Текст книги "Правила перехода (СИ)"

Автор книги: Ли Сарко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Моя мама говорит, что причина, возможно, в каком-то виде цветов, или это другой определённый запах, который я не могу классифицировать – освежитель для воздуха у соседей или что-то подобное. Но я уверена, что это не так. Мой ветер – живой. Да, именно так! Когда я чувствую этот запах, когда у меня появляется то самое настроение – значит, мой ветер становится живым. Так он обычный, просто поток воздуха. А в редкие моменты оживает, как будто специально для меня.

Конечно, я ни с кем это не обсуждаю. Девчоночья романтика не от мира сего – знаю, так подумает каждый. Но я не могу об этом умолчать сейчас.

В этот вечер ветер был… волшебным. Самым волшебным, таким я его раньше не заставала. Даже слёзы навернулись на глаза – показалось, что сейчас произойдёт самое настоящее чудо. Я смотрела из окна своего седьмого этажа на дорогу, деревья и отдалённые домики, слышала, как ветер шевелит листья деревьев, и вдыхала мой любимый аромат.

Он дул сильнее обычного. Но это мне нравилось. Похоже, вдалеке зарождалась гроза. Я улыбнулась: люблю грозы, в них тоже есть что-то чарующее. И наблюдать за молниями очень интересно.

Но пора спать. Пусть завтра выходной, но я так умаялась за день, к тому же уже поздно… сейчас попрощаюсь со своим ветром и улягусь.

«Спокойной ночи, родной».

Он ответил. Пробежался по щекам, скользнул в комнату, окутал плечи. Я улыбнулась. И со спокойными мыслями уснула.

А среди ночи проснулась. Внезапно, непонятно даже, отчего. Гроза отходила и была вовсе не громкой, так что меня разбудил не звук. И не свет от молний. Но что же?

Мне стало неспокойно. Как будто что-то случилось. Знаете, бывает такое: просыпаешься в ужасе, не понимая, в чём дело – а где-то происходит беда. И ты просто её чувствуешь.

Я открыла окно, чтобы вдохнуть свежий воздух и, если повезёт, тот запах, который всегда вселял в меня жизнь. Выглянула, сделала вдох…

И ничего. Гроза унесла мой ветер. Теперь просто пахло дождём и немножко озоном. Воздух стал прохладнее, так что я поёжилась.

Ладно. Пора спать. Тоже мне, вздумала просыпаться среди ночи по непонятным причинам!

Но беспокойство не оставляло меня. Я ворочалась в кровати несколько часов и заснула лишь под утро. Ночь была тяжёлой, давящей, мне всё время снилось что-то неприятное и страшное, и когда наступила пора вставать, я с радостью это сделала.

Я позвонила всем близким людям, некоторых даже немного удивив. Чего звоню, вроде и повода нет? Но зато сама успокоилась. С родными всё было в порядке, а значит, эта беспричинная тревога должна уйти подобру-поздорову. Беспокойство отодвинулось вглубь, прекратив донимать. Следующей ночью я спала уже спокойно.

Правда, вечером мой живой ветер не подарил мне любимый аромат, не пожелал спокойной ночи. Но я не стала считать это плохим знаком – ведь волшебный ветер и так появлялся не каждый день.

****

Его выхватил случайный взгляд. Вообще-то я уже начала рисунок – по памяти изображала лицо одной улыбающейся старушки. Недавно видела её в автобусе, долго рассматривала, и вот сейчас воспроизводила на бумаге. И закончила бы, если бы, задумавшись, не подняла глаза…

Расстояние довольно большое, поэтому не могу разглядеть мелочей. Но мне хватает и так. Потому что я ловлю себя на том, что не могу отвести глаз. Смотрю и смотрю, и уже в уме конвертирую его в карандашные линии.

Если подумать – обычный человек. Просто стоит, не двигаясь, ноги где-то на ширине плеч, на одну опирается чуть больше, чем на другую, но это не сразу заметно. Руки опущены, одна сунута в карман чёрной жилетки с поднятым воротником. Голова чуть склонена в сторону, как будто он очень глубоко задумался. Самый обычный, я таких много видела… казалось бы… но при этом такая гармония в его фигуре – как будто и телосложение, и одежда, и поза, и освещение создали нечто, близкое к идеалу.

«Только не двигайся! Только не двигайся! Не поворачивайся, хорошо? – бормотала про себя я, быстро переворачивая страницу и начиная наносить первые линии. – Очень, очень хорошо стоишь… ну просто изумительно… нет, всё не то, не то! Только не шевелись, умоляю!.. так…»

И как назло ничего не выходило. То есть выходило, но вовсе не то. Ведь никакой художник не сможет передать реальность такой, какая она есть. Во-первых – призма собственного взгляда, во-вторых – лист бумаги никак не может быть стопроцентным отражением реальности. Но у меня всегда получалось словить именно ту черту, что меня привлекала в людях. Например, взгляд, или улыбку, или гнев… а тут – просто стоящий ко мне спиной человек. У меня на бумаге. А в реальности…

Он поменял положение ног, одну подогнул, другую чуть вывел вперёд. Свободной рукой потёр затылок, потом сунул её в карман. Я про себя чертыхнулась, понимая, что уже не смогу нарисовать его прежнюю фигуру. Зато теперь мне была видна часть его лица – малая, кусок щеки и самый кончик брови. Но линия контура, от короткой чёлки и до воротника, завораживала.

«Да разве так бывает, чтобы…» – я собиралась возмутиться, потому что действительно – слишком уж лакомый кусочек этот парень. Его хочется рисовать, как бы он ни стоял. Со всех сторон бы осмотреть… но я не успела это подумать. Он как-то оживился, вскинул голову, я выхватила взглядом нос, кусок улыбки… и переключилась на его друга.

Походка… да, когда видишь такие движения, хочется тотчас же перестать создавать иллюстрации и заняться анимацией. Воссоздать его движения до самых мелочей, до едва уловимого покачивания плеч, до поворота головы, до… ох, до чего же красив… я даже головой закачала, не в силах поверить. И почему он не попался мне раньше? Я перевернула ещё один лист, оставив набросок ног предыдущего образца, и принялась за новую картинку. Парень уже остановился, пожал руку другу и принялся что-то ему говорить. Он стоял вполоборота ко мне, и я видела и руки, и грудь, и лицо… «Мамочки, как бы всё успеть… только не поворачивайся, только не поворачивайся…»

Не знаю, обратил бы на этих ребят кто-нибудь такое же внимание. Может быть, и нет. У меня ведь свой критерий измерения красоты людей. Нестандартный, потому что я могу найти совершенство почти в любом человеке – чаще всего этим и занимаюсь. И мои аханья по поводу того, что парень красив, вовсе не значат, что я влюбилась в него с первого взгляда. Прежде всего он – модель, образец, который я если хотя бы приблизительно не перенесу в свой альбом карандашом, буду жалеть всю жизнь.

В том-то всё и дело. У меня уже есть изображение очень красивой бабушки (с удивительно добрыми глазами и улыбкой богини мудрости), прекрасного мальчика (он весил раза в два больше нормы и в некоторых ракурсах из-за щёк было не разглядеть глаз, но в момент, когда он хмурился, мне показалось, что он очень красивый), замечательного мужчины (лет за шестьдесят, лысый и такой худой, что кожа на лице обтягивает весь череп, как резина, но его грозный взгляд заставляет задуматься о владыке-громовержце, а линия рта одна из лучших, что я видела в жизни), но… у меня нет такого, как этот. И вот этот, что рядом с ним. В них как будто каждая черта лучится своей красотой. Не только рот, глаз или рука. Всё.

В те моменты я почти не думала, что они уедут. Ведь стоят совсем рядом с остановкой автобуса, чуть в отдалении, будто ждут кого-то ещё. Ох… только бы не третьего такого же, и только не девушку, иначе такого обилия совершенства я не вынесу. А может, они лишь издалека хорошо смотрятся? Я почувствовала, что у меня затекли ноги, которые я сложила по-турецки, но отвлекаться было нельзя. Потому что я уже очертила почти всю фигуру пока что беспорядочными штрихами и начинала накладывать первые намёки тени.

Взгляд в ту сторону – и вот плечо, ещё две линии, одно тёмное пятно рядом. Опять взгляд… шея, горлышко чёрного свитера. И ещё взгляд… голова… на два пальца примерно…

Что-то изменилось. Я не сразу это заметила, а когда заметила, судорожно дёрнулась. Потому что парни уже оба стояли ко мне лицом. Точнее, не стояли, а приближались.

Конечно, я жадно смотрела в их лица. И ловила каждое движение. Как картинки, честное слово… ничего, что можно оставить без внимания. Неужели ко мне идут? Ах, да, они ведь заметили альбом в моих руках, и карандаш…

Ноги я распутать не успела. Просто думала о другом. Прижимала к себе альбом так, чтобы не было видно рисунков, и крепко стискивала в ладони карандаш.

Нет, ну нельзя же так… один другого краше. Даже не знаю, кого рисовать, взгляд так и мечется. Первый, в сером тонком гольфе и чёрной жилетке наверх. Хорош, до чего хорош!.. Брюнет, высокий, черты лица приятные. Двигается удивительно гармонично. А второй… ну нет, этот ещё лучше! Какие глаза!.. А нос!!! Нет, я должна нарисовать этот нос!

Я было начала медленно отрывать от груди альбом, к которому одновременно стал двигаться карандаш, но тут же опомнилась: увидят же! А я не люблю показывать незаконченные рисунки. Жаль…

Они остановились передо мной, не подходя вплотную, чтобы мне было удобно на них смотреть. Встали рядом… и сейчас я увидела, что они похожи. Как братья. Оба черноволосые, с яркими, красиво очерченными бровями, внешние уголки которых смотрят чуть вниз, придавая лицу доброе выражение, разве что у высокого лицо всё-таки чуть добрее и волосы длиннее, чем у товарища. Носы, опять же, похожи, только у того, что в жилетке, он будто бы круглее, а у второго – острый…

«Нет, ну какой нос…» – возможно, я даже покачала головой, чем, вполне вероятно, вызвала их недоумение. Но ничего не могла с собой поделать.

– Добрый день, – поздоровался Второй. Условно я называла его Второй – того, что пришёл позже. Он был чуть ниже ростом и имел ну просто невероятно красивый нос.

– Добрый… – всё ещё пребывая в некоторой прострации от такой близости потенциальных моделей, я кивнула. Перевела взгляд на Первого. Потом на Второго. И назад. У Первого глаза круглее. И тёмно-карие. А у Второго – миндалевидные, цвет непонятный, серые вроде бы, или синие. Или карие тоже… интересно… ну-ка…

– Вы рисуете? – спросил Второй, указав взглядом на альбом. Наверное, я слишком хищно смотрела и даже подалась вперёд. Впрочем, ответ ему не требовался, более того – они оба с самого начала стояли достаточно близко, чтобы догадаться, что рисовала я именно их. Или кого-то из них. – Показалось, что вы на нас смотрели…

– Покажете? – бесхитростно вклинился Первый. Я опять посмотрела на него. Вот, вот так – чудесное выражение лица, и эти морщинки около глаз… именно так и надо…

– Да… я рисовала, как вы стоите, – я постаралась взять себя в руки. – Можно?

– Конечно, – кивнул Второй. Первый уселся рядом со мной на скамью. – Вы художница?

– Любитель, – кивнула я. – Очень люблю рисовать людей. А вы так хорошо стояли…

Разумеется, я не могла сказать больше. Описать все эти размышления по поводу носа и прочего? Нет-нет, пусть это останется тайной художника.

– Можно посмотреть? – ещё раз осторожно попросил Первый. Я повернула голову к нему, и мне тут же захотелось запечатлеть поворот его головы и игру тени на лице.

– Нет, – я отрицательно помотала головой. – Там почти ничего ещё нет. Пару линий…

– Жаль, – Первый погрустнел. Состроил гримасу печали, тоже достойную того, чтобы запечатлеться на бумаге. Второй улыбнулся.

– А почему перестали рисовать?

– Вы отошли, – я пожала плечами. – Не можете же стоять совсем без движения.

– Ну почему же, – он глубокомысленно посмотрел на друга. Первый поднял лицо к нему. – Можно вопрос? Несколько нескромный.

– Пожалуйста.

– Кого вы рисовали? Меня – или этого обормота?

Я улыбнулась.

– Вас обоих.

– Ха! – Первый тотчас наставил палец на Второго. – Я выиграл!

– Нет, ты утверждал, что тебя, – не сдался Второй. – Так что ты не прав. Двоих.

– Но и ты не прав!

– Я и не отрица… простите, мы опять ударились в глупые споры. Так вы совсем не покажете?

Он тоже сделал печальное лицо. Но как-то ненавязчиво – просто брови чуть поменяли положение.

– Если вы вот так простоите какое-то время – нарисую и покажу, – пообещала я, снова глядя на нос. Он как раз очень хорошо был виден. А то, что снизу, то так даже лучше.

– Вот так? – он удивился, попытался пошевелиться, но я вскинула руку.

– Стойте! Да, так. Сейчас, я быстро. Только… – посмотрела на Первого. – Пусть ваш брат отойдёт, нельзя подглядывать. Иначе не получится.

Первый послушно встал и отошёл, глядя с любопытством. Второй стоял, не двигаясь, только глаза блуждали – то на меня, то на альбом, то на руку, в которой я держала карандаш.

– Он не брат, – почти не разжимая губ, сказал он.

– А вы похожи, – я уже начала набрасывать контур лица, поэтому быстро перескакивала с оригинала на рисунок, и отвлекаться, чтобы опять сравнить их, времени у меня не было.

– Едва ли. Если долго за нами наблюдать, сходство теряется, – заявил Первый.

– А рисунок подарите? – опять пробормотал Второй, стараясь не раскрывать рта.

– Можете говорить, я пока рот не рисую, – позволила я. – Этот не подарю. Если для себя хотите, сами придумайте, как будете стоять или сидеть, и я сделаю. Но вы разве не спешите?

– Нет, уж точно не спешим, – ответил за него Первый. – Кстати, его зовут Лезар.

– А его – Полиан, – как будто в отместку произнёс Второй.

– Интересно, – я усмехнулась, не отвлекаясь от работы. – Тогда меня – Лин.

– А что значит «тогда»? – поинтересовался Первый.

– Ну, вы ведь назвали мне прозвища. Вот и я своё сократила…

– Это не прозвища, – Второй моргнул. – Настоящие имена.

– Никогда раньше не слышала, – без особого любопытства и удивления сказала я. Мне было важно лишь то, что получается у меня на рисунке – уже начало проявляться сходство, – а имена значения не имели. Ну прозвища. Какая разница?

– А полное имя у вас какое? – это уже Первый.

– Нет, сначала вы признавайтесь.

– Ну это настоящие! – возмутился он. – Ладно… если так, он… ммм… Лёша? Лёня? Леонид, получается…

– Я тебе дам Лёню… – тут же отозвался Лезар, скосив грозный взгляд на друга. И опять посмотрел на меня. – Его настоящее имя – Полина.

– Да-да, – скучающим тоном протянул парень. Видно, шутка была не новой. – Неужели мои родители такие идиоты?

– Полина – женское имя, – как бы невзначай заметила я.

– Верно. Поэтому меня зовут Полиан.

Я рассудила: почему бы и нет? Ну, хотели родители девочку, а родился мальчик. Бывает. Или просто имя «Полина» переделали на мужской лад.

– А вы? – это уже Лезар, или как его там.

– Ангелина. И можно на «ты».

– Ангел? – заинтересовался Полиан. – Не слышал раньше… красиво.

– Спасибо.

– Если переходим на «ты», значит, мы завязали знакомство? – спросил Лезар.

– Мы вроде бы его уже давно завязали, – я принялась мягко заштриховывать теневую сторону – солнца не было, и свет был рассеянным. – И разговариваем вот уже несколько минут.

– Я к тому, что мы можем подходить и пожимать тебе руку, если встретим случайно? Ну, или рассчитывать на портрет в подарок – по старой дружбе?

– Разумеется, можете, – рисунок нужно было заканчивать, но я отвела карандаш и начала вглядываться в получившееся. Полиан спросил «Ну что?», но я покачала головой и нахмурилась. Не так всё получалось. Было обычное лицо, вовсе не такое, каким я его хотела нарисовать. Как будто всё самое главное упускала.

– Уже всё? – поинтересовался Лезар.

– Нет, – я легонько потёрла щёку. – Не знаю… наверное, ничего не выйдет.

– Почему? – расстроился Полиан. Его друг тоже погрустнел.

– Да так… не похож вроде. И… вы ведь понимаете, что это быстрый рисунок, в основном линиями. Схематичный. Если бы я полчаса рисовала – это одно, а здесь ведь…

– Это ничего, – уверенно сказал Полиан и пошёл вперёд. Но я выставила руку.

– Погоди! Дай закончить, тогда покажу.

Можно было оставить так. И ссылаться на то, что вся неправильность – из – за незаконченности рисунка. Но я решила завершить. Если совсем не понравится – подарю Лезару на память.

Наконец я решилась и развернула рисунок к друзьям.

Оба склонились над ним.

– Ого! – восхитился Полиан. – Пара линий – и рисунок готов!

– Прекрасно, – Лезар смотрел широко раскрытыми глазами. – Чудесно рисуешь. Знаешь… как будто ветром. Линии очень плавные.

– Ветром… – раньше я не слышала подобного сравнения, и мне было очень лестно. Мой рисунок сравнивали с тем, что я люблю почти больше всего на свете.

– Да, точно… – это Полиан опять присел на скамью рядом со мной. – И он тут… больше похож на себя, чем сейчас.

– Это как? – удивлённо улыбнулась я.

– Ну… – он замялся. – Он ещё больше похож на настоящего Лезара, чем тот, который стоит перед тобой. Знаешь, так бывает…

– Ну да, – рассмеялась я. – У меня люди всегда больше похожи на себя, чем оригинал!

Ребята заявили, что завтра в это же время будут ждать меня возле этой скамейки. И я нарисую Полиана, может быть, в полный рост – как он просил.

Портрет Лезара остался у меня. Он сказал, что заберёт следующий, который я для него нарисую.

****

В этот день было холодно. Ветер дул, не переставая. Я куталась в плащ, засовывала руки глубже в карманы и ёжилась, втягивая голову в плечи. Ветер абсолютно не сентябрьский – слишком морозный. И сильный. Такой обычно бывает перед тем, как изменится погода. Эх, хорошо бы она стала чуть помягче…

Да, люблю ветер, очень. Но так же сильно не люблю холод. И что мне делать, если дует холодный ветер? Упорно считать, что ветер – всего лишь движение воздуха, он не отвечает за то, какой воздух ему передвигать – холодный или тёплый. Так что он ни в чём не виноват.

«Но зачем же за воротник-то дуть, ветер, милый? – подумала я, когда меня настиг совсем уж ледяной шквал. – Мог бы хоть меня обойти, по старой дружбе. Я ведь тебя никогда не ругаю, так, бухчу иногда, но ведь есть за что…»

Мне нужно всего лишь пройти пять минут пешком, потом сесть на автобус – и доехать почти до дома. Правда, там идти нужно будет вдоль пустыря, где сейчас ведётся строительство. Но этот район уже несколько месяцев был моим. С тех пор, как меня приняли Колёсники и перестали донимать косыми взглядами прочие.

Сегодня я обещала в том же месте, где и вчера, ждать Полиана и Лезара. И я буду ждать, несмотря на холод. Потому что очень хочу нарисовать хоть одно из этих лиц хорошо.

Не понимаю, почему они у меня не получаются? Взять хотя бы первый законченный портрет Лезара. Ну не такой – и всё! Это как с плохим фотоаппаратом: вроде бы делает снимок, запоминает каждую деталь – а всё равно не так получается, некрасиво. Интересно, как они выглядят на фотографиях?

Для того чтобы не замёрзнуть, дома я натянула на себя дополнительный свитер, взяла тёплые зимние перчатки и под штаны надела колготки. Я невероятно сильно боюсь мороза, так что вполне возможно, что какой-нибудь человек точно так же одевается при пятнадцати градусах ниже нуля. Я же предпочту сжариться, чем чуть-чуть подмёрзнуть.

Лезар с Полианом появились со стороны дома. Он стоял ребром к дороге, отгораживая сквер от множества четырёхэтажных домов. Я предположила, что кто-нибудь из них живёт здесь недалеко. Выходит, совсем рядом со мной – от меня до сквера три автобусных остановки.

– Привет! – поздоровался тотчас же Полиан. Он широко улыбался, и я хотела про себя назвать его улыбку голливудской, но решила, что у него лучше.

– Привет! Мёрзнешь? – это уже Лезар. Одет точно так же, как и вчера – чёрный свитер, тёмно-синие джинсы и туфли с тонкой металлической застёжкой сбоку.

– Рада вас видеть, – не слукавила я. – А ещё мне кажется, что вы ужас как замёрзли. Ветер очень сильный. И холодный. Я даже шапку чуть не надела, но мама сказала, что шапка при плюс десяти – это смешно.

– Можно тонкую шапку, для красоты, – возразил Полиан. – У меня такая есть, потом покажу.

– Кстати, сегодня я тебя рисую, ведь так? – спросила я.

– Меня? – он обрадовался. – О! В полный рост? Или, может, сидя, с мечтательным взглядом…

– Полиан, – перебил друг. – Не здесь же. Ангелина замёрзла.

Мне было немного непривычно, что меня называют полным именем – обычно всегда величали Лин. Но это было приятно. Как будто выказывают уважение. Кроме того, я могла отделить общение с ними от прочего. Как привыкаешь, к примеру, что дома тебя называют «доча», в школе – «Линк», а на работе – полным именем. Или в разных компаниях по-разному.

– Что ты предлагаешь? – Полиан повернулся к Лезару и задумался. Поднёс руку к лицу, потёр подбородок.

– Ну, не попросить же ветер уняться, – улыбнулся Лезар. Я постаралась чуть менее ярко выражать, насколько мне хочется запечатлеть эту его улыбку. Просто отвела глаза, в уме сохраняя линии.

– Да уж, – кивнул Полиан. – Думаю вот что: отправляемся в кафе. Я знаю куда.

– Ты угощаешь? – Лезар приподнял свою удивительную бровь вверх.

– Иначе бы не звал, – парень предложил мне руку. – Леди.

Я взяла его под локоть, который находился где-то на уровне моей шеи, мимоходом подумав: а с чего я вообще иду с этими двумя ребятами в какое-то кафе? Я их вовсе не знаю. Вдруг злодеи? Да, милые, улыбаются, культурненькие… но ведь всякое может случиться.

Впрочем, если и бояться – то не сейчас. Вечер ещё не наступил, светло, места людные – не то что моя окраина. Ничего со мной не случится.

Это место я знала. Небольшая кафешка на углу, с тёмными стёклами, через которые нельзя было разглядеть сидящих людей. Внутри я раньше не бывала и сейчас отметила, что здесь довольно приятно – тёмные стены и перегородки, кремовые диванчики, неяркий приглушённый свет. Никто не курит и не шумит, играет тихая спокойная музыка. Мы прошли к дальнему столику, обнаружили, что он заказан, и уселись за соседний. Я забилась в самый угол, лицом ко входу, рядом со мной уселся Лезар, Полиан устроился напротив – чтобы я могла сделать его портрет. Но потом я попросила Лезара сесть рядом с другом, чтобы я могла нарисовать их двоих.

– Согрелась? – заботливо поинтересовался Лезар, когда я допивала заказанный для меня Полианом кофе.

– Да. Спасибо, ребята, – кивнула я. – Ну так что, вы готовы? Кого я первого рисую?

– Меня, – Полиан стал деловито устраиваться на диване. Опёрся о край стола, чуть повернул голову, будто задумчиво смотрит куда-то, принял расслабленную позу… Лезар наблюдал за ним с ухмылкой.

– Красавчик, красавчик… в зеркало посмотреть не хочешь?

– Отвяжись, – отозвался Полиан. – Меня рисуют. Ты бы вот взял лист да нарисовал нам Ангелину…

Я полностью поглотилась работой, не обращая особенного внимания на их беседу – так, слушала вполуха.

– Интересная идея. И куда я её положу? В комнате у меня будет лежать? Нет, лучше продам за большие деньги.

– Ей подаришь, – ответил Полиан. Он старался не шевелиться и не менять выражения лица.

– Думаешь, ей так надо? Я не художник.

– Скромница.

– Милашечка.

– Ребята, вы всегда так спорите? – поинтересовалась я.

– Разумеется, – ответил Лезар. – Мы давно дружим – живём по соседству. Так что даже если ты услышишь что-то, на твой взгляд, оскорбительное – не верь.

– Да я поняла, что вы шутите, – я нахмурилась: очень сложно было изобразить линию скулы, ту самую, на которую я любовалась, пока впервые не увидела его лицо.

– Знаете… а закажу-ка я себе какую-нибудь сладость, – вдруг решил Лезар. – А ты, Полиан, будешь мне завидовать.

– Больно надо!..

– Полиан, пожалуйста, не говори сейчас ничего, – попросила я. – Буду рисовать рот.

Лезар заказал какие-то «шоколадно-сырные пульки». Спросил, не будем ли мы, но мы отказались, и он продолжил наслаждаться блюдом в одиночестве. Пару раз сказал, что вкусно, Полиан скептически хмыкнул. Я не обращала внимания. Потому что нужно было наложить правильную тень, а у меня всё время выходило не так. Словно я изображаю так, как вижу, а потом гляжу – тень уже не там. Переделываю – а она опять лежит по-прежнему.

– Да что ж у тебя за лицо такое! – в сердцах сказала я и отвела альбом дальше, окинула взглядом всё изображение. – Никак не могу…

– Я двигался, да? – забеспокоился Полиан.

– Да нет… – я махнула рукой. Потом посмотрела наконец на него. Парень выглядел очень несчастным, и я осознала, как прозвучали мои слова. – Ой, нет, нет! Я же не про тебя… я про себя… у тебя на самом деле замечательное лицо! Просто… – я запнулась, потому что не хотела озвучивать все свои мысли, но потом решила, что раз уж начала, надо до конца. – Ты слишком красивый, чтобы просто так нарисовать. Нет, не так… ты особенный. Вы оба особенные. У вас удивительные лица, да и вы сами… Я ещё издалека заметила, вчера. На самом деле! Вы чем-то таким отличаетесь от всех людей, которых я имела возможность рисовать раньше. У меня никогда такого не было, сейчас только впервые, с вами! И я не понимаю…

Друзья многозначительно переглянулись.

– …рисую, стараюсь, как могу – но не выходит! Вроде сходство есть, но вы получаетесь неживые! Не такие, как надо! И не такие, как я вас вижу. Понимаете? Я знаю, что мне нужно другое, но не понимаю, что именно!

– Дай-ка… – Лезар протянул руку, чтобы я вложила в неё альбом. Потом внимательно, с лёгким прищуром всмотрелся в рисунок. Отодвинул. – Нет, почему же: рисунок замечательный. Пусть неполный, но я уже сейчас вижу, что Полиан именно такой, какой в жизни. Даже задор тот же самый в глазах намечается.

Я приняла альбом обратно.

– Не-ет, – протянула с досадой, посмотрев ещё раз. – Похож, но не такой! Я… как будто душу передать не могу!

– Душу никто не может передать, – возразил Полиан.

– Ну хорошо! Но раньше ведь я могла словить особую искру в выражении лица! Самое главное! Мне многие говорили! А сейчас – точно не скажут. Как будто мёртвая фотография.

– Ты не делай спешных выводов, – Лезар отправил в рот очередную «пульку». – Покажи кому-нибудь и спроси, может быть, выяснится, что это – одна из твоих лучших работ.

– Я-то покажу… Лезар, что ты делаешь?

– Что? – парень с беспокойством оглядел себя, посмотрел на руки.

– Вот это, – я взяла у него с тарелки «пульку», поднесла ближе к глазам. – Ну точно! Вот эта корзинка внизу – это ведь картон. Его не нужно есть.

– Оп, – хихикнул Полиан, поднеся ладонь ко рту.

– Я его что, съел? – Лезар как-то незаметно выпрямил спину.

– Штук пять, если не ошибаюсь, – напомнил Полиан, радостно кивая и сверкая глазами.

– Вот тебе и раз, – Лезар виновато пожал плечами и посмотрел на меня. – Хотел показать леди, какой я воспитанный – а выходит, что я даже не умею есть «пульки».

– Вообще-то умение есть «пульки» не входит в перечень того, что должен уметь каждый джентльмен, – стараясь не хихикать, сказала я. – По-моему, это обычный десерт, который подают только в этом кафе. Так что не думай, что опозорился. Тем более что я тоже иногда ем бумагу, если она прилипает к конфете и я не вижу.

– Ангелина, – похоже, Полиан решил замять конфуз. – Может, продолжим? Ну, пусть я буду мёртвой фотографией. Но хоть буду!

– Ладно, – я вернулась к рисунку. В конце концов – с кем не бывает? Первый раз попробовал блюдо и хватанул чего-то лишнего. Не насмехаться же над ним. А рисунок, каким бы он ни был, надо закончить. А когда я его закончила, вынесла вердикт:

– Очень хороший парень получился. И живой, и с душой. Но… не ты.

– Да что тебе не нравится? – Полиан выхватил рисунок. – Лезар, взгляни! По-моему – вылитый я! И никакой не другой!

– По-моему – тоже, – покосился на меня Лезар. Я лишь покачала головой, не соглашаясь с ними, но и не ввязываясь в пустой спор.

Рисунок я оставила. Он был нужен мне для изучения, ежедневного рассматривания и споров с самой собой. Потому что как ни крути, а какая-то маленькая крупица была здесь неправильной.

«Может быть, я утрачиваю мастерство? – думала я и сама же себе отвечала. – Ну прямо! Ещё не приобрела его – а уже утратила! Какая быстрая!»

Когда мы вышли из кафе, я вдруг заметила, что идёт автобус – мне было удобно ехать в нём до дома. Всё-таки мы отошли на порядочное расстояние от сквера, так что возвращаться пешком было бы слишком далеко. Я быстро попрощалась с новыми друзьями и припустила к остановке. И лишь потом, когда двери закрылись, вспомнила, что мы даже не оставили друг другу никаких контактов.

****

Через несколько дней я навестила своих товарищей по переходу. Кстати, некоторые именовали его торжественно – Великий Переход, и были, в общем-то, правы: это место было домом компании.

Уже на подходе я поняла, что внутри что-то творится. Громкие голоса, смех. Много людей. Наверное, не четыре-пять, как обычно, а человек десять. Я приободрилась, ускорила шаг, поправила сумку через плечо. Сейчас она была почти пустая – никаких учебников и прочих необходимых в будние дни принадлежностей. Только вездесущий альбом и карандашики.

Я спустилась по лестнице, прошла ещё чуть дальше вдоль перегораживающей переход бетонной стены и заглянула в помещение.

Там шёл какой-то праздник. Ребята раздобыли стол, установили его посреди перехода, вместо стульев расставили бетонные блоки. Света сидела на самом обычном стуле, вероятно, взятом у Андрея в каморке.

Сам Андрей волок по полу какой-то тяжёлый мешок, крепко держа его возле горлышка. Славка громко кричал:

– Нашёл время дерьмо выносить! Мы тут едим, понимаешь…

– Отстань! – вопил в ответ Андрей. – Ты бы пожил месяцок в каморке… знаешь, сколько стоит эта дрянь для туалета?

– Да хватит вам про туалет, дурачьё! – взревел Валера. – Выноси давай и к нам!

– Ща, только руки в колонке вымою! – Андрей потянул мешок к другому выходу. Вероятно, там близко были мусорки. А Валера случайно натолкнулся взглядом на меня.

– О, Линка! – Тик-Так увидел меня и замахал рукой, остальные тоже улыбались. Славка что-то запел. Да и вообще: создавалось впечатление, что им вдруг подарили пятикомнатную квартиру – такая радость…

Валера уже шёл ко мне. И странное выражение блуждало по его лицу – то вроде улыбается, а то и прогнать хочет.

– Лин… у нас это тут… праздник, – он опёрся рукой о стену и навис надо мной. – Не для тебя он.

– Я понимаю, – осторожно начала я. – В узком кругу…

– Да к чёрту круг, – Валера мотнул головой. Потом уставился каким-то стеклянным взглядом. – Бухаем мы. А тебе этого делать не надо.

– Да я и не собиралась…

– Не, Лин, – он взял меня за плечо, мягко, но крепко. – Тебе этого всего смотреть не надо. Не обижайся. Хорошая ты слишком – портить тебя не дам. Так что… завтра приходи.

Валера был главный. И умел говорить так, что все убеждались в его правоте. И слушались. Я поняла, что мне действительно надо уйти, если он говорит. Поэтому я только тихо сказала: «Хорошо, увидимся завтра…» и ушла. Услышала уже из-за стены, как Славка кричал: «А где Линка? Сюда её!», а потом стало чуть тише. Вероятно, Валера объяснял дуракам, в чём дело.

Я не обиделась. Я действительно не любила пьяных, и такие посиделки не то чтобы совсем ненавидела… просто было немного неприятно. И Валера, видимо, понял, что если я увижу, какими бывают мои друзья, стану относиться к ним хуже. Он ведь с самого начала видел разницу в нас, в нашем образе жизни и мировоззрении. И хранит границу. Иногда лучше держаться по отдельности.