Текст книги "С тобой и без тебя. Нежный враг (Том 2)"
Автор книги: Лесли Локко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
34
Генри шел вниз по Мэдисон-авеню, не обращая ни малейшего внимания на броские витрины магазинов. Он вообще ничего не видел вокруг себя. Он даже ни о чем не думал. В голове всплывали моменты разговоров с Амбер за последние несколько дней, всплывали и снова исчезали из поля зрения. «Это всего лишь на несколько недель… тебе будет чем заняться в Лондоне… это пойдет на пользу тебе, мне, нам…» Фразы все выскакивали и выскакивали сами собой. Он не понимал, что думать, делать, чувствовать. Он пытался скрыть это как можно тщательнее, но чувство паники охватило его сразу же, как только она объявила, что хочет остаться без него. «Как ты смеешь? – хотелось ему прокричать. – Ты не можешь оставить меня». Но они в тот момент были в ресторане, наверное, она спланировала это заранее, поэтому он не мог принять решительных мер, он ничего не мог поделать. После этого они прогуливались по Пятой авеню, но он был так подавлен, что не смог сказать что-то большее, чем в ресторане. В этом была вся Амбер – если она решила осуществить что-то, ничто не сможет встать у нее на пути. Она была самым решительным человеком, которого он когда-либо знал. Именно за это он любил ее. Она была сильной и ему тоже придавала сил.
Он остановился перед витриной ювелирного магазина. Его переполняли эмоции, он осознавал это, но не мог ничего поделать… что-то блеснуло и тем самым привлекло его внимание. Прямо перед ним на великолепной черной бархатной подушечке сверкал эффектный бриллиант – один огненно-красный камень на платиновом кольце. Он смотрел на него не отрывая глаз, в голове бешено роились мысли. Она будет смеяться над ним, над этим… это просто смешно… он толкнул дверь и вошел. Мгновенно перед ним возникла прелестная, хорошо одетая девушка. О да… кольцо для помолвки на витрине. Потрясающая вещь. Бриллиант от Де Кунинген. Она вскользь упомянула цену. Генри едва удержался на ногах. Двадцать две тысячи долларов. Он поблагодарил ее и поспешил к выходу. Но мысль о предложении не оставляла его. Это даст понять Амбер, насколько серьезны его намерения. Что он не шутит. Генри знал это после трех лет отношений. Он наскоро пролистал свой путеводитель. Нужно было найти что-то более приемлемое по цене. Он направился в нижний город.
Почти два часа спустя он нашел именно то, что искал. Маленькое элегантное кольцо из белого золота с одним небольшим квадратным бриллиантом. Он воспользовался своей карточкой и постарался не думать о том, что ему придется залезть в очень большой долг, когда продавец огласил цену в восемьсот семьдесят пять долларов девяносто девять центов и стал заворачивать покупку в подарочную упаковку. Десять минут спустя, крепко держа коробку с кольцом в руках, он направился на восток Верхнего города в квартиру Макса, где, он надеялся, его ждала Амбер. В Лондон он должен будет улететь только через два дня. А сегодня вечером он пригласит Амбер на ужин и сделает ей сюрприз. И тогда он сможет спокойно лететь в Лондон один, зная, что она всецело принадлежит ему, какие бы там планы на лето она ни строила.
Амбер знала; что это скоро случится. Она поняла это сразу же после того, как Генри привел ее в ресторан – на выборе которого настоял лично, – и сказал, что у него есть кое-что важное для нее. Она почувствовала, как заметалось в груди ее сердце. Он пихнул ей через стол маленькую коробочку, нервно улыбаясь. Она секунду смотрела на нее, потом принялась осторожно разворачивать бумагу, развязывая ленты, словно знала заранее, что коробочка будет так тщательно упакована. Она приподняла и открыла крышку.
– О! О Генри… не стоило.
– Тебе не нравится?
У Амбер перехватило дыхание.
– Оно прекрасно, Генри. Оно… такое милое. И все же ты не должен был…
– Я хотел. Я подумал… Подумал, тебе понравится.
Голос Генри звучал чуть ли не умоляюще.
– Мне нравится. Оно очень красивое. Но мне не нужно…
– Неважно, нужно оно тебе или нет, – выпалил, разозлившись, Генри. – Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы поженились.
– Я… о черт, Генри. – Амбер оглянулась. Она вдруг почувствовала, что она в ловушке и ей некуда деваться. Напротив нее сидел Генри… тот самый Генри, которого она знает с первых ее дней в университете. Генри, который стал частью ее жизни за эти три года так, что было просто невозможно представить жизнь без него. – Оно милое, Генри, – сказала она немного дрожащим голосом. – Но я не могу. Мы не можем. Мы еще слишком молоды. У нас еще целая жизнь впереди…
– И я хочу провести свою жизнь рядом с тобой, – упирался Генри. Он покраснел. Теперь он молил ее согласиться.
– Не говори так. Это ответственное решение… нам нужно еще время.
– Возможно, тебе нужно. Мне – нет.
Она взглянула на его лицо. Оно снова походило на закрытую, отстраненную от реальности в своей обыденной, непробиваемой скорлупе ракушку. Амбер отбросила этот образ в сторону. Это может плохо кончиться.
– Мне нужно еще время. Мне очень жаль, Генри. Я не могу. Не могу и все.
Наступило жуткое молчание. Ни она, ни он не закончили есть заказанное. И тут Генри отодвинул свой стул, открыл рот, явно намереваясь сказать ей что-то, но потом развернулся и ушел. Он не забрал кольцо. Все вокруг внимательно смотрели на Амбер, пытаясь скрыть свое любопытство, и в то же время задумывались над тем, что же послужило причиной ссоры, глядя на маленькую коробочку рядом с ее тарелкой.
– Все в порядке, мадам? – спросил пробегающий мимо официант.
Амбер кивнула. Потом она попросила счет. Не было смысла сидеть здесь одной. Она заплатила и ушла, стараясь не обращать внимания на взгляды, полные сочувствия, которые провожали ее до самого выхода на теплый вечерний воздух.
Генри не вернулся в квартиру тем вечером. Амбер не спала почти до самого восхода, снова и снова возвращаясь к их последнему разговору, спрашивая себя, правильно ли она поступила… не совершила ли она вчера величайшей ошибки своей жизни. «Нет», – шептала она себе в подушку. Она долго размышляла и все-таки пришла к выводу, что Генри определенно не тот человек, с которым она хотела бы связать свою жизнь. Ей надоело постоянно быть с ним рядом – ей хотелось смены обстановки, побыть с кем-то еще. Она устала постоянно быть сильной, практичной и способной во всем; ей нужно было, чтобы он взял на себя все ее заботы. Но он не мог и никогда не сможет. Их отношения постоянно касались ее семьи – ты ведь дочь Макса Сэлла, не так ли? – и такими они и остались, – и что на этот раз твой папочка сделает для тебя? Три года она ждала, пока Генри полюбит ее отца; ее дом; ее эффектные – по крайней мере, он так выражался – праздники… Она была благодарна ему за его дружбу, товарищеские отношения в университете, но за этим всем она так и не смогла увидеть их настоящие отношения. Генри хотел быть для нее кем-то большим… и он был уверен, что если он ни на минуту не будет оставлять ее, то действительно станет таковым. Что ж, он ошибался. Быть дочерью Макса Сэлла оказалось не так уж и легко. Для Амбер это значило никогда не достичь успехов в чем бы то ни было. Она не была красавицей, как Паола, не была юношей, как Киеран, а уж браться сравнивать ее умственные способности со способностями Макса совсем не стоило. Что бы она ни делала, это не устраивало Макса. Парадокс в том, что все эти три года она встречалась с человеком, совершенно противоположным ему, – которому легко было угодить. Все, что Амбер ни совершала, устраивало Генри, до тех пор пока эти ее проделки и ее жизнь включали самого Генри.
Она не могла уснуть, то и дело переворачивалась с боку на бок. Ей чего-то не хватало. Вызова, испытания – не меньше. Остаться с Генри значило… – она пыталась вообразить себе это —…обречь себя на медленный удушающий сон. Не смертоносный, ничего драматичного. Просто длинный спокойный сон, нарушаемый лишь летом, когда они отправятся в «Каса Белла», куда Генри обожал ездить.
Амбер выглянула в окно на небо Манхэттена, небоскребы светились изнутри так, что все здание было четко видно, несмотря на кромешную тьму. Миля за милей город загорался желтыми и белыми огнями, набирая силу, словно в нем появлялся какой-то невидимый внутренний пульс. Она вдруг подумала, где сейчас может быть Генри. Мысль не дала никаких плодов – ни ревности, ни беспокойства… ничего. Она сказала, что они расстанутся всего лишь на лето. Когда сквозь небо стал пробиваться рассвет, она уже точно знала, что солгала. Амбер хотела, чтобы они расстались на более длительный срок, значительно. Навсегда, в общем-то.
Через два дня она стояла у международного терминала в Джей Эф Кей, мысли в голове сменялись с бешеной скоростью, она высматривала Генри, прокладывавшего через толпу путь к эскалатору. Она настояла на том, чтобы проводить его в аэропорту, хотя теперь ей казалось, что не стоило беспокоиться об этом. Он заговорил с ней только через два дня. Странно, но как мало они могли сказать друг Другу после трех лет знакомства, подумала она, пока ждала водителя Макса, который должен был отвезти ее домой. Амбер оставила кольцо на кухонном столе тем вечером, когда вернулась одна, не имея ни малейшего понятия, что с ним делать. Она не могла хранить его у себя. На следующее утро оно исчезло. В аэропорту кроме положенного приветствия Генри не вымолвил ни слова. Он ушел и не обернулся.
Водитель открыл перед ней дверь. Амбер еще раз взглянула назад – Генри уже не было видно – и села в машину. Она пристально посмотрела на свои руки на коленях. И подняла голову. Ей двадцать один год. Она была на Манхэттене. Одна. Но ведь именно этого она и хотела, разве не так?
35
Неделю спустя в понедельник утром ровно в девять тридцать она была в приемной секретаря газеты «Нью-Йорк кроникл». Макс уехал на встречу в Москву или Варшаву, она точно не помнила. Но прежде, чем уехать, он сдержал свое обещание и устроил ей собеседование – не готовое рабочее место, как он предупредил ее, – с его старым другом в «Нью-Йорк кроникл». Донован Мак-Коркуодэйл согласился принять ее, все остальное зависело от нее.
Она оправила юбку, перед тем как зайти в лифт и подняться на семьдесят пятый этаж. К нему в кабинет ее провели в необычайной тишине.
– Здесь все серьезно, – сказал он после того, как представился, улыбаясь и кивая ей одновременно. Амбер покачала головой.
– О, я понимаю, – ответила она прилежно. – Мне неважно, чем именно я буду заниматься, лишь бы работать. На самом деле я не хотела просить Макса, но он сам вызвался позвонить вам и…
– Хорошо, хорошо… – торопливо перебил ее мистер Мак-Коркуодэйл. – Что ж, мы сделаем вас помощником младшего редактора. Ее зовут Сэнди Джексон. Вы у нее будете кем-то вроде органайзера… знаете, проверять даты, записывать имена, приносить кофе и все в этом духе. Надолго вы здесь?
– Только на лето.
– Прекрасно. Может быть, позже у нас найдется для вас более интересное занятие. Я поговорю с Максом, посмотрим, что можно будет сделать.
Донован от души рассмеялся над своими же собственными словами. Он снова занялся бумагами, выпроводив ее и пообещав справляться иногда о ее успехах. Секретарь вывел ее из кабинета к лифтам. Через несколько секунд она уже стояла на первом этаже, ей сказали, что она может приступить к работе завтра же.
Кабинет Сэнди Джексон состоял всего-навсего из одного рабочего стола посреди комнаты, наглухо забитой подобными столами – должно быть, здесь одновременно работали пятьдесят человек. Амбер осмотрелась, растерявшись, когда Джо Таси, редактор, ринулся к ней по проходу между столами с дальнего конца комнаты.
– Сэнди? Сэнди! – взвизгнул он.
Молодая девушка покосилась в их направлении из-за своей рабочей перегородки.
– Сюда! Я передвинула стол! – воскликнула она. Джо махнул Амбер, чтобы она шла к ней. – Привет, – сказала Сэнди, протянув ей руку, когда Джо стал их знакомить. – Добро пожаловать.
– Отец Амбер лично знаком с Мак-Коркуодэйлом, – заговорил Джо к ужасу Амбер.
– Нет-нет… не совсем так… – перебила она его в сковывающей ее панике.
– О, не волнуйся. Если у тебя есть связи, пользуйся ими! – рассмеялась Сэнди, показав ряд идеально ровных белых зубов. – Так что ты здесь делаешь?
– Она будет твоим помощником, – сказал Джо, многозначительно приподняв брови.
– Прекрасно. – Сэнди все еще широко улыбалась.
– Да, она здесь только на лето. Потом она снова уедет в Англию, – сказал Джо, довольный тем, что именно он знал столь важную информацию.
– Прекрасно. – Казалось, это было все, что она могла произносить. Амбер еще раз посмотрела сначала на одного, потом на другого. Она надеялась, что работа, какой бы она ни оказалась, будет более активной, чем ее новые коллеги.
Но этого не случилось. Поработав неделю, она поняла, насколько в этой компании все было завязано на мелких нюансах – между ассистентами; между помощниками и младшими редакторами; между младшими представителями и менеджерами; между менеджерами, их сотрудниками и своими же помощниками, – это было просто смешно. Ее же работа, похоже, состояла из того, что она выбегала на улицы Манхэттена в восемь утра, закупала кофе, не только для Сэнди, но и для других шести-семи младших редакторов и их заместителей, что работали в радиусе пяти столов от нее; еще отвечала на постоянные телефонные звонки и выгораживала Сэнди, когда та не хотела с кем-то говорить; копировала документы и только иногда пересматривала уже откорректированные Сэнди работы на предмет ошибок, которые она ненароком пропустила… невероятно скучно. И даже если работа не давала повода писать домой, то жизнь в Нью-Йорке радовала неописуемо. Амбер полюбила город с того момента, как только приехала в него. Когда она каждое утро ехала в метро среди четырех миллионов других ньюйоркцев, снующих из кафе в офис с кофе и горячими кренделями в руках, и слышала симфонию машинных гудков с девяти утра… ей казалось, что это и есть будоражащая, берущая за живое жизнь.
Она подняла руку и потерла шею. Ах да, ведь она остригла волосы. Позавчера по пути домой из офиса «Кроникл» она увидела маленькую парикмахерскую на Мэдисон, перед поворотом на Америказ-авеню. Она задумалась на мгновение, взбив свои пышные кудри… но потом смело толкнула дверь и вошла.
– Все? – спросила стилист возбужденную Амбер.
– Все, – ответила она твердо и посмотрела на свое отражение в зеркале – темно-русые кудри доставали ей почти до середины спины, ниспадая на лицо и почти скрывая ее глаза. Сколько она себя помнит, у нее всегда были эти длинные кудрявые волосы. Вообще, ее волосы были ее визитной карточкой, определительным знаком. «Амбер, знаешь… девушка с вьющимися волосами». Она закрыла глаза, когда стилист начала работать.
Через час она смотрела в зеркало, не веря своим глазам. Ее коричневые волосы стали еще темнее теперь, когда она стала почти лысой. Ее лицо больше не обрамляла копна кудрей, и это ясное выражение казалось ей чужим – темные густые брови, ярко-голубые глаза… скулы, подбородок… она медленно наклонила голову под пристальным пораженным взглядом стилиста.
– Довольно… неплохо, – сказала она наконец, застенчиво довольствуясь результатом.
– Неплохо? – повторила парикмахер презрительно. – Дорогая, да это просто великолепно! Умереть, не встать! – рассмеялась она, снимая с плеч Амбер накидку. Амбер улыбнулась. Американцы такие эмоциональные, у них все чувства на поверхности, англичане намного спокойнее. Умереть, не встать! Она снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Она выглядела точно так, как чувствовала себя: молодая, активная, дерзкая. Дерзкое начало.
Однажды через месяц она заходила в лифт с бумажным подносом с шестью чашками кофе на нем в одной руке и пакетом рогаликов в другой. Рогалики и кофе. Неотъемлемая часть повседневной рутины, часть работы. Она нажала кнопку вызова локтем и повернулась лицом к дверям лифта. Был конец августа, и в городе по-прежнему было душно. Она чувствовала, как капельки пота скатываются по ее спине. Слава богу, она додумалась подстричься, сказала Амбер себе, пока открывались двери. Бегать по такой жаре с копной кудрявых волос было бы невыносимо. Она с облегчением шагнула в прохладный от кондиционера офис. Она раздала кофе, разделила рогалики и уселась перед своим компьютером в ожидании Сэнди, чтобы отдать ей проекты для правки и начать работать.
– Эй, Амбер, – позвала ее Сэнди. Ее лицо внезапно показалось поверх перегородки, и выражение на нем было испуганное. – Мне очень нужна твоя помощь. – Амбер кивнула, приготовившись слушать, что стряслось. – Я занималась подработкой на стороне, – начала она, понизив голос, – и у меня все пошло насмарку. Я должна была сделать небольшую статью в Харлеме для «Вилла Войс», и это совершенно вылетело у меня из головы. Ты бы меня так выручила, если бы собрала некоторые заметки по этому поводу. Сегодня.
Амбер замерла. Ведь это шанс выбраться из офиса!
– Конечно, – сказала она, надеясь, что ее слова прозвучали не чересчур восторженно. – Что именно тебе нужно?
– О, я не знаю… редактору нужны интересные человеческие истории, понимаешь… как живут люди в городе, в этом духе. На прошлой неделе вышла статья о каком-то гаитянине в городских джунглях, так вот они хотят что-то вроде этого. Это должно было быть готово на выходных, но я напрочь забыла. – Сэнди улыбнулась самой ангельской улыбкой. Амбер не могла понять, почему она так усердно оправдывалась – она готова зуб отдать за то, чтобы выбраться в город и посмотреть на Нью-Йорк как следует. Ведь на данный момент она всего лишь обошла Нижний Манхэттен, но она знала, что помимо чарующих восходов и небоскребов, терявшихся в небе, есть другой город.
– Конечно, – повторила Амбер. – Когда статью нужно закончить?
– Знаешь, лучше сегодня вечером, – сказала Сэнди, закатив глаза в отчаянии.
– Тогда мне лучше начать прямо сейчас, – сказала Амбер, улыбнувшись. – Я должна кого-то предупредить о том, что ухожу?
– Нет, иди. Я скажу, что ты ушла по поручению или что-нибудь такое. Отчасти так оно и есть.
Амбер не стала терять времени. Ровно через пять минут она собрала в сумку блокнот, маленькую камеру и получила смутное представление, о чем надо писать. Сэнди наскоро так описала ей критерии необходимого материала: заметки и наблюдения, из которых она сможет составить короткую историю – от полутора до двух тысяч слов, – и несколько иллюстраций. В офис вернуться она должна после обеда, чтобы вечером Сэнди успела написать статью.
Амбер вышла из здания с офисами и на метро добралась до Сто двадцать пятой улицы, попав в совершенно другой мир, далеко не такой, как тот, что она покинула, словно в другую страну. Она поднялась в город и остановилась на тротуаре, зевая. Вокруг она не увидела ни идеально ровных тротуаров, ни крылечек под балдахинами; исчезли дизайнерские торговые центры, пестрая толпа; казалось, вымерло все космополитическое разнообразие населения нижнего города. Здесь почти каждый, за редким исключением, был темнокожим. Она чувствовала, как то, что она бледнокожая, буквально лишает ее самообладания. Люди оборачивались на нее, когда проходили мимо, шептались у нее за спиной. Она двинулась от станции вниз по широкому бульвару к группе многоэтажных зданий. Она понятия не имела, куда ей идти. Но, насколько она знала, Манхэттен не был слишком длинным… и рано или поздно она дойдет до реки. Дискриминация вокруг была очевидной и окончательной. На дворе 1986 год, повторяла она себе, а не 1834-й. Она находилась в Нью-Йорке, а не в Йоханнесбурге. Так в чем же дело? Здесь не было ни малейших признаков коммерческой жизни, за исключением ликерных магазинчиков. Вокруг них кучками толпились мужчины, курили и как можно незаметнее пили из коричневых бумажных пакетов. Пару раз она слышала сирену полицейской машины, когда она проносилась неподалеку на предельной скорости. Амбер не останавливалась. Зато, похоже, проблем с жилой площадью здесь не было – изящное здание из коричневого камня стояло наполовину пустое, на подоконниках второго и третьего этажей росли сорняки. Но некоторые дома были забиты до отказа, она сделала заметку в блокноте. А где же женщины? За час, а может быть больше, она не видела ни одной женщины, идущей по улице, не считая одной – двух женщин, забирающихся в автобус и тут же исчезающих из виду.
Амбер остановилась перед универмагом. Над входной дверью красовалась вывеска Королевских Бургеров. Она была такой голодной, и ей хотелось пить, а вокруг нет ни одного приличного заведения, ни ресторана, ни бистро. Выбора нет, решила она, подходя к прилавку. Осмотрелась. Было довольно необычно – ресторан, если это место можно было так назвать, был не намного шире прилавка и включал в себя несколько столиков неподалеку от магазина. Она поежилась, занимая место в очереди. Заказав бургер и колу, она взяла поднос и пошла искать свободное место, стараясь не обращать внимания на вызывающие взгляды сидящих вокруг. Рядом с ней сел молодой человек с презрительным взглядом и нескрываемым упреком. Напротив него пыталась усесться пожилая женщина со своим подносом. Краем глаза Амбер стала наблюдать, как молодой человек с повязанной на голове банданой и болтающимися на шее золотыми цепями стал медленно и тщательно разламывать свой бургер на мелкие кусочки. Но когда он принялся кормить пожилую женщину этими кусочками, с непомерной заботой и нежностью, Амбер не могла сдержать своего изумления. Она едва не прослезилась, когда услышала, что он обращается к женщине не иначе, как «бабушка», и увидела, как аккуратно он утирает ей рот, убедившись, что та наелась. Амбер резко отодвинула свою тарелку, чтобы не расплакаться. До чего нелепая и в то же время ужасно трогательная картина разыгралась перед ней. Неожиданно молодой человек поймал ее взгляд. Амбер опустила глаза. Его агрессивный настрой по отношению к ней был неоспорим и пугал ее. Она являлась не просто посторонним человеком в этом обществе, в которое она вторглась незаметно для себя. Она была врагом. Она встала и ушла.
Вечером, после того как она передала Сэнди полных пять страниц рукописных заметок, Амбер дома лежала на кушетке, телевизор работал, но без звука, она минута за минутой перебирала в уме пережитое днем. Она подскочила и собрала в охапку все свои заметки. Никогда прежде она не чувствовала такой потребности писать что-то, выражать мысли, преобразуя наблюдения в слова. И она стала писать. Она писала почти три часа без остановки. Когда она закончила, то отложила ручку, подошла к окну и стала наблюдать за городом. В Лондоне не было такой суеты, подумала она. Конечно, различия между городами большие – живя в Клеркенвилле, нельзя было не заметить напряженных отношений между рабочим классом, который жил здесь десятилетиями, и новыми, внезапно хлынувшими потоком яппи, прибывающими с пугающей быстротой. Но это… она никогда не видела такого контраста. Все ее представление о Нью-Йорке кардинально перевернулось буквально за какой-то день. Она должна написать об этом.
На следующее утро Амбер застенчиво протянула Сэнди три печатные страницы эссе.
– Тут ничего особенного, – сказала она, пытаясь придать своему голосу непринужденный тон. – Я просто подумала… если у тебя как-нибудь найдется время… может быть, ты глянешь на это и, знаешь, просто скажешь мне свое мнение.
– Конечно, – сказала Сэнди, широко улыбаясь. – Кстати, вчерашние заметки просто замечательные. Мне понравилась эта сцена с бабушкой. Спасибо. – Она взяла у Амбер листы, даже не посмотрев на них. – На этой неделе я правда очень занята, дорогая, и на следующей тоже, – кинула она ей вслед, – но обещаю: как только у меня появится время, я обязательно просмотрю твой материал. А теперь у нас есть полный комплект корректур, с которыми мы сможем попасть в завтрашнюю колонку «Происшествия и слухи». Ты не могла бы пока с этим разобраться? – И она вручила ей кипу неправленых бумаг. Такова реальность, подумала Амбер.
Хотя не все оказалось так просто. Три дня спустя она наткнулась на «Вилла Войс» и решила прочитать колонку «Сити Скейп», ей не терпелось увидеть, во что Сэнди превратила ее заметки. Но за считаные секунды до нее дошло, что изданный вариант не был создан Сэнди из ее заметок – это была статья Амбер, то самое эссе, что она дала на оценку Сэнди… В своем первоначальном виде, слово в слово. Сэнди просто-напросто выложила написанную Амбер работу. Она судорожно пробежала колонку глазами. «Другой мир». Автор Сэнди Джексон. И ни единого упоминания ни об Амбер Сэлл, ни о той работе, что она проделала. Ни единого слова. Она все еще не могла в это поверить.
Как Сэнди могла сделать такое? Она же украла ее работу. Похоже, она прочитала статью в тот же день, когда Амбер отдала ей, и на следующее утро первым делом отправила ее в «Войс». Это же воровство! Она яростно смяла бумагу в кулаке. Вот и первый профессиональный урок. Никогда, ни при каких обстоятельствах ничего никому не отдавать, даже свои заметки. Она со злостью швырнула комок газеты в мусорную корзину.
