Текст книги "Тайное послание библии. "
Автор книги: Лев Регельсон
Соавторы: Игорь Хварцкия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)
17. Повышение типа жизни.
Наконец, Откровение Иоанна завершается картиной Нового Иерусалима, сошедшего с неба на землю после всеобщего суда и воскресения. Это следует понимать, как соединение Божественного первообраза с тварной реальностью: то, что святые отцы называли “обожением твари”. При этом тварные энергии начинают действовать совместно с Божественными, в свободном согласии с ними, не теряя при этом своей тварности, представляющей главную ценность для Бога. Этот город, стоящий на вершине горы, уже не нуждается в энергии солнца: “И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою” (Откр. 21:23-24).
Тем не менее, в городе есть новая река и новое древо жизни взамен потерянных эдемских: “И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улиц его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов” (Откр. 22:1-2). Итак, здесь не просто восстановление потерянного Эдема, но повышение типа жизни – если раньше листья предназначались для питания животных, то теперь ими уже не только питаются, но исцеляются народы – потомки Адама. О том же, что будут давать человеку плоды, ничего не сказано: видимо, это пока что выходит за пределы нашего понимания.
Но даже вся эта дивная картина привязана к земной реальности: гора, река, плоды, народы. То, что город не нуждается в солнце, не означает, что солнца больше физически не существует. Слова: “И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет” (Откр. 21:1) иногда понимаются в смысле какой-то космической метаморфозы, при которой ликвидируется нынешняя материальная вселенная. Против такого понимания нужно категорически возразить, ибо оно несет в себе некую мечту о развоплощении и обесценивает акт Творения мира. Речь идет не об изменении материальных структур космоса, но о создании на планете Земля источника, очага новой, Божественной жизни, которая из этого очага распространится сначала на всю Землю, а затем – и на космос. Хотя нам трудно сейчас представить детали этого грандиозного процесса, но Божественный принцип Творения соблюдается и здесь: если посеяно малое, но жизнеспособное семя, то дело Божие в своей сущности уже совершено. Поэтому, вопреки кажущейся очевидности плачевного состояния мира, Творец мог сказать о том, что Он создал: “вот, хорошо весьма” (Быт. 1:30), а на новом этапе творения: “се, творю все новое” (Откр. 21:5). То, что Им сделано, в принципе сделано хорошо; оно нуждается в исправлении и завершении – но не в переделке заново. “Новое творение” означает поднятие на новый уровень того, что уже сотворено изначально. Меняются не формы и структуры, но наполняющая их жизнь, меняются возможности и характер жизнедеятельности тех же самых структур и существ. “Море” в географическом смысле, конечно, останется, но его уже “не будет” как резервуара хаотической, непереработанной, неструктурированной психической энергии. Самый нижний, базовый слой энергии будет уже не “морем”, не “бездной”, но постепенно превратится в “воду жизни” для всего тварного мира.
18. Великий князь Михаил.
В предстоящей борьбе за отвоевание у сил зла воды жизни исключительно большая роль принадлежит Михаилу: как Михаилу-ангелу, так и Михаилу-князю. С архангелом Михаилом не случайно связано церковное предание о чуде в Хонах: ударом копья он создал в земле щель, которая поглотила поток воды из водохранилища, направленный врагами для затопления церкви, освященной во имя Михаила. Где были эти Хоны, не совсем ясно – место с таким названием есть в Малой Азии, но также и в Колхиде – нынешний город Хони.
Согласно “книге Еноха”, ссылки на которую встречаются в разных местах Нового Завета, что говорит о ее популярности в апостольскую эпоху, Михаил служит хранителем таинственных письмен с магическими словами, которыми были сотворены небо и земля (Кн. Еноха, 60:12). Согласно другому апокрифу (“Апокалипсис Моисея”, 3:13) Михаил учил таинствам мироздания Адама и Сифа, потом Авраама и Моисея, которому он на горе Синай передал скрижали закона. Поэтому одним из его атрибутов, также как и у Еноха, летописца земных дел, служит раскрытая книга. Это позволяет отождествить с Михаилом мощный апокалиптический образ, уступающий лишь образу Самого Иисуса:
“И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга и лице его как солнце, и ноги как столпы огненные. В руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю, и воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими. И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего. И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу. И клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет” (Откр. 10:1-6).
Конечно, последние слова не следует понимать в абстрактно-философском или научно-фантастическом смысле прекращения материальных процессов, определяющих понятие времени. Речь идет просто о наступлении сроков исполнения древних пророчеств, которыми наполнено все Св. Писание: “Но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам” (10:7). Иоанну же Ангел предсказывает особую миссию в апокалиптические времена: “И сказал мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах, и языках и царях многих” (10:11).
Этот образ как бы повторяет в ослабленном виде образ апокалиптического Иисуса, как Он открылся Иоанну (Откр. 1:10-20).
Еще одну параллель между Иисусом и Михаилом можно проследить в образе двух апокалиптических всадников на белых конях. О первом сказано кратко: “Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить” (Откр. 6:2). Вспомним, что лук является атрибутом Мессии из колена Иосифа: “Но тверд остался лук его, и крепки мышцы рук его, от рук мощного Бога Иаковлева. Оттуда Пастырь и Твердыня Израилева” (Быт. 49:24). Хотя этот всадник вышел “чтобы победить”, однако, из дальнейших событий видно, что эта победа дастся ему нелегко и не сразу. В ином ключе описан второй всадник на белом коне: “И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует. Очи у Него как пламень огненный, и на голове Его много диадим. Он имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Его Самого. Он был облечен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: “Слово Божие”. И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый. Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя. На одежде и на бедре Его написано имя: “Царь царей и Господь господствующих”… И увидел я зверя и царей земных и воинства их, собранные, чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его” (Откр. 19:11-19).
Второй всадник, несомненно, Иисус; в таком случае первый, похожий на Него, но значительно уступающий в мощи – князь Михаил. Он помогает Иисусу в последней битве. После ее победного окончания всадник с мечом из уст бросает зверя и лжепророка в озеро огненное (19:20). Вслед за этим “Ангел, сходящий с неба”, очевидно, Михаил, сковывает дракона, которого он в свое время низверг с неба на землю (12:7-9): “И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время” (Откр. 20:1-3).
Таково соотношение “двух Мессий” в апокалиптических событиях. После победы Иисус не остается на земле, но оставляет на ней Михаила в качестве Своего наместника и царя, которому “надлежит пасти все народы жезлом железным” (Откр. 12:5). “Железный” здесь не имеет современного смысла суровости и непреклонности – с глубокой адамитской древности железо считается символом священности и драгоценности изготовленных из него предметов.
Пророчество о Михаиле наполняет конкретным смыслом загадочное обетование Иисуса о грядущем “другом Утешителе”: “Если Я не пойду, Утешитель не придет к вам, а если пойду, то пошлю Его к вам, и он пришед обличит мир о грехе и о правде и о суде” (Ин. 16:7-8). В раннехристианской церкви эти слова не раз порождали тяжелое искушение: время от времени какой-нибудь очередной безумец объявлял себя пришедшим Утешителем. Видимо, во избежание такого соблазна было узаконено истолкование Утешителя как Духа Божия, сошедшего на апостолов в день Пятидесятницы. Это истолкование истинно, но оно неполно, потому что оставляет без внимания те глубоко личностные и притом тварные черты, которыми наделен Утешитель в обетовании Иисуса. Можно ли относить к Святому Духу такие, например, слова: “не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит” (Ин. 16:13)? Так можно сказать только о тварном существе, которое будет “говорить то, что услышит” от Бога! Сам же Святой Дух как Третья Ипостась может говорить только от Себя, то есть от Святой Троицы, ибо Три Лица имеют единую мысль и единое слово.
Слова об Утешителе как о “Духе истины” вполне могут быть приложены к Ангелу, который является тварным и личностным образом Божественной Энергии, так что сошествие Духа в день Пятидесятницы глубоко и органично связано с Михаилом. Еще более конкретный смысл приобретает обещание Иисуса прислать “другого Утешителя”, если учесть, что “утешение”: МЕНАХЕМ, было обычным синонимом Мессии. Так, слова, сказанные о старце Симеоне: “чающий утешения Израилева” (Лк. 2:25), означали: “чающий Мессию”; Иисус же в лице Утешителя обещает прислать еще одного, кроме Себя, Мессию, Менахем, Утешителя. Но Иисус предостерегает от иного, самозванного “мессии”, которого Церковь называет “антихристом”: “Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете” (Ин. 5:43); очевидно, этот “иной” противостоит как Иисусу, так и грядущему Михаилу.
Итак, третий человек, рядом с Иисусом и Адамом, это Михаил, второй Мессия, князь Христова царства на земле. Но кто он такой, какова его природа, прежде всего – что означает его столь тесная соотнесенность с архангелом Михаилом?
19. Откровение Сергия Радонежского.
Удивительный и глубокий ответ мы находим у Сергия Радонежского, которого церковная традиция называет “тайнозрителем Святой Троицы”. Именно в Св. Троице преподобный хотел обрести Первообраз братского общежития и вообще человеческой соборности, а в соборности – принцип победы над мировым злом. Но для практического выполнения этого замысла необходимо было обрести зримый образ Святой Троицы, который мог бы стать примером для человеческого подражания.
Преподобный Сергий жил в период напряженных споров о возможности и способах иконного изображения Св. Троицы. Главная трудность состояла в незыблемом библейском и апостольском принципе: Всевышнего изображать нельзя; “Бога никто никогда не видел” (I Иоанн. 4:12). Но отсутствие образа Всевышнего грозило превратить представление о Нем в умозрительную абстракцию – как это уже произошло на латинском западе; те изображения Троицы, которые там распространились, были чистой аллегорией и на подлинное изображение реальности не претендовали. Вопрос о тварном, созерцаемом, живом образе Св. Троицы стал в то время на Руси решающим вопросом веры, главным предметом религиозной мысли.
Анализ духовного наследия преподобного Сергия позволяет утверждать, что он был носителем одного из важнейших откровений апокалиптической эпохи. Суть откровения в том, что Михаил, высший из ангелов, должен обрести человеческую природу и, став человеком, восполнить соборный человеческий образ Святой Троицы. Составитель первого жития Сергия Радонежского сообщает, что архангел Михаил неоднократно сослужил Сергию во время литургии: об этом рассказывал сам преподобный, а также два радонежских монаха, которые удостоились стать свидетелями такого служения. Видимо, от самого Михаила Сергий и получил это откровение.
Вспомним, что эпоха Сергия в одном отношении была очень сходна с нашей: второго пришествия Иисуса ожидали в 7000 г. “от сотворения Адама”, т. е. в 1492 г. от Р. Х. Подобное ожидание было столь же массовым лишь один раз в истории, в IX веке, перед началом второго тысячелетия от рождения Иисуса Христа. Начиная с XIII века апокалиптической теме на Руси было посвящено множество апокрифов, которые воспринимались как самые серьезные и подлинные богословские и пророческие тексты. Именно в этой апокрифической литературе выразилась глубокая и утонченная русская богословская мысль, на мнимое “отсутствие” которой постоянно сетуют историки. Во многих апокрифах выступает Михаил: то в роли ангела-покровителя всемирного православного царства, то в качестве царя на константинопольском престоле. Из библейских книг наиболее читаемой была книга Даниила: откровение о борьбе с антихристом, которую возглавит “великий князь Михаил” (Дан. 10:13, 21; 12:1). Имя Михаила названо в послании апостола Иуды, в котором приведены пророчества Еноха о суде над ангелами; Михаил здесь спорит с диаволом “о Моисеевом теле” (Иуд. гл. 9). Однако, наиболее впечатляющим было упоминание имени Михаила в Откровении Иоанна, в эпизоде битвы с драконом-сатаной и рождения “младенца мужеского пола”, будущего “пастыря народов” (Откр. гл. 12), о чем мы говорили выше.
Апокалиптический настрой Сергия и его учеников был, в отличие от сегодняшнего, радостным и творческим. Ведь суть откровения (греч. “апокалипсис”) не в кратковременном всемирном владычестве зла, как бы оно ни было ужасно, но в последующей светлой эпохе, которая предсказана Иоанном: “Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет” (Откр. 20:4-6). Сергий и его единомышленники, активно готовясь к наступлению этой эпохи, стремились к распространению Православного Царства на все человечество. Естественно, что с этим царством были связаны самые светлые надежды. Духовным содержанием царства должен был стать набиравший силу в византийском содружестве народов гуманизм паламитского типа (см. И. Экономцев. Православие, Византия, Россия. М. 1992).
Очевидно, именно жреческую элиту, священников грядущего Мессианского Царства взращивало великое Сергиево братство, охватившее своим влиянием всю православную Русь того времени. Дерзновенные творческие начинания этого братства на века опередили свою эпоху. Уже в первой половине XVI в. традиция преп. Сергия была подрублена под корень, хотя убить всенародную любовь к Сергию не удалось, как не удалось искоренить уникальный в церковной истории культ Святой Троицы. Но также, как потемневший слой олифы на века сокрыл от глаз верующих первозданную красоту Рублевской иконы, так остается скрытым подлинное содержание деяний и учения преп. Сергия. И также, как была очищена от наслоений икона Св. Троицы, так дело преп. Сергия еще предстанет перед изумленными взорами потомков во всей своей творческой новизне и свежести. Постараемся и мы внести свой посильный вклад в дело расчистки древнего и святого лика.
Стремясь объединить в составе великого византийского содружества Литовскую и Ордынскую Русь, борясь против местничества русских князей, преп. Сергий вкладывал в это дело не только политический, но и глубоко религиозный смысл. Получив откровение зримого образа Св. Троицы, он смог провозгласить свой знаменитый призыв: “взирая на единство Св. Троицы, побеждать ненавистное разделение мира сего”. Пророческие созерцания были сохранены для потомства с помощью иконного “богословия в красках”. Центральное место здесь занимают две знаменитые иконы: “Архангел Михаил с деяниями”, написанная неизвестным автором по видению княгини Евдокии, вдовы Дмитрия и духовной дочери Сергия, и рядом с ней – рублевская “Троица”, написанная по заказу Никона Радонежского “в честь и похвалу преп. Сергия”.
20. Пророческие иконы.
Богословское содержание иконы “Михаил с деяниями” выражается в многочисленных и многозначительных отступлениях от канона. Так, Михаил впервые изображен не с опущенным, как обычно, но с поднятым мечом – приблизилось время апокалиптических битв. Идея “вочеловечения” Михаила выражена с помощью цветовой символики одежд и через содержание “деяний”. Самая удивительная особенность иконы, ставящая в тупик лучших специалистов по иконографии: резной по левкасу растительный орнамент средника – ничего подобного в иконах той эпохи ни до, ни после не встречается. Чем сильнее выражено отступление от канона, тем значительнее его смысловая нагрузка. Здесь речь идет о главном содержании откровения: царство Христово на земле приближается (на него и указывает орнамент средника) и Михаил будет его царем. Наконец, в левом верхнем углу, т. е. в первом клейме иконы впервые появляется образ Троицы “рублевского” типа. Как и у Рублева, отсутствие Авраама и Сарры подчеркивает переход от традиционного сюжета “Гостеприимство Авраама” – к более широкой теме образа Троицы вообще. Расположение трех фигур отличается от рублевского наклоном голов собеседников: левый (от нас) и средний смотрят на правого, как бы побуждая его к какому-то действию. Правый, очевидно изображающий Михаила, жестом головы и рук выражает согласие выполнить свою миссию.
В рублевской “Троице”, написанной, как предполагается, на 10-15 лет позже, та же идея выражена только жестами рук, тогда как наклоны голов переносят внимание на левого собеседника: здесь Михаил уже не должен быть так выделен, как в предыдущей иконе. Как мы аргументировали выше, тремя собеседниками, являющими собой образ Св. Троицы могли быть только три человека: в центре – воскресший и прославленный Адам; по правую руку (слева от нас) – человек Иисус; по левую – грядущий князь Михаил. Крылья у всех троих – не более чем общепринятый символ духовности: с крыльями изображали, например, Иоанна Крестителя или святых схимников – как знак их “ангельского жития”. Незадолго до начала работы над Троицей Рублев расписывал стены Владимирского собора: его кисти принадлежит изображение патриархов Авраама, Исаака, Иакова. В связи с этим нельзя не вспомнить, что одно из главных имен Божиих в Библии: “Бог Авраама, Исаака, Иакова” – всегда понималось христианами как символическое указание на троичность Бога. Но при всей значительности этих лиц, есть два человека, которые несомненно больше их: Иисус и Адам. Откровение, восходящее к Сергию Радонежскому, подсказывало: третий человек соизмеримого масштаба – это грядущий Михаил. Поэтому создание иконного образа Святой Троицы стало одновременно пророчеством о князе Михаиле.
Можно привести много убедительных доводов в пользу того, что именно эти три человека изображены на рублевской иконе. Так, согласно канону, самое почетное место – не центр стола, а его левый угол: именно там помещен Иисус. За спиной Иисуса изображено здание, символизирующее Церковь и содержащее анаграмму IH – Иисус Назорейский, т. е. Иисус именно как человек; за спиной Адама – обычный иконописный символ родословного древа, в данном случае, всего человеческого рода; рядом с Михаилом – скала, напоминающая о чуде архангела Михаила в Хонах: очень распространенный сюжет икон и фресок того времени. В напоминание о прегрешении Адама его нимб, несмотря на обратную перспективу, заметно меньше нимбов Иисуса и Михаила. Правильность отождествления лиц подтверждает цветовая символика одежд. Так, синий цвет, повторяющийся в одеждах всех трех собеседников, есть символ общей им всем человеческой природы; золотисто-оранжевый хитон Иисуса указывает на Его вторую, божественную природу; коричневый цвет означает землю, из которой, согласно Библии, сотворен Адам; наконец, зеленый цвет в одеждах Михаила традиционно понимается как цвет ангельский. Предложенное нами толкование вписывает великую икону Рублева в богословскую традицию его времени и делает ее смысловое содержание бесконечно важным для нас.
Итак, князь Михаил – Ангел, ставший человеком. Каков образ этого вочеловечения, мы не знаем; аналогия с вочеловечением Бога здесь неуместна, поскольку нетварная Божественная природа несопоставима с тварной ангельской. Несомненно лишь то, что образ соединения не будет носить характер временного симбиоза, как у непредусмотренных Творцом “ангело-человеческих” рас. Связь будет органичной и неразрывной, причем ангел во всей своей духовной мощи и со всем объемом своего опыта “интегрируется”, будет включен в состав более глубокой и сложной, бесконечно возрастающей в своем уподоблении Богу человеческой личности. В князе Михаиле соединятся две сферы тварного космоса: мир ангельский и мир человеческий, с миром же природы Михаил будет связан через свою мать: “жену, стоящую на луне и облеченную в солнце”. Человек уже соединен с Богом в Иисусе Христе; Михаил же, как и каждый член Церкви, станет причастником Тела и Крови Иисуса. Через Михаила и остальные ангелы каким-то образом смогут приобщиться к Иисусу Христу как человеку и как Богу.
21. Бог Адама, Иисуса, Михаила.
Апокалиптический кризис связан не с формальным рубежом очередного тысячелетия по христианскому календарю, но с предстоящим в недалеком будущем объединением человеческого рода. Поэтому на первый план выходит самоидентификация человека, связанная с тем или иным переживанием личности Адама. Не менее важным является и сохраненное в недрах христианской традиции откровение о Михаиле. Соблазн ангелической духовности, особенно характерный для Востока, но стремительно проникающий также и на Запад, полностью снимается этим откровением: не человек должен превратиться в ангела, но, напротив, ангел стремится, став человеком, повысить свой онтологический статус. Главное же заключается в том, что три высочайших человека смогут в отношениях между собой явить всему человечеству живой образ Святой Троицы, в настоящее время расплывчатый и неясный даже для искренне верующих христиан. Бог Авраама, Исаака, Иакова открывается в решающую эпоху как Бог Адама, Иисуса, Михаила – и это означает существенное расширение горизонта религиозного сознания.
Три высших человека взаимодействуют друг с другом, охватывая все пространство человеческой истории: Адам есть общий отец Иисуса и Михаила; Иисус пришел, чтобы спасти Адама и приготовить души людей для встречи с Михаилом; Михаил грядет, чтобы возвратить человечество к праотцу Адаму и прославить Иисуса как Жениха и Царя.
После того, как образ Св. Троицы в большей мере прояснится для человеческого сознания, может быть сделан новый шаг в уподоблении этому образу. Ни одно из Лиц Троицы не может быть описано отдельно как совокупность особых качеств; Божественные Лица не существуют и не мыслимы вне отношений Друг к Другу; уподобление же человеческих отношений внутритройческим означает открытость для воздействия Энергий Св. Троицы. Иисус показывает самый верный путь для согласования человеческой воли с волей Бога: “Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них” (Мф.18:19-20). Здесь, очевидно, подразумевается, что двое или трое не могут согласиться между собой на земле, если они собраны не во имя Иисуса; но если они так собраны и так согласились, то их совместная воля, оставаясь свободной, всегда будет соответствовать воле Св. Троицы.
Не может быть исполнена просьба, противоречащая воле и намерениям Всевышнего; если в мире что-то и совершается недолжное, то это происходит по воле человеческой, вопреки воле Божией. Возможность такого противоречия обусловлена – ради соблюдения тварной свободы – “попущением” Бога, “Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе” (Деян. 14:16). Такое же “попущение” имеет место и в отношении индивидуальной свободы: “Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести” (I Кор. 10:13). Евангелие показывает нам пример величайшего подвига: самопринуждение к согласию с непонятной и вызывающей протест волей Божией – на таком самоотречении Иисуса построено все дело нашего спасения. В Гефсиманскую ночь перед арестом Он “находится в борении” и молится “до кровавого пота” (Лк. 22:44): “Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты” (Мф. 26:39). Ясно, что противоречить воле Божией и соглашаться с ней “в борении” может лишь Иисус как человек; каждый верующий в свою меру несет свой крест подобного противоречия – не приняв этот крест, сохранить искреннюю веру невозможно.
Для тварного существа индивидуальное становление необходимо предшествует соборности. Пока нет личностей, способных вступать в соборные отношения, нет и самих отношений. Высшие члены человеческой иерархии не составляют исключения: Адам, Иисус, а затем Михаил начальный этап своего вечного бытия проживают отдельно – каждый имеет свою особую судьбу; лишь с течением времени они “собираются” во образ Св. Троицы. Икона Рублева не есть изображение свершившегося факта, но пророческое предизображение грядущего. В основах индивидуальности каждого человека заложено стремление, потенция к соборности, как новому уровню собственного бытия. Тождество индивидуального и соборного бытия свойственно лишь Самому Богу; для человека же оно есть вечная цель, неисчерпаемая перспектива возрастания. Но это не есть движение в пустоту, в дурную бесконечность: цель, к которой мы стремимся, есть бесконечность актуальная, т. е. реально существующая – и эта актуальная бесконечность есть Сам Бог. Нельзя представлять себе дело так, будто бы человек в лице Адама изначально пребывал в состоянии соборности, и затем выпал из него в якобы греховное само по себе состояние индивидуального бытия. Опыт существования с Другим, опыт жизни в Эдемском саду с Яхве был дан Адаму при сотворении, но это состояние не было для Адама подлинно соборным, поскольку он еще не вполне созрел как самостоятельная личность. Первородный грех замедлил развитие личности и затруднил путь к соборности; но этот грех не уничтожил человеческую личность совсем и не полностью закрыл возможность соборного бытия в будущем. Главная творческая задача современной эпохи: качественное, по существу, скачкообразное, ускорение процесса персонализации – в перспективе соборности.
22. Бог-Троица или Бог-Монада.
Если бы Вседержитель был только Единственным, но не Триединым, то для человеческих личностей оставалась бы лишь одна перспектива развития: полное слияние с Богом, и в Нем – друг с другом. Не удивительно, когда это предлагают пантеисты, для которых весь мир – лишь эманация Божества. Но, по существу, к такому же выводу приходят еврейские мистики-кабалисты, которые исходят, казалось бы, из библейской веры и, прежде всего, из библейского креационизма! Причина этой кажущейся непоследовательности лишь в одном: они до конца продумали и прочувствовали выводы, которые вытекают из отказа от религии Св. Троицы в пользу чистого монизма. Только религия Св. Троицы открывает перспективу творческого, конструктивного преображения индивидуального начала. Человек есть образ Божий: если Бог – одинокая Монада, то эгоизм личности составляет ее сущность и может быть преодолен только вместе с ее самоуничтожением в неразличимом Единстве. Именно это утверждает современный популяризатор Кабалы Михаэль Лайтман:
“Природное качество каждого человека – использовать весь мир себе на пользу, и все, что он дает другому – лишь в силу необходимости. Причина этого в том, что ветвь подобна корню, источнику, близка ему по природе. И потому, как душа человека исходит от Творца, который Един и Единственен, и все – Его, то и человек, сын Божий, чувствует, что весь мир, все существа в мире должны находиться под его властью и существуют для его блага…
Этот Закон Единственности запечатлен в сердце каждого человека, и ни один из нас не свободен от его влияния, а каждый избирает часть от него, согласно своим возможностям и стремлениям. И закон этот не хорош и не плох, это действительность и наша природа, и невозможно обойти его или даже немного приукрасить и смягчить. Закон этот есть Абсолютная Правда” (Михаэль Лайтман, стр. 50-51).
Альтруистическая программа Кабалы сводится, поэтому, лишь к возвращению когда-то утерянного Единства, в полном согласии с пантеистическими взглядами: “Если смотреть с точки зрения Творца, то есть со стороны слияния с Ним, то свойство “единственности” побуждает к альтруизму. И так задумано Творцом, чтобы мы сами изменили использование этого свойства, и, начав развиваться с эгоистической “единственности”, дошли до альтрустической “единственности” – каждый и все вместе” (там же, стр. 55).
В частности, человеческий род якобы обладал изначальным единством в лице Адама, которое было нарушено в результате грехопадения: “Жизнь Адама разделилась на мельчайшие жизни и душа его разделилась на мельчайшие души людей… Свет его жизни разделился на кругообороты маленьких жизней. Также и все другие творения скатились с уровня вечности и общности на уровень мелких кругооборотов, как и человек. И поднимаются или опускаются в зависимости от действий человека, как единственного, обладающего возможностью анализа добра и зла” (там же, стр.68).
Один из этапов восстановления “единства мира с Богом” – прекращение того “раздробления” человечества на множество личностей, в котором кабалисты видят сущность адамова греха: “Усилия всех поколений к воссоединению всех душ в одну, называемую Адам, как было до грехопадения. И ни один из них не живет для себя, а сознательно или бессознательно – лишь во имя этой цели” (там же, стр. 72).
