Текст книги "Чужая жизнь"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Клара со страхом посмотрела на мужа.

– А это не подвергнет Фифи еще большей опасности? – дрожащим голосом спросила она.

– Фотография Фифи в газетах только освежит память тех, кто ее видел, – твердо сказал он. – Мы просто будем искать иголку в стоге сена, если нам никто не поможет.

Нора Даймонд слышала, как Дэн вместе с родителями Фифи спустился по лестнице, и подошла к окну, чтобы посмотреть, как они выходят из дома. Она пожалела, что не пошла сегодня на работу. Она прекрасно знала, что плохое самочувствие объяснялось угрызениями совести, а дома ей сделалось еще хуже, особенно когда Нора услышала, что к Дэну пришли.

Она догадалась, кто они такие, из их разговора. И Нора сомневалась, что родители Фифи приехали бы повидаться с Дэном, если бы не сходили с ума от тревоги за дочку.

Когда Дэн зашел к ней в среду вечером и спросил, когда она последний раз виделась или разговаривала с Фифи, мисс Даймонд немного удивилась, но затем решила, что Фифи уехала к кому-то из подруг, потому что они с Дэном повздорили. Однако вчера вечером Нора услышала, как Дэн рассказывал Фрэнку, где он искал Фифи, и вдруг поняла, что девушка в самом деле оказалась в опасности.

Сейчас Дэн вместе с тестем и тещей шел по Дейл-стрит. Сходство Фифи с матерью было поразительным. Дело было не только в белокурых волосах, высоком росте и стройной фигуре. У них обоих была одинаковая грациозная скользящая походка. Женщина взяла мужа под руку, когда они переходили улицу, и от этого жеста у Норы почему-то выступили слезы.

– Прекрати думать только о себе, пойди в полицию и расскажи о Джеке Трумене, – приказала она самой себе.

Но внутренний голос сказал ей, что это плохая идея. Она не могла так рисковать, ведь тогда всплывет наружу ее прошлое, тем более что Трумен мог не иметь к похищению Фифи никакого отношения.

– Иветта, поговори со мной, – прошептала Фифи в темноте. Она была так измучена холодом, голодом и жаждой, что даже не знала точно, воскресенье сегодня или понедельник. А Иветта не двигалась и не произносила ни слова уже несколько часов.

– О чем тут говорить, Фифи? – спросила Иветта. Ее бесцветный голос свидетельствовал об отсутствии всякой надежды. – Разве что мы решим, сколько еще мы можем подождать, прежде чем сделаем это.

Фифи испугалась, когда Иветта предложила ей повеситься. Хотя она и понимала, что такая быстрая смерть намного лучше медленной смерти от голода, но в глубине души надеялась, что до этого не дойдет. Ее также обеспокоило то, что Иветта предложила помочь ей сделать это первой. Хотя Фифи понимала, что француженка сказала это из лучших побуждений, чтобы Фифи не пришлось видеть, как умирает она, но сама идея внушала девушке отвращение.

– Я никогда не смогу это сделать, – твердо сказала Фифи. – Кто-то уже, должно быть, сообщил в полицию о нашем исчезновении. Наверное, наши фотографии уже напечатали во всех газетах, и кто-нибудь мог заметить, как сюда подъезжала машина.

– Как там звучит это любимое англичанами выражение? «Бывает, что и свинья летает!» – с горькой издевкой сказала Иветта. – Ты же говорила мне, что это место находится у черта на куличках и ты никого не видела поблизости!

– Я знаю, но все-таки еще остается надежда.

– У меня нет надежды. Ты знаешь, как умирают от голода? Мы ослабеем настолько, что не сможем подняться по прутьям клетки, и будем лежать, глядя на них и сожалеть, что не сделали этого раньше, пока у нас еще были силы.

Фифи уже чувствовала себя слишком слабой, чтобы лазить по прутьям, но даже спустя сутки после того как Иветта впервые предложила повеситься, когда Фифи еще больше страдала от холода и голода, эта идея вызвала у нее отвращение. У нее оставалась какая-то необъяснимая уверенность в том, что Дэн ее найдет.

Странно, но теперь, думая о Дэне и о семье, Фифи вспоминала только самое хорошее. Она видела, как Дэн приходит с работы и доверчиво отдает ей конверт с зарплатой. Ему было достаточно иметь при себе немного денег на сигареты и на ленч. Он никогда не интересовался, куда девается остальная зарплата. Она вспоминала, как он обнимал ее по ночам, как улыбался, просыпаясь. Он никогда не злился, не жаловался и не завидовал другим людям. Он действительно был счастлив.

Фифи вспомнила, каким чувствительным был ее отец, как прекрасно у него была развита интуиция. Он становился самой лучшей нянькой на свете, когда кто-то из детей болел. Он всегда видел суть проблемы и знал, как ее решить. Он был кротким и спокойным, никогда не кричал и не суетился. Отец обладал безграничным терпением и был очень покладистым.

Робин отличался любвеобильностью, а Питер был более надежным. Они оба были очень неприхотливыми и радостно соглашались с мнением большинства в семье.

А милая Патти! Фифи отдала бы все на свете за возможность рассказать сестре о том, как она ее любит. Она вспомнила все те ночи, проведенные вместе с сестрой за хихиканьем и рассказами. Патти всегда выручала Фифи, даже когда они были еще детьми. Она была прирожденным дипломатом и воспринимала как должное, что не все люди такие простые и деликатные, как она.

Но самые сильные метаморфозы претерпело мнение Фифи о матери. Чем слабее от голода она становилась, тем больше хорошего вспоминала о Кларе. Фифи также думала обо всех своих поступках, которыми часто намеренно хотела ее расстроить.

Разве она когда-либо слушалась свою маму? Она умышленно не подчинялась ей, даже когда речь шла о необходимости, приходя домой, ставить обувь в шкаф. Если бы все члены их семьи оставляли обувь где попало, в прихожей просто невозможно было бы пройти! Если ее мать готовила курицу, Фифи непременно хотелось свинины или баранины. Она всегда опаздывала на обед, никогда не мыла после себя ванну, а когда мать просила ее аккуратно сложить выглаженную одежду, Фифи просто сваливала ее на стул в спальне.

Она поняла, сколько сил отнимает домашняя работа, когда начала жить с Дэном, но только сейчас осознала, что на самом деле относилась к матери как к домработнице, никогда не спрашивала ее, как она себя чувствует, чем она занималась днем, и даже не благодарила ее за выглаженную и починенную одежду. Фифи ни разу не предложила матери помочь с работой по дому, сделать покупки или даже приготовить поесть.

Теперь, оглядываясь на свое прошлое, она поняла, что на самом деле испытывала терпение матери. Она спорила с ней по любому поводу и, когда была подростком, никогда не приходила домой вовремя. Фифи никогда не говорила с Кларой по душам и ни разу не предложила ей вместе сходить в кино или в театр. Именно Фифи начинала большинство скандалов, потому что в любом замечании видела приказ или критику.

Конечно, Фифи не могла полностью простить мать, ведь та так и не приняла Дэна, но теперь она понимала, что сама во всем виновата. Она сама вызвала у мамы подозрения, потому что с самого начала вела себя скрытно. Клара, скорее всего, боялась, что ее дочь может забеременеть, и Фифи могла бы легко развеять эти страхи, поговорив с матерью и уверив ее, что собирается подождать с интимной жизнью до свадьбы. Но она никогда не пыталась вызвать маму на откровенный разговор. Одно резкое замечание – и Фифи взрывалась. Если бы она тогда заручилась поддержкой отца, он помог бы ей все уладить…

Вчера Фифи записала все свои мысли о родителях и Дэне в дневник, который обычно носила в сумочке. Она также объяснила, каким образом попала сюда, и дала подробное описание внешности Мартина и Дела. Если ей все-таки суждено здесь умереть, то кто-то сможет потом найти ее дневник, и Фифи надеялась, что хотя бы таким образом она сообщит своим близким, как она их любила и ценила.

Но Фифи не собиралась так легко сдаваться и не могла позволить сдаться Иветте.

– Самоубийство – это грех, – твердо сказала она. – А еще это трусость. Если ты смогла пережить все, что случилось с тобой во время войны, ты сможешь выжить и сейчас.

– Ты не понимаешь, – заплакала Иветта. – Мне незачем жить. В моей жизни нет ничего, кроме боли и горя.

– Так не должно быть, – уверенно возразила Фифи. – Ты можешь снова пойти работать в дом моделей, любой модельер будет рад взять на работу такую талантливую портниху. Ты будешь чувствовать себя счастливее, когда тебя будут окружать другие люди, и ты можешь найти себе квартиру получше. Ты все еще молода.

– Нет! – отрезала Иветта. – Ты же не хочешь сказать, что я могу встретить мужчину и влюбиться в него. Этого никогда не случится.

Фифи вовсе не собиралась этого говорить. Она просто хотела сказать, что Иветте было бы неплохо сменить прическу, сшить себе что-нибудь модное из одежды и чаще выходить из дому.

– Жизнь – это самая главная ценность, – произнесла Фифи вместо этого. – Ты поймешь это, когда мы выберемся отсюда.

Иветта тяжело вздохнула, и Фифи подумала, что она снова пытается заснуть. Но неожиданно Иветта села, отбросив одеяло.

– Что такое? – спросила Фифи, подумав, что она что-то услышала снаружи.

– Это ужасно, но я думаю, что должна сознаться тебе, – сказала Иветта.

– В чем? – поинтересовалась Фифи, снова укутывая ее одеялом.

– Это я убила Анжелу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Поздно вечером в воскресенье Дэн проводил тестя и тещу к отелю в Паддингтоне, где они остановились.

– Может, зайдешь и выпьешь с нами? – предложил Гарри.

В действительности Дэн хотел пойти домой. Его нервы были на пределе, а бар в отеле был переполнен иностранными туристами. Дэну не нравилась их суетливость и какофония различных языков, но он боялся, что, отказавшись, покажется грубым.

– Только ненадолго, – устало сказал он.

Это были самые ужасные выходные в его жизни. Встреча с матерью Фифи лицом к лицу, в то время как в ушах у него все еще звучали резкие слова, сказанные ею при их знакомстве, оказалась тяжелым испытанием. Надо отдать Кларе должное: на этот раз она не произнесла ни единого грубого слова, хотя в глубине души Дэн был уверен, что она винит его в исчезновении дочери. Но страх, застывший в ее глазах, и дрожащий от волнения голос терзали его еще больше.

С Гарри Дэну было проще общаться. Отец Фифи руководствовался здравым смыслом, а не эмоциями и умел контролировать ситуацию. Каждый раз, когда Дэн чувствовал, что вот-вот сорвется, Гарри уверенно клал ладонь на его плечо, давая понять, что Дэн не один и что они связаны любовью к Фифи.

Почти всю субботу они провели в полицейском участке, пока Дэн листал полицейские фотоархивы, ища тех, кого он мог видеть на Дейл-стрит. Вечером они все вместе пошли в «Стрелок». Дэн питал слабую надежду на то, что, познакомившись с Браунами, кто-то из завсегдатаев паба решит сообщить им полезную информацию.

Даже если бы Дэн был в дружеских отношениях с Кларой и Гарри, постоянно находиться в их компании ему было бы трудновато. Несмотря на общие цели и стремления, они оставались для него чужими, и Дэну приходилось постоянно быть начеку. Он чувствовал, что должен контролировать свои слова и поступки и следить за тем, чтобы Клара и Гарри не разговаривали с паникерами и бестактными людьми. А еще Дэну постоянно приходилось ободрять их, в то время как он сам был на грани отчаяния.

Сегодня родителям Фифи пришлось дать интервью газетчикам, и это еще больше их расстроило. Сначала репортеры проявляли заботу и сочувствие, но Дэн скоро понял, что на самом деле они охотились за сенсацией. Когда Клара проговорилась, что Фифи и Дэн поженились втайне от семьи, у газетчиков загорелись глаза, и Дэну пришлось прервать Клару, прежде чем она рассказала о том, чего Дэн не хотел бы видеть в газетах.

Весь день дул холодный ветер, а небо было словно свинцовое. У Дэна перед глазами стояла картина – перепуганная до смерти Фифи лежит в каком-то холодном темном месте. Дэн всегда думал, что способен справиться с любой ситуацией, которую может подбросить ему судьба. Но это бессмысленное ожидание и невозможность действовать были просто невыносимы.

Они нашли свободный столик, и Гарри сделал заказ официанту.

– Пойду позвоню домой, – сказал он, когда официант отошел. – И проверю, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.

Дэн заметил, что Клара провожала мужа взглядом, пока он шел через бар в фойе, где был телефон. Она держала себя в руках, но каждый раз, когда Гарри выходил из комнаты, в ее взгляде появлялась паника. Словно Клара боялась, что он тоже исчезнет.

Теперь Дэн понял, что сильно ошибался, предположив, будто Брауны поженились по расчету, без любви. За эти выходные он много раз замечал проявление теплых чувств между ними. Их любовь была нерушимой как скала, это было понятно по тому, как они тянулись к рукам друг друга в поисках поддержки, по взглядам, которыми они обменивались, по мимолетным ласкам. Дэну было немного стыдно за то, что он когда-то думал, будто проблемы Клары в отношениях с дочерью были вызваны завистью.

Он заметил сильное сходство в характерах жены и тещи. Клара всегда считала, что знает больше, чем другие, точно такой же была и Фифи. Клара была такой же любопытной и иногда вела себя как избалованный ребенок. Правда, Клара была не такой общительной, как ее дочь, и более категоричной, но это скорее объяснялось ее воспитанием и более замкнутым образом жизни.

Кроме того, многие черты ее характера были достойны восхищения. Дэну импонировали ее самообладание и прямолинейность. Она вовсе не была таким ужасным снобом, как утверждала Фифи. Клару ужасали плохие манеры, но ее отношение к невоспитанному человеку совсем не зависело от его происхождения. Она презрительно задирала нос, встречая людей, которые ели прямо на улице, и считала вопросы журналистов по поводу ее возраста бестактными. Но в то же время Клара вела себя очень непринужденно с работниками сферы обслуживания: с горничными в отеле, с официантами или водителями такси. В «Стрелке» она была само очарование. Даже когда Стэн сказал, что работает мусорщиком, она и глазом не моргнула, а позже заявила, что он вел себя как настоящий джентльмен.

Конечно, Клара надеялась, что ее дочь выйдет за образованного мужчину с престижной профессией, но она имела на это право. Ее муж был именно таким. Теперь Дэн понял, что основной причиной ее подозрений насчет него послужила скрытность Фифи. Если бы она сразу привела его домой и познакомила с матерью, Клара, конечно, сначала вела бы себя натянуто и чопорно, но ее хорошие манеры в конце концов взяли бы верх и заставили обратить внимание и на его положительные стороны.

Дэн знал это, потому что сейчас Клара вела себя именно так. Вечером, когда они все вместе возвратились на Дейл-стрит, Дэн приготовил для них чай и бутерброды, и увидел, что Клара удивленно наблюдает, как он накрывает на стол. Можно было подумать, что она ожидала, будто он свалит все прямо на пол и скажет им: «Жрите, пожалуйста». Когда-то он именно так и поступил бы, но Фифи хорошо его выдрессировала.

Позже Клара похвалила некоторые вещи, которые он сделал своими руками.

– Ты вложил в них столько любви, Дэн. И много мастерства, – одобрительно сказала она. – Гарри абсолютно безнадежен в этом отношении.

Она не пыталась таким образом извиниться за свое слишком поспешное мнение, которое она составила о нем при первой встрече, но Дэн и не ожидал ничего подобного. Ему было просто приятно, что Кларе наконец хоть что-то в нем понравилось.

Официант принес заказ, и Дэн полез в кошелек за деньгами, но Клара махнула рукой.

– Запишите это на наш счет, – сказала она.

Они молча потягивали напитки. Клара смотрела на группу американских туристов за соседним столиком. Они очень громко разговаривали и были вызывающе, кричаще одеты.

– Когда-то Лондон славился элегантными людьми, которые умели одеваться со вкусом, – тихо проговорила она. – Даже во время войны люди старались хорошо выглядеть. Но за эти выходные я не увидела ни одного прилично одетого человека.

– А я видел, – произнес Дэн. – Это вы.

Он хотел сказать, что Клара выглядела очень женственно в своем темно-синем костюме и белой блузке с рюшами. Он испытывал гордость, представляя ее соседям в пабе как свою тещу.

Она устало ему улыбнулась.

– Я чувствую себя полной развалиной, – сказала Клара.

– По вам не скажешь, – ответил Дэн. – Просто вы очень устали.

Клара долго и пристально смотрела на него, и Дэн уже начал корить себя за дерзкий ответ.

– Я недооценила тебя, Дэн, – мягко проговорила Клара, и в ее глазах появились слезы. – Мне так жаль.

Дэн был настолько потрясен, что слова застряли у него в горле, однако когда слезы покатились у Клары по щекам, он невольно пододвинулся ближе, взял бумажную салфетку и вытер их, как обычно делал с Фифи.

– Все это осталось в прошлом, – ответил он, но глаза Клары были так похожи на глаза Фифи, что у него перехватило дыхание.

– У нас не будет будущего, если мы не вернем нашу девочку целой и невредимой, – сказала она, порывисто схватив его за руку. – Скажи мне честно, Дэн, ты думаешь, что Фифи уже умерла?

– Нет, конечно нет, – быстро ответил он. – Я уверен, что почувствовал, если бы с ней что-то случилось. И потом, если бы ее убили, полиция уже нашла бы тело.

Лицо Клары на минуту расслабилось, но потом на нем снова появилось напряженное выражение.

– Что такого могло происходить в этом доме? – спросила она. – Должно быть, там случилось что-то еще, кроме убийства маленькой девочки.

Дэн кивнул.

– Но я все равно не могу себе представить, что именно, – сказал он. – Фифи все время повторяла, как это странно – то, что все хотели играть в карты с Альфи. Я так и не понял, что она имела в виду. Но теперь я жалею, что в свое время не обращал на это внимания, не спрашивал у нее о том, что не давало ей покоя. Может быть, тогда она не пошла бы на работу к Стэну.

– У меня есть гораздо больше причин винить себя, – печально произнесла Клара. – Мне следовало быть с Фифи помягче, когда она потеряла ребенка. Я вовсе не хотела быть такой резкой, но мы так долго ехали в поезде, а она даже не сказала, что рада нас видеть. Жаль, что я не смогла подавить свою обиду.

– Фифи забыла об этом сразу после вашего к ней визита. И что бы вы ей тогда ни сказали, это никак не связано с ее исчезновением, – попытался успокоить ее Дэн. – Если кого-то и следует винить, так это меня. Мне следовало отнестись к Фифи с большим пониманием, когда она нашла тело Анжелы, но я выходил из себя всякий раз, как она заводила разговор на эту тему. Я думал только о том, как бы заработать побольше денег, чтобы мы могли уехать с этой улицы. Если бы я внимательнее прислушивался к словам Фифи, она не начала бы свое расследование.

– Сомневаюсь, Дэн, – ответила Клара. – Она всегда была такой. Мне так и не удалось укротить ее любопытство. Мне постоянно приходилось ее искать, когда она была еще ребенком. Фифи ускользала через калитку и отправлялась исследовать местность. Иногда я находила ее в чужом саду, а если дверь была открыта, Фифи заходила прямо в дом. У нее просто отсутствует инстинкт самосохранения.

Их разговор прервал Гарри, который вернулся и снова сел на свое место.

– Никаких новостей, – печально произнес он. – Патти сказала, что все, кому она звонила и спрашивала, не видели ли они Фифи, по нескольку раз перезванивали ей, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь вестей. Патти говорит, что все с пониманием отнеслись к ней и были очень добры.

Клара пересказала Гарри, о чем они беседовали с Дэном.

– Я хочу, чтобы вы оба перестали винить в происшедшем себя, – сказал Гарри, когда она закончила. Он строго посмотрел на жену и на зятя. – Мы все знаем, что Фифи обожает приключения, и когда ничего такого не происходит, она сама начинает искать неприятности на свою голову. И не нужно винить себя за то, что ты привез ее в Лондон, Дэн. Тебе нужно было ехать сюда. Где еще ты мог найти работу? А место жены – рядом с мужем. Мне только жаль, что мы не приняли тебя тогда в нашу семью. Мы вели себя глупо и ограниченно. За последние два дня мы сумели понять, за что Фифи тебя полюбила.

Такое искреннее признание, прозвучавшее с отеческой любовью, тронуло Дэна до глубины души, особенно после столь напряженного дня и извинений Клары. Неожиданно для себя он расплакался. Дэн пытался успокоиться, но не мог, и закрыл лицо руками, стыдясь, что такое случилось с ним на людях.

Клара встала и обняла его.

– Бедный мальчик, – прошептала она, прижимая его к своей груди. – Оставайся с нами в отеле, мы о тебе позаботимся.

Эти слова подействовали на него успокаивающе, ведь Дэн не помнил, чтобы кто-то когда-либо о нем заботился, даже когда он был ребенком.

В этот момент он до конца понял, какой на самом деле была Клара. Она пряталась за непробиваемой броней, всегда настаивала на своем и была упряма, как осел. Но броня всего лишь скрывала ее ранимую душу. Клара ничем не отличалась от любой другой любящей матери и была готова сделать все возможное, чтобы защитить своих детей от опасности. Просто однажды она посчитала опасным Дэна.

– Спасибо, я польщен вашим предложением, – прошептал Дэн, взяв наконец себя в руки. – Со мной все в порядке, это всего лишь небольшой нервный срыв. Но я пойду домой. Там, среди вещей Фифи, я чувствую себя ближе к ней.

Брауны вышли вместе с ним в фойе, Клара обняла зятя и поцеловала его в щеку.

– Постарайся успокоиться и хорошо выспаться, – с нежностью сказала она. – Кто знает, может, утром полиция сообщит нам хорошие новости.

Гарри тоже прижал Дэна к себе.

– Мы зайдем к тебе утром и все вместе отправимся в полицейский участок, – произнес он. – Если хочешь, затем я могу сходить с тобой на работу. Тебе нужно поговорить со своим начальником. Ты же не хочешь ко всему прочему еще и потерять работу?

Дэн кивнул. Он не появлялся на работе с четверга и знал, что должен зайти туда, хотя сейчас работа и не имела для него никакого значения.

– Это было бы неплохо, – сказал Дэн, попытавшись улыбнуться. – Спокойной ночи, и не беспокойтесь обо мне, со мной все будет в порядке.

– Бедняжка, – задумчиво проговорила Клара, глядя на то, как Дэн идет по улице к станции метро. – Теперь я понимаю, почему Фифи в него влюбилась. Он вовсе не наглый, стремящийся к наживе мошенник, за которого я приняла его сначала.

Гарри обнял жену за плечи и повел ее в номер.

– Я горжусь, что у меня такой зять, – хрипло сказал он. – Он достойный человек.

В то время как Дэн шел к станции метро, со щеками, еще мокрыми от недавних слез, Фифи сидела, не в силах пошевелиться, в ужасе от того, что только что сказала Иветта.

Было слишком темно, и Фифи не видела ее лица. Француженка казалась просто черным силуэтом. На темном фоне едва заметно выделялись ее зубы и воротничок белой блузки.

– Ты не могла убить Анжелу! – задохнулась от возмущения Фифи. – Не говори глупостей.

– Я действительно это сделала, – настаивала Иветта.

– Но зачем?

– Это было… как у вас говорят? Меньшее зло?

– Я не понимаю. Я не верю тебе. Ты не сможешь убить человека, а тем более ребенка, – возмущенно сказала Фифи. – И что ты имеешь в виду под «меньшим злом»?

Француженка тяжело вздохнула, словно собираясь с мыслями.

– Иногда приходится выбирать между двумя неприятными вещами. Например, ты можешь попытаться вылечить очень больную собаку и, возможно, только продлишь ее мучения, а можешь ее усыпить. Моей маме пришлось выбирать между разлукой со мной и возможностью оставить меня дома, но тогда нас обеих могли отправить в лагерь. В те времена мы старались выбирать меньшее из двух зол.

У Фифи перед глазами встал образ Анжелы, которая лежала голой на кровати, с кровью на раздвинутых ногах. Затем она отчетливо представила себе маленькую Иветту, которую насилуют в борделе во Франции.

– Ты думала, что они заставят Анжелу заниматься тем, чем пришлось заниматься тебе?

Фифи ощутила легкое движение, словно Иветта кивнула.

– Хорошо, но тогда объясни мне, что произошло тем утром, с самого начала.

– Все началось еще предыдущим вечером, – запинаясь, произнесла Иветта. – Я слышала, как приехали те мужчины. Было жарко, я открыла окна. Мне было слышно каждое слово, будто я находилась с ними в комнате.

– Давай ляжем, – мягко сказала Фифи. – Слишком холодно, чтобы так сидеть.

Она легла, и Иветта подползла к ней и укрыла себя и подругу одеялом. Фифи терпеливо ждала, боясь торопить Иветту, так как та с трудом переводила дыхание. Может, из-за ужаса перед тем, в чем она только что призналась, а может, просто из-за слабости – Фифи не знала точно. Она подумала, что должна умирать от страха, но страха почему-то не было.

– Ты помнишь, как жарко было той ночью? – спросила Иветта.

– Да, – ответила Фифи.

– Когда их сборища происходили жаркими ночами, это было хуже всего, потому что они использовали сад вместо писсуара. Вся вонь поднималась в мою спальню и кухню. Когда я слышала, как они пили и смеялись, а Молли хохотала словно безумная, я думала именно об этом.

Во время этих игр Иветту больше всего раздражал хохот Молли. Мужчины смеялись так же, как и в любом переполненном баре, но смех Молли был пронзительным и истерическим.

Сначала они шумели на втором этаже. Музыка, взрывы хохота, радостные возгласы, когда мужчины здоровались друг с другом, звон стаканов и бутылок в кухне. Время от времени среди криков взрослых пробивались голоса детей.

Раньше, еще днем, Иветта слышала, как Алан и Мэри взволнованно говорили о поездке к южному побережью, которая должна была состояться на следующий день, часов в десять. Затем Молли, осыпая детей проклятиями, прогнала их наверх спать, предупредив, что завтра они останутся дома, если только снова попробуют спуститься в гостиную. Иветта решила, что Дора с Майком тоже пошли спать, потому что их голосов больше не было слышно.

В пол-одиннадцатого гости переместились в другую комнату, которая находилась совсем рядом со спальней Иветты, и шум затих, словно они сели играть в карты, только время от времени кто-то из мужчин выходил в сад помочиться.

Иветта не имела ничего против шороха бросаемых на стол карт, скрипа стульев и отборных выражений, так как это значило, что больше этой ночью ничего ужасного не случится.

Иветта больше не слышала голоса Молли, но в этом не было ничего необычного – она, должно быть, пьяная в стельку валялась в гостиной или пошла в свою спальню с одним из мужчин. Но ее отсутствие свидетельствовало о том, что сегодня вечеринка ограничится только картами.

Иветта продолжала шить, сидя у окна за задернутыми шторами. Она устала, но знала, что идти спать сейчас бессмысленно. Игра обычно затягивалась до полуночи и дольше, а затем все снова начинали шуметь, потому что пьянели еще больше и теряли интерес к игре.

Спустя некоторое время Иветта услышала громкие голоса и догадалась, что по соседству происходит что-то необычное. Драки здесь происходили часто. Разбивались бутылки и стаканы, падала и ломалась мебель, и хотя Иветта терпеть не могла шум и насилие, но, по крайней мере, это значило, что вечеринка подходит к концу. Но сегодня там происходило что-то другое. Мужчины ритмично стучали по столу, в их громких голосах слышалось возбуждение.

У Иветты не было привычки интересоваться тем, что происходит по соседству, потому что за годы, прожитые на Дейл-стрит, она поняла, что ничем хорошим это не закончится. Гости Альфи бросали в нее банками из-под пива, пытались забрызгать мочой, и, просто заметив ее в кухне, возле раковины, мужчины начинали кричать, что она за ними шпионит.

Но любопытство победило, и Иветта тихо проскользнула в сад, пригибая голову, чтобы ее не было видно из-за забора, разделявшего их дома. Она подошла к самому концу сада и, спрятавшись в тени деревьев, встала на старый ящик, чтобы посмотреть, что же там происходит.

Комната, в которой собрались гости, была перед ней как на ладони. Внутри горел свет, и Иветта четко разглядела всех, кроме двух человек, которые сидели у самого окна, спиной к ней. Всего, включая Альфи, там было шесть человек. Стол был заставлен стаканами, бутылками и грязными пепельницами и завален картами. Посредине лежала большая куча денег.

Молли стояла возле двери в соблазнительной позе, одетая в прозрачный красный пеньюар, под которым, кроме белья и чулок, ничего не было. Она держала за руку Анжелу.

Иветте хватило одного взгляда на похотливые лица мужчин, кокетливое выражение лица Молли и изумленные глаза Анжелы, чтобы понять, что именно Молли предлагала своим гостям.

Себя или девочку, в обмен на деньги на столе.

Если бы Иветта сама не пережила такое еще ребенком, она бы просто подумала, что Анжела оказалась здесь случайно, спустившись напиться в самый неподходящий момент. Но глаза мужчин похотливо блестели, а тело Молли, которое можно было купить за бутылку виски, не могло создать такую напряженную атмосферу.

– Здесь больше двух сотен, – выкрикнул один из мужчин. – Она столько не стоит.

Иветта задрожала. Она сложила руки и взмолилась, чтобы мужчины осудили мать, продающую своего ребенка, и побыстрее уехали.

– Малышки такого возраста дорого стоят, – возразила Молли. Нагнувшись, она схватила подол ночной рубашки Анжелы и медленно стянула ее через голову, оставив девочку совершенно голой.

– Нет, мама! – закричала Анжела, пытаясь закрыться тоненькими ручками.

Только абсолютно извращенный зверь мог бы увидеть в худенькой девочке с грязным лицом и спутанными волосами объект сексуального влечения. Ребра Анжелы рельефно выпирали, руки были тонкими, как две макаронины. Но, похоже, мужчинам девочка пришлась по вкусу, потому что в комнате раздался одобрительный ропот. Содрогаясь от ужаса и отвращения, Иветта спустилась с ящика и поспешила к себе.

– Меня все время рвало, – прошептала она, обращаясь к Фифи. – Я подозревала, что Альфи проделывает это с Мэри, и была уверена, что он спал со старшими девочками, когда они еще жили здесь. Но Анжела ведь такая маленькая! У нее не было ни груди, ни бедер, совсем ребенок. Я должна была сразу позвонить в полицию, но я так испугалась, и мне было плохо.

Фифи тоже стало плохо. Если бы у нее в желудке была какая-то еда, ее бы вырвало. Она подозревала, что Альфи Макл разрешал другим мужчинам за деньги спать с его детьми, но просто думать и предполагать что-то ужасное и вдруг осознать, что весь этот кошмар оказался правдой, – это совсем разные вещи.

– Ты знаешь, кто из мужчин изнасиловал Анжелу? – спросила она.

– Qui, – прошептала Иветта. Она вся дрожала. – Я никогда его не видела, но слышала его голос и знаю, что это тот крупный мужчина, который часто приходил к Маклам. Мне известно, что его зовут Джек Трумен, потому что Молли на каждом углу кричит о том, что дружит с таким богатым и влиятельным человеком.

Это имя ничего не сказало Фифи, но он вполне мог оказаться тем человеком в красном «ягуаре».

– Он пошел с Анжелой наверх? – спросила она.