Текст книги "Чужая жизнь"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Тогда я не знала об этом, – сказала Иветта. – Позже, когда несколько мужчин уехали, я снова вышла в сад. Я надеялась, что ошиблась, но затем услышала звуки, доносящиеся из спальни наверху, – ритмичный скрип старой кровати и плач бедной Анжелы.

Фифи вздрогнула.

– И что потом?

– Я слышала плач девочки утром. Думаю, Молли избила ее, чтобы она замолчала, а затем вся их семья отправилась на пикник. Я была… Как это говорят? Без ума?

– Невменяемая, – машинально поправила ее Фифи, вспоминая Маклов, выходящих в тот день из дома в праздничных нарядах, и свое веселье по этому поводу.

– Да, именно невменяемая. Я хотела пойти туда и успокоить Анжелу. Мне было так жаль ее! Так что я перелезла через забор во двор к Маклам и вошла в дом.

Иветта описала, какой бардак царил в кухне, и Фифи заново пережила все то, что увидела в тот день.

– Я пошла наверх и открыла двери. Анжела была там. Она мучилась, как я мучилась когда-то, много лет назад. Она была в крови, ее половые органы напухли. Девочка смотрела на меня такими огромными глазами, и в них я прочитала, что она знает: это будет происходить с ней каждую пятницу, и даже если я заберу ее сейчас к себе и буду о ней заботиться и вызову полицию, она никогда не сможет об этом забыть. Как не смогла забыть я.

Иветта издала скулящий звук и начала раскачиваться.

– Так что ты с ней сделала? – спросила Фифи, крепко обнимая француженку. Она хотела услышать что-то, что совсем не вязалось с увиденным тогда в доме, потому что все еще не верила, будто Иветта была способна убить ребенка.

– Анжела молчала. Я думаю, она была в шоке. Я положила руку ей на лоб и сказала, что пришла помочь ей, но она не пошевелилась – лежала неподвижно, словно парализованная. Только смотрела на меня умоляющими глазами, и мне пришло в голову, что девочка просит ее убить.

Иветта немного помолчала, затем заговорила снова, неожиданно холодным, твердым голосом, в котором не было раскаяния.

– Я взяла подушку и прижала к ее лицу. Она даже не сопротивлялась. Только руки подняла… вот так.

Фифи почувствовала трепыхание рук Иветты, хоть и не могла их видеть.

– Все случилось быстро. Я подождала, пока ее руки опустились, затем убрала подушку. Девочка была мертва. Она больше никогда не переживет ничего подобного. Я вышла на лестничную площадку, у них там комод. Нашла чистую простыню и накрыла ею Анжелу. Затем вернулась к себе.

Не в силах справиться с потрясением, Фифи молчала. Фифи понимала, что заставило Иветту так поступить. Она не сомневалась, что когда француженка увидела изнасилованную и избитую девочку, в ее памяти ожили кошмары, пережитые ею во Франции. Может, после того как ее изнасиловали в первый раз, Иветта тоже лежала вот так в кровати, желая умереть.

Она сделала это из жалости – положила конец страданиям смертельно раненого животного. Дала Анжеле то, о чем та, должно быть, молча молила в тот момент.

– Теперь ты понимаешь, почему я не хочу жить? – неожиданно спросила Иветта, нарушив молчание. – Это убийство на моей совести. Я не смогу о нем забыть. Теперь ты меня боишься?

– Нет, я тебя не боюсь, – медленно сказала Фифи. – Я понимаю.

Некоторое время она лежала молча. Фифи тошнило, у нее кружилась голова. Чудовищность рассказанного напугала ее. Только подумать: все это происходило совсем рядом, через дорогу от нее! Семилетнюю девочку продали тому, кто больше заплатил! Разве женщина может быть такой бесчеловечной?

Все лето Фифи зачитывалась знаменитым скандалом с участием Кристины Келлер и Джона Профумо. Эта история приятно щекотала ей нервы, в то время как гораздо более ужасные вещи происходили прямо у нее под носом.

– Ты боишься, – печально сказала Иветта.

– Не тебя, – вздохнула Фифи. – Мне просто жаль, что ты не пришла ко мне тем вечером или хотя бы на следующее утро. Тогда ничего бы этого не случилось.

– Но никто не понимает, что такое потрясение может значить для маленькой девочки, – печально продолжала француженка. – Она помнила бы об этом всю свою жизнь. Даже если бы она стала жить в новом доме и ей купили бы велосипед и много кукол, она никогда бы об этом не забыла.

Фифи не знала, согласна она с Иветтой или нет. Она только жалела, что в тот день, когда Анжела была у них, она не подчинилась своему порыву и не обратилась за помощью в полицию. Но сейчас Фифи была слишком измучена и не хотела больше обсуждать эту тему. Анжела умерла, потому что все бросили ее в беде – родители, соседи, учителя. Все, кто знал девочку, некоторым образом несли за нее ответственность, но теперь было уже поздно кого-то винить.

Фифи попыталась уснуть, но ужасная история продолжала крутиться у нее в голове.

– Почему полиция не нашла твоих отпечатков пальцев? – неожиданно спросила она. Полицейские сняли отпечатки пальцев у нее, Дэна, Фрэнка, Стэна и, наверное, у всех жителей улицы, чтобы сравнить их с отпечатками, найденными в доме Маклов. Одной из серьезнейших проблем этого расследования было большое количество найденных отпечатков пальцев и то, что не все из них совпадали с имеющимися в картотеке полиции.

– Я надела резиновые перчатки, прежде чем отправиться к Маклам, потому что не хотела ни к чему прикасаться в этом грязном доме.

Фифи вспомнила, как сама потом отмывала руки, побывав у Маклов, но мысль надеть перчатки перед тем, как туда отправиться, не пришла ей в голову. Она подумала, что обвинение посчитает это доказательством умышленного убийства.

– Понятно. И ты весь день просидела в квартире?

– Нет, – ответила Иветта. – Я увидела тебя в окне вашей квартиры и поэтому вышла на улицу по стене позади дома, как это делал Альфи. Я поймала такси и поехала на примерку. Я знала, что буду там вовремя. Полицейским я сказала, что вышла из дому в восемь и поехала на автобусе.

Вскоре Иветта заснула, но Фифи не могла сомкнуть глаз. У нее не укладывалось в голове: как кто-то мог уехать с остальной семьей на пикник, после того как вчера продал свою семилетнюю дочку какому-то извращенцу, и как женщина может сделать то, что сделала Иветта. Дело было даже не в самом убийстве, а в том, что она несколько минут спустя смогла уйти по стене и провести остаток дня, делая примерку. Ее поведение показалось Фифи слишком хладнокровным.

У нее по спине пробежал холодок. Иветта рассказала ей все, потому что была уверена, что их не спасут. Что будет, если утром она проснется и решит, что их все-таки найдут, а затем пожалеет о сказанном? Как она поступит тогда?

«Она этого не сделает, – уверенно сказала Фифи сама себе. – И, как бы там ни было, Дэн меня скоро найдет. Я знаю, он сможет».

* * *

Во вторник утром Дэн никак не мог встать с кровати. Почти целую неделю он спал урывками, так что теперь даже не проснулся ни разу за всю ночь. Он лежал, слушая, как дождь стучит в окно, и знал, что этот день не принесет ему ничего, кроме еще больших страданий. Он хотел снова заснуть и таким образом на время избавиться от грызущей тоски.

Но Дэн пообещал Гарри и Кларе, что пойдет вместе с ними в полицейский участок, чтобы узнать, есть ли какой-то прогресс в поисках, а затем отправится с ними в отель. История исчезновения Фифи и Иветты появилась во всех газетах еще вчера, и родители Фифи должны были оставаться там, где с ними можно было бы легко связаться, на случай, если кто-то позвонит, чтобы сообщить какую-либо информацию.

Клара и Гарри заходили к Дэну вчера. Клара сразу же отослала его в прачечную, а сама принялась наводить порядок в квартире. Гарри сказал, что она всегда убирает, когда нервничает, но Дэну было тяжело видеть, как она делает всю ту работу, которой когда-то занималась Фифи.

Женщина в прачечной засыпала его вопросами. Хотя Дэн и понимал, что раньше она часто болтала с Фифи и поэтому волновалась за нее, он постарался уйти как можно быстрее, потому что теперь общение с людьми давалось ему с трудом. Его душили слезы, и он все время запинался. Дэну было тяжело отвечать на вопросы о Фифи.

Хорошо, что вчера Гарри пошел с Дэном на встречу с его начальником. Арни Блейк был порядочным человеком, хотя порой ему не хватало снисходительности, особенно когда у него над головой висела перспектива штрафа за невыполнение условий договора. Но у Гарри был талант сделать так, чтобы все чувствовали, будто просто обязаны поступить согласно его предложению. Арни сказал, что Дэн может не появляться на работе столько, сколько будет необходимо, и при этом его место останется за ним. Но сейчас Дэн понимал, что если Фифи не вернется целой и невредимой, то он пойдет в метро и бросится под поезд.

Никогда раньше ему не приходилось так страдать. Несмотря на его безрадостное детство, службу в армии, суровые жизненные испытания, ужасные трущобы, в которых ему приходилось жить, и другие неприятности, причиной которых чаще всего являлись женщины, Дэн старался не падать духом. Но со всеми другими женщинами он оставался немного отчужденным. Фифи же он отдал всего себя без остатка. Она была его солнцем, луной и звездами. Без нее мир становился серым, и он ощущал ее потерю физически, так, словно ему отрезали руку или ногу.

Сделав над собой усилие, Дэн выполз из постели, умылся, побрился, надел брюки. Но когда он открыл шкаф, чтобы взять чистую рубашку, и увидел, что они, выглаженные Кларой, висят рядом с одеждой Фифи, он снова начал плакать.

Он хотел посмеяться над собой и не мог. Фифи ненавидела гладить. Она часто гладила только воротник и перед рубашек и вешала их в шкаф, надеясь, что он ничего не заметит. Увидев безупречно выглаженные рубашки, Дэн отчетливо понял, что Фифи с ним больше нет и что, возможно, она никогда не вернется.

За последние несколько дней он часто плакал, но так – ни разу. В душе у Дэна словно что-то сломалось, и он больше не мог противостоять этой боли и тоске. Он захлопнул дверцу шкафа, но это ничего не изменило. Все здесь напоминало ему о Фифи – ее расческа на комоде, халат на двери, шлепанцы возле кровати.

Дэн сорвал халат с двери и зарыдал, уткнувшись в него лицом. Мягкая ткань пахла ее духами, и этот запах оживил воспоминания о дне их свадьбы и о первой ночи с Фифи.

Тогда она была совсем неопытной, но так хотела доставить ему удовольствие. Он никогда не придавал значения тому, что она ужасно готовила, не любила гладить и убирать. Он бы с радостью прислуживал ей до конца своих дней, только бы иметь возможность проводить с ней каждую ночь, чтобы эти ласковые руки обнимали его.

– Дэн?

Услышав голос мисс Даймонд, Дэн убрал халат от лица и увидел, что она стоит в дверях спальни. Мисс Даймонд была одета в рабочий костюм и казалась очень взволнованной.

– Извини, что помешала, – сказала она, – но я услышала, как ты плачешь, и подумала, что тебе сообщили плохие новости.

От сочувствия в ее голосе Дэн зарыдал еще сильнее, и мисс Даймонд неожиданно крепко его обняла.

– Это все из-за рубашек и всех ее вещей, – с трудом произнес Дэн. – Пока нет никаких вестей.

Нора взяла его за руку и отвела, все еще без рубашки, к себе в кухню. Там она усадила его и сказала, что приготовит чай. Но он никак не мог успокоиться, и Нора стояла возле его стула, прижимая Дэна к груди, позволяя ему выплакаться, и молча гладила его по спине, словно ребенка.

– Бедняжка, – произнесла она через некоторое время. – Ты столько времени был храбрым и сильным, но это для тебя уже слишком.

Дэн успокоился настолько, что смог сказать, что она не должна из-за него пропускать работу, но Нора только махнула рукой, ответив, что это не имеет значения и что она все равно наверстает упущенное в другой день. Она приготовила ему чай и омлет, а затем спросила, откликнулся ли кто-нибудь на объявление в газете.

После чая и омлета Дэн почувствовал себя лучше и рассказал мисс Даймонд о том, что произошло за выходные и что родители Фифи сейчас остановились в отеле и позже зайдут за ним, чтобы вместе пойти в участок.

– Полицейские, кажется, не воспринимают всерьез связь между похищением Фифи и смертью Джона Болтона, – сказал он. С мисс Даймонд оказалось на удивление легко разговаривать. Она была в курсе происходящего и в отличие от большинства людей не задавала глупых вопросов и не перебивала его, чтобы поведать случаи из собственной жизни. Она просто сидела напротив него за столом и, осторожно подбирая слова, поддерживала разговор.

– Я думаю, они даже мысли не допускают, что эти события могут быть связаны между собой, хотя факты налицо, – продолжал Дэн. – В полиции утверждают, что они расследуют это дело, но не говорят ничего конкретного о том, что им уже удалось выяснить. Полицейские должны сейчас проверять всех, с кем Болтон имел дело, но пока, на мой взгляд, они еще и палец о палец не ударили. Вот, к примеру, тот тип в красном «ягуаре», которого узнала Фифи, – сердито продолжал Дэн. – Она видела, как он однажды заходил к Маклам вместе с Джоном Болтоном. Почему они не могут его найти? Бога ради, да у скольких людей в Лондоне есть новые красные «ягуары»? Их во всем городе раз, два и обчелся. Это же очевидно, что Фифи похитили, потому что она сообщила об этом человеке в полицию, и не говорите мне, что она единственная, кто видел его и может опознать! И я уверен, что совсем не трудно, черт побери, узнать, на кого работал Джон Болтон. Они, наверное, даже с Верой еще не говорили!

Дэн покраснел.

– Извините за выражение, мисс Даймонд, – сказал он. Эта машина действительно действовала ему на нервы. Дэн просил Ропера связаться со всеми фирмами, торгующими «ягуарами», и составить список тех, кто купил новую красную машину не ранее двух лет назад. Ропер заверил Дэна, что один из его людей как раз этим и занимается, но пока в списках оказались только честные бизнесмены и работники умственного труда.

– Мисс Даймонд звучит слишком официально, можешь называть меня Нора, – ответила женщина и улыбнулась, взъерошив волосы Дэна. – А то, через что тебе пришлось пройти, заставит ругаться кого угодно. Я уверена, полицейские не сидят сложа руки, и когда тебя не было в воскресенье, они заходили к Вере Болтон. Но теперь не так-то легко заставить людей давать показания – они слишком напуганы тем, что случилось с Джоном.

– Чего они боятся?! – воскликнул Дэн. – Им же не нужно рассказывать все о себе или кричать об этом посреди улицы. Все, что нужно сделать, – это шепнуть имя хозяина «ягуара», если оно им известно. Да они просто жалкие трусы!

От такого категоричного заявления Дэна Норе Даймонд стало не по себе. В воскресенье она беседовала с Фрэнком Убли, и он сказал, что все это произошло только потому, что все, и он в том числе, праздновали труса и боялись выступить против Маклов. Вчера в магазине она услышала, как кучка соседей обсуждала исчезновение Фифи и Иветты. С их точки зрения, кто-то из живущих на Дейл-стрит непременно должен был знать, кто за этим стоит, и если женщин найдут мертвыми, то этих людей четвертовать надо за то, что они скрывали правду от полиции.

Всю прошлую ночь Нору снедало чувство вины, она снова и снова прокручивала все это в голове. Но в конце концов она решила, что не может пойти в полицию и сказать, что человека, которого они ищут, зовут Джек Трумен, ничего при этом не объяснив. Сегодня утром она собиралась напечатать на работе анонимное письмо и отправить его в полицию. Но сейчас, видя, как страдает Дэн, и отдавая себе отчет в том, какая опасность угрожает сейчас Фифи и Иветте, она просто не могла больше молчать. Ей вспомнились слова Дэна: «Им же не нужно рассказывать все о себе или кричать об этом посреди улицы. Все, что нужно сделать, – это шепнуть имя хозяина „ягуара“».

Нора сделала глубокий вдох.

– Я могу шепнуть тебе это имя! – выпалила она. – Имя человека, который, по моему мнению, стоит за всем этим.

Дэн недоверчиво посмотрел на нее. Он мог бы посмотреть так на старую миссис Джарвис, если бы она вдруг заявила, что в прошлом месяце совершила ограбление поезда.

– Я понимаю, – сказала Нора, опустив голову. – Ты думаешь, я не могу знать никого из преступников, но на самом деле я вышла замуж за одного из них и поэтому оказалась здесь.

Она не собиралась никому раскрывать свою тайну, даже Дэну, хотя ему вполне можно было доверять.

– Если я расскажу тебе все, что знаю об этом мужчине, ты пообещаешь мне, что никому не скажешь, что узнал это от меня?

Он долго и пристально смотрел на нее.

– Я обещаю, – произнес Дэн. Он не сводил глаз с Норы, наклонившись вперед с мальчишеским нетерпением.

– Легальный бизнес этого человека в основном расположен в Сохо, – сказала Нора. – Джон Болтон когда-то работал управляющим в одном из его клубов. Я видела, как этот человек несколько раз приезжал к Маклам, в том числе и на последнюю игру.

Дэн вздохнул.

– И вы никому об этом не говорили, даже после убийства ребенка?

От презрения в голосе Дэна Нора вздрогнула.

– Мне казалось, что смерть Анжелы не имеет никакого отношения к игрокам. Все думали, что они разъехались по домам еще ночью, до того как Альфи ее убил. Только после смерти Джона я снова подумала об этом человеке. К тому же у меня есть причины его бояться, поэтому я ничего не могла рассказать. Но сейчас, когда Фифи и Иветта… – она не договорила и расплакалась.

– Хорошо, – сказал Дэн. – Тогда просто назовите мне его имя.

– Джек Трумен, – тихо произнесла Нора. – Пожалуйста, не говори в полиции, что это я тебе сказала.

Дэн с шумом выдохнул и уперся руками в колени. Нора боялась поднять на него глаза, думая, что он сейчас набросится на нее с упреками.

– Извини за то, что я такая трусиха, – прошептала она.

Дэн встал со стула и положил руку ей на плечо.

– Ну вы же все-таки назвали мне его имя. Спасибо.

Нора поднялась со стула. Сейчас она боялась Дэна – в его глазах застыла решимость.

– Это очень опасный человек, – дрожащим голосом предупредила Нора. – Будь предельно осторожен.

Она стояла, наблюдая за тем, как Дэн поднимается к себе. Мышцы на его молодой спине играли. Теперь она боялась еще больше, потому что знала: если Фифи умрет, месть Дэна будет ужасной.

Когда Дэн надевал рубашку и туфли, он услышал, что Нора спустилась по лестнице и вышла из дома. Он догадался, что она так торопилась уйти из страха, что он снова придет к ней и начнет вытягивать из нее остальную информацию. На первом этаже Фрэнк жарил бекон, и Дэна слегка затошнило от поднимающегося вверх запаха. Он широко открыл окно спальни и с минуту сидел на кровати, собираясь с мыслями.

Не было никаких гарантий, что Нора не ошибалась, думая, что это Джек Трумен убил Болтона и выкрал Фифи и Иветту. В полиции на слова Дэна не обратят никакого внимания, если он не скажет им, откуда узнал это имя, и не предоставит никаких доказательств. Как же тогда донести до них эту информацию и заставить ее проверить?

В памяти снова всплыло замечание Джонни Милкинса, услышанное в субботу вечером: «Могу поспорить, один из дружков Альфи – коп. Это многое объясняет. Альфи никогда не забирали в полицию. Он знает то, что известно только полицейским. И к тому же они не очень спешат искать твою Фифи».

Гарри посчитал слова Милкинса вздором, так как, по его мнению, все полицейские были чуть ли не святыми. Дэн знал, что это не так. Он подозревал, что многие полицейские берут взятки и затем выгораживают преступников или заранее предупреждают их о предстоящих рейдах. Но он не верил, что кто-то из полицейских может иметь какие-то дела с Альфи.

В то же время, если этот Трумен являлся владельцем ночных клубов, вполне вероятно, что у него были свои люди в полиции.

А если в полиции есть продажный коп и он услышит все, что расскажет Дэн, он ведь тогда предупредит Трумена?

Одна половина сознания Дэна говорила, что у него развилась паранойя, но другая утверждала, что рисковать нельзя. Преступник, у которого на хвосте висит полиция, способен на все. Несомненно, первым делом он избавится от улик.

Дэн встал с кровати и потянулся за пиджаком. В первую очередь ему нужно было выяснить все о Джеке Трумене.

Фифи проснулась от шума дождя. Ей было теплее, чем обычно, и она уже снова хотела заснуть, но вдруг почувствовала, что одеяло на ней стало тяжелее, чем прежде. Она посмотрела на него и поняла, что оно сложено вдвое и прикрыто сверху пальто Иветты.

Фифи повернула голову, чтобы оглядеться, но Иветты нигде не было, и это ее встревожило.

Смеркалось. Через полчаса здесь станет совсем темно. Она, должно быть, проспала несколько часов. Иветта утром очень странно себя вела. Она села вдали от Фифи и, раскачиваясь, что-то бормотала по-французски, одновременно перебирая руками пояс от платья, словно четки.

Фифи подошла к ней, обняла и попросила, чтобы Иветта замолчала и легла рядом с ней, так как им нужно поберечь свои силы.

Француженка странно на нее посмотрела.

– Мне показалось, что я с мамой, – сказала она.

Они легли, и последнее, что Фифи запомнила, прежде чем уснуть, – это прикосновение Иветты, которая взяла ее за руку.

– Спи, ma petite,[28]28
  Ма petite – Моя маленькая (фр.).


[Закрыть] – мягко сказала она, словно мать ребенку. – Может, ангелы о тебе позаботятся.

Вспомнив эти слова, Фифи собралась с силами и огляделась по сторонам. Она уже знала, какое зрелище ее ждет, и приготовилась к худшему.

Но все равно закричала, увидев Иветту.

Француженка свешивалась с крыши клетки. Ее шею захлестывал коричневый пояс от платья. Ее глаза вылезли из орбит, а рот широко открылся в беззвучном крике. От слабого сквозняка тело слегка раскачивалось.

Фифи знала, что потеряет сознание, если попытается встать, поэтому снова легла, крепко зажмурилась и натянула одеяло на голову.

Невероятно, но Иветта нашла в себе силы, чтобы туда вскарабкаться. У нее хватило выдержки не только осуществить задуманное, но еще и заставить себя не шуметь, чтобы не разбудить Фифи. Она даже место выбрала такое, чтобы Фифи не могла ее видеть со своего матраса.

Хотя Фифи и хотела порадоваться тому, что страдания Иветты наконец закончились, но все ее существо восставало против случившегося, осуждая эгоистичность Иветты, которая оставила ее умирать в одиночестве. Но Фифи была слишком слаба, чтобы кричать и возмущаться. Ей пришлось смириться с тем, что придется лежать здесь, рядом с мертвым телом, раскачивающимся над головой.

Вчера ночью Иветта шептала о том, как после окончания войны ее и других девочек из борделя вытащили на улицу и обрили наголо, так как посчитали, что они предали свою родину и сотрудничали с врагом.

Она рассказывала о том, как ночи напролет шла в направлении города Кале, а днем спала в сараях и в полях под открытым небом и искала хоть что-то съедобное в садах и огородах, которые после войны были напрочь разорены войсками. Ее случайно подобрали монашки, живущие в полуразрушенной церкви. Они выходили ее, делясь с ней скудной пищей, а затем свели со службой иммиграции, люди из которой помогли Иветте переехать в Англию.

Сначала Фифи подумала, что Иветта рассказала ей все это, чтобы доказать, что человек может долго прожить без еды, если хочет выжить, как она. Но теперь Фифи показалось, что француженка наоборот хотела сказать, что жалеет, что тогда не сдалась и не умерла.

Фифи снова посмотрела вверх. В сарае темнело, минут через десять тут будет невозможно ничего разглядеть. Она не могла оставить свою подругу висеть там. Она должна заставить себя залезть туда и снять ее.

Всего неделю назад Фифи взлетела бы наверх не хуже обезьянки, но теперь, попробовав подняться, она почувствовала, что у нее совсем нет сил. Руки отказывались крепко держаться за прутья, движения потеряли координацию. Сказывалось разрушительное действие жажды и голода.

Но она продолжала лезть вверх, тяжело дыша от напряжения. Когда Фифи наконец добралась до Иветты и протянула к ней руку, чтобы попробовать ее приподнять, то поняла, что физически не сможет поднять ее достаточно высоко, чтобы снять петлю с шеи, а перерезать пояс ей было нечем.

Прикоснувшись к подруге и почувствовав, что тело, которое согревало ее все эти ночи, теперь застыло навеки, Фифи расплакалась. Она так дрожала, что чуть не упала. У нее болела каждая косточка в теле, а перед глазами все расплывалось. Фифи поняла, что это начало конца.

Каким-то образом ей удалось спуститься и подползти к матрасу, но на это потребовалось столько сил, что Фифи с трудом смогла натянуть на себя одеяло.

Она больше никогда не сможет встать. Вот и все, это последнее, что она сделала перед смертью. Фифи вспомнила, как рассказывала Иветте, что йоги в Индии могут обходиться без еды и воды несколько недель, замедляя дыхание и лежа абсолютно неподвижно. Иветта только улыбнулась, она, наверное, уже тогда решила покончить с собой.

Рот и гортань Фифи настолько пересохли, что она не могла думать о чем-либо другом, кроме глотка воды. Еще она знала, что даже если услышит, что кто-то подошел к сараю, то просто не сможет закричать. Но кое-что пугало ее еще больше. Фифи была уверена, что на нее нападут крысы, почувствовав, что она не сможет от них отбиться.