355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лесли Уоллер » Банкир » Текст книги (страница 40)
Банкир
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:03

Текст книги "Банкир"


Автор книги: Лесли Уоллер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 77 страниц)

Долгой тренировкой приученный проверять факты, Палмер сделал все, что мог, чтобы удостовериться в правильности указанного в записке Бернса десятидневного срока. Помог звонок в контору Бернса. Секретарша ждала его не раньше рождества, до которого было одиннадцать дней. Палмер позвонил также Калхэйну по какому-то незначительному поводу и смог выяснить, что политический деятель не ждет Бернса в Нью-Йорке в течение по меньшей мере десяти дней. Стоя теперь у окна в гостиной Бернса, наблюдая, как лучи автомобильных фар расплываются вдоль Ист Ривер-драйв сплошным желто-белым потоком на фоке черноты невидимой реки. Палмер размышлял, почему он так легко смог отогнать от себя мысль о возможном предательстве Бернса. Не то чтобы он не принимал в расчет эту мысль, а просто Палмер смог едва заметным усилием отодвинуть ее в своем мозгу на задний план. В самом деле, думал сейчас Палмер, все, что он делал или собирался делать, кажется, не слишком волнует его. И это не потому, признавался он себе, что владевшее им желание лишало все остальное какого-либо значения. Нет. Перспектива предстоящего вечера не заполняла его напряжением, способным задушить все другие чувства. Короче говоря, как выразилась бы Джерри, он, видимо, очень хладнокровно относился к своей новой роли. Три легких стука в дверь. Палмер подошел к двери и приоткрыл ее на несколько сантиметров. Из коридора ему улыбалась Вирджиния Клэри. Он открыл дверь, впустил ее, закрыл дверь и запер. Потом повернулся и посмотрел на нее. Она стояла в полутьме, глаза блестели, на ее высоких скулах — слабый румянец, губы все еще в приветственной улыбке. Палмер знал, что у него на лице была такая же широкая, глуповатая, радостная ухмылка. — Я бежала, — сказала она. — Не надо было. — Надо было. Я даже не покрасила губы. — Помада почти вся съедена. — Как всегда к концу дня, — сказала она. — Выпьем что-нибудь? — Немедленно. — Она пошла в гостиную. Палмер направился к бару, она остановила его и указала на длинную софу. Он сел и стал смотреть, как она готовит коктейли. — В ведерке лед, — пробормотала она, — некоторые мужчины думают обо всем. — Мой отец называл это умением все предусмотреть. Она принесла стаканы к софе и села около него. Они чокнулись. Комната была освещена маленькой лампой на дальней стене у окна. Идея Палмера: достаточно света для них двоих, недостаточно для любого наблюдающего за окнами с противоположной стороны улицы. Кроме того, само расположение лампы делало наблюдение почти невозможным. Она освещала полупрозрачные шторы, образовывая световой щит между внешним наблюдателем и людьми в комнате. Хладнокровное рассуждение, отметил он. Откуда такое хладнокровие? — А как, — спросила Вирджиния, — твой отец назвал бы это? — Идиотством. Она кивнула: — Я присоединяюсь к нему. — Тогда давай выпьем и уйдем. Я совсем не уверен, что Мак действительно в Олбани. — Я уверена. — Почему? — Я звонила ему в Олбани, как раз перед уходом с работы, — сказала она. — Поскольку у меня была вполне объяснимая причина попытаться встретиться с ним завтра. Он ответил, что вернется только через десять дней. Q.E.D. [Что и требовалось доказать (лат.)] — Почему ты проверила его? — Это казалось разумным. — Волнуешься? Она серьезно кивнула: — Перепугана до смерти. У меня очень много причин для беспокойства. Я одинока. У меня деньги в банке. Я могла бы получить работу в газете в любое время, если бы мне понадобилось. Он улыбнулся: — В каком банке ты держишь свои деньги? — Секрет. — Она отпила немного из своего стакана. — У тебя много денег, Вудс? — А что? — Достаточно, чтобы выстоять большой грязный скандал? — Да. — Тогда нам обоим не о чем беспокоиться. — Она снова легонько чокнулась с ним. — Но и в следующий раз я все равно буду проверять дважды. — Отпила виски и поставила стакан на массивное стекло коктейльного столика. — Сегодня днем со мной приключилась на редкость смешная история. Некий мужчина остановился у моего рабочего стола. Пока мы с ним что-то обсуждали, он показал мне листок ватмана с прикрепленным к нему ключом. В ходе беседы он ни словом не обмолвился ни о ключе, ни о бумажке, я также. Ты думаешь, он пытался что-то сообщить? — Не думая, я сказал бы да. — У тебя есть какая-нибудь идея, что он имел в виду? — Ничего хорошего. — И если уже это было смешно, — продолжала Вирджиния, — то после я совершила уже совсем невероятный поступок. Я позвонила человеку, приглашавшему меня пообедать с ним вечером, и сказала, что плохо себя чувствую. — Ты не должна была этого делать. Я говорю серьезно. — Я знаю, что ты серьезно. — В следующий раз так не делай. — Почему? — Это… это несправедливо по отношению к нему. Кем бы он ни был. — Он меня не интересует, — сказала она. — Я пытаюсь решить относительно себя самой. — Я думал, ты решила. Мне кажется, ты признала, что это идиотство. — Да. — Она выпрямилась и посмотрела на него более пристально. — И мне кажется, я предложил выпить и разойтись. — Я не обратила внимания на это предложение. — Оно все еще в силе. Вирджиния взяла его руку, и он почувствовал теплоту ее тонких пальцев. — Давай не говорить об этом, — попросила она. — Давай вообще помолчим. Немного. — Она повернула его руку, взглянула на ладонь, поднесла ее к губам и поцеловала. Он обнял ее, когда она, медленно наклоняясь, легла к нему на колени. Поцеловал ее в щеку, потом в губы и почувствовал, как они приоткрылись под его губами. Она сказала что-то непонятное: слово утонуло у него во рту. Ее рука неожиданно напряглась, и Вирджиния прижала его рот к своему с такой силой, что поранила ему губу. Спустя момент она расслабила руку. Их губы разделились. — Не говори ничего, — выдохнула она. Он снял руку с ее бедра и потрогал губу. Посмотрел на палец — крови не было. Он подсунул руку ей под колено и стал медленно поглаживать ее ногу. В тишине комнаты раздавалось легкое потрескивание от движения руки по нейлоновому чулку. Его рука передвинулась выше. Хладнокровность, отметил он. Как будто он всю жизнь каждый вечер занимался этим. Правда, подумал он, в сущности, большой практики в подобных делах не требуется, но все же… — Гм, — произнес он вслух. — Вот тут есть прелестная вещица. — Да. — Как она себя чувствовала все эти дни? — Так же, как в прошлый раз. Спустя некоторое время он обнаружил, что лежит на толстом белом ковре на спине, с закрытыми глазами. Вирджиния куда-то исчезла. Он услышал, что она готовит коктейли. Открыв глаза, он увидел, что она стоит перед ним со стаканом в руке. — Ты довольно-таки волосатый для блондина, — заметила она. — Я стараюсь. Она поставила ногу ему на грудь. — Больно? — Нет. — Теперь? — Если услышишь резкий звук, значит, сломалось ребро. — Цыпленок. — Она сняла ногу и пошла к тахте. Он следил на расстоянии за игрой мускулов на ее крестце и бедрах. Она вернулась с двумя маленькими подушками и предложила: — Подложи себе под голову. Ковер вовсе не такой уж мягкий. Когда он лег на подушку, она уселась ему на живот, поднесла стакан к его губам и постепенно наклоняла его, пока он пил. — Спасибо, — сказал он наконец. — Если тебе станет тяжело… — Не станет. Она улыбнулась и, поставив стакан на пол около его головы, начала было говорить что-то, но запнулась. — Скажи мне, — произнесла она наконец, — это у тебя результат усердной практики? Или же ты такой и есть? — Как это? Она слегка наклонилась вперед. — Не будь тупым. — Ах, ты об этом. Хорошо. — Он сделал гримасу, означающую: «Ну что я могу тебе сказать?» — Это не результат практики. — Что я люблю в тебе больше всего, так это скромность. — Я пытаюсь отвечать как можно скромнее, — настаивал он. — Но сам вопрос не так уж скромен. Во всяком случае, он может быть понят двояко. Его можно переадресовать: в чем секрет твоего фантастического успеха? — Тот же ответ: не результат практики. — Тогда что? — О, — произнесла она. — Я могу тебе объяснить. Честно говоря, я могу ответить на оба вопроса. Причина того, что я хорошая, это ты, и наоборот. — Очень ловко. — Не придирайся, — предупредила она. — Для этого ты не в том положении сейчас. — Она подняла ноги с ковра и, скрестив их по-портновски, уселась на его животе. — Ну как, тяжело? — Сколько ты весишь? — 1 стоун, 5 фунтов. [Стоун— мера веса (англ.) = 14 фунтам = 63,5 кг. Фунт = 453,6 г.] И все это давит на твои внутренности. — Здорово! Она снова опустила ноги на ковер. — Вот это я имела в виду, говоря, что для придирок ты не в том положении. — У меня появилась полезная мысль, — сказал он. — Упражнения для укрепления мышц живота. Мне нужна женщина, которая весила бы около 1 стоуна 5 фунтов. Тебя это не интересует? — Нет. Она наклонилась вперед и вытянулась на нем так, что ее лицо прижалось к его шее, а пальцы ее и его ноги соприкоснулись. — Замечаешь, что получилось? — спросила она. — Теперь ты совсем меня не чувствуешь. — Как ты ошибаешься! — Я имею в виду мой вес. — А-а. — Ты гораздо хуже кушетки. — Придирки, придирки. — Слишком костляв, — продолжала она, — кроме того, всякие выпуклости. — Может быть, пружина ослабла? — Должен быть какой-то способ ее укрепить. — Должен быть. — О, — сказала она, слегка покусывая его грудь. — Я знаю способ. — Какой? — Смотри. Было немного позже девяти, когда зазвонил телефон. Палмер спал на животе, уткнувшись лицом в ковер. Он слегка пошевелился, потом окончательно проснулся и уставился на Вирджинию. Она приложила палец к губам. Они ждали, пристально глядя друг на друга, пока телефон прозвонил семь раз. В середине восьмого звонка он замолчал. — Городской телефон, — сказала она. — Не из этого дома. — Который час? — В районе девяти. Голодный? Он покачал головой. — Что ты делала, пока я спал? — Смотрела на тебя. — И что же? — И думала. — Она протянула ему сигарету, которую курила. — Думала о сексе. Он затянулся один раз и вернул сигарету. — Что ты обнаружила? — Что никто из нас никогда этого не поймет. — Мне очень жаль. — Не жалей. Я пришла к заключению: совершенно не обязательно это понимать. Это все равно, что любоваться деревом. — Не все так чувствуют. — Я хочу сказать, посмотри на нас двоих. Если бы мы перестали давать себе полную волю идти через все то, что носит название самых различных грехов и степеней виновности, мы скоро перестали бы получать какое бы то ни было наслаждение. Он оперся на локоть. — Ты упускаешь главное. — Сегодня вечером не так уж часто упускаю. — Главное в своем наблюдении, — упрямо повторил он. — А-а, вот что. — Именно то, что мы успешно избегаем упоминания и точного определения грехов. Как ты это объясняешь? — Младенческим неведением. Я думаю, что однажды ночью весь этот груз свалится на нас. — И мы сразу же потеряем способность наслаждаться? Она вздохнула. — Мне бы хотелось поговорить о чем-нибудь другом. — Странная ты все-таки женщина! — Да. Наполовину нимфа, наполовину старая дева. — Какая ужасная ложь! И то и другое. — Ладно. Как джентльмен, ты представил свои возражения. Теперь давай поговорим о чем-нибудь другом. Он снова устроился на ковре, положив голову на согнутую руку. — Мне кажется, я что-то пропустил, пока спал. Разве объявлена неделя «Будь неджентльменом по отношению к Вирджинии Клэри»? — О, помолчи. Он закрыл глаза. — Придирки, придирки. — Мне до смерти хочется, — задумчиво произнесла она, — чтобы мы могли быть обыкновенными тайными любовниками. Женщина засыпает. Мужчина ходит по спальне на цыпочках и одевается. Утром она просыпается, чтобы обнаружить его уход и деньги на туалетном столике. Вместо этого ты спишь, а мне остается копаться в своей душе. Он не смог ничего ответить и услышал, как она затянулась сигаретой и с силой выдохнула дым. Он молчал, продолжая лежать с закрытыми глазами. — Я считаю, что это несправедливо, — продолжала она через некоторое время. — Я вела спокойную, нормальную жизнь. Мои грехи всегда находились под контролем. Самые страшные я совершала с большими интервалами. Я так долго не была на исповеди, что чувствую себя методисткой. [Религиозное направление, в котором исповеди отводится второстепенная роль.] Не без большого труда мне удалось поставить интимные отношения в разряд несущественной подробности — как норковая шубка: красиво на других, слишком роскошно для женщины моего круга. В первый же несчастный момент, когда мои глаза остановились на тебе, я поняла, что ты человек, с которым нужно быть особенно осторожной. Это не твоя внешность. Меня не влечет к какому-то определенному физическому типу. Было что-то в манере, с которой ты поглядел на меня. От тебя идут сигналы. Мой радар ловит их. Мне кажется, и у меня есть какие-то свои собственные сигналы или что-то в этом роде. Я не претендую на понимание всей этой техники. Но боже мой, Вудс, я мучилась, старалась взять себя в руки, я действительно старалась. Ты совсем не то, что мне нужно. Женат. Дети. Мой босс. Помнишь, когда мы танцевали на том обеде? Я чувствовала, что вся моя тренировка, журча, утекает в канализационную трубу. Когда мы потом шли по городу, я старалась быть честной и объяснить тебе все это ласково, но твердо. Я даже пыталась закончить небольшой ссорой. Но не могла. Ты не помнишь? Теперь все забыто. Но во всяком случае, тогда ты поблагодарил меня. Для тебя убийственно благодарить кого-нибудь. Без заикания ты не мог выдавить из себя ни слова. Это чертово заикание и прикончило меня. Оно показало мне, каков ты внутри, по крайней мере самую чуточку тебя, и превратило мои собственные внутренности в плавленый сыр. И вот я здесь развалилась вместе с тобой на фантастическом ковре Мака Бернса в то время, как должна была бы искать работу в какой-нибудь другой конторе и стараться забыть это происшествие. Она замолчала. Спустя мгновение Палмер приподнял голову: — Кончила? — Полностью. — У меня вопрос. — Да? — Как тебе удается быть такой несчастной и все же такой красивой? Она ошарашенно взглянула на него. — Ты уверен, что не злишься? — Иди ко мне. — Иду. Глава тридцать шестая Палмер листал последний седьмой спортивный выпуск в «Уорлд телеграм», добираясь до финансового раздела, пока банковский дорогой «кадиллак» плавно катил по Парк-авеню в шестичасовой вечерней мгле. Палмер включил в машине лампочку для чтения и стал изучать цены банковских акций в момент закрытия биржи. Цена на акции ЮБТК поднялась на 25 процентов, и количество проданных акций слегка возросло. Решив, что, кто бы их ни покупал, ему еще долго до захвата контрольного пакета, Палмер свернул газету и бросил ее на сиденье рядом с собой. Какое-то время он смотрел в затылок шоферу. Потом им овладело странное чувство изолированности. Хотя шофер находился на расстоянии не более полутора-двух метров, Палмер почувствовал себя в полном одиночестве. Ему до некоторой степени нравилось такое ощущение. Нравилось потому, решил он, что приятно было сидеть здесь, под мягким белым куполообразным светом, словно в витрине магазина, один и в какой-то степени избранный, в то время как весь город невидимой аудиторией проносится в темноте мимо тебя. Палмер смотрел, как пролетают в величавом ритме освещенные рождественские елки. По вечерам Парк-авеню всегда усеяна маленькими яркими красными точками — задними фонарями машин. Теперь он увидел, что из-за елочных огней вся улица стала праздничной — и задние фонари, и все остальное. На Семидесятых улицах шофер просигналил левый поворот, и Палмер наклонился вперед. — Джимми, развернитесь и высадите меня на углу. Дальше я пойду пешком. — Хорошо, мистер Палмер, спасибо. Палмер нахмурился. За что его благодарят? Он сократил обратный путь Джимми самое большее минут на пять. Неужели пять минут так важно? — Вы куда-нибудь спешите? — спросил он. — Домой. Украшать елку, мистер Палмер. Я все откладываю и откладываю это, а осталось только шесть дней. Дети меня убьют… Машина мягко сделала небольшой круг и остановилась у обочины тротуара, лицом к деловым кварталам города. Пока Джимми выходил, чтобы открыть дверь, Палмер выключил куполообразный свет и поднял газету. — Возьмите «Телли», — сказал он, протягивая газету шоферу, который, как он знал, обычно покупал только «Джорнэл америкен». — Еще раз спасибо. Спокойной ночи вам, сэр. — Спокойной ночи. Большая машина отъехала, а Палмер глубоко вдохнул холодный воздух и посмотрел на небо. Оно было так чисто, что он даже смог разглядеть одну-две звезды — совершенно необычное явление в дымном Манхэттене. Он посмотрел вдоль Парк-авеню и попытался сосчитать рождественские елки. Скоро они слились в одну светящуюся линию. Он перестал считать. Повернулся и быстро пошел к своему дому.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю