Текст книги "Хочешь выжить - худей! (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

– Ну ничего, – бодро бормотал Феликс. – Поедим кролика, погуляем... Подумаешь -сдвоенная ванна... Кто там у нас женится следом... Даже не знает, какое счастье его ждет...

В ресторане царил прохладный полумрак. Столы были накрыты белоснежными выглаженными скатерками. Сквозь ледяную свежесть, выдуваемую кондиционером из июльского зноя, откуда-то исподволь пробивался запах сухой застарелой пыли.

– Плохо дело, – подумала Дина.

Голод начал мучить ее, как только прошла тошнота. Но теперь, с первым вдохом от прелестей давно отжившего свой век карпета, где-то внизу образовался ком, новая волна дурноты хлынула в горло. Девушка побледнела и рванула в туалет, благо картинка женского силуэта мерцала в глубине коридора, тянувшегося в недра заведения сразу же слева от конторки для приема гостей.

Когда Дина вернулась в зал, запах притупился, одновременно чуть улеглось и возмущение желудка, но и лапа голода тут же встрепенулась, вонзая изнутри когти чуть ли не в душу. Из-за конторки выдвинулся долговязый молодой человек. В левой руке он держал бело-коричневые пластины меню, правой – приглашал гостей следовать за ним.

Не успели усесться и взглянуть на меню, как подскочил худощавый юноша с каверзным вопросом "Что будете пить". В ответ безусловно подразумевался пятизвездочный Мартель или, на худой конец, шампанское. Официант не успел порадоваться заказу на чистую воду, как Феликс попросил вдогонку бесплатный лимон.

В меню, конечно, числился паштет фуа-гра, от одного названия Дина содрогнулась: живодерства не терпела, сколько себя помнила.

Заказали филе соленой красной рыбки, а в качестве основного блюда – кролика на двоих, салат прилагался.

– Сколько нам с тобой нужно? – пустился в рассуждения Феликс. – Вдвоем-то?

– Вдвоем ли? – подумала Дина. Вслух она, конечно, ничего не сказала. Сильно хотелось есть. В меню она отметила стоимость блюда. Цена впечатляла, но и обнадеживала утолить голод, а с ним и муки взбунтовавшей от безделья пищевой системы.

Принесли тарелочку с черным хлебом и резными шариками из маргарина, затем красную рыбку. При виде четырех крошечных и прозрачных, так тонко они были нарезаны, размазанных по блюдцу розовых лепестков, Дину охватила тоска и желание даже уже не заплакать, – взвыть, если угодно, хоть и на луну.

– М-да, – бодро оценил блюдо муж. – В конце концов, в Америке еще никто с голодухи не помер.

– Я, значит, буду первая, – подумала новобрачная. Свою часть бутербродиков она проглотила сходу.

Официант поднес к их столу огромное блюдо, накрытое красивым мельхиоровым колпаком с характерным вензелем.

Заново вспыхнувшая надежда, наконец, хорошо поужинать, исчезла, когда официант торжественно водрузил тарелищу на стол перед Феликсом и картинно снял колпак.

Одного взгляда хватило, чтоб из глаз измученной недоеданием женщины брызнули слезы. Самое же ужасное заключалось в том, что Дина не могла их остановить. А когда Феликс засмеялся и она услышала сарказм в его голосе, то не смогла сдержать рыдания, которое пошло горлом и теперь сотрясало все ее статное красивое тело.

В самом центре тарелки, в небольшом углублении уместился обед на двоих: три невесомых ломтика мясца на узорной ложке желтоватого крема, оказавшегося на пробу картофельным пюре. Сбоку пристроилось несколько зеленых листиков салата.

ТА МОГИЛА проступила в тумане подсознания.

– Лучше сразу меня убей! – вопила Дина в истерике. – Я жрать хочу! Я голодная! Это же форменное издевательство над человеком! В тюрьме и то кормят лучше! – Тут она поняла, что перегибает палку, и сделала над собой усилие, но прекратить не получалось. – В гробу я видала такую жизнь!

– Да ладно, – бормотал Феликс. – Я же привел тебя в самый классный ресторан.

– В гробу я видала самый классный ресторан!

– Тут же кролик...

– Это кролик? – заорала жена, тыча пальцем в тарелку. – Это чушь собачья, а не кролик! Какашки цыпленкины, а не кролик! Кот наплакал, а не кролик! В гробу я видала таких кроликов!

– Ну ты же не знаешь на вкус... – Муж все еще пытался ее успокоить, но Дину трясло. – Плевать я хотела на его вкус! Я есть хочу, а не пробовать... – Тут она поняла, что есть уже не хочет, потому что ее снова мутит.

Дина выскочила из ресторана и принялась глотать целебный вечерний воздух. Через несколько минут вышел Феликс с пластиковой коробочкой "на вынос".

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил он. – Ты в порядке?

– Я не знаю, – смущенно ответила жена. – Не знаю ни что со мной, ни в порядке ли я. – Она снова вдохнула полной грудью. – Не понимаю, что происходит.

– Я тоже здорово проголодался, – признался Феликс. – От одного вида этого дурацкого кролика. – Он потряс коробочкой. – Тут где-то неподалеку еще есть китайский... И мексиканский...

– А обычный супермаркет здесь есть?

На углу с другой стороны "Турецких бань" обнаружился и ярко-освещенный супермаркет; в самом центре блистали свежестью клубника, помидоры, зелень. Справа высились полки со всякой всячиной, слева зазывали запахом хлеба и торты, затем взор и обоняние дразнили с вертел истекавшие соком куриные тушки, дальше возлежали копченые ребрышки, а там и горы салатов, и колбасы с сырами... Где-то в глубине зала угадывались молочные – конечно, чего там только не было – мясные ряды завершали полукруг, уходя снова к полкам, другим.

Дина втянула носом воздух и прислушалась к собственным ощущениям. Хотелось всего. Феликс ринулся к овощам и фруктам, она сначала было двинулась за мужем, но подспудная, неосознанная мысль как будто заставила ее шарахнуться в сторону штабелей консервированных овощей и пойти по фаланге соленых маслин.

Остановилась женщина перед здоровенной стеклянной бутылякой, на этикетке которой красовался маленький зеленый огурец. Надпись под ним гласила: молодые кошерные огурчики. Дина поняла, что всю свою жизнь стремилась именно к этим "молодым кошерным огурчикам", каждый из которых был с палец величиной, пупырчатый, крепкий, и даже не плавал, – скорее теснился там, в крутом рассоле. Девушка еле стянула банку с насиженного места, прижала к груди и с решимостью маньяка, задумавшего преступление, потащила к мужу.

У того на лице возникло выражение протеста: на соль давно наложен запрет.

– Ты с ума сошла? – Начал Феликс. – От этого так разнесет...

– Вплоть до развода, – твердо процедила она, крепче притягивая к сердцу вожделенную добычу. – Не нравится, не ешь. А мне надо!

Он подозрительно воззрился на супругу.

Потом, заикнувшись, сказал: – Мы же предохраняемся...

Она пожала плечами, с торжественным чувством победы сгружая в коляску драгоценную ношу.

Вернувшись в номер, наконец поели досыта. Попробовали сначала злополучного кролика, потом накинулись на снятую с вертела курицу и – о счастье! – содержимое бутыли, даже вместе с бесценным рассолом. Над огурцами Дина приплясывала от нетерпения.

Глубокая южная темень вечера, насыщенная цветочным ароматом, забивавшим даже устоявшуюся вонь серо-водорода, обещала романтику. Над бассейном с фантастической подсветкой поднимался пар и манил присоединиться к волшебству. Вокруг аллеи пальм чуть в стороне роились колибри.

Дина сбросила махровый халат и осталась в темно-зеленом купальнике. Феликс смотрел на стройное статное тело молодой жены и размышлял о подлости судьбы, грозившей это тело обезобразить.

– Хоть бы не толстела больше, чем положено, – мелькнуло у него в голове.

Они вошли в горячую на фоне вечерней прохлады воду и опустились на скамью, обрамлявшую бассейн по краю.

Дина закрыла глаза, погрузившись в негу, блаженство... как там еще подобные ощущения изображают поэты.

– Какой кайф! – заулыбался Феликс. – Господи, как хорошо!

– Класс! – поддержал его мужской голос по-русски.

Дина метнула взгляд на оказавшегося рядом с мужем недавнего седовласого властителя ее дум из "Зеленого Змея".

– Соотечественники, небось? – Вблизи и в темноте, восседая на скамье, как на троне, тот смотрелся еще лучше, чем при первой встрече.

– Моя жена оттуда, – сообxщил Феликс. – Я просто говорю по-русски.

– Я б русский выучил только за то, что им разговаривала... – Незнакомец хохотнул и представился: – Яков. Яков Цыганников. Для друзей – Яшка-цыган. – Он буквально прожег Дину взором своих ярких синих глаз... Даже не глаз, какие глаза! – бездонные очи, вот что с открытым восхищением уставилось на девушку.

Она смутилась.

– Но-но! – Уайт повысил голос. – Я Феликс, а это Дина, повторяю, моя жена.

– Ладно, не дрейфь, – ухмыльнулся Яков. – Тебе повезло.

Пришел черед усмехнуться Феликсу: – Я вообще везучий.

Глава 8 – от Джейсона, героя случайного, да и не героя этого романа

Первым на приближение русской суки обычно реагирует аппарат Дика. За какие такие особые заслуги природа наградила хилого адвокатишку столь выдающейся мощью? В этом есть особо каверзная несправедливость фортуны плюс, наверно, магическое действие имени. В придачу к странной телепатии заранее чуять Фиану, Дик в ударе выглядит очень даже интересно. Колин – и тот завидует. Здоровяк, бабский любимец, которому просто немножко не повезло с последней женщиной, завидует несчастному доходяге. И ещё, они, кажется, здорово конкурируют, непонятно только, что или кого делят. Тут можно долго смеяться.

Из всех стерв, которые нам троим достались в жёны, та последняя, кого судьба определила Колину, по всей вероятности, оказалась худшей. Пожалуй, в этом смысле ему подфартило, наверно, больше остальных. Тем более, Колин, кажется, действительно любил свою рыжую фифу. Не в пример мне: у меня хоть этих самых жён была куча мала, и от всех уходил я сам. Другое дело, что меня вынуждали: разве может мужчина столько времени обходиться без секса?

После годового воздержания с Линдой я сначала был просто счастлив тратить всю свою зарплату на выкупы Мэриэн из тюрьмы, куда моя лихачка норовила попасть со своим ухарством едва ли не каждую неделю, а то и чаще: за скорости, да ещё в пьяном виде, за скандалы в барах, за самый настоящий стриптиз на шведском столе (явно начиталась чего-то) дорогого французского ресторана в старом городе. Ну, а про Нэнси и вспоминать нечего. Той всякий раз чего-то не хватало: постоянно оказывалась недовольна всем на свете. И непременно наказывала меня. Вновь и вновь одним и тем же бичом: опять-таки лишением секса.

Мы все откровенны друг с другом, и всё-таки о Дике мало кто чего знает. Тёмная лошадка, что и говорить. Одно слово – адвокат. А, может, и прокурор. О нём известно только одно: законник. Ну, и смутные передряги с женой. Уж во всяком случае не от нехватки ее оргазмов. На парковку въезжает бежевая хондюшка русской – и тут же у этой худобы от закона штаны вздымаются Вавилонской Башней.

Вторым к старту приходит Колин (а финиша никому из нас не полагается: пытаемся отучить себя от дурных пристрастий). Когда у потрёпанного Колина на очках появляется туман, рожа его, как правило, довольно бесстыдного вида, краснеет, а руки пытаются прикрыть откровенный бугор в низу живота (кажется, это любимая поза лидера немецких фашистов прошлого века, видно, все они, наподобие нас, были сексуально опупевшими), я испытываю приближение конфуза.

Фиана появляется в дверях – тут уж и мои руки невольно тянутся к самому главному, дабы прикрыть позор разума, против которого восстаёт плоть и почему-то выходит победителем.

А недавно в наших кругах ещё появился Роберт, этакий сусальный красавчик-сластолюб. Внешне у того ничего нигде не реагирует, и, по-моему, уже давно, а внутренне и того хуже, но Фиану он всё равно, видно, из чисто спортивного интереса, охмуряет со страшной силой. И улыбается не так, и разговаривает, и после собраний отводит в сторонку, где долго шепчутся, вроде курят вместе. И мур-мур-мур, и шур-бур-шур, – можно подумать, от него ещё можно чего-то ожидать, это после всех злоупотреблений алкоголем и наркотиками. Интересно, он ведь буквально отшил татуированного гиганта Билла. Раньше тот всегда курил с Фианой после собраний, а теперь как-то неловко трётся со своей сигаретой рядом со своим же мотоциклом, а от парочки держит дистанцию ограничительного приказа.

Ну вот, пожалуйста. Дик готов. Значит, эта тварь подъехала. Оп! Готов и Колин. Сейчас она подойдёт. Самое время молиться, просить Высшие Силы спасти от срама. Да, вот и она. И не тут-то было. Высшие Силы и на этот раз по таким вопросам предпочитают сохранять нейтралитет. Уже нарочно надеваю самые узкие и твёрдые джинсы, чтоб хоть со стороны было не так заметно, да бедняга Терри, моё низшее "я", готов сразиться и с этими джинсами: стремится в бой, оголтелый. Из чёртовой кожи, конечно, не вырвешься, и на том спасибо.

И что в этой русской? Сама же рассказывает, с детства чувствует себя уродливой – и совершенно права. Как художник, я прекрасно понимаю: в ней всё не вяжется, всё как-то неинтересно. Но в битвах за собственное счастье Фиана так отчеканила походку, язык, поворот головы, насмешку во взоре, что её внешности уже как-то не замечаешь, а видишь только наглую самку, которую хочется завалить и взять, а потом убить, чтоб больше никого не мучила.

Нельзя же нам. Мы – сексуальные маньяки. Своего рода жертвы от любви и секса. Мы приходим на собрания для того, чтобы в результате самоочищения научиться контролировать свои страсти, найти нормальных женщин (если таковые вообще существуют) и вступить с ними в нормальные человеческие отношения, если таковые в принципе возможны.

Фиана появилась среди нас и сразу честно призналась, что хочет найти постоянного мужчину. Мало ей ещё! Впрочем, тут-то кого найдёшь, маньяка? Так что в этом смысле она точно попала. Пустили щуку в море. Правда, ведь на собраниях – большинство мужчин. Женщины приходят редко. Да и какие женщины!

Несчастная затюканная Крис, у которой срослись шея с задницей. Зои, выпученными глазами похожая на ужасную жену русского коммунистического лидера начала прошлого века. Или, может, по Голливуду худющая Би-би? Если не считать худобы, вид у неё какой-то заплесневелый. Клюнуть на её призывные помавания руками и ногами мог только Фрэнк.

Кстати, они очень подходят друг к другу: оба неопределённого возраста, оба спортивные, подтянутые, в моднейших фирменных шмотках и обуви из Ар-И-Ай, но всё на обоих какое-то замшелое. И вид не то от этого, не то ещё от чего, как будто нечистый. Нет, на Би-би с её конторой для взрослых и выводком девочек по вызову, пускай Фрэнк и бросается. Да и не появляются давно. Исчезли, впрочем, одновременно.

Колин сильно переживал, что на Фрэнка женщины реагируют, а на него, Колина, – не очень. Ну не знаю. Русская Фиана, так та Фрэнка откровенно не терпела. А к Колину не менее откровенно подъезжает, то слева, то справа. То положит ручку на его лапищу и смотрит прямо в глаза. Тот не знает, куда деваться. А она улыбнётся – и хоть бы хны.

Всё же, чем Би-би, у которой и заразу подцепить недолго, уж лучше Зои. Но той запрещено вступать в отношения с мужчинами, особенно сексуальные, пока не уверена на все двести. Смотреть прискорбно что на Крис, что на Зои.

История Крис действительно ужасна. В возрасте пяти лет (а то и раньше, просто она помнит с пяти) её изнасиловал родной отец. И продолжал это делать довольно регулярно, пока ей не исполнилось тринадцать. Тогда он переключился на младшую сестрёнку. Когда Крис, а мы с ней, в принципе, – друзья, вся багровая, рассказала мне о своей жизни, я первым делом спросил: – А как же мама? Знала ли она?

Крис опустила голову и прошептала: – Надо было быть слепой, глухой и абсолютной дурой, чтоб не знать.

У Зои немного лучше. Отец пил запоями, постоянно избивал и ругал детей. Всякий раз, когда этот мерзавец угощал ремнём старшего брата, тот ночью приходил в кровать к трехлетней Зои и насиловал сестрёнку. Продолжалось это до юношеского периода. Бедняга, она, сейчас уже взрослая тётка, до сих пор считает: женщины созданы для того чтобы ублажать мужчин и облегчать им боль после побоев.

Иногда я думаю: какие эмоции переполняют здорового мужика в момент, когда он подминает под себя пятилетнего ребёнка. Что чувствует отец, надругиваясь над собственной дочерью? Брат, издеваясь над младшей сестричкой? Есть ли в этих людях что-то человеческое? Надо ли их жалеть, как жалеют больных? Или считать зверями. Так звери вроде таких вещей не делают. Или делают? Я не настолько близок к фауне.

По программе наших собраний отравленных страстями людей надо жалеть и прощать, а достигается душевный покой молитвой за обидчиков. Крис по идее должна молиться за своего подонка-отца, Зои – за двух подонков: отца и брата. И ещё за третьего: её мужа, после двадцати лет совместной жизни заставившего жену участвовать в многолюдных оргиях, и на этом бедная женщина окончательно свихнулась.

Фиана докладывает вслух, громко и отчётливо, хоть и с акцентом, что "мужчин ненавидит, поскольку это низшая раса, способная только насиловать и убивать, не в силах испытывать ощущений, кроме оргазмов и запаха чужой крови". Когда она, не стесняясь публики, выдала эту тираду, Крис и Зои, как по команде, опустили глаза, и я видел, обе соболезнуют. Друзья, называется. У Би-би глаза, наоборот, загорелись, и она выкрикнула, мол, всех мужчин надо держать под крышками, вынимать только для удовлетворения женских нужд, а потом запихивать обратно.

Я понял: все присутствовавшие при разговоре женщины единодушно сочувствовали друг дружке в ненависти к мужчинам. Фиану ни брат, ни папа не трогали: у русских такие вещи вроде не случаются, хотя тому, что они афишируют, верить, по словам этой суки, как ни крути, нельзя, впрочем, мне-то откуда знать, кто из них заслуживает доверия. Все равно, почему она так?

Ни я, ни Дик, ни Колин, ни даже татуированый Билл ничего такого не делали. Нам троим не то в наказание, не то в качестве испытаний Высшие силы здорово подпортили ген, ответственный за пристрастия, но мы же не идиоты. Теперь так и считается: за расположенность к безрассудным излишествам отвечает один специальный ген. Подумать только: крохотная каракулька в кровяной записи навсегда определяет поведение человека. А уже от семьи и воспитания зависит, в чём эта закорючка проявится.

Одни становятся алкоголиками, другие обжорами, третьи – наркоманами, четвертые – государственными лидерами, пятые – игроками, шестые – тиранами. А вот мы, несчастное меньшинство, – сексуальными маньяками. Колин, правда, сильно употреблял и алкоголь, и наркотики, но ходил на соответствующие собрания – и, представьте, бросил. Вот с сексом лажа. Воздерживаться-то мы пока воздерживаемся, но насколько может хватить взрослого мужчину? Особенно, когда в море нас заброшена акула Фиана.

Вон, села. Пахнет духами. Причём не цветочный запах, не фруктовый такой сладковатый, а какой-то зверский, сексуальный, взывающий к низшему "я" в самых низменных его проявлениях. Держу пари, духи продуманы так же, как все её жесты. Созданы для того, чтоб возбуждать. Вдобавок ко всему, от этого запаха у меня ещё лицо багровеет. А она сидит, смотрит. Наблюдает, видите ли. Глаза долу, так и шарит, так и шарит, шарит по штанам, и такое впечатление, что ставит галочку: у кого какая реакция.

Татуированный гигант Билл делает Фиане пассы руками, приветствует, пока нет Роберта. Тот всё норовит опоздать, считает, что вызывает этим к себе больший интерес. Заметила Билла русская, наконец. Снисходительно улыбается и кивает. Ишь ты, степенная дама нашлась. Встала, дабы поочерёдно обнять Крис и Зои. Это они демонстрируют своеобразное сестринство. Дескать, плевать нам на мужиков, мол, сами с усами. Тигрицы они, вот и всё.

Я-то осознаю, что испытывает, например, та же Крис, которую грызут тысячи чертей плюс дурацкая влюблённость в меня. Сама же призналась, что пуще всего боится, как бы Фиана меня не перехватила. Тут впору разве что усмехнуться. Не видать меня русской, как своих ушей. Ни за что не сдамся. Бедняге Терри, моему низшему "я", придётся перетерпеть. Нет уж, я себе тихо-мирно, со своей Клэр. Или Эмили. Пусть они не так пахнут; пусть не так действуют на воображение, как русская сука, зато мне с Клэр удобно, и я твёрдо усваиваю это, уговаривая себя по мере собственных возможностей, – значительно комфортнее, чем могло бы быть с любой другой. Ну, на худой конец – с Эмили. Я ещё не решил точно. Скорее всего, Клэр. Или Эмили? Нет, ещё не решил.

Некоторым словечкам Фиана научила меня по-русски. Насчёт усов – когда первый раз увидела мои усики. А что? Я – художник. Выражаю себя как могу. Я не считал себя раньше привлекательным мужчиной. Человек как человек. Не хуже и не лучше других. Но зачем же выглядеть хуже, когда есть возможность – лучше? Вот и стараюсь.

Да, среди сексуальных маньяков большинство мужчин. Зато в других группах, куда тоже хожу, везде почти одни женщины. На любой вкус. Среди обжор их очень много, и отнюдь не всегда – толстухи. Многие уже похудели, другим и не надо, и так держатся в форме. К обжорам я себя не отношу, хотя небольшой животик имеется. Очень уж сласти люблю. Не особо типично для мужика, знаю.

Зато могу позволить себе ходить на собрания обжор, а там наблюдать женщин. Ну что же делать, если я не алкоголик? Покойный папаша так выпьет, бывало, отшиб у меня на всю жизнь охоту к зеленому змею. А с Мэриэн постоянно приходилось глядеть в оба, не то – сразу вызволять из тюрьмы, за свои кровные, разумеется. Да ведь я – художник, но не фальшивомонетчик же.

Девушек я понимаю, хотя знаю плохо, потому до того, как попал на собрания, имел привычку влипать. Попадался постоянно. Теперь – другое дело. Я встречаюсь с разными женщинами, с одними просто общаюсь, со вторыми – хожу в кино. Пока что из всех, с кем приходится иметь дело, потенциальных постоянных партнёрш у меня две: Клэр и Эмили. Я вижусь с ними поочерёдно и никак не могу решить, кто из этих двоих уготован мне в подруги.

Я не сплю ни с одной: по условиям нашей программы секс не обязателен, сначала даже противопоказан. Нужно узнать человека, а потом уже всё придёт само. Да и не вызывают у меня ни Клэр, ни Эмили особых желаний, если честно. А, если нечестно, – и того меньше. И это правильно.

До сих пор со всеми моими жёнами отношения начинались бурными слияниями в постели, постепенно превращались в кромешный ад, потом рвались с криками взаимного возмущения и обоюдной ненавистью. С этим кончено. Никакая химия не должна и не может определить настоящие чувства двух людей друг к другу. Так говорит программа, а программа знает, что делает. Решать, кого из двух мне выбрать, будет никак не бедняга Терри. Это, кстати, моё первое имя. Второе – Джейсон.

Папаша, упившись, так меня склонял, а мамаша с горя поддакивала, да и не до меня ей было... Короче, одно время я наладился называться Ти-Джей, а потом и эта аббревиатура опротивела. Если кто-нибудь когда-нибудь заставит меня возненавидеть и своё второе имя, я за себя не ручаюсь. На сегодня быть Джейсоном меня не дёргает, а Терри – ему-то безразлично, бедолаге, к тому же отдуваюсь за его порывы всё равно снова я.

"Если на вечеринке, в другом конце комнаты ты видишь женщину, к которой тебя неосознанно тянет, держись от неё подальше: ничего хорошего от близости не получишь"! Я вычертил этот постулат очень красиво, поместил в рамочку и повесил перед кроватью, чтобы видеть по меньшей мере дважды в день. Это помогает мне держать дистанцию с русской и ей подобным. То есть, мы общаемся, но в партнёрши она не годится.

Я сделал небольшой скетч, легко узнать серые глаза... И страдание в них, и стервозинку... Высокий лоб... Ярко очерченные губы... Нос горбинкой... Даже подбородок получилася... И крохотное ушко с янтарной капелькой... И прядь крашеных волос... Помоги мне, моё высшее "я". Помоги не видеть того, что бросается в глаза, и не желать испортить себе остаток дней моих! Вот и обвел я это лицо чёрным кругом, запихнул скрещённые кости-черепа в такой же круг и повесил перед кроватью с остальными художествами. Ничего, бедняга Терри бунтует, правда, но я ему не подчиняюсь. А если увижу, что он одерживает верх, перестану ходить на те собрания, куда ходит она. До тех пор, пока мы с ней друзья – ладно.

Татуированный Билл – сын проститутки. Отца, естественно, не знает. Вырос в салоне якобы для массажа, а на самом деле – в обыкновенном борделе.

– Не вижу в сексе ничего особенного, – признаётся Билл. – Такое же отправление организма, как пить, есть и наоборот.

Татуировки на нём какие-то зверские: не разберёшь даже конкретных изображений, зато очень красочно, и занимает всё его огромное тело. Билл не любит разговаривать. Раньше, пока не появился Роберт, татуированный гигант после собраний всегда курил с Фианой, выкладывал ей свою подноготную и не заботился о том, что не только она всё это слышит. Я даже подозреваю, он немного бравировал своей, мягко говоря, неординарной историей.

Теперь Билл вроде освоился и с другими, уже не только русской, а кому угодно выбалтывает о своём детстве и юности, про порно-журналы в комнате ожидания, ну и как любили его подруги матери, проститутки же, у которых не было своих детей. Про то, как, подрастая, он получал доказательства этой любви по мере собственного понимания каждой о возрасте готового к сексу юноши.

Психология у большинства знакомых татуированного Билла была вроде психологии Зои: женщины рождаются для того, чтобы ублажать мужчин. Вообще-то нравится лично мне эта психология. Кажется, у Клэр похожая. Во всяком случае, Клэр, в отличие от многих других, никогда не фордыбачится: взгляд её ласкает, голос мурлычет, весь вид успокаивает, обещает отдых и предвещает покой. Какого ещё рожна надо для счастья битому жизнью мужчине вроде меня? Хоть бы никогда мне не видеть и не знать этой русской штучки! Я поеду к Клэр завтра: мы собираемся во Фриско.

Татуированный Билл продолжает бубнить о своих делах. Голова его низко опущена. Да, не позавидуешь бедолаге. Он, в конце концов, осознал себя гомосексуалистом, познакомился со своим будущим партнером и сообразил: не все женщины мыслят одинаково, впрочем, мужчины тоже. Но был благодарен ему за непродажность, честность, попытки понимать, общение и благородство, какого Билл никогда раньше не встречал. Пара оформила брак, серьезно старалась отладить совместную жизнь, а теперь муж Билла тяжело болен: я не понял, чем именно.

Болезнь сделала мужчину невыносимым, а он, Билл, не того сорта человек, чтобы бросить его вот так, к тому же чувствует себя обязанным за поддержку, несмотря на все его заскоки, пьянки, сигареты и наркотики. Это благодаря ему, он стал ходить на собрания и постепенно освободился от большинства дурных пристрастий. Осталась глупая одержимость порнухой всякого вида, а теперь вот новое искушение в виде соблазнительницы женского рода, это же настоящее извращение. Имени он не называет, но и так всё ясно.

Фиана положила ручку на его плечо и гладит, успокаивает. Всякий раз, когда она прикасается к Биллу, я почему-то тоже чувствую теплоту её тела и, в ответ – стремительный всплеск волны, излучаемой всем существом моего низшего "я". Бедняга Терри реагирует слишком остро, я вынужден пристыдить его, долго чувствую себя потом виноватым, но ничего не помогает. Дважды в день я молюсь Высшим Силам, чтобы усмирили Низшие, я стараюсь не думать об этой суке всю неделю, но всякий раз, когда собираюсь сюда, начинаю беспокоиться уже под душем, а когда приезжаю, это превращается в наваждение.

Проклятая русская! Как будто специально её забросили к нам Высшие Силы, чтобы не было нам покоя, чтобы раздирали сомнения, чтобы низшие силы не покорялись, а, наоборот, бунтовали во сто раз сильнее и безжалостнее.

Зои всякий раз целуется с Фианой в щечки. Между прочим, странные отношения у этих двоих. Если бы я не знал по рассказам русской, что она вроде бы только по мужчинам, я бы уже сильно сомневался. Ладно, Фиана. Но Зои сама призналась, ей всё равно, с кем, было бы желание секса.

К такому подходу её приучил собственный муж после двух с плюсом десятков лет совместно прожитой жизни, когда пара уже была бабушкой и дедушкой. Этот свихнувшийся на почве разврата негодяй буквально вынудил жену участвовать в нескольких оргиях, где заставил бедняжку Зои, в числе прочего, прилюдно совокупляться с некоей Рикки, к которой жена мужа дико ревновала, а потому органически ее не переваривала. Именно по этой причине он и настоял на публичном соитии супруги именно с соперницей, дескать, физическая любовь сгладит нервные отношения между женщинами.

Я не знаю деталей, да она и не посвящала никого... Нельзя собрания превращать в те же оргии, а детали способны вызвать повышенные всплески фантазии, особенно у нас, одержимых сексом, тут уж я и за себя не поручусь. Короче, не желаю сейчас представлять себе сцены действия, просто констатирую факты: Зои доверять нельзя. После всего пережитого у неё совсем двинулась крыша.

На разнузданных вечеринках повредившаяся в уме фемина плюс ко всему прочему ещё познакомилась с Куртом, в которого влюбилась и с которым продолжала тайно встречаться после того, как муженёк успокоился по части недобранного опыта и стал совестить, клясть и даже избивать неверную жену. В Зои сам бес вселился. В результате с супругом они разделились.

Встречи с Куртом продолжались ещё полгода и сама эта любовь превратилась в навязчивую идею, когда новоявленный Дон Жуан вдруг решил, что любовница ему надоела. Бедная женщина пыталась покончить с собой, но не тут-то было: вовремя нашли, откачали и заставили посещать собрания, в противном случае дело могло обернуться дурдомом.

Так о чём это я? Ах да, женские поцелуи. Ничего не поймёшь у дурных баб. Я как-то раньше считал, и, по-моему, это вполне общепринятое мнение, что женщины друг друга не любят, конкурируют и тычут палки в колёса. Зои с Фианой, если и так, то втихомолку. Впрочем, кажется, это и есть главное женское коварство. Но не мне о них судить.

Татуированный Билл, похоже, успокоился. Фиана, что ли, так на него действует? Широченные плечи поникли, усы слегка обвисли: приручила гиганта гадина. А сама на меня посматривает. Ни в какую не сдамся.

Мы ходим после собраний в кофейню тесным кругом: Дик, Колин, я, Крис, Зои и русская увязалась как-то за мной, да так и плетётся за нами с тех пор. А Билл после собраний – сразу домой, к законному супругу. Тот изводит мужа по полной программе, а он к нему рвётся на своём мотоцикле, боится хоть на минуту опоздать. Ну мне-то что. Меньше народу... Неприятно, что русская всегда садится рядом со мной, что чревато, поскольку сильно взбадривает моего Терри.

А вот не обломится ей!