статуя, ловит малейший всплеск или рябь около лески, заброшенной рядом с большим камнем, возвышающимся над поверхностью залива.

Света книгу раскрыла, но никак не могла сосредоточиться, сидела с раскрытой книгой и в Генину спину смотрела: красивая фигура у Гены, ну просто Аполлон, так и хочется любоваться ею. И как приятно сидеть у залива, когда совсем рядом Гена. И пусть он молчит, смотрит на свои поплавки, но Свете хорошо уже оттого, что он так близко, и если она захочет, то подойдет и встанет рядом. Как ей мало надо: хотя бы просто чувствовать его на расстоянии, знать, что он где-то недалеко,– и сердце готово расплавиться от счастья.

И утро чудесное! Солнечные лучи пронизывают наискосок деревья, растущие у залива. Родившиеся от яркого света краски превращают все вокруг в волшебное царство, где огромные валуны кажутся сказочными избушками для маленьких лесных жителей, а заросли вблизи залива – скопищем фантастических существ, перешептывающихся между собой. Красота и гармония царит в природе, она завораживает и зачаровывает таинственностью всего окружающего и какой-то неземной фееричностью. Пахнет водой и чем-то еще неуловимо нежным.

Наконец-то Гена поймал первую рыбешку, отцепил от крючка, оглянулся на Свету, обменялся с ней радостной улыбкой. Опять закинул удочку, нацепив червячка, стараясь размахнуться так, чтобы леска опустилась в воду как можно дальше от берега. Света в книгу взгляд уткнула, чтобы не сглазить Генино рыбацкое счастье. Понемногу таскал Гена рыбку за рыбкой. Почему-то слева клевало чаще.

– Не хочешь разочек подсечь? – закричал Гена от берега.– Попробуй.

Света отложила книгу, подошла к обрывистому краю.

Держи,– Гена вручил ей свою удочку, сам взял в руки другую.– Следи: как поплавок дергаться начнет, так тяни.

Ловись рыбка большая и маленькая,– сказала Света.– Но лучше – большая. Разговаривать можно или нельзя?

Можно, но нежелательно. Рыба тишину любит.

Свете показалось, что стоит она долго – поплавок не двигался. Она уже хотела обратно Гене удочку отдать, как вдруг поплавок дернулся.

– Клюет. Подсекай скорее,– забеспокоился Гена. Светка дернула удочку вверх, она ей показалась тяжелой,

как будто не маленькая рыбешка, а сом клюнул, однако вытянула леску из воды, но рыбка соскользнула с крючка и шлепнулась в воду, а Светино удилище взлетело ввысь.

Эх, сорвалась,– сокрушенно сказала Света.– Рада, небось, что от смерти ушла.

Эх ты, рыболов, надо было резче,-улыбнулся Гена.

На, Ген, забрасывай. Не хочу я больше рыбачить – скучное дело. Это не для меня – времени даже жалко.

А знаешь, что было выбито на древних ассирийских плитах: "Боги не засчитывают в счет жизни время, проведенное на рыбной ловле".

За счет жизни рыбок? Нет, ни есть я ее не люблю, ни ловить.

Опять села Света на свое место, опять книгу на колени положила, стала смотреть, как Гена удочку забрасывает. Первый раз забросил, вытащил почему-то не понравилось ему, опять забросил. Стоит – смотрит на воду. Не успела Света и подумать о чем-то, как Гена уже рыбку подсек, снял с крючка, на Свету оглянулся, улыбаясь.

– Это моя, наверное, опять на крючок попалась,– тоже улыбнулась Света.

Ближе к обеду у Гены уже неплохой улов был: рыбки все ровненькие – не большие и не маленькие.

–Может, к обеду уху сварим? – спросил Гена, собирая свои рыболовные принадлежности.

– А стоит ли? Улов на уху переводить? Я вообще никакого вкуса в ухе не нахожу. Лучше вяль. Тем более что у нас сегодня на второе пельмени, мое любимое блюдо.

– Не хочешь – как хочешь. Это ты ни разу не ела настоящей ухи,– Гена стал воду сливать из большого целлофанового пакета, где рыбки трепыхались.Ладно. Пока ты отдыхать будешь после обеда, я ее уже за окном развешу, через недельку готова будет.

Обед и взаправду был вкусным – редко отдыхающих пельменями баловали, не привозными, а сделанными из настоящего мяса, почти домашними, сочными и нежными.

– Встретимся, как всегда, в пять,– сказал Гена.– До пяти я с рыбой управлюсь.

Света пришла в палату, в постель с книгой залезла. Елена Ивановна тоже журнал стала листать. В палату вошла Ася:

Света, для тебя Цыган добыл где-то апельсины, просил передать,– она положила на тумбочку два красивых спелых апельсина.

Надеюсь не украл? – пошутила Света.– Спасибо, Ася.

Украл? Такого не может быть. Этот цыган благородного происхождения. До чего же на Николая Сличенко похож.

Да, да,– поддакнула Елена Ивановна.– Есть сходство.

– Ну уж, ну уж. У Сличенко курчавые волосы и правильные черты лица, а у Сережи грубоватый подбородок.

Но зато глаза красивые. А улыбка какая?! – сказала Ася.

Это он умеет,– согласилась Света.

И ухаживать красиво умеет,– добавила Елена Ивановна. Света промолчала – апельсин чистила, разломила

протянула половинку Асе.

– Нет, нет, я к ним равнодушна, спасибо. Отдыхайте,– Ася вышла из палаты.

Елена Ивановна пошелестела страницами и уснула. Света немного почитала – отложила книгу. Спать не хотелось, да и некогда уже было. Стала собираться на свидание к Гене. На душе было радостно, как никогда, словно снова вернулась молодость, не тронутая суровым дыханием той жизни, которая наложила на свежее восторженное восприятие окружающего мира некую сдержанность и стертость. Казалось, что долгожданный парус, готовый умчать ее при попутном ветре к счастливому острову, стоит у берега залива, и никакие ветра и бури не сумеют помешать ему выйти в чистые воды, отражающие безмятежные жемчужные небеса. Даже вспомнить невозможно, когда еще у нее было такое светлое и лирическое настроение.

Гена уже сидел на скамейке, ждал ее, но встал сразу же при ее появлении, и они, едва касаясь друг друга плечами, не сговариваясь, пошли в сторону залива.

Ну как? Справился со своей рыбой? – спросила Света.

Долго ли умеючи,– улыбнулся Гена.– Немного соли не хватило, пришлось в столовую сбегать.

Они постояли недолго на берегу, любуясь серебристыми водами, и повернули на тропу, ведущую в глубь леса. Огромная коряга с отполированными солнцем и ветром корнями как будто специально для них приготовила седлообразное широкое углубление в своих переплетенных толстых и крепких щупальцах. Они устроились в нем, как в удобном кресле, просторном и мягком.

– Как хорошо,– сказала Светлана, прижимаясь Гениному плечу.– Наверное, здесь сидела не одна влюбленная пара. Замечательная коряга, у меня так] впечатление, что она так же рада нам, как мы – ей.

Она погладила шершавые отростки корней, тянущихся вверх по краям углубления, которое их приютило. Гена тоже подергал их расщепленные темные концы:

– Послушай, Свет, у меня в Москве тетка живет, я к не иногда приезжаю, так что на Октябрьские праздники – жди, нагряну в Москву. Может, в какой-нибудь театр сходим, ты продумай культурную программу, ты же лучше знаешь, куда стоит сходить и куда можно с ходу попасть

А то я как-то к тетке приезжал, вечером поехал в театр Вахтангова на "Принцессу Турандот", думаю, вещь старая, наверное, легко попасть. Что ты! От метро "Арбатская" свободные билетики спрашивают, а я за полчаса подъехал. Крутился, крутился возле, хотел уже уйти, тут перед самым началом мне какая-то девчонка предлагает билет – у не подружка не пришла. Так вот я и попал: повезло, можно сказать.

А как ты потом ее отблагодарил? – спросила Света с хитринкой в голосе.

А как я ее должен был отблагодарить? "Спасибо" сказал, за билет сразу заплатил.

Она взяла? За билет?

Сначала не хотела брать – потом взяла,

Лопух ты, Гена. Я знаю, что обычно у нас в Москве девчонки пытаются так познакомиться: покупают два билета, а потом предлагают тому, кто им понравится, вроде бы лишний: кто-то там не пришел. Вот, вероятно, эта девчонка тебя присмотрела, а ты и проводить, небось, не сообразил.

С какой стати? Нет, конечно. Да и навряд ли она этого хотела.

Я не ручаюсь за твой случай, но то, что это один из способов знакомства в Москве – давно знаю. А еще один способ – в Ленинке, это я тоже давно слышала, но это не для простых смертных, потому что записаться в Ленинку очень трудно, нужно отношение иметь от предприятия – основание для пользования фондом первой библиотеки страны. Но некоторые девицы, которые хотят очень умных мужей иметь, обычно пробивают читательский билет в библиотеку имени Ленина. А твоя девчонка во время спектакля заговаривала с тобой?

Да, смотреть мешала все время.

Ну вот видишь... Точно, она на тебя определенные виды имела, а ты растерялся.

Да я бы не растерялся, но она не в моем вкусе была, абсолютно.

Брюнетка?

Да не в этом дело, я не знаю, в чем дело... Вот когда я тебя увидел, то ты мне сразу понравилась. Пока ты шла к нашему столику, я судьбу молил, чтобы ты мимо не прошла, и так рад был, что ты за наш столик села. Такой ты мне красивой показалась, просто необыкновенной...

Теперь уже не кажусь?

Теперь для меня никакой другой женщины не существует, Светик, только ты.

А я, знаешь, Генка, как увидела тебя за тем столиком, за который мне предстояло сесть, так просто поверить не могла, что буду сидеть напротив тебя. Только не знаю, как я тебе понравиться могла: такая вся помятая была после дороги, не причесалась по-человечески, не подкрасилась, не оделась таким сама себе гадким утенком показалась, просто провалиться хотелось в тартарары, чтобы ты не видел меня такой замарашкой неубранной...

Да что ты! Не придумывай! Я глаз от тебя отвести не мог, заметила, наверное. На меня как столбняк напал, и я сразу себе сказал: она!

Надо же, как нас сразу друг к другу потянуло. Может, существуют какие-то взаимопритягивающие волны между людьми? Может такое быть?

Наверное, может... По крайней мере, меня к тебе сразу потянуло.

И меня тоже, только ты мне очень молодым показался. Впрочем, так оно и есть. Ты знаешь, что я на четыре года старше тебя?

Да хоть на десять, для меня это никакого значения не имеет. Как только я тебя увидел, так сразу понял, что пропал.

Но, Гена, на другой день я же лучше была, когда прическу сделала, подкрасилась, приоделась, а в первый день... Я не могу понять, как я могла на тебя произвести впечатление.

На другой день ты мне вообще неотразимой показалась. Если бы ты в первый день такой появилась передо мной, то ведь я и ослепнуть мог. А здесь я уже малость попривык.

Выдумщик ты, Гена. Никакая я на самом деле не красавица,– хорошо, хоть тебе понравилась.

В том-то и дело, что ты больше чем красавица.

Красавица – это холодное слово, а ты – солнечный лучик.

Ой, Гена, я и не знала, что ты умеешь так красиво говорить. Только это не обо мне.

Да? А чего же Сережа с нами неделю ходил?

За компанию.

Не надо. Ты прекрасно знаешь, что он тоже в тебя влюбился.

Но не за внешность же, я думаю.

Не только, но и... А для меня ты самая красивая, самая необыкновенная, самая желанная... И вообще самая... самая...

Гена несмело обнял Свету. Света как будто только этого и ждала, прижалась к Гене, волосы ему взъерошила:

Геночка, как мне с тобой хорошо.

Ну вот видишь! А сколько мы времени зря потеряли.

Потеряли? Ничего подобного. Я так не считаю. Эта неделя дала нам возможность осознать наши чувства друг к другу. Гена...

Светочка...– больше говорить было ничего не надо, поцелуи говорили ярче и яснее всяких слов.

Светик-семицветик мой,– шептал Гена.– Даже не верится, что я тебя встретил. Как я тебя искал... "Три года ты мне снилась, а встретилась вчера".

Генка, не задуши меня.

Ни в коем случае! Ты мне так нужна. Как же я без тебя жить буду, если задушу?

Генка, как приятно тебя обнимать, какой ты стройный, просто тополек. И вообще разве можно мужчине быть таким красивым, просто до бессовестности? Подарил бы свои ресницы девчонке какой-нибудь. Мужчине, как сказал Юрии Бондарев, достаточно быть чуть-чуть покрасивее обезьяны, а ты просто до безобразия красив. Девчонку ведь какую-то обобрал.

Какой я красивый? Придумываешь ты!

Неужели тебе никто об этом не говорил?

Никто и никогда, а кто мне мог такое говорить?

А жена не говорила?

Нет, жена меня комплиментами никогда не баловала, хотя и любила.

Правильно делала, а то давно бы зазнался. А любовница не говорила?

Не было у меня никакой любовницы. Никого у меня не было, кроме жены. Я тебя так долго искал...– и опять Гена начинал целовать Свету, все пальчики на ее руках перецеловал по очереди, а Света опять сама к нему тянется:

Ну какая же у тебя необыкновенно совершенная фигура, Генка.

Это ты самая необыкновенная девушка в мире.

Скажи: для меня. Я согласна на самую необыкновенную – только в нашем санатории и именно для тебя.

Для меня – лучше не бывает. А в нашем санатории – даже приближенных к тебе нет, не зря же мы с Сережей оба в тебя влюбились.

А Маринка? Разве я могу с ней сравниться? А главное – молодая!

Маринка? Эта кукла? Глупенькая, это ей с тобой не сравниться. У нее какая-то неестественная красота и холодная. Мне она совсем не нравится. Знаешь, Свет, здесь, правда, кроме тебя, нет ни одной стоящей женщины.

Боже, как хорошо, а если бы была, не видать мне было бы тебя, как собственных ушей.

А вот это уж – дудки, я все равно выбрал бы тебя.

Генка мои зеленоглазый...

Как смешны, как наивны эти разговоры влюбленных. Ну конечно, они предназначаются только для двоих, но автор подслушал и рассказал об одной десятой того, что они говорили друг другу, об одной сотой того, что они чувствовали, и об одной тысячной доле того прекрасного, что существует на Земле. Это был один из счастливых дней в их жизни, который навсегда останется с ними, несмотря ни на что. Это то богатство, которым не каждый обладал в жизни, а кто обладал, до конца своих дней будет чувствовать себя богатым. И все слова, которые они сказали друг другу, никогда не забудутся, потому что нельзя забыть о цвете неба, когда его закрывают тучи, нельзя забыть о запахе жимолости, когда она отцветает, нельзя забыть о вкусе воды, когда проходит жажда. Если бы они знали, что счастье всегда кратковременно, то они либо еще больше ценили бы каждое мгновенье, которое осеняло их крылом любви, прикасаясь так неслышно, так легко, что они не замечали времени, сотканного из этих невесомых мгновений, либо, наоборот, считали бы их не заслуживающими такой необычайно полной радости. Почему они становились такими короткими, эти часы, почему они неслись с такой удивительной скоростью, почему нельзя было остановить ни одного из прекрасных мгновений, как того хотелось Гете и всем влюбленным на нашей бесконечно вращающейся и мчащейся сквозь пространство планете? На эти вопросы, как и на многие другие, нет ответа и, возможно, никогда не будет, потому что, если бы на все вопросы существовали ответы, если бы человек не втягивался в извечный круговорот мыслей, наблюдений, ошибок и истин, которые никогда не бывают абсолютными, какой бы тиной-паутиной затянуло живое воображение человека, его стремление к разгадыванию того, что тонет в стремнинах жизни и вновь возрождается, как птица Феникс. Природа нарочно ставит перед человеком свои препоны перед непознанными явлениями и закрывает перед ним знание будущего. Если бы Света знала, как коротко ее счастье, разве могла бы она чувствовать так полно? Нет, правильно все, не должен человек знать того, что его ждет в будущем. Пусть он думает, что только от него зависит, как сложится его жизнь в дальнейшем, что он может ее лепить своими руками и усилиями. Пусть он задумывает самые смелые фантастические планы и пытается их реализовать, преодолевая нагромождения препятствий и трудностей на своем туманном пути, какая бы незадача ни ждала его в финале, потому что если он будет знать, что его ждет означенный неуспех на той тропе, которую он выбрал, то как обыденно, скучно, неинтересно и неуютно будет ему жить в этом сложном, не всегда гостеприимном мире. И хотя Природа и Вселенная, по законам которых человек живет, осуществляют свой замысел соответственно каждого индивидуума и человеку трудно вырваться из-под власти их тайных сил, а порой и невозможно, но пусть он не знает об этом, пусть не знает... В этом их мудрость и доброта по отношению к человеку, маленькой неотъемлемой частице их самих... ...Подходило время ужина.

Ген,– вдруг вспомнила Света.– А про грибы-то мы совсем забыли, а они нас ждут, придется на ужин не ходить.

Ну и не пойдем,– сказал Гена.– Тем лучше.

Гена костром занялся, Света в столовую за хлебом сходила – скоро остатки приготовленных вчера грибов были разогреты над небольшим костром, и они устроили грибной ужин.

Еще вкуснее стали, чем вчера,– похвалил Светину стряпню Гена, отправляя в рот очередную порцию благоухающе дымящегося лакомого блюда.

Проварились больше, поэтому и вкуснее,– пояснила Света.

А может, мы проголодались больше к тому же,– улыбнулся Гена.

Закончив ужин и затушив костер, они решили пойти на кинокартину, так как, судя по афише, вывешенной возле столовой, она обещала быть интересной, к тому же играли многие известные актеры – не часто в санатории привозили такие фильмы, все больше детективы прокручивали, на которые у Светы уже аллергия начиналась.

Они сели на свои привычные места. Перед самым началом сеанса пришел Сережа, сел впереди Светы, прямо перед нею. Света хотела переброситься с ним словом-другим, но передумала, знала, Гене не понравится.

Кинокартина и вправду была отличная, с юмором, все выходили из зала с улыбкой на лице. Вышли и Гена со Светой, сели на скамеечку. Уже начинало смеркаться. Сережа стал в шашки с каким-то парнем играть, что-то еще видел на доске. Повеяло прохладой. Геннадий пиджак снял, накинул Свете на плечи. Света поблагодарила. Подошел Толя, сел с ними рядом.

Как это ты сегодня не в ресторане? – спросила с интересом Света.Непонятный случаи.

Пришел уже. Разве не заметно?

По твоему виду трудно что-либо определить,– взглянула на него Света.

Сегодня я недобрал, поскольку финансы на нуле. Завтра должен перевод из дома прийти.

Что, жена специально присылает на ресторан? – поиронизировала Света.

Представь себе, да. Она у меня с понятием, знает, если я по ресторанам хожу, то на женщин внимания не обращаю.

Какая у тебя странная постановка вопроса. Казалось бы, наоборот: где ресторан – там и женщины.

У всех – да, у меня – нет, поскольку после хорошего вливания мне женщины не нужны, я к ним и подходить боюсь.

Светка засмеялась:

Мудрая у тебя жена.

А вы чего время теряете, как будто вам по сто лет и только и осталось – сидеть на скамеечке?

А нам и так хорошо,– возразила Света.

Надо, чтоб лучше было.

А бывает лучше? – спросила Света. Казалось бы, откуда тебе знать?

Так тоже молодым был!

Света опять засмеялась,– Толя был ее ровесником:

Могу поменять свои года на твои, идет?

Я бы лучше с Геннадием поменялся.

Бери, мне все равно, только Свету в себя не влюбляй,

пошутил Гена.

А это уж как получится,– возразил Толя.

Так ведь тогда тебе ресторан придется забросить,– сказала Света.

Нет, Свет, извини, но ресторан на женщин не меняю.

– Зачем же тогда с выгодой возрастом хочешь поменяться?

А знаешь, сколько сил и здоровья надо иметь, чтобы пить.

А вот это уж точно...

Так сидели они, болтали, шутили, балагурили. Незаметно приблизившийся "отбой" развел всех отдыхающих по своим палатам до следующего беззаботного утра.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

После завтрака Гена предложил Свете покататься на лодке. Лодочная станция в основном стояла в бездействии, и мужчина, работавший там, обрадовался им, выбрав для них самую лучшую лодку – по его понятиям. Он уговорил Гену вместо двух часов, на которые он хотел взять ее, заплатить за три часа, чтобы, как он сказал, не беспокоиться, если они будут опаздывать к сроку. Гена отвязал цепь, приковывающую лодку к помосту, помог Свете сесть и оттолкнулся от причала.

Денек был весьма подходящий для лодочной прогулки. Такая красота и величие царили вокруг. Воздух по-утреннему прохладен, солнце, пронизывая громаду атмосферы, делало восприятие этой прохлады необычайно приятным. Какая-то необыкновенная восторженность поднималась из души Светы к белым утренним облачкам, которые резко выделялись на фоне густо-голубого цвета небес, выгибавшихся парусом. Над волнистой линией крон деревьев, растущих на берегу, небо было окрашено в более светлые тона, полоса леса играла изумрудной и малахитовой красками, кое-где переходя в более темный окрас там, где начинали преобладать хвойные деревья: сосны и потемневшие ели с желтовато-коричневыми стволами. Отражаясь в глади залива, они окрашивали воду у самого берега в фиолетовый цвет. Солнце, почти касаясь древесных макушек, плыло над ними, поднимаясь все выше и выше.

Гена умело и ровно работал веслами, от него веяло силой и уверенностью – вот он где был на своем месте.

– Смотри, кувшинка, подплывем к ней,– попросила Света.

Гена направил лодку к небольшой тенистой лагуне. Света с восхищением смотрела на водяную лилию, такую беззащитную среди громады водного массива, казалось, она была привнесена сюда откуда-то извне. Ее словно восковые остроконечные белые лепестки, переходящие в желтые тычинки, создающие серединку, были как будто сделаны рукой человека, а не природой. Гена подгреб к ней, и Света, опустив руку в воду, подержала ее упругий, гибкий и длинный стебель в неуверенных пальцах и отпустила. Ей не захотелось ее сорвать. Зачем? Пусть держит свою очаровательную головку над сердцевидными округлыми листьями, которые помогают ей быть такой гордой и неотразимой красавицей.

Не буду рвать, жалко... Она как будто случайно попала сюда с другой планеты. Она – нездешняя. Тебе так не кажется?

Ей очень хочется быть любимой, поэтому она такая красивая,– сказал Гена.

А что же делать некрасивым? – спросила Света.

Если ты о женщинах, то совсем некрасивых женщин не бывает. Нет на свете и такой женщины, которая была бы не нужна ни одному мужчине, просто она не встретила его, того, которому должна понравиться и стать для него красавицей.

Они отплыли – кувшинка покачала им вслед своей прелестной головкой, как бы благодаря за доброе отношение к себе.

Вот залив сделал поворот, и его сапфировая гладь слегка потемнела. Гена сильными гребками рассекал сопротивляющуюся поверхность, которая искрилась и переливалась всеми красками спектра. Ветерок не подгоняет и не мешает плыть, дует сбоку, легкий и непритязательный. Далеко позади остается тот участок берега, где стоят деревянные домики, украшенные резьбой, а впереди – вода, вода, вода, и только на горизонте темнеет полоска земли с невысокими строениями на ней. Света как бы физически вплотную приблизилась к пониманию единосущности Земли с ее океанами и морями и небес с их бесконечностью и вечностью. Она перевела взгляд на Гену и поняла, что те же самые глубинные чувства владеют и им. Его глаза соединяли все краски окружающего водного пространства, лучились и ликовали от избытка глубоких радостных чувств. Какая-то невидимая, но сильная связь протянулась между их душами, объединяя их в единое целое, одинаково воспринимающее величественную гармонию природы.

Света не могла уже оторвать своих глаз от его лица и всего его мужественного, прекрасного и желанного облика. Ей вспомнился вдруг ранний период своего детства, когда человек еще только начинает осознавать себя как личность и реагировать на окружающее своими индивидуальными влечениями и склонностями...

...В детстве у Светы мало было игрушек. Был деревянный грузовик, который она возила за собой на веревочке, была заводная железная обезьянка, которая лазала по цепочке, были кубики, были елочные флажки, которые развешивали по всей комнате перед Новым годом и которые заменяли елку, был лоточек и формочки для игры в песочке,– вот, пожалуй, и все. Зато у нее было очень много книжек, самых различных форматов, начиная от книжки-малышки, была такая серия, и кончая книжками-раскладками. Здесь были стихи Чуковского, Михалкова, Маршака, которые она знала наизусть, русские сказки с цветными картинками во весь лист, детские рассказы русских писателей и стихотворные сказки Пушкина. Ежемесячно появлялись журналы "Мурзилка" и "Затейник". Они заменяли ей игрушки.