Текст книги "Свадьбы"

Автор книги: Лидия Вакуловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

– Это чего ж за крыша такая на сарае? Может, вы ее, хозяечки, заместо решета для муки держите? – смеялся он. А подойдя к погребу, совсем развеселился:

– Эт, погребок! Всему миру на вдивленье: дунь, плюнь – и пшик остался!

– Нет, погреб отличный: глубокий и каменный. Можете спуститься и удостовериться, – строго ответила Надежда Григорьевна.

Однако Нечипор Фомич спуститься в погреб не пожелал. Махнул рукой и двинулся к дому. Тут он извлек из кармана большой гвоздь и стал сковыривать им со стены штукатурку, Добираясь до дерева. В дерево гвоздь вошел мягко, щепа легко откололась, и посыпалась мелкая труха.

– Ясненько! – отчего-то обрадовался Нечипор Фомич и спрятал гвоздь в карман.

В доме он задерживаться не стал. Заглянул в одну комнату, в другую. С интересом оглядел полки с книгами, захватившие три стены в большой комнате и две в спальне, похлопал растопыренной пятерней по крышке пианино, покачал головой и сказал:

– Усе, хозяечки, подвигал я до дому. Завтра женку на смотрины привезу. Ну, покедова!

Сестры вопрошающе посмотрели друг на друга.

– По-моему, он вполне достойный покупатель, – оживленно сказала Виктория Григорьевна. – Чем-то напоминает чеховского купца Лопахина.

– Ну нет, какой он Лопахин? – возразила Надежда Григорьевна. – Лопахин был…

– Эй, хозяечки, выдь сюда! – раздался вдруг за окнами веселый голос возвратившегося от калитки Нечипора Фомича.

И тут же, заглянув в раскрытое окно, он сказал:

– От дурило, об цене-то позабыл спросить! А женка не забудет – спросит. Дак какая ваша цена за хатку будет?

– Шесть тысяч, – не задумываясь, ответила Надежда Григорьевна, следуя совету школьной секретаря-машинистки, оценившей по памяти в такую сумму их дом и все дворовые строения.

– Ясненько! – бодро кивнул Нечипор Фомич и с тем окончательно удалился.

Утром следующего дня к воротам подкатила машина-цистерна с надписью на желтом боку: «Молоко». Колхоз «Красный луч». Из кабины выбрались Нечипор Фомич и жена его, не уступавшая мужу ни в росте, ни в ширине плеч. Они оглядели улицу, оглядели продающийся дом и вошли во двор.

Вопреки ожиданию сестер жена Нечипора Фомича, Аксинья, не стала ничего рассматривать ни во дворе, ни за домом. Возможно, потому, что Нечипор Фомич, увидев сестер, поливавших из леек свои розы, сразу же сказал:

– Ну, пошли в хату, хозяечки. Будем об деле мозговать.

Войдя в дом, Нечипор Фомич прямым ходом прошагал в большую комнату и, кивнув на полки с книгами, многозначительно сказал жене:

– Видала? То-то и оно-то!..

Аксинья обвела черными выпуклыми глазами книги, скрывавшие стены, и молча кивнула. И потом, во время всего разговора, она не проронила ни слова.

– Значица, такое дело, хозяечки, – начал Нечипор Фомич, присаживаясь к столу.– – Я ваш первый купец и распоследний. Меня втеряете, другого такого не найдете. Хатка ваша, хозяечки, токо на дрова тягнет. Дак шесть тыщ за трухляк – это ж цена дорогая, верно? А вот место у вас тута что надо: в самом центре и усе под боком. Это нас встраивает. И то встраивает, что на вашую улицу уже три семейства з нашего села перебралось, значица, и тута суседями з ними будем. Хатку я вашую повалю, новую поставлю, и начнем мы городскую жизнь. И все ж таки даю я вам пять тыщ за вашиё дрова, но с одним условьем: все этие книжки и пьянина в придачу пойдуть. У меня, хозяечки, пятеро школьников, пущай читают. Выйдуть в люди – спасибочки вам скажут, – Нечипор Фомич подмигнул сестрам веселым зеленоватым глазом.

Сестры явно не смогли сразу осмыслить сказанного Нечипором Фомичом, что видно было по их напряженно-растерянным лицам. Но вот Надежда Григорьевна сняла очки с толстыми стеклами и, уставясь на Нечипора Фомича блеклыми глазами, точно хотела получше разглядеть его, спросила, как о чем-то невероятном:

– Книги?! Оставить вам в придачу книги?! То есть кое-что мы могли бы, но… Нет, нет, это невозможно!

– Книги мы ни за что не продадим! – взволнованно сказала Виктория Григорьевна.

– Тогда, хозяечки, дело не пойдеть. Так, Аксюта, чи не так? – обернулся Нечипор Фомич к своей безмолвной жене.

Аксинья кивнула, соглашаясь.

– Вот и хорошо. Значит, вы и мы свободны. – Надежда Григорьевна облегченно вздохнула, даже улыбнулась и надела очки, собираясь встать из-за стола.

– Це-це-це!.. – зацокал языком Нечипор Фомич и заулыбался во весь рот. – Так хто ж, хозяечки, так торг ведет? А может, я для подначки про книжки ляпнул? А вы враз: «Мы и вы свободные»! Дак зачем они нам, книжки? Давайте по-сурьезному решать.

И спустя десять минут все было решено «по-сурьезному». Оставив за собой книги и пианино, сестры согласились продать за четыре тысячи дом вместе с мебелью, посудой и уже завезенным на зиму топливом. Договорились также, что до осени они останутся в своих комнатах, а семья Нечипора Фомича поселится в свободной половине дома.

А на другой день, на третий, на четвертый день стали приходить новые покупатели, которые (что за странность?) были чем-то очень похожи на Нечипора Фомича. Один мужчина, тоже крупных габаритов, тоже в синем поношенном костюме и в сапогах, узнав, что дом уже продан и продан за четыре тысячи, стал уговаривать сестер расторгнуть сделку и продать за пять тысяч ему. Надежда Григорьевна и Виктория Григорьевна сказали этому человеку, что его предложение крайне безнравственно и что о подобных вещах не может быть и речи.

Не прошло и недели, как семья Нечипора Фомича поселилась в пустовавшей половине дома. Сам Нечипор Фомич без промедления устроился шофером на какой-то стройучасток, Аксинья пошла рабочей на маслозавод, старший сын, семнадцати лет, поступил в городское профтехучилище, избрав специальность каменщика, старшая дочь, шестнадцати лет, поступила на курсы продавцов, остальные дети школьного возраста – две девочки и мальчик – целыми днями носились по двору, дрались, мирились, сбивали палками груши. По двору забегали куры, в сарае поселились корова и две свиньи.

Сестры не роптали. Они занимались своим делом: перебирали книги, подклеивали старые переплеты, связывали в стопки, упаковывали в картонные ящики. Книг было много, и работа двигалась медленно. Нечипор Фомич частенько захаживал к ним взглянуть, как идут дела со сборами и, посмеиваясь, говорил:

– 3 таким темпом, хозяечки, вы до крещенских морозов з книжками промурыжитесь. Говорю вам, давайте мы з Аксютой подможем.

– Спасибо, Нечипор Фомич. Но зачем же вас затруднять? – отвечали сестры. – Мы ведь попутно картотеку составляем.

Сперва Нечипор Фомич перенес от них на свою половину круглый стол из большой комнаты, потом старинный буфет с красивой резьбой, затем шифоньер, половину венских стульев, диван, софу, посуду.

– Звиняйте, хозяечки, что тревожу вас прежде времья, – говорил он всякий раз, забирая то одно, то другое. – Мы без меблев въехали, а спать-сидеть на голом полу невдобно. Так что не серчайте.

Сестры вовсе не серчали, поскольку все вещи, кроме книг и пианино, принадлежали теперь Нечипору Фомичу и он мог распоряжаться ими по собственному усмотрению.

Впервые они взроптали, когда Нечипор Фомич привез машину кирпичного боя на фундамент для будущего дома. Он загнал во двор самосвал и вывалил тонны четыре боя прямо на кусты роз. Надежда Григорьевна, распахнув окно, с негодованием спросила:

– Нечипор Фомич, что же вы делаете?

– А чего я такого делаю? – отозвался Нечипор Фомич, выбираясь из кабины самосвала. – Того и делаю, чего видите!

– Но ведь это розы! Прекрасные крымские розы! – с болью отвечала ему Виктория Григорьевна.

– Звиняйте, хозяечки, промашка вышла, – развел руками Нечипор Фомич и пошагал на свою половину.

– Он просто смеется над нами, – с прежним негодованием сказала сестре Надежда Григорьевна.

– А по-моему, он сам не ведает, что творит, – с горечью ответила Виктория Григорьевна.

Несколькими днями позже, в воскресенье, случилась история посерьезнее. С утра к Нечипору Фомичу заявились трое мужчин с бензопилой, и вскоре один из них принялся пилить грушу.

– Не смейте пилить, не смейте этого делать? – волнуясь запротестовала Виктория Григорьевна.

– Почему ж это «не смейте»? – со смешком спросил ее Нечипор Фомич. Он был нетрезв, лицо его горело и лоснилось от пота. – Может, я на этом самом месте летнюю кухню поставлю, а сад за хатой разведу? Дак на кой ляд этая груша тута сторчить?

– Но разве можно – живое дерево? – сдерживая негодование, спросила Надежда Григорьевна. – Понимаете ли вы, что это живое дерево?

– Э пошли бы вы отсюда, хозяечки, со своими указаниями! – хохотнул Нечипор Фомич и крикнул пильщику: – Давай, Данило, счесывай ее к чертовой матери! Будут мне тута, понимаешь…

На другой день сестры Сыромятины, оставив прежнее намерение привести в порядок всю библиотеку, захлопотали насчет отправки багажа и уже в среду покинули свой дом.

* * *

Прошло два года. В один из майских дней, тех дней, когда в небольших городах отцветают сады и все вокруг становится белым-бело, точно на землю пал и продолжает падать снег, не тающий на жарком солнце и пряно пахнущий цветами, – в такой вот день со стороны вокзала на примыкавшую к нему улицу направлялись три старые женщины и старик с седой бородкой клинышком. Женщины были в светлой одежде, в летних шляпках, и у каждой в руке был зонтик. У старика в одной руке тоже был зонтик, в другой он нес небольшой чемоданчик.

Они прошли немного по улице вдоль забора, за которым с белых деревьев медленно опадал яблоневый цвет. Затем остановились и стали смотреть на дом, стоявший по другую сторону улицы. Дом был новый, но какой-то неуклюжий. Глядел на улицу пятью узкими, как бойницы, окнами со ставнями, окрашенными ядовито-зеленой краской. Отпечаток безвкусицы лежал на всем доме, забранном с двух сторон высоким забором из неоструганных досок. За домом возвышался, виднеясь из-за крыши, стог прошлогоднего сена.

– Вот и все, Наденька. Нет больше ни дома, ни нашей груши, – вздохнула Виктория Григорьевна.

– Да-а… – Надежда Григорьевна сняла очки, стала протирать платочком стекла. У нее задрожали губы.

– Только не плакать, девочки. Мы ж договорились, – сказал Тимофей Иванович. – И хватит стоять, пойдемте. У нашей Сашеньки Козловской, должно быть, давно шумит самовар.

Видимо, Алина Петровна по губам поняла мужа, так как сразу же сказала:

– Да, да, пойдемте. К чему здесь стоять?

Тимофей Иванович взял под руку Алину Петровну, и все они пошли дальше по улице.

Во дворе у Нечипора Фомича вдруг залаяла собака. В доме отворилось окно, на улицу выглянула Аксинья. Пристально посмотрела вслед удалявшимся приезжим, затворила окно и задернула занавеску.