Текст книги "Романтика. Вампиры (антология 2012)"
Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)
Соавторы: Алексис Морган,Нэнси Холдер,Карен Ченс,Кимберли Рей,Аманда Эшли,Дина Джеймс,Кэти Кламп,Триша Телеп,Рэйчел Винсент,Кэтлин Кирнан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
Морган отвернулась. Ей не хотелось видеть смерть этих людей, но она знала, что они сделали бы с ее народом, если бы победили. Поэтому она, зажмурившись, держалась за кружащего над лагерем дракона, поджаривающего врагов и землю вокруг замка.
Войско варваров рассеялось, каждый теперь спасал свою жизнь. Дракон охотился за беглецами, сжигая дайгонов по одному. Закончив «работу», он сел на черное, выжженное поле.
Морган посмотрела на замок. Там уже вертелись зубчатые колеса, опускающие подъемный мост и открывающие ворота. Она ожидала, что сейчас им навстречу выйдет отец, преисполненный благодарности. Вместо этого выбежал отряд лучников, которые пошли в атаку, осыпая дракона стрелами.
Морган вскрикнула. Гарон гневно взвыл, мотнул головой, обдав солдат огнем, и взвился в воздух вместе с намертво вцепившейся в его спину всадницей. Стрелы взлетели за ними, но, не достигнув цели, попадали на землю.
Морган прижалась лицом к драконьей спине, горячие слезы застилали ее глаза. Она спасла королевство отца и что получила в награду? Нащупав цепь с гербом, она сорвала ее с себя и отшвырнула прочь, проводив взглядом стремительно падающий медальон. Солдаты найдут его. И возможно, Недда поймет, что ее воспитанница не умерла и что с ней все в порядке.
Они летели назад, в горную пещеру, тем же путем. Дракон приземлился, и женщина соскользнула на землю. Гарон попятился от нее и превратился в уже знакомого мужчину, но напряженного и мрачного.
– Ты спас их, а они пытались тебя убить! – крикнула принцесса.
– Они меня испугались.
– Ты знал, что это случится. – Девушка швырнула догадку как обвинение.
– Не наверняка, но предполагал.
– И хотел, чтобы я увидела.
– Да.
– Почему?
– Чтобы ты вернулась туда, где твое место.
– Как?
– Я могу обеспечить тебя доказательствами, что именно ты привела дракона-спасителя.
– Какими еще доказательствами?
– Например, чешуйками дракона. Отнесешь их домой.
С ответом принцесса не медлила ни секунды:
– Я не хочу ничего никуда нести. Я хочу остаться здесь!
– Ты – человек, я – нет. Между нами ничего не может быть.
Слова Гарона просвистели в воздухе, точно пощечина, но Морган не отступила:
– Ты отсылаешь меня к отцу?
– Да.
– Он мне чужой. Его никогда не заботила ни я, ни мое счастье. Он желал лишь использовать меня ради собственного блага.
– И все же ты явилась сюда, чтобы спасти его.
– Я пришла, чтобы прекратить страдания народа. Через несколько лет правителем станет Кервин, мой брат, и он будет хорошим королем. А я не хочу возвращаться назад в Балакорд.
– Тогда я проведу тебя на ту сторону гор и куплю тебе мужа.
Мужчина гнал ее прочь, но Морган бросилась к нему, обняла за талию:
– Позволь мне остаться с тобой. Более близкого человека я не встречала.
Он был гораздо сильнее, мог отшатнуться или отшвырнуть ее, но Гарон не разорвал объятий, а лишь тихо и грустно сказал:
– Ты не можешь.
– Почему?
– Я стар, мне уже не одна сотня лет. Я не человек. И я питаюсь кровью.
– Мне все равно!
– Тебе здесь будет одиноко.
Она вскинула голову, встретившись с ним взглядом:
– Нет, мне не будет одиноко. Ты будешь учить меня всему, что знаешь сам, всему, что мне всегда хотелось узнать. – Радость звенела в ее голосе, и Морган не скрывала ее. – Мы будем спорить о политике и религии, философии и образовании… И вместе станем открывать новое в науке.
На миг девушке показалось, что ее радость отразилась в его глазах. Но огонек быстро померк.
– Ты – человек, быстро состаришься и умрешь.
Она улыбнулась, смело и дерзко:
– А ты – маг и сделаешь меня вечно молодой.
– Ты слишком веришь в мою магию.
– Посмотрим. Мы все рассчитаем вместе. Но даже если моя жизнь окажется короче твоей, она будет полной и сделает меня счастливой. Потому что это будет жизнь, которую я выбрала сама. Свободная жизнь, а не жалкое существование, припасенное для меня отцом.
– Где ты набралась такой мудрости? – спросил он то ли с усмешкой, то ли всерьез.
– Эта мудрость родилась во мне, потому что именно внутри себя я провела большую часть жизни. До сих пор это был единственный выход.
Он удивленно смотрел на нее:
– Ты не похожа на прочих девственниц, которых сюда приводили. Они были напуганы и поверхностны, не терзались жаждой знаний. И хотели лишь безопасности и комфорта.
– Я старше их. Я – королевская дочь. И меня не раз наказывали за то, что я… другая.
– Хвала богам за то, что ты такая.
Она вскинула руки, стиснула ладонями мужской затылок и привлекла Гарона к себе для долгого, жадного поцелуя. И почувствовала ответный поцелуй. Почувствовала, как ее страсть сливается с его. И еще – что доспехи на ней испарились.
Магия?
Он целовал ее, лаская руками тело. И желание, доселе сдерживаемое Морган, вырвалось на волю.
Не разнимая объятий, они ввалились в пещеру и тугим клубком упали на ковер. Затем он проник в нее, восхищенно глядя сверху вниз, двигаясь в разжигающем страсть ритме, выводя удовольствие на тот уровень, на котором ни одному из них долго не продержаться.
К высотам они взмыли вместе. И когда его зубы вонзились в шею Морган, оргазм настиг ее – нет, их обоих.
Он не вышел из нее, но поднял голову:
– Я взял лишь немного твоей крови. Ровно столько, сколько нужно.
Она погладила влажное лицо:
– Я отдала ее с радостью. По любви.
Недоверие мелькнуло в его глазах.
– Любви?
– О да!
– Ты не знаешь меня.
– Ну конечно знаю. Ты старался изо всех сил продемонстрировать мне худшее в себе, на твой взгляд. – Она улыбнулась мужчине, коснулась его губ, на которых поблескивали алые капли. – Но я увидела больше, чем ты хотел. Гораздо больше. Твоя власть несравнима с властью моего отца, но ты пользуешься ею мудро. Он – мелкий правитель, ты – аристократ.
Гарон был потрясен:
– Как ты можешь говорить мне такое?
– Потому что это правда. И не только это. Твоя мудрость превосходит мудрость любого из людей. Ты многое принес в жертву, но так и не понял до конца, как будет лучше для тебя. Молю богов, чтобы у меня получилось научить тебя.
И она обняла его крепче, зная, что Гарону потребуется время, чтобы принять все, что она предлагает. Но время у них есть. И это радовало Морган едва ли не больше, чем объятия Гарона.
Ее монстра. Ее дьявола. Ее дракона. Ее учителя. И ее возлюбленного.
Перевод В. Двининой
Рейчел Винсент
Смерть Солнечного Садиста
«…Через минуту вас ждет прогноз погоды. Просим обратить внимание на список школ, в которых отменят занятия. Прямо сейчас главные новости к этому часу…»
С глухим стоном я оторвала взгляд от учебника истории и уставилась в телевизор. Местные новости меня не интересовали, но хотелось узнать, отменят ли занятия в школе. Если отменят, значит, о первой главе, посвященной Второму всемирному конфликту, можно временно забыть.
Невозмутимая и безупречно одетая ведущая сидела перед раскрытым ноутбуком и смотрела в камеру. Белоснежные клыки упирались в пухлую нижнюю губу.
«Вчера вечером на стоянке торгового центра „Гейтвей“ полиция обнаружила обгоревшие останки еще одного ребенка, последней жертвы Солнечного Садиста. Как и предыдущие жертвы, девочка была обескровлена, связана и брошена на смертоносном утреннем солнце. Официально личность погибшей еще не установлена, но из авторитетных источников стало известно: в полиции почти уверены, что это девятилетняя Фиби Хейс, которая не вернулась из школы две ночи назад».
Что? О других жертвах я, разумеется, тоже слышала. О них все слышали. Но «Гейтвей» находится в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Солнечный Садист орудует у меня под боком!
«За текущий месяц это уже четвертое убийство ребенка, совершенное с особой жестокостью. Первое произошло в Центральном районе. Полиция обращается к родителям с убедительной просьбой не оставлять детей без присмотра и держать с ними постоянную связь. Располагающих любой информацией о Солнечном Садисте и заметивших что-то подозрительное просим немедленно обращаться в полицию…»
Отмена занятий сразу отошла на второй план. Я с отвращением щелкнула кнопкой пульта. Надо быть полным ублюдком, чтобы кормиться от другого человека, тем более от ребенка, а потом бросить его на солнце! Это самое настоящее надругательство, лишающее бедных родителей надежды, что их дитя упокоится с миром.
Солнечный Садист – ну и кличка! Видимо, у тележурналистов иссякла фантазия, не могут придумать серийному убийце нормальную кличку. Зачем ее вообще придумывать?!
Из глубины дома донесся тоненький голосок:
– Фи-и-и! – (Я снова оторвалась от учебника: неужели Люси слышала новости?!) – Она укусила ту девочку? – захихикала сестренка, и я вздохнула с облегчением: страшные новости Люси пропустила.
– Ага, потому что та старуха действительно ведьма! – Ломающийся голос Оскара делал сказку страшнее и драматичнее. – А ты думала, она гладит детишек по головке и отпускает с миром?
Я бросила учебник на диван и вскочила, тотчас забыв о домашней работе. Когда мы с Оскаром были маленькими, мама часто рассказывала сказку, которая нам очень нравилась. Особенно та ее часть, где храбрая девочка вышвыривает ведьму на солнцепек и та превращается в головешку. Потом девочка освободила брата, они вместе дождались сумерек и побрели домой по прохладному темному лесу.
Люсинда снова захихикала, и я, слушая продолжение сказки, на цыпочках побежала по коридору. Я не обулась и по ковру двигалась совершенно беззвучно.
– Будешь хихикать или сказку слушать?
– Все, все, буду тихо сидеть! – закричала Люсинда. – Читай дальше!
Я заглянула в детскую: Люси, в желтой ночнушке с оборочками, сидела на кровати, прижав к животу бордовое одеяло. Белые кудри рассыпались по плечам. Сестренка широко улыбалась – в свете ночника блестели и голубые глазки, и маленькие острые клыки.
Над ее плечом полумрак детской пересекал тоненький солнечный луч. Он просачивался сквозь узкую брешь в обитых темно-розовым плюшем ставнях, за которыми еще час назад светила луна.
Оскар сидел на стуле у кроватки Люси и читал любимую сказку из старой книги в кожаном переплете, купленной задолго до рождения наших родителей.
– «Ведьма крепко сжала Гретель, приникла к шейке девочки и вонзила клыки в ее тонкую белую кожу. Глоток, еще глоток – она пила сладкую детскую кровь, наслаждаясь каждой каплей. Гретель слабела, потом без чувств упала на пол и закрыла глаза. – Оскар взъерошил свой жесткий белый ежик, а я нахмурилась: разве в сказке Гретель теряла сознание? – Когда девочка умерла, ведьма повернулась к клетке, где сидел Гензель, в ужасе взиравший на бездыханное тело сестры. Мальчик понимал: теперь его очередь».
Голубые глаза Люси расширились от ужаса, нижняя губа задрожала.
Гневно стиснув зубы, я влетела в детскую, отняла у брата книгу, а свободной рукой дала ему подзатыльник.
– Ты, урод, зачем отсебятину гонишь? – Я обожгла брата недовольным взглядом, и на его бледных щеках в кои-то веки появился румянец. – Люси шесть лет! Ей нужна сказка, а жуткие импровизации оставь для своих идиотов-приятелей! – рявкнула я.
– Это не сказка, Кез, а назидательная история. – В бледно-зеленых глазах Оскара горело убеждение. – Мораль в том, что нельзя брать конфеты у незнакомых. Чему она научит Люси, если умолчать о возможных последствиях?
Оскар потянулся за книгой, но я решительно отступила:
– Во-первых, учить Люси – не твоя забота, а в главных, Люси – первоклассница, значит, для нее «возможные последствия» не включают смерть и каннибализм. Обучением пусть занимается учительница, а тебе лучше заняться домашней работой, не то скажу маме, что ты опять пугал сестру.
Оскар насупился, но без разговоров вышел в коридор. Мама до сих пор злится на него за двойку по математике. Мой брат далеко не дурак – экзамены за второй и пятый классы сдал экстерном и стал самым юным старшеклассником в нашей школе за последние два года. Но каждое утро корпеть над домашней работой ему не улыбается. Пока не придумал, как исправить двойку на пятерку, не делая домашку, злить маму он не решался.
– Люси, милая, – заворковала я, села на краешек ее кровати и взяла с горы игрушек, наваленных у изголовья, розового медвежонка-девочку с блестящими белыми клыками, – вон Звездочка из-за тебя тоже спать не ложится!
– Это правда случилось? – Люси юркнула под одеяло, и я накрыла ее до груди.
– Что «правда случилось»?
– Ведьма правда укусила Гензеля и Гретель, а потом выпила их кровь?
– Конечно нет! – Я подняла уголок одеяла и уложила Звездочку рядом с хозяйкой. Бело-розовое плюшевое ухо медвежонка оказалось в плену мягких, вкусно пахнущих кудряшек Люси. – Гензель и Гретель из сказки, а Оскар все напутал. Нам мама по-другому рассказывала: Гретель убила ведьму, спасла брата, а потом оба жили долго и счастливо.
Только Люси на счастливый конец не купилась:
– Оскар говорит, раньше кормились именно так, а пить кровь из пластиковых пакетов и резать мясо ножом стали позднее.
– Ну, Оскар болтает ерунду. В следующий раз так ему и скажи.
– Значит, мы никогда не пили чужую кровь? – улыбнулась Люси. – Тогда зачем нам клыки?
«Черт тебя подери, Оскар! – с досадой подумала я. – Наговорил ребенку полуправду, а мне расхлебывать. Не объяснять же первокласснице, как в Средневековье использовали клыки!»
– Хорошо, про клыки сейчас расскажу, но два раза объяснять не буду, так что слушай внимательно!
Люси кивнула с самым серьезным видом и обняла Звездочку.
– Знаешь, что такое рудиментарные части тела?
Малышка покачала головой.
«Конечно, откуда, ей же всего шесть!»
– Рудиментарными называются части тела, которыми мы пользовались в давние времена. Но наши тела стали совершеннее, и теперь отдельные органы нам не нужны, как крылья птице, которая разучилась летать. Копчик, например, людям больше не нужен: хвостов-то у нас нет! С клыками – та же история.
– То есть раньше мы пили кровь? – Люси крепче прижала к себе Звездочку.
– Ну, давным-давно пили.
Люси снова сделала большие глаза и нахмурила бледный лобик:
– Люди ели детей?
– Нет! Кормиться от других людей, в том числе и от детей, не разрешалось, даже когда наши предки жили в пещерах. Мы ели животных, так же как и сейчас. Просто в ту пору холодильников не было, поэтому, чтобы мясо и кровь не портились, люди ели все сразу. Никаких ведьм, пьющих детскую кровь, точно не было! Это фантазии Оскара на тему сказки, которую рассказывала нам мама.
– А почему мама мне ее не рассказывает? – спросила Люси, и я чуть не застонала.
Умеет же сестренка задавать трудные вопросы! «Потому что с тех пор, как от нас ушел папа, она работает в двух местах и не то что сказки рассказывать – спать едва успевает!» – подумала я, но вслух, естественно, произнесла другое:
– Потому что сейчас мама очень занята. Хочешь, я сама расскажу тебе правильную сказку?
Люси немного повеселела и прижала Звездочку к груди.
– Будешь спать? – спросила я.
Люси кивнула, и я хорошенько подоткнула одеяло. Щелчок выключателя – и в детской воцарилась тьма, разбавленная тоненьким солнечным лучиком, который не мог причинить ей вред.
Я уже шагнула к порогу, когда Люси шепнула:
– Я люблю тебя, Кез!
– Я тоже люблю тебя, Люси!
Я оставила дверь приоткрытой и ушла в гостиную. Оскар сидел перед телевизором и опять, опять не делал домашку!
– Что это? – Я упала на диван рядом с Оскаром, который тотчас убрал ноги с замусоренного журнального столика.
– Группа «Сгусток», живое выступление.
На экране худющий тип орал на зрителей, едва размыкая губы, накрашенные помадой цвета запекшейся крови. Напудренное белой пудрой лицо контрастировало с гривой длинных черных как смоль волос.
– Рубен Бенч на гитаре играет как бог! Я тоже выкрашу волосы в черный цвет.
– Размечтался! – фыркнула я. – Мама ни за что не позволит!
Даже если позволит, новый цвет волос вряд поможет Оскару наладить отношения со сверстниками. С интеллектом выше среднего и ростом ниже среднего ораву приятелей не заведешь. Черные волосы чудес не творят.
– Позволит, если пятерку по математике принесу.
– Мечтай-мечтай…
Оскар пнул меня по лодыжке, но прежде, чем я смогла отомстить, дверь распахнулась. Я прищурилась, защищаясь от яркого солнца, и в прихожую влетела мама. У меня тотчас заслезились глаза, но крыльцо у нас крытое, поэтому прямые лучи в дом не попадают, и Люси, самой чувствительной из нас четверых, не грозит опасность, даже если она не ляжет спать до восьми утра.
Мама захлопнула дверь и отряхнула сапоги от снега.
– Простите, ребята, я снова поздно. – Развязав тесемки, мама опустила синий бархатный капюшон, сняла накидку и повесила на крючок слева от двери. – Люси уже легла?
– Да, но если хочешь пожелать доброго утра, думаю, она еще не спит.
– Спасибо, Кез!
Мама скинула сапоги, одернула блузку – в последнее время она поправилась, поэтому многие вещи сидят не так хорошо, как прежде, – бросила сумочку на приставной столик и ушла к Люси.
Через пару минут она вернулась и села на диван между мной и Оскаром.
– Мам, если я в этом семестре получу по математике пять, можно будет покрасить волосы в черный, как у Рубена Бенча? – Оскар показал на телеэкран: теперь Бенч пытался переорать собственную группу.
– Конечно нет! – Мама взглянула на гитариста с легким отвращением. – Это же неестественно! Ты Люси до смерти перепугаешь!
– Уже испугал! – ухмыльнулась я, перехватив мрачный взгляд Оскара. – Он уже ее испугал, сочинив новый конец сказки про Гензеля и Гретель.
– Хватит сказок с жуткими концами, ладно, Оскар? По крайней мере, пока настоящий монстр на свободе…
Ее слова напугали нас с Оскаром не меньше, чем сказка – Люси.
Будильник, как обычно, прозвенел в шесть вечера, я нажала кнопку «дремать», а потом вспомнила, что и сегодня у мамы вечерняя смена. По будням она работает в приемной известного адвоката – отвечает на телефонные звонки и потчует его теплыми лейкоцитами. Значит, мне нужно разбудить Оскара и собрать в школу Люси.
С каждой секундой становилось все темнее. Когда я приняла душ, можно было запросто открыть ставни и разбудить Люси здоровой дозой лунного света. «По дороге включу свет в комнате Оскара!» – решила я.
Через двадцать минут я расчесывала волосы, торопливо шагая в детскую. В соседней комнате ныл Оскар: я швырнула его подушку на пол, когда он попытался заслониться ею от света.
– Люсииинда! – негромко пропела я и подошла к окну. Сестренка перевернулась на бочок и натянула одеяло до подбородка. Я подняла шпингалет и открыла ставни – прекрасная лунная ночь встретила бархатной темнотой. – Люси, милая, пора вставать!
Я включила ночник, и моя сестренка нехотя села, хлопая огромными глазищами такой светлой голубизны, что радужка едва выделялась на фоне белков. Я всегда тайком завидовала ее глазам: моя радужка окрашена слишком интенсивно, да и волосы тоже. У Люси и Оскара белые, почти бесцветные кудри, такие же как у мамы, а у меня жесткие русые волосы отца. Смотрюсь в зеркало и каждый раз его вспоминаю. Где его черти носят? Папа ушел от нас три года назад, и Люси почти его не помнит.
– Давай, милая, пора одеваться и завтракать, не то Оскар займет ванную и ты не успеешь почистить зубки.
Люси надела два свитера: на холодильнике мама оставила записку, что к полуночи сильно похолодает. Господи, опять! Я с нетерпением ждала весны, хотя ночи станут короче.
Ну вот, одела – заплела косички – почти разбудила! Я привела сестренку на кухню, усадила на ее любимый стул и достала из холодильника яйца и сосиски. Сосиски я сунула в микроволновку и подогрела до тридцати семи градусов. Градус ниже – Люси закапризничает и не станет их есть.
Пока сосиски грелись, я сделала коктейли. Одно яйцо и цельная кровь для Люси, два яйца и эритроциты – для меня, никакой цельной крови, не то расплывусь.
Через пару минут появился Оскар. Он, как всегда, выпрямил кудри и поставил их ежиком. Брат сделал два тоста со сгущенной свиной кровью и открыл баночку с тромбоцитами. На экране появился ведущий и зачитал главные новости ночи. В первую очередь он, разумеется, упомянул обгоревшее тело на стоянке торгового центра.
Во второй половине вчерашнего дня погибшую официально опознали как Фиби Хейс, и появилась первая зацепка. Две одноклассницы Хейс видели, как в понедельник после школы она садилась в голубой седан.
Когда крупным планом показали фотографию Хейс, я чуть не подавилась коктейлем. Знала ведь, что Фиби девять – об этом говорили в утренних новостях, – но почему-то, глядя девочке в глаза, поверить в ее гибель было куда труднее.
– Не хочу сосиски! – Люси с отвращением ткнула их вилкой.
– Вчера же ела! – напомнила я, поднеся стакан ко рту, а сама подумала: «Как хорошо, что она сидит спиной к телевизору!»
– А сегодня они дурацкие! – Люси подтолкнула сосиску к лужице крови. – Ненавижу холодные сосиски!
Я закатила глаза и сама взялась за вилку.
– Из печки я достала их теплыми, – проговорила я и украдкой взглянула на телеэкран за спиной Люси: спецкор рассказывал о погибшей девочке.
Фиби Хейс училась в четвертом классе школы на другом конце города. Люси точно не была с ней знакома, так что мне не придется рассказывать сестренке о ритуальных убийствах малышей. И слава богу! Пусть этим займется мама, если сочтет нужным!
– Хочешь тост? – Оскар протянул Люси свой кусок.
– Ага, только свиную кровь я не люблю. Люблю ягнячью, она нежная и сладенькая, как крем!
«Ну и капризуля!» – читалось во взгляде Оскара. Он запихнул в рот остатки завтрака и бросился выполнять прихоть сестренки. Мама заставила бы Люси съесть сосиски, но она на работе, отчасти поэтому малышка капризничает.
Я въехала на стоянку для учащихся, притормозила, чтобы не сбить идиота в роликовых кроссовках, и поставила машину на отведенное место. Школьную стоянку освещали яркие фонари-автоматы, под которыми кучковались ученики, из-за мороза одевшиеся потеплее.
– Только посмотри на них! – процедил Оскар, глядя в ветровое стекло. – Как мошкара на свет слетаются!
Оскар наблюдал за самой большой группой, собравшейся возле Амелии Гаррисон и ее новой машины. Члены ее фан-клуба не желали считаться подвывалами, но каждый искал предлога прикоснуться к машине и заговорить с Амелией.
– Какая мерзость! – поморщился Оскар и засунул учебник в брошенный на пол ранец. – Самое страшное – это не вина их, а беда. Влечение к определенному физическому идеалу, определенному сочетанию черт заложено в нас на клеточном уровне. По сути, это сигнал: мол, та особь здорова и способна произвести на свет здоровое потомство.
Я лишь глазами захлопала: разве двенадцатилетние мальчишки рассуждают о клеточном уровне и произведении на свет здорового потомства?
– Знаешь, почему над тобой смеются? Не потому, что ты коротышка, а потому, что ты всем ботанам ботан!
Оскар нахмурился:
– Я серьезно! Ты только посмотри на нее!
Я посмотрела.
Глаза, кожа и волосы Амелии светлые, как у всех нас: миллионы лет во мраке живем, зачем нам пигментация?! Но Амелию Гаррисон считали воплощением идеала эволюции: ее радужка почти не отличалась от белков, а волосы казались прозрачными. Чтобы подчеркнуть красоту, Амелия каждый вечер втирала в свою гриву блестящий гель, и при любом освещении волосы сияли как звезды. Завистницы болтают, что она искусственно нарастила клыки. Верить или нет, не знаю, но не сомневаюсь: еще год назад зубы Амелии такими длинными и белыми не были.
– Ты просто завидуешь! – Я распахнула дверцу, и лодыжки тотчас ужалил ледяной ветер.
– Не завидую, а жалею! Они ведь даже не понимают, что находятся в полной власти своих желаний и инстинктов. Я лучше парализованным прикинусь, чем буду участвовать в этой мышиной возне!
Понятно, почему Оскар мечтает покрасить волосы в черный, хотя все вокруг осветляются. Его цель – стать белой вороной, а не слиться с толпой, к которой он испытывает зависть и презрение.
– Сделай одолжение, озвучивай свои философские перлы, когда никто не слышит! – взмолилась я, не желая спасать братишку от очередных побоев.
– Считаешь меня идиотом? – Оскар нахмурился, распахнул дверцу и закинул рюкзак за спину. – Не жди меня после уроков, у нас заседание научного клуба!
– Тебя подвезут? – Я захлопнула дверцу и смотрела на брата в опущенное окно.
– Кого-нибудь попрошу.
Я недовольно посмотрела на Оскара и кивнула, прекрасно зная, что подвезет его не одноклассник, а куратор.
– Ладно.
Оскар зашагал к школе, а я подняла с полу свой рюкзак и глянула на заднее сиденье, чтобы проверить, не забыла ли Люси обед. Нет, там валялся лишь мой сотовый. Открыв «раскладушку», я увидела пропущенный звонок: десять минут назад мне звонил Тит. Странно, но звонка я не слышала! Только собралась набрать его номер, как увидела спешащим в мою сторону.
Я захлопнула заднюю дверь ногой, сунула ключи в карман и, бросив рюкзак на обочину дороги, прислонилась к машине.
– Добрый вечер, красавица! – Тит бросил свой рюкзак рядом с моим и наклонился для поцелуя.
Я прижалась к нему и зажмурилась от удовольствия: спереди его теплое тело, сзади холодный металл машины – как здорово! Наши губы встретились, и все остальное отошло на второй план: я наслаждалась его вкусом и игрой его языка.
Клыки Тита скользнули по моей губе, осторожно, чтобы не поцарапать, но достаточно сильно, чтобы намекнуть: я опасен. Возбуждение острой иглой пронзило мое тело и растеклось до кончиков пальцев. Распаляла именно опасность тех клыков, памятников, хм, нашему прошлому.
Поцелуи Тита разжигали инстинкты, которых Оскар не почувствует еще как минимум пару лет. Они будили потребность делать, вернее, позволять Титу делать то, что при сестренке я называла гадким и неприличным.
Приличные люди действительно считают это гадким и неприличным. А мы с Титом неприличные! Мы сгорали от желания, не сдерживаемого ни возрастом, ни отрицательным опытом. Молодость, страсть, ласковые движения его клыков – потребности предков уже не казались такими дикими. Они казались… жутко заманчивыми. Нежность, чувственность, близость – все в одном предельно простом движении. Но пока с соблазнами мы боролись и ограничивались ласками, ведь табу есть табу, и ввели их не просто так. Психопаты вроде Солнечного Садиста превратили употребление свежей крови в символ жестокости, распутства и смерти. Эти уроды весь кайф нам поломали!
Наконец Тит отстранился, и я неохотно выпустила его из объятий.
– Знаешь, я пришел в школу только из-за тебя! – хриплым от желания голосом заявил он, и его рука, лежавшая на моей талии, скользнула вверх…
Я улыбнулась и вернула руку на прежнее место.
– После уроков! – объявила я, схватила ранец и потащила Тита к школе. – Кстати, ты мне звонил? – спросила я, когда он зашагал рядом.
– Ага, сегодня утром, перед тем как лечь спать. Спасибо, что перезвонила! Дело могло быть срочным! – Тит широко ухмыльнулся, показывая, что шутит, и я толкнула его рукой, в которой по-прежнему держала сотовый.
– Да ладно тебе! Я только что увидела пропущенный звонок! Чего ты хотел?
– Краткое содержание главы пятнадцать, которую по истории задали. – Непослушная белокурая прядь упала Титу на лицо, и он невинно захлопал ресницами.
Я закатила глаза: знает ведь, засранец, что я отличница и постоянно учу уроки!
– Экономические последствия Второго всемирного конфликта. Примерно то же самое, о чем говорили на вчерашнем уроке.
– Ага, если бы я не спал сладким сном, то, вероятно, понимал бы, о чем речь.
– Вот что значит дни напролет играть в компьютерные игры!
– Сон не так важен, как кажется!
Тит распахнул и придержал входную дверь, а я проскользнула под его рукой и с улыбкой повернулась к нему:
– Зато семестровые отметки точно важны!
Остаток ночи прошел неинтересно, даже скучно, и, когда прозвенел звонок с последнего урока, мне отчаянно хотелось развлечься.
Машины у Тита нет, поэтому я отвезла его домой. Слава богу, его родители возвращаются лишь на заре! Моя рубашка упала на пол через минуту после того, как закрылась дверь. Джинсы продержались до коридора, лифчик я бросила на комод в шаге от кровати Тита, телефон – на тумбочку. Все, можно оборачиваться и смотреть!
Тит не раздевался, ведь я люблю раздевать его сама, словно разворачиваю очень вкусный и аппетитный подарок. С оберткой никогда не церемонюсь – сдираю, и все!
Мы упали на кровать, я опустила голову на мягкую, сладко пахнущую шампунем подушку, и Тит впился в мои губы поцелуем. Одной рукой он придерживал себя, другой шарил по моему телу с возмутительным самообладанием.
Мое терпение было на исходе, пальцы подгоняли Тита: скорее, скорее! Мои губы впивались в него, язык скользил по его клыкам. Требовалось одно резкое движение, одна царапина, для прелюдии хватит одной капельки крови…
Тит отстранился; в светлых, почти белых глазах полыхала с трудом сдерживаемая страсть.
– Уверена, что хочешь?
Этот вопрос Тит уже задавал – он же парень! – но в такой ситуации никогда. Разумеется, прежде я никогда его так не провоцировала.
Я серьезно задумалась. С одной стороны, мне хотелось, очень хотелось. В школе болтали, что какие-то старшеклассницы это пробовали. Мол, одна-единственная капелька крови превращает заурядный секс в сверхъестественный. Если такое происходит с обычными любовниками, что станет с нами? Обычными нас при всем желании не назовешь!
Нет, если серьезно, то, наверное, не смогу. Кровопускание – это здорово, это возбуждает, но отчасти потому, что это запрещено, и запрещено не случайно.
Я покачала головой, и Тит улыбнулся. Он был согласен ждать, потому что каждое «нет» считал временным, и я никогда не спорила. Поживем – увидим.
Тит снова поцеловал меня, исследуя мой рот с удвоенной энергией, словно показывал, что не расстроен моим решением. Он накрыл меня собой, и я провела пальчиком по его спине, почувствовав, как напрягаются и расслабляются стальные мышцы. Мои ноги раздвинулись сами и обвили его крепкие бедра.
Я закрыла глаза, и Тит вошел в меня. Этот момент еще не приелся, и я искренне считала его чудом. Мы двигались навстречу друг другу, и я думала: «Господи, пусть секс всегда кажется чудом. Пусть рядом со мной всегда будет Тит!»
Урча от удовольствия, Тит отстранился, но через секунду снова вошел в меня во всю длину. Он двигался так ритмично, что я…
На тумбочке застрекотал мой сотовый.
– Плюнь на него, Кез! – умоляюще проговорил Тит, отстранившись в очередной раз.
– Не могу! – Я потянулась за сотовым, а Тит с глухим стоном скатился с меня и лег на бок.
– Извини, наверное, Оскару не с кем ехать домой! – Я отыскала новое сообщение и поднесла сотовый к уху, страшно распаленная тем, что Тит до сих пор внутри меня. Банальное прослушивание голосовой почты превратилось в нечто замечательное.
Сообщение оставила мама. Почему-то казалось, что она оставила его не только что, а несколько часов назад.
«Кезья, сегодня утром у меня собрание. Пожалуйста, забери Люси из школы. Люблю тебя, милая, заранее спасибо!»
