Текст книги "Ветер нашей свободы (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Она невыносимо долго молчит, но все-таки не выдерживает и поднимает на меня свои огромные глаза, в которых таится слишком много страхов.
– Нет, ты не ошибся, – говорит она тихо, – и я действительно кое-что к тебе испытываю. Если честно, то я ни к кому и никогда ничего подобного не чувствовала. Ты занял все мои мысли – я только о тебе целыми днями и думаю. Никогда не верила, что смогу нечто подобное ощутить – всегда считала себя кем-то вроде Снежной королевы. Но вдруг, в моей жизни, появился ты, и я совсем не знаю, что со всем этим делать. Иногда мне невыносимо тяжело думать, что ты-то ко мне ничего подобного не испытываешь. Да, вижу, что нравлюсь тебе, ты меня хочешь, а в остальном? Есть что-то большее, чем просто "нравится" и "хочу"?
Сижу, будто меня по голове кто-то ударил, настолько ее слова неожиданны. Не думал, что в этой хрупкой девушке может храниться такое большое чувство. Ощущаю ее печаль, неуверенность в себе, неподъемную груду комплексов – их настолько много, что она не верит, даже мысли не допускает, что ее можно полюбить.
– Знаешь, Агния, – протягиваю к ней руку и убирая за ухо блестящий, шелковистый локон, – ты мне сразу понравилась. Смешная и очень красивая девочка, которая упала на скользком порожке и чуть без ноги не осталась. Поверь, если бы я не испытал к тебе сильной симпатии, то никогда, ни при каких условиях, не стал с тобой возиться. Уловила мою мысль?
Птичка смотрит на меня, не отрывая взгляд. Не знаю, что она ожидала услышать, каких признаний добивалась, но явно не этого. Наверное, рассчитывала, что скажу: "Эй, детка, тормози! Ты нужна мне только на пару ночей. Засунь свои чувства в далекий угол, и давай просто получим удовольствие. К чему эти сложности?!"
– Думаешь, я каждой девушке даю прозвища? – улыбаясь, встаю в полный рост и захожу девушке за спину. Птичка сидит, словно закостенела: пошевелиться боится. Кладу руки ей на плечи и, медленно поглаживая кожу под тонкой майкой, пальцами чувствую, какая Агния горячая – просто пылает, как брошенное в костер полено. Чем дольше прикасаюсь к ней, тем тяжелее становится ее дыхание.
– Ты для меня не просто девушка, с которой я вынужден, не по своей воле, общаться по условиям контракта. Сама видишь, фотосъемка почти сразу перестала быть основной связующей нас нитью, превратившись в повод. И, кстати, единственное, что заставило меня согласиться – твоя кандидатура в качестве фотографа.
– Неужели? – ее голос тихий, и я чувствую легкую дрожь, прошедшую по ее слишком сексуальному телу. – Никогда бы не подумала.
– А ты подумай, – усмехаюсь, ощущая, как сильно волнуют ее мои прикосновения. – На самом деле, не знаю, что испытываю к тебе. Любовь ли это? Не хочу тебе врать, но одно ты должна уяснить: никогда раньше никто мне не был дороже тебя. И я знаю, что пропади ты из моей жизни, меня, наверное, разорвет изнутри. От боли.
Хочется, чтобы она поверила, чтобы поняла. Потому что мне сложно об этом говорить – не научен выказывать свои эмоции, разучился чувствовать. Однажды просто запретил себе любить – от этого одни неприятности. Но Птичка… то, что чувствую к ней ни на что не похоже – будто я долго находился под водой и, наконец, всплыл, получив возможность, впервые за долгие годы, надышаться.
С каждым моим прикосновением, с каждым поглаживанием она все больше расслабляется, как будто ее тело только этого и ждало.
– Что ты делаешь? – ее голос прерывается, словно в комнате разом закончился кислород.
– Догадайся.
Наклоняюсь и дотрагиваюсь губами до ее кожи – такой нежной и шелковистой. Мне нравится, что ее тело чистое – ни одного рисунка, ни одного тату. Контраст между нами заводит еще сильнее.
Каждый поцелуй, которым я "клеймлю" ее, отдается во мне сладкой болью – Птичка настолько прекрасна, что дух захватывает.
Вдруг она опирается руками о столешницу, резко поднимается и поворачивается ко мне лицом. Смотрю в глаза и меня поражает, насколько затуманен ее взор, сколько в нем желания. Если до этого момента еще мог сдерживаться и изображать из себя джентльмена, то сейчас внутри будто рушится плотина. Теряю контроль – возможно, всему виной алкоголь или огромные глаза, что манят и зовут, но я набрасываюсь на нее как голодный путник. Она нужна мне как никогда раньше. Как никто раньше.
Подхватываю ее под ягодицы – такие округлые и аппетитные – и усаживаю на стол. Она обхватывает меня бедрами и инстинктивно прижимается ко мне, от чего пульсация внизу живота становится невыносимой. На ней надеты, обтягивающие ее соблазнительный зад, короткие шорты, и я чувствую под пальцами шелк ее кожи, когда медленно провожу руками по бедрам.
– Ты невероятная, – шепчу, оторвавшись от ее губ. – Если я буду слишком груб, со мной такое случается, скажи.
– Помолчи уже, – Птичка запускает руки в волосы на моем затылке.
– Что ты со мной делаешь?
– Хочу тебя.
После этой фразы, сказанной тихим, глубоким голосом, все шлагбаумы летят к чертям. Срываю с себя футболку и помогаю снять майку той, кого желаю до безумия. Одно движение и белье тоже летит на пол.
Она широко распахивает глаза и, протянув руки, начинает водить пальцами по рисункам на моём теле. От каждого прикосновения кожа пылает, а кровь с шумом несется по венам, жидким огнем сжигая все на своем пути. Во мне больше нет сомнений – мое место здесь.
Запускаю руку в ее шорты и, ощутив под пальцами шелковистую кожу ягодиц, сильнее прижимаю девушку к себе. Второй глажу затылок, губами буквально поедаю ее. Я пью дыхание Агнии, забираю ее энергию, взамен отдаю свою. Мы как два сообщающихся сосуда и, черт возьми, я хочу, чтобы это длилось вечно.
Она, не отстраняясь и не прерывая поцелуя, находит руками пояс моих брюк и расстегивает его. Хочу попросить ее не торопиться, потому что, если она продолжит в том же духе, не выдержу – слишком высоко напряжение. Я так сильно возбужден, как будто мне снова шестнадцать, а Птичка – первая девушка в жизни, расстегивающая мне брюки.
Провожу рукой по ее позвоночнику, а она дрожит в моих руках. Хочу слышать ее – мне мало только чувствовать ее желание. Мне нужно, чтобы она кричала, называла моё имя, молила не останавливаться. Отрываюсь от ее губ и спускаюсь поцелуями все ниже и ниже, рисую узоры влажным языком, ищу на коже те заветные точки, которые помогут лучше узнать ее. Она опирается одной рукой о столешницу и запрокидывает назад голову.
– Ты мне доверяешь? – задаю вопрос, который не дает покоя.
– Я люблю тебя, – отвечает, глядя в потолок. – Ответила на твой вопрос?
Чувствую, как волна накрывает меня. Это счастье? Удовлетворение? Похоть? Не знаю, но сейчас мне настолько хорошо, что почти больно.
Покрываю поцелуями ее тело, медленно и мучительно, распаляю ее – сегодня не время для стеснения или страха. Хочу доказать, что ее доверие – именно то, что я заслужил, что все это не зря.
Одна маленькая пуговица отделяет меня от того момента, когда Птичка предстанет передо мной в своей естесственной, ничем не прикрытой, первозданной красоте. И не завидую тому, кто осмелится сейчас мне помешать – в любом случае, даже в случае землетрясения, остановиться не смогу. Агния и сама понимает, что назад дороги нет.
– Может, в спальню? – спрашиваю, между словами слегка покусывая ее живот.
– Филипп, ты слишком много разговариваешь, – тихо смеется, и от этого смеха кровь стынет. – Чем тебе здесь не нравится?
Мне не нужно особое приглашение: одной рукой расстегиваю ее шорты, второй – свои джинсы. Агния плавно выравнивает тело и помогает штанам упасть на пол.
– Ох, – только и говорит, когда понимает, что надевать нижнее белье сегодня не входило в мои планы.
Молчу, улыбаясь, наблюдая, как краска смущения заливает ее прекрасное лицо. Высвобождаю ноги из упавших брюк и, приподняв немного ее ягодицы, рывком освобождаю девушку от остатков одежды.
– Ты знаешь, что ты самая красивая девушка, что мне доводилось видеть?
Она не реагирует на мои слова, только еще сильнее заливается краской, словно ее в томатный сок лицом окунули.
А я стою, путешествуя взглядом по изгибам ее великолепного тела, и понимаю, что вся эта красота – только моя.
– Ты сводишь меня с ума, – снова подхожу к ней. Она сидит, закрыв глаза, и улыбается. Вижу, что она готова, чувствую тепло, исходящее от нее, дрожь. Не могу больше терпеть – это выше моих сил, поэтому медленно раздвигаю ее ноги и плавно вхожу. С каждым движением, толчком ощущаю, что до этого момента будто и не жил на свете. Она отдает мне всю себя, без остатка, открывает навстречу свою душу, а я понимаю, что не смогу уйти от нее.
Что бы ни ждало нас впереди, я не отпущу ее.
30. Пламенный привет
Утро проникает первыми солнечными лучами сквозь тонкие занавески, разукрашивая комнату в разные оттенки золота и серебра. Открываю один глаз и смотрю в потолок. Сначала в голове ни одной мысли, но постепенно события прошедшей ночи – и не только ночи, а и предрассветных часов – всплывают в памяти, заставив от смущения спрятать голову под одеялом.
Фил на меня странно влияет – я способна, оказывается, на смелые поступки. Я, кто бы мог подумать, еще та экстремалка. В мозгах переливающимися, горящими яркими огнями вывесками мелькают картинки того, чем мы занимались ночью. Неужели это была я – скромная, тихая девочка. У меня до Фила было два парня, с которыми отважилась лечь в постель, но ничего подобного тому, что испытала этой ночью, и близко не было. Ну, да, было приятно, интересно, но это и рядом не стоит с тем, что чувствовала в объятиях Филина. Он смог проникнуть в мою душу, дойти до самого дна и вытащить оттуда что-то, о чем и сама не догадывалась. Он доказал и показал, что могу быть смелой, рисковой. Самой не верится. И мне нравится новая я – как будто этой ночью перевернула страницу своей старой жизни. Что ждет за новым поворотом? Какой будет новый день, не знаю, но сейчас не боюсь, что Филин оставит меня одну.
Высовываюсь из-под одеяла и медленно поворачиваю голову в ту сторону, где лежит Фил. Он спит, лежа на животе и разметав руки в разные стороны. Трогательный, когда спит, беззащитный. Беру со столика фотоаппарат и делаю несколько снимков.
– Чего тебе спокойно не лежится, медоносная пчелка? Расслабься, – не открывая глаз, бурчит Фил. – Иди сюда.
Убираю вещь на место и ныряю в его объятия. Сейчас мне так уютно и хорошо, что мечтаю лишь об одном: пусть это утро никогда не заканчивается.
– Доброе утро, Птичка, – говорит, и его горячее дыхание обжигает шею.
Он прижимает меня к себя так сильно, что ребра подозрительно хрустят. Нет, я рада, конечно, что наши чувства взаимны, но это же не повод снова в травматологию ехать.
– Ты меня задушишь, – смеюсь, пытаясь удобнее устроить свое, измученное ночными акробатическими этюдами, тело.
– И правильно сделаю, – перекладывает волосы мне на плечо и целует в шею, от чего чувствую дрожь, пронзающую позвоночник. – Зато никому не достанешься.
– Как будто я собираюсь кому-то, кроме тебя доставаться, – фыркаю и целую его руку, обнимающую меня за шею.
– Ну, мало ли, – серьезно говорит Филин, покрывая мои плечи поцелуями и периодически прикусывая кожу. – Вон тот прыткий доходяга, который норовил меня мордой в снег окунуть, например.
– Ты о Кире, что ли? – не понимаю, почему Фил снова поднимает эту тему. – Мне казалось, что мы обо всем поговорили и все выяснили. Не нужен он мне, что бы он там не говорил и о чем не фантазировал. Если еще раз заговоришь в подобном ключе, не знаю, что с тобой сделаю.
– Выпорешь солдатским ремнем? – смеется Филин и, резко перекатившись, опирается на руки и прижимает меня к кровати.
Я в ловушке его рук и, если честно, избавляться от этого плена не имею ни малейшего желания. Мысль, что Фил ревнует меня, будоражит тайные желания.
– Надеюсь, понятно, что теперь ты только моя? – хриплым голосом спрашивает, убирая с моего лица пряди волос.
– Понимаю, – киваю и сглатываю, закусив нижнюю губу. – И совсем ничего не имею против.
– Вот лежишь такая, голая вся, прекрасная как сладкий сон, губу закусываешь и в глаза преданно смотришь, – ухмыляется, поглаживая мою щеку. – Ты сводишь меня с ума. Никогда никем не был одержим, никого не хотел больше. Стоит только подумать о тебе и в штанах становится тесно. Ты меня приворожила?
– Делать больше нечего, – говорю и, приподнявшись, целую его в колючий подбородок.
– Птичка, ты потрясающая, – шепчет перед тем, как накрыть мои губы своими.
Как только он целует меня, мир вокруг перестает существовать – пусть сейчас камни с неба начнут падать, какое это имеет значение, когда руки Филина прижимают меня к его телу?
* * *
– Арчи точно не сердится на меня за то, как я с ним в прошлый раз общалась? – спрашиваю, когда мы подъезжаем к «Ржавой банке». – Ты же объяснил ему, что я слегка придурочная?
Фил смеется и, подойдя ближе, резко притягивает к себе. Прижимаюсь щекой к холодной куртке и провожу пальцами по его ключицам. У него, между прочим, самые фантастические ключицы во всем мире.
– Какая же ты трусиха, – берет меня за подбородок и поднимает вверх лицо так, что наши глаза совсем близко. – Какая тебе разница, что думает лысый? Ты со мной, бросать тебя из-за мнения Арчи не собираюсь – я же не указываю ему, с кем спать и кого любить. Пусть и он не лезет.
– Но вдруг я ему не нравлюсь? Не хочу ссор.
– Какие ссоры, о чем ты? – спрашивает и удивленно приподнимает темную бровь. – Арчи на девушек зла не держит. Да и не сделала ты ему ничего из того, что он бы не пережил. Он – крепкий, поэтому справится.
– Ну, смотри, – вздыхаю и прикрываю глаза от удовольствия, когда Фил целует меня за ухом, – если будет что-то не так, сразу говори, чтобы я знала. И, если что, согласна держаться от этой части твоей жизни подальше.
– Только не нужно выдумывать всякую ерунду, – хмурится и отходит в сторону. Наверное, задела его чем-то.
– Не обижайся, – прошу, беря костыли и ковыляя в его сторону. – Не хочу становиться камнем преткновения в общении с твоими друзьями.
– Ладно, – вздыхает, обнимая меня за талию. – Я так понимаю, что с твоей неуверенностью в себе мне еще бороться и бороться. Но ничего, я упорный.
Возле входа в "Ржавую банку", как обычно, оживлённо: ребята в синих фирменных комбинезонах возятся с полуразобранными мотоциклами. Крики, маты и громкий смех сотрясают воздух.
– Филин, там что-то случилось, – оторвавшись от работы, говорит светловолосый молодой парень. – Арчи рвет и мечет, ревет белугой. Мы туда не суемся, а то еще зашибет.
– Спасибо, Олег, что предупредил, – задумчиво говорит Фил, крепче прижимая меня к себе.
– Всегда пожалуйста, – ухмыляется Олег. – Удачи.
И почему мне не нравится эта ухмылка? Да и сам Олег, при кажущейся простодушности и открытости, какой-то скользкий и неоднозначный. Ну, да Бог с ним – мало ли, что мне мерещится.
Пока я размышляю над этой ситуацией, Фил помогает мне войти в мастерскую, но, даже еще за порогом, слышу крики Арчи. Слов разобрать не могу, но децибелы приличные. И что его так взволновало?
Этот парень пугает меня – есть в нем какая-то опасность и скрытая угроза, но стараюсь гнать прочь плохие мысли.
– Арчи, конечно, псих, – говорит Филин себе под нос, – но, чтобы до такой степени…
Мой спутник закрывает за нами дверь, и запах машинного масла и бензина бьет по обонянию мощной волной. Слышу голос Арчи, сотрясающий воздух. Фил хмурится, провожая меня к удобному дивану, на котором я уже сидела в прошлый свой визит. Присаживаюсь и кладу рядом костыли и фотоаппарат – сегодня абсолютно точно ничего снять не получится.
На самом деле за истекший, с начала нашего сотрудничества, срок уже так много фото сделала, что, по сути, могу лежать на диване и плевать в потолок, но все равно, по привычке, везде беру с собой камеру – вдруг что – то интересное попадется.
– Посиди пока тут, полистай журнал, – говорит Фил, напряженно вглядываясь в дверь кабинета, за которой бушует его друг и компаньон, и протягивает мне толстый глянцевый журнал "Motors and Oil". – Я скоро вернусь.
– Идииди, – говорю, ободряюще похлопав ее по руке. – За меня не беспокойся – почитаю о моторах и масле. Давно мечтала ознакомиться с данным шедевром и безмерно счастлива, что мои радужные грезы сбылись.
– Чудесно, – бубнит Филин и быстрыми, размашистыми шагами направляется к кабинету.
Смотрю со вздохом на лежащий на коленях журнал и принимаюсь перелистывать тонкие, мелованные страницы, на каждой из которых изображены какие-то гайки, разводные ключи, рулевые колонки и потные бородатые мужики, с азартом все это раскручивающие и завинчивающие. Перелистнув два раза все страницы с начала в конец и обратно, откладываю в сторону журнал и устало прикрываю глаза. Безумно хочется спать – все-таки разудалый ночной акробатический марафон не прошёл даром – глаза помимо моей воли сами закрываются, но тревога, клокочущая внутри, не дает покоя.
Как только за Филом закрылась дверь, вопли стали тише – сейчас слышны только приглушенные голоса. Там есть еще кто-то, кроме этих двоих, но кто именно – не разобрать.
В конце концов, усталость берет свое, и, зевнув, поворачиваюсь на бок и, поджав ноги, закрываю глаза.
Наверное, всё-таки засыпаю, потому что в следующую секунду вижу перед собой салон самолета, забитый взволнованными людьми. Они что-то кричат, но не пойму, что именно. Кто-то привстал на своем месте, многие прильнули к иллюминаторам и высматривают что-то за стеклами. С усилием поворачиваю голову и тоже пытаюсь рассмотреть то, что так встревожило пассажиров. Вопреки ожиданию самолет не парит над облаками – он еще даже не успел взлететь. Но что же так взволновало людей? Напрягаю зрение, и вот крошечная черная точка вдалеке медленно, но уверенно трансформируется в мотоцикл. А на нем ктото сидит, только никак не могу понять, кто именно. Мотоцикл, тем временем, все приближается, и я уже почти могу уловить, кто им управляет, но…
– Спит принцесса, – слышу сквозь сон низкий голос. – Красивая она всё-таки.
– Арчи, закрой глазоньки, – смеется Фил, – нечего на нее пялиться, пусть поспит.
– Ладно, Фил, не парься – в чужих огородах я капусту не срываю.
Это я, что ли капуста? Если так, то он хрен. А что? Тоже весьма полезный овощ.
– А как же Матильда? – спрашивает третий голос, и я узнаю Роджера – рыжего, словно яркое пламя, одноглазого мужчину. Он, кстати, был очень приветлив со мной. – Ее же, вроде, Ястреб обхаживал.
– Значит, недостаточно обхаживал, раз она ко мне сама пришла, – говорит Арчи.
Борюсь с искушением открыть глаза, но соблазн послушать, о чем еще они будут разговаривать, думая, что я сплю, слишком велик. Интересно же, почему так разорялся Арчи.
– Ты всё-таки уверен, что это не случайность? – спрашивает, понизив голос, Роджер. – Может, сам куда-то нажал и все исчезло?
– Рыжий, слушай, за кого ты меня принимаешь? – шипит Арчи. – Конечно, многое могу, на многое способен, но нажать куда-то и обнулить все счета "Ржавой банки", а так же стереть информацию обо всех клиентах мастерской… на это, знаешь ли, даже я не способен.
Вот оно что. Теперь понимаю, почему он так бесновался – шутка ли, остаться без денег и информации о клиентах. И, если второе еще поддавалось корректировке – в конце концов, это просто фамилии и номера телефонов, то с деньгами, пропавшими со счетов, ситуация в разы сложнее.
Тишина нависает плотным облаком – все молчат, погруженные в свои мысли, как вдруг раздается сигнал телефона, оповещающий о приходе смс. Открываю глаза и обвожу комнату взглядом. Вижу, как Фил лезет в карман и достаёт свой аппарат.
– Вашу мать… – шипит он, и его слова, сказанные с таким гневом и отчаянием одновременно, болью отдаются внутри меня.
– Что там? Что-то с Изой? – спрашивает Арчи, подскочив со стула и подбегая к Филу. – Вот же хрень. Так и знал, что все это взаимосвязано.
А вообще…
Кто такая Иза, черт возьми?
Тем временем Роджер тоже подходит и смотрит Филину через плечо, и я замечаю, как он мрачнеет. Что происходит?
– Сомнений быть не может, – говорит рыжий, – все это звенья одной цепи.
– О, – восклицает Арчи, заметив, что я слежу за ними, – барышня проснулась.
– Ага, – только и отвечаю, усаживаясь поудобнее. – Что-то случилось? У вас лица такие мрачные, словно умер кто.
– Ну, в физическом-то плане все пока живы, – нахмурившись, говорит Арчи, делая ударение на слове "пока".
– Звучит оптимистично.
Слежу за Филом, смотрящим, не отрываясь, в экран телефона. Замечаю, как он зол и подавлен. Хочется, чтобы все вокруг исчезло, были только мы вдвоем во всем мире. Чувствую непреодолимую тягу обнять его, утешить, понять, что гложет самого лучшего мужчину на земле. Не нравится, что он что-то скрывает, и я просто обязана достучаться до него, понять, что его беспокоит. Но всему свое время. Пока же просто молчу и наблюдаю.
– Птичка, давай я тебя домой отвезу, – говорит, наконец, Фил, а мое сердце от этих слов сжимается внутри в маленький, кровоточащий комок.
– Давай.
А что я еще могу сказать? Сейчас, когда в его бизнесе такие проблемы, наверное, действительно не до меня.
* * *
– Спасибо, что довез, – говорю, когда мы оказываемся дома.
– А я как-то должен был по-другому поступить? – удивляется Фил, закрывая дверь на все замки. Его действия греют душу – значит, он не собирается никуда уходить. Во всяком случае, пока. – Нальешь мне кофе?
– Спрашиваешь еще, конечно.
Уверена, что на моем лице написана в этот момент радость, граничащая с идиотизмом.
– Что случилось? – спрашиваю, ставя перед Филом чашку ароматного напитка.
– Ничего хорошего не случилось, – мрачнеет при этих словах и отворачивается к окну. – Курить-то как хочется…
– Кури, – предлагаю, понимая, что сигарета сейчас расслабит Филина и, возможно, ему станет легче поделиться со мной наболевшим.
– Не боишься, что квартира пропахнет дымом?
– Ну, от одной сигареты ничего не случится, даже от двух. Да и моим апартаментам это вряд ли способно навредить, настолько они шикарные.
Через минуту Фил возвращается с пачкой сигарет и закуривает. Любуюсь им в этот момент, а он молчит, не смотрит на меня и о чем-то напряженно размышляет.
– Знаешь, – наконец, говорит, стряхивая пепел в протянутую мной банку из-под зеленого горошка, – сейчас какая-то ерунда в моей жизни творится. Дерьмо и раньше случалось, куда без этого, но сейчас оно стало разнообразнее. С выдумкой. И, главное, что я не могу понять, кому пришло в голову устраивать мне этот аттракцион.
– Не понимаю.
И я действительно не могу сообразить, о чем он толкует.
– Сначала мою мать чуть не убили какие-то бандиты. Потом Брэйна – человека, который очень мне дорог – подрезал возле тату салона мужик в балаклаве. И просил этот мужик передать мне привет, чтобы знал я, что так будет с каждым, кто мне дорог. А сегодня со счетов "Ржавой банки" пропали все деньги. После чего пришло смс очень оптимистического содержания.
– Что там было написано?
– На, прочти, – говорит Филин и протягивает свой телефон.
Дрожащими пальцами тычу в экран, но руки от волнения так вспотели, что не с первого раза удается открыть нужное сообщение.
Несколько раз приходится перечитать то, что там написано, пока смысл доходит до сознания.
«Сыну мерзкой алкоголички пламенный привет. И кому ты теперь нужен с голой задницей? P.S. Это еще не конец, ты же это понимаешь?»
– И что все это значит? – откладываю в сторону телефон.
– То и значит, что моя мать, Иза, действительно алкоголичка, а после всех этих махинаций со счетами у меня теперь почти ни копейки не осталось. И Арчи пострадал из-за этого. Из-за меня. Кто-то планомерно рушит мою жизнь, а я, хоть убей, не пойму, кому это нужно.
И знаешь, что самое ужасное?
– Что?
Нехорошее предчувствие холодит душу.
– То, что эти люди, кем бы они ни были, в итоге доберутся и до тебя, понимаешь? Ты мне слишком дорога, чтобы так рисковать.
Он говорит каким-то тихим голосом, подавленным, а я сижу, чувствуя, как паника сдавливает горло. В ушах шум. Страх сковывает, но не за себя, за Филина. Он ещё долго о чем-то говорит, но сейчас слышу лишь одно слово, что бьется в сознании. Именно на это он намекает, именно этого хочет. Пять букв, которые разрушат мою жизнь.
И это слово: "Конец".
31. В списках не значится
– Птичка! – зову, но она настолько глубоко задумалась о чем-то, что не докричаться. Так и знал, что нельзя на нее вываливать всю информацию махом. Еще сбежит от меня и моих проблем куда подальше. Идиот, какой же я идиот, честное слово. Вот никогда не умел обращаться с девушками.
– А? – встрепенувшись, спрашивает, глядя на меня огромными глазищами, расширившимися от страха. – Ты что-то сказал?
– Да я тут уже пять минут разоряюсь. Ты не слышишь, что ли?
– Извини, – говорит и закрывает лицо руками. – Я все поняла. Ты не хочешь подвергать меня опасности, хочешь уберечь от какой-то неведомой беды, которая, кстати, может и не случиться. Рада, что ты мне открылся, ничего не скрыл. Спасибо тебе за это. Для меня твое доверие очень важно. Теперь скажи мне честно: ты меня бросишь? Правильно поняла тебя?
– В смысле? Где я тебя оставлю? Зачем?
– Ну, чтобы уберечь, – шепчет, а закрывающие лицо ладошки приглушают звук. – От беды.
Молчу, не зная, что сказать. Вчера вечером, когда ехал к ней из мастерской, пьяный и растерянный, готов был завершить наши отношения. Так, наверное, действительно было бы лучше – без меня ей было бы лучше. Зачем я такой нужен? Даже до того момента, как начала твориться вся эта хрень, моя жизнь была далека от идеала, а сейчас так тем более. Но смалодушничал, потому что, сидя на кухне и поедая приготовленную ее руками еду, понял, что только с ней хочу быть. А ночь, проведенная вместе с Птичкой, стала лишним тому доказательством. Из рая не убегают, находясь в здравом уме и твердой памяти, а я, вроде бы, пока еще дружу с головой.
Никогда не был трусом – меня довольно сложно запугать, и сейчас не собираюсь плясать под чью-то дудку. Не знаю, чего добивается мой "фанат", я не доставлю ему удовольствие и не брошу Агнию. Не дождется, козел.
– Совсем с ума сошла? Хотел бы уйти, не сидел бы тут и не пил кофе.
– Правда? – вижу, как один лихорадочно блестящий глаз выглядывает сквозь щель между пальцами.
– Я тебе когда-нибудь врал?
– Никогда.
– И с чего вдруг начал?
– Не знаю.
– Не выдумывай ерунду, хорошо? – пододвигаю стул ближе и кладу ее голову себе на плечо. Она больше не прикрывает лицо, только тихо всхлипывает. – И не плачь.
– Не буду, – уверяет, но чувствую, как ее плечи вздрагивают от тихих рыданий.
Мы сидим за столом, я глажу ее по спине, а из головы не идут мысли, что же делать дальше.
Арчи обещал позвонить знакомому компьютерному гению и с его помощью разыскать наши деньги. Роджер стоял на том, что нужно заявить в полицию, но лысый решил сам попытаться во всем разобраться. Не знаю, получится ли, но Арчи – упорный малый, ему море по колено. Особенно, если его хорошенько разозлить.
Я не знаю, кому так сильно насолил, но, чего бы мне это ни стоило, выясню.
* * *
– Думаете, это хорошая идея? Приехать сейчас сюда? – Роджер курит, вглядываясь в ночную тьму, и поглаживает бороду.
– Надо же выполнять свои обещания, – ухмыляется Арчи и слезает с мотоцикла.
Мы припарковались рядом с баром "Стопка" – неприметным полумаргинальным местом, пристанищем человеческих отбросов и разнообразных криминальных элементов. Покосившаяся вывеска над входом, облупившаяся краска на стенах, закопченные окна. Толстомордый охранник у входа, скучающим взором обводит улицу вокруг. По глазам амбала легко заметить, что пьянство на рабочем месте для него – обычное дело. Я ни разу здесь не был, но Арчи убеждает, что внутри это место еще более мерзкое, чем снаружи.
Железная, выкрашенная в лихорадочный оттенок синего, дверь "Стопки" со скрипом открывается, выпуская на свободу клубы табачного дыма и запах застарелого перегара. Следом, в сизом облаке, на свет появляется компания каких-то алкоголиков. Три мужика и женщина неприятной наружности, с громким каркающим смехом, располагаются у входа и, о чем-то оживленно беседуя, закуривают. Отворачиваюсь, не в силах дальше наблюдать за тем, как алкашня по очереди, перемежая свою речь сальными остротами и матерными словесными оборотами, тискают женщину. Она заливисто, даже кокетливо, смеется, осыпая кавалеров поцелуями и ласками.
– Смотрите, – Роджер указывает в сторону расшалившейся компании. – Они прямо здесь групповуху решили устроить. Ну, точно какие-то животные.
– Они даже хуже, – кривится Арчи и сплевывает на загаженный асфальт. – Мы, конечно, тоже не облико морале, но не до такой же степени.
– Вот, Арчи, не подвяжешь с алкомарафонами и беспорядочными половыми связями, и тебя ждет такая же участь, – хохочет Роджер.
– Иди нахрен.
Я не поворачиваюсь, потому что на месте этой пьяной женщины мне мерещится мать. Она ходила в это место, судя по сумме долга, регулярно и, вполне вероятно, точно также тискалась со всяким отребьем.
От этой воображаемой картины чувствую, как внутри закипает гнев – он клубится в сознании чёрной тучей. Знаю это состояние – обычно, темная, непроглядная пелена заволакивает, лишает рассудка, провоцирует. Ненавижу себя в такие моменты, но успокоиться очень трудно.
– Эй, Фил, тормози! – до слуха доходят слова друга, будто нас отделяет толстая бетонная стена. Ощущаю, как кто-то тормошит меня за плечи, бьет по щекам, пытаясь привести в чувства. – Не стоят они этого, уймись!
Постепенно мрак рассеивается, и медленно прихожу в себя. Первым возвращается слух, потом обоняние, последним – зрение. Дышать пока ещё тяжело, но больше не чувствую тяжесть, а значит, приступ миновал и, возможно, сегодня никто не пострадает.
– Ты меня испугал, приятель, – облегченно вздыхает Арчи, а, стоящий рядом, Роджер тревожно смотрит на меня.
Такие приступы – редкость в последнее время, но они могут принести за собой поистине разрушающие последствия. С возрастом научился хоть немного их контролировать, но сейчас, когда столько проблем навалилось разом, все сложнее обуздать себя.
– Может, не пойдешь внутрь? – суетится рядом лысый. – Ну их в пень! Сами справимся.
– Нет уж, – решительно машу головой. – Во-первых, я не инвалид. Во-вторых, если кому и нужно туда идти, так только мне. Изначально был против, чтобы вы туда лезли, обо мне и разговора быть не может – пойду и это не обсуждается!
Они молчат, потому что знают – со мной бесполезно спорить. Можно или смириться или уйти – третьего варианта не дано.
– Ладно, мужики, идем, сколько можно здесь толкаться? – решительный Роджер срывается с места и широкими шагами идет к входу. А нам ничего не остается, как следовать за ним.
– Ваши документы, – хрипит верзила-охранник, жестом преграждая дорогу. От него разит перегаром, а взгляд мутный, словно запотевшее стекло. Мы с ним примерно одного роста, но он шире – одутловатый и расплывшийся, как перебродившее тесто.
