Текст книги "Несломленный. Моя жизнь с Полом (ЛП)"

Автор книги: Линдси Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Не успел Пол справиться с одной проблемой, как подоспела следующая. Его родители намеревались приехать к нам домой, чтобы мы все им рассказали. Я просила Пола, чтобы он не расписывал ситуацию в слишком мрачных тонах. Я всегда пыталась защитить его и боялась, что если Кристина и Алан будут шокированы новостями, то это, в свою очередь, может оказать негативное воздействие на Пола. О чем только я тогда думала? Теперь, когда у меня есть Эви Роуз, я не могу себе представить, как кто-то говорит тебе, что у твоего ребенка опухоль, и преподносит это не как самую ужасную новость на свете.

Нам обоим было не по себе, пока мы ожидали их приезда. В три часа раздался звонок в дверь. Вначале я старалась вести себя как ни в чем не бывало, словно это могло как-то смягчить новости. Мы откровенно тянули время, показывая им наш новый диван и ванную, которую мы только что закончили, а потом я взглянула на Пола, как бы подталкивая его: "Пора, скажи им". Даже сейчас я помню эту странную улыбку на его лице – он улыбнулся как бы через силу, прежде чем открыть рот. Это показалось мне тревожным знаком, но потом я решила, что это просто нервное. Пол начал говорить, а я все время его перебивала, беспокоясь о том, как он преподносит это своим маме и папе. Я старалась представить все ясно и логично, хотя голова у меня шла кргуом.

– Опухоль? Что ты имеешь в виду? – спросила Крис. – Что еще за опухоли? И что врачи собираются с ними делать?

Алан выглядел не лучшим образом.

– Он такой молодой. У него не может быть ничего серьезного. Доктора разберутся с этим, так ведь?

Мы рассказали им о предполагаемых вариантах лечения, затем Пол сообщил им о том, что на среду, 6 апреля, в 10.30 утра у него назначена встреча с доктором Гилби. Было решено, что мы поедем все вместе, – мы сильные, мы стоим друг за друга и мы готовы бороться за Пола.

В какой-то момент, когда Пол не мог слышать нас, я шепнула им:

– Пожалуйста, только не плачьте, пока вы здесь, подождите, пока доберетесь до дома, только не делайте это у него на виду.

Крис смогла не плакать в присутствии Пола, и я очень благодарна ей за это. Алан, кажется, заперся в ванной и выплакался там. Вечером, покинув нас, они поехали к тете Пола – Терезе, и его кузену Энтони. Теперь им самим предстояло произнести эти ужасные слова – "У Пола рак". Кристина призналась, что именно в тот момент что-то внутри нее окончательно сломалось.

Глава 19

Страх

6 апреля 2005

Следующие дни мы прожили на автопилоте. Мы знали, что Полу предстоит битва, но понятия не имели, что именно нас ожидает. Я изо всех сил старалась сохранять позитивный настрой. Понедельник я провела в компании сестры Пола, Лиэнн, мы говорили о ее предстоящей свадьбе и о прочих "нормальных" вещах. Во вторник я рассказала близким коллегам о том, как идут дела. Каждый раз, когда разговор заходил о Поле, я заставляла себя думать только о хорошем. "Все будет хорошо; мы будем в порядке; все будет в порядке". Верила ли я сама в это? На тот момент, кажется, верила. Однако это не остановило меня от того, чтобы написать в дневнике, что среда смертельно пугает меня, а все, что я реально могу сделать – это лишь скрестить пальцы.

Казалось, этот день – среда, 6 апреля – никогда не наступит. И в то же время он пришел слишком быстро. Мы с Полом оба чувствовали себя неважно, когда проснулись, но все же как-то умудрились добраться до госпиталя Сент-Джеймс почти за два часа до назначенной Полу встречи. Я была так рада, что Крис и Алан были там в тот день вместе с нами – сильные духом, они поддерживали нас. Специалиста, с которым мы встречались, звали доктор Энтони (к нему нас перенаправил доктор Гилби). Именно доктор Энтони будет принимать Пола во время всех его последующих визитов в госпиталь, и назначать ему лечение. Он сразу перешел прямо к делу.

– Пол, – начал он. – Я должен быть откровенен с вами. Я все еще не уверен на сто процентов, с каким именно видом рака мы имеем дело. Возможно, это тестикулярная опухоль, а возможно – нейроэндокринная. Мы должны рассмотреть все варианты. Я бы хотел показать вам снимки, которые мы сделали во время лапароскопии, когда нашли кисты.

Нам показалось, что на снимках, которые он нам продемонстрировал, было не шесть кист, а все двести. Потом я долго не могла выкинуть эти картинки из головы, так же, как и Пол, который признался, что уж лучше бы вообще не видел этого – когда он думал о том, что все это находилось в его теле, его начинало тошнить. Возможно, практически их действительно было всего шесть, но они выглядели, как пористый шоколад, после того как он подтает и снова застынет. Они были словно склеены между собой и казались огромными скоплениями отвратительных комочков. Они не прикреплялись ни к каким органам, но скапливались группками в брюшной полости. Я спросила, нельзя ли сделать операцию и просто вырезать их, но доктор сказал, что это невозможно.

Полу сделали УЗИ, но никакой опухоли в яичках не обнаружили. Я провела полтора часа в ожидании, пытаясь убедить себя, что больницы – не такая уж плохая штука. Мне все равно придется привыкать к ним, поэтому лучше уж я прямо сейчас начну в это верить. Я старалась думать о самых обычных вещах – о цвете стен, о людях, сидящих напротив меня – только бы не думать о том, что происходит с Полом. Когда я видела, как кто-то стоит у входа в госпиталь с капельницей в одной руке и сигаретой в другой, я чувствовала, что схожу с ума.

В половине первого нас пригласили к другому специалисту, доктору Честеру. Еще там была женщина из медицинской бригады поддержки, Кэролайн Кук. Сначала мы немного поговорили о каких-то общих моментах, но мне было ясно, что они стремятся заставить Пола проговорить вслух все, что происходит, для того, чтобы легче было принять вещи такими, как они есть.

Я помню, как доктор Честер спросил его:

– Пол, как вы думаете, что с вами?

Пол с каменным лицом посмотрел на него.

– У меня рак.

– А как по-вашему, какой у вас тип рака?

– Какой-то редкий тип. И тому есть причина – я же уникальный, да?

Если они хотели заставить Пола каким-то образом потерять самообладание, то у них ничего не получилось. Доктор долго рассказывал о химиотерапии, о том, как часто Полу придется через нее проходить, а Пола интересовало только, нельзя ли отложить все это до окончания Чемпионата Мира по снукеру, который начинался через две недели. Поскольку пока у него не проявлялось никаких симптомов, доктора согласились, что химию можно ненадолго отложить. Было ли это правильным решением? Я не знаю – тогда было слишком много вещей, о которых мы ничего не знали, да и сейчас я знаю не намного больше. В тот вечер я написала в своем дневнике:

Господи, они собираются дать ему огромный заряд химии. Это будет нелегко. Мы живем в таком нелепом мире. Никто не задает самый важный вопрос – "Я умру?". Пола больше волнует, не выпадут ли его волосы. Не думаю, что к ним каждый день приходят молодые мужчины с длинными светлыми конскими хвостиками, но все же… нужно было спросить и о других вещах.

Доктор Честер и Кэролайн рассказали Полу о возможных побочных эффектах: о риске подхватить инфекцию, о том, что кончики его пальцев могут потерять чувствительность, и еще о десятках подобных вещей. У меня возникло впечатление, что они очень хотят, чтобы Пол почувствовал себя на грани смерти, прежде чем возвращать его обратно.

В тот день Полу пришлось сдать около 15 анализов крови, но он держался молодцом. Ему ужасно не нравились, как все это звучит – проверка на ВИЧ, СПИД, сифилис – мне кажется, он воспринял это как некое неуважение к себе, – но доктора уверили его, что это обычная для всех процедура. Когда подошло обеденное время, мы решили перекусить все вместе, вчетвером. Трудно было поверить, что после встречи с доктором Честером прошло всего полчаса. Он дал нам огромный объем информации, но из всего сказанного мы смогли понять лишь малую часть. Должна признать, что в тот момент я позволила себе немного поплакать, чтобы снять напряжение. После этого мне стало немного легче. Пол думал о других вещах, например, о том, что в июле мы не сможем поехать на Кипр на свадьбу его сестры. Конечно, нам было жаль, что так получается, но к тому времени мы уже научились понимать значимость одних вещей по сравнению с другими.

После обеда мы вернулись обратно в больницу, чтобы составить для Пола график посещений на следующие недели. Весь персонал был так приветлив и обходителен, как если бы Пол был у них единственным пациентом. Как люди могут делать такую работу, зная, что каждый новый день может принести им очередную историю чьей-то сломанной жизни?

Врачи сказали, что они "лечат, чтобы вылечить". Я решила запомнить эти слова и повторять их каждый день. Помимо прочих, был затронут вопрос о фертильности Пола, поскольку химиотерапия может повлиять на качество спермы. Кроме того, врачи не рекомендовали нам пытаться забеременеть во время проведения лечения, так как влияние препаратов на будущий плод еще до конца не изучено. Доктор предложил Полу заморозить свою сперму, чтобы в будущем у нас была возможность ею воспользоваться. Пол все еще умудрялся веселить меня. Когда ему назначили время для визита в банк спермы на 2 часа дня в следующий понедельник, он произнес:

– Пожалуй, это будет самая легкая процедура – мастурбировать ведь не так трудно?

Решения принимались одно за другим, и один за другим назначались визиты к врачам. Мы вернулись домой около четырех часов, моя голова гудела, однако Пол выглядел спокойным. Крис и Алан уехали, стойко продержавшись весь день, но я подозревала, что, добравшись до дома, они дадут волю своим эмоциям.

Позвонил Брэндон, который хотел узнать, что мы собираемся делать с прессой. Людям было известно о проблемах Пола со здоровьем – известия о его аппендиците были у всех на слуху. Однако он рассказал правду нескольким своим друзьям из числа игроков, да и его странное поведение в Китае не осталось незамеченным. Кроме того, хоть нам и не хотелось об этом думать, мы опасались, что утечка информации может произойти также со стороны лечащего персонала госпиталя. Пол решил, что не нужно ничего скрывать, он хотел быть предельно откровенным, поэтому Брэндон сделал заявление для прессы (которое вплоть до сегодняшнего дня многими истолковывается неверно – якобы у Пола был рак желудка). Буквально через десять минут новость облетела всех. Об этом писали в новостях Скай телетекст, говорили в выпусках теленовостей, а на следующее утро написали во всех газетах. Казалось, что за считанные секунды об этом узнали абсолютно все. Об этом кричали на каждом углу, а наши телефоны звонили, не переставая.

А что же Пол, виновник произведенного шума? Он весь день провел во дворе за нашим домом, занимаясь уборкой мусора, оставшегося после ремонта в ванной. Он был необыкновенным. Он никогда не ныл: "Почему я?" Однако я хорошо знала, что стоит ему немного выпить, и он превратится в совершенно другого человека, и эмоции будут бить через край.

Не прошло и дня, так и случилось. Во вторник он решил напиться вместе с двумя своими приятелями. Я попросила его остаться дома и никуда не ездить, потому что знала, что слезы не заставят себя долго ждать – и я оказалась права. Он разбудил меня вскоре после полуночи, обливаясь слезами.

– Линдси, кажется, я умираю, – плакал он. – Мне так страшно. Я не знаю, что мне делать. Господи, я бы и врагу такого не пожелал. Помоги мне, Линдси, пожалуйста, помоги. Я не хочу умирать, не хочу умирать.

Это длилось некоторое время, но напряжение все же немного ослабло к тому моменту, как он смог справиться с эмоциями и взять себя в руки.

Я много раз повторяла ему:

– Пол, алкоголь НЕ способствует позитивному мышлению. Если ты и дальше собираешься пить, будь готов к тому, что он каждый раз будет оказывать на тебя такое воздействие. Он давал мне сотни обещаний, но я знала, что он не сдержит их. Я и представить себе не могла, что настанет время, когда я буду в таком отчаянии, что моим единственным желанием будет напоить его, чтобы заставить забыться и скрыться от реальности хотя бы на короткое время.

Следующий день принес нам некоторое облегчение. Благодаря пресс-релизу Брэндона, все обо всем уже знали, и Пол решил поехать на показательный матч в Морли. Я была рада за него. Все люди, окружающие его, были так милы, а он вел себя как настоящий ангелочек. Он прекрасно играл, и у него не было повода плакать. Мы оба были действительно счастливы в тот вечер. Этот день как будто специально выдался таким замечательным, чтобы уравновесить тяжелый предыдущий.

Падая друг к другу в объятия в тот вечер, мы и понятия не имели, что этот день станет одним из самых лучших в нашей жизни. Это была последняя возможность для нас заняться сексом перед тем, как Пол сделает свой "вклад". Мы шутили на тему визита в банк спермы, предстоящего Полу в понедельник, и никто из нас и не подозревал, что Эви Роуз уже решила, что ей пора появляться на свет. Идти в банк спермы фактически уже не было необходимости. После нескольких месяцев безуспешных попыток, в ту ночь я, наконец, забеременела, всего лишь два дня спустя после того, как мы впервые лицом к лицу столкнулись со смертью.

Глава 20

Жизнь продолжается

11 апреля 2005

В тот уик-энд Пол успешно провел еще несколько показательных матчей, сделав два превосходных брейка – 136 и 135. Казалось, он способен собраться и полностью сосредоточиться на игре, не отвлекаясь на то, что происходит в его личной жизни. Когда пришел понедельник, Пол все так же продолжал шутить на тему визита в банк спермы. Он утверждал, что это единственный визит в Джимми, которого он ждет с нетерпением. А вот я не ждала понедельника так, как он; мне становилось не по себе от мысли, что скоро будут готовы результаты анализов Пола на ВИЧ и ЗПП. Я знала, что он никогда не был ангелом, до тех пор, пока мы не стали жить вместе, но я страшно боялась листочка бумаги, который мог подтвердить этот факт. Кроме того, если у него что-то было, то, несомненно, теперь это было и у меня. А нам так необходимо было быть сильными и быть вместе, чтобы справиться с тем, что ожидало нас впереди, и нельзя было позволить никаким болезненным воспоминаниям или вещам из прошлого разлучить нас.

Мы прибыли за полчаса до назначенного времени, и нам пришлось прождать целых полтора часа. Я вспотела от волнения, и даже грудь у меня пошла пятнами. Пол подписывал один за другим различные формы и бланки, когда нам принесли результаты анализов. Я затаила дыхание, а потом услышала голос Пола:

– Все в порядке, они отрицательные!

Группа психологической поддержки госпиталя Сент-Джеймс дала следующей процедуре совершенно бесстрастное описание: мы находились здесь "с целью превентивной криоконсервации спермы перед химиотерапией, поскольку данная лечебная процедура может в будущем повлиять на качество спермы и на фертильность". Нас ознакомили со множеством нормативов, постановлениями Комитета по Оплодотворению и Эмбриологии Человека, рассказали об этической стороне вопроса, юридических соглашениях и возможных разногласиях. Я думала только о том, что Пол после химии очень долго не сможет стать отцом, возможно, вообще никогда – а мы так страстно хотели ребенка. Нам казалось, что мы уже целую вечность пытаемся зачать ребенка, но мне так и не удалось забеременеть (насколько я знала на тот момент). Множество раз, когда в моем цикле наступало благоприятное время, мы с Полом находились не то чтобы в разных постелях, а вообще в разных странах.

Полу выдали небольшую пробирку для его образца. Он исчез, и через 10 минут вернулся все с той же пробиркой, в которой было немного содержимого. Он отдал ее сестре. Проверка сперматозоидов на жизнеспособность и подвижность заняла два часа. Я спросила его, почему там было так немного, и он застенчиво признался, что промахнулся, и большая часть попала мимо. Это немного разрядило атмосферу, и мы начали обмениваться шутками о том, как наши будущие дети лежат на полу больничной палаты и ждут, когда придет уборщица. Где-то в душе я спрашивала себя, не слишком ли я эгоистична из-за того, что постоянно думаю о ребенке, в то время как Пол даже не знает, что ему предстоит пережить. Но он хотел малютку так же сильно, как и я, и было здорово, что у нас в будущем есть что-то хорошее, чего мы оба с нетерпением ждем.

Все закончилось, и мы с Полом вдоволь посмеялись над случившимся, но ни он, ни я не знали о том, какое волнение вызвали результаты его анализов, и какая бурная переписка относительно результатов исследований возникла между несколькими отделениями госпиталя.

Как все происходящее видели мы – у Пола начались боли, и мы решили, что у него аппендицит, но нам сказали, что это рак. Доктора смотрели на ситуацию совсем иначе. Их диагноз был очень подробным и звучал угнетающе:

МЕТАСТАТИЧЕСКАЯ ВНУТРИБРЮШНАЯ КАРЦИНОМА – ВЕРОЯТНЕЕ ВСЕГО, НЕЙРОЭНДОКРИННАЯ КАРЦИНОМА С ЭМБРИОНАЛЬНОЙ МОДИФИКАЦИЕЙ, ХОТЯ ВОЗМОЖНО, ТУБУЛЯРНАЯ АДЕНОМА ЯИЧКА ИЛИ ЭМБРИОНАЛЬНАЯ ОПУХОЛЬ С НЕЙРОЭНДОКРИННОЙ МОДИФИКАЦИЕЙ

Теперь, когда у меня есть некоторые из медицинских карточек Пола (а их нелегко было раздобыть), я могу сказать, что с толку сбивает не только обилие медицинских терминов; на самом деле, ситуация выглядит куда более устрашающей, чем в то время казалось нам с Полом. Начиная с самого первого визита в клинику, мы цеплялись за все обнадеживающие слова, которые произносили доктора. Однако, замечания специалиста Эмбрионального отделения клиники, адресованные врачам Нейроэндокринного отделения, с самого начала производят гнетущее впечатление: "Пока мы не уверены на сто процентов, что это за необычная опухоль, но вероятнее всего она нейроэндокринная, что не предвещает ничего хорошего … прогнозы в случае, если предположение подтвердится, вовсе не так хороши, как если бы это был рак яичек". (Курсив мой. – Л.Х.)

Далее было написано: "Пол и его семья, кажется, понимают, каков может быть исход, но они относятся к ситуации необычайно спокойно. Полу не особо хотелось обсуждать статистику и процент выживаемости, поэтому я отложил эти беседы до другого раза, но ему известно, что это далеко не так хорошо поддается лечению, как рак яичек".

Я помню, в каком замешательстве был Пол, когда доктор объяснил ему, что для него было бы лучше, если бы это оказался рак яичек.

– Я не хочу, чтобы в моих проклятых яйцах был рак! – воскликнул он, как бы сделал и любой другой мужчина на его месте. Думаю, тогда нас сбили с толку термины, которыми сыпал доктор, и, кроме того, мы очень переживали, что врачи сомневаются в диагнозе. Конечно, никто из нас даже не догадывался, что прогнозы с самого начала были скверными. Мы просто хотели, чтобы врачи выяснили, что именно у Пола, и сказали нам, как это лечить.

Все вокруг менялось с головокружительной быстротой. Сначала мы молились, чтобы это оказался не аппендицит, а потом – мечтали, чтобы уж лучше это был он. Теперь мы поняли, что когда мы молились, чтобы у Пола не было рака яичек, нам лучше было бы надеяться, чтобы это оказался он. Все перевернулось с ног на голову, но нам необходимо было продолжать жить.

На следующий день после визита в банк спермы я вернулась на работу в колледж, а еще через день мы снова поехали в Джимми для того, чтобы сделать тестирование почки. Удивительно, как быстро мы ко всему привыкаем – в тот день я написала в дневнике:

Сегодня в 9.30 сделали инъекцию радия, все прошло нормально.

Что стало с моим дневником, в котором я собиралась писать лишь о нашей счастливой семейной жизни молодоженов?

Я начала изучать медицинскую терминологию. Теперь я знала, что эмбриональные опухоли развиваются из клеток спермы (у женщин – из яйцеклетки) и легче поддаются излечению, чем нейроэндокринные опухоли, которые развиваются из нервных клеток. Также я вычитала, что для того, чтобы определить тип рака в каждом конкретном случае, делаются анализы крови на альфа-фета-протеин (АФП). Чем выше его уровень, тем больше опухоль. После курса химиотерапии уровень АФП должен опуститься до нормального, но если этого не происходит, это означает, что опухоль исчезла не до конца. На тот момент уровень АФП Пола поднялся с 12 000 до 19 000. У здорового человека, не больного раком, эти цифры колеблются в пределах от 0 до 5, в редких случаях – до 30. Вскоре мы буквально помешаемся на этих цифрах. Каждый раз, когда Пол будет сдавать кровь на анализ, мы с трепетом станем ждать результатов уровня АФП, и от этих чисел будет зависеть, праздновать нам победу или нет.

На следующий день после анализа почки Пол участвовал в чемпионате Премьер Лиги, где его принимали необычайно тепло. Каждый раз, когда он заговаривал о своей борьбе с раком, все начинали скандировать его имя. У меня рыдания подступали к горлу. Знаю, звучит глупо, но я не могла отделаться от мысли, что это будет последнее выступление Пола с его знаменитыми длинными волосами. Ему предстояло остричь их на следующий день, это была часть подготовки к химиотерапии, и хотя я и знала, что в общем контексте происходящего это не имеет абсолютно никакого значения, мысль об этом все-таки расстраивала меня. Я едва могла поверить, что прошло меньше года с того дня, когда он уезжал на свой предсвадебный мальчишник, а я переживала, что приятели могут в шутку остричь его. Это было всего год назад, но с тех пор мир изменился до неузнаваемости.

Проснувшись на следующее утро, я подумала, что никогда еще его волосы не выглядели такими прекрасными. Они были золотистыми, блестящими и полными жизни. Думаю, я нервничала еще больше, чем он. Может быть, мне просто казалось неправильным отрезать что-то здоровое; а может, это было предвестием чего-то нехорошего. Пол ничуть не волновался и хотел сделать себе какую-нибудь авангардную стрижку, но я отговорила его от этого. После того, как первые локоны упали на пол, я сделала несколько снимков. Когда все было завершено, Пол выглядел еще лучше, чем раньше. Нет, он не был похож на Брэда Питта, Дэвида Бэкхема и прочих сердцеедов, с которыми его все время сравнивали – это был просто Пол Хантер, и он выглядел прекраснее, чем когда-либо.

На следующий день он отправился в Шеффилд на Чемпионат Мира 2005, и с превеликим удовольствием демонстрировал миру свою новую стрижку и пару бриллиантовых сережек-гвоздиков.

Я вынуждена была на день задержаться, поскольку мне предстояло телеинтервью с Хейзел Ирвин для программы "Grandstand" ("Трибуна" – еженедельная телевизионная спортивная программа канала BBC 1). Она хотела поговорить о том, как идут наши дела, какой тип рака диагностировали Полу, каковы прогнозы и возможные последствия, и все остальное в этом духе. Боже, как я нервничала! К тому времени телеинтервью уже совершенно не напрягали меня, однако в тот день у меня пересохло во рту, так что мне было не разлепить губ, а грудь еще сильнее пошла пятнами.

Когда начался первый матч, комментатор объявил:

– Я знаю, что сейчас каждый из вас готов с особой теплотой поприветствовать Мальчика с золотым кием.

Толпа взревела от восторга. Я готова была расплакаться, и Пол, должно быть, испытывал нечто подобное, хотя он собрался и держался очень хорошо. Если бы мы только могли собрать и сохранить всю эту любовь, и поддержку, и добрые пожелания… Как я им гордилась!

Конечно, если бы это была сказка, Пол бы боролся как лев и выиграл Чемпионат Мира. Но реальность не похожа на сказку – он проиграл 10-8 в первом же своем матче. Он был очень близок к победе, и раньше ему часто удавалось повернуть ход игры в свою пользу, но кто знает, какой эффект оказали на него последние несколько недель? Кто знает, как он вообще смог выйти на арену и сыграть?

Пол был растроган, покидая зал под стоячие аплодисменты и размышляя, когда же он снова вернется сюда и через что ему предстоит пройти перед этим. Едва они с Брэндоном успели войти в свою комнату отдыха, как в дверь постучали. На пороге стояли двое ребят в форменных пиджаках, которые объявили Полу, что путем случайной жеребьевки его выбрали для прохождения допинг-теста. На каждом турнире такие тесты проходят все финалисты, а также некоторые игроки, чьи имена выбираются случайным образом.

Брэндон пришел в ярость.

– Вы вообще имеете хоть какое-то представление, через что сейчас приходится проходить этому парню? – возмутился он. – В вас есть хоть капля сострадания?

Он захлопнул дверь и вернулся, чтобы обсудить это с Полом. С допинг-тестом были связаны две проблемы. Прежде всего, они не знали, какие именно лекарства давали Полу врачи в Джимми, когда проверяли готовность его организма к химии. А во-вторых, Пол эмоционально очень устал и хотел поскорее вернуться домой. Если бы он согласился на тест, ему бы пришлось провести там довольно долгое время, для того чтобы выпить большое количество жидкости и заполнить мочой две больших колбы. В итоге они решили, что Пол не станет делать тест, и Брэндон отправился к организаторам, чтобы сообщить им об этом.

Распорядитель турнира оказался на месте, и Брэндон упрекнул его:

– Неужели вы не могли просто пропустить его имя, когда оно выпало? Неужели это было слишком трудно для вас?

Однако для некоторых людей правила всегда превыше всего. Месяц спустя, в разгар химиотерапии, Пол получил письмо из Всемирной Ассоциации Снукера с официальным уведомлением о возможном дисциплинарном взыскании, которому его могут подвергнуть за отказ от прохождения допинг-теста. Руководство Всемирной Ассоциации Снукера не только сильно расстроило Пола в тот день, но и за все время, пока он болел, не оказало ему никакой поддержки. По-моему, у них нет никакой страховки для игроков, страдающих от той или иной болезни. Впоследствии у руководства ушло целых три месяца на то, чтобы принять решение об отмене каких-либо санкций в отношении Пола.

Когда Пол покидал Шеффилд в тот апрельский день 2005 года, все собрались, чтобы пожелать ему скорейшего выздоровления. Он с трудом сумел выбраться из здания, чтобы поприветствовать фанов, ожидавших его, чтобы пожать ему руку и дружески похлопать по спине. Мне не хотелось уезжать. Я знала, что как только мы доберемся до дома, начнется настоящая борьба.

Глава 21

Битва начинается

19 апреля 2005

Вторник, 19 апреля, с самого утра обещал быть прекрасным солнечным днем. Все казалось не так уж плохо, пока мы ехали в больницу Кукридж, где Полу должны были сделать сканирование мозга и тела. В течение 45 минут он маленькими глотками потягивал напиток из анисового семени, а потом его увели на процедуру. Ожидая его возвращения, я пыталась убедить себя, что больницы вовсе не такие страшные, как мне всегда казалось. Я думала о том, что погода прекрасная, что люди в больнице дружелюбны, но на самом деле я просто хваталась за соломинку.

Когда Пол, наконец, вышел, я бросилась к нему:

– Ну, как все прошло, малыш?

Он несколько секунд смотрел прямо мне в глаза, прежде чем ответить:

– Ужасно. Это было ужасно. Проиграть 10-8 – ничто в сравнении с тем, когда ты лежишь там, а тебе сканируют мозг, чтобы выяснить, не проник ли в него рак.

Словно по мановению руки, настроение резко переменилось. Я по-прежнему считала, что нам нужно оставаться оптимистами, но как я могла требовать этого от Пола, которому приходилось переживать такие ужасные минуты? По пути мы зашли узнать результаты анализов спермы – количество сперматозоидов было довольно низким, но в целом, там все было хорошо.

Мы отправились домой. Пол был молчалив. Ближе к вечеру приехала моя подруга Салли, и все мы безбожно напились, в результате чего утром я чувствовала себя просто отвратительно. Действительно ужасно. Наверное, так я пыталась справиться с растущим напряжением. Может быть, некоторая потеря чувствительности после перепоя была и к лучшему, потому что у нас впереди был длинный тяжелый день.

Как только мы переступили порог больницы, я автоматически начала повторять свою обычную беззвучную мантру: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть нас ждут хорошие новости». Внезапно до меня дошло, что я говорю. Уже невозможно, чтобы все было «хорошо». Тогда я изменила эти слова на другие: «Пожалуйста, пусть это будут не плохие новости». Я не была уверена, что на тот момент Пол был способен выдержать еще какие-нибудь неприятности.

Существуют вещи, которые вы никогда в жизни не хотели бы держать в руках или вообще иметь к ним хоть какое-то отношение. Одна из таких вещей – направление в онкологическое отделение. Другая – брошюрка на синей пружине, содержащая в себе «все, что вам нужно знать о химиотерапии». Это одно из слов, которые люди произносят почти беспечно – когда при них кто-то говорит о друге, о коллеге по работе или о родственнике, проходящем химиотерапию, они лишь кивают и думают, что все об этом знают.

На самом деле, пока вы сами не попадете сюда, вы и понятия о ней не имеете.

Синяя папка заставляла меня содрогаться от мысли, что предстояло перенести Полу.

Химиотерапия – это метод лечения опухолей с применением препаратов, которые разрушают или контролируют рост раковых клеток. Препараты, используемые при химии, препятствуют росту и размножению раковых клеток. Эти клетки разрушаются и в конечном итоге погибают. Химиотерапию обычно проводят в несколько этапов, чтобы убить как можно больше раковых клеток. К сожалению, препараты могут оказывать воздействие и на здоровые клетки вашего организма, что временами приводит к возникновению неприятных побочных эффектов. Однако, нормальные клетки очень быстро восстанавливаются, так что повреждения носят лишь временный характер. Большинство побочных эффектов полностью исчезают после окончания лечения.

Когда начался курс лечения, мы цеплялись за эти слова: «препятствуют росту раковых клеток», «раковые клетки разрушаются», «нормальные клетки восстанавливаются». Нам выдали расписание, согласно которому должен был проходить курс химиотерапии Пола. Курс назывался Блеомицин/Этопозид/Цисплатин, или БЭП. Порошкообразные препараты растворялись в жидкости, образуя прозрачную субстанцию, которую с помощью капельницы должны были вливать Полу. Перечень возможных побочных эффектов был очень длинным. Нам сказали, что, возможно, все они и не проявятся у Пола, однако могут возникнуть и другие, реже встречающиеся. Список был жуткий:

Временное подавление функций костного мозга

Анемия

Беспричинное кровотечение и появление кровоподтеков

Тошнота и рвота

Проблемы с почками

Потеря волос, включая брови, ресницы и волосы на теле

Жар и озноб

Изменения кожи, включая сыпь и чрезмерную выработку пигмента

Ранки и язвы во рту

Изменение структуры ногтей