Текст книги "Романтика. Вампиры (антология 2012)"

Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)

Соавторы: Алексис Морган,Нэнси Холдер,Карен Ченс,Кимберли Рей,Аманда Эшли,Дина Джеймс,Кэти Кламп,Триша Телеп,Рэйчел Винсент,Кэтлин Кирнан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

– Нет!

– Почему – нет?

– Потому что я не могу.

Она покачала головой, повернулась к нему и повторила:

– Я не могу.

В ее глазах застыло выражение, которое могло заставить его сделать что-то совсем унизительное. Например, коснуться ее. Сказать ей, что он провел прошлый год сожалея, что все не сложилось иначе и они не вместе. Сказать, что он думал о том, чтобы провести остаток жизни с ней, и это после одной недели, проведенной вдвоем. Какие дикие фантазии!

Она – смертная и умрет через несколько коротких десятилетий, а он – вампир и тоже рано или поздно умрет. Проблема в том, что он будет еще долго ходить по этой земле, после того как Сара уйдет, чтобы встретиться с Создателем.

И все-таки даже этого отвратительного факта оказалось недостаточно, чтобы запретить себе касаться ее. Нет! Его остановило то, как медленно и осторожно она отходила. Та гладкая и невыразительная маска, в которую превращалось ее лицо с каждым шагом отступления… Когда она приблизилась к двери, ее взгляд стал пустым и невидящим, как у куклы. Она собиралась открыть дверь и уйти, даже не взглянув на него.

Он должен был просто ее отпустить, потому что знал, что все усилия тщетны. Однако он не мог просто дать ей уйти. И это не имело никакого отношения к заказам проклятого совета.

Когда Сара приоткрыла дверь, Уайет быстро двинулся к ней, пересекая комнату. Ее глаза расширились, и он услышал, как забилось ее сердце, когда он подошел и прижал дверь рукой:

– Ты не можешь уехать.

Ее подбородок дрожал.

– Почему нет?

– Потому что то, что ты делаешь, надо остановить.

Страх, который он ощущал в ней, почти прошел, и она толкнула его. Ее локоть дернулся в его сторону, и он автоматически его поймал. Как маленького ребенка.

– У нас есть законы, Сара! Законы, чтобы защитить невинных людей и невинных вампиров. Они действительно существуют.

Она закатила глаза:

– Да, точно! Ведь высасывание крови на самом деле не приносит людям вреда, правильно?

Протянув руку, он погладил ее шею сверху вниз и сказал:

– Вообще-то, это не должно причинять боль, и нет никаких причин убивать.

Она вырвалась из его рук со словами:

– Не трогай меня!

Ее ледяной тон задел что-то еще, кроме гордости. Он подошел ближе, но, пытался ли успокоить раненую гордость или что-то большее, не знал. Она отступала, он следовал за ней, пока она не врезалась в узкий стол.

– Я помню время, когда ты просила меня тебя трогать, – прошептал он, прижал палец к ее губам и вспомнил ее вкус.

– Не напоминай мне!

– Тебе нужны напоминания? – поинтересовался Уайет. – А мне нет. Я помню все. Все, что было… в деталях.

Ее глаза цвета морской волны потемнели, и дыхание стало прерывистым. Он услышал, как ускорился ее пульс, почувствовал изменение в обстановке.

– Ты тоже помнишь, не так ли?

Ее густые ресницы трепетали, скрывая глаза. Но ему необязательно было видеть их, чтобы узнать ответ. Его рука двинулась вниз, по изгибу ее шеи, большой палец лег в ямку у основания.

– Я тот же, каким был тогда, – сказал он резко. – Тот же, с кем ты познакомилась в баре и с кем пошла в отель. Тот, кто занимался с тобой любовью и обнимал тебя, когда ты стонала. Если я не причинил тебе боль тогда, почему я должен сделать это сейчас?

Она задрожала, и Уайет отвернулся с проклятием. Он отошел уже довольно далеко, но звук ее шагов за его спиной заставил его остановиться.

– Сара! – Он повернулся, уверенный, что она снова пойдет к двери.

Но она не пошла, а сделала шаг к нему навстречу. Еще один. И еще.

– Не надо ждать, что я перестану верить в то, во что начала верить после того, как умер мой брат, – произнесла она.

– Я и не ожидаю.

Казалось, она его не слышала.

– Я не порывистый человек. Или, по крайней мере, раньше я не была такой и не знакомилась с мужчинами в барах, не ходила в отели с незнакомцами. Я никогда не думала, что смогу развить причудливую идею Баффи и начну охотиться на монстров, которых не существует.

Я делаю это?Без сомнения, да. Именно это Сара хотела сделать с того момента, как открыла глаза и увидела, что он сидит на стуле, глядя на заходящее солнце. Она видела, как его кожа покраснела, будто от ожога, как на ней почти сформировались пузыри, а затем исчезли, после того как зашло солнце.

Если бы она даже сомневалась в том, кем он являлся, в тот момент сомнения улетучились бы. Но даже это знание не остановило ее.

Она вообще сомневалась, что есть обстоятельства, которые могли ее остановить.

Для ее поступка не имелось разумных причин. И не могло быть. Происходящее нерационально, ненормально, но даже это ее не остановило. Она сделала еще один шаг и подошла к нему так близко, что их тела почти касались друг друга.

– Всего несколько часов назад я и подумать не могла, что что-то может заставить меня изменить мнение о монстре. – Она подняла голову и заглянула ему в глаза. – Я не готова изменить свое мнение по этому поводу. Не сейчас. Возможно, никогда. Но я не знаю, готова ли я оставить это.

Она провела пальцем по его губам и прошептала:

– Однако я не могу передумать на твой счет.

Она слегка нажала на его нижнюю губу и медленно приоткрыла рот. Его клыки были не видны, но она помнила, как они выглядели, и обнаружила, что ей даже интересно, почему они не видны.

– Даже с ними.

Сара вспоминала. Он мог причинить ей боль когда угодно, в течение всего дня, пока она спала. Или год назад много раз, но не сделал этого. Глубоко внутри она знала, что он не сделает… не сможет. Ее горе и гнев были сильны, но вера в него была еще сильнее. Ее колени ослабели, когда его губы обхватили ее палец, слегка посасывая и покусывая кончик пальца. Тогда она медленно убрала руку:

– Ты мне снишься, и я знаю, что не готова отказаться от этого.

Его зрачки расширились, и он резко выдохнул. Привстав на цыпочки, она прижалась губами к его губам.

В течение следующих тридцати секунд он стоял будто замороженный, пока она его целовала. Так неподвижно, что она почти начала комплексовать, но потом его руки внезапно обняли ее талию.

– Что ты делаешь, Сара? – прошептал он в самые губы.

– Разве ты не знаешь?

Слегка отклонив голову назад, она улыбнулась и запустила руки под его рубашку.

– Мы много раз делали это в прошлом году. Кажется, ты сказал, что все помнишь…

Руки на ее талии дрогнули – конвульсивное, ненамеренное движение, которое еще больше их сблизило.

– Ты уверена в этом?

– Нет, – ответила она честно. – Но я уверена в тебе. Ты бы не причинил мне боль. Весь прошлый год я видела тебя во сне. Я устала от снов!

Чувствуя на себе пристальный взгляд Уайета, Сара привстала на цыпочки и поцеловала его. На этот раз он ответил на ее поцелуй. Его руки обвились вокруг нее, отрывая от пола. Мир завертелся вокруг них, когда он вернулся назад в комнату и упал на кровать вместе с ней. Время, проведенное в разлуке, растаяло, когда они освободились от одежды. Его тело было твердым и холодным по сравнению с ее, но с каждой минутой оно накалялось.

Его руки скользили по ее телу, касаясь его со знакомой отчаянной жадностью. Казалось, Уайет желал ее так же невыносимо, как и она его. Он прикусил ее нижнюю губу, покрыл поцелуями шею, взял в рот болезненно налитый сосок. Лаская губами ее грудь, он втиснулся между ее бедрами и прижался к ней. Она шептала его имя, запустив руки в его волосы, пока он снова не начал ее целовать. Его вкус был ни на что не похож, и ей это нравилось. Это было захватывающе. Как его прикосновения, руки и тело. То, как он смотрел на нее и не сводил глаз, как перебирал ее волосы и шептал ее имя, когда она засыпала в его объятиях. Весь он. Все это.

Он продвинулся в нее, и она прервала поцелуй, чтобы вдохнуть ставший горячим воздух. Его губы коснулись ее щеки, шеи и проложили дорожку из горячих поцелуев через ключицу. Затем он перенес вес на руки и посмотрел на нее, прежде чем начал двигаться.

– Ты не поверишь, как часто я хотел сделать это, – отрывисто прошептал он.

Она коснулась его лица, приподняла верхнюю губу, задержалась пальцами на легкой выпуклости клыков. Он напрягся и попытался отвернуться, но ее рука легла на его шею сзади, а пальцы запутались в его волосах.

– Так же часто, как я? – спросила она, привлекая его к себе.

– Поцелуй меня!

Он сделал это, но очень осторожно и аккуратно. Она ненавидела это. Инстинкт захватил ее, и она углубила поцелуй, сделав его более жестким. Она чувствовала реакцию своего тела на тяжелый, ведущий ритм его бедер. Мало, недостаточно – надо еще, снова! Именно инстинкт заставил ее отстраниться от его поцелуя, самую малость. Достаточно для того, чтобы она могла прихватить зубами его нижнюю губу и укусить. Он застыл. Самодовольная улыбка играла на ее губах, когда она встретилась с ним взглядом.

Грубое рычание вырвалось из его груди. Он опустил взгляд на ее нежный рот и обрушил на него град поцелуев. Одновременно скользнул рукой вниз по ее боку, подсунул ее под спину и приподнял ее. Один глубокий толчок, еще один. И еще. Сильные удары, резкие и жаркие, сотрясали ее с невероятной силой. Оторвавшись от поцелуя, она выкрикнула его имя, а он, издав стон, уткнулся лицом в ее шею.

Она слышала бешеный стук сердца в ушах и, изо всех сил пытаясь дышать, закрыла глаза. Он откатился от нее и притянул к себе, поглаживая спину.

– Ты в порядке?

– Мм…

Сара не находила в себе сил, чтобы открыть глаза, но это было нормально.

– Это не ответ. У тебя сотрясение. Чем, черт возьми, я думал?

Устало вздохнув, она все же открыла глаза и дотянулась до него, прижимая пальцы к его губам.

– Тише. Я в порядке. Я устала, но все хорошо.

Действительно, очень, очень устала. Ее веки наливались тяжестью, и она перестала с этим бороться. Его рука гладила ее спину, и рядом с ним, теплым и сильным, она чувствовала себя мирно, чего не было все последние месяцы. До этой ночи с ним.

Сон сковал ее надежно и быстро.

Сара спала две минуты, а возможно, и два часа. Она не знала. Зато была уверена, что тепло и безопасность, которые она чувствовала, пока спала в объятиях Уайета, резко прекратились и ее просто сбросили с кровати прямо на пол с противоположной стороны.

– Лежи тихо, – прорычал Уайет.

Отчаянно моргая и пытаясь заставить мозг проснуться, она выглянула из-за кровати и увидела, что дверь комнаты выбита. Там стоял вампир – тот, кто схватил ее прошлой ночью. Он поймал ее взгляд, и широкая усмешка расползлась по его лицу, затем он посмотрел на Уайета. Она видела, что его рука поднялась. Видела свой арбалет и закричала.

Уайет отскочил, легко уклоняясь от нападавшего. Сара полезла через кровать за оружием. Но холодная рука схватила ее за лодыжку.

Уайет рыкнул:

– Отпусти ее!

Она пнула вампира в живот, твердый как сталь, но он не отпускал, а тащил ее к себе. Она сделала отчаянный выпад и снова рванулась к оружию, на сей раз успев его схватить. Вампир отпустил ее, скорее, был вынужден это сделать. Стена из гипсокартона пошла трещинами, когда Уайет впечатал в нее другого вампира.

Сара повернулась и увидела, что Уайет идет по направлению к нападавшему, а тот поднимает ее арбалет. Время остановилось. Крик застыл в ее горле и не смог вырваться на свободу. Но когда болт с серебряным наконечником вошел в грудь Уайета, Сара вскинула свое оружие, прицелилась и отпустила тетиву. Приглушенный выстрел показался ужасно громким, хотя она понимала, что вряд ли кто-то за пределами гостиничного номера его услышал.

Кровь, кости и прочие более противные субстанции как будто взорвались, и вампир упал на спину. Мертвый. Его тело обмякло. Верхняя часть головы снесена.

Но Саре было все равно. Она подбежала к Уайету, подхватив его прежде, чем он упал бы на пол. Под его весом она рухнула на кровать, прижимая его к себе.

– Уайет…

Его янтарные глаза слепо искали ее, кровь сочилась из уголка рта.

– Уходи отсюда, Сара. Кто-нибудь… мог вызвать полицию.

Он закашлялся, и еще больше крови выступило на его губах.

– Уходи!

– Без тебя – нет.

Его веки закрылись.

– Я не могу. Слишком близко к сердцу. Я не пройду… – его тело выгнулось и задрожало, – где угодно. Слишком мало сил.

Отчаявшись, Сара спихнула его с себя:

– Ты не умрешь! Я не оставлю тебя здесь.

Она обхватила болт рукой и дернула, но он не сдвинулся с места.

– Помоги мне, Уайет!

– Убирайся отсюда, Сара! – отрывисто произнес он уже более слабым голосом.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? Тогда помоги мне!

Выругавшись, он схватил болт и вырвал его из себя. Болт упал на кровать рядом с ним, и темно-красная кровь потекла из раны.

– Уходи, Сара!

Она почти не слышала его, смотрела на болт с серебряным наконечником. Ее болт. Ее оружие. Он умирал из-за нее.

Нет!

Его голос выдернул ее из созерцания окровавленного болта. Большинство мифов про вампиров является или чрезвычайным преувеличением, или абсолютной ерундой.

Большинство, но не все. Она почти не помнила, как взяла болт. Совершенно забыла, как прижала острый край к запястью и вскрыла свою плоть. Не помнила ничего, пока не зарылась рукой в его волосах и не поднесла запястье к его рту.

Он отшатнулся:

– Нет!

– Да!

Уайет оттолкнул ее запястье:

– Нет. Уходи отсюда, Сара. Уходи сейчас же!

– Если ты хочешь, чтобы я ушла, сделай, что я прошу. Ты не сможешь сделать это, если умрешь.

Он покачал головой, но даже это было для него слишком тяжело.

Холод охватил ее: она понимала, что время уходит. Съехав на пол рядом с кроватью, она встала на колени так, чтобы он мог видеть ее лицо.

– Не умирай ради меня, Уайет. Не умирай, пожалуйста! Я провела весь прошлый год, видя тебя во сне не только потому, что мне понравился секс с тобой. Ты мне нужен!

Его ресницы дрожали, дыхание с шумом вырывалось из легких. Почти ослепнув от слез, она еще раз поднесла запястье к его рту. Он коснулся его губами. Его веки с трудом поднялись, и она заглянула ему в глаза:

– Пожалуйста.

Он укусил.

Это было не больно. Это было всем, о чем она могла думать, потому что его губы двигались на ее запястье. Все длилось не больше нескольких минут. Но все же прошло слишком много времени, потому что, когда он сполз с кровати, двигаясь медленно и скованно, она услышала вдалеке вой сирен.

– Убирайся отсюда, – пробормотал он, поворачивая голову, чтобы посмотреть на нее.

Рана в его груди больше не кровоточила, но он по-прежнему выглядел очень бледным. Она подняла с пола свою рубашку и джинсы и поспешно надела их.

– Конечно. Пойдем!

Его веки дрожали, но он кивнул и побрел к двери, с трудом вспомнив, что надо взять рубашку и ключи из стола. Выйдя наружу, она туго перетянула запястье грязной тряпкой.

– В машину, – еле слышно сказал он.

Сара открыла дверь, Уайет залез в машину и уже внутри упал в обморок. Она обежала вокруг, села в авто и завела его.

– Только не гони, – попросил он почти нечленораздельно.

– Не буду, – ответила она и попыталась улыбнуться.

– Я прячусь от полиции уже почти год.

Следующие тридцать минут прошли тихо. Слишком тихо. Время от времени она смотрела на него, пугалась и несколько раз почти начинала паниковать, потому что он не дышал. Он ведь должен был дышать? Но потом его веки вздрагивали, он немного менял положение, и ее сердце, казалось, начинало биться снова.

Потом его сильный голос разорвал тишину:

– Остановись.

– Почему?

– Потому что я сижу здесь полуголый. Рано или поздно это кто-нибудь заметит.

Знакомый синий знак отразил свет фар ее машины.

– В миле отсюда есть зона отдыха. Я остановлюсь там.

Он молчал. Не сказал ни слова, когда она остановилась в зоне отдыха, и он засунул руку под сиденье, достал сумку и оделся. Ему удалось сделать это изящно и тихо, а это было нелегко, принимая во внимание то, что он сидел на пассажирском месте. Без разницы – автомобиль класса люкс или нет.

– Мы готовы?

– Не совсем.

Он схватил ее и посадил к себе на колени, впился глазами в ее лицо. Его пальцы обхватили ее запястье, разворачивая повязку. Отложив окровавленную разорванную рубашку, он приподнял ее запястье и изучил глубокую рану.

– Ты не должна была этого делать, – прошептал он, поднося ее запястье к своему рту.

Она зашипела, когда он его облизал, и автоматически попыталась отстраниться.

– Тихо, – произнес он.

– Ты сейчас лижешь очень болезненную открытую рану, – сказала она сухо.

– Ну-у… Это поможет излечить ее и предотвратит заражение. – Он бросил на нее взгляд из-под ресниц. – Почему ты сделала это?

Она молчала.

– Я… Я действительно не знаю. Но я должна была. Я не могла даже подумать о том, что ты умрешь.

Он провел пальцами по ее щеке:

– Ты сказала, что я тебе нужен. Как ты можешь нуждаться во мне? Я – вампир. Мы провели вместе ровно восемь дней. Одну неделю в прошлом году и еще сегодня. Как ты можешь нуждаться во мне?

Она облизнула губы, наклонилась и запечатлела поцелуй на его щеке:

– Я не знаю, но, вероятно, по той же самой причине, по которой я не смогла убить тебя. Вероятно, по той же самой причине ты сказал мне уходить и оставить тебя умирать.

Обвив рукой его шею, она прижалась к нему:

– Ты в порядке, да? Ты не…

Рыдание вырвалось из ее груди, и она уткнулась лицом в его плечо.

– Ш-ш-ш… – Он погладил ее по спине. – Я буду в порядке. Благодаря тебе.

Она не собиралась плакать. И приблизительно после двух минут быстро катящихся слез и всхлипываний она почти поверила в это. Подняв голову, застенчиво вытерла с щек влагу, прежде чем посмотреть на него.

– Так ты что? – спросил он.

– Я подумала, что ты должен взять меня с собой, куда бы ты ни пошел. После всего. Я не уверена, что могу сейчас позволить, чтобы рядом с тобой бродили всякие чокнутые вампиры.

Слабая улыбка тронула его губы, он покачал головой:

– Ты не хочешь этого, Сара.

– Почему – нет?

– Ты просто пойдешь со мной. Я никогда тебя не отпущу. – Он вздохнул и погладил ее по щеке. Его плоть была все еще холодной, слишком холодной.

Положив руку ему на грудь, она прошептала:

– Обещаешь?

Его глаза сверкнули золотым светом только на секунду.

– Сара, ты напрашиваешься на неприятности.

– Ты – настоящая проблема. Сексуальный. Задумчивый. Не совсем честный, когда мы встретились в первый раз. Вампир.И пожалуйста, да, я напрашиваюсь на неприятности!

Она прижалась губами к его губам, забывая, что он только что целовал ее окровавленное запястье. К тому времени, как она это вспомнила, ей уже было все равно.

– Мы действительно даже не знаем друг друга, – прошептал он в ее губы.

– И что? У нас же есть время?

Он мягко засмеялся:

– Да. У нас есть время!

Перевод К. Федоровой

Вики Петтерссон
Память в крови

Айна движется в толпе, словно на поводке и в наморднике, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Ее аромат – чувственность (уже не надолго), поэтому винить тех, кто раздевает ее взглядами, не приходится. Она сама едва сдерживается, чтобы не ощупать себя. Вчера, вопреки доводам рассудка, она открыла дверь, которую не следовало открывать, вошла в клуб, набитый народом, заранее начавшим праздновать Новый год, и поплатилась за это нарастающим раздражением. Десятки тел терлись о нее, руки шарили по талии и животу, нащупывали изгибы груди и зада. Пальцы нажимали, мяли тело, обнаруживая что-то, чего у них никогда не бывало, и умоляя без слов, словно Айна была живым талисманом.

Сегодняшняя толпа иная: никто не решается прикоснуться к ней. Даже на новогоднем празднестве, где «Дом» льется как вода. Несмотря на то что она одета в тончайший шелк, мягко очерчивающий соски. И несмотря на ее возбуждение, которое кто-то наверняка учуял.

Но смотреть все смотрят. Она чувствует их мысли, фейерверком взрывающиеся за тенью век, распускающиеся в воздухе цветными искрами похоти, надежд и мечтаний. А ведь это женщины.

Трудно описать, что значит быть средоточием желания, граничащего с поклонением. Если бы кто-нибудь спросил, Айна сказала бы так: она больше чем женщина. Она – богиня. Есть и другие, подобные ей, но она достаточно необыкновенна, чтобы в ней можно было видеть идеал. Античные элементарные жидкости, гуморы в сосуде ее тела настолько уравновешенны, что она одновременно находится в мире с вечной жизнью и соединяется в братском поцелуе с тяжеловесной смертью.

И все же, все же… Айна неожиданно оказалась в мире, поклоняющемся девушкам. Раздвинуть ноги – все равно что объявить себя женщиной, а запечатлеть это на видео или на фотоснимке – подтвердить подлинность этого заявления. Однако, знай она, какой одинокой будет в этом мире – чужой, а не возвышенной, идолом, а не божеством, – она бы предпочла остаться невинной, наивной девушкой.

Она скользнула из-под сводчатой аркады музея в сад Кукса. Бокал с шампанским доказывал, что она своя, но смотреть на нее было некому. На Манхэттене холодно, и смертные жмутся друг к другу, чтобы ощутить тепло и единство. А здесь Айна парит в темноте, как в невесомости, и только факелы освещают девятисотлетние плиты из Старого Света, по которым стучат ее каблуки.

Рассел ждет в условленном месте, указанном в записке, опираясь на парапет западной террасы, от которой вниз, к Гудзону, уходит парк Форт-Трион. Увидев его, Айна непроизвольно вздрагивает. Он нечеловечески хорош: сильный подбородок, унаследованный от кого-то, быть может, не такого уж и сильного; тело, натренированное перед зеркалами, там, где громкое кряхтение и пот в сопровождении видеозаписи популярной певички считаются честной дневной работой. Сегодня он уже отработал и принял душ, но бьющий в нос запах его побуждений, мыслей и прошлых поступков помогает Айне безошибочно отыскать его в темноте.

Запах так силен и столь узнаваем, что Айна не сразу замечает двух женщин, привалившихся к нему с двух сторон. Духи, пиво и отчаяние ударяют ей в ноздри, когда обе, завидев ее, отходят. Она точно знает, что минуту назад все они были извивающейся и задыхающейся массой тел в сердце города, которое скоро начнет биться. Будто весь мир – одно гигантское сердце, качающее в нее кровь.

Рассел смеется, увидев, как она облизывает губы. В одной из прошлых жизней она зря призналась ему, что в одиннадцатом часу все смертные видятся ей смутным красным искушением. Отсюда и женщины.

– Прекрасная Айна! Обалденный вид. – Он одним взглядом охватывает все ее тело, словно давно знакомый вид. – Хотя, похоже, ты срывала поцелуи в злачных местах.

Айна не улыбается, а его спутницы, кажется, встревожились, поняв, что они знакомы. Рассел откидывается на древние кирпичи, наслаждаясь произведенным впечатлением. Айна подозревает, что те же слова он произносил каждый год в течение последних восьми лет. Она и хочет вспомнить, и рада, что не может этого сделать.

– Идем, – коротко говорит она.

Даже если бы ей и хотелось завязать беседу, это вряд ли получилось бы: последние три недели ей трудно довести до конца мысль, не то что предложение. Она так поглощена приближающимся сроком, так одержима переходом в следующий, что готова выпрыгнуть из собственной кожи. Голод и желание – самое острое ее оружие – обернулись против нее. Она знает, что в прошлом году было так же: сохранилась запись, сделанная болезненными угловатыми каракулями.

Рассел одаряет ее масляной улыбкой:

– Ну-ну, Айна! Погоди немного. Не хочешь ли выпить?

Он издевается. Это тоже записано: «Он будет над тобой издеваться. Он всегда так делает».

Рассел хмурится, не дождавшись ее реакции. Одно это способно вызвать улыбку, а при виде тени, которая падающим клинком рассекает свет факела, улыбка становится еще шире.

– Леди сказала: «Идем!»

Голос как ласковая смерть. Он принадлежит Александеру, а Александер – ей.

Он широк в плечах, мускулатура угадывается даже под дешевым костюмом, угроза – даже когда он легко опускает ладонь ей на плечо. Пусть ее воспоминания о нем простираются не дальше дюжины месяцев. Это прикосновение она узнает где угодно и уверена: с ним происходит то же самое. Сердце всегда узнает двойника, даже если разум вынужден забывать. Айна поднимает глаза и видит отсветы, играющие в его черных волосах, словно тлеющие угли. Она любит его дразнить, уверяя, что нити седины золотятся как солнце. Он каждый раз рычит в ответ, и ей это нравится.

Рассел резко выпрямляется, и женщины бросаются наутек, не подозревая, что их подстегивает инстинкт жертвы. Чтобы прийти в себя, он присасывается к горлышку темной бутылки и скалится вслед убегающим женщинам. Они уже перестали вопить, но визг и облегченное хихиканье перелетают через парапет, как только они убедились в своей безопасности. Ничто не бодрит лучше адреналина!

Тем временем Рассел впитывает спиртное как губка. Грязный слабый смертный с отравленной кровью, он – ходячее несчастье, но именно поэтому его и выбрали столько лет назад, что он идеально подходит для такого дела. И еще потому, что его легко купить.

Оправившись от испуга перед Александером, Рассел вскидывает голову. С пьяной бравадой идет через сад, вдоль крытой галереи, по ярко освещенным залам, полным музыки, смеха и средневековых шедевров, на которые такому, как Рассел, и дыхнуть бы не сметь. Но Рассел не знает истинных ценностей. У него на уме: проскользнуть через узкую каменную аркаду – и вниз по темным лестницам в старый парк. Айна пристраивается к Александеру, когда их подошвы ступают на остывшую землю, и, взяв его руку, чувствует, что почти согрелась.

Сейчас Александер напоминает древнего воина: его взгляд устремлен вдаль, ищет невидимую угрозу. Ему подошли бы броня, меч, щит и грозный клич, обращенный к небесам. Лишь при взгляде на ее лицо далекий взгляд фокусируется, и тогда в самой Айне просыпается воин. Этот смягчившийся взгляд наделяет ее ощущением силы, и ей кажется, что будет достаточно одной улыбки, чтобы сокрушить мужчину.

Всю дорогу Рассел держится впереди. Покачивается и спотыкается, направляя их мимо вереска и вьющегося плюща к пологому склону холма. Сквернословие и бессмыслица срываются у него с языка, как сточная вода, но они оба не хотят, да и не могут вслушиваться в его бормотание. Они так молчаливы, что Рассел через каждые несколько шагов оборачивается, чтобы удостовериться, здесь ли они. Может быть, с надеждой, что пропали.

Но бахвальство и бравада не мешают ему вести их к дорожке вдоль Гудзона, на которой они впервые встретились, точно по прямой. Сейчас – канун Нового года, и Расселу хочется скорее покончить с этим темным, мерзким делом и вернуться к свету и теплу тех, кто стареет. Пиво придает ему храбрости, темнота кружит голову, и он слишком громко хохочет в тишине парка, покинутого ради мест, блещущих и мигающих огнями. Кажется, весь Нью-Йорк поддался фантазии, что завтра в самом деле начнется новая жизнь.

Айна понимающе усмехается. Для нее все так и будет, но, хотя эта мысль и раздувает угли ее голода, она сохраняет циничный взгляд на вещи. Трудно надеяться на будущее, когда твои воспоминания ограничены двенадцатью месяцами. Но и цинизм не поможет остановить ход часов и не убедит других, что их надежды, взмывающие к пустому небу как бесполезные молитвы, рассыплются в прах, не дойдя по назначению. Лучше просто надеяться, что переживешь ночь.

Айна морщится, сглатывая подкрашенную кровью слюну. Сейчас все ее внимание приковано к артерии на шее Рассела. Она пульсирует, как неоновая реклама, манит и светится в чернильно-черном парке. Он оборачивается, принимает ее оскал за улыбку и улыбается в ответ.

– Йо, Алекс! – окликает он, каким-то образом догадавшись, как ненавидит Александер эти скрежещущие односложные слова, слетающие с его грязного языка. – Твоя девчонка меня хочет.

Он смеется, а Александер сжимает ладонь Айны так сильно, что ломает ей палец. Боль отвлекает ее и притупляет голод, но дает лишь временное облегчение, как мазь, наложенная на свежую рану. Теперь ее очередь успокаивать Александера. Слава богу, они срываются по очереди. Наверное, в том числе поэтому у них получается ладить. Когда они обогнули дуб, полузадушенный плющом, она заставила себя заговорить с уверенной легкостью:

– Ты когда-нибудь моешься, Рассел?

Они тремя волнами прилива проникают под развалины моста.

– Хочет меня, Алекс, – нараспев повторяет Рассел, пятясь задом и нацелившись в них незаряженными пальцами. – Еще как!

– Цепи, пожалуйста. – Голос Александера хлещет по опорам моста, как ветер по гальке, и Айна вздрагивает от удовольствия. Господи, как действует на нее даже его голос!

– Ее первую.

Рассела растревожил этот безжизненный звук, но он проделывал все это уже восемь раз и, отбросив мысль об опасности, отворачивается, хихикая про себя насчет извращенцев, вуайеристов и дерьма. Его сапоги, шлепая по покрытому грязью бетону, напоминают Айне клоунские башмаки, и она фыркает. Александер вновь крепче сжимает ей руку. Она уже протрезвела, но не против того, чтобы он проявил характер. Как-никак, он делает это ради нее. Ради них обоих.

Вместо шагов Рассела она вспоминает его шаги: как легко и уверенно он шагает по миру… рядом с ней. Она уже записала, как спокойно ей рядом с ним, и сейчас успокаивается, глядя на его силуэт на подсвеченном фоне – трехмерный проем в плоском мире. В искусственном свете он выглядит неприметным, несмотря на высокий рост. В его время модно было подбривать затылок и шею, – к счастью, это и сейчас сходит за стильную классическую стрижку. Но в темноте, где он дома, его плавные черты сливаются в непроницаемую каменную глыбу.

Александер сам выбирает свой стиль: он носит очки в тонкой оправе, в которых вовсе не нуждается, и щеголяет легким акцентом, приобретенным в Луизиане прежде, чем он обрел себя и Айну в Нью-Йорке. Ей это известно только потому, что он уже тогда вел записи.

Все же, хоть на его невозмутимом лице нет и следа тревоги, Айна видит, что он не совсем спокоен. В его глазах – полуночное сознание предстоящего и хищный блеск, когда Рассел подзывает Айну вперед, хотя Александер и не мигает.

Айна подходит к Расселу, стоящему в середине пролета, в восьмифутовом пятне тьмы, по обе стороны которого мерцает, как фонарик с садящейся батарейкой, свет из концов туннеля. Это не настоящий мост, просто выход из парка, но он надежный и удаленный, что вполне подходит для их целей. Она бросает сумочку в темноту под стеной и беглый взгляд – на жертву, приготовленную под сводом моста. Это женщина. Ее тускло-коричневые волосы свалялись, ногти обломаны, а нижняя губа рассечена ненужным ударом.

Айна прижимается спиной к стене, не обращая внимания на лапанье Рассела, сковывающего ей запястья. Когда он прижимается к ней, она невольно оскаливается, но Александер, лучше владеющий собой, бросает на нее сердитый взгляд. Она глотает ярость и смотрит поверх сальной головы Рассела. Его зловонное дыхание обдает ее чесночным облаком. Он смеется. Чеснок – вот смешно!

Рассел не так уж опьянен наркотиками и властью, чтобы забыть о нескованном Александере у себя за спиной, поэтому не задерживается рядом с Айной. Она подозревает, что он вернется, как только они оба будут надежно скованы. В этом году при возрождении ее колени оказались в грязи. В прошлом году она записала, что нашла сперму у себя в волосах. От одной мысли обо всех гнусностях, которых она не может вспомнить, ее начинает трясти.