Текст книги "С тобой и без тебя. Нежный враг (Том 2)"
Автор книги: Лесли Локко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
2
Бекки смотрела на замкнутое несчастное лицо Амбер, страстно желая сказать что-нибудь, чтобы приободрить ее. Она пыталась сделать это, но ничего подходящего не приходило в голову. Она была так же расстроена, как и сама Амбер. Уехать? На полных шесть недель? Она просто не могла поверить в это. Амбер не попадет на вечеринку по случаю четырнадцатилетия Бекки, она также пропустит выпускной вечер и все, что они придумали на окончание школьного года. Она с мрачным видом завернулась в одеяло, раздумывая, как ей пережить такой поворот событий. Они были неразлучны. Они никогда не расставались с того момента, когда Амбер впервые появилась в их детском саду почти десять лет назад. Один мальчишка в их группе дергал Бекки за хвостики и обзывал ее. Амбер подскочила, споткнулась о пластиковый столик, а потом так врезала этому забияке, что у него из глаз немедленно хлынули слезы в три ручья. Воспитательница отправила ее домой за плохое поведение, но она вызвала восхищение и преклонение со стороны Бекки. В ответ Бекки предложила Амбер свою дружбу, она стала ей сестрой и подругой, а Амбер никогда не испытывала такого тепла со стороны другого человека, живя в своем холодном доме в Холланд-парке.
Они увлеченно часами играли в комнате Бекки, а потом прогуливались по Бейсуотеру, покупали мороженое или просто разглядывали витрины, обсуждали мальчиков в классе. Амбер чувствовала себя нормальной, она чувствовала себя членом обычной семьи, такой же, как многие другие. Самой главной добродетелью Бекки было то, что она была постоянной. У нее не было внезапных смен настроений, как у Макса, она не была угрюмой, как Киеран, или своенравной, как Анджела. Бекки всегда была ровной: приветливой, великодушной и всегда готовой сделать то, чего хочет Амбер. Они прекрасно дополняли друг друга. Они постоянно сновали из одного дома в другой, хотя со временем, когда пьянство Анджелы стало более заметным, Амбер всегда старалась устроить так, чтобы после школы они направлялись в дом Бекки, а не в ее. Особенно после того дня, когда они спрятались в гардеробной Анджелы, чтобы поиграть в переодевания среди сотен нарядов, развешанных на плечиках в своей первозданной чистоте и в пластиковых пакетах. Там, среди всех этих тряпок, они и нашли Анджелу, которая сидела на полу, раскачиваясь, как кукла-неваляшка, с пустым стаканом из-под виски в руке, прижимая к груди новые наряды вместе с бумажной оберткой, в которую они были упакованы. Она бормотала одни и те же слова, которые успокаивали ее: «Новенькие платья. Такие чистые и свежие…» Амбер обеими руками повернула Бекки спиной к этому зрелищу, схватила ее за руку, и они бегом бросились вниз по лестнице, не останавливаясь до самых дверей дома Бекки. Они нажали на звонок не меньше десяти раз, пока мама Бекки не подошла, чтобы открыть им.
– Может, нам сходить… может, ты хочешь пройтись по магазинам? – спросила Бекки с сомнением в голосе.
– Зачем?
– Ну, ты могла бы купить что-нибудь, одежду там, или какие-то вещи… для поездки в Рим, – предложила Бекки, стараясь переключиться на что-то полезное.
– Мне ничего не нужно! – сердито пробормотала Амбер.
– Я знаю, но… ладно, но не можем же мы просидеть здесь весь день просто так.
– Можем, – упрямо заявила Амбер. Бекки вздохнула. Она знала, что лучше не спорить с ней, когда у нее плохое настроение. Иногда Бекки думала про себя, что эта девчонка всего лишь более юная копия своего отца. Она никогда не говорила этого самой Амбер, потому что скорее всего Амбер в ответ могла бы ударить ее. Было что-то в отце Амбер – Максе, что приводило Бекки в ужас. Он был совсем непохож на других отцов, которых ей доводилось встречать. Красивый мужчина – высокий, прекрасно одетый, очень привлекательный, богатый, знаменитый и все такое, и все же такой замкнутый и недоступный, что никогда нельзя было понять, что он собирается сказать, если вообще замечает ваше присутствие. И хотя ее собственный отец был совершенно незначительной фигурой по сравнению с Максом, Бекки испытывала облегчение от того, что у нее дома был рассеянный и довольно скучный по сравнению с Максом папа, даже когда ей приходилось постоянно напоминать ему, кто такие Осмонды и почему Донни нравится ей больше. По крайней мере ей не надо было обдумывать каждое слово, перед тем как сказать ему что-то. Бекки смотрела на Амбер в замешательстве до тех пор, пока мама не позвала их. Она испекла печенье к чаю и спрашивала, не хотят ли девочки его попробовать.
Через два дома вверх по дороге в своем просторном элегантном доме Анджела Сэлл взяла серебряную фляжку и вытрясла из нее несколько последних капель бренди в пустую чайную чашку. Она оглянулась вокруг. Гардеробная тщательно убрана, вокруг тихо. Кристина принесла большой букет алых роз от цветочника на углу улицы. Они были поставлены в стеклянную вазу на боковом столике из красного дерева, их бутоны только начинали распускаться и набирать цвет в спокойном белом пространстве. Анджела чувствовала свою связь с этими цветами, потому что они были такими кровавыми, вызывающе алыми на фоне стерильной белизны обстановки, окружающей ее. Декор верхнего этажа, где, в основном, жила она, был сделан в соответствии со вкусом Макса. Она замерла, ее рука протянулась к маленькому серебряному звонку, которым она вызывала прислугу наверх. Ей нужно было как-то освежиться, принять ванну или сделать что-то, что поднимет ей настроение и позволит пережить длинную, утомительную вторую половину дня. У нее не было ни малейшего представления о том, когда ее муж вернется. В такие дни ей все оказывалось безразлично. Но так было не всегда. В отличие от Макса, который, казалось, не терял ни единой секунды из своего драгоценного времени на размышления о том, как должны идти дела, она могла вспомнить все. Каждую маленькую драгоценную деталь. Она точно знала, когда впервые положила глаз на Макса – это было в доме ее родителей в Вилтшире в те же самые дни, когда был выпущен первый хит Битлз «Люби меня». Это было 5 октября 1962 года. Она помнила об этом потому, что они с сестрой Мэри Энн танцевали на кухне под музыку из радиоприемника, когда задняя дверь отворилась и высокий привлекательный молодой человек вошел в дом, держа в руках кепку. Это был шофер лорда Сэйнсбери, как сообщила ей кухарка миссис Бэмбридж. Они с Мэри Энн перестали танцевать, начали нервно хихикать, а миссис Бэмбридж проводила молодого человека в чайную комнату. Анджела помнила его темные глаза, которые задержались на ней, и то, как сестра пихнула ее прямо в бок и сказала, что нельзя так пялиться. Во время ужина в тот же вечер с лордом Сэйнсбери и его женой ее взгляд постоянно возвращался к двери кухни в поисках этого молодого человека – Макса. К тому времени ей уже удалось выяснить, как его зовут. Он ужинал вместе с миссис Бэмбридж и дворецким ее отца. Они все остались ночевать, она слышала, как ее мать отдавала распоряжения горничной, чтобы в Голубой гостиной постелили гостям, а в маленькой каморке над кухней – их водителю. Анджела сделала вид, что не замечает предостерегающих взглядов своей сестры, и вышла после ужина из дома, якобы пройтись по саду, но на самом деле она высматривала сквозь окна кухни, не появится ли этот шофер.
Ей тогда исполнилось шестнадцать лет. Она была прелестной, богатой и ужасно застенчивой девушкой. За ней никто не ухаживал, ее никто еще не целовал. В общем, было не совсем так, но ей казалось, что это должно выглядеть как-то иначе. Ей не понравилось, как это было. Безумно хотелось вырваться из-под удушающей заботы и опеки собственных родителей, лорда и леди Веймаус, и попасть в Лондон – большой город, чтобы смешаться с толпой людей, бродить по местам, о которых она так много слышала по радио и видела по телевизору. Девушке казалось, что она немного похожа на женщину с обложки журнала «Вог» в местном газетном киоске, Джин Шримптон, хотя мама и не позволила дочери купить этот журнал. Анджела провела много часов у зеркала, пытаясь взбить свои волосы в такую же прическу, и тайком накрасила губы самой бледной губной помадой в тот вечер перед ужином.
– Анджела? – прозвучал голос ее матери в саду. Она обернулась, чувствуя себя преступницей, пойманной на месте. – Становится поздно, – продолжила мать, – иди домой, пока не стемнело совсем.
– Иду! – выкрикнула Анджела. – Я только… покормлю уток, – добавила она и подавила нервный смешок. Утки? Раньше она не проявляла ни малейшего интереса к их хозяйству. Утки были просто частью пейзажа, необходимым элементом сельской обстановки, которая, по мнению ее отца, должна быть у каждого человека, занимающего положение. Анджела вздохнула. В этом-то все дело, это и есть самая серьезная проблема в ее жизни, в их жизни. Ее родители. Они считали, что должны делать то-то и то-то, даже если им этого не хочется. Ее мама, в чем Анджела была совершенно уверена, просто ненавидела деревню и их огромный, стоящий на ветру дом. Она терпеть не могла бродить вокруг в высоких резиновых сапогах с красиво уложенной прической, спрятанной под шарфом. Ей ничего не хотелось больше, чем просто оставаться в Лондоне на каждый уик-энд на их вилле в Кенсингтоне с друзьями – партнерами по бриджу, сплетничая и попивая чай с несколькими каплями джина. Анджела знала все об этих долгих вечерах. Она ненавидела их так же сильно, как и утомительные скучные вечера, проведенные у камина в гостиной деревенского Хэддон-холла.
– Добрый вечер! – неожиданно ворвался в ее размышления мужской голос. От неожиданности она словно потеряла дар речи. Это был он! Макс! Шофер Сэйнсбери. Он стоял по другую сторону ограды.
– О господи, вы напугали меня! – задыхаясь, проговорила девушка, стараясь рассмотреть его лицо в сгущающихся сумерках.
– Простите. Я слышал, вы сказали, что собираетесь накормить уток. – Он вышел из-за ограды и приблизился к Анджеле.
– Да-да. Они здесь внизу возле пруда. Я собиралась… я уже шла к ним.
– И чем же вы собираетесь их кормить? – спросил Макс, глядя на ее пустые руки и улыбаясь. Она покраснела.
– Ох, у меня… у меня есть немного корок и сухарей. Должно быть, я оставила их где-то там. На кухне, – торопливо заговорила Анджела. – Да. Конечно.
Казалось, что он смеется над ней. Она опустила глаза и покраснела еще больше. Макс так смотрел на нее, что ей трудно было выдержать его взгляд. Никто прежде не смотрел на нее так. Пристально и с интересом. Или ей так только казалось? Девушка привыкла к сдержанности своего отца, его манере разговаривать с женой и дочерьми так, как будто бы они были единым целым, его тремя женщинами в одном лице.
– Пойдемте, я провожу вас. Может быть, мы найдем какой-нибудь корм для уток по дороге.
Анджела кивнула. Ей нравилось, как он говорит. Его голос был уверенным, гладким, спокойным, не таким, как у их прислуги в Хэддон-холле. На самом деле трудно поверить, что Макс принадлежал к числу тех, кого ее мама называла «помощниками». Девушка никогда прежде не встречала таких людей, как он. В нем было нечто удивительное, живое и сильное, он выглядел и вел себя так, как будто бы ему совершенно безразлично, что могут думать по этому поводу остальные. Ей это очень нравилось. Макс был именно таким, каким должен быть настоящий мужчина. Она осторожно приобняла услужливо подставленный ей сгиб локтя и вся затрепетала. Потом взглянула прямо в его лицо и улыбнулась. Макс. Больше всего на свете ей хотелось быть рядом с ним.
3
Мадлен Сабо наблюдала за тем, как две девочки-подростки медленно идут вверх по дороге, постоянно останавливаясь, разглядывая что-то в витринах дорогих магазинов. Она следила за ними издали, стараясь не приближаться, ремешки ее школьного ранца волочились по земле у нее за спиной. Ей тоже хотелось иметь такую подружку, с которой она могла бы вместе идти домой из школы, останавливаясь по пути то там, то тут, восхищаясь выставленными в витринах нарядами или туфлями. Она взглянула вниз на собственные туфли – отвратительные, мерзкие туфли, которые кто-то отдал ее матери для Мадлен, – и скривилась. Они были слишком велики для нее, и ее ноги болтались в них. Она подняла голову. Парочка исчезла в одном из магазинов. Мадлен остановилась и посмотрела на часы. Было почти пять часов дня. Мама ждет ее дома с минуты на минуту. Она должна помочь ей приготовить ужин. Мадлен следовало идти совсем в другую сторону, а не следить за двумя подружками из Рэдклиффа – частной школы на углу. Кошки с обрыва– так обзывали мальчишки из школы Мадлен учениц, высовываясь с верхней площадки автобуса номер пятнадцать. Девочки в ответ лишь встряхивали блестящими волосами и еще выше задирали носы перед этими невоспитанными грубыми мальчишками из Короля Георга – громоздкой и отвратительной государственной школы, в которую ходила Мадлен, вернее, вынуждена была ходить.
Она не последовала за двумя девочками, а развернулась и направилась в противоположную сторону, как будто бы ей просто надо было сначала пройти в эту сторону по каким-то делам. Ей очень нравились эти девочки – одна высокая, очень яркая, с густыми вьющимися каштановыми волосами и голубыми глазами и другая – поменьше, рыжеволосая, с длинными прямыми волосами и веснушками по всему лицу. Ей было интересно, как их зовут. Ей нравилась их форма – бордовые юбки, белые блузки и темно-зеленые жакеты зимой, а летом – светло-зеленые рубашки с короткими рукавами. Мадлен мечтала носить подходящую форму, а не просто «светлый верх – темный низ» – правило, к которому никто не прислушивался. Это позволило бы ей избавиться от раздумий о том, что из очень скромного гардероба надеть утром. «Но почему же выбор такой скромный?» – зло вопрошала она себя каждое утро. Потому что она становилась толще. Потому что слишком много ела. Потому что ненавидела свою школу и тех, кто в ней учится. Ей была противна сама мысль о том, что она – одна из многих ничем не примечательных девочек-иностранок. Девочка с неистребимым акцентом, с которым ей никак не удавалось справиться, несмотря на все прилагаемые усилия. Девочка в смешной одежде и с родителями, которые не говорят по-английски. Она обернулась в последний раз и заметила, что две девочки вышли из магазина, в руках у каждой было по пакету. Значит, у них есть деньги, чтобы покупать вещи, с тоской подумала Мадлен. Это была еще одна причина, из-за которой она ненавидела свою жизнь. У ее родителей не было денег. Не то чтобы совсем не было. Достаточно на самые неотложные нужды. Денег хватало на дом, еду и одежду для всех троих – Имре – ее отца, Майи – ее матери и для нее – Мадлен. Мадлен старалась тщательно скрывать от родителей, насколько сильно она ненавидит всю эту поношенную одежду, которую клиенты ее матери, дома которых она убирала, время от времени отдавали ей. Особенно те женщины, которые видели дочь своей уборщицы и восторгались исключительно хорошенькой полной девочкой с длинными темно-русыми волосами и темными карими глазами, пушистыми ресницами и высокими славянскими скулами. Мадлен перестала сопровождать свою мать на работу и помогать ей, после того как одна из хозяек заметила, что девочка слишком выросла. Сколько ей лет, ты говорила, Майя? Четырнадцать? А на вид можно дать все восемнадцать: у нее такая полная грудь и томные глаза. Мадлен отвернулась тогда, потому что лицо ее вспыхнуло от гнева и смущения. Она не виновата в том, что ее грудь неожиданно увеличилась в размерах. Она нисколько не виновата в этом, и даже наоборот. Ей все время приходилось прикрывать грудь руками и желать, чтобы мужчины на автобусной остановке или у прилавка в магазине перестали пялиться на нее. Она ненавидела их. На самом деле в ее жизни и окружении было совсем немного вещей, которые Мадлен любила. Книги. Она любила книги. Книги были ее возможностью укрыться от жизни, сбежать из нее. Она читала все, что попадалось ей под руку на венгерском или на английском языках. Она читала все, что ее родители взяли с собой, когда сбежали на Запад, и все, что смогла найти в домах их венгерских друзей в Лондоне, но этого было мало. Она жадно глотала книги из школьной библиотеки и городской библиотеки, которая располагалась выше по дороге. Ее мама совсем было отчаялась удовлетворить растущие читательские аппетиты дочери, к счастью, одна из ее клиенток – пожилая английская дама, у которой весь дом был набит книгами, разрешила Мадлен «брать все, что ей нравится». В доме миссис Джемисон было достаточно книг, чтобы занять Мадлен на ближайшие три года, с восторгом сообщила Майя своему мужу вечером в тот же день. Они оба вздохнули с облегчением. Бесконечным источником боли и стыда для них оказалось то, что часто они были не в состоянии воспользоваться возможностями, предоставленными Западом, и дать собственному ребенку те преимущества, которых у них якобы не было до эмиграции.
Майя Сабо, прежде детская писательница, ныне уборщица, не была в этом уверена. Иногда, когда ей хватало сил и времени задуматься, жизнь ее семьи в Будапеште казалась ей намного лучше той, которую они вели теперь. Но она редко позволяла себе думать подобным образом, иначе она бы просто сошла с ума.
4
Десятилетняя Паола Росси так сильно хлопнула дверью, что стекла в окнах задрожали. Она сбежала вниз в коридор, выложенный мрамором, а затем в свою комнату. Ворвавшись в дверь, бросилась ничком на кровать, ухватилась руками за шелковое покрывало и сильно сжала его в кулаках. Она была в бешенстве. Ее сводная сестра приезжает, чтобы пожить здесь с ними шесть недель – целую вечность! И из-за этого девочке запретили ехать на Сардинию с лучшей подругой Даниэлой и ее семьей. Это не может быть правдой! Она уткнулась лицом в мягкую белую наволочку и расплакалась. Раздался тихий стук в дверь – ее мать.
– Паола, дорогая, – начала Франческа.
– Уходи, – выкрикнула Паола сдавленным голосом. На минуту воцарилась тишина. Она перевернулась на живот, прижимая подушку к себе, и стала думать о том, как несчастна ее жизнь. Она ненавидела Амбер, просто ненавидела ее. Амбер была на четыре года старше ее. Макс всегда твердил, что она умнее Паолы. Вдобавок ко всему Амбер была его «настоящей» дочерью, потому что ее мать действительно замужем за Максом. Франческа, как это знали все вокруг, была любовницей Макса, а не его женой, что казалось важным и очень существенным отличием, это понимала даже Паола своим детским умишком. Правда заключалась в том, что Паола не могла вынести самой мысли о том, чтобы делить Макса с кем бы то ни было. Она обожала своего отца, полностью и безусловно. Для нее в целом мире не существовало никого столь же красивого, сильного, богатого, живого, чудесного, как ее отец. Мать иногда пыталась осторожно намекнуть дочери, что у Макса тоже есть определенные недостатки. Но обожание Паолы было совершенно непоколебимо. Единственная неправильность в Максе, о которой она заявила своей несколько встревоженной матери, – существование другой семьи. Анджела, Амбер и Киеран. Если бы их не было, то Макс оказался бы самим совершенством. Без них, как часто заявляла Паола, ее жизнь была бы прекрасной. Она могла бы быть центром отцовской вселенной, а не только ребенком на выходные дни. Франческа ничего не говорила в ответ, но втайне очень переживала.
Паола зарыдала еще громче. Приедет Амбер. Она останется. Душа рвалась на куски.
Франческа вошла в гостиную элегантной просторной квартиры на виа Сан-Джакомо в самом сердце Рима, снятой для нее и Паолы, конечно, Максом, и остановилась. Она не знала, что ей следует делать. Макс позвонил в это утро и передал ей свое пожелание, а вернее, это был просто приказ, и она не могла ослушаться. Амбер приедет пожить у них на шесть долгих недель, а от Франчески и Паолы требуется, чтобы они оказали девочке теплый радушный прием.
Франческа пересекла комнату, направляясь к одному из обтянутых бледно-розовым шелком диванов, и села, закусив губу от злости. Она собиралась отправить Паолу на Сардинию с ее подругой по школе и на некоторое время заполучить Макса только для себя одной, а теперь ей приходится отказываться от всего этого ради его дочери. И так приходится мириться с существованием его жены. Она потянулась за сигаретами.
– Мадам? – Белла, ее прелестная служанка, заглянула в комнату. – Мне уже вынимать рыбу? На вечер.
Франческа нахмурилась. Черт! Она совсем забыла, что собиралась устроить этим вечером прием. Посмотрела на часы – было почти пять. Достаточно времени для того, чтобы сбегать к Марко, ее парикмахеру, привести голову в порядок. Она неохотно отложила в сторону зажигалку и сигареты.
– Да, морского черта. Приготовь его так, как на выходных, ну, ты понимаешь, на пару, с лангвини и салатом. Что-нибудь попроще, ладно?
Белла кивнула и закрыла дверь. Франческа встала и бросила быстрый взгляд в зеркало. Она выглядела прекрасно. Как всегда. Трепет, с которым она ожидала встречи с Максом, нисколько не отразился на ее лице. Длинные густые темно-каштановые волосы до плеч, темные страстные глаза, полные чувственные губы, лицо в форме сердца. Она внимательно изучала себя. Лицо и тело Франчески Росси были ее богатством, благодаря им она добилась своего теперешнего положения в жизни и прекрасной квартиры в Риме. И конечно, позаботится о том, чтобы ничего не изменилось. Макс даже не представляет себе, как все это получилось. У него нет ни малейшего подозрения в том, что Франческа заприметила его гораздо раньше, чем он впервые увидел ее; что быстрое страстное любовное свидание в пустой дамской туалетной комнате гостиницы было ее идеей и что она все тщательно спланировала с того самого момента, когда впервые увидела, как он широким шагом направляется прямиком в посадочную зону на рейс «Алиталии» в Лондон.
Франческе тогда было девятнадцать, она приехала из маленького городишки неподалеку от Пескары на Адриатическом побережье. Она была прекрасна и амбициозна, и так же, как и большинство прелестных юных девушек из провинции, мечтала о комфортной жизни и прекрасном будущем. Она отточила свой французский язык, устроилась на курсы английского и начала работать стюардессой в 1964 году. Когда в первый раз Франческа застегнула молнию на чудесном зеленом форменном костюме от Сореллы Фонтаны с длинной элегантной юбкой и стильной шляпкой, она сразу же почувствовала, что сумеет найти возможность воплотить свои мечты в реальность. Все, кто что-то представлял собой в те дни, летали только рейсами «Алиталии». Она обслуживала прекрасную и яркую Софи Лорен, неотразимого Жана Поля Бельмондо, Альберто Сорди, Мастроянни… Даже такую звезду, как Брижитт Бардо. В 1967 году она впервые увидела Макса в посадочной зоне в новеньком международном аэропорту Леонардо да Винчи, где собрались бизнесмены, известные спортсмены, богатые и знаменитые люди, которые, казалось, все дружно устремились на горнолыжные курорты. Она знала, кто он, его лицо красовалось на обложках журнала «Таймс» несколько месяцев назад. Он был молодым, динамичным дилером, который поднялся из ниоткуда к самым вершинам лондонского общества, женившись на старшей дочери какого-то там английского лорда. Газеты полнились рассказами о нем. Родители девушки были категорически против замужества дочери, и Франческа припоминала на фотографиях мать девушки, леди какую-то, всю в слезах во время венчания в церкви. Франческа видела Макса Сэлла в аэропорту несколько раз, он всегда подъезжал к зданию или уезжал из него на машине с водителем, шел по залу так быстро, что оставлял всех остальных пассажиров далеко позади себя. Красивый, да к тому же богатый. А это определенно было существенным дополнением. Когда молодая стюардесса увидела, как он поднимается по трапу, то приняла мгновенное решение. Она знала, что не хочет болтаться в полной неопределенности, как многие из ее подруг, которые становились любовницами стареющих поистрепавшихся пилотов, у которых едва хватало денег на содержание собственной семьи, не говоря уже о том, чтобы содержать две семьи сразу. Нет, ей требовалось больше, гораздо больше, чем это. Все, что Франческе необходимо сделать, – чтобы к концу их короткого перелета до Лондона он узнал, кто она такая. И еще – чтобы он не смог забыть ее.
Он и не забыл.
И все это было вовсе не из-за того, что произошло позже, во время и после их страстного свидания в дамской комнате, что бы там ни говорила ее мать. Появление Паолы вовсе не планировалось, Франческе не хотелось подлавливать Макса на этот крючок. Нет, рождение дочери оказалось чистой случайностью. Хотя, как думала про себя Франческа, обводя взглядом чудесную квартиру, этот случай стал счастливым. Макс теперь даже и не думал о том, чтобы бросить ее, по крайней мере не сейчас. Понятия чести не были ему чужды, у него очень старомодное чувство долга, особенно в отношении собственных детей. Он был подобен древнему патриарху в своем стремлении окружить себя всеми отпрысками, не обращая внимания на другие мнения, включая и мнение его собственной жены. Франческа знала, что новость о появлении «дитя любви», как газеты называли Паолу, была источником слишком очевидных страданий Анджелы Веймаус. В то время она ее почти жалела. Бедная глупая женщина. Разве она не знала? Как она собиралась удержать возле своей юбки такого мужчину, как Макс? Ла Роза Инглеза – английская роза – так называли ее в итальянских газетах. Английская Роза со светлыми волосами, удивительно тонкими правильными чертами лица… Неужели она не осознавала, что Макс станет подыскивать себе кого-то еще на стороне? Максу не была нужна эта Английская Роза, он не хотел ее. Ему нужен был кто-то, похожий на Франческу: чувственную, страстную, с горячей кровью, как у него самого. В этом Франческа была совершенно уверена. Или почти уверена. Иногда вопросы ее десятилетней дочери раздражали ее.
Почему он не женится на тебе, мама? Перке но?
Она затрясла головой так, будто хотела запретить себе думать о прошлом, улыбнулась своему отражению в зеркале и взяла черную кожаную сумку для покупок. Бросила взгляд на запертую дверь в комнату Паолы и пошла по коридору.
Дочь придет в себя. Она всегда справляется с собой. Ей надо дать выплакаться – час или около того. Франческа попросит Беллу приготовить ее любимый десерт – бананы фламбе с ванильным мороженым на вечер. Потом дочь сможет зайти в гостиную и поздороваться с гостями Франчески. Паоле всегда нравились эти моменты, потому что все гости говорили ей, какая она хорошенькая и как похожа на свою маму. Это поможет дочери прийти в себя и обрести душевное равновесие. Франческа открыла входную дверь и вышла.
