Текст книги "Немезида"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

«У нас не было возможности допросить Клавдия Нобилиса. Всё остальное о нём остаётся лишь догадками, кроме одного: его глаз. После его смерти мы с Маркусом заметили, что они были странными. У Нобилиса были бледные глаза, глаза, не имевшие ни одного цвета. Частично серые, частично карие. Крайне необычно».

Я слышал, как Майя затаила дыхание, устанавливая связь. Альбия сжимала руки на коленях.

«Ни у близнецов, ни у Проба не было этой аберрации», – продолжил Квинт, бросив быстрый взгляд на Майю. «Мы с Марком проверили выживших. Но мы все знаем ещё одного человека, чьи глаза выглядят двухцветными из-за игры света: Анакрита».

Елена подхватила рассказ, перенимая его от брата так же плавно, как священный факел передаётся в панафинской эстафете. «Это многое объясняет. Вернёмся к двум рабам в императорском поместье в эпоху ранней Империи: Аристоклу и Касте. Конечно, они не могли жениться, пока были рабами, но предположим, что они встретились, подружились и, возможно, даже начали рожать детей. Их освободили, некоторые говорят, чтобы избавиться от них, потому что они были такими трудными. У них было много потомства. Некоторые умерли. Некоторые девушки отделились, по крайней мере, частично, и вышли замуж. Старшей был Юст, который умер не так давно, возможно, из-за нечистой совести. Нобилис была одной из самых младших, возможно, более оттеснённых; ей приходилось больше бороться за внимание, возможно, даже за одежду, пространство и еду».

Моя очередь. «Одного из мальчиков звали Феликс». Его брат Пробус презрительно усмехнулся: «Феликс, счастливый и удачливый – и к тому же умный маленький негодяй; ну, мы его потеряли». Рано, естественно... Как они его «потеряли»? Теперь мы знаем. Когда ему было три года, его интеллект официально заметили, и его изъяли из семьи. В Риме ему произвольно дали новое имя. Такое случается с рабами. Так человек, которого мы знаем как Тиберия Клавдия Анакрита, начал жизнь как Клавдий Феликс. Возможно, он не всегда помнил, откуда он родом...

но теперь он точно знает».

В этот момент именно Майя, от которой можно было ожидать самой суровой реакции, замолвила за него слово. «Представьте, каково было бы такому маленькому ребёнку насильно оторваться от людей, которых он считал своими». Покачав головой, она тихо продолжила: «Аристокл и Каста, возможно, были отстранёнными, даже жестокими родителями, но, смею сказать, они кричали и кричали, когда им пришлось отдать его. Насколько нам известно, они были собственниками; он был их, их собственностью».

«Каста, возможно, пыталась удержать его физически», – согласилась Елена. «Знаю, я бы так и сделала. Представьте себе эти сцены – истерично рыдающего ребёнка, которого жестокие надсмотрщики вырывают из рук матери. Затем, когда крики Касты звенят в его маленьких ушах, его увезли за много миль, и никто не сказал ему, зачем и куда он едет. Возможно, он считал это наказанием за какую-то неизвестную провинность. Клавдии часто прибегали к наказаниям – он знал об этом. Брошенный во дворце, он просыпается в холодной спальне. Другие дети там были чужими. Возможно, все они были старше и, возможно, издевались над ним».

«Он говорит, что его последующее детство казалось ему нормальным, – сказал я. – Но было ли это на самом деле? Он научился выживать, но травмы и страх сформировали его».

Петроний слушал с отвращением. Теперь он вытянул свои длинные ноги и тело, выглядя слишком громоздким для дивана. «Меня больше интересует, где он сейчас. Как вы думаете, будучи взрослым, он осознавал, кто его семья?»

«Сомневаюсь», – сказал я.

Петро усмехнулся: «Мы могли бы спросить его».

«Ты мог бы. Я бы не стал. Он бы только лгал. На самом деле, пока он может, ему придётся это делать. Он не может занимать высокий имперский пост, будучи известным родственником преступников-убийц».

«Итак, мы приближаемся к сути, Фалько. Что же случилось, что они воссоединились?»

«Два года назад или около того, – напомнила нам Елена, – умерла мать, Каста».

Мы все немного помолчали, размышляя о том, каково это было для большой и разросшейся семьи, которой Каста правила с её смесью жестокости и безразличия. Аристокл ушёл раньше неё. Смерть Касты разрушила их равновесие, сказала мне Виртус.

Авл наклонился вперёд. «Держу пари, были пышные похороны. Сплошные стенания, лицемерные речи. Все виды сентиментальной скорби. И, вероятно, именно тогда кто-то догадался связаться с их давно потерянным братом Феликсом».

«Анакрит пошёл на похороны», – сказала Майя. Она смотрела себе под ноги. Майя сидела боком, рядом с Петронием. Её маленькие ступни были аккуратно сжаты, в стильных туфлях из кожи цвета бычьей крови. Майя смотрела на них, словно недоумевая, откуда взялась эта декоративная обувь.

«Возникает вопрос, – задумчиво произнесла Елена, – как его нашли братья и сестры?»

И снова Майя неожиданно нашла ответы. «Он рассказал мне об этом однажды. Он получил письмо от матери, когда она поняла, что умирает. В конце концов, куда его увезли в детстве, это не было секретом. Каста, должно быть, следила за его жизнью – либо из привязанности, либо из собственнического чувства, о котором мы уже упоминали. Анакрит явился на её зов, но когда он приехал, было уже слишком поздно. Я так и не узнал, что похороны состоятся в Лациуме; он умолчал о том, что его народ живёт в Понтийских болотах. Он рассказал мне об этом сразу после нашей встречи, как бы в качестве приманки для разговора».

«Он был расстроен?» – спросила Альбия.

«Он казался таким».

«Он мог просто притворяться».

«Для этого не было никаких причин».

«Это же он. Вопреки логике».

«Его чувства не должны нас волновать, – сказал я. – Похороны стали его крахом».

Узнав, кто он, братья присосались к нему, словно паразиты. Они видели в Анакрите свой золотой клад. Поначалу всё выглядело невинно. Близнецы попросились на работу. Как он мог отказать? Он нанял их; возможно, он был рад их принять – агентов, которых, как он чувствовал, мог контролировать, агентов, которые были ему преданы.

Петроний покачал головой. «Близнецы прибывают в Рим. Анакрит быстро осознаёт свою ошибку: он никогда от них не избавится. Они начинают жаловаться на условия на болотах. Их происхождение – упрек, их присутствие в Риме – позор. Они угрожают амбициям шпиона».

«Он хочет уйти?» – спросил Квинт. «Но они отказываются идти».

«Непредсказуемость Анакрита увеличивается из-за его ранения в голову», – сказала Елена.

«Он становится уязвимым на работе, его положению угрожают Лаэта и даже Момус. В какой-то ужасный момент он узнаёт, какие преступления совершили Нобилис и остальные. К этому моменту он уже не может сбежать».

«Итак, мы подошли к убийству Модеста». Я заткнул большие пальцы за ремень и взял на себя последний аргумент. «В споре о заборе всё пошло не так. До этого момента, я бы сказал, Нобилис, вероятно, совершал все свои убийства в окрестностях Анция – тела, найденные Сильвием. Нобилис и его братья годами похищали людей, обычно путешественников, часто пар. Эти дела скрывались, но он потерялся с Модестом. Проследив за Модестом до Рима, Нобилис на этот раз оставил след. Нобилис – предположительно, с Пием или Виртусом…

– убили Модеста на Аппиевой дороге. Они провели несколько дней на месте преступления, оскверняя тело, после чего Нобилис вернулся домой. Примилла пришла на поиски мужа, поэтому он убил и её, вместе с её надзирателем Мацером. Это означало, что её племянник сообщил властям, и прибыл отряд, чтобы вытрясти деньги из Клавдиев.

С этого момента мы можем предположить, что на Анакрита было оказано давление с целью защитить

Вполне возможно, что именно тогда кто-то из них и рассказал ему об убийствах.

Это сделало его более неуверенным в себе и опасным. Что особенно важно, он унаследовал те же манипулятивные черты, что и остальные, – ситуация, которую они, возможно, не предвидели. Он напал на них.

«Возможно, он был потрясен их преступлениями», – сказала Елена, как всегда справедливая.

Он, конечно, был в ярости от того, насколько это угрожало ему лично! Переллу послали за Нобилисом, но Нобилис скрылся. Анакрит попытался убрать Нобилиса с места преступления, забрав его в Истрию. Чья это была идея, мы никогда не узнаем.

Возможно, они действительно нашли свою бабушку. Так или иначе, Нобилис отказался играть; он не захотел оставаться в изгнании. По идиотскому стечению обстоятельств, он отплыл обратно с Анакритом, который, должно быть, был тогда на грани истерики.

«Только не он!» – усмехнулся Альбия. «Он считает себя непобедимым. В его глазах всё происходящее – результат его манипуляций. Он считает себя гением».

Когда я был у него дома, он сказал: «Фалько не может меня тронуть; я его обхожу стороной». Он был пьян, но говорил серьёзно.

Взглянув на Петрония, я медленно произнёс: «Возможно, он был умнее, чем мы думаем. То, чего добился Анакрит, возможно, было не совсем грубым. То, как он взялся за дело Модеста и предостерёг нас с Петронием, кажется просто глупостью. Некоторые его действия – обыски домов, досаждение весталкам – кажутся ещё хуже».

«Ну, так оно и было!»

«Может быть, и нет, Петро».

«Вот жесть Титана!» Внезапно Петроний понял, к чему я клоню. Он устал после вчерашней смены с вигилами. Осознание этого утопило его в отвращении к себе и разочаровании. «Не может же он быть таким умным!»

«Люциус, мой старый друг, боюсь, что это так».

«Он нас разыграл ?»

«Нас щекотало, словно тусклых форелей в горном ручье».

Пока Петро ругался и пытался сделать вид, что ничего не произошло, Елена Юстина взяла меня на заметку и объяснила неприятную правду: «У Анакрита возникла дилемма.

Клавдии угрожали раскрыть его прошлое, если он их не защитит. Он должен был заставить их думать, что заботится о них, – в то время как его беспокойный мозг, интеллект, который даже Лаэта считает достойным похвалы, всё это время отчаянно искал способы устранить их. Ему приходилось разбираться с каждым по очереди – и так, чтобы остальные ничего не заметили. Он нашёл идеальное решение.

Маркус и Люциус, он использовал вас двоих.

С глубоким вздохом я признал это. «Он забрал наше дело, зная, что мы не сдадимся. Существовала определённая схема. Мы и раньше тайно продолжали вести дела. Мы ненавидели его. Он использовал против нас наше же упорство».

Петро поделился признанием: «Он организовал убийство того курьера либо близнецами, либо Нобилисом, чтобы они подумали, что он ловко отвлекает от них внимание в деле Модеста».

«Когда я спросил, он даже признал, что идея с диверсией – отстой», – сказал я. «Он убедился, что мы всё раскусили. Он хотел, чтобы мы придерживались Клавдиев».

Петроний застонал. «Потом он начал их убивать… используя нас. Мы сделали за него грязную работу; он выглядел невинным в глазах своих братьев. Он намеренно послал к нам Пия».

Он отправил Виртуса на болота, так что тот не смог помочь своему близнецу. Мы любезно взяли Пия...

«Мы поддались этому соблазну, как автоматы».

«Так чья это была идея, Фалько?»

«Будьте честны – мы оба», – заметил я. Петроний пожал плечами в знак согласия.

«Шпион не стал искать Пия, пока не решил, что мы его прикончили. Даже Пий понял, что его бросили.

Он сдался. Он увидел, что Анакрит никогда его не спасёт, потому что Анакрит это запланировал.

«Пий мог бы нам сказать», – сказал Петро.

Если бы он объяснил, что происходит, это было бы равносильно признанию в причастности к убийствам. После этого Анакрит, вероятно, велел Виртусу держаться «в стороне» на болотах, чтобы тот не заметил пропажу своего брата-близнеца. Мы знаем, что затем он приказал Нобилису бежать в укрытие – как раз когда мы с Квинтом направлялись в Лаций и могли на него наткнуться.

Петроний выругался. «Держу пари, он всё это время знал, что мы работаем с Сильвием и

Урбаны. Юпитер, ты не думаешь, что Сильвий – его приятель?

«Нет. Думаю, Сильвий натурал. Сосредоточься на Анакрите», – приказал я.

«Он нас обманул. Мы сделали всё, что он хотел. Это, право, комплимент», – решил Петроний с мрачной усмешкой. «Марк, этот невероятно двуличный злодей доверил нам свои планы. Мы должны гордиться тем, что он так в нас верит!»

«Я горжусь проделанной работой. Мы обезвредили четверых преступников, которые десятилетиями грабили сообщество. Именно этому мы и посвящаем свою жизнь, Люций, и это достойно похвалы».

Квинт и Авл Камилл слушали с напряженными лицами. Я встал. Я несколько раз прошелся по комнате, прежде чем сказать им: «Для нас с Петронием работа еще не закончена. Я хотел, чтобы вы оба услышали все это. Теперь я хочу, чтобы вы ушли и оставили нас. Сохраните свои знания об этих фактах, как хранители истины. Мне нужно, чтобы вы знали, на случай, если остальное пойдет не так».

«Остальные?» – быстро спросил Квинтус.

«Не делай этого!» – пробормотал Авл. «Идти за ним слишком опасно. Оставь это, Фалькон. Мой отец пытался, но Тит заступился за шпиона. Во дворце считают, что он хорошо справляется со своей работой. Официальное решение принято: Анакрит слишком ценен, чтобы его убирать».

«Я этого ожидал. Поэтому и этот совет».

Я оглядел комнату: Елена; её братья; моя сестра; наша приёмная дочь; Петроний; я. Тесный, замкнутый круг: каждый из нас был так или иначе связан с прошлыми действиями шпиона, каждый ощущал угрозу его будущих козней.

«Елена?»

Елена взглянула на Альбию, затем на Майю. «Что мы все думаем?»

«Оставь его – и станет только хуже», – мрачно предсказала Майя.

«Он утверждал, что может делать всё, что захочет», – добавил Альбия. «Я утверждал, что он несёт ответственность перед Императором, но он сказал мне, что императоры приходят и уходят. Он остаётся. Он отвечает только перед историей».

«Гордыня!» – возразила Елена, словно бросая вызов Анакриту лично. «Эгоцентричное возвеличивание – оскорбление богов. Что же боги с этим сделают?» – подумала она. Её тёмно-карие глаза невольно устремились на меня.

«Пошлите Немезиду разобраться с ним», – ответил я.

LXII

Было два этапа: поиск и действие. Возможно, я намекал своим близким, что перед этим будет ещё один элемент: зрелое размышление. Но мы с Петронием обошлись без этого.

Разделение труда у нас было простым. Мы оба разведали место для сделки, убедились, что нас там никто не потревожит, изучили пути отступления. Мы нашли место для свалки. Мы знали, что оно сработает; я уже однажды этим пользовался. Петро принёс мечи и лом для канализационного люка. Мне нужно было найти шпиона.

Было важно, чтобы никто не заметил моего взгляда. Это исключало возможность постучать в дверь дома Анакрита, притворяясь продавцом острых колбасок; его слуги знали, кто я. Ещё хуже было бы показаться на Палатине, спросить у клерка Филероса о его местонахождении, позволить Мому со слезящимися глазами заметить меня и связаться с этой змеёй Лаэтой.

Возможно, позже все догадаются о моей роли; я мог бы жить с подозрениями. Но я не должен оставлять никаких следов. Не было смысла проводить такую операцию, если она оставляла новых свидетелей, способных оказать давление. Нам нужен был чистый воздух и спокойная жизнь без дальнейших преследований.

Я провёл большую часть дня, проверяя известные места. Это было удручающе.

У Анакрита был отвратительный вкус в отношении закусочных. Я наблюдал за домом Ма около часа, но она развлекала Аристагора, своего девяностолетнего любовника.

Анакрит, должно быть, в своём кабинете, работает по своему обычному расписанию. Приходит, работает, строит планы, ликует, уходит в ванну и ужинает.

В восьмом часу я отправился туда, где никогда раньше не бывал, хотя и слышал о нём ещё с тех времён, когда мы с Анакритом вместе работали над переписью. Он сказал мне тогда, что это его любимое место, и я сохранил эту информацию в пустой клетке мозга, чтобы когда-нибудь пригодиться. Это была дорогая частная баня в южной части Цирка, на короткой солнечной улочке рядом с Храмом Солнца и Луны.

Меня никто не знал. Гардеробщик подтвердил, что Анакрит там. Я сказал, что я инвестиционный консультант, который не при исполнении, и шпион согласился встретиться со мной по поводу…

Куплю фабрику по производству ошейников для собак в Вифинии. Безумие всегда окупается. Меня сразу же приняли.

Мой объект в тот момент не парился в парной; он ушёл и уединился в зашторенной комнате, ощущая – хотя и не получая удовольствия – внимание целой команды специалистов по личной гигиене. Я мог бы подождать, пока он появится, но не ждать было гораздо веселее.

У них была система безопасности, призванная отпугнуть любопытных: они просто приказывали всем, кто невнимательно замечал крики, отвалить. Вышибалой был пухлый карлик в короткой обтягивающей белой тунике, по совместительству маникюрщица.

Она предложила мне услугу по обработке кутикулы за полцены, но я без сожаления отказалась.

«Нет времени, дорогая. Я просто разрываюсь от желания увидеть здесь своего дорогого старого друга.

– Не волнуйся, он всегда разрешает мне приходить и смотреть. У нас нет секретов!

Ну, до сегодняшнего дня у него был этот.

Я отшвырнул в сторону провисший кусок изъеденной молью фиолетовой ткани, которая создавала для клиентов иллюзию уединения. Я бы не поставил себя в такое положение без дубовой двери, пятицилиндровых замков, вооруженной охраны и служебной собаки.

Там было несколько кушеток, одна из которых была занята. Я его нашёл, и он, должно быть, проклинает меня. Ну, он бы так и сделал, если бы не стиснул зубы от мучительных страданий.

Четверо или пятеро практиков, сосредоточенно хмурясь, обрабатывали выбранные части тела шпиона. В этот момент он лежал на животе, раздвинув ноги и повернув стопы ко мне. Я всегда понимал, что он, должно быть, депилировал руки и ноги. Теперь я знал, что под туникой он хвастался отвратительными штучками.

Когда я ворвался, на нём не было ни одного. Он был совершенно голый, если не считать лёгкого слоя высококачественного миндального масла.

Специалисты по удалению волос срезали шерсть с его туловища и лишили волос шерсти на ягодицах.

Теперь они подвергали его самой болезненной части своих дорогостоящих обязанностей. Анакрит купил всё. Специалисты давали ему то, что в дурных кругах называют «спиной, мешком и трещиной». По крайней мере, так мне говорили. Меня бы никогда не застали за этим.

Он, вероятно, умирал, желая, чтобы агония прекратилась, но когда я вошёл в комнату, те, кто ухаживал за ним, не остановились. Вероятно, им было приказано продолжать

будет продолжаться до тех пор, пока клиент сможет это выдержать.

«Это Фалько. Нет, не двигайся ни на дюйм!» – весело пропел я. «Это слишком хорошо, чтобы пропустить! Я потратил много часов, придумывая изощрённые способы тебя помучить —

«Но, Тиберий Клавдий Анакрит, я никогда не думал о том, чтобы на твои обнажённые гениталии вылили горячую смолу!»

Тот, кто додумался до этого и убедил его это сделать, заслуживал быть награжденным лучезарной диадемой.

Анакрит тихонько вскрикнул от стыда. Я заверил его, что он может не торопиться, тщательно отшлифовать кожу горячей смолой, выдернув пинцетом каждый непослушный волосок. Я сказал, что не могу смотреть на это, но подожду его снаружи, наслаждаясь глазированным медовым пряником от одного из разносчиков еды из бани. «Мне нужно срочно вас увидеть. Если вы всё ещё занимаетесь делом Модеста, то это касается Нобилиса».

Вскоре он выскочил оттуда, сделав вид, что ничего не произошло.

Возможно, смущение затуманило его рассудок в этот момент.

Я держал в руках пачку медовых лепёшек, которые, как я решил, должны были успокоить. Я сообщил, что Нобилис избежал плена в Лациуме (именно поэтому я попросил Сильвия отложить свой доклад). По моим словам, Нобилис вернулся в Рим, где его заметили зоркие вигилы.

Петроний Лонг знал, где он находится, и охранял это место; поскольку это было дело шпиона, я пришёл за ним. «Он прячется. Место выглядит мрачно, но мы с Петронием с тобой. Нет времени ждать подкрепления; у него есть сотня путей отступления».

Анакрит спросил: «Откуда мне знать, что ты не лжешь, Фалько?»

«Нет», – коротко ответил я. – Этот старый двойной блеф, который никогда не подводит, если противник самонадеян. Поверить мне было смелым решением.

Он согласился прийти. Охраны с ним в банях не было, так что остались мы с ним. Я сказал, что Петро велел нам поторопиться, потому что он один на страже.

Итак, мы быстро прошли по Риму, совсем недалеко. Мы шли бок о бок, и Анакрит старался забыть, что его половые органы болят (но идти

с большим трудом (я был рад это видеть), я позволил себе провести сравнения.

Хотя моя собственная семья была развалюхой и беспомощной, для Анакрита дидии, должно быть, были в тысячу раз лучше и счастливее его: тёплые, энергичные, жизнерадостные и, несмотря на своё безумие, заботящиеся друг о друге. Я начинал понимать, почему Елена всегда считала, что Анакрит жаждет быть мной – жаждет, но при этом так ревновал, что готов был уничтожить всё, что у меня было.

Это было критически важно для его понимания: контраст между моей авентинской семьёй и его родственниками, живущими на болотах. Его окружение в итоге стало отчуждённым и ужасным, все мелкие преступники, некоторые корыстные. Мои, возможно, выглядели безнадёжными и раздражающими, но у большинства из них были добрые сердца. Очевидно, это была заслуга мамы. Её жизнь была борьбой, но она всегда проявляла неустанный интерес к своему потомству; слишком много, как нам казалось, хотя это и давало результаты. Анакрит, рождённый в беде и оторванный от корней, в итоге стал аморальным и одиноким. Мне дали цепкую мораль, и я мог понять большинство людей. Он легко мог бы пойти по пути своих братьев-убийц – возможно, так и случилось. Я бы никогда не смог. Один из нас неизбежно был злодеем, другой, возможно, героем.

Мы с Петронием выбрали место, переплетение улочек рядом с Форумом. Как раз подошло время для перестройки каким-нибудь щедрым императором.

Возможно, так и будет к тому времени, когда мы станем совсем стариками.

Мы встретили Петрония Лонга в конце узкого переулка под названием Нап-лейн. Он нес оборудование, тщательно упакованное. Меня поразило, что этот переулок – городской аналог того оврага близ Анция. Мы оба уже знали его, но он был шириной с голую повозку; груженая телега могла потерять свой груз, ударившись о стены. По обе стороны возвышались крутые, заколоченные фасады заброшенных зданий. Из-за них улица, забитая засохшей грязью и усеянная мусором, которым летают мухи, была почти темной, что невозможно было смотреть вниз. Отсутствующие предприниматели владели или арендовали здесь обветшалые склады, которые либо пустовали, либо были наполовину заполнены краденым добром. Иногда в этих оцепленных, гниющих помещениях укрывались подозрительные беглецы; большинство были слишком напуганы и предпочитали голодать и быть ограбленными в тени мостов, где кто-то мог хотя бы найти их трупы.

Везде было тихо. В Риме наступило время ужина. Стоял прекрасный день в начале сентября, между календами и нонами, ещё во время школьных каникул; не праздник; перед Римскими играми; не чёрный день в календаре. На самом деле, ничего примечательного в этом дне не было.

Никто не видел, как трое мужчин коротко посовещались, после чего все вместе направились в тёмный переулок. Они были крепкого телосложения и в хорошей физической форме, поэтому все шли уверенно. Через несколько мгновений послышались звуки короткой, мастерски организованной потасовки. За ней последовал глухой металлический стук, словно кто-то подъехал и сбросил большую крышку канализационного люка. Под изрытой колеями дорогой протекала Великая Клоака, отводя сточные воды и ливневые стоки в Тибр.

Вскоре после этого из переулка снова вышли двое. Выйдя на свет позднего вечера, они шли неторопливо, чувствуя себя комфортно в лёгкой дружеской атмосфере. Они выглядели как двое мужчин, непринуждённо поедающих пирожные и, возможно, обсуждающих скачки. Двое мужчин, которые собирались покинуть улицы после дневных дел и отправиться домой к своим семьям.