Текст книги "Несломленный. Моя жизнь с Полом (ЛП)"

Автор книги: Линдси Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Линдси, я испробовал уже все, что можно. Мой организм до основания разрушен химией, а рак все равно не сдается. Я готов попробовать все, что угодно, если есть шанс, что новое лекарство сможет нанести этой мерзкой ужасной болезни неожиданный удар.

Лекарство, предложенное нам "Сантой", я вскоре стала называть "сумасшедший сок". Полу предстояло не просто принимать его строго отмеренными дозами определенное количество раз в день; для начала ему необходимо было полностью очистить свой организм. Никакой выпивки, никаких сигарет, никаких таблеток. Помимо этого, он должен был прекратить все лечебные процедуры, предписанные традиционной медициной. Нам нужно было принять непростое решение. Стоит ли отказываться от следующего цикла химиотерапии, который должен начаться через пару недель?

Это было важное решение, и я понятия не имела, какой выбор окажется правильным. Однако после некоторых раздумий Пол решил, что он попробует это лекарство.

– Ты уверен, малыш? – спросила я. – Никто тебя ни к чему не принуждает. Я хочу, чтобы ты сам решил, чего ты хочешь.

– Знаешь, у меня долгие месяцы не было возможности выбирать, – сказал Пол. – Так что теперь я хочу сделать свой выбор.

На том и порешили. Доктор Честер с пониманием отнесся к нашим словам, когда мы сообщили ему о новом лекарстве. Он поговорил с "Дедом Морозом" по телефону, а потом написал Полу письмо с добрыми пожеланиями и заверил нас в том, что он всегда готов принять Пола, если мы решим вернуться к традиционным способам лечения. Он добавил, что с медицинской точки зрения не одобряет идею лечения "сумасшедшим соком", но от себя лично желает нам удачи.

Прежде чем начать жить по новому режиму, Пол решил покутить напоследок. В конце апреля 2006 года они с друзьями поехали в Амстердам отрываться в заведениях, где курят травку, пить и веселиться. Я поддерживала идею с поездкой, потому что Полу просто необходимо было отдохнуть, и он определенно заслуживал награды после всего, что ему пришлось пережить. Он отлично провел время в Голландии, и смог впервые за долгое время почувствовать себя самим собой, просто веселясь с друзьями.

В день, когда он вернулся, мы начали жить по режиму "Санты". Мы получили от него множество инструкций. Перед тем, как начать принимать "сумасшедший сок", Полу предстояло очистить свое тело от токсинов. Для этого "Санта" приготовил ему специальную микстуру. Он предупредил нас, что организм будет освобождаться от отходов весьма жестким способом; так оно и получилось. Из Пола вышло такое огромное количество фекалий жуткого черного цвета, что мы даже испугались, что что-то пошло не так. Этот процесс не прекращался, Пол чувствовал себя ужасно, но нас заверили, что все это – часть процесса, и означает, что "сумасшедший сок" окажет еще более эффективное воздействие. Пол даже бросил курить, что было большим свершением с его стороны. Я не могла поверить, что он, наконец, смог это сделать, и это лишний раз доказывало, как сильно мы тогда верили в "сумасшедший сок".

Что касается финансов, то, в общей сложности, мы потратили на "сумасшедший сок" около 28 000 фунтов, но у нас ни разу не возникло ощущения, что нас пытаются обмануть; мы оба верили в то, что это шанс, который может сработать. Помню, тогда я сказала Полу, что деньги не имеют значения. Если бы выяснилось, что сок работает, все члены семьи, не задумываясь, продали бы свои дома, чтобы дать Полу возможность принимать это лекарство столько, сколько понадобится.

Через неделю, в течение которой Пол принимал "сумасшедший сок", он почувствовал себя лучше. К нему вернулся аппетит, у него появились силы, чтобы играть с Эви и гулять с ней в парке, а еще у него прекратились боли.

– Я чувствую себя просто фантастически! – сказал он мне как-то утром. – Я чувствую себя отлично, как полтора года назад, до того, как все это началось.

Каждую неделю он сдавал кровь на анализ в лаборатории Сент-Джеймса, чтобы контролировать уровень АФП, и прошло совсем немного времени, как "сумасшедший сок", по всей видимости, начал работать. Его показатели упали со 150 000 до 30 000. Конечно, это все еще было очень много, но для такого непродолжительного периода времени это был огромный прогресс.

Пол чувствовал себя настолько хорошо, что снова начал курить. Наверное, он уже забыл, как тяжело болел, ведь сейчас он чувствовал себя отлично. 24 июня состоялись две свадьбы, на которых мы присутствовали – днем женился кузен Пола Крейг, а вечером была свадьба его друзей – Эша и Джоди. Это был последний день, когда Пол хорошо себя чувствовал. В этот день многие друзья и знакомые увидели его в последний раз.

Потому что после этого наступил рецидив. Страшный рецидив. Утром 27 июня Пол проснулся от боли. Он держался за свой бок и бормотал:

– Линдс, бок болит. Оно вернулось. Опухоль растет. Я знаю.

– Ты не можешь знать этого наверняка, – сказала я, понимая, что начинаю паниковать. – Нам нужно продолжать принимать "сумасшедший сок", и он подействует.

– Я знаю это, Линдс. Я знаю свое тело. Оно возвращается. Я это просто знаю.

Следующий анализ крови подтвердил наши подозрения: показатели Пола поднялись до 40 000. "Сумасшедший сок" подарил ему шесть потрясающих недель, на протяжении которых он чувствовал себя просто превосходно, но в итоге болезнь пересилила. Мы решили пока перестать покупать новые порции лекарства и снова вернуться к традиционному лечению.

Даже сейчас я ни минуты не сомневаюсь, что тогда мы были абсолютно правы в своем решении попробовать "сумасшедший сок", потому что благодаря ему у Пола были эти замечательные шесть недель весной 2006. Кроме того, теперь мы могли быть на сто процентов уверены, что испробовали все доступные средства, и сделали все возможное, пытаясь отыскать действенное лекарство.

Глава 34

Лето 2006

Реальность буквально подкосила нас, когда пришли очередные результаты анализов – дела у Пола шли все хуже, причем ухудшения были намного более интенсивными, чем недавние намеки на то, что он идет на поправку. Как и предсказывал Пол, на следующем сканировании выяснилось, что опухоль начала расти. Отрицать это далее было невозможно. Полу становилось хуже с каждым днем.

Врачи приняли решение назначить ему еще один курс химиотерапии – но я была почти уверена в том, что они просто хватаются за соломинку. Иногда я явственно читала это на их лицах. Они больше не притворялись, что пытаются найти способ вылечить Пола – сейчас они лишь старались не позволить опухоли стать еще больше.

Мы были по горло сыты одним только видом Сент-Джеймса, поэтому договорились, что на этот раз Пол будет проходить курс лечения в частной больнице Элланд в Галифаксе. Она была окружена прелестным садом и выглядела роскошно. Сюда было намного удобнее приезжать членам семьи и друзьям – машину можно было припарковать в непосредственной близости от больницы. На этот раз Пол лечился в дневном стационаре, и каждый вечер возвращался домой, где в строго указанное время принимал таблетки. Ему всегда было тяжело их глотать, а эти были к тому же довольно крупные. Ему нужно было принимать пять штук утром и пять вечером, поэтому я измельчала их и смешивала с йогуртом, и Пол выпивал его.

Примерно в это же время я вернулась к работе. У меня был неполный рабочий день – мне просто хотелось сохранить хотя бы видимость того, что моя жизнь идет более или менее нормально. Я попросила Даррена Кларка и Энтони, кузена Пола, приехать и пожить у нас некоторое время, чтобы Пол не оставался дома один, пока я работаю. Так сложилось, что они прожили у нас несколько месяцев, а Энтони даже взял отпуск в колледже, чтобы не покидать нас.

Мы трое были отличной командой: я поддерживала Пола своей любовью, Энтони отвечал за бытовые вопросы – например, следил за тем, чтобы Пол вовремя принимал свои лекарства, а Даз был тем человеком, который не давал ему скучать.

Тем летом Пол очень сильно похудел и почти все время плохо себя чувствовал. Временами боль становилась настолько сильной, что он едва мог поднять голову с подушки. Он лежал на диване, одетый в белый махровый халат. Мне казалось, что он уже несколько месяцев подряд не снимает его. Друзья, навещавшие его в июле, уезжали глубоко шокированными, потому что Пол действительно выглядел ужасно. Его живот так округлился и раздулся, что он стал похож на беременную женщину. Он спал не больше часа за раз, и большую часть суток проводил, полулежа в гостиной на диване или в своей комнате на бобовом пуфе, принимающем форму его тела. Из-за слабости у него совсем не было аппетита, и я напрасно пыталась соблазнить его любимой едой – сэндвичами с беконом. Его кожа приобрела сероватый оттенок, и малейшие прикосновения причиняли ему боль, так что зачастую мне было даже не обнять его, чтобы приободрить. Он перестал принимать "сумасшедший сок" в конце июня, когда почувствовал, что боль в боку вернулась, но в августе я уговорила его продолжать пить это лекарство. Я была в отчаянии. Я готова была испробовать все, что могло бы ему помочь, и мне было неважно, если кому-то это покажется странным или ненормальным.

Помимо всего прочего, мне нужно было еще ухаживать за Эви. Когда у Пола выдавался сравнительно хороший день, я старалась привлечь его, чтобы он помог мне – в основном, чтобы не позволять ему уходить в себя. Возможно, со стороны это выглядело жестоко, но иногда я клала Эви рядом с ним и говорила: "Я выбегу на минутку, Пол". Я выходила и просто стояла на пороге за дверью, но я знала, что если его попросили присмотреть за дочерью, он сделает все, что в его силах. Ему стоило больших усилий даже просто сесть и взять ее на руки, когда она начинала хныкать, однако всякий раз, когда я возвращалась, Эви спокойно лежала у него на руках, а он выглядел необычайно гордым.

Пол любил по утрам выбирать одежду для Эви. Он приходил, внимательно изучал ее гардероб и предлагал:

– Ты можешь сегодня одеть ее вот в это, Линдс?

Сам он не мог ее одевать – его пальцы были настолько поражены побочными эффектами от принимаемых лекарств, что управляться с пуговицами и кнопками ему было не под силу. Невзирая на боли, он с удовольствием кормил ее из бутылочки, и я радовалась, что не стала вскармливать Эви грудью, и у него есть такая возможность.

Ему нравилось быть отцом, а мне нравилось смотреть, как он держит Эви на руках и смотрит на нее с неописуемой любовью во взгляде. Я жалею, что не сняла их вместе на видео, но Пол был против этого, потому что не хотел, чтобы его запечатлели в таком жутком состоянии. У нас есть лишь несколько прекрасных фотографий, сделанных в первые месяцы жизни Эви.

По окончании этого цикла химии, 30 августа, мы в очередной раз поехали к доктору, от которого узнали, что показатели Пола по-прежнему очень быстро растут. Теперь я знала, что у нас практически нет шансов, если только не случится какое-нибудь чудо. Врачи выражались предельно ясно – если раньше они говорили о возможности излечения, потом – о ремиссии, затем – о частичной ремиссии, то теперь речь шла только о том, как контролировать симптомы, справляться с болью и обеспечивать Полу заботу и надлежащий уход. К этому времени он уже настолько ослабел, что не вынес бы больше никакого интенсивного лечения, даже если бы вдруг нашлось какое-то лекарство.

* * *

В одну из сред в конце августа Пол поехал в Кукридж, чтобы сделать томографию. Его сопровождал Даррен. В это же время ему позвонили из Сент-Джеймса и попросили после томографии заехать к ним, чтобы встретиться с доктором Честером. Таким образом, они поехали туда вдвоем. Знай я, какой вопрос задаст Пол во время этого визита, я приложила бы все усилия, чтобы быть там вместе с ним. Однако, возможно, он ничего не планировал заранее, и это получилось у него спонтанно.

– Если больше не будет никаких лекарств, которые могли бы мне помочь, то сколько мне еще останется?

Доктор Честер не стал юлить.

– Когда нам больше нечем будет тебя лечить, у тебя останется месяца три, или, возможно, около полугода, если повезет.

Повезет! Да какое отношение везение имеет к тому, что с нами происходит? Каким нелепым выглядит это слово в подобных обстоятельствах.

Я находилась в полном неведении до тех пор, пока не зазвонил мой мобильный, и я не услышала на том конце истерические крики Пола:

– Они сказали, что мне осталось жить полгода!

Я едва могла разобрать, о чем он говорит, он был разбит, опустошен.

– Поезжай домой, малыш, – сказала я. – Я вернусь, как только смогу.

Энтони привез меня домой, всю в слезах. Едва переступив порог, я тут же бросилась наверх и нашла Пола в ванной. Увидев, как я расстроена, он совсем пал духом.

– Я думал, ты будешь спокойной, – рыдал он. – Я так надеялся, что ты скажешь – "Не будь глупцом – все будет хорошо"…

Минут десять мы проплакали вместе, затем я собрала волю в кулак и сказала:

– Пока не будет проведена последняя лечебная процедура, ты по-прежнему будешь здесь, с нами – так что давай будем оптимистами. Если же когда-либо все же случится так, что больше не останется никаких лекарств, возможно, тогда у тебя и будет всего полгода. Но ты по-прежнему делаешь химию и принимаешь "сумасшедший сок", поэтому нельзя отчаиваться и терять надежду.

Пол успокоился, но в глубине души я понимала, что его шансы практически на нуле. Возможно, в следующем году его уже не будет здесь. Доживет ли он до Рождества? Я этого не знала.

Пол умирал – и конец должен был настать скорее рано, чем поздно.

Разумеется – и в этом был весь Пол – прошло не так уж много времени, как он уже вовсю шутил над этим:

– Ну что же, ребята! – сказал он, обращаясь к Даррену и Энтони, когда мы спустились вниз. – У нас есть еще 5 месяцев, 29 дней и 12 часов, чтобы как следует повеселиться!

Меня до сих пор спрашивают, каково это было – день за днем наблюдать, как смерть все ближе подбирается к Полу, но ведь я видела его каждый день, и постепенное угасание было мне не так заметно. Друзья, не навещавшие его, скажем, неделю, видели явные перемены к худшему, но я этого не замечала. Он по-прежнему был моим Полом.

Мы рассказали Крис и Алану обо всем, что сказал нам доктор Честер, но они по-прежнему надеялись и верили, что недавно проведенная терапия поможет, или, в крайнем случае, будет изобретено новое чудесное лекарство. Однажды, когда мы сидели вместе с Ники, я не выдержала и призналась ей, что мне кажется, что Пол не доживет до Рождества, что он исчезает прямо у меня на глазах, но и она не была готова поверить в это.

– Брось, Линдс, – сказала она. – Куда подевался твой знаменитый позитивный настрой?

Тем летом у нас появилась сиделка из благотворительной организации Макмиллан, которая занимается оказанием всех видов помощи раковым больным. Эта женщина оказалась настоящим сокровищем – она умела предотвращать появление мучительных побочных эффектов от химии и знала, что нужно, чтобы облегчить Полу боль. Я помню, как они сказали, что нужно было назначить нам сиделку из Макмиллан намного раньше. Думаю, это на самом деле было бы прекрасно. У меня нет слов, чтобы отблагодарить этих людей – они замечательные, они так помогают. Полу всегда нравилось оставаться дома, он был готов на все, что угодно, лишь бы не покидать дом и не ложиться в больницу, поэтому было здорово, что сиделка могла прийти к нам домой. Вплоть до последних своих дней, всякий раз, когда я говорила ему, что в его состоянии нельзя оставаться дома, и нужно ехать в больницу, он отвечал: "Ни в коем случае". Он предпочитал дождаться свою сиделку, которая сможет помочь ему прямо дома.

16 сентября Кэти Дуглас, друг Пола и владелица компании Moor Fizz, организовала большую благотворительную вечеринку под названием Paul Hunter's Big Night Out, в Лидо, что в Илкли. К сожалению, как раз за день до этого Пола пришлось отвезти в больницу с диагнозом обезвоживание для того, чтобы там ему провели регидратацию. Я поехала на вечеринку одна – теперь мне нужно было привыкать замещать Пола. Мой отец не мог поверить своим глазам, когда я взяла микрофон и обратилась к толпе собравшихся. До этого дня мой опыт публичных выступлений был ничтожен – я читала лекции в колледже, вот и все. Обычно одна мысль о подобном выступлении приводила меня в ужас – но сейчас я принимала участие в прекрасном деле, в которое верила всем сердцем, так что от моей нервозности не осталось и следа. Я не помню дословно, о чем тогда говорила, но помню, как горд был мой отец, глядя на меня. Среди гостей в тот вечер были теннисист Тим Хенман и снукеристы Стивен Хендри, Марк Уильямс, Мэтью Стивенс, Джон Вирго и Джимми Уайт. А Алекс Фергюсон даже передал Полу личное послание, в котором просил не унывать и не вешать носа!

Аукцион, проведенный тем вечером, собрал целое состояние в фонд благотворительной организации, носящей имя Пола и занимающейся оказанием помощи людям, страдающим от рака. Ранее Пол уже пожертвовал туда 15 000 фунтов из денег, вырученных на турнире по гольфу, организованном компанией Cantor Fitzgerald. Я была вне себя от радости, когда посреди вечеринки пришло смс от Пола. Он написал, что уверен в том, что я выгляжу роскошно!

После того, как Пола выписали из больницы, он уже не мог есть твердую пищу и пил только протеиновые коктейли. Его по-прежнему все время тошнило – за пару дней было 30 или 40 приступов. После того, как его стошнит, он отдавал мне тазик, я уносила его, мыла в раковине и приносила обратно. А что я еще могла сделать? Он был на морфии, который вызывал у него еще более сильную рвоту. Он еле передвигался, согнувшись от боли в животе. Он не мог спать, поэтому Даз и Энтони попеременно сидели с ним всю ночь, смотрели кино и приносили все, что ему было нужно. Мне не хотелось, чтобы он бодрствовал наедине с собой посреди ночи; это то время, когда ты чувствуешь себя наиболее одиноким.

Мы никогда не обсуждали то, что с нами происходит; в этом не было никакого смысла, нам просто нужно было с этим уживаться. Пол знал, что нечего даже надеяться на то, что когда-нибудь он снова почувствует себя хорошо. Его единственным желанием было хотя бы час спокойно поспать. Когда ему становилось хуже, я чувствовала себя совершенно беспомощной – ведь я ничего не могла сделать, чтобы ему помочь. Начиная с конца августа, каждый новый день не приносил ему ничего, кроме страданий.

Я знала, что у нас остается не так много времени, чтобы побыть вместе, что с каждым днем конец все ближе, но все, что я могла сделать – это быть рядом с ним. Пол боролся как лев – иногда я слышала, как он мечется во сне и что-то говорит. Слов было не разобрать, но он произносил их с такой яростью, как будто сражался с чем-то; мы оба знали, что это было, но в те дни у нас не было сил говорить об этом прямо.

Во вторник, 3 октября, Пола всю ночь тошнило; похоже было, что у него снова начинается обезвоживание. Мне нужно было идти на работу, но я договорилась с сиделкой из Макмиллан, что она заедет к нам в обед. Приехав, она тотчас же сказала, что Полу необходимо в больницу, но он отказывался ехать, не повидав перед этим меня и Эви. Я забрала Эви и около шести приехала домой. Мы уложили в машину подушку Пола, его пуховое одеяло и шоколадно-коричневый шарф – как всегда, когда возили его в больницу.

У нас не было предчувствия, что это конец; что он в последний раз видел свой дом, в последний раз смотрел телевизор в кабинете или играл в пул в игровой комнате. Мы все были уверены, что это лишь очередная поездка в больницу для проведения регидратации, и через несколько дней Пол снова будет дома. В половине восьмого Энтони привез Пола в больницу; он был одет в свой дежурный белый халат и серые тренировочные брюки.

На следующее утро я первым делом отвезла Эви к маме, а потом поехала в больницу к Полу. Я испытала настоящий шок, войдя в комнату, потому что Пол сидел передо мной в кресле-каталке. Прежде такого никогда не было. Его глаза запали, бледная кожа обтягивала лицо, а зубы выдавались вперед и казались неестественно крупными. Впервые он посмотрел на меня глазами умирающего человека. Энтони рыдал в коридоре.

Я вышла, чтобы отыскать доктора, и, хоть правда была и очевидна, меня потрясло то, что он сказал.

– Боюсь, мы больше ничего не можем сделать, Линдси. Полу пора ехать в хоспис, там смогут облегчить его боль. Я позвоню и узнаю, где есть свободные места.

Я возвращалась в палату к Полу словно сомнамбула. Конечно, я знала, что когда-нибудь это произойдет; я просто не думала, что это время настанет так скоро. Я надеялась, что у нас впереди есть еще по крайней мере несколько недель, если не месяцев. Я думала, Пол будет медленно угасать еще долгое время.

– Как ты? – спросила я его, и он ответил:

– Линдси, я умираю.

– Я знаю, милый, знаю, – сказала я, и он оторопело уставился на меня. Впервые я не сказала ему обычное: "Ты будешь в порядке". Кажется, он даже почувствовал некоторое облегчение, когда я объяснила, что мы повезем его в хоспис. Он уже достаточно натерпелся. Все, чего он хотел – это спокойно поспать. У больных людей обостряется шестое чувство, и я думаю, он уже знал, что его путь близится к завершению.

Тем утром я помогала Полу принять душ. Я закатила его кресло прямо в душевую кабину, потому что у него не было сил держаться на ногах, а на кресло постелила сложенное полотенце, чтобы из-за выпирающих костей ему не было больно сидеть. В ванной было зеркало во весь рост, и Пол вскрикнул, когда увидел в нем свое отражение – ребра, которые можно было пересчитать, и торчащий хребет.

– Линдси, ты только взгляни на мое тело! Оно просто кошмарно.

Он был в ужасе. У нас дома в ванной не было зеркала во весь рост, поэтому он давно не видел себя с ног до головы. Он всегда так хорошо выглядел и так заботился о своей внешности, что ему было просто невыносимо видеть, насколько изуродовал его рак.

Я сказала:

– Мой дорогой, ты немного похудел, но ты по-прежнему прекрасен.

А в моей голове непрестанно крутилось: "Иисусе Христе, как же все это страшно".

Это было самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать в жизни.

Энтони всю ночь пробыл в Элланде вместе с Полом, а наутро, в четверг, приехали его друзья Наим и Стюарт, и отвезли его в Хаддерсфилд, где находился хоспис. Я дождалась Алана, и мы поехали вместе. По дороге я предупредила его, что вид Пола в кресле-каталке, скорее всего, станет для него шоком.

– Просто скажи ему, как обычно: "Привет, сынок!", – просила я его. – Не показывай, что ты расстроен.

По прибытии в хоспис мы выяснили, что Пола поместили в одноместную палату, прямо из которой можно было попасть на террасу. Комната была очаровательна и больше походила на хороший, со вкусом оформленный гостиничный номер с отдельной ванной комнатой, чем на больничную палату. Пол сидел на террасе в желтом шезлонге и казался весьма бодрым, хотя, на мой взгляд, он выглядел еще хуже, чем вчера. Алан был в ужасе – я думала, он рухнет прямо на месте, но он сумел собрать волю в кулак. Едва-едва.

Когда Пол прибыл в хоспис, к его руке первым делом прикрепили специальное автоматическое приспособление для инъекций. Эта маленькая коробочка, внутри которой находился шприц, каждые 20 минут вводила в его вены морфий и другие лекарства. Как только она начала действовать, Пол перестал чувствовать боль, повеселел и постоянно шутил с докторами и медсестрами.

Одна из сестер спросила его, где бы он хотел быть, когда придет "последний час". Пол всегда говорил, что хотел бы умереть дома, но на этот раз он повернулся ко мне и спросил:

– Что ты думаешь, Линдс? Честно говоря, мне здесь очень нравится.

Это было какое-то безумие – обсуждать со своим мужем, где он хотел бы умереть.

– Тебе решать, малыш, – сказала я. – Как ты сам захочешь.

Я была практически уверена в том, что благодаря морфию Пол уже чувствовал себя гораздо лучше и не осознавал, насколько близок конец. Возможно, он считал, что через несколько дней, когда его организм будет регидратирован, он вернется домой.

Однако я понимала, что ему осталось недолго.

О таких вещах вы просто знаете.

Тому, кто никогда не был в подобной ситуации, это может показаться странным, но в последние несколько недель мне уже почти хотелось, чтобы Пол ушел. У него больше ничего не оставалось в жизни. Вы спросите, как я могу такое говорить, но я сейчас имею в виду другого Пола. Не того Пола, который был центром моего мира, который заставлял меня смеяться и радоваться, и который любил меня всем своим сердцем. И не того Пола, который мог бы быть рядом со мной, наблюдая, как растет Эви, который мог бы стать самым лучшим отцом, и с которым у нас могло бы быть еще много детей. Я имею в виду не того Пола, который однажды мог бы стать лучшим снукеристом в мире, окруженным морем фанов и завоевавшим огромное количество наград на различных турнирах. Нет. Я говорю о том Поле, который даже не знал, какой сегодня день недели, который был изъеден болезнью и измучен страданиями. Он уже не был собой, это был не тот человек, которого знала я и любили поклонники. Если бы ваша собака была в таком же состоянии, как Пол в последний месяц жизни, вы бы не стали мучить ее лишние несколько дней; жестоко и эгоистично пытаться удержать рядом с собой кого-то, кто страдает от постоянной боли, только из-за того, что вам так хочется.

Я уверена, что, оказавшись в хосписе, Пол решил, что для него это лишь очередной неудачный день. Он был уверен, что вот-вот появятся еще какие-нибудь возможности. Он всегда говорил: "О, наверняка найдется еще какое-нибудь средство, Линдс; ведь постоянно появляется что-то новенькое". Мне не хотелось разочаровывать Пола, но за пару месяцев до его смерти я уже смирилась с мыслью, что все возможности исчерпаны. Кое-кто из наших близких не мог или просто не хотел верить в это – даже когда смерть уже стояла у него за плечами, они по-прежнему говорили, что это был просто плохой день, который надо пережить. Временами мне хотелось кричать на них: "Неужели вы не видите того, что происходит прямо на ваших глазах? Он умирает, больше ничего не осталось – он не выкарабкается, чуда ждать неоткуда!" Другие понимали, что он умирает, но не могли смириться с тем, что это произойдет так скоро. Я не могла винить их: всего несколько недель назад врачи сказали нам, что у нас будет от трех до шести месяцев после того, как они испробуют последнее лекарство, поэтому некоторым образом это выглядело, как будто нас обманывают. Близкие друзья и члены семьи, а также некоторые из приятелей Пола понимали все, потому что видели, что с ним происходит, и они были едины в своем мнении: "Мы не хотим, чтобы ты был таким; мы не хотим, чтобы ты так страдал, потому что это уже не ты".

Родители Пола до самого конца верили и надеялись. Честно говоря, мне кажется, что до того самого дня, когда его отвезли в хоспис, они все еще думали: "Обязательно найдется что-нибудь еще". Но больше ничего не было. И нет. Все это должно было когда-нибудь закончиться. Алан и Кристина только в последние два дня согласились, что это действительно конец. Им так хотелось верить, что их золотой мальчик никогда их не покинет.

Но когда смерть подходит так близко, это можно почувствовать.

Глава 35

Отпускаю

5 – 9 октября 2006

Пола привезли в хоспис в четверг 5 октября. Я знала, что это правильное решение. Там работали замечательные люди. Они взяли на себя всю заботу о Поле, чтобы я и все остальные члены семьи могли провести с ним как можно больше времени, которого у него оставалось так мало. Честно говоря, для нас это было большим облегчением. В хосписе было очень уютно и комфортно. Матрасы на кровати Пола были заполнены воздухом и легко принимали форму тела, чтобы предотвратить появление пролежней. Его комната была светлой и солнечной, а медсестры, все, как одна, были симпатичными и заботливыми. Но самое главное – они сумели сделать так, что он больше не чувствовал никакой боли. Я хотела только, чтобы он, наконец, обрел покой.

В четверг после обеда у нас с Полом был очень важный разговор – разговор о будущем. Он, тем не менее, все время пытался шутить со мной:

– Если я умру, я запрещаю тебе встречаться с кем-нибудь другим по меньшей мере год.

Я отвечала:

– Мне не нужен никто другой. Никто не сможет сравниться с тобой.

– Ты встретишь кого-нибудь еще, – уверенно пообещал Пол. – Ты молода, ты прекрасна, и конечно, ты кого-нибудь встретишь. Ты выйдешь замуж, и у тебя будут еще дети от другого мужчины.

– Если у меня будут еще дети, братик или сестренка Эви, я бы хотела, чтобы они были твои, малыш, – сказала я ему. – Я бы хотела воспользоваться твоей спермой.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил он. Эта мысль изумила и одновременно очень обрадовала его. – Ты бы хотела это сделать?

Однако тут нам пришлось столкнуться с определенными проблемами. Дело было в том, что когда он сдавал свой образец спермы в банк, мы с ним подписали бумаги о том, что для того, чтобы использовать эту сперму в будущем, потребуется согласие нас обоих. И теперь, чтобы я смогла воспользоваться этой спермой после того, как Пола не станет, нам нужно было внести изменения в соглашение. Мы с Полом обсуждали это до самого вечера и согласились, что именно так нам и следует поступить, но я и понятия не имела, какие трудности нас ожидают.

В пятницу утром я позвонила в Сент-Джеймс и объяснила девушке, чего мы хотим.

– Нет проблем, – ответила она. – Вам обоим нужно приехать к нам, побеседовать с консультантом и подписать документы, и все будет в порядке.

– Боюсь, вы не понимаете, – возразила я. – Пол в хосписе, и он не сможет приехать. Не могла бы я забрать документы, отвезти ему, чтобы он их подписал, и затем вернуть вам?

– Нет, так не получится, – сказала она. – Ему необходимо поговорить с консультантом, потому что мы должны быть уверены, что он понимает смысл того, что делает. Вам придется приехать сюда вместе.

Я перестала контролировать себя, у меня уже начиналась истерика.

– У нас нет времени! – кричала я в телефонную трубку. – Вы должны помочь мне!

Она пообещала посмотреть, что можно сделать, и повесила трубку. Я была вне себя от мысли, что у нас ничего не получится, и у Эви никогда не будет братика или сестрички. Бюрократия казалась мне настоящим идиотизмом. Неужели мы первая пара, которая принимает такое решение в то время, когда один из партнеров находится на смертном одре?

К счастью, здравый смысл возобладал. В тот же день после обеда в хоспис приехали два человека из Сент-Джеймса. Они поговорили с Полом, объяснили ему все подробности, он подписал необходимые документы, и одной проблемой у нас стало меньше.

* * *

В течение уик-энда все мы по очереди дежурили у постели Пола. Я, его родители, его сестра с мужем, Ники, друзья – все те, кто его любил, пришли с ним проститься. Все помогали мне ухаживать за Эви, чтобы я могла проводить как можно больше времени в хосписе. В пятницу я привезла ее на часик, чтобы навестить папу, утром в воскресенье она приехала в хоспис с Энтони, а в понедельник к обеду – с Ники.