Текст книги "С тобой и без тебя. Нежный враг (Том 2)"

Автор книги: Лесли Локко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

20

Все трое встретились у входа на станцию «Лэндброук-Гроув» в девять часов в субботу две недели спустя. Погода переменилась – небольшие облака окрасили все в серый пасмурный цвет в соответствии с их настроением. Они купили билеты до Ричмонда и пошли наверх ждать поезда. Никто не говорил ни слова. Амбер хотела бы сказать что-то, сделать что-нибудь, чтобы Мадлен стало легче, но жесткое, сосредоточенное выражение на лице подруги не подразумевало сейчас никаких жестов проявления любви. Бекки тащилась позади них, выглядела потерянной и неуверенной в себе. Как и Амбер, она хотела обнять и пожалеть Мадлен, только не знала как. Подъехал поезд, открылись двери. И он поглотил их троих.

Мадлен сидела одна, отвернувшись от подруг, пытаясь сосредоточиться, всматриваясь в сады и овощные оранжереи, проплывающие за окном. Она не знала, что было хуже – думать о том, что должно было произойти, или о том, что уже случилось. Обе мысли приносили боль, а первая была настоящим испытанием. А последняя… Ей было трудно думать, что этого больше никогда может не произойти. Что после этого короткого эпизода в ее жизни никогда не будет никого, с кем она испытает подобный совершенно неожиданный взрыв эмоций, почувствует волны шокирующего вожделения, сильнейшего электрического разряда. Мадлен вспоминала тот момент, когда он кончил, лежа на ней, зарывшись лицом в ее шею… с болью? Она испуганно прикоснулась к нему, но его руки скользнули вниз по ее груди и мягкой коже живота, и по ней прошла удивительная волна тепла. Нет, не с болью. Она улыбалась… Это было просто великолепно. Она была замечательной, так он и сказал. Его слова снова прошлись благодарной волной по ее телу – от бедер к лицу. Она спрятала лицо в подушке, почувствовав теплые слезы счастья в уголках своих глаз, но прежде, чем она успела повернуться и ответить ему, кто-то позвал его снизу. Марк Дорман встал и оделся в считаные секунды. Он провел рукой по волосам и… исчез. Мадлен ждала, казалось, вечность, но он так и не вернулся. Потом медленно оделась, жар ее тела постепенно остыл, и она стала спускаться по лестнице. Она увидела, как он обнимал какую-то стройную молодую женщину в черном платье открытой спиной, его руки скользили под копной ее золотистых волос. Мадлен неслышно открыла дверь и выскользнула в прохладу ночи.

Она отвернулась от окна и взглянула на свои руки. В этот момент Амбер, сидящая напротив, потянулась к ней через проход и осторожно коснулась ее колена. Мадлен подняла глаза. Бекки смущенно улыбнулась ей. Чтобы ни происходило, эти двое пытались сказать ей, что она не одна. Она посмотрела на них с благодарностью. Поезд остановился на станции Ричмонд, и все трое встали. Время шло, жизнь продолжалась, необходимо было действовать.

Часть вторая

21

Менорка, Испания, 1983

Паола откинула волосы назад, поправила тонкие бретельки своего сарафана и вышла из ванной. Краешком глаза она наблюдала за хозяином бара, Дидье – для друзей просто Диди, – как он полирует стаканы, рассматривая на солнце их на просвет. Между ними шла игра: она притворялась, что его не замечает; он притворялся, что ему все равно. Однако внутренне Паола трепетала. Дидье Жюно был владельцем «У Диди», хипового бара в центре Тамаринда, напротив старой церкви в стиле барокко на Плаза Испанья, в который Паола со своими друзьями захаживала ежедневно. Была пятница, четыре часа дня, последняя неделя летних каникул. В воскресенье они с Франческой вернутся в Рим.

– Ты кого-нибудь ищешь? – спросил Дидье, пристально наблюдая за Паолой.

– Я? Нет-нет… Я… просто собиралась… позвонить, – соврала Паола. Это прозвучало глупо. И если было что-то, что Паола ненавидела, конечно, помимо своей сводной сестры Амбер, так это когда ее слова звучали глупо.

– Телефон там, – сказал Дидье, показывая на стену рядом с собой, и Паола была вынуждена повернуться и посмотреть на него. Он лениво провел тряпкой по прилавку, глядя, как ее соблазнительная попка колышется под тонкой тканью сарафана, когда она шла к телефону. Она сделала пол-оборота, засекла его взгляд, и они оба улыбнулись. Игра продолжалась.

– Что ты там делала? – прошипела Бернадет, когда Паола садилась рядом с ней. Они сидели с Энрико и Пабло, сыновьями-подростками друзей их родителей, которые попросили ребят развлечь девушек во время их последней поездки в город.

– Я тебе потом скажу, – прошептала Паола. Она глотнула свой кампари с апельсиновым соком и льдом, почти растаявшим за те пятнадцать минут, которые она отсутствовала. Но это того стоило. Она договорилась о встрече. Ей всего-то надо лишь ускользнуть с виллы в районе десяти, что будет легко. Макс в отъезде, а ее мать не заметит. А даже если и заметит, не проговорится. Она посмотрела на Энрико. Довольно милый мальчик, достаточно симпатичный, чтобы провести день в его компании, но просто мальчик в сравнении с мужчиной, которому она назначила встречу. Дидье было за тридцать, не то что этому подростку. Паоле было скучно с Энрико и его друзьями. Она хотела развлечься – по-настоящему, по-взрослому. Она закурила.

Филиппе, старший бармен «У Диди», наблюдал, как Паола вышла из бара и кокетливо улыбнулась Дидье.

– Поздравляю, – сказал он другу. – Похоже, ты сорвал джекпот.

– Знаю, – улыбнулся Дидье. – Она классная, правда?

– Темнота. Да ты знаешь, кто она? – Дидье покачал головой. – Дочь Макса Сэлла от его итальянской любовницы.

Дидье посмотрел на него расширившимися глазами. Конечно! А он ее не узнал. Он выпил еще стаканчик.

– А сколько ей лет?

– Достаточно, поверь мне. Им всем – достаточно, – Филиппе пожал плечами.

Девочки-подростки, болтающиеся по ночным барам, были вовсе не такими невинными, какими казались. Они быстро взрослели на Менорке. Это была одна из причин, по которой Филиппе переехал сюда из Мадрида. Дидье снова улыбнулся. И ему было чему радоваться. Паола Росси… Одна из самых богатых «малышек» на острове. Они условились встретиться сегодня позднее в «Таба», рядом с фонтанами. Он видел этот ее взгляд: страх, смешанный с флиртом. Он видел такой взгляд и раньше у шестнадцатилетних богатеньких девочек, которые склонялись над барной стойкой «У Диди», надавливая грудью на малахитовую столешницу, и чувственный голод горел у них в глазах. Он точно знал, чем все это закончится. Тут было много красивых мужчин, которым за двадцать и за тридцать, прибывших на остров по делу или без. И тогда многие богатенькие девчушки чувствовали, что им смертельно надоели их дружки-подростки со своими дебильными прическами и одеждой, похожей на школьную форму. Для них красивый мужчина олицетворял свободу, опасность и что-то загадочное и непознанное, к чему их так тянуло. Дидье был одним из таких парней. И Паола заметила его; или он – ее. В любом случае, Дидье точно знал последующий сценарий развития событий. Он видел это, проделывал это уже сотни раз.

Ровно в четверть десятого Паола выскользнула из постели, полностью оделась и на цыпочках прошла в ванную, чтобы в последний раз взглянуть на себя. Она закрыла за собой дверь и включила свет. Она выбрала длинную до лодыжек шелковую розовую юбку, облегающую бедра, белый узкий топ и плоские белые сандалии, украшенные кораллами и ракушками. Еще раз тщательно расчесала блестящий черный шелк волос, нанесла помаду и выключила свет, довольная тем, что выглядела по крайней мере на три года старше своих пятнадцати. Паола подняла окно спальни, подобрала юбку, осторожно вылезла, пересекла лужайку и запрыгнула на свой маленький скутер. Она свободно покатилась вниз по холму и завела мотор лишь тогда, когда оказалась вне пределов слышимости. У нее быстро билось сердце. Она точно рассчитала время так, чтобы опоздать на двадцать минут. Достаточно для того, чтобы заставить его понервничать, придет ли она вообще, но недостаточно для того, чтобы охладить его пыл. Еще один из очень полезных советов Франчески.

– Привет, – сказала она, небрежно пробираясь между столиками. В баре было много мужчин, которые не могли оторвать от нее глаз, как заметила она, к своему удовлетворению. Дидье с обожанием смотрел на нее, когда она грациозно присела рядом. Никаких извинений за опоздание. Пусть ценят твою выдержку, как говорила Франческа.

– Привет. Я уже думал, ты позабыла, – лениво улыбнулся ей Дидье.

Паола пожала плечами и тоже улыбнулась.

– Да, я всегда немного задерживаюсь, – небрежно сказала она. Она достала из сумочки сигарету. Ей надо было чем-то занять руки. Он был такой красивый и взрослый, сидя напротив нее в потертом кожаном пиджаке. Его каштановые кудри вились по шее, на щеках видна была эротичная дневная небритость. Ее сердце забилось чаще.

– Что будешь пить? – спросил он.

– Кампари… Нет, виски, – быстро сказала она. Дидье одобрительно кивнул и жестом позвал официанта. Через секунду ее напиток стоял перед ней. Она сделала большой глоток. Дидье, улыбаясь, смотрел на нее. Он наклонился к ней.

– Сколько тебе лет, Паола? – спросил он, глядя на вырез ее топа.

– Восемнадцать, – нагло соврала Паола, делая еще один глоток.

Он отклонился назад.

– Хочешь поехать на вечеринку? – спросил он, зажигая себе сигарету. Паола с готовностью кивнула.

– А чья это вечеринка? – спросила она с блеском в глазах.

– О, это мои знакомые в другой части города. Одна из вилл там, на холмах.

– Великолепно. Круто звучит.

Дидье поднял бровь. Она покраснела – может, это прозвучало слишком по-детски?

– Да, – он поднялся и затушил сигарету. – Хорошо. Поехали. Моя машина вон там.

Он достал помятую банкноту и оставил на столе. Паола с отвращением спешно выпила последний глоток виски и последовала за ним.

– Ты думаешь… Я подходяще одета? – спросила она, пока они шли к машине. Дидье взглянул на нее и осторожно обнял ее за плечи.

– Меня это не волнует, детка… Я планирую увидеть тебя… без всего этого, – сказал он с улыбкой, едва касаясь бретелек ее топа. По ней пробежала волна возбуждения. Ей осталось быть всего два дня на острове, и она поклялась себе еще до отъезда из Рима, что на этот раз не вернется отсюда единственной девственницей в лицее. Даниела, Роберта, Паскаль… все ее лучшие подруги давно уже сделали «это», и Паоле не хотелось от них отставать. Только ей не нравилось потерять свою девственность с каким-нибудь прыщавым подростком с потными ладошками из ее же класса. С такими, как симпатичный спокойный Энрико или занудный Пабло. Ей хотелось сделать это с кем-то старше, намного старше и опытнее, кто научил бы ее, что к чему, а не так, как рассказывали об этом Даниела и Паскаль. Паола и Дидье дошли до его машины. Он открыл ей дверь, и она заметила, что машина была далеко не новой, не такой шикарной, к которым она привыкла. Но потом он скользнул на водительское сиденье, повернулся к ней, взяв в ладони ее лицо, и… Она больше ни на что не обращала внимания, чувствуя, как его руки расстегнули несколько верхних пуговичек ее топа и начали осторожно исследовать ее тело.

– Дидье, – пробормотала она немного позже. Она каким-то образом оказалась на нем сверху, зажатая между его твердой плотью спереди и рулевым колесом сзади. – Разве мы… Как же вечеринка? Мы не опоздаем?

– К черту вечеринку! У меня есть идея намного лучше. – Его рука скользнула вниз по ее бедру. – Давай лучше мы уедем отсюда, а то меня арестуют за некорректное поведение на людях.

Паола засмеялась, когда его руки соскользнули с нее, и он завел двигатель. Она устроилась поудобнее на своем месте, заметив, как запотели стекла.

За десять минут они добрались до квартиры Дидье, который жил не так далеко от бара. Он припарковал машину, взял Паолу за руку и провел с бокового входа по задней лестнице, прежде чем кто-либо успел их заметить. Филиппе ушел из квартиры, он-то знал, даже если об этом было неизвестно Паоле, что эта парочка прибудет сюда в течение часа.

Красивым, хорошо отрепетированным движением Дидье снял кожаный пиджак, взял из буфета два стакана и бутылку виски, усаживая Паолу на кровать рядом с собой. Уже через пять минут он снял с нее топ и сандалии, а его руки исследовали нежную кожу на ее стройных ногах. Паола Росси была богатой и горячей. Он будет у нее первым – он мог судить об этом по тому, как дрожали ее ноги и останавливалось дыхание всякий раз, когда он достигал новой эрогенной зоны, беспорядочно лаская ее тело. Горячая богатая девственница. И кто мог ввести ее в новый мир лучше него? Он был в этом хорош, слишком опытен. Возможно, она долго будет вспоминать о нем, сравнивая его достоинства с последующими мужчинами. И он приступил к делу.

22

Лондон, Англия, 1983

– О, ради бога, Сэлл. Тебе только это и надо сделать. – Джейк Хайэм-Бартон нагнулся и выхватил чековую книжку из рук Киерана. Он перевернул ее и вырвал листок сзади. – Вот. Сколько ты хочешь?

– Черт, да я не знаю. Сколько… ты думаешь, нам потребуется?

– Зависит от того, какого качества наркоту ты хочешь.

– Да откуда я знаю? Нормального качества, очень хорошего. – Киеран внезапно захихикал.

– Хорошо. Пусть это будет пятьсот фунтов.

– Пятьсот фунтов? Ты в своем уме? – Глаза Киерана расширились. Он попытался выхватить у Джейка чековую книжку, но тот, смеясь, поднял ее над головой.

– Да брось. Ты об этом не пожалеешь. А он этого даже и не заметит.

– Откуда ты знаешь? Дай сюда… Он – мойотец, мне видней!

– И ты туда же. Да не будь таким скрягой. Он даже не обнаружит пропажи. Смотри… Поэтому я и вырвал листок сзади, а не спереди. – Джейк швырнул чековую книжку через комнату и схватил ручку. Положив пустой чек банка Куттс на колено, он написал в нем сумму. – Ну вот, – протянул он чек Киерану, – теперь распишись. Я же не знаю, какая у него подпись.

Киеран с сомнением посмотрел на него.

– Давай, Сэлл. Ты же хочешь словить кайф, разве нет?

Киеран взял у него чек, сделал глубокий вдох и нарисовал подобие подписи Макса на нужной строчке.

– Фантастика! И всего-то делов было! Теперь пошевеливайся. Надо успеть в банк до закрытия, – взорвался Джейк, вскакивая с места. – А потом поедем прямиком к Принцу.

– Черт, Джейк… А что, если… – начал Киеран, все еще сомневаясь.

– Не может быть тут никаких «если», – сказал Джейк тоном, не допускающим возражений. – Шевелись! Где твоя куртка?

– Хорошо. Иду. Я только…

– Да двигай же! Возьмем кокаина. И еще чего-нибудь веселящего. Готов?

Он открыл дверь спальни Киерана. Киеран надел куртку и осторожно высунул голову в коридор.

– Да нет его тут, трусливая задница! Он же в Японии. К тому времени, как он вернется, ты уже и кайф словишь, и запасец у тебя будет… Да тебе все будет по фигу… – снова начал смеяться Джейк. Киеран нахмурился и толкнул Джейка вперед по лестнице. Он хотел как можно быстрее исчезнуть из дома. Все-таки воровать деньги из кошелька Анджелы – это одно, а чеки из кабинета Макса – совсем другое дело. Они оба побежали к двери, нервно хихикая.

Это оказалось просто. Час спустя они снова сидели в черной машине, мчащейся по направлению к Бетнал-Грин с пятьюстами фунтами налички в хрустящих новеньких двадцатифунтовых банкнотах в кармане джинсов. Они хохотали так, что шофер периодически оборачивался, чтобы узнать, все ли у них в порядке.

– Спасибо, приятель, – сказал Киеран за квартал до нужного адреса и протянул шоферу двадцатифунтовую банкноту. – Оставь себе сдачу.

– Давай, он дома! – Джейк был сильно перевозбужден.

– Откуда ты знаешь?

– Вон его машина. – Джейк указал на серебристый «БМВ» с тонированными стеклами, припаркованный на другой стороне дороги. Среди потрепанных «моррис минорсов» и «минисов» эта машина смотрелась неуместно, думал Киеран, когда они шли ко входу и ждали лифта.

– Принц, это свои. – Джейк прошел вперед. Его слова вдруг зазвучали иначе, чем слова студента-сокурсника, которого Киеран знал еще со школы. Принц был устрашающе высоким и крепко сложенным человеком неопределенного возраста, чьи бицепсы были крупнее бедра Киерана. Киеран сглотнул, когда Принц молча отошел, пропуская их. Гостиная, если ее так можно было назвать, была почти пустой. Только музыкальный центр в углу и огромный телеэкран. Таких Киеран раньше не видел. Он нервно слушал, пока Джейк перечислял, что им нужно, показывая наличность, которую они привезли и собирались потратить. Принц аккуратно взвешивал и раскладывал по пакетикам сырье. Все было закончено менее чем за десять минут. Принц в упор посмотрел на Киерана. Бормоча благодарности, он последовал за Джейком в прихожую, едва веря своей удаче. Они не стали вызывать лифт, а бежали все двенадцать этажей и вопили как школьники.

Здесь оказалось намного труднее поймать такси, идущее в Вест-Энд, и Джейк сказал, что им не стоило отпускать прежнее, шофер мог бы их подождать. Но полчаса ходьбы по Роман-Роуд и пятьсот фунтов было невысокой ценой за первоклассный наркотик, расфасованный по пакетикам и лежавший в карманах их курток. Киеран не мог дождаться, когда он придет домой и будет ловить кайф.

23

Амбер поставила на пол сумку и с интересом осматривала крошечную комнатку. Ну вот. У нее получилось. Университет. Наконец. Она закрыла за собой дверь и разрыдалась. Она не могла поверить в то, что все закончилось. После всех этих споров, доводов, скандалов и совершенно неожиданной помощи в последний момент от почти незнакомого человека она поступила, была зачислена.

Амбер высморкалась и села на край незастеленной кровати. Узкая пустая комната лишь с самым необходимым для студента-первокурсника: кровать, письменный стол, встроенный шкаф и маленькая раковина. Вся комната была не больше туалета в их доме. Она дотронулась до стопки белья, оставленной в изножии кровати. Холодное, жесткое, казенное. Она сглотнула. Что ж, то, что она сейчас чувствовала, испытали и Мадлен и Бекки, строго сказала она себе, ставя перед собой чемодан. Мадлен была теперь студенткой-медиком в Эдинбурге, а для Бекки в последний момент нашли место в художественной школе в Кингстоне. Бекки не смогла набрать нужного количества баллов, и только звонок ее отца коллеге в отдел истории искусства спас ее от судьбы, которую она бы посчитала хуже смерти – учиться у Люси Клайтон, блестящее предложение ее матери. Амбер улыбнулась при воспоминании об этом. Для Мадлен было легко поступить самой с высшими баллами по всем нужным предметам. Она знала, что хочет быть врачом, уже несколько лет. Но выбор Амбер удивил всех, и за ним последовала бурная реакция Макса.

– Что? – Макс поднял голову от утренней газеты и взглянул на Амбер так, словно та сошла с ума.

– Английский. Я хочу на филологическое отделение, – повторила Амбер, скорее уже для себя самой. Она была озадачена. Почему он так странно на нее смотрел?

– Да зачем тебе? – спросил Макс, прежде чем вернуться к газете.

– Что ты имеешь в виду? – Они были вдвоем за завтраком. Киеран еще не спустился.

– Это же трата времени, – уже раздраженно произнес Макс. – Займись чем-то нужным. Научись стенографии, например.

Амбер чуть не выронила свою чашку чая.

– Стенографии? Зачем мне стенография? – спросила она, мгновенно повышая голос.

Макс снова свернул газету и воззрился на дочь.

– А почему бы и нет? Для женщины это полезный навык. Я смогу устроить тебя куда-нибудь на работу.

– Я не хочу учиться стенографии! – взорвалась Амбер. – Я хочу поступить в университет! Я даже не могу поверить в то, что ты такое говоришь! – Она оттолкнула от себя тарелку. Лицо Макса потемнело, но Амбер было уже все равно. Ее глаза наполнились злыми слезами.

– Прекрати орать! – прорычал Макс с досадой. – Я просто не вижу в этом смысла. Ты проведешь три года своей жизни, занимаясь неизвестно чем, забивая свою голову бесполезной информацией… И потом, прежде чем успеешь оглянуться, выскочишь замуж. Так зачем терять время?

– Кто тебе такое сказал? – злобно огрызнулась Амбер. – Ты что, думаешь, все женщины только того и хотят – выйти замуж за первого встречного и…

– Амбер! Следи за тем, что говоришь! Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе с практической точки зрения, – закричал на нее Макс. На кухне внезапно послышался шум. Миссис Дьюхерст заглянула в дверь.

– Все в порядке, сэр? – спросила она, озабоченно глядя на раскрасневшееся лицо Амбер.

– Отлично. Оставьте нас в покое, – рявкнул на нее Макс. Миссис Дьюхерст исчезла. Амбер встала из-за стола и швырнула салфетку. Теперь ей было уже действительно все равно, что за этим скандалом последуют злобные взгляды и недельное молчание. И как смеет Макс рассуждать об ее амбициях в такой небрежной манере.

– Мне безразлично, что думаешь ты, – сказала она удивленному Максу. – Я иду в университет, и все тут. И мне не нужна твоя помощь. У меня и так по всем предметам высшие баллы. И если я наберу достаточное количество баллов, то поступлю.

С этими словами она развернулась и не спеша пошла к себе в комнату.

У Макса ушло почти три недели на то, чтобы успокоиться, и еще месяц, чтобы потихоньку убедиться, что университет не был потерей времени и что, если Киеран смог продержаться всего лишь семестр в Ноттингеме, это вовсе не значило, что Амбер поступит так же – просто позволит себя вышвырнуть. Макс просиживал в размышлениях часами после памятного скандала с Амбер, и в конце концов урезонила его именно Франческа, к большому удивлению Амбер. Она потом провела много времени, обсуждая это с Бекки и Мадлен, но так и не смогла понять мотивов Франчески. Никто из них не смог.

Она вздохнула, вытерла слезы и встала. Ну, все это случилось в прошлом учебном году, а теперь она здесь, за день до начала занятий, а уже скучала по дому и была смущена. Было ли это действительно тем, чего она хотела? Она скучала по своей большой, мягкой, удобной двуспальной постели, личному туалету и душевой, знакомым звукам с кухни, где миссис Дьюхерст и Кристина готовили завтрак, ланч или обед… даже по приглушенной музыке, доносившейся из комнаты Киерана, и по этому ужасному сладковато-едкому запаху его травки, наполнявшему коридор всякий раз, когда он открывал дверь своей комнаты. Черт возьми, она даже скучала по подобному привидению присутствию Анджелы на третьем этаже. Амбер начала застилать постель. Было уже почти десять. Из беглого осмотра нового места проживания стало ясно, что душевые были в конце коридора, а кухня где-то внизу. Она закончит застилать постель, примет душ и пойдет на кухню заварить себе ромашкового чая, прежде чем ляжет спать. Впереди предстоял длинный первый день, и ее мутило от страха.

На следующее утро она проснулась рано, разбуженная гудением автобусов и такси, пробивавшихся в поисках свободного места в пробках по Оксфордской улице пятью этажами ниже. Амбер лежала в постели в душной комнате, вслушиваясь в звуки города в час пик, думая о неизменном хаосе предстоящего дня. Надо было явиться на отделение филологического факультета на Говер-стрит к десяти утра на лекции, которые будут продолжаться до полудня. Амбер спустила ноги с кровати, подобрала свой халат и открыла дверь. Коридор был погружен в тишину. Взглянув на часы, она пожала плечами. Было восемь тридцать. Может быть, все уже ушли…? Она устремилась в душ.

Полчаса спустя, когда она шла обратно, признаков жизни все еще не было. Амбер закрылась у себя в комнате и начала одеваться, не переставая думать о том, где все и почему она – единственный бодрствующий в это время суток человек в Иванс-холле. Несколько минут она проверяла свой новый портфель – подарок миссис Дьюхерст, чтобы убедиться, что у нее есть все необходимое для первого дня учебы. Потом взяла пиджак и закрыла за собой дверь. В конце коридора открылась дверь, и девушка в ужасных отрепьях, похожих на старое полотенце, выползла, зевая во весь рот, как раз в тот момент, когда Амбер проходила мимо.

– Привет, – проговорила Амбер. Все-таки это была ее сокурсница.

– Ммррмм, – послышался нечленораздельный ответ на ходу к душевым. Открылась еще одна дверь, потом еще одна. Амбер посмотрела на часы. Девять тридцать. Возможно, тут встают всегда в это время. Она поехала вниз на лифте и через мгновение была уже на Оксфорд-стрит.

Три часа спустя ее голова уже раскалывалась от всего, что надо было упомнить, когда она шумно захлопнула свои записи. Знакомство с факультетом было закончено. На курс поступило около семидесяти студентов. Амбер робко осмотрелась. Зал потихоньку заполнялся: длинноволосые девушки болтали друг с другом; здесь было несколько серьезного вида молодых людей в джемперах и строгих брюках; несколько иностранных студентов; парочка, говорящая по-французски… Она почувствовала себя потерянной. Все, казалось, друг друга знали. Неужели она была единственным здесь человеком, которому даже не с кем поговорить? Она вдруг почувствовала на собственной шкуре, что значило, по словам Мадлен, быть аутсайдером. Паника нарастала. И ради этогостоило скандалить с Максом?

– Привет. – Очень высокий молодой человек стоял прямо перед ней, преграждая дорогу. На мгновение она опешила. Разве они были знакомы? – Привет, – повторил он, протягивая руку. Амбер оторопела. – Не бойся, я не кусаюсь. – Его смеющийся голос был необыкновенно глубоким. Она улыбнулась в ответ.

– Прости… Разве мы раньше встречались?

– Нет, но я знаю, кто ты такая.

– Да?

– Правда. Ты – Амбер Сэлл, так ведь? – Он улыбался ей откуда-то сверху. Амбер оказалась в неестественном положении – ей пришлось отклонить назад голову, чтобы нормально разглядеть его. Он самоуверенно улыбался. Карие глаза, розовые щеки, песочного цвета волосы… Ей нравилось, как его глаза сощуривались в самых уголках, и то, как он смотрел на нее. Действительносмотрел на нее. И она нахмурилась.

– А откуда ты знаешь?

– Видел твою фотографию на стенде. Нас сегодня же фотографировали, помнишь? – Амбер кивнула с облегчением. На мгновение ей показалось…

– Ведь Макс Сэлл – твой отец? – продолжал он, произнося то, чего она как раз-таки не желала слышать. Она замерла, разочарованная.

– Послушай, и с чего это тебе так интересно, кто я такая?

– Мне и неинтересно. Вернее, интересно, но вовсе по другой причине. Это просто… В Холле сегодня одна из девочек читала газету, и там была фотография твоей сестры…

– Моей сводной сестры, – поправила его Амбер, скрипя зубами. Черт подери! Все надежды на то, что ее не затронет скандал, разразившийся в конце лета, который уже должен быть забыт к сему времени, испарились. Она взглянула на молодого человека.

– Ко мне это никак не относится, имей в виду. И я еще до сих пор не знаю, кто ты… Даже твое имя…

– Генри. Генри Флетчер, – выпалил он и открыл перед ней дверь в аудиторию. Амбер еще раз взглянула на него и пошла прочь. – Эй, прости… Я вовсе не хотел распускать сплетни… ну, и все такое. Просто я просидел за твоей спиной целых три часа, пытаясь сообразить, как к тебе подойти. Честно, я не хотел тебя обидеть. – У него был извиняющийся тон. Амбер помолчала, потом снова повернулась к нему.

– Все нормально. Я не обиделась. А теперь ты не мог бы оставить меня в покое?

– Только если ты пообещаешь выпить что-нибудь со мной завтра, после семинара. – Генри снова улыбался ей. Она взглянула на него, потом тоже расслабилась и улыбнулась. В конце концов, он был единственным человеком, который заговорил с ней за целый день. И в нем было что-то дружеское и теплое. Амбер кивнула.

– Хорошо. Но куда ты хочешь пойти? Я здесь ничего не знаю.

– Я тоже, – бодро сказал он. – Но это же университет. Найдем что-нибудь. Я буду ждать тебя после занятий. – Он еще раз улыбнулся ей и направился к лифтам. Амбер проводила его глазами и взглянула на часы. Время ланча. Неудивительно, что желудок бунтовал. Улыбаясь про себя, она отправилась на поиски еды. С ней хоть кто-то да разговаривает. Возможно, все еще не так ужасно.

В Йорке женщина, сидевшая напротив Мадлен, наконец встала, оставив на сиденье журнал, который читала с самой станции Лидз. Мадлен взяла журнал и открыла четырнадцатую страницу. Она подняла брови. Здесь был материал на целом двойном развороте. «Сестры Сэлл. Эксклюзивные фото».Она посмотрела на фотографию Амбер и ее сводной сестры Паолы, по чьей вине арестовали тридцатичетырехлетнего мужчину за подозрение на сексуальные контакты с несовершеннолетней. Мадлен покачала головой, не веря своим глазам. В статье утверждалось, что невозможно найти двух более разных сестер. Блеклая фотография Амбер, выходящей из «Марк и Спенсерз» с опущенной головой и с поднятой рукой, предупреждающей фотографа, а на другой стороне – фотография Паолы, так и рвущейся в объектив, позирующей и улыбающейся своей неотразимой улыбкой. Мадлен припомнила детали этого мерзкого скандала. Амбер рассказала подругам все с мельчайшими подробностями. Был последний день каникул Паолы, когда она исчезла и ее мать была вынуждена обратиться в полицию. В газетах было полно фотографий: полицейские, обыскивающие квартиры над баром; человек в наручниках – Мадлен не запомнила его имени, – утверждающий свою невиновность… он не знал, что ей всего пятнадцать – она солгала, что ей восемнадцать; и самоуверенная Паола, выходящая на станцию со своей матерью, похожая на нее как две капли воды. Скандал обсуждался в течение многих недель. Имя Макса мусолилось в прессе по столь неблаговидному поводу. Боже, как все это было ужасно.

Мадлен отложила журнал и повернулась к окну, глядя на проплывающий мимо ландшафт. Желто-зеленые холмы и покрытые густой травой долины тускнели по мере продвижения на север, к Эдинбургу. Она была на пороге своей новой жизни, более определенной. Она готовилась к ней с тех самых пор, когда пришла в кабинет профориентации в школе Короля Георга и положила на стол заполненную форму.

Доктор Мадлен Сабо.Она повторяла это вслух на английском и венгерском, ей нравилось, как это звучит, ненавязчиво и легко. Повторяла это с шестнадцати лет. Она наблюдала за тем, как Бекки и Амбер мучились в определении профессии и карьеры в течение долгих месяцев, но она не могла себе такого позволить. Решение Мадлен вряд ли можно было назвать выбором. У богатых было право выбора, это она уже давно усвоила. Это то, что давали деньги – свободу выбора. Я стану этим. Или тем.Все равно что примерять платья и вешать их обратно. Или сказать продавцу обуви, померив очередную пару туфель, – нет, пожалуй, я возьму другую пару.Или даже… На секунду она позволила себе задуматься о самом страшном – возможности сохранить ребенка… она сглотнула. Она поклялась себе больше никогда не думать об этом. Это было в прошлом. А теперь у нее было будущее. Она собиралась совершить нечтов своей жизни, стать кем-то.Она представляла, как ее отец скажет их соседям и их венгерским друзьям в коммуне: конечно, вы помните Мадлен… Теперь она врач, да, мы очень гордимся ею…Или ее мать, убирающую дом доктора Иванса, что за углом от дома Амбер. Все проблемы будут решены, боль потерь сглажена ее успехами. И ничто не сравнится с этим. У нее лишь на мгновение возникло сомнение, когда Амбер объявила о своем выборе – изучать язык. Мадлен лишь на секунду позавидовала ей – та смогла выбрать заниматься тем, чем ей действительно хотелось… Английским… Но она откинула эту мысль. У Амбер и Бекки было право выбирать, строго напомнила она себе. А у нее – нет. И все на этом. Она отложила журнал, думая о том, как Амбер и Бекки провели их первый день в университетах, и стала снова смотреть в окно.