Текст книги "Кровавые розы (ЛП)"

Автор книги: Линдси Дж. Прайор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Это зависело исключительно от его самообладания. Судьба их обоих зависела от его самообладания – вампир сокращал расстояние между ними лёгкими, беспечными шагами, более хищными, чем она когда-либо видела.

– Не подведи меня, – сказала она, настороженность не позволяла ей оторваться от его проницательного взгляда.

– В смысле чего? – спросил он, и его ухмылка сказала ей, что он точно понял, что она имела в виду.

Она попятилась к стене, всё ещё сжимая нож.

Он опустил взгляд на лезвие, затем снова поднял на неё глаза и положил руку на стену рядом с её головой. Он наклонился ближе.

– И что теперь? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что люблю тебя? Прогонит ли это прочь эти страхи? – он склонил свои губы к её губам, остановившись в нескольких сантиметрах. – Или ты хочешь, чтобы я продемонстрировал, что я на самом деле чувствую?

– Дело не в сексе.

– Нет?

– Не так. Ты покажешь мне это, сделав что угодно, только не это.

Он слегка нахмурился.

– Ты хочешь, чтобы я воздержался?

Она кивнула.

– Ты думаешь, я смогу это сделать? То, что я чувствую прямо сейчас? Только у меня внутри всё бурлит после этого маленького трюка. Много тьмы, от которой нужно избавиться.

– То, что ты решишь сделать в ближайшие несколько минут, скажет мне всё, что мне нужно знать.

Он снова взглянул на лезвие.

– И ты собираешься ударить меня ножом, если я переступлю черту? Как ты пыталась сделать со шприцем, – он скользнул рукой вниз по её предплечью и прижал запястье с ножом к стене. – Ты не можешь причинить мне боль, Лейла. Ты уже доказала это. Я слишком много раз подходил с тобой к краю, и каждый раз ты преуспевала в этом. Это то, что я понимаю в тебе. И ты знаешь, что я вижу это, и ты знаешь, что я не буду сдерживаться и воспользуюсь этим по максимуму, и это лишь больше возбуждает тебя. Вот почему прямо сейчас ты пребываешь в напряжении.

Беспокойство скрутило её грудь от правды, слетевшей с его губ. Она поразилась его проницательности. Его понимание потребностей даже у неё не укладывалось в голове. Только то, что они были спровоцированы им. И только им.

– Что только усложняет тебе задачу, верно?

Он улыбнулся.

– Совершенно определённо.

Он прижался к ней всем телом и завладел её губами. Неожиданная близость, его нежность в данных обстоятельствах ошеломили её.

– Ты же не собираешься настаивать на том, чтобы я полностью убрал от тебя руки, не так ли? – спросил он, просовывая руку под её всё ещё влажное платье.

Она задержала дыхание, её пристальный взгляд встретился с его, когда его прохладные пальцы нашли жар между её ног.

– Ты собираешься зарезать меня за это? – спросил он, решительно, медленно и соблазнительно вводя в неё свой средний палец.

Прежде чем она успела ответить, он наклонился к её шее, скользнул губами вверх по мочке уха и мучительно медленно втянул её в рот.

Она вздрогнула, прикусила нижнюю губу, и впилась ногтями в ладонь.

– Сегодня вечером ты переступила черту. Ты знаешь это, не так ли? – сказал он, его губы снова прильнули к её губам, соблазняя своей близостью. Он скользнул пальцем глубже, заставив её затаить дыхание. – И теперь ты хочешь, чтобы я воздержался от того, что мне свойственно, что у меня инстинктивно?

Он медленно вывел палец и стал дразнить самый чувствительный бугорок её лона. Он идеально и лаконично надавил, и она заговорила более хрипло, чем намеревалась.

– Твой выбор, – сказала она.

Он почти улыбнулся, и скользнул губами вниз по её шее, по ключице, убрал руку, целуя ложбинку между грудями, оттянул ткань в сторону и обхватил губами её сосок. Она закрыла глаза, его слюна, холодная, как воздух, окутывала, не способствуя её и без того очевидному возбуждению.

Когда он скользнул губами вверх по её шее, а затем отыскал её рот, она охотно приняла его, и усиление его голода только усугубило её голод. Он опустился на колени.

Она уставилась на его макушку, крепче сжав рукоятку ножа. Он подтолкнул её раздвинуть ноги ещё шире, а потом задрал платье на бёдрах.

Она откинула голову на стену, закрыла глаза и затаила дыхание, почувствовав, как он тянет за завязки на её трусиках, почувствовав прохладу его рта на её лоне.

У неё почти прекратилось кровообращение в руке, держащей нож, да и другой кулак был сжат достаточно сильно, чтобы также перекрыть приток крови.

Калеб положил её ногу себе на бедро, продолжая лизать медленно и мучительно долго, прежде чем, наконец, вошёл в неё языком.

Она подняла руку к голове, чтобы пригладить волосы, выругалась себе под нос. Изгиб его губ сказал ей, что он заметил это, и её реакция заставила его улыбнуться.

Его темп тут же ускорился. Он крепко сжал её бедро, а другой рукой стиснул её голень, поглощая её с ещё большей жадностью, разжигая её желание к нему ещё больше.

Она уронила нож. Его звон эхом разнесся в тишине. Она вцепилась в рубашку на его плече, обнаружив, что приближается к слишком быстрой кульминации.

Но он отстранился и с трудом поднялся на ноги.

Она смотрела на него затуманенными глазами и едва могла дышать, едва могла держаться на ногах, если бы его рука не обвилась вокруг её талии.

Он расстегнул брюки, спустил трусы. И холодная дрожь пробежала по её телу.

В эти моменты её не волновали пророчества – её не волновало ничего за пределами этих стен.

И она ненавидела себя за эти мысли.

Ненавидела себя в эти моменты – свою зависимость от него; то, как он отвергал все её убеждения; то, как всё её тело реагировало на него так. Она презирала это. Ей нужно было возненавидеть себя за то, что она хотела его так сильно, что ей было на всё плевать.

Но она не могла этого отрицать. Её тело не стало бы этого отрицать. Дело в том, что она знала, что он уже слишком глубоко проник в неё, чтобы она когда-нибудь смогла забыть его.

И когда она почувствовала его эрекцию у своего лона, она выдержала его взгляд.

Но он не двинулся с места.

– Это, моя прекрасная серрин, и есть самоконтроль, – заявил он. – Десятилетия практики отточили его настолько, что даже сейчас я могу отступить от той, какая ты сейчас. Ночью из-за тебя я чуть не потерял контроль над собой. Ты единственная, кто когда-либо довёл меня до этого. Этого больше не повторится.

Он легко, мимолетно поцеловал её в губы, а затем отстраниться, оторвавшись от её пристального взгляда.

Не говоря больше ни слова, он повернулся к ней спиной, застегнул брюки и направился через комнату к лестнице.

ГЛАВА 26

Они возвращались в клуб в молчании.

Лейла обхватила себя руками, но это никак не помогло защититься от ветра.

На них устремилось несколько пристальных взглядов, но ни один не задержался надолго. Калеб, казалось, даже не заметил этого, хотя она не сомневалась, что он всё подмечал. Его взгляд был отстранённым с тех пор, как они вышли из того дома, но никогда ещё она не чувствовала себя более защищенной от тёмного мира, по которому они шли. Каким бы молчаливым он ни был, с задумчивым взглядом, она знала, что он знает о ней больше, чем когда-либо, как и она о нём.

На этот раз он не держал её за руку, когда вёл обратно в клуб. Он заставлял себя дистанцироваться от неё, и этот поступок открывал ей более чем достаточно.

Он ненавидел её за то, что она разоблачила его слабость. Презирал её за то, что она разрушила иллюзию, которую он так идеально создал.

Они прошли по потайным ходам, которые вели обратно в пентхаус, в его покои.

В библиотеке было холодно и пусто. Каминная решетка теперь уже была безжизненна. Лейла посмотрела в темноту за окном, тишина за его пределами усиливала её напряжение.

Он направился в свою спальню, его продолжающееся молчание было тягучим и нежеланным спутником, пока Лейла стояла в центре комнаты, наблюдая, как он исчезает в ванной комнате.

Никогда ещё чувство изоляции не охватывало её так сильно. Никогда ещё у неё не было такого сильного желания быть с кем-то рядом. Даже когда он был всего лишь в соседней комнате, ей до боли хотелось быть рядом с ним. Ей нужна была эта последняя попытка. Эта последняя попытка заставить его захотеть её настолько, чтобы отложить свои планы, ровно настолько, чтобы дать ей больше времени найти способ справиться с этим.

Но больше всего на свете ей нужно было знать, права ли она – раскололась ли затвердевшая оболочка. Если бы снова появился проблеск надежды на то, что в нём есть что-то, к чему она могла бы обратиться.

Услышав шум воды в душе, она переступила порог.

Она встала лицом к матовому стеклу. Его обнажённое тело было скрыто за ним, он стоял спиной к ней, упёршись руками в кафельную стену.

Она скинула босоножки, слушая, как вода стекает с его тела на поддон душа. Она закрыла за собой дверь в ванную комнату, отгородившись от внешнего мира, прежде чем нерешительно остановилась у входа в душевую кабину.

Она медленно обвела взглядом его обнаженное тело, впитывая каждый сантиметр его гибкого мужского совершенства, а струи душа стекали на него подобно ливню, очищая его безупречную кожу.

И когда она встретилась с ним взглядом, его глаза сказали всё – прозрачное, невысказанное приглашение.

Она вошла внутрь, но не под брызги, ловя туман ливня, когда он повернулся к ней лицом. Несмотря на его наготу, она не могла отвести глаза от проницательного взгляда зелёных глаз, смаргивающих капельки с блестящих чёрных ресниц.

Он протянул руку, чтобы уменьшить мощность распыления воды до мягкого, но эффективного тумана, отчего её кожу начало покалывать от тепла, когда она вошла под поток.

Она неуверенно протянула руку и прикоснулась к татуировке на его груди, пальцами обвела контур свернутого хвоста, который тянулся до его шеи, прежде чем скользнула дальше и коснулась его красивых губ – губ, уже пропитанных соблазнительной влагой.

Он мгновенно взял в рот её большой палец, слегка пососал его, прежде чем нежно провёл пальцами по ранкам, которые оставил у неё на шее. Он провёл большим пальцем по каждой из них по очереди, а затем нежно взял её за подбородок. Большим пальцем скользнул по её влажным губам и потом приник своим ртом к ней.

Она встретила его на полпути, влечение к нему было всепоглощающим, не было ни воли, ни борьбы, чтобы отрицать желаемое.

Он нежно, но властно раздвинул её губы, нежно и исследующе заскользил языком по её губам. Она не могла удержаться и поцеловала его в ответ. Он попробовал её на вкус и ласкал каждый дюйм её рта. Он обхватил её затылок и углубил поцелуй.

Лейла прижала ладони к его крепким плечам. Он толкнул её кафельной стене, поднял её запястья и положил их по обе стороны от её головы, тем временем целуя ещё глубже. Его эрекция упиралась в её мокрое платье.

Возбуждение быстро захлестнуло её, потребность ощутить его внутри переполняла её. Постепенно всё вокруг них, казалось, исчезало, пока всё, что она могла видеть, был он; а не вампир. И она смогла признать влечение и принять его, своё страстное желание, жажду быть с ним ближе, чтобы он прикасался к ней, обнимал её, был внутри неё – перспектива более нежного секса, более интимного секса, соблазн сам по себе. Она хотела эту его часть. Она нуждалась в этой его части. Она знала, что если он сможет заставить себя сделать это, то это будет всё, что ей нужно. Потому что она знала, что тот Калеб, который существовал раньше, тот Калеб, который частично существовал до сих пор, был верным, преданным и защищающим Калебом.

Вне всякого определения и оправдания, она влюбилась в него.

Он стоял обнажённый, его кожа была очищена от налёта Блэкторна, а красивые зеленые глаза были такими беззащитными, какими она их никогда не видела. Настоящий Калеб, наконец, появился после этого поцелуя.

Его маска упала, и он показал ей, что скрывается под ней. И это не было мрачно, и это не было страшно. В нём было что-то тёплое, отзывчивое, чувствительное. Было что-то, что удерживало её, как будто она была единственной, что имело значение в эти несколько мгновений. И это приносило больше удовлетворения, чем она когда-либо могла себе представить.

И она влюблялась всё сильнее, падая всё глубже.

Он чувствовал к ней тоже. Каждый сантиметр её тела и сердца говорил ей, что Калеб Дехейн что-то чувствует к ней.

Она уничтожит того Калеба, которого создала первая серрин. Которого Фейнит сформировала и определила. Она исправит этого Калеба, а вместе с ним и всё, что причинило ему вред.

Когда он отпустил её запястья и обхватил обеими руками её шею, положив большие пальцы ей на подбородок, она скользнула ладонями вниз по его твердой, влажной груди, вниз по бёдрам, прежде чем обхватила ладонью его эрекцию, но это никак не уменьшило жажду его поцелуя.

Она надеялась, что этого было достаточно, чтобы она смогла простить его. Что она понимала.

И что она верила, что он не сделает ничего, что могло бы причинить ей боль.

Но когда его поцелуй ослаб, когда он мягко отстранился, её сердце упало.

Он отвернулся, и она схватила его за руку, желая, чтобы он остался.

Но он не оглянулся на неё, и его влажная рука так легко выскользнула из её ладони, что у неё защемило в груди от потери его.

Он снова исчез в ванной и расположенной за ней спальне, оставив Лейлу одну посреди тумана.

Осознание поразило её сильно и быстро, заставив внутренности сжаться, а сердце бешено заколотиться. Она зажала рот рукой, сползая по кафельной стене на корточки.

Он понял.

Она потеряла всё: она потеряла свой дар серрин, и он это знал.

ГЛАВА 27

Калеб закрыл за собой дверь библиотеки и ударил сжатыми кулаками, костяшками по стене напротив. Обхватив себя руками, он прижался лбом к стене и закрыл глаза.

Он был так близок, так непростительно близок к тому, чтобы заключить её в объятия, стереть страх из её глаз и успокоить так, как мог только такой уровень близости.

Ему нужно было вспомнить, кто он такой. Ему нужно было помнить, в чём заключалась его верность. Ему нужно было помнить, что он должен был потерять, сопоставив с тем, что он должен был приобрести. На кону стояло не только будущее его вида, который заслуживал большего, но и его собственное самоуважение, его достоинство. Если он выберет её, он не просто отвернётся от мести за Сета, он отвернётся от всех себе подобных, чего она и хотела.

Он знал правила. Никто не выживал в Блэкторне, проявляя мягкость или придумывая оправдания. Никто не выживал в Блэкторне, чувствуя себя так, как он чувствовал себя тогда, потому что это делало его уязвимым. И никто, особенно серрин, никогда больше не заставит его почувствовать себя уязвимым.

Возможно, она и увидела проблеск того, каким он был – каким он был раньше, но Калеб не позволит себе вернуться к этому.

Он должен был думать обо всех серрин, которые были до неё, об их ярких манящих глазах, их подстрекающих сексуальных улыбках, их хорошо продуманных словах. Злоба. Жестокость. Поиски Сета. В какой агонии он находился. И даже когда он схватил Калеба за шею, притянул его к себе, чтобы тот прошептать сквозь страдание, он сказал Калебу, чтобы тот оставил это.

Точно так же, как он сказал ему избавиться от боли, унижения, страха, которые первая серрин причинила его семнадцатилетнему телу. Но он не мог. Физически раны зажили, но шрамы были до сих пор глубоки. Шрамы, которые так и не зажили. Шрамы от чувства беспомощности, от того, что тебя использовали.

Он крепче сжал кулаки.

Раны, которые вновь открылись, когда он держал на руках своего умирающего брата.

Если существует такая вещь, как судьба, то это случилось: он выжил только по одной причине – чтобы закалиться настолько, чтобы выжить в этот момент.

Потому что, как бы сильно он ни старался, как бы сильно ни хотел, он никогда не сможет доверять Лейле. Её преданность своему виду будет на первом месте, её преданность своей семье – на втором, а он будет в самом низу списка.

Прошло меньше сорока восьми часов с тех пор, как она лежала в его темнице, дрожа и плача, вырванная из сердца всего, что она знала. Эти глубокие, завораживающие глаза смотрели на него со страхом, презрением и замешательством, но ни разу с безысходностью. Среди всего этого всегда был этот проблеск борьбы.

И эта борьба всегда будет с ней. Этот инстинкт самосохранения, который процветал в ней.

Инстинкт самосохранения, который подпитывался тем фактом, что она тоже ему не доверяла. Она никогда ему не доверится. Не в полной мере. Сомнение всегда будет существовать. Отчуждение. И они могли сгладить это на некоторое время, но оно бы гноилось, росло и поглощало их. А отношения – ничто без доверия. Не те отношения, в которых он нуждался. Которых он жаждал.

Он был прав насчет её преданности своему происхождению. И её целью было остановить восстание вампиров. Остановить Трайяна. И это всё, чем она когда-либо будет заниматься. Она никогда не выходила за рамки своей собственной доктрины, своих собственных инстинктов.

Их союз был обречён, и Калеб только мучил их обоих, оттягивая принятие своего решения. Самое меньшее, он мог взять её наедине и с достоинством, а не с Фейнит или кем-то из Высшего Ордена, господствующими над ними.

И он должен был держаться за этот план. Он принял решение и будет придерживаться его. Он не мог тратить время на безнадёжные обещания будущего, которого он не заслужил.

Через десять лет, даже через пять лет она ничего не будет значить.

Коротко выдохнув, он отошёл от стены и направился к бару. Он взял себе виски и пачку сигарет и направился на террасу. Сел на стол, закинул ноги на сиденье, зажал сигарету между губами и прикурил, прикрывая её ладонью.

Он оглядел район. Лёгкий ветерок теребил его волосы, знакомые звуки и запахи того, что было его домом более восьмидесяти лет, приближались к нему. Они служили напоминанием о внешней реальности, о его доме и его виде. Вид, брошенный на задворки общества недоверчивыми людьми, посчитавшими, что они имеют приоритет. Вид, который понятия не имел, что балансирует на грани того, чтобы потребовать всё назад. Претендуя на то, что принадлежит им по праву.

И всё это во имя того, чтобы он высосал жизнь из какой-то серрин. Потому что именно такой он должен был её видеть – некая серрин. Серрин, на которую он имел право претендовать.

Он жертвовал своими мечтами не меньше, чем Лейлой.

И теперь он покончил с этим.

❄ ❄ ❄

Лейла не была уверена, как долго она просидела на полу в душе, но сморщенная кожа на пальцах говорила о том, что шок прошёл не сразу.

Изменения могли произойти только в тот один раз – на кровати, после того как он выхватил у неё шприц. Тогда что-то изменилось.

Она схватилась за голову.

Или когда они занимались сексом до того, как он укусил её.

Но нет – в этом не было никакого смысла. Конечно, он бы знал. Но он никогда по-настоящему не проверял её на серринность, только на то, был ли у него иммунитет. И это будет правдой независимо от того, была ли она серрин или нет.

Тошнота подступила к горлу. Она должна была знать, не заподозрил ли он чего-нибудь. Она не могла сидеть и ничего не делать.

Она заставила себя подняться на ноги и вышла из душа. Стянула с себя промокшее платье, схватила полотенце и прошла в его спальню.

Калеба в ней не было, но вместо него на столе лежал кремовый пеньюар.

Она сжала прохладный шёлк в руке, глядя на приоткрытую дверь.

Неудержимый огонёк надежды всё ещё горел внутри неё: быть может, он ушёл, потому что ему нужно было подумать. Потому что ему нужно было поразмыслить. Потому что он колебался.

Она бросила влажное полотенце на пол и накинула пеньюар. Шёлк легко скользнул по её телу.

Она могла бы рассказать ему о своих чувствах. Если она не сделала это достаточно очевидным в душе, она могла бы посмотреть ему в глаза и сказать об этом. Это могло бы изменить всё.

Это могло бы изменить его мнение.

Но она знала, что только обманывает себя. Возможно, её сердце и было обманчиво к себе подобным, но его сердце было совсем не таким. Даже если бы ему было не всё равно, Калеб не сводил глаз с цели. Калеб всегда был нацелен на достижение цели.

И если он знал об этом секрете столько же, сколько, казалось, знал всё остальное, и она призналась в этом, то она скармливала ему его победу и подавала ему своих сестёр на блюдечке.

На свинцовых ногах она вышла из спальни, пересекла библиотеку и спустилась в гостиную.

Балконные двери были открыты, и пустота гостиной точно подсказала ей, где он находится.

Она нашла его сидящим на круглом столе, рядом с ним стоял стакан виски, и он выпускал ровную струю дыма в ночной воздух. Знак, который, как она теперь знала, означал, что Калеб пребывал в задумчивости, это был податливый Калеб. Что-то, что, как она знала, ей нужно было использовать по максимуму.

Он оторвал глаза от городского пейзажа и оглянулся на неё. Он быстро окинул её взглядом, намёк на улыбку, мелькнувший в его глазах и на губах, сказал ей, что он одобряет то, что видит.

И что-то внутри неё растаяло.

– Тебе идёт, – заметил он.

– Ты сам его выбрал.

– Я сделал правильный выбор, – он выдавил мимолетную улыбку, и тепло разлилось по ней в ответ. – Мне нравится быть уверенным, что тебе негде что-либо спрятать.

– Всегда в обороне.

Он стряхнул пепел на пол и снова поднес сигарету к губам.

– Только посмотрите, ты удивлена?

Когда снова переключился на вид города, она с тревогой замерла на пороге. Создавалась впечатление, что он не знал. Он не смотрел на неё как-то иначе.

Она знала, что ей не следовало ничего говорить. Её гордость умоляла её не делать этого. Но он ушёл, и ей нужно было знать почему.

Она обхватила себя руками – отчасти от ветра, отчасти для того, чтобы защититься от предстоящего эмоционального воздействия, ведь, судя по тому, что она чувствовала тогда, она не была уверена, что могла точно определить причину. Но она должна была знать, изменилось ли что-то в Калебе Дехейне. Он пытался доказать, кто она такая, а получилось всё наоборот, если то, что он сказал в кровати, было правдой.

Это был тот самый Калеб, в которого она влюбилась. Это был тот Калеб, который мог оправдать её чувства, её желание дать ему последний шанс.

Дать им обоим последний шанс.

– Почему ты ушёл? – спросила она.

Секунды шли, пока он выдыхал очередную струю дыма.

– Потому что ты хотела чего-то, чего я не был готов тебе дать.

– Ты уже давал это раньше. Я знаю, что случилось прошлой ночью на постели.

Он посмотрел на неё, его взгляд был непроницаем.

– И что случилось, Лейла?

Кровь застучала в её ушах. Она балансировала на грани потенциального унижения. На отрезвляющем ночном ветру, на фоне Блэкторна, она почувствовала, что её уверенность пошатнулась.

Она сделала шаг на террасу, что-то глубоко внутри неё побуждало её упорствовать.

– Это не я притворяюсь, Калеб, а ты.

Его глаза слегка сузились.

– Это то, что тебе нужно сказать себе, чтобы оправдать то, как ты смотришь на меня прямо сейчас?

– Нет, но то, как ты на меня смотришь, и оно говорит само за себя. Учитывая, что у тебя иммунитет к серрин во мне, объясни этою

Он снова перевёл взгляд вперёд.

– Как я уже говорил, твоя неопытность приведёт тебя к крушению, Лейла.

Его холодность казалась наигранной, и именно за это ей приходилось цепляться. Вампир, которого, когда он не был скрыт тьмой, всё ещё можно было искупить.

Она сделала ещё несколько шагов по направлению к нему.

– Моя неопытность делает меня достаточно непагубной, чтобы видеть вещи такими, какие они есть. Это твой опыт загрязнил твоё восприятие; моё всегда было кристально чистым.

Он отбросил сигарету в сторону, а затем соскочил со стола. Он потянулся и взял её за руку.

– Пойдём со мной. Я хочу тебе кое-что показать.

Она отстранилась.

– Что?

– Увидишь, – сказал он, подводя её к ступенькам. Он открыл задвижку и сделал первые пару шагов наверх. – И тогда ты поймешь.

ГЛАВА 28

Обхватив себя руками, Лейла направилась через низкий проход. Она сильно надавила ногой на первую ступеньку, просто для верности, несмотря на то, что Калеб шёл впереди. Видя, что ступенька не сдвинулась с места, она забралась на неё. Дождь снова прекратился, но в воздухе всё ещё витала угроза надвигающейся бури. Легкий ветерок отбрасывал волосы с её лица, когда она медленно поднималась. Её левая рука скользила по камню для уверенности. Она старалась не смотреть на обрыв внизу.

Добравшись до ниши, она ожидала наткнуться на дверной проём. Вместо этого она оказалась перед узкой, закрытой каменной лестницей, состоящей, может быть, ещё из пятнадцати ступенек, которая вела на крышу. Она бросила тревожный взгляд вниз, на тёплое янтарное сияние, разливающееся по балкону, гостиная теперь казалась за милю отсюда.

Поднявшись по потайной лестнице, она наконец-то вышла на обширную плоскую крышу. Из пары низких кирпичных зданий доносился шум вытяжных вентиляторов, от одного из которых в воздух поднимался пар. Периферийная стена была низкой и доходила, примерно, до середины бедра. Она была расчленена квадратными башенками, некоторые из которых были плоские, а некоторые были увенчаны каменным животным или гербом.

Лёгкий ветерок развевал её волосы, прижимая пеньюар к коленям. У неё перехватило дыхание от 360-градусного обзора Блэкторна, ярких огней, разгоняющих густую тьму. Даже при всей своей урбанистической деградации, зрелище было захватывающее.

Она посмотрела на купол, занимавший центральное место в пространстве. Стеклянный купол, как минимум, двенадцать метров в диаметре. Его зеркальные стены отражали окружающую его сцену, янтарные блики кривились на полированной поверхности.

– Что это? – спросила Лейла.

– Это то, что я хочу тебе показать, – сказал он, направляя её к дверям.

Он набрал код на двери и открыл её.

Он продолжал держать Лейлу за руку, пока вёл внутрь.

Было темно, но вид за окном был таким ясным, как будто они всё ещё были снаружи. Стеклянный купол, если не считать рамы, был таким прозрачным изнутри, как будто его вообще не было. Её глаза ещё не привыкли к полумраку, и она посмотрела на небо над Блэкторном. Калеб отпустил её руку и отступил к двери. Вертикальные лампы янтарного цвета, встроенные в чёрную металлическую раму купола, внезапно загорелись, придав помещению едва уловимый свет свечей.

Она перевела взгляд со стеклянного потолка на комнату впереди, и её внимание сразу же привлекла большая круглая углублённая кровать – кроваво-красные простыни и подушки, усыпанные множеством красных роз на стеблях.

Её сердце застряло в горле, и она инстинктивно сделала шаг назад.

Это было бы прекрасное чувственное зрелище, если бы смысл, стоящий за ним, не был таким жестоким.

Калеб обошёл комнату по периметру, мимо изогнутых сидений из чёрной кожи, которые стояли у стеклянных стен, все они были обращены лицом к кровати внизу. Это была такая же аудитория, как и всё остальное. Рывок в его прошлое. Рывок к тому Калебу, которого, как она начала верить, возможно, больше не существует.

Прошло меньше двух дней. Два напряжённых дня, когда она начала верить во всё, во что хотела верить, чтобы вселить в себя надежду. Столкнувшись лицом к лицу со своим предельным ужасом, она начала видеть то, что ей нужно было увидеть. Она начала позволять себе верить, что он почувствует к серрин достаточно, чтобы повернуться спиной ко всему своему виду.

Но теперь Калеб прогуливался достаточно отстранёно, чтобы напомнить ей о том, кем именно он был, сияние на фоне его будущего королевства затемняло и усиливало его очертания, заставляя её увидеть именно то, что он хотел, чтобы она поняла.

– Когда ты сделал это? – спросила она.

Как будто это имело значение. Но это действительно имело значение.

– Я этого не делал, – сказал он. – Хейд сделал. Я поручил ему это задание, когда нас не было дома.

Визит к Мариду, как она и подозревала, должен был стать окончательным подтверждением того, кем она была, и должен был оправдать его решение, прежде чем он приведёт её сюда.

Повернувшись к ней лицом, он засунул руки в карманы брюк, придавая себе деловой вид. И вот что это было – бизнес. Это был охотник на серрин в действии – больше не владеющий мечом, но только потому, что он в нём не нуждался.

– Неплохая обстановка, – сказала она, пытаясь выровнять дыхание. – Неплохой фон, – она не могла вынести молчания, когда он не отвечал. – Зачем ты привёл меня сюда?

– А ты как думаешь, зачем?

Её учащенно бьющееся сердце истекало кровью из-за предательства.

Он нахмурился.

– У тебя такой потрясённый вид. Что должно было произойти дальше в оптимистичном мире Лейлы Маккей? Я передумал?

– Ты сказал мне, что тебе не всё равно. Всё то, что ты сказал. Это было всего лишь оговорка, чтобы выбраться, не так ли?

И она была дурой, поверив ему.

– Скажи мне, что я права, скажи, что ты ничем не отличаешься от всех остальных, – прибавила она, её горло пересохло и руки дрожали. – Скажи мне, что вся причина этой сегрегации верна, что наш вид прав, не веря, что вы когда-нибудь поступите правильно, потому что это сделало бы всё это намного проще для меня.

– Я поступаю правильно – для своего вида. Оглянись вокруг, Лейла. Мы забытый вид – куча мусора, которую в какой-то момент ваш вид решит похоронить. Я не могу этого допустить.

– Значит, вместо этого ты убьёшь меня?

– В противоположность чему? Повернуться ко всему этому спиной и отпустить тебя? И что потом? Куда ты собираешься идти? Вам с Алишей ни за что не разрешат жить в Мидтауне, не говоря уже о Саммертоне. Это путь в Лоутаун, теперь вы кормильцы.

– Я не кормилец.

– Следы укусов могут отличаться друг от друга. Как и у Алиши. Такое количество не сойдёт за простую атаку. Ты собираешься оставить её, не так ли? И как долго, по-твоему, она продержится в Лоутауне? Сколько пройдёт времени, прежде чем ты начнёшь использовать свои врождённые навыки с пользой? Нет, мне придётся держать тебя здесь. Продолжать наблюдать за тобой двадцать четыре часа в сутки. Пока однажды ты не убьёшь меня. Убьёшь Джейка. Это будет просто вопрос времени. Может быть, во сне. Или, может, я укушу тебя в глубине своего сна или в момент страсти. Моя натура или твоя, в конце концов, что-нибудь да подведёт нас.

– Ты всерьёз всё обдумал.

– Даже если бы мы пошли дальше этого, рано или поздно я бы уничтожил тебя, – сказал он. – Моя тьма поглотила бы и тебя тоже. И как только очарование пройдёт, ты будешь презирать меня за это. Ты бы презирала то, чем я заставил тебя стать.

– Я никем не стала, Калеб, разве что стала ещё больше сама собой. Так что не смей относиться ко мне покровительственно. Ты сказал мне, что что-то почувствовал, и я тебе верю.

– Да, потому что я жестокий, Лейла, а не бессердечный. Но это не про нас. Это никогда не было о нас. Ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. Так не должно было быть.

– И ты занимался любовью со всеми своими серринскими жертвами, да? Ты не мог бы сделать это более личным.

– Я никогда не давал тебе никаких обещаний. Ты знаешь, кто я такой. Я не несу ответственности за то, что ты хочешь, чтобы я был тем, кем я не являюсь.