Текст книги "О Сюзанна!"

Автор книги: Ли Райкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Сюзанна отодвинула в сторону огромный стакан с апельсиновым соком, который старик поставил перед ней. От Клэри она слышала и о Джоне Юстасе, которого та всегда называла не иначе, как «мой дедушка, этот старый бульдог». То, что рассказывала Клэри, расходилось с тем, что Сюзанна видела собственными глазами. Однако проявленная Джоном Юстасом очевидная неприязнь к Клэри все же покоробила Сюзанну, и она поспешила выступить на ее защиту.

– Она была моей лучшей подругой. Я ее любила.

У тебя были подруги? – с сомнением спросил ее при первой встрече Джеб и угадал. В детстве она была одинока. Только когда она попала в колледж и встретила Клэри, Сюзанна поняла, что значит дружить.

– Клэри всем нравилась, – сказал Джон Юстас. – Сначала. – Он поставил на стол тарелки и сел напротив. – Должно быть, у вас доброе сердце. И много терпения. – Он откусил кусочек гренка и, пожевав, проглотил. – Моему внуку несколько раз в жизни очень не везло. У него была замечательная мама и подонок отец, которому доставляло удовольствие измываться над мальчиком. Время от времени он по некоторым причинам отправлялся в тюрьму, но я всегда говорил, что хорошему судье достаточно надкусить яблоко, чтобы понять, гнилое оно или нет.

– Его отец и сейчас в тюрьме?

– Так точно, мэм. Отбывает двадцать лет за вооруженное ограбление.

Сюзанна почувствовала, что бледнеет. Она практически ничего не знала об отце Клэри и Джеба. Клэри никогда о нем не рассказывала.

– Клэри разбила сердце Джеба, – сказал Джон Юстас. – А после этого… Я думаю, вы слышали о его женитьбе. У обоих тогда еще молоко на губах не обсохло. Парочка школьников. По моему мнению, это позор, что Бог дает нам, людям, возможность размножаться раньше, чем мы начинаем понимать, что к чему в этом мире. Тем не менее это так. И Джеб любил эту девушку. – Он отпил глоток кофе. – Милая Рэйчел! Она всегда считала, что он женился на ней из-за ребенка и из-за того, что лишился Клэри, но он ее действительно любил.

Сюзанна хотела спросить, что именно случилось с женой и ребенком Джеба, но закрыла рот, не уверенная в том, хочется ли ей это знать. Она не желала ставить под угрозу свои чувства к Джебу. Кроме того, учитывая неприязнь Джона Юстаса к Клэри и, напротив, любовь к Джебу, она вряд ли услышит правду. Могла ли Клэри ее обмануть? До сих пор Сюзанне это не приходило в голову.

Она откашлялась:

– Клэри считала, что он отвернулся от нее. Из-за того, что она хотела учиться. А потом из-за того, что она вышла замуж за моего отца.

– Так вот как она вам сказала? – Их глаза встретились. – У Джеба никогда не было возможности учиться в колледже, тем более после того, как Клэри уехала, оставив у него на руках пять сестер и брата, но он всегда уважительно относился к учебе. Я ему это привил. Большая часть детей выучилась в университетах за его счет.

Не очень этим удивленная, Сюзанна промолчала. Желудок снова вел себя как-то неопределенно, и она поспешила отвести взгляд от тарелки с яйцами, беконом и овсянкой. Она не поверила Джебу, когда он в Нью-Йорке рассказывал о том, как Клэри сбежала в колледж. Эта причина казалась тогда слишком ничтожной, чтобы вызвать между братом и сестрой такое отчуждение. Чтобы Джон Юстас ее не бранил, Сюзанна отпила из стакана.

Ей все больше нравился Джеб, но она не доверяла этому чувству. Его сестру Сюзанна любила как родную, и ей совсем не нравилось, что приходится выбирать, чьим рассказам верить; не нравилось и то, что приходится выбирать между Джебом и Клэри, как того хочется, видимо, Джону Юстасу.

Он заглянул в свою чашку.

– Джеб был недоволен тем, что его сестра вышла замуж за человека много старше себя – мы все были недовольны, – но, если бы такой брак принес ей счастье, он бы, несомненно, смирился.

Джон Юстас не упомянул себя, и это тоже не удивило Сюзанну. Как и Джеб, Джон Юстас не был на свадьбе Клэри с Дрейком, хотя младшие дети вместе с матерью приезжали тогда в Гринвич. В следующий раз Сюзанна встретила их только на похоронах. Как она понимала, уехав из Кентукки, Клэри больше не встречалась со своей семьей.

Но если Джеб не винит свою сестру за то, что она уехала из дому, или за то, что она вышла замуж за Дрейка, то что же произошло между Джебом и Клэри? Между Клэри и Джоном Юстасом?

Старик, казалось, прочитал ее мысли.

– Мы с вами знакомы совсем недавно, и я не вправе раскрывать вам семейные тайны. Клэри сделала свой выбор. С этим она жила, – сказал Джон Юстас. И, помолчав, добавил: – И с этим умерла.

Тайны. Понимая нежелание старого доктора делиться ими с посторонним человеком, Сюзанна все же не хотела полностью менять тему разговора.

– Но она все-таки была вашей внучкой, – сказала она.

– Боюсь, что так. – Он встал из-за стола и принялся собирать тарелки. К своей еде Сюзанна едва притронулась. – Для деревенских семья много значит, так что, уехала Клэри или нет, она все равно была одной из нас, – констатировал Джон Юстас. Вылив кофе в раковину, он сменил тему разговора. – Я видел, как Джеб смотрит на вас, мисс Сюзанна, и видел, как вы смотрите на него. – Повернувшись, он пристально посмотрел на нее. – Вы любите моего внука?

– Я стараюсь не поддаться этому, – честно призналась Сюзанна. – Мы слишком разные.

– Это верно, – согласился Джон Юстас. – Тем не менее противоположности всегда притягиваются. Они могут друг друга дополнять – и пребывать в полном согласии.

Сюзанна не знала, что сказать. Джон Юстас видит людей не такими, как они есть, думала она, а такими, какими он хочет их видеть. Даже Джеба. Особенно Джеба.

Может быть, и она тоже. До того как они встретились, она смотрела на Джеба глазами Клэри, но он оказался лучше, чем она ожидала, и впервые за многие годы Сюзанна была готова поверить, что Клэри не так совершенна, как ей казалось.

– Я хочу – мне нужно – найти того, кто убил Клэри, – наконец сказала она. – А Джеб не хочет. Что же касается меня, то я не успокоюсь до тех пор, пока тот, кто ее убил, не отправится в тюрьму.

– Вы думаете, что можете изменить историю? Что, сделано, то сделано.

– Джеб тоже так думает. Но он не прав, как и вы.

– Вы хотите исправить несправедливость, не так ли? Оставьте это полиции. Это не ваше дело – и не мое. – Когда Сюзанна протестующе подняла руку, он заговорил снова. – Вы когда-нибудь слышали такое выражение – «худое семя»? Могу вас заверить, что моя внучка унаследовала некоторые весьма любопытные гены. – Он выдавил из себя улыбку, как будто пытался убедить несговорчивого пациента. – А вы, мисс Сюзанна, очень милая молодая женщина. Ваше общество мне крайне приятно…

Минуту назад, услышав эти слова, она вспыхнула бы от радости. Она понравилась Джону Юстасу. Сюзанне было очень дорого его почти отеческое отношение, которого ей всю жизнь так недоставало. Тем не менее Уиттейкеры не привыкли, когда им отвечают «нет».

– Я не верю в вашу теорию. Клэри не виновата в том, что ее убили!

– Мы прекрасно провели с вами время, и я хотел бы, чтобы так было и впредь, – несколько напряженно сказал Джон Юстас.

– Да, конечно, но…

– Тот или те, кто убил Клэри, имели на это некоторое право. – Лицо его побледнело. – Несомненно, имели.

– Значит, вы тоже считаете, что это преднамеренное убийство!

Неужели она наконец приобрела союзника? Пусть даже с противоположной стороны?

– Если речь идет о Клэри, то убийство – это чересчур резкое выражение.

– Боже мой! Вы хотите сказать, что она заслужила смерть? – Сюзанна встала и подошла к окну, выходящему в сад. – Вы говорите ужасные вещи.

– Это правда. Сейчас я не хочу об этом говорить. Но она сумела заморочить вам голову.

Сюзанна обхватила себя руками. Она не станет это слушать. Джеб тоже говорил, что Клэри умела морочить людям голову. Но чем бы ни была вызвана эта их неприязнь, Клэри была и останется ее единственной и самой близкой подругой. Она не станет порочить ее память. Тем не менее, пока Сюзанна стояла у окна и смотрела в сад, на ровные грядки и вьющуюся между ними тропку, в голову пришли непрошеные воспоминания. Может быть, раньше она подавляла их, как Джеб подавлял свою печаль? Или эти воспоминания вызваны словами Джона Юстаса?

Иногда (не очень часто) Сюзанна задумывалась над тем, как Клэри раздает свои объятия и поцелуи, – словно выдает награды за хорошее поведение. Она часто хотела, чтобы Сюзанна принадлежала только ей, и очень сердилась, когда она возражала против того, чтобы они оставались вдвоем. Однажды Сюзанна даже написала Лесли: «Дружба может быть удушающей. Иногда Клэри кажется мне почти… навязчивой».

– Она и Джебу заморочила голову, – продолжал Джон Юстас. – Так что у вас есть нечто общее, – добавил он. – Общие привязанности.

Услышав шум наверху, Сюзанна поспешно обернулась. На Джона Юстаса, который, казалось, видел ее насквозь, она старалась не смотреть. Со стороны Дрейка она никогда не встречала такой заботы, но и никогда не слышала с его стороны возражений. Ни по какому вопросу. И хотя Сюзанна не согласна с тем, что Джон Юстас сказал насчет Клэри, и не может сейчас его простить, но и терять его дружбу она не хочет.

– Я думаю, он проснулся. Пойдемте посмотрим, что ему нужно.

– Я знаю, вы остались при своем мнении насчет Клэри… – сказал Джон Юстас, и Сюзанна увидела, что в его глазах светится беспокойство, а руки дрожат.

– А насчет Джеба?

– У меня есть глаза. Вы не найдете лучшего мужчины – пусть даже он не очень богат и образован, – чем Джон Юстас Борегард Стюарт Коуди. Я уверен, что вы любите моего внука больше, чем сами думаете. Но я не хочу, чтобы ему снова причинили боль.

Не в силах сдержаться, Сюзанна сделала шаг ему навстречу и взяла его руки в свои.

– Я тоже не хочу, чтобы кто-то причинил ему боль – в особенности я.

– Так это же самое главное, не так ли? – сказал Джон Юстас и улыбнулся.

Глава 10

Не зажигая света, Бриз Мейнард голышом разгуливала по своему огромному дому, чтобы прохладный ночной воздух остудил ее разгоряченное тело. В последнее время она редко приезжала в Нэшвилл. Тур по Америке займет остаток весны и часть лета, в начале сентября должен выйти второй альбом Джеба, за которым последует еще один тур. Бриз мечтала о новых поездках. Работа у Джеба в качестве импресарио отнимала очень много времени и (в этом заключалась главная причина, по которой она не нанимала разъездного менеджера) держала Бриз в отдалении от Нэшвилла. От этого дома.

Она давно собиралась его продать, надеясь, что Джеб предложит ей это сделать. Но он ничего подобного не предлагал, а все другие варианты Бриз категорически отвергала. Здание, построенное в стиле классицизма, с портиком и белыми колоннами, стояло посреди заросшего парка. Густая листва надежно защищала строение от любопытных взглядов прохожих. Находившийся в полумиле от дороги, за железными воротами, на которых красовалась только одна загадочная буква «Б», дом когда-то служил для Бриз убежищем. Теперь он больше смахивал на тюрьму.

За ту неделю, которая прошла без Джеба, Бриз почти утратила силу воли.

Она остановилась на пороге той комнаты, в которую обычно заходила очень редко. Ей незачем было туда заходить. В этом помещении с белыми стенами и потолком находилось то, что осталось от ее прежней жизни, – платиновые диски, золотые пластинки, различные призы и фотографии. Напоминание о тех людях, которые любили ее и которых любила она, но не смогла уберечь.

Бриз вышла на застекленную террасу, которая, словно складка жира на теле толстухи, опоясывала заднюю часть дома. Эта конструкция вносила дисгармонию в общий архитектурный облик дома, но Бриз любила здесь бывать. Любила темноту, стрекот сверчков, возню ночных животных во дворе. Любила уединенность.

С тех пор как Джеб направил ее в Нэшвилл, а сам остался в Сан-Франциско, больной и раненый, снедаемый тоской по Клэри, Бриз не знала, чем заняться. Там, у Сюзанны Уиттейкер – подумать только, – он находится в безопасности от преследований назойливой прессы и продолжающихся разговоров о беспорядках на концерте! Одного этого было бы достаточно, чтобы вывести Бриз из равновесия. Однако она хорошо знала Джона Юстаса. Сейчас он, должно быть, меняет Джебу простыни и кормит его с ложечки овсянкой.

Бриз положила ноги на ручку шезлонга, в котором только что устроилась. Она и раньше беспокоилась за Джеба, боялась за его здоровье, боялась, что он потеряет голос и упадет духом. Но теперь, когда час назад ей по телефону сообщили, что нашлась свидетельница гибели Клэри, Бриз была просто в ужасе.

– Что, прячешься здесь, а? – Появившийся на веранде Мак Нортон опустился в стоящий рядом шезлонг. Из-за темноты его лица не было видно, – Пегги собирается дать мне развод, – помолчав, сказал он.

– Из-за меня?

Он улыбнулся в темноте:

– Дорогая, ты красивая женщина и в постели ведешь себя словно дьявол. Однако моя жена готовит бумаги, потому что, по ее словам, я никудышный отец. – Он провел рукой по волосам. – Я думаю, что она нашла кого-то другого. Готов поклясться, что каждый раз, когда я прихожу в дом, там пахнет «Олд спайс» или еще чем-то в этом роде.

– Так думать проще всего, Мак.

– Я знаю. – Он встал с шезлонга и исчез в доме. Бриз подумала, что Мак собирается пойти выпить (судя по его поведению, ему сейчас это было необходимо), однако голос музыканта раздался из коридора, ведущего к ее спальне. – Так ты идешь или нет? – спросил он так, будто ничего не произошло.

– Я иду.

Мак уже раздевался возле постели. Застеленная красным атласным покрывалом кровать, на которой лежали огромные подушки, находилась на покрытом белым ковром возвышении.

Подойдя к зеркалу. Бриз принялась расчесывать свои длинные волосы.

– Мне сегодня звонили из полиции Нью-Йорка, – глядя на Мака, сказала она, – насчет Клэри. – Бриз рассказала Маку все, что узнала. – Опять начнется эта суета. Уверена, что вскоре обо всем узнают на побережье.

– Я удивлен, что Джеб до сих пор тебе не позвонил. Ты ему нужна, чтобы общаться с прессой.

– Должно быть, Сюзанна Уиттейкер и Джон Юстас ему ничего не сообщают. – Бриз посмотрела на золотые часы в форме женской фигуры – с лицом самой Бриз и циферблатом на животе. В последнее Рождество ребята сделали ей такой шуточный подарок. Одиннадцать часов. – Я пыталась ему звонить, но там включен автоответчик; мне хотелось поговорить лично, а не оставлять сообщение. Я потом попробую еще.

Бриз нравилось заниматься любовью с Маком, но этой ночью секс не успокоил Бриз. Она выскользнула из кровати в том же тревожно-беспокойном состоянии. Приближалось утро, и воздух становился все прохладнее. Бриз заставила себя пройти в комнату в противоположном конце дома, где пахло белыми розами, которые были посажены по настоянию Джеба. Здесь ей тоже не требовалось зажигать свет. Она и так помнила каждую фотографию, каждую табличку, словно кто-то навечно отпечатал их в ее памяти. Они принадлежали не ей, они принадлежали ее ребятам.

Бриз смотрела в темноту и вспоминала. Она попала в Нэшвилл в конце семидесятых. Для стиля кантри это был не самый благоприятный период. Если не считать таких «отщепенцев», как Крис Кристофферсон, Вейлон Дженнингс и Вилли Нельсон, которые боролись за свободу творчества и сохранение традиционного звучания кантри, если не считать немногих певиц вроде Эмили Харрис, в шоу-индустрии господствовала начисто лишенная души музыка поп-кантри. В свое время Бриз Мейнард сравнивали с Харрис, и Бриз это ценила. Потом, когда началась ее карьера, спрос на диски кантри, правда недолго, был очень высок в связи с непродолжительным наступлением моды на «городских ковбоев»; однако, когда этот период кончился, для кантри наступили еще более тяжелые времена. Однако Бриз и традиционная манера исполнения кантри выжили и даже стали процветать. Но к тому времени, когда в восьмидесятые годы на сцене появились новые молодые таланты, вдохновленные тем, что Джеб называл новым традиционализмом, карьера Бриз уже завершилась. Она потерпела катастрофу вместе со своей группой. Пришел конец и ее пению.

Бриз знала, что здесь же, в темноте, находится и белый рояль. Он стоит у окна, выходящего во двор, где сейчас, перед рассветом, когда до восхода солнца оставалось полчаса, было темно, как в угольной яме. Бриз подошла к роялю, светившемуся в темноте как маяк, и подняла крышку.

Ее пальцы затрепетали над клавишами. Игру Бриз никогда нельзя было назвать хорошей, а в последние годы она вообще редко подходила к пианино. Здесь она сочиняла музыку; здесь родился не один хит. Ладони Бриз стали влажными, и она облизнула внезапно пересохшие губы, все еще припухшие от поцелуев Мака. Поцелуев, которых она сегодня не чувствовала.

Новость не выходила у нее из головы, но сейчас Бриз думала не о карьере Джеба.

Она осторожно опустила пальцы на клавиши рояля и взяла пару аккордов. Ей казалось, она слышит шум толпы, крики и аплодисменты. И музыку. Бриз чувствовала, как кровь бурлит в ее жилах, ощущала потоки любви, со всех сторон устремившиеся к ней из зрительного зала. Публика в экстазе выкрикивает ее имя:

– Бриз! Мисс Би! Мы любим тебя. Бриз!

Сейчас точно так же зрители выкрикивают имя Джеба.

Руки Бриз замерли.

Хотя новости и неутешительны, она сумеет сохранить его на том месте, где он сейчас находится.

Он не упадет с небес. Под ее руководством он взлетел прямо к звездам через стратосферу музыки кантри. С решительной улыбкой на лице Бриз вновь принялась играть. На этот раз ее пальцы заскользили по клавишам рояля гораздо естественнее, извлекая из его глубин звуки, все больше походившие на песню. Бриз уже забыла о том, что ее никто не любит и что она сама в этом виновата.

Как сказал бы Джеб, у нее есть запас прочности.

* * *

Преодолев последнюю ступеньку, Джеб вполголоса выругался. Он не хотел никого будить. Джон Юстас, уставший от шестидневного бдения, спал, протяжно похрапывая во сне. Сюзанна тоже рано пошла наверх из-за болей в желудке, что всерьез беспокоило Джеба, – она жаловалась на это всю неделю. Но сейчас ему надо было побыть одному.

Вчера температура наконец спала, и Джеб чувствовал себя уже лучше, хотя все еще не очень хорошо. Войдя в темную гостиную, он поднес к глазам руку – она дрожала. Клэри, Клэри…

Из головы не выходило услышанное в программе новостей. На ощупь пройдя через комнату, он сел за стоявший у окна черный рояль. Джебу надоело лежать на подушках и слушать диск Андреев Сеговия, который ему купила Сюзанна, зная его пристрастие к классической гитаре, читать журналы, которые она ему приносила, и принимать питательные растворы. К тому же в это время суток он обычно испытывал возбуждение после концерта.

Вот потому-то несколько минут назад Джеб встал с постели и, с трудом преодолев на ватных ногах коридор, пробрался в маленький кабинет на втором этаже, где, включив телевизор, услышал новость:

– …Сегодня нью-йоркская полиция объявила о новых данных, полученных в ходе расследования убийства в Центральном парке сестры знаменитого певца Джеба Стюарта Коуди – Кларисы Коуди Уиттейкер. После тщательной проверки показания свидетельницы, объявившейся через несколько недель после убийства, были признаны сомнительными. Как выяснилось, эта женщина под вымышленными фамилиями неоднократно лечилась в различных психиатрических больницах. Полиция подозревает, что ее описание внешности преступников, возможно, является плодом ее больного воображения…

Да, теперь понятно, почему весь вечер Сюзанна была такой бледной. Неудивительно, что она отвергла просьбы Джеба поставить в его комнату телевизор. И нет ничего странного в том, что так часто звонил телефон.

Джеб сел за рояль и беззвучно прошелся по клавишам, едва прикасаясь к ним пальцами. Он и сам не сразу понял, что играет «Младшую сестричку». Он с недоумением остановился и посмотрел на клавиатуру – блестящую, без малейших пятен, не то что разбитое пианино в доме его матери. Да, клавиатура чистая и аккуратная, как и все в этом доме, как сама Сюзанна.

Через день или два, самое большее через три ему надо будет уезжать. После таких новостей Бриз, без сомнения, уже завтра приложит всю свою энергию, чтобы вытащить его отсюда, к тому же, если память ему не изменяет, на очереди два концерта в Де-Мойне, кажется, – или в Дюбуке? Нынешняя передышка закончится, как и его отношения с Клэри и Рэйчел.

Джеб посмотрел на клавиши рояля, стараясь выбросить из головы образ Сюзанны и подавить надвигающееся желание, которое всегда возникало при мысли о ней. Он даже не сразу заметил, что его пальцы тверже ударяют по клавишам и по комнате плывет задумчивая мелодия. Чистое звучание дорогого инструмента напоминало Джебу о прошлом, о том, что уже никогда не вернется.

Ах, Клэри…

Мелодия «Глубокой реки» лилась, казалось, из самой глубины его души, эхом отдаваясь в ночной тишине.

Он сыграл ее три раза, прежде чем ощутил на своих плечах легкое прикосновение чьих-то рук.

– Это было прекрасно, Коуди.

– Старый псалом из моего детства.

– И детства Клэри.

– И детства Клэри.

Руки Сюзанны обвили его плечи, и она прижалась, мягкая и нежная, к его спине. Джеб откашлялся, надеясь, что Сюзанна решит, будто его голос дрожит из-за пневмонии и молчания в последние несколько дней.

Если бы они с Клэри тогда помирились, он бы встретил Сюзанну уже несколько лет назад. И он тут же попытался возразить себе. Она зовет его Коуди, чтобы напомнить о Клэри, но это его не беспокоит. Теперь Клэри всегда рядом с ними и между ними, но это уже не беспокоит его.

– Ты узнал новости? – спросила Сюзанна. – Как?

– По телевизору.

– В кабинете! – сказала она таким тоном, как будто забыла спрятать опасную улику.

– Это не важно. Бриз все равно позвонила бы завтра. А твой отец…

– Он уже звонил. Ты прав, но я хотела, чтобы ты подольше отдохнул.

– Прежде чем пресса набросится на меня снова? Или какой-нибудь псих снова ударит или даже выстрелит?

– Нет! – сказала она.

– Все, что произошло на этом концерте, не связано с Клэри. Просто кто-то ко мне недоброжелательно настроен и желает меня свалить. Он может использовать и ее, и кого угодно другого.

– В тех беспорядках ты не виноват. Как и в смерти Клэри. И что бы с ней ни случилось, что бы каждый из нас об этом ни думал… – Она замолчала и обняла его вновь, прижавшись грудью к спине. – Пора рассказать о своих чувствах к Клэри, пока они не убили и тебя.

Он отстранился, рассматривая свои пальцы на клавишах рояля.

– Я считал, что так и делаю.

– Пойдем наверх, – сказала она. – Ты больше не горишь, и я хочу, чтобы так было и впредь. Как и твой дедушка.

– И я тоже. Мне нужно уехать. – Он принял решение. – Завтра.

– Тебе нужен еще день или два.

– Моя группа, Бриз, мои агенты скажут по-другому. В моей группе более двух десятков человек, музыкантов и помощников. Им нужно кормить семьи, покупать машины, у многих из них заложены дома вплоть до следующего столетия… У меня есть свои обязанности. Меньше всего я сейчас беспокоюсь о своем благополучии.

Он почувствовал, как между ними пробежал холодок отчуждения.

– Тогда оставайся здесь, пока не замерзнешь, и вот тогда-то ты точно попадешь в больницу. Сиди здесь всю ночь и играй траурную музыку, пока температура у тебя не подскочит до ста четырех[13]13
  До сорока градусов по Цельсию.


[Закрыть].

– Перестань, – пробормотал Джеб, – или я решу, что ты обо мне беспокоишься.

Он повернулся на стуле и, взяв Сюзанну за руку, усадил ее между своих ног и прижался головой к ее атласной ночной рубашке. В темноте нельзя было сказать, какого она цвета, но на ощупь сорочка была теплой и мягкой, и под ней сильно и ровно билось сердце Сюзанны. Как у Клэри – в тот день, когда увели отца.

– Ты действительно хочешь об этом услышать? – сказал Джеб, не уточняя о чем.

– Да.

– Я всегда старался заботиться о ней, – тихо сказал он, – но иногда получалось так, что она заботилась обо мне. Я сейчас играл этот старый псалом и вспоминал. – Джеб рассказал Сюзанне о шерифе, машине с клеткой и наручниках, о слезах Клэри и ее вере в него, – Наш отец тогда вернулся домой осенью, через четыре месяца после того, как его увели. Как раз к охотничьему сезону. Когда он уходил, мама была беременна, а когда вернулся, она уже лишилась ребенка. – При этом воспоминании Джеб нахмурился. – Мама все еще не оправилась после родов и смерти ребенка, выглядела бледной и измученной, но отец обвинил во всех несчастьях меня. Он сказал, что если бы я вел себя как мужчина во время его отсутствия, то все было бы так, как надо.

Он почувствовал, как Сюзанна напряглась.

– Сколько тебе было лет?

– Десять, – сказал Джеб, – но он попал в точку. Я чувствовал свою вину. Раньше мы ведь управлялись без него, да и потом тоже. Причем это время настало довольно скоро. – Он вздохнул.

– Каждую осень папа охотился. Убивал одного-двух оленей, которых мама затем свежевала, разделывала и прятала мясо в холодильник. В тот день он сказал, чтобы я почистил его ружье и пошел с ним. – Джеб сглотнул, почувствовав, что у него запершило в горле и заныло сердце. – Мне никогда не нравилось охотиться на беспомощных животных, но я не мог сказать отцу «нет». Мы поехали в лес, и там он заставил меня стрелять в самку оленя, которую отец потом привез домой на крыше старого пикапа. – Он снова сглотнул. – Проклятие, я же видел ее «Бэмби». Он был такой же, как и любой ребенок. Этой ночью мне приснилось, как из-за куста выходит маленький олененок и смотрит, как мой отец потрошит его мать.

– О Боже!

– С тех пор я не ем оленины, – продолжал рассказывать Джеб. Он чувствовал, что Сюзанна его понимает.

– А что потом?

Он поднял голову:

– Потом меня нашла Клэри. Я стоял на коленях возле ручья, который бежал вблизи нашего дома, и пытался сдержать неукротимую рвоту. – Сюзанна обняла Джеба и принялась баюкать его, как младенца. – «Папа любит тебя, – говорила мне тогда Клэри. – Папа просто хочет сделать из тебя мужчину». – Почувствовав, что Сюзанна насторожилась, Джеб замолчал. Только сейчас он понял двусмысленность слов Клэри. Тогда он думал, что она просто хочет утешить его. Он не станет касаться других воспоминаний, более поздних, когда все в их отношениях изменилось. – Да, иногда она, наоборот, сама заботилась обо мне – и делала это лучше меня.

– Сомневаюсь.

Джеб почувствовал, как его переполняет чувство, похожее на радость. Она не винит его в беспорядках или в смерти Клэри. Она не порицает его за проявленную слабость.

– На следующий день, – сказал Джеб, – Джон Юстас отвел меня за гараж и показал, как точно поражать мишень, которая не может истечь кровью. Он отличный стрелок, как теперь и я.

Сюзанна дотронулась до него, и Джеб вновь поднял голову. Глаза Сюзанны подозрительно блестели, их зрачки потемнели и расширились.

– А ты когда-нибудь охотилась со своим отцом? – надеясь разрядить обстановку, спросил он. Трудно себе представить, чтобы такая женщина, как она, когда-либо охотилась вместе с кем-то из родителей. Тем более с Дрейком.

– Мой отец был очень занятым человеком. Таким он и остался.

– Даже для своей дочери?

– Лесли – моя мать – всегда говорит, что он принадлежит всему миру. Как нейрохирург он пользуется мировой известностью. Как и ты. – Она произнесла эти слова величественным тоном, как будто репетировала пьесу.

– Это камешек в мой огород?

– Небольшой.

«Как же – небольшой!» – подумал он.

– Моя мать пыталась под него подстроиться, но так и не сумела… сосредоточиться на жизни отца. Она могла сосредоточиться только на своих собственных проблемах. Так что мне пришлось самой о себе заботиться.

Ее голос дрогнул. Сюзанна рассказала Джебу о своем детстве, прошедшем практически без родители и друзей, внимание и ласку которых ей заменили собачками и лошадьми. О частных школах и праздниках, которые она встречала почти всегда в одиночестве, особенно о том Рождестве, когда Дрейк Уиттейкер был на медицинской конференции в Гааге, а Лесли отправилась в Париж, чтобы посмотреть весеннюю коллекцию мод.

– Бедная моя богатая девочка, – удрученно прошептал Джеб, еще крепче прижимая ее к себе. Сюзанна отстранилась.

– Я не хочу, чтобы тебе показалось, будто я себя жалею, – возразила она. – Я не жалею. Так сложилась жизнь, вот и все. Но она сложилась именно так. – Она слегка пожала плечами и направилась к лестнице. – Спокойной ночи… Коуди. Спи крепко, если, конечно, не захочешь всю ночь играть. – Она остановилась. – А если захочешь – пианино меня не беспокоит. И Джона Юстаса тоже. – Она секунду помолчала. – Не знаю, говорила ли я тебе, что ты прекрасный музыкант?

– В основном это инстинкт. Я уже давно научился доверять своим инстинктам.

Он заметил, что она прижала руку к левой груди, как раз там, где была маленькая татуировка. Видимо, Сюзанна делает это тогда, когда чувствует себя неуверенно или грустит, понял Джеб.

– Если я не увижу тебя перед отъездом… – начала она.

– Увидишь, – сказал он.

«Я должен все равно уехать, – сказал себе Джеб. – Даже если она будет смотреть на меня всю ночь своими прекрасными, широко раскрытыми глазами и уговаривать, утром я все равно уеду. И попытаюсь не оглядываться. Это мне удавалось со всеми женщинами, кроме Клэри и моей жены».

Сюзанна лежала в постели, глядя на небо в небольшой телескоп. Ночами, когда не спалось, она часто наблюдала за звездами и планетами. Сейчас они светились у нее над головой, и Сюзанне казалось, что звезды подмигивают ей, словно светлячки.

Она всегда завидовала Клэри и Джебу, завидовала тому, что у них такая дружная семья – по крайней мере, была. Но, как выяснилось, детство у Джеба было много труднее, чем у нее, Сюзанны. Девушка, на которой он женился, оказалась совсем не жертвой и старше, чем она думала. Не совершал он и хладнокровного убийства той оленихи. Какие же из рассказов Клэри были правдивыми? Папа просто хочет сделать из тебя мужчину. Слова Клэри звучали двусмысленно – они одновременно и утешали, и критиковали Джеба за недостаток мужественности.

В десять-то лет? В какие еще игры она играла с ним или с Сюзанной? Может быть, Джон Юстас не так уж и не прав?

Тем не менее Клэри, кажется, всегда гордилась Джебом. Гордилась и страдала от того, что он ее отвергает. Сюзанна сама страдала от этого в Нью-Йорке и подозревала, что будет страдать снова. Причем Клэри вряд ли могла порицать брата за стремление к славе: он слишком много ради этого работал. Возможно, слава была ему очень нужна, чтобы утвердиться в жизни.

Ведь его отец больше времени проводил за решеткой, чем на свободе, а мать оставалась одна с восемью детьми на руках, среди которых был и сам Джеб. Как рассказывала Клэри, он разносил газеты, подстригал лужайки, копал червей для рыбаков, бегал по поручениям деда. Насчет этого Клэри вряд ли ее обманывала.

Его отец, размышляла Сюзанна, – и Дрейк. Возможно, Джон Юстас прав. У них с Джебом действительно есть кое-что общее, включая Клэри.