Текст книги "Измена"
Автор книги: Линда Барлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Последние несколько месяцев с тех пор, как был завершен каркас здания, у Барбары Рэй вошло в привычку молиться в том месте, которое она считала новым духовным домом – в святилище, где установили высокий мраморный алтарь.
Она проскользнула в темное чрево собора. Из своей сумки вытащила небольшой карманный фонарик и включила его. Рабочие обычно оставляли после себя горы строительного мусора, и можно было споткнуться и упасть.
Каждый раз, входя в собор, Барбара Рэй чувствовала какое-то умиротворение. Это могло объясняться тем, что он был построен на земле, исстари считавшейся священной. На его фундаменте раньше стояла Романская католическая церковь. А перед этим здесь была испанская миссия – одна из самых первых в городе, которая была разрушена во время большого землетрясения в 1906 году.
Ну, а что было до миссии – кто это знает? Но каждый раз, когда Барбара Рэй входила в собор, она чувствовала, что воздух буквально насыщен какой-то магической энергией. Она была очень чувствительна к таким силам. Эта сила, вероятно, проистекала из древности и была языческого происхождения – сила, берущая свое начало из глубины земли, сила самой земли, неиссякаемая, вбирающая в себя мертвых. Боги, призванные символизировать эту силу, были не так уж важны. Какими бы символами, присущими данной культуре, их ни обозначали, она оставалась все той же единой силой.
Барбаре Рэй никогда не составляло проблемы примирить такие воззрения со своей христианской культурой. Она искренне верила, что все внешние проявления и вехи ее судьбы суть только образы простой внутренней истины. И ритуал – только способ установить связь, перебросить мосты через бездну. Есть много разных путей, но только одно Начало.
Она подошла к строительным лесам в поперечном нефе, откуда ступеньки вели в святилище. Леса были высокими и массивными, их использовали рабочие, занимавшиеся витражами. Она посветила фонариком на сводчатый потолок, рисуя в воображении росписи, которыми он будет буквально украшен, когда здание будет закончено. Солнечный свет будет струиться через витражи, озаряя прихожан мягким благостным сиянием.
Внезапно Барбаре Рэй стало плохо. Она ощутила слабость в коленях. Будто порыв ветра пронесся у нее над головой. Это чувство она хорошо знала и ненавидела его.
– «Опять видение, – подумала она. – Предвидение».
С детства эти видения время от времени преследовали ее. У нее перехватило дыхание. Она хотела закричать, позвать на помощь, но только беззвучно открывала рот. С пола начал подниматься туман. Он окутал ее икры, колени, обхватил смертельным холодом. Она закрыла глаза, но не смогла разогнать этот ужасный холод, поднимающийся вокруг нее – вверх, к ее бедрам, животу, груди, сдавливая их и сковывая ее.
Она перевела взгляд высоко вверх, куда еще не проник туман, и увидела витражи, образующие арку над нефом собора. Стекло было темным, ни единого луча света не пробивалось сквозь него. Сплошная чернота. А потом она увидела, как сверху что-то падает, кружась, – тяжелое и острое, как топор…
Она отпрянула от этого несущегося предмета и тут же почувствовала резкий запах крови.
Воцарилась тишина. Туман рассеялся. Дрожа, Барбара Рэй оглядывалась вокруг в поисках упавшего предмета, который чудом не заменил ее, пролетев в считанных дюймах от ее головы.
Но ничего не было.
Совсем ничего.
Десятая глава
Следующее письмо с угрозами Энни доставили прямо в ее офис в «Броди Ассошиэйтс». И снова ее имя было напечатано на конверте большими буквами.
«Тебя предупреждали. Но Вавилонская башня продолжает расти. Глаза Всемогущего Господа устремлены на тебя. Где бы ты ни была, он идет за тобой по пятам. Не внемли голосу Гордыни. Остерегайся гнева Господнего».
Подпись была той же: «Трезубец Иеговы».
Слегка потрясенная, Энни спустилась вниз в офис Дарси.
– Ну-ка, взгляни. – Она передала письмо. – Это пришло сегодня утром.
Дарси, рассеянно созерцавшая в окно вышку Трансамерикэн, повернулась и взяла письмо. Энни заметила, что лак на ее ногтях облупился – это так не похоже на нее.
Она быстро просмотрела письмо.
– Вот это да! – воскликнула она.
– Прелесть, правда?
– Да просто жуть! У тебя остался конверт?
Энни показала ей конверт:
– Штемпель Сан-Франциско, и никакого обратного адреса, естественно.
– Я думаю, что это какой-нибудь фанатичный придурок, – сказала Дарси, – неприятно, конечно, но такие вещи иногда случаются.
Но почему это письмо пришло именно сегодня? Она и так уже на взводе. Сегодня днем ей предстоит познакомить Мэтью Кэролайла со строительной бригадой, а вечером у нее был назначен с ним ужин – свидание, которого она ждала и боялась одновременно.
– Это не первое письмо, – сказала Энни. – Мне принесли что-то похожее домой несколько дней назад. Наверное, следовало бы его сохранить, но моим первым побуждением было отправить его прямиком в мусорную корзину. Там была такая же религиозная чушь с тем же брюзжанием по поводу дороговизны собора. И подпись была той же: «Трезубец Иеговы».
Дарси покачала головой.
– У Иеговы не было трезубца. У него были огненные стрелы или что-то в этом роде. По-моему, трезубец только у дьявола, разве нет?
Энни кивнула.
– С другой стороны, – добавила Дарси, – иногда начинает казаться, что у самого Бога есть трезубец. И он иногда для разнообразия нас им покалывает.
– Дарси, с тобой все в порядке? – спросила Энни. Ей вдруг пришло в голову, что Дарси всю неделю сама не своя.
– С кем, со мной? О, нет проблем, коллега.
Но Энни не отступала. Дарси избегала смотреть ей в глаза, что настораживало ее.
– А если начистоту?
Дарси пожала плечами.
– Ну разве что месячные на подходе.
– Нет, я серьезно. Я беспокоюсь за тебя.
– Спасибо за заботу, но у меня все отлично. Может быть, я немного устала, только и всего.
– Ладно, может, ты посоветуешь, что делать с этим письмом?
– Я бы скопировала его и раздала всем на стройке или по крайней мере начальству. И охране, конечно. Возможно, это обычный безобидный псих, но все же не стоит испытывать судьбу. Как-никак, все-таки угрозы. Я бы даже показала это полиции.
Энни взяла письмо и отправилась в офис, а Дарси позволила себе полакомиться кусочком датского сыра, стащив его с подноса на кухне конторы. Обычно она воздерживалась от обильных завтраков, но сегодня ей было на все наплевать. Очень хотелось маленького праздника, чтобы отвлечься от всех своих несчастий, и если сахар и жиры смогут немного утешить ее…
«Энни чертовски проницательна», – подумала она. От нее невозможно ничего утаить.
И правда, последние несколько дней, с тех пор как Сэм бросил ее, Дарси было чертовски тяжело. Сон пропал, ела такую пищу, к которой раньше даже не притрагивалась, и совсем забросила свои текущие дела. Все это начинало сказываться и на работе. Она не могла сосредоточиться, забывала выполнять даже очень важные обязанности. Дарси могла думать только о том, как бы ей заставить Сэма передумать и снова вернуться в ее объятия.
Она маниакально сопоставляла их гороскопы. Там просматривались небольшие конфликты в общении – возможно, в этом-то все и дело. Он был беспечным на первое впечатление, но им двигали глубокие внутренние эмоции. Очень много воды в его гороскопе. Скорпион и Рак – признак склонности к устойчивым, сильным переживаниям.
Еще она по три раза на дню доставала свой любимый тарот, и все расклады подтверждали астрологические прогнозы. Все, казалось, благоприятствовало продолжению их отношений с Сэмом.
Дарси надеялась, что сейчас Сэм просто переживает период временного охлаждения, как в классическом синдроме «притяжение – отталкивание». Нужно еще учитывать, что ему уже слегка за сорок, и он всю жизнь избегал каких-либо серьезных личных обязательств. У него, наверное, возникает паника всякий раз, когда он чувствует, что серьезно влюблен в какую-нибудь женщину. И единственное, что Дарси должна помнить, – это не поддаваться панике. Нужно быть выдержанной и чуткой – в этом залог успеха. Пусть почувствует себя не связанным, пусть соскучится по ней. Пусть осознает, что потерял. А ей нужно просто держать двери открытыми, чтобы он легко мог вернуться.
Дарси понимала, как ей повезло, что она работает непосредственно с Сэмом. Не так-то легко ему будет ее забыть, если он видит ее каждый день! Несмотря на тревожное состояние и бессонницу, она каждое утро уделяла особое внимание своей одежде и макияжу. Надо было выглядеть и действовать лучшим образом. Он неизбежно будет сравнивать ее с другими брошенными им женщинами и скоро поймет, что она особенная, одна на миллион.
И как только Сэм это поймет – он будет ее.
Дарси хотелось рассказать обо всем Энни. Но Сэм настаивал на том, чтобы держать их отношения в секрете. Круг архитекторов и дизайнеров такой маленький, здесь слухи распространяются мгновенно, а Сэм считал, что личная жизнь – это личное дело.
Но даже если так, размышляла Дарси, уж своей-то лучшей до друге она может об этом рассказать. Кроме того, женщины иногда рассказывают друг другу такое, что мужчины и представить себе не могут…
Однако она держала все это в секрете от Энни еще и по другой причине. Не так давно она начала подозревать, что Сэм имеет виды на Энни. Никаких признаков того, что Энни отвечает ему взаимностью, не наблюдалось, но Сэм – привлекательный мужчина. И если он бросил ее, чтобы заняться Энни…
О Господи, думать об этом выше ее сил.
Но если что-то такое и случится, Дарси надеялась, что сможет вести себя, как культурный человек.
И показать себя настоящим, преданным другом.
Но, черт побери, она не знала, сможет ли она вынести это.
Одиннадцатая глава
Тем же утром, когда Энни разговаривала по телефону, в офис пришел Сидни Кэнин. У него, как всегда, было вытянутое и мрачное лицо. Он еще от двери подал ей знак, чтобы она поскорее заканчивала разговор. Не в обычаях Сидни было так обрывать что-то. Обычно он покорно ждал, пока она освободится. Она отложила телефонную трубку.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он, войдя в офис и закрыв за собой дверь.
– Извини, у меня сейчас важный разговор.
– Это важнее.
– Ты можешь подождать пару минут? Я сейчас разговариваю с потенциальным клиентом.
Сидни кивнул и скрестил руки на груди. Он явно был намерен ждать прямо здесь, в ее офисе, подпирая стену и сердито на нее поглядывая. Разозленная – она не любила Сидни и начинала думать, избавится ли она когда-нибудь от такого сотрудничка – Энни как можно вежливее быстро закруглила разговор.
– Ну и что за важность такая?
– Собор.
– И что с собором?
– Есть проблема.
Послушать Сидни, так кругом были одни проблемы.
– Что случилось? – спросила она.
Не успел он ответить, как снова зазвонил телефон. Можно было бы оставить этот звонок на автоответчик, но ее вывело из себя то, что Сидни так раскомандовался. И она подняла телефонную трубку, не обращая внимания на его злобные взгляды.
– Привет, Энни. – Это был Мэтью Кэролайл.
При звуках этого низкого хрипловатого голоса у Энни сжалось сердце. В то же время она понимала, что на нее смотрит Сидни. Два совершенно несовместимых человека…
– Наши планы насчет ужина сегодня вечером не изменились? – спросил он.
– Нет. А вы не забыли про встречу на стройке сегодня в полвторого?
– Я буду там. Насчет вечера…
– Вы не возражаете, если я перезвоню вам немного позже? Тут у меня кое-кто в конторе.
Он дал ей свой номер, и, записав его, Энни повесила трубку.
– Кто это был? – спросил Сидни.
– Мэтью Кэролайл. Он – новый председатель строительного комитета ЦЕП, а это, по существу, означает, что теперь мы работаем на него.
Недовольная мина на лице Сидни мгновенно была сметена тем, что можно было назвать полнейшим шоком, который, однако, быстро сменился гневом.
– Ты говоришь, что убийца занял место Франчески в строительном комитете?
– Да, забавно, правда?
– Это не забавно. Это чудовищно! Господи Иисусе, неужели весь мир сошел с ума?
В первый момент Энни удивила такая бурная реакция. Но потом она вспомнила, что даже до убийства Сидни Кэнин и Мэтью Кэролайл не питали друг к другу большой любви.
– Ну что ж, наверное, будет нелегко, мы все же должны как-то примириться с этим, – сказала она. – Что бы мы о нем ни думали, перед законом он чист.
– Ну, еще до суда ясно было, каким будет решение. Миллиардеры могут убивать спокойно. Им не грозит опасность попасть в тюрьму.
– Ну, может, ты и прав, но даже если и так, нам придется с ним работать. Я сегодня ужинаю с ним, в сущности, для того, чтобы попытаться установить какие-то нормальные рабочие отношения.
– Ты с ним ужинаешь? – перебил ее Сидни.
– Да. А почему бы и нет?
– Почему бы и нет, – с сарказмом передразнил он ее, будто глупее вопроса она и придумать не могла.
– У тебя что – какая-то личная неприязнь к Мэтью Кэролайлу? – спросила Энни. – Мне кажется, ты его не жаловал еще до смерти Франчески.
– Да, я его не любил, – горячо отвечал он. – Я любил Франческу, а Кэролайл всегда плохо с ней обращался. Этот брак был непрерывной цепью мучений для нее, и когда она уже была готова избавиться от него, он ее убил.
Энни все-таки решилась задать вопрос, который давно ее мучил:
– Это ты ее таинственный любовник, а, Сидни?
– Не будь смешной, – огрызнулся он. Но его обычно бледное лицо залилось краской. – Я был ее другом и наперсником. И больше ничего.
– Ну, а как ты думаешь, у нее был тайный любовник? Или это просто выдумки адвокатов и прессы?
Кэнин шагнул к двери и распахнул ее.
– Я не знаю и не хочу знать. Она мертва. И к черту все это. Все к чертям собачьим. И к черту ваш проклятый собор.
И он хлопнул за собой дверью.
«Великолепно!» – подумала Энни. Что за денек – письма с угрозами, Дарси какая-то странная, Сид просто взбесился, и теперь вдобавок ко всему ей еще предстоят две встречи с Мэтью Кэролайлом.
В соборе днем Мэт настоял на полном осмотре всей стройки. И задавал тысячи вопросов. Все они, однако, были очень толковыми, касались технических аспектов архитектурных и проектных работ, и Энни имела основания сказать, что он провел целое исследование. Было видно, что он со всей серьезностью подошел к своим обязанностям.
Она представила его Джеку Флетчеру, на которого знакомство со столь печально знаменитым человеком, казалось, произвело соответствующее впечатление. Кэролайл пожимал руки рабочим из бригад субподрядчиков, встречавшимся им во время обхода строительной площадки. Все они знали, кто он, и несколько человек не преминули поздравить его с освобождением.
Энни допускала, что среди рабочих есть и такие, которые ненавидят Мэтью Кэролайла за его богатство и деловой успех, но даже если и так, то они держали свои чувства при себе. Кэролайлу недоставало того обаяния, которым обладал Сэм Броди, и вокруг него не возникало мгновенно атмосферы товарищества, но он и не отталкивал людей. Он улыбался, попросту пожимал руки, и Энни чувствовала, что в общем он произвел положительное впечатление.
Ей это тоже было на руку. Шагая рядом с ним в такой же, как у него, каске, Энни чувствовала себя как-то необычно спокойно. Несколько раз он прикоснулся к ней – один раз помог взобраться по лестнице на один из нижних ярусов лесов, чтобы осмотреть мраморную облицовку Святой девы в апсиде, а в другой – поддержал под локоть, когда они перебирались через банки с краской, сваленные на полу.
Во второй раз он поймал ее взгляд. Она улыбнулась ему, и казалось, между ними проскочила искра. Магия. Это произошло много лет назад в Лондоне, продолжалось и теперь.
Как это все происходит, думала она, странное слияние рук, плеч, глаз, губ, эти загадочные, необъяснимые явления, когда одного человека неудержимо влечет к другому? Можно ли объяснить такое химией или биологией? Предопределено ли это заранее, заложено ли в генах? Почему, несмотря на то, что он – опасный человек, эти бессловесные послания по-прежнему имели над ней такую власть?
Они столкнулись с Джузеппе Бриндеши, находившимся на верхних ярусах лесов в восточной части поперечного нефа. Мэтью уже начал взбираться по лестнице на леса, когда Джузеппе крикнул, что спускается.
– Вы знакомы? – спросила Энни, когда рабочий сошел с лесов. – Джузеппе Бриндеши. Мэтью Кэролайл.
Мэтью уже в сотый раз за этот день протянул руку.
– Кажется, нет. Рад познакомиться.
Джузеппе немного замялся, прежде чем пожать его руку.
– Я знал вашу жену, сэр, – произнес он медленно, – пожалуйста, примите мои соболезнования.
Мэтью, казалось, был озадачен, и Энни добавила:
– Джузеппе – это тот специалист по витражным окнам, которого нам рекомендовала Франческа. Он работал еще в старой церкви до того, как она была разрушена, так что вы могли встречаться раньше.
Выражение лица Мэтью изменилось – казалось, он насторожился. Тем не менее он покачал головой и сказал:
– Нет.
– Я очень сожалею, я был на родине в Италии, когда умерла Франческа, – сказал Джузеппе. – Потом в Англии, участвовал в реставрационных работах, а сюда я вернулся только недавно.
– Я помню, она говорила о вас, – сказал Мэтью.
Энни показалось, что в его голосе проскальзывало нетерпение, но по его лицу ничего нельзя было определить – он опять строго себя контролировал.
– Замечательная женщина, – мягко сказал Джузеппе. – Жаль, что ее больше нет.
– Спасибо, – ответил Мэтью.
Он говорил вежливо, но ясно давал понять, что разговор окончен. Председатель комитета явно не был расположен обсуждать свою покойную жену.
Они коротко переговорили о витражах, и Джузеппе, рассказывая о своей работе, выглядел несколько озабоченным. Потом повернулся к Энни:
– Можно тебя на минуточку?
Они отошли в сторону.
– У меня возникли некоторые проблемы с установкой самого большого витража, – сказал он ей. – Мне бы хотелось зайти завтра в офис и взглянуть на чертежи.
– Бога ради! Но разве у вас нет своей копии последней КАДовской распечатки? – спросила Энни, имея в виду чертежи, которыми пользовались все архитекторы и проектировщики.
– Куда-то делась страничка из этих чертежей, – сказал Джузеппе. – Я бы хотел посмотреть изначальный файл, если ты не возражаешь.
– Вам тогда придется прийти в мой фирменный офис, – ответила Энни.
– Ну и прекрасно. Завтра можно?
– Я буду там к девяти.
– Отлично, – сказал он и, вежливо кивнув Мэтью, взобрался обратно на свои леса.
– Что-то случилось? – спросил Мэтью.
– Не думаю, – ответила она.
Когда они выходили из собора, Энни заметила Джека Флетчера, подпирающего колонну всего в нескольких ярдах от них и как бы наполовину скрытого в полумраке.
Двенадцатая глава
– Не знаю, чего я так распереживалась по поводу сегодняшнего вечера, – сказала Энни Дарси, примеряя третье платье.
– Ну еще бы! Я б тоже волновалась перед ужином с убийцей. Господи, Энни, ты могла бы по крайней мере настоять на встрече с ним в ресторане! Не очень-то остроумная идея идти одной к нему домой.
– Довольно невежливо относиться к нему как к убийце после оправдательного приговора.
– Он убийца, я знаю, что это он! У меня нюх на такие вещи. Кроме того, и в гороскопе Кэролайла ясно просматривается склонность к насилию.
Энни приподняла бровь. Она не разделяла уверенности Дарси в том, что в гороскопе всему можно найти причину или объяснение.
– Как тебе, вот это? – спросила Энни, скользнув в черное узкое платье с короткими рукавами и глубоким треугольным вырезом. Они вместе изучали ее отражение в большом зеркале в спальне.
– Пойдет. Эротично и нарядно, но не вызывающе.
– Я не хочу выглядеть эротично.
– Дорогуша, все женщины хотят выглядеть эротично. И мы хотим, чтоб мужчины думали, что мы эротичны. Нам просто не хочется, чтобы они что-либо в связи с этим предпринимали, – ну по крайней мере не во время делового ужина.
– Ты права, я должна была настоять на ресторане.
– Миллиардеры не назначают встреч в ресторанах. Они просто велят тебе явиться в свой особняк, поскольку желают, чтоб им обслуживали собственные слуги и кормили личные повара. Но я бы на твоем месте чересчур не беспокоилась. Мне кажется, он постесняется тебя изнасиловать перед целым штатом прислуги.
– Что бы он ни замышлял, – подвела итог Энни, – уже слишком поздно об этом говорить.
– Ты по-прежнему зла на него за то, что он не спас «Фабрикэйшнс»?
Энни пожала плечами. Ее чувства к Мэтью Кэролайлу были в лучшем случае противоречивыми.
– Я недавно прочитала книгу, где проводится сравнение женской и мужской дружбы, – сказала Дарси. – Вот уж в самом деле мужчины так на нас не похожи!
– С этим откровением не поспоришь.
– Мы считаем лучшим другом того, с кем можем откровенно обо всем поговорить. А у мужчин лучший друг – это тот, с кем они могут что-то вместе делать. Охотиться, ловить рыбу, смотреть футбол. И даже если разговаривают, редко слушают и проявляют сочувствие, как женщины.
– Они слишком заняты, им некогда давать советы, – с сожалением сказала Энни.
– Точно. Они даже слово «друг» понимают не так, как мы. Ведь могут двадцать лет не встречаться и не разговаривать, но только из-за того, что были в одной футбольной команде в институте или когда-то поклялись друг другу в дружбе, они продолжают считать себя верными друзьями.
– Да! Наша дружба жива только сегодняшним днем.
– Точно. Женская дружба более практична. Мы с тобой, например, знаем друг друга не очень давно, но мы близкие подруги.
– Безусловно.
– Сравни это с долгой старой дружбой между двумя мужчинами. Например, Сэмом и твоим сегодняшним ухажером, Мэтью Кэролайлом.
– Он не мой ухажер!
Дарси улыбнулась.
– Они общаются не слишком часто, насколько я знаю. Но Сэм выступил в защиту Кэролайла на процессе, хотя здорово рисковал: от него многие могли отвернуться за то, что он выгораживает человека, которого все считают виновным.
– Я бы поступила точно так же, а ты? – спросила Энни… – Мужчины и женщины одинаково преданы своим друзьям, если им это ничего не стоит.
Дарси пожала плечами.
– Бьюсь об заклад, если спросить Кэролайла, он скажет, что большинство его друзей бросили его, когда он в них больше всего нуждался.
– Может, и так, Дарси, но я никогда не принадлежала к числу его друзей.
– Все равно он может быть ожесточен. Остерегайся этого парня, Энни. Я серьезно говорю. Может, мне лучше пойти с тобой – в качестве еще одного представителя фирмы?
Энни покачала головой.
– Нет, я смогу с этим справиться. – Она невольно улыбнулась. – Это я себе уже доказала.
Их взгляды встретились в зеркале, и Дарси торжественно кивнула:
– Ты справишься.
Первое, что пришло ей в голову, когда она подъехала к уединенному, огороженному забором особняку, было то, что она не туда попала.
И в самом деле, не могло же это мрачное и до ужаса нелепое строение быть домом одного из самых богатых и претенциозных предпринимателей в стране. Здание будто сошло со страниц какого-то романа Стивена Кинга.
Кэролайл жил в традиционно элитарном районе города, известном как Пасифик Хэйтс. Из особняков, расположенных на вершинах холмов, открывался изумительный вид на зализ Сан-Франциско, слева был виден мост Золотые Ворота, а на том берегу залива можно было разглядеть деревеньку Саусалито, остров Алькатрас, отсюда обманчиво казавшийся очень живописным среди голубых волн, и справа пляжи Беркли.
Дом Кэролайл а располагался на холме, был окружен высокими стенами и садовыми террасами. Крутая извилистая подъездная дорога вела к дому от надежных ворот, сделанных из чугунных копий, подобных тем, на которые в древние времена насаживали головы врагов.
Особняк представлял собой четырехэтажную уродину в стиле «эклектики». «Архитектор был либо пьян, либо безумен», – несколько изумленно подумала Энни, подъехав к дому и припарковавшись. Он сочетал в себе георгианскую тяжеловесность с готической причудливостью, и довершала все витиеватая викторианская манера. Тут были и зубчатые башни, и крытые галереи, и обычные массивные стены, настолько толстые, – что легко могли бы выдержать троянскую осаду.
Возле парадной двери, такой высокой, что сквозь нее спокойно прошел бы великан на ходулях, несли караул три ужасающих каменных изваяния, достойные охранять ворота в сад.
«Да, это вполне подходящее жилище для убийцы», – с трепетом подумала Энни.
Она припарковала машину на полукруглой площадке прямо напротив главного входа и поднялась по широким каменным ступеням, которые, изгибаясь вокруг фасада дома, вели к гигантской двери. Она не нашла звонка, и поэтому подняла тяжелый дверной молоток в виде головы рычащего льва и опустила его. Удар бронзы по металлу прозвучал, как выстрел. Вздрогнув, Энни почувствовала, как мурашки забегали у нее по спине.
«Держи себя в руках», – приказала она себе.
Она представляла, что сейчас мрачный дворецкий, одетый как Борис Карлов, откроет ей дверь. Но ничего не последовало, только где-то внутри дома начали лаять собаки. Подождав с минуту, она постучала снова, но опять никто не вышел. Она уже начала сомневаться, на этот ли день и час была назначена встреча, но в очередной раз подняла молоток, когда Кэролайл собственной персоной вышел открыть ей дверь.
– Извините за задержку, – с улыбкой сказал он. – Я запирал собак, а моя экономка мисс Робертс сегодня на ночь ушла. – Он слегка отступил и пригласил ее внутрь с высокопарным приветствием: – Добро пожаловать в уродливейший особняк на всем Пасифик Хэйтс.
– Ну и местечко, – улыбнулась Энни, входя в огромное фойе со сводчатым потолком и черным мраморным полом.
– Да уж. Как архитектора-дизайнера вас, наверное, очень интересует, в какой психиатрической лечебнице закончил свои дни человек, который задумал и построил это здание.
Энни засмеялась. Еще с их лондонского знакомства она помнила эту немного суховатую манеру шутить, однако с тех пор ей не доводилось слышать его шуток.
– Да, здесь просто безумное смешение разных стилей.
– Это точно. Мы с Франческой въехали всего за несколько месяцев до ее смерти. Она считала, что у этого здания есть «скрытые возможности», и, конечно, собиралась полностью его переделать. Но не успела.
Внутреннее устройство помещения полностью соответствовало его внешнему виду – комнаты здесь оказались с высокими потолками и огромным количеством маленьких закоулков и узких проходов. Стены были либо выкрашены в темные тона, либо оклеены мрачными обоями. Мебель была хорошей работы и дорогая, но если и предпринимались какие-то попытки найти для каждого предмета подходящее место, Энни не смогла обнаружить никаких следов этих усилий. У этих апартаментов не было души, и Энни подумала, уж не является ли это свидетельством такого же недостатка у их хозяина.
– До некоторой степени мне даже нравится сумрачность этого места, – сказал он, пристально глядя на нее, словно угадывая ее мысли. – Их угрюмость и мрак гармонируют с моим теперешним расположением духа. – Он подошел к ней и встал позади. – Вас когда-нибудь пугала темнота, Энни?
Она на шаг отступила от него.
– Да, конечно, я и сейчас боюсь.
– Меня раньше темнота просто ужасала. Когда я был ребенком, я сворачивался клубком в постели, с головой накрывался одеялом и, натянутый как струна, ждал – был просто уверен, что сейчас придет чудовище и проглотит меня. Я горячо молил Бога защитить меня, когда я в него еще верил.
– Воображение иногда бывает довольно жестокой штукой, правда? – сказала Энни беззаботным тоном.
– Реальность тоже бывает.
На это ей нечего было ответить. Она вспомнила, что его реальность включала в себя и заключение свыше года в маленькой темной клетке, пока ни шатко ни валко тянулся его процесс. Если б ее заперли таким образом, она бы сошла с ума.
Она взглянула на него. Его лицо, словно каменная маска, было абсолютно непроницаемо. Перед ней был человек, всецело контролирующий свои эмоции. У нее еще сохранилось в памяти то, каким он появился перед камерами в зале суда в тот день, когда был оглашен вердикт. В его глазах ясно читалось душевное смятение.
Сейчас это было совсем другое лицо. Сегодня она не могла уловить в нем ни единого намека на то, о чем он думает.
Некоторое время они так и стояли, глядя друг на друга, потом он отвернулся и сказал своим обычным тоном:
– Пойдемте, я в общем-то никогда не пользуюсь этой комнатой. Здесь найдутся и более приятные места. Давайте я покажу вам сад.
Скользящие двери вели из жилых комнат в причудливо разбитый японский садик. Чувствовалось, что тут поработал мастер по ландшафтам. Взор зачаровывало огромное множество цветущих растений, их яркие цветы слегка покачивались на легком ветерке. Были тут и деревья как обычные, так и миниатюрные бонсай, и цветущий кустарник. Прямо по центру сада струился плавный поток, впадающий в рыбную заводь, в которой Энни заметила серебристый отблеск карпа.
– Какая красота! Просто страна чудес!
– Я – человек, не слишком склонный к созерцанию, так что, возможно, какие-то тончайшие детали ускользают от моего внимания. Но что я знаю, – это то, что здесь я чувствую необычайное умиротворение, – сказал Кэролайл. – Когда я прихожу сюда, чтобы погулять, посидеть спокойно, поудить рыбу, остальной мир будто исчезает на время.
– Да, это можно понять.
Она повернулась к нему, увидела, что он стоит совсем рядом и неловко отступила на шаг.
– У меня возникает впечатление, что вы себя неловко чувствуете здесь со мной, – сказал Кэролайл.
Энни посмотрела ему прямо в глаза.
– Да, есть немного. – Она пыталась сравнить свое отношение к нему с тем, как она относится к другим знакомым мужчинам. К Сэму Броди, например. Или к Чарли. Их отношения с Чарли определялись приятной гармонией дружбы и влечения – тех чувств, из которых произрастают любовь и доверие. Но с Мэтом Кэролайлом она вновь уже начинала ощущать приливы той необузданной, безрассудной страсти, которая охватила ее с такой силой в те далекие дни в Англии.
Это было сильное, грубое, страстное влечение, основанное исключительно на половых инстинктах. Такие чувства не могли принести ничего, кроме бед, тем людям, которые имели глупость романтизировать их.
– Что же вас беспокоит?
Не могла же Энни сообщить Кэролайлу, что она постоянно испытывает к нему сильное влечение! И пока она подыскивала слова, его лицо постепенно мрачнело.
– Мне кажется, что вы, как и многие, считаете, что суд оправдал виновного, не так ли?
Она думала, конечно же, не об этом. Как ни странно, несмотря на разговор с Дарси, с тех пор, как она пришла сюда, ей ни разу не пришла мысль об убийстве. Опасность, исходившая от него, была совсем другого рода.
– Нет, – поспешно сказала она. – Я верю, что приговор справедлив. И я хочу вам напомнить, что наш с вами конфликт значительно более давний, чем ваши проблемы с властями Калифорнии.
Он некоторое время пристально на нее смотрел, а потом улыбнулся.
– Вы правы, конечно. Моя жизнь распалась для меня на две части – до убийства Франчески и после убийства Франчески. И все, что относится к первому из этих двух периодов, кажется мне глубокой древностью, но это, конечно, не обязательно так для других людей.