Текст книги "Несломленный. Моя жизнь с Полом (ЛП)"

Автор книги: Линдси Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Разумеется, его игра ухудшилась – ведь из-за болезни он не мог играть так, как раньше, и в сезоне 2005/2006 он проиграл почти все свои встречи, кроме одной, и вылетел из Топ 32 мирового рейтинга. В большинстве видов спорта, если игрок долго болеет, его достижения и рейтинговые очки защищаются конституционным правом, которое позволяет ему взять тайм-аут. Но не в снукере.

Брэндон обратился к снукерным властям и спросил, можно ли заморозить рейтинговые очки Пола на следующий сезон, чтобы он мог закончить лечение и не скатиться слишком низко в мировой классификации. Все игроки с радостью поддержали это предложение, но по какой-то причине устроителям соревнований понадобилась целая вечность для принятия решения. Принимая в расчет тяжелый сезон, который провел Пол, они бы запросто могли ответить согласием на предложение Брэндона. Однако когда дело дошло до голосования, против проголосовало очень большое количество народа. Хотела бы я знать, что это были за люди, не имеющие ни капли сострадания. Наконец, в середине 2006 года, они приняли решение заморозить его рейтинг, но, откровенно говоря, для Пола это было уже слишком поздно. К тому времени нас волновали другие, гораздо более важные вещи.

В ноябре 2005 года, в середине цикла лечения, у нас состоялась очередная важная встреча с доктором. Нам должны были сообщить уровень АФП на текущий момент. По возвращении с Родоса наши показатели были около 5 000, теперь они понизились – но только до 2 200. Пол уставился себе под ноги, ссутулился, и ни на что не реагировал. Мне снова пришлось самой задавать все вопросы: "Что это значит? Какое лечение предстоит нам на этот раз? Это ведь хорошо, что они немного снизились?" Когда доктор сказал, что Полу придется продолжать химиотерапию весь декабрь, как и планировалось, я вздрогнула. Сколько же может выстрадать один человек? Физически и морально, Пол уже начинал ломаться на моих глазах, однако его боевой дух все еще был силен, и он согласился продолжать.

Я чувствовала себя виноватой, поскольку совсем не думала о своей беременности. Я посещала занятия для беременных, купила кое-что из детской одежды и т.п., но в остальном вся моя энергия была сосредоточена на Поле и его лечении. Думаю, мне повезло, что я могла сама составлять себе график на всех своих работах. Я по-прежнему каждый вторник преподавала в колледже и почти каждый день работала в салоне, а мои коллеги – надо отдать им должное – всегда были рады заменить меня в те дни, когда я не могла прийти, потому что должна была быть с Полом.

На 20-й неделе беременности мне сообщили, что предполагаемая дата родов – 27 декабря. На тот момент мы по-прежнему собирались назвать ребенка Эви, если родится девочка, или Харрисон, если будет мальчик. Пол по-прежнему настаивал, что это будет девочка, а я была убеждена, что мальчик. Со временем я стала немного сокращать свой рабочий день в салоне, делала перерыв в течение дня, а затем возвращалась к вечерней смене, но даже будучи уже на 39-й неделе, я по-прежнему работала. Я не чувствовала, что у меня затяжная беременность, мое самочувствие было отличным, и у меня была уйма других забот помимо беременности.

Мы с Полом оба всегда очень любили Рождество, но в этом году оно отошло для нас на второй план. Мы говорили друг другу: "У нас будет ребенок, самый лучший подарок, который мы когда-либо получали". Я отчаянно надеялась, что ребенок родится в срок, но все это было так непривычно. Все говорили мне, что я сама почувствую, когда ребенку придет пора родиться, что я буду это просто знать, но я никогда до этого не была беременна и понятия не имела, чего именно мне следует ожидать. Забегая вперед, могу сказать, что мне пришлось пережить не одно потрясение, пока не родилась Эви.

Я решила, что не пойду в салон в Сочельник, поскольку я и так работала там почти каждый день. У нас с Полом был определенный порядок, своего рода ритуал, которому мы всегда следовали 24 декабря, и у нас не было причин что-либо менять на этот раз. Я нарядилась, а потом начала носить в машину подарки, которые мы купили для наших родных и друзей. Пол немного выпил, что, по-моему, было неплохо. Это помогало ему расслабиться, когда он чувствовал себя более-менее хорошо, а я так хотела, чтобы он насладился этим Рождеством. Раз или два в моей голове мелькнула мысль, что это может быть его последнее Рождество, но я немедленно прогнала ее и заставила себя думать о чем-то другом.

Я сновала туда-сюда между домом и машиной, когда внезапно почувствовала поток жидкости между ног. Мои трусики мгновенно промокли насквозь! Я окликнула Пола:

– Дорогой, кажется, я обмочилась. И это не прекращается, мои трусики уже насквозь мокрые.

Он помотал головой:

– И что все это значит?

Я объяснила ему, что ребенок, вероятно, давит на мой мочевой пузырь, потому что именно так я себя чувствовала.

Я поднялась наверх, чтобы сменить белье, а, вернувшись, пожаловалась Полу:

– Знаешь, я как-то странно себя чувствую. Каждый раз, когда я наклоняюсь, чтобы поднять подарок, я чувствую что-то непонятное.

Я действительно не догадывалась, что именно сейчас происходит, потому что вбила себе в голову, что первенцы всегда запаздывают, да и врачи несколько раз изменяли предполагаемую дату моих родов, так что теперь я была абсолютно не уверена, когда именно мне предстоит рожать.

В то утро мне пришлось сменить белье еще несколько раз, потому что мои трусики намокали, но мы торопились и не обратили на это особого внимания. Хоть я и посещала занятия для беременных, я ни на секунду не помыслила, что у меня могут отходить воды; я думала, что это будет происходить как-то более явственно. Мы сели в машину и поехали развозить подарки нашим друзьям. Я не испытывала ни боли, ни каких-либо других симптомов, о которых нас предупреждали, поэтому я абсолютно ничего не подозревала, ложась в постель в Сочельник вечером.

Я уже не помню точно, как я себя чувствовала в Рождественское утро – по-моему, я испытывала лишь легкий дискомфорт. В какой бы позе я ни лежала, мне было никак не устроиться удобно. Однако я не думала, что уже приближается время рожать. В этот день мы собирались вначале навестить моих родителей, потом поехать к родителям Пола на рождественский обед, а затем вернуться обратно к моей маме и провести там остаток вечера. Я сказала девушкам на работе, что хотела бы как следует отдохнуть и отвлечься от насущных забот перед родами. Каждое Рождество мой отец делает замечательную закуску карри, и я во что бы то ни стало хотела ею полакомиться, а уж после этого готова была рожать в любое время.

Мы с Полом обменялись подарками еще дома, а около полудня отправились к моей маме. Вспоминая тот день, я понимаю, что мой тогдашний наряд был более чем экстравагантным для женщины, находящейся на девятом месяце беременности. На мне были коричневые кожаные сапоги до бедра на высоком каблуке, которые я опустила до коленей, черные колготки в крупную сетку, мини-юбка и коричневый джемпер с большим воротником наподобие капюшона. Это, конечно, мало походило на наряд женщины, готовящейся вот-вот стать матерью, но я по-прежнему была такой худенькой, что на мне все это смотрелось нормально. Я не сочла нужным рассказывать родителям, что чувствую себя немного странно; тогда я сама еще была не в состоянии сложить два и два.

К двум часам мы поехали обедать к Алану и Кристине. За столом собралось девять или десять человек. Я по-прежнему чувствовала, как у меня внизу периодически что-то тянет, это было не больно, просто странно. Я не засекала время, но это случалось приблизительно каждые 20 минут. Около четырех часов я пересела в кресло, стараясь, чтобы никто не заметил, что я ощущаю дискомфорт, и тут Полу пришла в голову идея подшутить над мамой и тетей Терезой. Он влетел в кухню, едва не снеся дверь, и завопил:

– У Линдси отошли воды! У Линдси отошли воды!

Они тут же подняли жуткий гвалт, но я сказала:

– Да нет же, он шутит.

Однако тянущие ощущения становились все сильнее и сильнее.

Поднявшись с кресла, я снова почувствовала нечто непонятное. Джоанна, кузина Пола, спросила меня, все ли со мной в порядке – наверное, я выглядела странно – и я ответила:

– У меня с утра продолжаются какие-то непонятные боли, Джоанна. Похоже на спазмы.

Она тут же закричала:

– Линдс! Ты же рожаешь!

Я запротестовала:

– Нет! Конечно же, нет!

Наверное, я просто не хотела признавать очевидного. Сначала ты ждешь девять месяцев, а потом думаешь – Господи, нет! Только не это! Я еще не готова!

Спазмы усилились, но к тому времени я уже привыкла к ним и думала про себя: "В любом случае, через несколько дней это пройдет". Пол к тому времени уже прилично выпил, а нам нужно было ехать к моим родителям, так что у меня не было выбора – мне пришлось самой сесть за руль. Джоанна вышла на крыльцо как раз когда я карабкалась на водительское сиденье. Она снова спросила, все ли со мной в порядке, и мне пришлось перевести дыхание, прежде чем я смогла ей ответить.

– Сейчас все будет нормально, – уверила я ее. – Дай мне только минутку.

– Линдс, – сказала она, – Я уже говорила тебе – ты рожаешь. Тебе нельзя за руль.

Я возразила, что со мной все будет в полном порядке, и что я точно знаю, что это скоро пройдет. Я так хотела, чтобы у Пола было веселое Рождество. В тот период ему редко когда разрешалось выпивать, и я хотела, чтобы он мог продолжать наслаждаться этим вечером.

Мы приехали к моей маме около шести часов, и Пол сразу устремился к бару. Трейси тоже была там, вместе с мужем, Крисом, и детьми – Мэтью и Элоизой, а мой отец как раз заканчивал готовить карри. Я направилась к Трейси и отвела ее в сторонку.

– Трейс, я неважно себя чувствую.

Я рассказала ей, что происходит, и она точь-в-точь повторила слова Джоанны – несомненно, я рожаю. Я по-прежнему это отрицала. Я не могла сейчас рожать, просто не могла. Тогда она зашла с другой стороны.

– Ладно, – сказала она. – А что-нибудь еще было? Какая-нибудь жидкость или еще что-то?

В этот момент я почувствовала себя в выигрышной позиции.

– Абсолютно ничего! – сказала я. – Совсем ничего.

Едва эти слова сорвались с моего языка, как меня будто осенило.

– О господи, Трейс, – сказала я. – Вчера.

Она уставилась на меня.

– Что – вчера, Линдс? О чем ты?

Я рассказала ей, как решила, что обмочилась, потому что мои трусики промокли. Но ведь я чувствовала себя прекрасно! Трейси покачала головой:

– Линдси! Они намокли, потому что у тебя отошли воды! Почему ты не позвонила в родильное отделение больницы и не рассказала им, что с тобой происходит?

Я пообещала ей, что непременно позвоню, но попросила пока ничего не говорить Полу. Я шутила с ним, говорила: "Эй, Пол – наш ребенок уже на подходе", но он думал, что я имела в виду ближайшие несколько дней, а не часов! Я не хотела волновать или обнадеживать его, потому что думала – вдруг это все затянется еще надолго. Моя сумка была давно собрана и уже сто лет валялась на заднем сиденье автомобиля, поэтому я была готова ехать в любой момент. Я позвонила в родильное отделение и сказала, что у меня спазмы каждые 20 минут. Акушерка спросила, усиливаются ли боли, и я объяснила ей, что бывают моменты, когда у меня от боли перехватывает дыхание, так что я не могу говорить или двигаться, но большую часть времени я чувствую себя нормально. Она спросила, какого цвета была впервые появившаяся жидкость, но я не могла точно ответить, потому что тогда не обратила на это особого внимания, но мне казалось, что она была прозрачной, как моча. Она предупредила меня, что эти спазмы могут продолжаться еще какое-то время, и сказала, что если я хочу, то могу приехать в больницу; но мне хотелось как можно дольше оставаться дома. Я сказала, что подожду до тех пор, пока у меня не останется выбора, и вернулась в гостиную, как ни в чем ни бывало. Мы с Трейси были единственными, кто знал, что происходит.

После того, как мы насладились замечательным карри, и я предложила:

– Почему бы нам не сыграть в Монополию?

Понятия не имею, почему это пришло мне в голову, потому что мы уже много лет не занимались ничем подобным, но Крис и Трейси согласились сыграть со мной и Полом. Было уже почти семь часов, и всякий раз, когда начинались спазмы, я сосредотачивалась и усиленно дышала. Иногда мне было даже трудно передвигать фишки, и я просила Трейси делать это за меня. Пол был рассеян. Он просил: "Паулина, сделай мне большую водку с апельсиновым соком!", а я шептала ей: "Сделай маленькую, мам", потому что хоть мне и хотелось, чтобы Пол хорошо проводил время, я не хотела, чтобы он допился до такого состояния, что не сможет поехать со мной, если ребенок решит родиться этим вечером.

Пол все сильнее пьянел, а во мне с каждой минутой крепла уверенность, что нам предстоит нелегкая ночь.

– Что мы будем делать, если я не смогу вести машину? – спросила я у Трейси.

– Останетесь здесь, у мамы, – сказала она. – А потом я могу отвезти тебя в больницу или забрать тебя к себе и присмотреть за тобой.

Как только она это сказала, я снова почувствовала что-то странное. Я бросилась к машине и схватила гигиенический пакет, чтобы, если что-нибудь появится, я могла сказать акушерке, какого цвета оно было. После этого я вернулась обратно к играющим в Монополию.

Мы играли около часа, и мои боли все усиливались. Я никогда ничего не выигрывала, поэтому результат игры меня не слишком беспокоил, но Трейси и Крису нравилось соревноваться. Около половины девятого мне стало скучно, поэтому я предложила подсчитать деньги и собственность, и считать игру законченной. Оказалось, что я выиграла, а Крис проиграл – чего никогда не случалось. Пол смеялся до упаду, он был пьян и счастлив. Мой выигрыш был настоящим чудом, поэтому я победно вскинула руки вверх и воскликнула: "Йесс!" И тут же нахлынули воды, заливая кресло. В наступившей тишине было отчетливо слышно хлюпанье. Все начали спрашивать друг друга: "Что это было?", и в комнате воцарился настоящий хаос. На сей раз сложно было что-то отрицать – все было по-настоящему. У нас должен был родиться рождественский ребенок!

Глава 30

Привет, Эви Роуз

26 декабря 2005

Я пошла в туалет, чувствуя, как теплая жидкость насквозь пропитывает мою одежду. В тот момент, как я приспустила колготки, прокладка упала на пол, и боль тут же стала усиливаться. Я крикнула Трейси, что мне без промедления нужно ехать в больницу. Она заметалась по дому, ребятишки верещали от восторга, а мама все совала мне в руки полотенца, чтобы я сделала из них новую прокладку.

– Оставь свою выпивку, Пол! Мы уезжаем! – крикнула я.

– Не выйдет, – откликнулся он. – Мне необходимо успокоить нервы, так что придется налить себе еще!

Трейси помогла мне забраться в джип.

– Где Пол? – спросила я у нее.

– На улице, орет во всю глотку – "У нас будет ребенок! Моя жена скоро родит ребенка!", как будто до вас никто никогда не рожал детей, – усмехнулась она.

Крис затолкал его в машину, и мы помчались в больницу. К тому времени мы уже прекрасно ориентировались в ней, потому что там лечился Пол, но на этот раз все было иначе – на этот раз мы приехали туда в ожидании прекрасного события. Трейси в голос смеялась надо мной, когда я вылезала из машины.

– Никто не поверит, что ты собираешься рожать. Погляди на нас – я одета в свободную одежду, как беременная, а ты на высоких каблуках и в ажурных колготках!

Нам предстояло преодолеть пять лестничных пролетов, и мне пришлось несколько раз останавливаться и просить Трейси и Пола подождать меня, пока я переведу дыхание. Между тем, Пол все еще кричал: "Моя жена скоро родит ребенка!"

В отделении все были очень спокойны и вежливы. Меня попросили пройти в смотровую и снять колготки и сапоги. Когда я заходила туда, мне навстречу выкатили женщину с ребенком, и тут Пол расплакался.

– Скоро и у нас будет так же, – повторял он.

– Не торопись, Пол, – возразила я. – Я этого пока еще не сделала.

Он слегка запаниковал, когда заметил, как я несколько раз застонала от боли, ведь обычно мне удавалось контролировать себя. В перерыве между схватками я постаралась убедить его, что со мной все в порядке. Я попросила Трейси не уезжать, чтобы в случае чего она могла успокоить Пола.

Пришла акушерка, чтобы осмотреть меня. Я не хотела ей верить, когда она сказала, что раскрылось пока только на 2 сантиметра.

– Думаю, у вас еще не отошли воды, – мягко констатировала она. Мне хотелось кричать на нее.

– Уж поверьте мне, воды отошли, – возразила я. – Впору было надевать галоши! Мои туфли плавали в огромной луже.

Она взяла контрольный мазок, и сказала, что это похоже на слизь, но она не уверена на все сто. Я пыталась сохранять спокойствие, но меня мучила боль, и мне казалось, что она совсем меня не слушает. Я повторила:

– Говорю вам, у меня отошли воды. Жидкость была повсюду.

Она не обратила внимания на мои слова и велела мне спуститься вниз и прогуляться до кафе. Единственное болеутоляющее, которое она мне дала – две чертовых таблетки парацетамола!

Кое-как я спустилась по лестнице и добралась до кафе, но это было невероятно тяжело. Пол засекал время. Спазмы приходили каждые полторы минуты. Я вернулась, и акушерка сказала, что так будет продолжаться еще некоторое время. К тому времени она уже согласилась с тем, что у меня действительно отошли воды, но по-прежнему утверждала, что я почти не раскрылась. Она спросила, предпочитаю ли я остаться в больнице или уехать домой. Я решила ехать к маме, так как там мне наверняка будет проще расслабиться. У мамы была специальная грелка – набитый пшеницей мешочек, который можно было нагревать в микроволновке и прикладывать к спине. Я подумала, что это поможет справиться с болью лучше, чем пара таблеток. Акушерка уверила нас, что у меня впереди еще уйма времени, но сказала, что если к утру не будет совсем никакого прогресса, то меня придется стимулировать, так как теперь, после того, как воды отошли, долго медлить нельзя.

Когда около 11 вечера мы приехали к маме, там не спал только Крис. Даже мама, и та прикорнула и задремала на диване. Пол все сильнее нервничал. Едва войдя в дом, он заявил, что нам всем нужно выпить. Я попыталась убедить его, что было бы здорово выпить чаю, но он явно хотел чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить свои нервы. Я решила принять ванну в надежде, что это поможет облегчить боль. Мама проснулась и пришла, чтобы помочь мне; я помню, как она брызгала водой мне на волосы и на лицо, но не помню, зачем она это делала, потому что временами боль становилась такой сильной, что я забывала обо всем остальном. Мама помогла мне вытереться и дала свою старую серую фланелевую ночную рубашку, застегивающуюся на пуговицы до самого горла. Она выглядела жутковато, но была очень удобной. Я легла в своей детской спальне, но мне все труднее становилось терпеть боль, и вскоре я поняла, что нужно возвращаться обратно в больницу, хотя бы для того, чтобы там мне дали нормальное обезболивающее.

Я натянула прямо под ночнушку сиреневые велюровые тренировочные брюки, и мы снова забрались в машину. Пол не расставался со своей выпивкой. Всю дорогу я завывала от боли. Когда до больницы оставалось около трех миль, я уже просто лежала на сиденье с закрытыми глазами. Боль была такой сильной, что я боялась, что рожу прямо здесь и сейчас. Неожиданно я почувствовала, как машина замедляет ход. Я точно знала, что мы еще не добрались до больницы, потому что ехали мы совсем недолго. С трудом разлепив глаза, я увидела пятерых гусей, которые неторопливо, вразвалочку переходили двухполосную проезжую часть прямо перед капотом нашей машины. Поблизости не было ни одного места, где теоретически кто-то мог бы держать гусей. Пол с Трейси судорожно, истерически смеялись. Я отрешенно подумала: "О Господи, кажется, у меня галлюцинации. Эти двое дико хохочут и поют песенки про гусей, а я вот-вот рожу прямо здесь!"

Наконец, гуси благополучно пересекли дорогу, и мы смогли продолжить путь. Трейси снова припарковала машину у подножия этой чертовой лестницы. Я уже почти ничего не соображала. Когда я оказалась в отделении и сняла брюки, они были насквозь пропитаны кровью. Я испугалась, что что-то пошло не так, но акушерка успокоила меня, сказав, что это абсолютно нормально. Она проверила сердцебиение ребенка и сказала, что сейчас я раскрылась на 5 сантиметров, так что мне пора в родильный бокс. Я вскочила с кровати и сказала: "Отлично! Куда идти?" Я была в полной готовности, и не хотела больше никаких задержек. Акушерка попыталась усадить меня в кресло-каталку, но я сказала, что лучше пойду сама. Я дохромала до бокса и взобралась на кровать.

Пол и Трейси уселись на стулья по обе стороны от меня. Я подышала немного воздушно-кислородной смесью, но от нее у меня пересохло во рту, поэтому Пол время от времени поил меня и смазывал вазелином мои губы. Между схватками я находилась в полудреме, но даже сквозь сон явственно ощущала, что самый главный момент все ближе и ближе. Трейси не отходила от меня ни на шаг; без нее я бы точно не справилась. Пол то сидел, откинувшись на стуле, то бродил по боксу, а время от времени выходил на улицу покурить.

Я не особенно религиозна, тем не менее, я все время повторяла: "Господи Иисусе! Дева Мария!". К четырем часам утра я настолько обессилела, что уже была готова сдаться. Я сказала Трейси:

– Я не могу больше. Я так устала. Может быть, мне нужно принять что-то еще, потому что эта воздушно-кислородная смесь совсем не действует.

Однако, похоже, она все-таки действовала, потому что мало-помалу, но дело шло. Каждый раз, когда акушерка подходила проверить сердцебиение ребенка, он продвигался все ниже, и я знала, что развязка близка. Я сама чувствовала, как мой живот опускается вниз.

Внезапно я ощутила довольно сильный спазм. Осмотрев меня, акушерка сказала, что я раскрылась на 10 сантиметров, так что пора приступать к активным действиям. Я недоверчиво переспросила:

– Честно? Это уже оно?

Она улыбнулась, и сказала, что ребенок скоро появится. Я думала, она скажет, что мне нельзя тужиться, но она, наоборот, велела мне обхватить руками бедра и тужиться изо всех сил. Я помню, что в какой-то момент мне стало настолько больно, что я закричала. Акушерка сказала, что головка вот-вот появится, и Трейси с Полом опустились вниз, чтобы взглянуть. Головка появилась после одной-единственной потуги, и, по словам акушерки, еще одной хватило для того, чтобы показалось туловище. Я видела, как мой живот волнообразно опускается. Как только ребенок целиком оказался снаружи, я с облегчением выдохнула.

Я была так потрясена, что мне даже в голову не пришло, что нужно задать один очень важный вопрос. Я услышала, как кто-то сказал: "Это маленькая девочка", но слова не дошли до моего сознания. Я переспросила:

– Это девочка? Действительно? Вы уверены?

Я не могла повернуть голову. Акушерка положила ребенка мне на руки, и первое, что я подумала, было: "Боже мой, она же фиолетовая. Абсолютно фиолетовая". Я спросила, все ли с ней в порядке, и акушерка объяснила, что это нормально, и через пару минут она порозовеет. Пола спросили, хочет ли он сам перерезать пуповину. Он пробормотал, что не уверен, ему казалось, что он не сможет этого сделать, однако, в конце концов он взял в руки ножницы и перерезал ее. Затем они пережали пуповину ребенка и взяли его у меня, чтобы осмотреть. Я слышала, как акушерка спрашивает: "А от кого у нее такие рыжие волосы?", но я все еще была шокирована, и все переспрашивала их, уверены ли они, что это девочка!

Когда они сказали, что она весит 2 900, как предсказывал Пол, я решила, что это шутка.

– А что я тебе говорил! – обрадованно воскликнул он. – Я же сказал, что у нас будет девочка, и она будет весить 2 900!

Теперь я уже никогда не узнаю, откуда ему было это известно.

Ее завернули в маленькое полотенце и вернули нам. Это был самый удивительный момент. У меня в ноге по-прежнему торчала игла от капельницы для того, чтобы ускорить выход плаценты, но я не чувствовала ее. Пол прошел долгий путь от впадения в ужас при одной мысли о родах до желания самому увидеть, как все происходит. Он был невероятно горд. Он не решался брать ребенка на руки, пока в комнате был кто-то еще, потому что боялся сделать это неправильно, но как только мы остались одни, он осторожно заключил это крошечное создание в свои объятия, и снова и снова повторял: "Она прекрасна, она так прекрасна".

Я смотрела на него, держащего в руках этот крошечный кусочек жизни, который создали мы вдвоем, и это были самые прекрасные минуты. Посреди окружающего нас мрака и страха смерти, посреди всей боли и переживаний, мы создали новую жизнь.

– Пол, – прошептала я, обнимая его, в то время как он осторожно прижимал к себе ребенка. – Это наша маленькая девочка. Наша Эви Роуз.

Глава 31

Идеальная семья

26-31 декабря 2005

Я не могла поверить в то, что мы только что сделали.

Все было так просто – и в то же время совершенно невероятно. Эви Роуз немного зацепила меня своим крошечным ноготком по пути на свет; никаких других повреждений у меня не было. Трейси сказала, что самая лучшая вещь в мире после того, как все закончится – это чашка чая и тарелка тостов, и она была совершенно права. Эви положили сбоку от моей кровати в маленькую колыбельку из прозрачного пластика, а моя сестра тем временем позвонила нашим родителям. Трубку снял отец. Услышав новости, он был вне себя от счастья. Пол тоже позвонил в родительский дом и сообщил новость Лиэнн – мы слышали, как вся семья собралась возле нее и ликует от восторга.

Медсестра погасила свет, и в комнате воцарился замечательный уютный полумрак. Я лежала в кровати, Пол сидел рядом со мной на стуле, и мы все говорили и говорили об одном и том же: "Ты можешь поверить в то, что у нас теперь есть маленькая девочка?" Чем больше мы смотрели на нее, тем реальнее она нам казалась. Мы с Полом пытались закрыть глаза и вздремнуть, но сон не шел; мы были так возбуждены после всего пережитого. Я достала свой мобильник и стала рассылать смс-ки всем подряд по адресной книге. Около 9 утра я позвонила Ники и прокричала в трубку: "У меня родилась девочка!" Она была очень счастлива за нас. Я всем послала смс-ки: "Надеюсь, вы хорошо провели Рождество; а у меня сегодня родилась маленькая девочка!" Никто не мог поверить, что я схватила в руки мобильник почти сразу же после родов, но мне совершенно не хотелось спать, поэтому нужно было найти себе хоть какое-нибудь занятие.

Доктор сказал, что если все будет хорошо, то через шесть часов нас отпустят домой, поэтому Трейси поехала к нам, чтобы привезти детское автомобильное кресло, чистую одежду и несколько бутылочек смеси. Я не изменила своего решения не кормить ребенка грудью, потому что подозревала, что если дела у Пола пойдут хуже, то мне, возможно, придется оставлять Эви с няней, чтобы быть вместе с ним.

Пришла акушерка и предложила мне пойти принять ванну. Это было восхитительно – снова почувствовать себя чистой и свежей. Мне было совсем не больно – на самом деле, я чувствовала себя абсолютно нормально, а еще я впервые за долгое время смогла увидеть свои ноги. Пуза у меня больше не было, но я чувствовала, что мой живот еще довольно объемный. На нем были складки кожи, которую можно было приподнять и потянуть в разные стороны, и это выглядело ужасно.

Я переоделась в спортивный костюм, но мне жутко не хотелось возвращаться в главное отделение. В палате мы были как будто в прелестном маленьком уютном коконе – только я, Пол и Эви Роуз. Ничто не могло нас здесь потревожить. Я с нетерпением ждала того момента, когда смогу показать миру мою девочку, но мне было ясно, что как только мы покинем эту комнату, мы вернемся в реальную жизнь и снова будем со страхом гадать, что же готовит Полу будущее. Однако, что бы там ни было, теперь он стал отцом, и был готов к дальнейшей борьбе.

Я одела Эви Роуз во все белое – не зная пола ребенка, мы на всякий случай решили покупать одежду нейтрального цвета. Пришел доктор и щелкнул выключателем. Комната залилась ярким светом. Я поняла, что идиллия окончена, и нашего маленького кокона больше нет. Вообще-то я не имею привычки молиться, но когда доктор стал ее осматривать, я начала молиться. Я повторяла и повторяла про себя: "Пожалуйста, только не говорите мне, что с ней что-то не так". Думаю, я бы этого не перенесла. Доктор ощупывал бедра Эви; она выглядела такой крошечной без своей пеленки, а он все тянул ее за ножки и толкал в бока. Я очень хотела крикнуть ему, чтобы он был осторожен. Чем дольше он ее осматривал, чем сильнее росло мое беспокойство. C таким видом, как будто он говорил о какой-то ничего не значащей мелочи, доктор сообщил нам, что у Эви, похоже, врожденный вывих левого бедра. Дочери одной моей подруги в свое время поставили такой же диагноз. Впоследствии кость сместилась, и девочке пришлось в течение долгого времени носить специальное фиксирующее приспособление. Я пришла в ужас, но доктор сказал, что это может пройти само собой, так что пока они просто будут за ней наблюдать.

К тому времени я мечтала только о том, как бы поскорее убраться оттуда и забрать Эви домой, где я могла бы окружить ее своей заботой. Пол тоже сказал, что чувствует себя неуютно в стенах больницы. Когда мы с ним приезжали на химиотерапию, мы часто проходили мимо четвертого и пятого этажей, где располагалось родильное отделение. Мы видели там родителей с новорожденными детьми и мечтали, что когда-нибудь сами окажемся на их месте – и, наконец, это случилось. Теперь мы покидали больницу вместе с нашим ребенком, и это было так прекрасно, что я хотя бы на некоторое время могла выбросить из головы и дисплазию, и рак, и весь остальной негатив.

Вернулись Крис с Трейси и привезли автомобильное кресло. Поскольку была зима, мы купили для Эви кремовый комбинезон, чтобы довезти ее до дома. Он выглядел таким маленьким в магазине, но когда мы одели в него Эви, ее было почти не видно. Наружу торчала только ее крошечная головка. Ее кожа казалась коричневой, да и вообще, на всех своих ранних фотографиях Эви выглядит так, словно загорала в солярии. Пол держал ее на руках и был само олицетворение счастливого отца, а я еле дохромала до машины. Я вовсе не чувствовала боли – я даже не задумывалась об этом, мне было просто немного неудобно; я всем телом ощущала каждую колдобину на дороге. Крис удивился:

– Не могу поверить, что вы уже возвращаетесь домой. Трейси лежала в больнице целую неделю после рождения Мэтью. Вы пытаетесь поставить рекорд? Всего полдня назад мы просто играли в Монополию, а теперь вы едете домой в машине с новорожденной!