Текст книги "Несломленный. Моя жизнь с Полом (ЛП)"

Автор книги: Линдси Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Я поехала домой, чтобы привезти его одежду и туалетные принадлежности, но когда я вернулась обратно в больницу, он все еще был не под капельницей. Я всегда думала, что такие дела должны делаться без промедления, и расстроилась, что сама не могу больше ничего сделать. Я пробыла с ним еще около трех часов, чувствуя некоторое облегчение от того, что Пол наконец-то оказался там, где ему смогут оказать немедленную помощь, если что-то вдруг случится.

Я заскочила навестить его на следующее утро. Он выглядел уже значительно лучше, но врачи по-прежнему настаивали, что ему нужно оставаться в больнице еще как минимум двое суток.

Я только-только успела доехать до дома, как раздался телефонный звонок. Это был Пол, и его голос дрожал.

– Ты можешь приехать, Линдс?

– О Господи, что-то случилось? Прямо сейчас? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

– Да, прямо сейчас. И захвати ножницы, милая – мои волосы выпадают клоками.

Глава 25

В горе и в радости

Май – июнь 2005

Это было лишь очередное доказательство. Подтверждение очевидного. Когда твой любимый человек заболевает раком, где-то в глубине души ты надеешься, что у вас все будет не так, как у других. Химиотерапия будет подобна увеселительной прогулке в парке. Не будет слабости и тошноты. Волосы не начнут выпадать.

Всегда найдется кто-нибудь, кто считает себя крупным экспертом во всем, что связано с раком; кто-то сказал мне, что проявление огромного количества пренеприятных побочных эффектов означает, что химия работает должным образом. Я не знала, что и думать. Неужели мне нужно было радоваться тому, что у Пола выпадают волосы? Неужели это означало, что все идет как надо? В клинике вам всегда советуют не обращать слишком много внимания на рассказы других людей, потому что то, что произошло или, наоборот, не произошло с ними, в вашем случае может не иметь абсолютно никакого значения. Но так трудно было не прислушиваться к рассказам о чудесном исцелении – я безумно хотела услышать о ком-нибудь, у кого был тот же тип рака, что и у Пола, кто прошел тот же курс лечения и вот уже годы как живет здоровым.

К слову, когда я приехала, Пол уже гораздо спокойнее воспринимал тот факт, что у него выпадают волосы – в основном из-за того, что у него были хорошие новости. Его отпускали домой, поскольку введенные внутривенно антибиотики сделали свое дело. Кроме того, по результатам анализов уровень АФП упал с первоначальной отметки в 24 000 до 13 000. Доктор Честер сказал, что Пола можно было бы назвать счастливчиком, даже если бы это были показатели после второго курса химии, что уж говорить о первом. Именно такие новости сейчас были нужны Полу. Вернувшись домой, я внесла эти цифры в наше расписание, а рядом крупно вывела: "ДУМАТЬ О ХОРОШЕМ". По возвращении домой Пол действительно изо всех сил пытался так и делать, бог свидетель. Новости о том, что опухоль уменьшается, открыли у нас второе дыхание. Они стали реальной опорой, за которую можно было ухватиться, и их невозможно было неверно истолковать или c чем-то перепутать.

18 мая мы вернулись в онкологическую клинику. Пол мало чем отличался от других больных раком – все еще немного опухший, потерявший почти все свои волосы, и слишком хорошо знакомый с этим местом. Мы познакомились с парнем по имени Нил, которому тоже пришлось столкнуться с инфекцией. У него был абсцесс, и он до того плохо себя чувствовал, что был даже не в силах уезжать домой между циклами химии. Пол почувствовал себя просто счастливчиком, когда узнал об этом.

Вскоре я обнаружила, что никогда невозможно предугадать, в каком настроении будет находиться человек, проходящий химиотерапию. Случалось, что когда я старалась бодриться, Пол воспринимал это как равнодушие с моей стороны, как свидетельство того, что я недостаточно волнуюсь за него. В другие дни, если я казалась ему невеселой, он начинал жаловаться, что если уж я не могу сохранять позитивный настрой, как сможет он?

Хорошие новости мы получали довольно часто, однако эйфория после них была непродолжительной. Я надеялась, что, поскольку уровень АФП понижается, а Полу больше не приходится мучиться со всеми ужасами охлаждающего шлема (необходимость в нем отпала после того, как волосы все-таки начали выпадать), он поправится. Но он очень мало ел, и, несмотря на это, все время чувствовал себя пресытившимся. Во вторник он неожиданно странно повел себя. Он расплакался от страха и все пытался выдернуть иглу из своей руки.

– Я не чувствую себя свободным, пока нахожусь в стенах этой больницы! – кричал он. – Я заперт здесь! Это тюрьма, и все, что меня здесь ждет, это пытки!

Нет, это были не жалобы, он просто пытался объяснить, что он испытывал.

Мне казалось, что трехдневный цикл терапии должен восприниматься организмом относительно легко, но я ошибалась. Мы оба просто дьявольски устали.

– Пол, ты наверняка не знаешь, что сегодня за день, – заявила я.

Мои слова вызвали на его лице легкую улыбку.

– Я знаю, что сегодня за день, Линдс – как же иначе?

Некоторое время мы вдвоем сидели и молча вспоминали, где мы находились в это самое время ровно год назад. На Ямайке. Произносили свои свадебные клятвы.

В горе и в радости.

Пока смерть не разлучит нас.

Что за первая годовщина у нас получилась! Что за жестокий способ подтвердить значимость данных обещаний. Я взяла руку Пола и положила на свой живот, не обращая внимания на иглу, через которую продолжало поступать лекарство.

– У нас впереди еще множество годовщин, малыш, – заверила я его. – А через год в это же время мы будем праздновать уже не вдвоем; наша малютка составит нам компанию. К тому времени у нас уже будет пятимесячный ребенок, Пол. Он будет рядом с нами, а ты будешь полностью здоров.

– Ребенок? – переспросил Пол. – Уверяю тебя, Линдс, у нас будет девочка. Она будет весить 2 900 и будет вылитая я.

Некоторое время мы просидели обнявшись. Настроение изменилось. Этот маленький хрупкий ребенок, живший внутри меня, уже творил свое волшебство; беременность давала нам возможность смотреть в будущее. Теперь Пол боролся не только за свою жизнь – он боролся за семью, которой мы могли стать.

Его отпустили домой следующим вечером. Он был в отличном настроении и даже начал проявлять некоторую инициативу в принятии решений. Он решил, что не будет принимать стероиды, которые ему назначили против приступов тошноты, так как они вызывали у него бессонницу. Оказалось, что это верное решение, поскольку приступ тошноты у него был всего один раз, зато спать он теперь стал гораздо лучше.

Из больницы снова пришли хорошие новости – через четыре недели после начала химиотерапии, уровень АФП опустился до 2 760. Это по-прежнему было очень много, но с тех пор, как началось лечение, показатели намного улучшились. Я могла резюмировать происходящее, сделав единственную надпись "УРА!" на расписании.

В те дни газеты и телевидение много говорили и писали о том, что у Кайли Миноуг обнаружен рак груди. Я написала в своем дневнике: "Бедная Кайли", а Пол заметил, что забавно наблюдать, как другой известный человек проходит через то же самое, что и он. Великое множество статей было посвящено статистическим данным о коэффициентах выживаемости, возможности ремиссии и о том, что ожидает Кайли в процессе химиотерапии. Я думала, что, возможно, это поможет Полу немного лучше понять весь процесс. Поскольку на этот раз все объяснения давались применительно к кому-то другому, ему было проще абстрагироваться, но в то же время он по-прежнему имел к этому непосредственное отношение.

Пол жаловался, что у него такое чувство, будто кругом, куда ни глянь, все только и говорят, что о раке. Он снова вспомнил, как когда-то по телевизору показывали антитабачную рекламу, а он частенько повторял: "Это буду я. Я буду этим одним из трех". Подтверждение вашей правоты в подобных вопросах не доставляет никакой радости. Я поддразнила Пола, что он вовсе не экстрасенс, и что я готова поспорить, что он ошибается насчет пола нашего будущего ребенка.

25 мая Пол вернулся в онкологическое отделение на курс блеомицина. В этот раз у него очень сильно болели руки, и суставы опухли из-за химии. Кончики его пальцев потеряли чувствительность, так что он не мог смыть за собой в туалете, открыть бутылку лимонада, и даже отщелкивающиеся крышки кетчупа не поддавались ему. Но выбора у нас не было – Полу необходимо было через это пройти.

На стене в клинике висел плакат, и там тоже было предостережение насчет "одного из трех".

– Боже, Линдси, – ужаснулся Пол, указывая на него. – Сколько же здесь этих "одних из трех"!

Мы невесело рассмеялись; как ни крути, это было лучше, чем плакать.

У Пола по-прежнему были проблемы с деснами, и в течение второго курса химии ему давали дополнительные обезболивающие. Я молилась только о том, чтобы нам удалось избежать инфекции во время этого цикла. Новости о том, что АФП Пола опустился до 590, прибавили нам сил. Я написала на расписании: "ПОТРЯСАЮЩЕ!! Ты СИЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК!!" Этот лист бумаги удивительным образом вдохновлял – все написанное на нем подтверждало, что наши дела идут отлично; да, Пол страдал от побочных эффектов, и ему было нелегко, но показатели падали, и это служило доказательством, что все, что мы делаем, того стоит.

Друг Пола Даррен Кларк приехал как раз в тот день, когда Полу должны были делать очередное сканирование на томографе (вид посекционного рентгена, который показывает внутренние опухоли). Даррен оказался для нас настоящей находкой. Они дружили с тех пор, как Полу исполнилось десять, и когда начался первый курс химии, он почти на три месяца поселился у нас. Он не давал Полу скучать – они вместе играли в пул, в дартс и смотрели Большого Брата. Благодаря этому у меня появилось немного свободного времени, чтобы разобраться с работой. Было непросто совмещать салон, колледж, Пола, дом, больницу и быть беременной в одно и то же время. Уже тогда окружающие спрашивали меня, как же я со всем этим справляюсь, но я не обладала никаким волшебным рецептом. Честно говоря, у меня просто не было иного выбора. Разве я могла не справляться? Чем бы это закончилось? У меня не было времени сидеть в углу и плакать – в моем животе рос ребенок, Пол нуждался в уходе, а, кроме того, меня ждали работа и домашние хлопоты.

Что бы произошло, если бы я стала просто сидеть без дела и только жалеть нас? Если бы это могло хоть как-то помочь, я, возможно, и попыталась бы. Но я считала, что проявление жалости к себе может показаться Полу оскорбительным, учитывая то, через что ему приходилось пройти. Меня всегда учили смотреть на проблему с точки зрения возможности ее разрешения: если ты можешь сделать что-то, чтобы улучшить ситуацию, делай это; если не можешь ничего сделать, нет смысла изводить себя пустыми переживаниями. Мои родители, а также Трейси и Крис никогда не отказывали нам с Полом в поддержке, и я уверена, что без них мы не справились бы со всем и вполовину так хорошо.

Даррен Кларк, или Даз, как все его называли, очень много помог нам в эти несколько месяцев. Они даже играли в гольф, когда Пол чувствовал себя настолько хорошо, что его руки могли удержать клюшку. Он по-прежнему не видел своего будущего без снукера, и переживал, что состояние его рук не улучшается. Наверное, когда Даз был здесь, я могла взглянуть на Пола более беспристрастно. Оставаясь в стороне, я слушала, как он описывает лечение кому-то третьему, и в такие моменты я просто поражалась его мужеству.

Кого ни спроси, все утверждают одно и то же. Пол никогда не жаловался на свою болезнь. Он не ожидал, что с ним будут обращаться как-то по-особенному. Он продолжал жить так, как мог, занимался спортом, болтал с приятелями, и его не мучили навязчивые мысли. Рак заставил его повзрослеть. Пол был воплощенным вдохновением. Я всегда относилась к нему, как к своему маленькому ребенку, и по-матерински заботилась о нем, но только теперь я видела, на что он на самом деле способен. У него всегда была способность удивлять меня своей психической силой во время игры в снукер, но сейчас он с таким же успехом применял это в реальной жизни, и я была в восхищении.

Наблюдая за ним, я понимала, каким прекрасным отцом он станет. Когда он был в состоянии, он пытался в меру своих сил заботиться обо мне, хотя его движения по-прежнему были несколько ограничены из-за отсутствия чувствительности пальцев рук. Наверное, только во время его болезни я, как никогда, поняла, насколько хорошо мы с Полом дополняли друг друга. Я не заливалась слезами сочувствия по отношению к нему, а он не жаловался. Если бы рядом с Полом кто-то непрестанно повторял: "О Боже, это ужасно. О Боже, почему это случилось с нами?", ему от этого стало бы только хуже. Я должна была оставаться сильной, потому что это придавало силы Полу.

К 8 июня, когда должен был начаться очередной курс химии, мы оба чувствовали реальную пользу от того, что Даз был здесь. Он предложил, что проведет день в больнице вместе с Полом. Возможно, он стал нашим талисманом удачи, потому что в тот день записи в больничной карте были просто невероятными:

Пол очень хорошо переносит химиотерапию. За последнюю неделю его уровень АФП снизился до 590. Сканирование на томографе выявило почти полное исчезновение обнаруженных ранее в брюшной полости очагов заболевания, остается лишь несколько незначительных следов, что указывает на очень хорошую частичную реакцию после всего лишь двух циклов лечения. Я объяснил это Полу, который был невероятно счастлив. Я сказал ему, что это не просто хорошо, а намного лучше, чем мы ожидали. Это повышает вероятность того, что мы все-таки имеем дело с эмбриональной опухолью, но точно пока сказать нельзя, потому что так же могут реагировать на этот вид химиотерапии и некоторые другие виды опухолей.

Пол был счастлив – это было как раз то, что нам нужно. Все шло не просто хорошо – все шло даже лучше, чем они надеялись. Кроме того, если опухоль окажется эмбриональной, шансы на выздоровление будут весьма высоки. Это были на самом деле фантастические новости. Единственное, что беспокоило нас – это боль в кистях рук. Время от времени Пол пытался сложить руки таким образом, как будто они держат снукерный кий, но ему не удавалось это сделать, и это было ужасно. Когда он рассказал об этом консультирующему врачу, ему предложили распределить следующий курс химиотерапии не на три дня, а на пять, что могло бы снизить болевые ощущения. Пол отказался не задумываясь, что лишний раз подтверждает, какими ужасными были для него эти дни, раз он предпочел и дальше терпеть боль в кистях.

Во время трехдневных курсов Пол много спал, поэтому у него было не так много посетителей; кроме того, когда к нему кто-то приходил, он часто бывал не в себе. Пол не любил излишнюю суету вокруг себя – он предпочитал, чтобы эти три дня поскорее прошли, и не хотел, чтобы много людей видели его в таком состоянии, и только Даза он всегда был рад видеть рядом.

Теперь нам пришлось постоянно держать поблизости тазик – в больнице возле койки, а дома в пределах досягаемости. Его стало действительно очень много рвать. Я написала в дневнике:

Бедный малыш. Он почти ничего не ест, и когда его начинает выворачивать наизнанку, рвать просто нечем, он задыхается от спазмов и не может вдохнуть воздух в легкие.

Его отпустили из больницы в пятницу вечером. Он выглядел, как и всегда после химии – опухшим и с отвислыми, как у хомяка, щеками. С самого раннего утра снова начались сильные приступы тошноты.

Последний час Пол постоянно сплевывает слюну в полотенце, – писала я. – А потом накатывает… это всеобъемлющее, судорожное движение, как спазм. У Пола краснеет лицо, и кислород не поступает в кровь.

Я положила ему на шею холодное полотенце и просто сидела с ним, пока все не прошло. Ему, всегда становилось гораздо лучше, после того, как желудок прочищался, и часом позже мы уже бродили по дому, пили чай и смотрели новости. Так продолжалось еще несколько дней.

Врачи сказали, что просто поражены тем, что опухоль уменьшилась так быстро, а Пол так хорошо переносит химию, и тут же добавили, что могли бы провести ему еще один дополнительный курс. Я предложила Полу:

– Соглашайся, пока все идет так хорошо. Сейчас ты все равно чувствуешь себя дерьмово, так, может, стоит потерпеть еще несколько дней, ведь потом это поможет тебе полностью выздороветь?

Обычно он нормально воспринимал подобные высказывания с моей стороны, но на этот раз он обернулся ко мне и прошипел:

– Легко говорить, Линдси, когда это происходит не с тобой, а с кем-то другим.

Я крепко стиснула его руку, но мне хотелось кричать.

– Нет, Пол! Это вовсе не легко для меня. Я бы забрала от тебя это, если бы могла, я забрала бы все, потому что ты – мой мир. Я держусь, потому что мы не можем себе позволить сдаться. Нам нельзя расслабляться, иначе мы проиграем, и что тогда с нами будет? Что будет с нашим ребенком, если мы сдадимся?

Возможно, мой позитивный настрой все время раздражал его – я волновалась об этом раньше, и без сомнения, еще буду переживать впоследствии.

Однако хорошие новости продолжали приходить – уровень АФП Пола упал до 237, это было почти в десять раз меньше по сравнению с начальными показателями. "РАЗУМ ГЛАВЕНСТВУЕТ НАД МАТЕРИЕЙ!" – написала я на расписании. Даз оставался у нас до самого августа, а потом уехал домой в Лестер к сыну. Он очень помог нам в тот период – без него Пол вполне мог бы сойти с ума.

Между тем, я была уже на двенадцатой неделе беременности. Ничто не могло остановить этого ребенка – он был крепким и продолжал расти. Теперь, когда угроза выкидыша миновала, я могла рассказать обо всем близким друзьям и родным. Мы с Полом устроили вечеринку, на которую пригласили наших друзей. Все они были на седьмом небе от радости и строили предположения о том, на кого будет похож ребенок, какие черты характера он унаследует от каждого из нас, и дразнили Пола насчет смены подгузников и тому подобного. Встреча с друзьями помогла ему снова прийти в норму. В тот период я немного забросила свой дневник, ведь нам казалось, что дела наконец-то наладились. Я гордилась нами – мы боролись и побеждали.

Глава 26

Наш ребенок

С той самой минуты, как я обнаружила, что беременна, Пол был невероятно взволнован. Это было похоже на то, словно уже наступило Рождество. Думаю, он считал, что успешно проделал всю трудную работу, и теперь может наслаждаться славой будущего папы. Он чувствовал себя хозяином положения – я прямо видела, что он думает: "Я сделал ее беременной! Моя сперма работает!"

Когда Пол чувствовал себя достаточно хорошо, мы с удовольствием занимались приготовлениями к появлению ребенка в нашем доме. Мы больше не были Полом, который болен раком, и Линдси, его несчастной женой – мы были Полом и Линдси, ожидающими своего первенца.

Вскоре каждый из нас купил по книге. Моя была о беременности и о родах, а Пол купил книгу о детских именах. Ребенок должен был родиться в канун нового года (англ. – New Year's Eve), и Пол сказал:

– Если это будет девочка, может быть, назовем ее Эви (Evie)?

Еще нам понравились имена Холли и Джессика, а из мужских имен – Харрисон. Таков был наш короткий список.

Мы покупали все журналы о беременности, о родах и о новорожденных, и по вечерам, лежа в постели, читали, что происходит с ребенком на этой неделе и что будет на следующей. Я лежала и рассказывала Полу:

– Ты знаешь, а у него уже есть пальчики!

Все это казалось нам каким-то чудом.

Несмотря на то, что у моей сестры Трейси, а также у множества наших друзей и родственников уже были дети, когда это происходит с тобой, ты воспринимаешь все абсолютно по-другому. Кажется просто невероятным, что внутри тебя каждую секунду растет появившееся из ниоткуда маленькое хрупкое существо.

Недели шли, и мне уже ужасно хотелось, чтобы у меня поскорее выросло пузо – наверное, это происходит со всеми, кто ждет первенца. Когда это случается, вы хотите рассказать об этом всему миру, чтобы каждый знал, что у вас получилось. Однако я начала походить на беременную только на 18 или 19 неделе. Из-за болезни Пола моя беременность большую часть времени оставалась на заднем плане. У меня осталось совсем не много фотографий, сделанных в те месяцы, что я носила ребенка, потому что обычно я сама делала снимки. Какой-то голос в подсознании говорил: "Фотографируй Пола, делай как можно больше снимков Пола". Впрочем, может быть, это был просто мой пессимизм.

Мы посетили несколько предродовых занятий -на некоторые мы ходили вместе с Полом, а некоторые предназначались только для будущих мам. Перед первым занятием Пол слегка паниковал.

– О боже, что они будут там делать? Каких действий они будут ожидать от меня? Я, наверное, буду выглядеть глупейшим образом? Они все наверняка уже знают то, чего я не знаю.

Мне пришлось напомнить ему, что я и сама абсолютно неопытна в таких вещах.

Я помню то занятие так хорошо, как будто это было вчера. У Пола тогда совсем не было волос, поэтому ему приходилось носить симпатичную мягкую шерстяную шапочку, чтобы держать голову в тепле.

– На что это будет похоже, Линдс? Там будут только молоденькие девушки? Я буду там единственным парнем? – продолжал он выпытывать у меня.

На самом деле, конечно, ему не стоило так волноваться; все были очень дружелюбны. Благодаря сестре, которая вела занятие, в группе сразу установилась комфортная атмосфера. Две женщины были на более позднем сроке, чем я, одна – на том же самом, и еще одна – на пять недель раньше. Всем им было от 18 до 30 лет. Нас попросили представиться друг другу, и, когда очередь дошла до нас, Пол набрался храбрости и заговорил. Он никогда не задумывался о том, что все и так знают, кто он такой. Он сказал:

– Привет, я – Пол. Вообще-то, у меня рак, и так здорово, что Линдси рядом со мной и помогает мне. Я знаю, что сейчас я должен ухаживать за ней, а не наоборот; это как раз то время в ее жизни, когда ее нужно радовать и баловать, и когда мне станет лучше, я обязательно сделаю для нее все, что в моих силах.

Я была смущена и сказала ему, чтобы он заткнулся. Но то, что он сказал, было поистине прекрасно.

Затем мы стали объединяться с другими парами, чтобы сыграть в викторину и узнать больше друг о друге. В частности, мы разговорились с одной парой; у этой женщины срок был на 5 недель меньше, чем у меня. Мне нравилось, что все мы собрались там в ожидании самого прекрасного события в жизни, так что нам с Полом даже удалось на какое-то время забыть о том, с чем нам еще приходится иметь дело помимо этого.

Мы много смеялись на этих занятиях, и это было здорово. Однажды сестра достала из шкафа пару тренировочных штанов огромного размера и сказала:

– Мне понадобится помощь кого-нибудь из мужчин.

Один парень подошел к ней, и она помогла ему надеть штаны. Потом она сказала:

– Вот через это вашей партнерше придется проходить в течение следующих шести месяцев или около того.

Она начала укладывать в штаны пакетики сахара и баночки консервов, приговаривая:

– Вот это плацента, а вот столько весит ребенок, а вот такой вес он наберет в конце.

Некоторое время назад именно этот парень спрашивал у нее: "Это действительно так тяжело? Насколько это трудно – носить ребенка?" Теперь же он стоял, придерживая тяжелые штаны, а сестра говорила:

– Знаете, что? Вот это вашим женам и партнершам приходится все время носить с собой, а вы сейчас испытали на себе одну только массу, и понятия не имеете, что такое гормоны и все остальное!

Она на самом деле была очень забавная. Потом она начала поочередно вынимать все эти вещи из брюк, приговаривая:

– Сейчас вы рожаете! Вот у вас отходят воды, вот идет ребенок, а вот и плацента!

Но кое-что она все же оставила в штанах – для того, чтобы показать мужчинам, что от всего сразу избавиться не удастся. Мне показалось, этим она напугала и некоторых женщин.

Пол сидел вместе со всеми, со смехом наблюдая за происходящим. Он всегда утверждал, что чувствует себя неуверенно в незнакомом обществе, но тем не менее, раз от разу демонстрировал нам свое потрясающее чувство юмора. Пока тот парень стоял перед нами, в штанах, наполненных консервными баночками и пакетиками сахара, Пол сказал:

– Отлично, вы рассказали всю правду. А теперь скажите нам то, что мы действительно хотим знать – когда же наши жены вернутся к своему восьмому размеру?

Все разразились хохотом, а я воскликнула:

– Пол! Я не верю, что это ты сказал!

Он ответил, что всех мужчин интересовал этот вопрос.

Мы много смеялись в тот вечер, и по возвращении домой были убеждены, что все прошло не так уж плохо; нервничать было абсолютно не из-за чего. Мы заводили новых друзей и наслаждались общением.

Следующее занятие состоялось через неделю и было посвящено способам облегчения боли. Медсестра спросила нас:

– Кто-нибудь умеет делать массаж?

Мне следовало бы промолчать, но вместо этого я подняла руку и сказала, что, вообще-то, я преподаю основы массажа. Все закончилось тем, что у меня появился целый класс учеников! Я показывала всем этим мужчинам, как массировать спину их женам, а мне самой никто так и не сделал массаж!

На очередном занятии нам провели экскурсию по родильному отделению больницы Дьюсбери, показали имеющееся там оборудование и приспособления. Вообще-то я не собиралась там рожать, но все остальные женщины в нашей группе выбрали именно Дьюсбери, поэтому мы просто последовали за ними. Я предпочла поехать рожать в Лидс, потому что там лечили Пола, и я решила, что если он будет нехорошо себя чувствовать, когда мне придет время рожать, мы, по крайней мере, будем находиться в одном здании. Мы надеялись, что он все же сможет присутствовать при родах, даже если кому-нибудь из персонала онкологического отделения придется помочь ему.

Бродя по Дьюсбери, я думала, какая же там замечательная атмосфера. В зависимости от того, как вы хотели рожать, вам могли предоставить различные условия. Мне особенно понравилась комната со специальным бассейном для родов. Пол спросил, пускают ли в бассейн также и мужей, и акушерка ответила, что это не запрещается. В этом бассейне можно было рожать, а можно – просто расслабляться в воде, чтобы уменьшить боль, а затем, когда настанет время, выйти.

Затем акушерка принесла воздушно-кислородную смесь. Я не была уверена насчет этого, но Пол захотел попробовать. Я сказала:

– Ты уверен, что с тобой все будет в порядке, малыш? Ты принимаешь столько лекарств, как бы это не повредило тебе.

Он не стал меня слушать, и начал вдыхать через трубку воздушную смесь, а все наблюдали за ним и ждали, что произойдет. В первые несколько минут Пол говорил, что не чувствует ничего, никаких изменений. А потом на него подействовало, и он начал смеяться. Он сказал, что чувствует действие смеси, и это просто здорово! Тогда я тоже решилась попробовать, и мне это так понравилось, что я решила, что эта смесь не помешала бы мне, когда придет время. Акушерка сказала, что мне обязательно нужно внести это в свой план родов. Но у меня не было никакого плана родов! Честно говоря, я все еще не чувствовала, что на самом деле беременна. У всех остальных девушек были специальные блокнотики и папки, и все они уже давно решили, как должны проходить их роды, выбрали методику родов, способы расслабления и снятия боли, подобрали музыку, которая будет звучать во время родов. Я же считала, что если в тот день мне что-то потребуется, мне это принесут, ну а нет – так нет.

Кроме того, после некоторых раздумий я решила, что буду оставаться на ногах так долго, как смогу, и не стану лежать на больничной койке. А мое окончательное решение было принято, кажется, когда мы зашли в родильный бокс – строгий, стерильный и сверкающий. Всех остальных вид этого бокса напугал, а я заявила:

– О, это как раз то, что я хочу – замечательное чистое местечко, где со мной все будет в порядке!

На следующей неделе мы отправились на экскурсию в родильное отделение Сент-Джеймса. Возможно, с того времени, как я там побывала, что-то изменилось, но тогда, даже несмотря на то, что это была клиника при медицинском высшем учебном заведении, у рожениц там не было практически никакого выбора. У них были простые родильные боксы – никаких бассейнов и тому подобного – так что проблема выбора для меня отпала сама собой. Я собиралась как можно дольше оставаться дома, а потом ехать сразу в родильный бокс, возможно, прихватив с собой мяч для фитнеса. Единственное, чего мне еще хотелось – чтобы Пол сам перерезал пуповину. Благослови его Бог – он сказал, что непременно придет и сделает это, даже если его будет выворачивать наизнанку. Он надеялся, что его не сморит сон и что он будет хорошо себя чувствовать. Он даже представить себе не мог, чтобы что-то помешало ему быть рядом со мной в такой момент!

Еще я решила, что не буду кормить ребенка грудью – должна признаться, это было желание Пола. Он все время шутил, что "сиськи не для детей, а для мужчин", и я не особо беспокоилась об этом, пусть будет так. Еще одним доводом в пользу искусственного вскармливания была возможность для Пола самому кормить ребенка. Я очень хотела, чтобы он мог это делать с самого начала. Я хотела, чтобы наша жизнь была нормальной, как у всех, и чтобы мой муж мог заниматься ребенком так же, как и я, поэтому мы договорились, что, если после родов не будет никаких противопоказаний, мы будем вскармливать ребенка искусственно.

Таким образом, все мои решения были приняты. Где-то в глубине души я беспокоилась, как бы мне не пришлось пойти по стопам моей сестры Трейси – ей неожиданно пришлось делать кесарево. Конечно, я не хотела никакого хирургического вмешательства, но на всякий случай нужно было приготовиться к худшему. Это не имело особого значения – в любом случае, я ведь не могла предсказать, что может случиться.

Глава 27

Мальчик или девочка?

Я сделала свое первое УЗИ, только когда была уже на 15 неделе. Обычно эту процедуру проводят на сроке 12 недель, но из-за того, что я собиралась рожать в другой больнице, и нужно было перевести туда все мои документы, получилась небольшая задержка. Я попросила Пола сопровождать меня, и он согласился, хотя для него это и означало вернуться в Сент-Джеймс не в день проведения химии.

Нам пришлось какое-то время подождать, пока будут готовы мои анализы крови. Многие люди, сидевшие вместе с нами в комнате ожидания, почти в упор разглядывали Пола – он был лысый, и было ясно, что у него рак. Полагаю, его выдавало не только отсутствие волос – на всех раковых пациентах лежит некая особая печать. Всем им приходится проходить суровую школу. Я не была стопроцентно уверена, что окружавшие нас люди узнали Пола – может быть, они читали, что у него рак, может, видели статьи про нас в газетах, когда мы рассказывали о том, как мы счастливы, что я забеременела. А может быть, просто кому-то, кого они любили, пришлось пройти через то же самое. Невозможно узнать наверняка, что на душе у других людей, но иногда вас может озарить догадка о том, что, возможно, могло с ними случиться.