Текст книги "Ветер нашей свободы (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Присаживаюсь на невысокий пенек, что торчит из земли, сколько помню это место, и просто курю, стараясь хоть недолго ни о чем не думать. Смотрю в потемневшее небо, а Луна, кажется, улыбается мне в ответ. Она знает ответы, но молчит. Неожиданно дверь за моей спиной скрипит, поворачиваюсь на звук и вижу лысую голову Брэйна.

– Что ты тут один сидишь? – интересуется он, подойдя и присаживаясь рядом на корточки. – Девушка твоя совсем заскучала.

– Она не моя девушка, – говорю, будто выплевываю эти слова, настолько они горькие и неприятные. У каждого слова есть вкус. Эти отдают полынью.

– А почему? – удивляется татуировщик. – Она хорошенькая, давно таких не встречал.

– Я вообще никогда таких не встречал.

– Нравится? – тихо спрашивает, закуривая. В темноте его лица не видно, как и моего, наверное. И я даже рад этому.

– А ты как думаешь?

– Думаю, ты бы не согласился терпеть рядом с собой человека, который тебе не по душе, – хмыкает Брэйн. – Слишком хорошо знаю твой дерьмовый характер.

– Прав, как всегда, – отвечаю, и мое настроение портится еще больше. Вспоминаю Ястреба, которого вынужден терпеть, сам не понимаю, почему. Этот клещ присосался к Арчи, да так сильно, что и не отодрать.

– Знаешь, как я своим умишкой понимаю всю эту ситуацию? – спрашивает, а я просто молча слежу за огоньком его сигареты. – Она тебе нравится, я знаю, да и ты ей симпатичен. Может, ты не замечаешь, но я увидел, какие взгляды она на тебя украдкой бросала, когда знала, что ты не смотришь. Ваше влечение к друг другу видно каждому, даже одноглазому. Наплюй на все, слышишь? На все свои внутренние запреты, страхи, проблемы. Позволь себе хоть недолго побыть свободным от всего дерьма. Мне кажется, она сможет сделать из тебя человека.

– А сейчас я кто?

– Сейчас ты мокрая общипанная птица.

Ничего не отвечаю, потому что Брэйн прав – я давно уже только лишь оболочка.

– Повези ее сам знаешь, куда – советует татуировщик, докуривая. Бросив окурок на землю, он топчет его каблуком. Арчи был бы в ярости, увидев, что кто – то гадит на нашей территории.

– К Клоуну?

– Да, там самое идеальное место в любое время года, тем более, сейчас. Нет девушки, которая устояла бы, – Брэйн кладет мне руку на плечо. – Дерзай, Филин, я в тебя верю. Может, тебе именно ее в жизни не хватало? Ну, а если не срастется, то хоть за красивую задницу подержишься.

– Охренел?

Мы сидим некоторое время и просто смеемся. Спасибо Брэйну, потому что теперь я знаю, куда будет лежать мой путь.

17. Клоунада в зимнюю ночь

Арчи не хотел отпускать Фила, да и другие ребята тоже, но мы все равно уехали, несмотря на бурные протесты. Понимаю, что мое присутствие изрядно их напрягло – мало пила, почти ни с кем не общалась, а еще из-за меня Фил отшил ту девушку. Она очень красивая, – я таких васильковых глаз никогда раньше не встречала, – но уж слишком навязчивая. Я не хотела, чтобы он чем-то жертвовал из-за меня. Если бы хотел остаться с той красавицей, я не стала бы спорить – просто вызвала себе такси и уехала, ведь он мне абсолютно ничего не должен – мы чужие люди. Или Сержа попросила меня забрать, но Фил сам все решил.

Приятно ли мне? Честно? До безумия, потому что я никогда бы не поверила, что такой парень, на которого девушки вешаются гроздьями, захочет проводить со мной свое время, чем-то жертвовать, от чего-то отказываться. Мне он нравится, очень, но я не хочу показывать это – боюсь, что начнет смеяться. Так и представляю, как он заходится смехом, когда понимает, что я втрескалась в него. Потому что такие девушки как я не могут нравиться таким парням как Фил. Это невозможно, просто исключено.

Откуда во мне эта неуверенность в себе, эти комплексы? Почему не могу быть такой же смелой, как синеглазая, которая подошла к понравившемуся ей парню и с разбегу начала демонстрировать свою симпатию? Это же, наверное, не сложно, но я никогда так не смогу.

– О чем ты думаешь? – Фил сидит рядом на корточках и смотрит куда-то в сторону. В моей голове крутится такой же точно вопрос, мне безумно интересно, что творится в мозгах у этого парня. – Ты как-то непривычно молчалива.

– Решил, я всегда такая вспыльчивая и болтливая, как сегодня в мастерской? – понимаю, что моя перепалка с Арчи могла ему не понравиться. Все-таки они друзья, практически братья, а я, человек посторонний, такое себе позволила. Фил имеет полное право на меня сердиться, и за это винить его не стану. Как и Арчи. Не могу понять, что вообще на меня нашло, словно в голове замыкание произошло. – Обычно, я довольно молчаливая, особенно, попав в незнакомое место. Мне всегда нужно немного больше времени, чем другим, чтобы привыкнуть к переменам, освоиться.

– Мне кажется, ты заблуждаешься на свой счет, – говорит Фил и, хоть мне и не видно его лица, уверена, что парень ухмыляется. – Если мы сейчас вернемся обратно и поинтересуемся у сидящих там, не считая девушек, какой ты им показалась на первый взгляд, уверен, каждый, скажет, что ты очень смелая и в чем-то даже отчаянная девушка. И еще уверен, что ты им понравилась. И Арчи в том числе.

– Почему ты так думаешь? – мысль, что его друг на меня не сердится, греет душу.

– Потому что не у многих находятся аргументы, чтобы противостоять Арчи. Понимаешь, он у нас очень специфический человек. Если рассматривать наш с ним тандем в плоскости хорошего и плохого полицейского, то он явно второй вариант, – Фил тихо смеется, закуривая.

– А ты, значит, хороший полицейский?

– Как правило, но мир полон заблуждений.

Впервые вижу, как он курит и могу с уверенностью сказать, что он чертовски красиво держит в руках сигарету.

– А ты не испугалась его, не поддалась его влиянию, не растерялась, – продолжает Фил. – И не волнуйся о том, что он может тебе это припомнить. При всей своей придури, Арчи абсолютно не злопамятен.

– Искренне на это надеюсь.

Потому что мне и, правда, немного не по себе. Я вообще по своей натуре существо не конфликтное, хоть и немного вспыльчива.

Мы сидим с Филом во дворе «Ржавой банки», вокруг сгустилась плотная тьма, но огонек от его сигареты позволяет изредка видеть лицо парня. Он красивый. Не слащавой, глянцевой красотой, а по-настоящему красив, как бывают только многое пережившие мудрые душой мужчины. Не знаю, сколько ему лет, никогда об этом не спрашивала, но, наверное, чуть больше двадцати пяти. Он не выглядит мальчиком, юным и полным надежд. В его глазах живут боль и тьма, от которых мне бы хотелось помочь ему избавиться. Но кто я такая, чтобы врачевать души? Да и не позволит он мне – такие парни привыкли решать свои проблемы сами.

– Ты сильно устала? – спрашивает Фил, в очередной раз сильно затягиваясь сигаретой и выпуская в небо кольца сизого остро пахнущего дыма.

– Немного, – тихо отвечаю, потому что, на самом деле, совершенно не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Как будто с наступлением рассвета вся моя жизнь превратится в тыкву. – Но я бы не возражала немного покататься, только если обещаешь слишком быстро не ехать.

– Боишься, что уроню тебя, если сильно разгонюсь? – он смеется, и его хрипловатый смех рождает во мне какие-то непривычные чувства. – Не переживай, я буду аккуратен.

Не знаю, может быть, показалось, но я четко услышала в его голосе удовлетворение, смешанное с облегчением – словно, сам хотел предложить мне прокатиться, но не решался. Возможно, я и правда, ему немного нравлюсь?

– Ну, что? Поехали? – спрашивает Фил, выбрасывая то, что осталось от его сигареты. На миг даже становится жаль, что больше не увижу его лица, такая кругом тьма.

– Хорошо, – отвечаю тихо и, опираясь на пенек, поднимаюсь. Жалею, что так и не взяла костыли – мне неловко, что Фил постоянно носит меня на руках. Не люблю зависеть от кого-то. Даже от такого красивого парня. – Поможешь мне дойти до мотоцикла?

– Тебе не нравится, когда я тебя ношу? – спрашивает, тоже поднимаясь и отряхивая штаны от невидимой в ночи пыли. Обиделся, что ли?

– Мне нравится, может быть, даже слишком, но я не хочу тебя эксплуатировать, понимаешь? Я же не ребенок и не твоя невеста, чтобы ты получал от этого удовольствие. Поэтому просто придержи меня за талию, а я уж как-нибудь доскочу.

– Ну, если нам обоим это нравится, то не вижу причин, чтобы прыгать, ты не находишь?

Он стоит совсем рядом, взяв меня за талию, и его дыхание обжигает. Мурашки, от которых нет спасения, скачут по моей коже галопом. Хочу успокоиться, привести мысли в порядок, но когда он настолько близко, что могу слышать сердцебиение, оставаться спокойной не получается. Он странно действует на меня – чувствую себя идиоткой. Я влюбилась в него, совсем голову потеряла, но зачем мне это? У нас все равно ничего не получится – слишком мы разные.

– Ты волнуешься? – тихо спрашивает, и от его хриплого голоса чувствую каждый нерв, будто это оголенные провода. Наверное, продолжи мы так стоять, я заискрюсь, как неисправная проводка. Надо отойти от него и бежать, куда глаза глядят. Возникшие внутри чувства никому не нужны, нужно работать, а не ерундой страдать. Любовь только помешает. – Не нужно, я не сделаю тебе ничего плохого, поверь. И вообще не сделаю ничего из того, что ты бы сама не хотела. Я могу быть в разной степени дерьмом, но девушек обижать не научен.

– Я совсем не боюсь, что ты меня обидишь, правда.

– Тогда почему твое сердце так сильно стучит?

– Не знаю.

Я не хочу ничего объяснять, не сейчас.

– Ладно, поехали, – со вздохом говорит, но руку с талии не убирает. От его прикосновения, даже через пальто, чувствую тепло. Теперь и не знаю, хочу ли уезжать отсюда, когда он так близко, прикасается так осторожно, будто боится повредить одним неосторожным движением. Мне хочется верить, что его забота обо мне – не только дань хорошим манерам, но и проявление заинтересованности во мне, как в девушке.

Чувствую, как он тихо вдыхает воздух, словно украдкой. Он, что – нюхает меня?

– Почему не едем? – нужно хоть что-то сказать, потому что, постой мы так еще хоть одну минуту, не знаю, чем это закончится. Как бы Фил мне не нравился, не готова к чему-то большему.

– Пошли, значит, раз не терпится, – отвечает с усмешкой и все-таки берет меня на руки.

– Фил, я же просила! Отпусти меня!

– Да? Не помню, извини, – смеется Филин, широкими шагами направляясь к парковке.

– Ты делаешь в этой жизни только то, что хочешь?

– Именно, – говорит и снова смеется, как будто его веселит одна мысль, что он может сделать что-то по принуждению. – Никогда не понимал, зачем себя заставлять что-то делать.

Проходит совсем немного времени, и мы мчимся на полном ходу, и ветер свистит, носится вокруг, завывает. Так и не надела шлем, как Фил не уговаривал, потому что хочу почувствовать свободу, жизнь.

Открываю глаза, оглядываюсь вокруг и понимаю, что мы едем совсем не в сторону моего дома, а в противоположном направлении. Страх, неприятный и липкий, ползет мурашками по спине. Я ведь совсем не знаю этого парня. Он странный, опасный, скрытный, у него необычные друзья, которые много пьют и заводят интрижки с легкодоступными девушками. Что от него ожидать не знаю, но он просил себе доверять, и я доверилась, хотя не имела для этого ни единой причины.

– Куда мы едем? – резко поворачиваюсь к нему и вижу абсолютно черные глаза, в которых плещется тьма. Мне не по себе от этого взгляда, в котором нет тепла, а только опасность. Какая же я дура! Сейчас он завезет меня в какую-нибудь посадку, убьет, поглумится и дело с концом. И даже брат-опер не поможет. Хочу закричать, спрыгнуть с этого чертового мотоцикла и бежать без оглядки. Но далеко ли смогу убежать? Отползти, разве что.

– Сюрприз, – ухмыляется Фил. – Ты же обещала не бояться, доверять, а сейчас паникуешь, как будто я тебе на шею удавку накинул.

– Я не люблю сюрпризы!

– Птица на снегу тебе, как я помню, понравилась. А чем не сюрприз? Так что не выдумывай и сиди спокойно.

– Тогда я была на своей территории, а сейчас ты везешь меня, черт знает куда, – стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойнее, но не выходит.

– Посмотри вокруг, мы же уже приехали, – улыбается Филин и тормозит.

Следую его совету, хоть от сковавшего страха почти ничего не соображаю. Но проходит секунда, и начинаю узнавать это место, знакомое каждому жителю нашего города.

– Узнала? – смеется Фил. – Не боишься больше? Это же не тёмный лес, не кукурузное поле и не пещера людоеда.

– Это парк, – выдыхаю, глядя на огромные кованые ворота, сейчас закрытые на большой замок. За ними виднеется фонтан, в это время года, конечно, неработающий. – Но зачем мы сюда приехали?

– Кататься на каруселях и заниматься прочей увлекательной ерундой, которой нормальные люди так любят заниматься в парках культуры и отдыха, – отвечает таким тоном, будто кататься в конце февраля на аттракционах в закрытом парке – самое обычное дело. – Ты любишь, Птичка, карусели?

– Люблю, но как мы внутрь попадем? Перелезем? Я не смогу, у меня травма, – сижу, решительно сложив руки на груди, чтобы Фил понял всю серьёзность моих слов, но в глубине души радуюсь, как маленькая.

– Знаешь, как бы мне не хотелось посмотреть, как ты с гипсом и в зимнем пальто будешь лезть через забор, но я все-таки не садист. Поэтому подожди немного, и выход найдется, а вход откроется.

Фил достает из кармана мобильный и быстро находит в телефонной книге нужный номер.

– Вечер добрый, уважаемый, – говорит невидимому абоненту и улыбается. – Не потревожил ли я ваш сон? Готовы ли вы к приходу гостей в столь поздний час?

В трубке что-то хрипит и булькает, но, судя по выражению лица Фила, нам здесь рады. Никогда бы не подумала, что в этот парк можно попасть ночью, не в сезон. Обычно, центральный парк города зимой закрыт для посетителей, но, как оказывается, полезные связи и здесь помогают.

– С кем ты разговаривал? – задаю вопрос, когда Фил убирает телефон в карман.

– Скоро сама увидишь, только не пугайся, – Фил подходит ко мне и снова останавливается в опасной близости. Если он и дальше продолжит так себя вести, не знаю, насколько хватит моей выдержки. Краснею, довольная тем, что на улице ночь и Фил не увидит моего смущения. В голове проносятся шальные мысли о его татуировках, что скрыты под одеждой. Мне все еще интересно рассмотреть их внимательно, сделать фото, узнать их значение. Особенно хочется узнать, что значит для него тату птицы на шее и имеет ли к ней отношение мое прозвище.

Боковым зрением замечаю какую-то тень с другой стороны ворот, и противный скрип открывающегося замка действует на нервы. Вздрагиваю от неожиданности, но Фил, стоящий рядом, кладет ладонь мне на талию.

– Я же говорил, чтобы ты не волновалась, – шепчет мне на ухо и прижимает к себе. Этот жест сбивает с толку и инстинктивно, поддавшись какому-то внутреннему порыву, кладу руки ему на грудь и утыкаюсь носом ему в ключицу. Знакомый запах, который уже успела полюбить, пьянит и выбивает почву из-под ног. Кажется, от нахлынувших эмоций меня может на части разорвать. Фил одной рукой обнимает меня за талию, второй поддерживает под задницу и снимает с мотоцикла, а я продолжаю висеть в воздухе, обхватив его бедрами. От двусмысленности этой ситуации краснею, но не решаюсь попросить поставить меня на землю. Сейчас мне настолько хорошо, так тепло и уютно, что думать о чем-то совсем не хочется. Да гори оно все синим пламенем, если он обнимает меня.

– Долго там обжиматься собираетесь? – скрипучий голос, каркающий какой-то, возвращает в реальность. А ведь так было хорошо, но снова мешают.

– Клоун, дружище, не злись, – говорит Фил, но меня не отпускает. – Уже идем.

– Сам же звонил, – бурчит тень. – Давайте быстрее, если кто-то увидит, что я ворота открываю, голову снимут. Не знаю, как тебе, а мне свою голову жалко, хоть она и не слишком симпатичная.

Фил аккуратно ставит меня на землю, а потом снова поднимает в воздух, и сейчас я смотрю на того, кто открыл нам ворота, но как не пытаюсь сфокусировать взгляд на незримом Клоуне, вижу только большую тень.

– Кто это? – тихо спрашиваю, не отрывая взгляда от загадочного мужчины по ту сторону ворот.

– Я, – каркает тень, – Михаил, смотритель этого места. Для друзей и милых дам просто Клоун.

– Очень приятно, – отвечаю, удивляясь, как он умудрился услышать мой вопрос. – Я – Агния.

– Да шевелитесь вы! – вскрикивает Клоун. – За забором будете тискаться.

– Все, милая Птичка, шутки кончились, идем, – смеётся Фил, и делает шаг по направлению к воротам. Снова поражаюсь, с какой легкостью он несет меня, будто во мне весу, как в цыпленке.

Через несколько секунд пересекаем черту, за которой начинается парк, и за нами закрываются ворота.

18. Гуинплен*

Огромная чёрная тень трансформируется в невысокого сутулого мужичка, с шаркающей походкой. Он ведёт нас по извилистым дорожкам, слегка припорошенных снегом, вглубь парка. Обнимаю одной рукой Фила за шею, другой придерживаю сумку с фотоаппаратом. Я бы с удовольствием сделала несколько снимков этого загадочного Клоуна, так напугавшего меня при первом появлении, но пока воздерживаюсь, потому что не знаю, как он отреагирует на мои действия. Вдруг рассердится?

– Еще немного осталось, – скрипит наш проводник, не поворачивая головы. – Чего ты ее тягаешь? Сама бы шла.

А он тактичный мужчина, ничего не скажешь, но Фил лишь ухмыляется его словам, будто давно привык к чудачествам смотрителя парка.

– Вот скажи, старый черт, если бы сам встретил такую девушку, то удержался бы, чтобы на руки ее взять? – спрашивает Филин и смеется, а у меня кровь от его слов забурлила.

– Не знаю, мне давно уже молодые девушки на руки не прыгают. Говорят, моя рожа им не по вкусу, – вздыхает Клоун. – Так что я, может, и рад бы какую красавицу вихрем закружить, но кто спрашивает о моих желаниях?

– Что-то у тебя речи какие-то нынче слишком депрессивные, – говорит Фил и немного замедляет шаг. – Спасибо, что короткой дорогой провел.

– Ну, а как иначе? – спрашивает проводник и, остановившись у маленького одноэтажного домика, будто сошедшего с какой-нибудь открытки, наконец, поворачивается к нам лицом.

Фонарь возле домика освещает его невысокую приземистую фигуру полностью, и я могу хорошо его рассмотреть, но увиденное заставляет в ужасе зажмуриться.

– Ты обещала не бояться, – шепчет Фил мне на ухо. – Открой глаза – он не кусается.

Следую его совету и стараюсь побороть порыв грохнуться в обморок, потому что я впервые вижу такое лицо, как у Клоуна.

– Думала, меня так прозвали, потому что я детям фокусы смешные показываю? – ухмыляется мужчина, а я лихорадочно пытаюсь придумать, что ответить. – Не переживай, деточка, твоя реакция еще не самая обидная. Бывало и хуже.

– Извините, я не хотела, – говорю и сама не узнаю свой голос, настолько он высокий и срывающийся.

– Ничего страшного, – говорит Клоун и, наверное, улыбается, но понять сложно.

Я не знаю, кто с ним это сделал, но тот варвар явно был фанатом Виктора Гюго: наверное, ножом или каким другим острым предметом кто-то разрезал его щеки до самых ушей, навечно запечатлев на лице зловещую улыбку.

– Фил, – обращается Клоун к моему спутнику, закрывая тему своей изуродованной внешности. – В домике можете делать, что хотите, но в рамках приличия. Сам понимаешь. Пусть начальство и в отпуске, но дерьмо ни за кем убирать не собираюсь. Будет желание прокатиться, знаешь, где меня найти.

– Хорошо, я позвоню, если что-то понадобится, и не волнуйся – мы тихие, – смеется Фил.

– Не знаю, насколько вы тихие, но последнее посещение моих скромных владений твоим дружком до сих пор забыть не могу, – говорит Клоун, ковыряя носком растоптанного видавшего виды ботинка небольшой сугроб. – Чуть весь парк не развалил к чертям.

– Всегда тебе говорил, что за Арчи следить нужно хорошенько, – смеется Филин.

– Что с меня взять? Старый дурак, – хрипит Клоун, и снова на лице возникает эта жуткая улыбка.

Невыносимо хочется спросить, кто с ним такое сделал, а, главное, за что, но не решаюсь. Меня с детства учили не обращать внимания на внешние недостатки, поэтому отвожу в сторону взгляд, пытаясь лучше рассмотреть необычный домик. Будто сахарной ватой покрыта его крыша снежной шапкой, а маленькие круглые окошки закрыты снаружи деревянными ставнями с резными причудливыми узорами. Ночью не видно, какого цвета стены, но они светлые и чуть отблескивают в свете фонарей. Наверное, в такой домик попали Гензель и Гретель. Достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков здания, пока оно так таинственно и загадочно. Больше всего люблю фотографировать что-то, что таит в себе загадку, которую пока сама для себя не разгадала – так и снимки получаются более атмосферными, полными незаданных вопросов и неразгаданных тайн.

– До свидания, милая барышня, – слышу голос Клоуна и вздрагиваю: все в этом странном, искалеченном косматом мужичке пугает меня.

– Клоун, можно Агния тебя сфотографирует? – неожиданный вопрос Фила заставляет меня улыбнуться: не думала, что он так хорошо меня понимает.

– Почему бы и нет? – пожимает мужчина плечами. – Только не уверен, что кому-то захочется по доброй воле смотреть на мою морду.

В этих словах столько горечи и невысказанной боли, что чувствую такую тоску, как будто это меня какой-то извращенец исполосовал. Пока во мне бушуют эти чувства, а Клоун еще не успел закрыться, уйти в себя, направляю на него объектив и щелкаю, щелкаю. Знаю, что эти снимки должны увидеть мир, их должен увидеть каждый, чтобы понять, как уродлива чья-то жестокость.

– Спасибо, – говорю, убирая фотоаппарат.

– Нашла, за что благодарить, – хмыкает Клоун, отводя взгляд. – Ну, в общем, я пошел.

И действительно уходит, постепенно снова превращаясь в тень.

– Что с ним произошло? – спрашивая, чувствуя, как дрожит голос. – Расскажешь?

– Ты действительно хочешь об этом знать? – удивляется Филин. – Вообще это довольно грустная история, да и тайна, к тому же. Может, не хочешь все-таки?

– Я не настаиваю, но очень интересно.

– Ладно, может, и расскажу, но не на улице же, – улыбается Фил. – Пошли внутрь.

– В этот домик? – удивляюсь. – Что это вообще за место такое? Я много раз гуляла в этом парке, но ни разу здесь не оказывалась.

– Это, так сказать, место для избранных, о нем мало кто знает. Пойдем.

Фил подходит к двери, аккуратно спускает меня с рук и ставит на землю. Хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть. Филин тем временем достает большую связку ключей и одним из них, длинным и красивым, открывает замок. Когда дверь с полосками кованого железа отворяется, мы попадаем в царство непроглядной тьмы. Мне сразу мерещатся чудовища, которые могут здесь таиться, но вдруг свет зажигается, и вижу небольшую комнату с низким потолком, грубо оштукатуренными стенами и пушистым светлым ковром на полу. Оглядываюсь по сторонам и вижу камин в самом углу, возле которого стоит невысокая табуретка с причудливыми коваными ножками в форме львиных лап. Табуретка настолько красивая, такой искусной работы, что дух захватывает. Опираюсь плечом на косяк, переношу вес на здоровую ногу, и фотографирую внутреннее убранство домика.

– Ты прямо-таки свадебный фотограф – ни секунды упустить не хочешь, – смеется Филин, положив руку на мою талию, будто этим жестом уговаривал зайти внутрь.

– Это очень интересное место, хочется его запечатлеть.

– Может, зайдем уже внутрь? Или ты не хочешь? Боишься? – спрашивает Фил, глядя мне в глаза.

– Да ничего я не боюсь, – улыбаюсь, чтобы продемонстрировать, какая я смелая, но на самом деле опасаюсь. Сама не знаю, чего. Себя, наверное.

– Умница, – шепчет на ухо парень, и впервые могу с точностью сказать, какой тембр голоса назову сексуальным.

Я – девушка, избегающая подобных эпитетов, смущающаяся и краснеющая от малейшего намека на сексуальный подтекст, мысленно произношу это слово: сексуальный. Да, впервые в жизни могу назвать кого-то сексуальным. И этот кто-то стоит сейчас рядом, я слышу его учащенное сердцебиение, и ночной воздух между нами буквально вибрирует.

Держусь за его руку, чтобы не упасть и вхожу, наконец, в помещение. Вернее, впрыгиваю.

– Ты так и не рассказал, что это за домик такой, – говорю, когда Фил помогает мне раздеться.

– Любопытная какая, – ухмыляется и вешает нашу верхнюю одежду на висящий на стене крючок.

Наша одежда соприкасается, чего не скажешь о нас: Фил отошел в другой конец комнаты и, подойдя к камину, присаживается на корточки, чтобы пошевелить весело потрескивающие дрова. В комнате довольно тепло и мне становится жарко. Хочется снять теплый свитер, но не сидеть же в нижнем белье?

– Это ваше тайное лежбище? Я правильно понимаю? – этот вопрос давно вертелся на языке, но больше терпеть не могу. – Вы сюда девушек приводите?

Фил смотрит на меня некоторое время, а потом начинает смеяться. Просто садится на пол и смеется, словно сумасшедший.

– Птичка, – говорит он между приступами смеха, – ты бесподобна. Это же надо было так сформулировать "тайное лежбище". Будто мы тюлени какие или морские котики.

– Ну, притон, бордель, – перечисляю, чувствуя, как краснеют мои щеки. – Как не назови, а смысл один.

– Думаешь, я привел тебя сюда, чтобы сексом заняться? – успокоившись, спрашивает, глядя прямо в глаза. Чувствую, как начинаю задыхаться под этим взглядом, а лицо горит огнем от смущения. – Так?

Не могу понять, какие эмоции отражаются на его лице, а по глазам вовсе ничего не прочтешь. Сердится он на меня? Злится? Безразличен? Насмехается? Ничего не разобрать.

– Я ничего такого не имела в виду, – отвожу в глаза в сторону. – Просто интересно.

– Ничего она в виду не имела, – бурчит себе под нос Филин, снова вернувшись к своему занятию.

Мы долго молчим, я не знаю, куда деть руки и начинаю просматривать фотографии, которые сделала сегодня. Фил, снова Фил, "Ржавая банка" снаружи и внутри, Арчи, другие ребята и даже девушки. Смотрю на русоволосую, которую Филин отшил и не могу понять, почему он не остался с ней, а повез меня сюда? Она такая красивая и на все согласная. Синеглазая точно бы не задавала никаких лишних вопросов, не мучила бы его, а дала бы то, что ему нужно. Другой вопрос: нужно ли Филу от меня хоть что-то? Ни разу за все время нашего знакомства он даже поцеловать меня не пытался. Уверена, что обычно с девушками он ведет себя иначе – вряд ли он очень стеснительный или робкий. Может быть, он привык, что девушки сами проявляют инициативу? Не знаю, никогда не пробовала делать первые шаги, никогда не была смелой или отчаянной.

– Снова задумалась, – слышу голос совсем рядом и чувствую, как Фил опускается на подлокотник кресла, на котором я сижу.

Он снова рядом, и я опять забываю, как дышать. Мне совсем не нравится, как я чувствую себя рядом с ним, потому что не знаю, ощущает ли он тоже самое или это только мои заскоки.

– Я вообще много думаю, – отвечаю и пытаюсь улыбнуться. – Просто ты плохо меня знаешь.

– Я совсем тебя не знаю, но уверен, что хочу узнать лучше, – тихо говорит Фил, будто самому собой.

– Зачем тебе это? – удивленно смотрю на него. – Во мне совсем нет ничего интересного.

– Почему ты так думаешь о себе? – смотрит на меня своими чёрными глазами, и понимаю, что не выдержу эту пытку. – Не бывает неинтересных людей. В каждом есть что-то, чем он может поделиться, что рассказать.

– Кто бы говорил! – произношу и начинаю смеяться всей абсурдности этого разговора и ситуации в целом. – Ты, который ничего вообще не рассказывает о себе и даже спрашивать запрещает.

– Неужели тебе действительно интересно что-то обо мне узнать? – удивленно вскидывает бровь и хмурится. – Пошли к камину.

Встает и помогает мне подняться, но на руки снова не поднимает. Не знаю, с чем связана такая перемена в его поведении, но молчу. Не могу же прямо спросить: "Хей, парень, почему не хочешь носить меня на руках? Я, между прочим, привыкла уже!"

С его помощью допрыгиваю до камина, благо комната совсем маленькая. Здесь еще теплее, а огонь так маняще прекрасен, что не могу отвести взгляд. Я люблю огонь – он дает надежду, что все проблемы могут так же легко сгореть, как и попавшие в его власть дрова.

Хочу присесть на кованую табуретку, но Фил, сохраняя молчание, усаживает меня на пол, сам садясь за моей спиной. Он вытягивает ноги по бокам от меня и обнимает меня за талию. Ничего не остается, как прилечь на его грудь. Хорошо, что сейчас он не видит моего лица, которое покраснело и пульсирует. Мне кажется, я могу задохнуться от нахлынувших эмоций. Тепло от камина и прикосновений Фила к моему телу разливается по венам, бурлит во мне и пенится.

– Меня зовут Филипп и мне двадцать семь, – говорит он, наматывая на палец прядь моих волос. – Отца своего никогда не знал – он умер еще до моего рождения, и я каждый год хожу на его могилу. Из родственников у меня есть только мать.

– Вы с ней близки?

– Это долгая история, о которой я пока не готов говорить, – отвечает со вздохом, и я чувствую, что для него эта тема не из легких.

– Всё? Больше ни о чем не расскажешь? – понимаю, что подобного момента может больше не быть, поэтому хочу узнать как можно больше о нем.

– А этого мало? – усмехается, продолжая терзать мои волосы. От его прикосновений, легких и чуть ощутимых, мурашки бегают. – Какая ты ненасытная.

Его губы в опасной близости от моей кожи и я чувствую, насколько теплое его дыхание. Кажется, еще секунда и он коснется ими моего уха, но нет, этого не происходит. Он будто играет на моих нервах, а я не знаю, сколько еще смогу выдержать.

– Нормальная я.

Голос мой похож, скорее, на писк – будто разучилась говорить, а могу только издавать странные звуки. Чувствую, как Фил ухмыляется и слегка дует мне на кожу.

– Жарко? – спрашивает шепотом, а я не могу ничего ответить, потому что в голове ни одной связной мысли, а только лишь плотный серый туман, поглотивший мой разум. – Что еще ты хочешь обо мне знать? Я – человек, не ставший художником, хотя подававший большие надежды. Тот, кто за последнее время не написал ни единой картины, не натянувший ни единого холста. Я тот, кто уже год не брал в руки гитару, хотя раньше только ею и спасался. Человек, который сутками работает, где-то ездит, о чем-то договаривается, только чтобы не оставаться наедине с самим собой. Потому что однажды я испугался того, что могу увидеть на дне своей души. Я никогда никого не любил, потому что разучился чувствовать к женщинам тепло. Парень, чья душа давно уже замерзла. Я тот, кто сможет принести тебе только лишь разочарование. Ты все еще хочешь знать меня лучше?

– Да.

Потому что это правда. Я хочу узнать его, потому что по-другому просто не выживу.

*Гуинплен – герой романа Виктора Гюго «Человек, который смеется» – юноша с изуродованным лицоми искалеченной судьбой.

19. История, рассказанная под облаками