Текст книги "Банкир"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 77 страниц)
— В десять лет? — В эту минуту их обогнал белый «мерседес» с открытым верхом и с сиденьями, обтянутыми светлой кожей. Высокая блондинка, сидевшая рядом с шофером, с укоризной обернулась на восклицание Палмера.
— В десять лет? — переспросил он на этот раз нормальным голосом.
Ее губы изогнулись в грустной усмешке:
— Наконец-то я вас шокировала.
— Я вовсе не шокирован, — запротестовал Палмер. — Скорее, пожалуй, удручен.
— Еще бы, особенно если сравнить все это с вашими юношескими годами, — сказала она и снова пошла вперед. — Ладно, лучше не сравнивайте. Мне думается, что мы с вами оба довольно поздно познакомились с интимной стороной жизни.
— В мое время это происходило лет в восемнадцать, не раньше.
— А в мои дни считалось, что восемнадцать — это слишком рано, — сказала Вирджиния.
— Значит, я упустил целых восемь лет? — усмехнулся Палмер. — Восемь лет, когда я был в самом расцвете сил, хотя еще не знал этого? Они свернули направо и пошли к Ист Ривер, пересекли Лексингтонавеню и остановились на углу Третьей авеню.
— Здесь я вас покидаю, — сказала она. — Идите и дальше в том же направлении, пока не натолкнетесь на новехонькое высоченное белое здание на правой стороне. — Палмер поборол в себе желание спросить, откуда ей известно точное местонахождение квартиры Бернса. Послышался вой полицейской сирены, становившийся все пронзительней. Палмер едва успел заметить, как мимо пронесся полицейский автомобиль и следом за ним — большая зеленая автомашина «скорой помощи» полицейского департамента.
— Кого-то где-то, — тихо сказала Вирджиния, — не успели вовремя вытащить из-под колес «флитвуда».
Они стояли и молча следили за мигающим красным фонарем на крыше автомашины «скорой помощи». Вскоре он исчез, затерявшись где-то в нескончаемой дали Третьей авеню. В это мгновение Палмер, не успев подумать, услышал свой голос:
— Можно мне проводить вас?
Она медленно покачала головой:— Благодарю вас, но у мамы привычка дышать свежим воздухом, высунувшись из окна по вечерам, когда такая прекрасная погода, как сегодня. У вас окажется столько отрицательных качеств для человека, который, по ее понятиям, может провожать вечером ее дочь, что укорам ее не будет конца.
— Какие отрицательные качества вы имеете в виду?
— О, их ужасно много! Вы мой начальник, вы женаты. В конце концов она еще заставит меня признать, что вы даже и не католик.
— Если я буду все так же часто посещать эти обеды, то, наверно, кончу тем, что стану ярым поборником католической церкви. А до той поры вы можете что-нибудь выдумать.
— Один раз я уже пыталась это сделать, но ничего не получилось. Она сразу же разоблачила меня.
— Он не был католиком? — спросил Палмер.
— Он не был холост. Доброй ночи.
Наступила неловкая пауза. — Подумать только, — сказал Палмер. — Как же она сумела выудить у вас такое признание?
— Это пустяки, — сказала она, — по сравнению с тем, как его жена выудила признание у него. Нет, в самом деле, доброй ночи, прощайте. Он продолжал стоять, глядя на нее, и она тоже не двинулась с места.
— А у меня создалось впечатление, что вы можете хранить любую тайну, — сказал он.
— А мама произвела бы на вас впечатление человека, который может проникнуть в любую тайну.
И вновь Палмер поймал себя на том, что говорит, не успев еще подумать.
— Почему бы вам не зайти вместе со мной к Бернсу?
— Пожалуй, трудно найти место, где я оказалась бы сегодня более некстати, чем в гостях у Бернса.
— Но почему? Мы же работаем вместе и делаем одно дело,
— Я помешала бы другим девушкам, — сказала она.
Палмер нахмурился:— Впервые слышу, что там будут какие-то девушки.
— А никто и не обязан докладывать вам об этом.
— Мне было сказано, что там будет чисто деловая встреча. Вы уверены в том, что это не так?
— Не уверена, но форма приглашения подсказывает мне, что я все же права.
— Бернс сказал, что будет встреча с «подходящими ребятами». Кого же он имел в виду?
— Не беспокойтесь. Там будет все, что потребуется. Положитесь на опыт ливанского распутника. Для вас это не будет вечер, потраченный впустую. Палмер сделал нетерпеливую гримасу:— Будьте наконец серьезной. Я же говорю о мужчинах.
— О, все будет как следует. Как в лучших домах, — улыбнулась она в ответ. — Но что это? Вы, кажется, и впрямь встревожены? Разве Бернс впервые позвал вас на одну из своих вечеринок?
Палмер сухо улыбнулся:— Если речь идет о подобного рода вечеринках и ваши подозрения справедливы, то должен поставить вас в известность, что отклонил по крайней мере несколько десятков таких приглашений.
— Почему же?
Он молча смотрел на нее, стараясь мысленно разобраться в сложном сплетении возможностей, которые открывал перед ним этот вопрос. Наконец он мотнул головой, решив не принимать вызова. — Что почему? — парировал он. На этот раз она сделала гримасу.
— Вы не справились с ролью интервьюируемого, — сказала она. — Вы опередили меня на несколько абзацев. Извините, что спросила вас об этом. Глупо задавать такие вопросы.
— Вовсе нет. — Палмер снова услышал свой голос раньше, чем успел подумать. Он тут же стиснул зубы, но, сообразив, что ей заметны малейшие перемены в выражении его лица, попытался легкой улыбкой сгладить свой промах.
— Во всяком случае, это не всегда глупо.
— Не всегда вообще или не всегда, если это касается вас?
Он глубоко вздохнул, а затем произнес торжественным тоном:
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос на том основании, что мой ответ может быть использован как признание вины, как косвенная улика обвинения либо как заявление, непричастное к делу в зависимости от обстоятельств разбора дела.
— Но ведь вы говорите не с прокурором, а с другом, — сказала Вирджиния. Она помолчала. — Нет нужды прятаться за Пятую поправку к конституции.
Он ничего на это не ответил.
— Если рядом с вами действительно друг, — добавила она и провела языком по пересохшим губам.
Только сейчас Палмер понял, как много он выпил. Он уже опасается скрытого смысла в каждом слове. Остерегается несуществующих опасностей, он сверхосторожен, потому что не в состоянии полагаться на здравый смысл, присущий нормальному трезвому человеку. Уж если кого-нибудь можно причислить к числу его друзей в этом городе, так это Вирджинию. Но вместо того, чтобы сказать ей об этом, он снова услышал свой голос:
— А так ли это?
Она не торопилась с ответом. Теперь Палмер сам видел, что его вопрос был, в сущности, замаскированным оскорблением. Он понял, что вновь, хотя и подсознательно, поступил так, как поступал всю жизнь: держал всех окружающих на известной дистанции. Но неужели и сейчас он этого добивался? Неужели он хотел сохранить эту дистанцию в своих отношениях с Вирджинией?
— Не думаю, что такой вопрос заслуживает ответа, — проговорила Вирджиния. Она молча смотрела вдоль Третьей авеню, будто хотела снова увидеть красное мигание промчавшейся полицейской машины. — Для дружбы требуется по крайней мере две стороны, она не может быть односторонней, — сказала Вирджиния тихо и задумчиво. Но когда она обернулась к нему, что-то в его взгляде заставило ее добавить:— Во всяком случае, я пытаюсь вести себя в отношении вас как друг.
Палмер кивнул головой:— Я знаю.
— За этим…— Она помедлила, но все же решила закончить фразу. — За этим отношением не скрываются какие-то личные обязательства. Вы правильно сказали: все мы сообща делаем одно дело. Почему же нам не быть друзьями? Вот и все.
— Знаю, — снова сказал он, — и я о-оч…— Палмер моргнул, потрясенный своей внезапной неспособностью выговорить хоть слово. Он торопливо и глубоко вобрал воздух. — Я очень благодарен вам за это. Спасибо. Она приподняла руку, и ее длинный, тонкий палец на мгновение коснулся его щеки. Его поразило, каким горячим показался ему этот палец.
— Вам потребовалось немало усилий, чтобы произнести это. Правда? — Она улыбнулась.
Палмер дважды утвердительно кивнул, он был не в состоянии говорить.
— Ну, ничего, — негромко сказала она. Ее большие глаза внимательно, медленно оглядели его лицо. — Если вам так трудно найти нужные слова, то я принимаю это как лучший комплимент. Спокойной ночи.
Она повернулась и пошла вверх по Третьей авеню.
Глава двадцать первая
Дом, в котором Мак Бернс снимал свою городскую квартиру, был ультрасовременным, модным сооружением на самом берегу Ист Ривер. Весь его фасад опоясывали выступы балконов, расположенных весьма рискованно с таким расчетом, чтобы каждый квартирант мог любоваться видом на реку. Восемнадцатиэтажное здание было воздвигнуто прямо над одной из самых оживленных автострад города. Продажа частным владельцам воздушного пространства над участками, являющимися муниципальной собственностью, оказалась весьма прибыльным и смелым способом пополнения городской казны. Эта идея принадлежала одному из представителей городского управления, более предприимчивому, чем его предшественники, и именно он учел неограниченные и весьма доходные возможности, таящиеся в торговле воздухом. Палмер стоял у парапета и, задрав голову, рассматривал это внушительное сооружение, пытаясь прикинуть, в какую сумму обошлось владельцу дома это парящее в высоте пространство. Интересно, сколько стоит воздух именно в этом районе, дороже ли он здесь, чем в других частях города? И позаботились ли городские власти, чтобы очистить этот воздух, удалить из него копоть и ядовитые газы, прежде чем вручили его в должном виде покупателю? Как высоко над городом простирались слои этого выгодного для коммерции воздуха?
А что, если, не дай бог, часть этого ценного воздуха взлетит над Атлантическим океаном и уплывет на восток, за двенадцатимильные границы территориальных вод? Или еще хуже: ведь он мог ускользнуть и на запад, в Нью-Джерси, где отцы города Вихоукена решат, ничтоже сумняшеся, продавать его с аукциона? Покупайте натуральный манхэттенский воздух! По сходной цене!
Палмер продолжал внимательно разглядывать здание. Оно выглядело грозно. Зловещие балконы с крутыми изгибами походили на гигантские кастеты на руках великана. Интересно, подумал он, что за люди обитают в этом воздушном замке?
Он мог без труда подсчитать в уме, во сколько обходится здесь квартира, снятая или купленная в рассрочку. У ЮБТК было много закладных на здания подобного типа. Минимальная арендная плата за каждую комнату составляла по меньшей мере тысячу долларов в год. Таким образом, скромная квартира из пяти комнат, с окнами, упирающимися в стену соседнего дома, должна обходиться съемщику не менее четырехсот долларов в месяц. Но поскольку у большинства квартир были еще и балконы, стоимость их значительно возрастала.
Палмер медленно пошел по тротуару, ведущему к воротам, отметив про себя, что автомашины могли подъезжать с мостовой прямо к широкому центральному входу под застекленным навесом. А положено ли четырехсотдолларовым квартирантам пользоваться этим шикарным въездом? — подумал Палмер. — Впрочем, бедняги, живущие в этих квартирах, едва ли могут разъезжать на такси. Внутри вестибюля, отделенного от улицы стеклянной стеной, скучали два швейцара. Один в форменной шинели и фуражке. Второй — в ливрее. Бежево-красная расцветка их формы напоминала мундир полковника французского Иностранного легиона. Швейцар в шинели и фуражке мрачно и сосредоточенно следил за приближением Палмера. Его коллега в ливрее, лениво облокотившись на крышку телефонного коммутатора, не удостоил Палмера и взглядом.
Лишь когда Палмер сам протянул руку, чтобы открыть дверь, швейцар в шинели с явным неудовольствием ее распахнул.
— Добрый вечер, — сказал он с полувопросительной интонацией в голосе, будто интересовался погодой.
— Кому о вас доложить? — небрежно проговорил швейцар в ливрее.
— Вы хотите сказать: как обо мне доложить? — поправил Палмер.
Швейцар быстро глянул на него и затем соблаговолил выпрямиться: — Прошу прощения!
— Пожалуйста, — ответил Палмер.
— Я хотел бы спросить, кого я должен известить о вашем приходе?
— Мистера Бернса.
Глаза швейцара широко открылись. Он вытянулся по стойке смирно. — Ах, мистера Бернса. Сию минуту, сэр! — Он мгновенно обернулся и схватил шнур коммутатора.
Шевеля от усердия губами, он несколько мгновений искал нужный номер, потом с силой всадил в гнездо наконечник.
— Простите, сэр. Как мне доложить о вас?
— Вуди, — сказал Палмер с легкой улыбкой.
— Да, сэр, мистер Вуди. Сию минуту доложу, сэр. — Он ждал ответа, тесно прижав телефонную трубку к уху. — Мистер Бернс? Это вы, сэр? Сэр, вас хочет видеть мистер Вуди. — Он слушал, наморщив лоб. — Но он сказал, мистер Вуди, сэр…— Потом лицо швейцара расплылось в улыбку, и он радостно закивал головой. — О да, сэр, конечно, мистер Бернс, не беспокойтесь, немедленно будет сделано, сэр. — Он обернулся к Палмеру: — Прошу вас, мистер Вуди, прошу вас, сэр, сюда, пожалуйста.
Следуя за швейцаром к лифту, Палмер размышлял: подобного рода раболепство не могло быть вызвано одним лишь желанием получить щедрые чаевые «с праздничком»: до рождества было еще далеко, к тому же ни один нормальный человек не мог бы только из меркантильных расчетов так неприкрыто перейти от враждебно презрительного тона к угодливо подобострастному. Нет, решил Палмер. Дело, видно, не только в том, что с Бернсом здесь носятся, как со щедрым и богатым квартирантом. Его боятся. Только запугав человека до смерти, можно заставить его так унизительно пресмыкаться.
Вестибюль, который он сейчас пересекал, казалось, не имел конца. При каждом шаге ноги Палмера глубоко погружались в ковер с таким длинным ворсом, что кончики его туфель покрылись легким слоем пыли. Развешанные по стенам зеркала, обведенные тонким орнаментом, усиливали эффект грандиозных масштабов вестибюля, в котором человек должен был чувствовать себя пигмеем. Как бы для того, чтобы еще больше подчеркнуть эту масштабность, на пути у Палмера возник бассейн шириной не менее пятидесяти футов. Палмер был вынужден обойти его. В самом центре красовалась огромного размера скульптура, изображавшая женскую фигуру с невероятно тонкой талией. У нее была совершенно плоская грудь и волосы до полу. Она резко перегнулась назад, почти пополам, ее рука была запущена в хаотическую копну волос. Трудно было понять, стремится ли она высвободить руку или как-то старается выпрямиться. Ясно было одно — несчастное создание находилось в крайне затруднительном положении. Тройная струя воды с силой устремлялась вверх из фонтана, пробиваясь между ее бедрами, и, повиснув своеобразным зонтом, обрушивалась на ее торс с яростью тропического ливня. Капли воды барабанили по ее бронзовой груди и голове, а затем, сливаясь, струились вниз вдоль тела, создавая иллюзию — по крайней мере так показалось Палмеру, — что мускулы ее поясницы и бедер содрогались не то от страсти, не то от полного изнеможения.
Швейцар почтительно подвел Палмера к автоматическому лифту и с лаконичным напутствием: — Восемнадцатый этаж, северное крыло, сэр, — склонил голову.
Палмер кивнул в ответ, нажал кнопку с цифрой «18» и почувствовал, что его сердце проваливается вглубь, отставая от быстроходного лифта, стремительно взлетевшего на восемнадцатый этаж.
Несколько минут он блуждал по мрачным стального цвета коридорам, прежде чем добрел до открытой двери, из которой его поманила рука Бернса. Даже на расстоянии нескольких метров можно было без ошибки узнать эти пальцы с тщательно наманикюренными ногтями и ослепительный блеск атомных запонок.
— Швейцар сказал, что меня хочет видеть Вуди, — сказал Бернс с кривой ухмылкой. — Вы, значит, решили скрыться под псевдонимом?
— Извините за опоздание, — сказал Палмер, перехватывая инициативу.
Бернс стоял, небрежно прислонясь к двери. Его смуглые щеки пылали густым румянцем, как у человека, только что пробежавшего большое расстояние. — Вы явились даже раньше, чем я ожидал, деточка, — заверил он Палмера. — Ну, что ж, милости просим в мою скромную хижину у ручья.
— Неужели я первый? — спросил Палмер, медленно проходя мимо него в комнату.
— Ну, может быть, не самый первый, — развязно хихикнул Бернс, — зато самый достойный.
Палмер поморщился: — А я всю дорогу прошел пешком, не торопясь.
— Детка, тебе не следовало идти пешком, — промурлыкал Бернс. Он, видимо, был здорово пьян, и вместо присущей ему манеры выговаривать слова старательно и отчетливо он смазывал все звуки, так что у него получилось: «Те н'слевло ти пшком».
— Я просто прогулялся за компанию. — Палмер видел свое отражение в огромном трюмо, обрамленном старинной резной рамой красного дерева. Вся передняя была выдержана в псевдостаринном стиле. Из комнаты доносились приглушенные голоса людей, которые что-то оживленно обсуждали.
