Текст книги "Стерва. Обольщение (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 24

Бруно ушёл, а я ещё некоторое время просидела, глядя в никуда, и только потом встала и на негнущихся ногах приблизилась к столику.

На нём нашлись два графина, с водой и с коньяком, и, подумав, я отдала предпочтение последнему.

Позволять себе подобные вольности наверняка не стоило, тем более без спроса в чужом доме, но мне слишком нужно было выжечь сковавший изнутри холод.

Воспоминания, пусть и лишённые переживаний, отняли много сил.

То, что мне довелось выслушать от герцога – ещё больше.

Заманивая Чёрного Барона в свою деревню, я не могла представить себе, какой опасности на самом деле его подвергну.

Но вот мог ли Вильгельм не знать?

Мог ли не почувствовать, что стал этому существу ненавистен?

Они ведь не встречались, он не имел возможности этого ощутить.

С другой же стороны, едва ли он знал закона своего мира и его особенности хуже, чем старший Керн.

Не поэтому ли он так охотно делился со мной своей силой на широкой кровати в чужом доме?

Не ради моего успокоения, не из милосердия, а из трезвого мужского расчёта – ставил на мне метку собственника, которую любому желающему придётся ещё оспорить.

Будь тот желающий человеком или нет.

Я с оглушительным в пустой комнате стуком поставила стакан и села в кресло, которое раньше занимал Бруно. Как будто это могло помочь мне соображать яснее или понять ход его мыслей.

Та естественность, с которой он говорил о моей возможной беременности от барона…

В доме мёртвой травницы я приготовила хороший отвар. Использовала надёжный, проверенный многими поколениями женщин состав. Его должно было хватить на месяц.

Стоило ли перестраховаться и попросить Мирабеллу о помощи?

Я сложила руки на животе, чтобы не чувствовать, как сильно они дрожат.

Ребёнок, за возможность родить которого я готова была отдать годы своей жизни, всегда был для меня мечтой. Я могла представить себе, каково будет взять его на руки, тёплый и родной комок. Как я стану любить его и растить. Как научу общаться с травами и ладить с людьми, не принимая близко к сердцу их боязливость и скудный ум. Как я научу его читать и писать, превью манеры, которые мне прививала мать.

В моих фантазиях мы с этим ребёнком, – неважно, сыном или дочерью, – жили счастливо, но никогда, никогда в этой картине не было места мужчине.

Я даже толком не думала о том, откуда мой ребёнок возьмётся – выбрать красивого человека, который мне не противен, и пригласить его в постель не казалось таким уж большим делом.

Однако я никогда не представляла себя замужней женщиной, матерью большого семейства.

Сама идея о том, чтобы пойти иным путём, – сначала выбрать мужчину, с которым мне спокойно и хорошо, а уже после рожать от него детей, – теперь казалась мне головокружительно странной.

С Вильгельмом мне было хорошо. Более того, моё сердце начинало заходиться при одной только мысли о нём, а в животе что-то сжималось в тугой комок от страха за него.

Всего на секунду, но я позволила себе представить, каково это могло бы быть – остаться с ним. Попутчицей, любовницей, другом, но продолжать следовать за ним в его странствиях, делить с ним еду с костра и походный мешок.

Смогла бы я довольствоваться этим?

Или однажды вынуждена была бы бежать от него без оглядки?

Ведь с ним всё наверняка оказалось бы совсем иначе – и ребёнок, и собака, и дом.

Монтейн наверняка стал бы великолепным отцом, заботливым и терпеливым, способным дать своему продолжению так много любви.

Удалось бы мне не думать об этом?

Как скоро я поняла бы, что хочу не просто ребёнка, а ребёнка от него?

Даже если бы это не было взаимно и нужно ему. Даже если бы он никогда об этом не узнал.

Ещё один правильный отвар, и зачать от него ничего не будет мне стоить. Всего один раз на прощание, и он спокойно отправится своей дорогой, а я смогу быть счастлива знанием о том, что не просто беременна, а жду малыша от него.

Интересно, что он в таком случае скажет о подлости?..

Я открыла глаза и тут же изумлённо моргнула, потому что за окном было темно. Стояла не то ночь, не то поздний вечер.

Выходило, что я уснула в кабинете, и никто не стал будить, даже если меня и хватились.

Рывком поднявшись, я одёрнула подол и огляделась по сторонам.

В кабинете ничего не изменилось, как будто никто сюда и не приходил. Вот только дверь, которую герцог Бруно оставил приоткрытой, была закрыта плотно.

До сих пор мне не приходилось перемещаться по замку одной, и теперь, выйдя в коридор, я всерьёз задумалась о том, в какую сторону следует идти.

Разумнее всего было вернуться в гостиную и попытаться сориентироваться уже оттуда.

Когда Бруно вёл меня в кабинет, я запомнила старинный канделябр и картину на стене справа, и теперь искала дорогу в темноте именно по этим предметам.

Сюда мы с Монтейном шли широким длинным коридором, значит, мне нужно найти его, потом повернуть направо, ещё раз направо, подняться по лестнице и…

– Так что? Ты посвятишь меня в свой план? – приглушённый голос герцога Удо раздался совсем близко, и я испуганно замерла, побоявшись на что-нибудь наткнуться.

Гостиная оказалась ближе, чем я думала, просто свет, пробившийся в коридор оказался тусклым, и я не обратила на него внимания вовремя.

Если он меня услышит и выйдет на шум, непременно решит, что я подслушивала, и тогда…

Что будет тогда я додумать не успела, потому что вслед за его вопросом раздался звон посуды.

– Нет, – Бруно ответил коротко и явно не намереваясь продолжать.

– Вот как? Значит, старший герцог будет решать проблему, а я могу катиться к чёрту?

– Ты не будешь в этом участвовать.

Шаги, уютный треск разворошённых дров в камине.

Кто-то из Кернов, кажется, младший, сухо и ядовито засмеялся.

– Злишься, Уно. Никакого плана нет?

– Я много раз просил не называть меня этим собачьим именем!

– Что поделать, если оно тебе идёт?.. Так что?

Если бы я не боялась попасться им так сильно, непременно улыбнулась бы той ребяческой сварливости, что прозвучала в голосе герцога Бруно. По всей видимости, этот спор у них тянулся с самого детства.

Мне нужно было уйти, не совать свой нос в чужие дела и разговоры, да и нужный мне поворот виднелся впереди. Вот только для того, чтобы до него добраться, нужно было пройти мимо гостиной. Да и сам этот разговор…

Он напрямую касался меня. Нас.

Если старший Керн действительно мне соврал, и он не имеет ни малейшего представления о том, что нужно делать, я предпочла бы об этом узнать.

– Я что-нибудь придумаю, – на этот раз он отозвался почти беспечно. – но твоё участие не нужно.

– Боишься, что Монтейн не сдержится? – Удо хмыкнул, произнося вслух то, что никто до него не решился. – Это напрасно. Он будет послушным и смирным ради своей рыжей.

– Если ты его не доведёшь.

– Думаешь, я стану ему мстить?

Я не могла понять, было ли удивление младшего герцога притворным, но снисходительность в его тоне даже меня заставила крепко сжать подол.

– Чёрт знает, что творится иногда в твоей голове, – Бруно ответил задумчиво, снова раздались шаги, а потом звон горлышка графина о стаканы. – Зачем-то же ты его дразнишь.

– Потому что от его немыслимой серьёзности у меня болят зубы.

– Это от побоев. Если не веришь, могу добавить.

Я не могла их видеть, но отчётливо представила, как Удо пожал плечами, а Бруно любезно улыбнулся ему.

– Премного благодарен, обойдусь. Тем более что ты тоже бьёшь как девочка.

– Удо, – старший Керн резко сменил интонацию, и тот неожиданно для меня послушно умолк. – Я серьёзно. Оставь его в покое. Близко к нему не подходи. Вообще забудь, чёрт побери, о том, что они здесь!

Почти минуту из гостиной не доносилось ни звука, а после Удо снова заговорил, но и его голос теперь звучал иначе, серьёзно и задумчиво.

– Ты так его боишься?

– Напомнить, что он сделал с тобой? Если бы не Ханна, большой вопрос, чем бы это закончилось. Теперь он ее единственный шанс. Не смей рисковать этим.

– Барон ведь пообещал. А он держит своё слово, – тон Удо стал намного легче.

– Да чёрт тебя побери! – судя по звуку, Бруно хлопнул ладонью по деревянному подлокотнику кресла и встал.

По всей видимости, он принялся расхаживать по комнате, пытаясь подобрать более весомые аргументы, а его брат остался сидеть.

– И всё-таки ты его боишься, – снова заговорив, Удо немного растянул слова. – Из-за меня? Или из-за того, что он привёл к нашему порогу?

Он вроде бы издевался, но при этом был отчаянно серьёзен. Как если бы просто не мог не язвить.

– Я просто думаю… – шаги прекратились, но голос Бруно отдалился, значит, он остановился у окна. – Одно дело снять проклятие. Совсем другое – видеть тебя счастливым и довольным жизнью. Как он это переживёт?

– Если у него есть хоть капля мозгов, легко, – теперь шаги и звон хрусталя раздались ближе, потому что в этот раз наливал Удо. – Ты ведь знал любезную Одетту. Одно то, как она едва не отдалась тебе перед свадьбой, приняв за жениха, дорогого стоит. Даже у Мирабеллы таких ошибок не случалось…

Старший Керн явно не был настроен веселиться, и всё-таки они засмеялись оба, и в смехе Удо мне послышалось нечто, подозрительно похожее на тень облегчения. Как будто он, наконец, нащупал способ немного расслабить и отвлечь брата.

– Главное, не рассказывай этого ему.

Необъяснимым образом, будто по движению воздуха я поняла, что Удо посерьёзнел.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Снова раздались шаги, теперь уже откровенно усталые, а потом голос Бруно приблизился.

– Один раз мы с тобой его уже недооценили. С тех пор как на постоялом дворе заговорили про Чёрного Барона, я думал о том, как бы я поступил на его месте? Как далеко смог бы зайти?

– И что надумал? – смешок Удо вышел негромким, но красноречивым.

Последовала пауза, а потом снова заговорил старший герцог:

– Думаю, я нашёл бы способ навредить твоей жене. Если не убить её, то сделать так, чтобы ты до конца своих дней мучился.

Кровь отлила от лица, и я перестала чувствовать собственные конечности.

Был ли Вильгельм в самом деле способен на такое?

Когда Удо просил его помочь своей герцогине, он так и сказал, – «ей». Не «нам» и не «мне».

Наверняка ведь тогда, будучи проклятым, он мог разыскать барона, мог предложить ему свои извинения или деньги, попытаться запугать, убить, уговорить, но заставить снять проклятие.

Однако за себя он, умирая от боли, не счёл нужным ни просить, ни унижаться.

А за неё – стал.

Без раздумий и сожалений, подчеркнув при этом, что Ханна не имеет никакого отношения, ни к их прошлому, ни к настоящему.

Монтейн ведь тоже это понимал. Именно ради неё он поступился своими принципами.

Так мог ли он?…

– А ты себя с ним не ровняй, – когда Удо заговорил, его голос звучал уверенно и абсолютно трезво. – Он как минимум с чужими жёнами не спал.

Секунда, две, три.

– И что это сейчас было? – Бруно поинтересовался лишь чуть настороженно, но я отчётливо представила себе, как он едва уловимо напрягся.

– Ничего. Просто ты так удачно напросился, – младший Керн отозвался привычно легко, немного насмешливо, как и не было ничего.

Как будто не поставил только что Монтейна, над которым откровенно потешался и издевался всего несколько часов назад, выше себя и брата.

Герцог Бруно усмехнулся в ответ.

– Идиот.

– Зануда и недоумок.

– Закрой рот.

Послышался звон стаканов, и непонятно было, что последует за ним – столь же трогательный братский обмен любезностями или серьёзный разговор, – но слушать всё это я больше не могла.

Что чёртов герцог Удо из себя представлял?

Интонация, с которой он говорил о проклявшем его бороне, то, как он отзывался о нём…

Это точно не было попыткой добиться расположения или подлизаться.

Буквально на моих глазах он парой фраз довёл невозмутимого обычно Монтейна буквально до бешенства.

Но в том, что я только что услышала, в том, что оказалось сказано за глаза, было… уважение?

Не понимая толком, куда иду, я оперлась ладонью о стену, чтобы устоять на ногах.

Чего я всё ещё не понимала?

Насколько сложно всё между ними было?

Мне оставалось разве что вернуться в кабинет и подождать, пока герцоги разойдутся, чтобы проскользнуть в коридор, и я решила поступить именно так, но в темноте слева произошло движение.

Лишь чудом я не успела закричать, потому что моей руки коснулась герцогиня Мирабелла.

– Ты встала? Я решила спуститься на случай, если ты испугаешься, проснувшись непонятно где.

Она говорила приглушённым шёпотом, очевидно стараясь сделать так, чтобы из гостиной нас не было слышно.

Как давно она стояла здесь? Видела ли, что я подслушивала под дверью⁈

– Если тебе нужен кто-то из них, сегодня это уже бесполезно, – Марабелла же кивнула на гостиную, как будто ничего особенного не произошло, и кивком позвала меня за собой. – Я тебя проведу.

В её голосе не было ни недовольства, ни упрёка, но с каждым шагом во мне крепла уверенность, что она всё знала.

Более того, она слушала вместе со мной.

– Герцогиня…

Она обернулась, и мне показалось, что её глаза полыхнули зелёным светом.

– Мира. «Мирабелла» звучит слишком вычурно, а титул в моём случае звучит как насмешка.

Я невольно усмехнулась, оценив иронию.

Герцог Бруно спал с чужой женой…

А ведь и правда.

Ни много ни мало, с женой собственного брата.

– Вы всё так легко переходите со мной на «ты», несмотря на моё происхождение.

– Я сама невысокого происхождения, – она почти равнодушно дёрнула плечом. – Про Ханну, думаю, ты в курсе. А у Кернов свои… взгляды.

Мы вышли на широкое пространство, в котором пересекались два коридора, и герцогиня поставила свечу, с которой пришла, на так удачно оказавшийся здесь столик, а сама прислонилась спиной к стене.

Я остановилась напротив, уже даже не гадая, чего от неё ожидать.

Мира же кивнула мне снизу вверх.

– Спрашивай.

– О… чем? – я запнулась, потому что окончательно перестала понимать, где мы находимся.

Замок как будто перестроился на глазах, превратился в лабиринт, из которого не выберешься без помощи хозяев.

Или в самое безопасное место для откровенного разговора, которое только может быть на свете.

– Тебе наверняка есть о чём спросить.

Она не пыталась давить или напугать. Скорее уж, успокоить.

Убедившись в этом, я привалилась к стене напротив и вздохнула, почувствовав затылком шершавый холодный камень.

– Ханна меня ненавидит?

– За что? – Мира вскинула бровь, и удивление это не было наигранным.

Она явно ожидала от меня другого вопроса, а мне, конечно же, стоило воспользоваться возможностью и задать именно его. Однако именно то, о чём я спросила, оказалось сейчас важнее.

– За то, что я позволила себе сказать в гостиной.

Герцогиня опустила сосредоточенный взгляд.

Она не прятала глаза, не придумывала, что соврать мне, но очевидно подбирала слова.

– В прошлом году Ханна сунула голову прямо пекло, чтобы помочь Удо или умереть вместе с ним. Ни ей и ни мне судить тебя за то, что ты пытаешься защитить своего барона.

– Он не мой! – я почти выкрикнула это и тут же умолкла.

Мира подняла лицо, посмотрела на меня внимательно и испытующе, а потом улыбнулась.

– Он не сумасшедший, Мелания. Не чудак и не монах. Он знает, что Одетта Лейн мертва и не пытается похоронить себя заживо. Но ему очень сложно найти кого-то по себе.

Она сформулировала то, о чём я не решалась даже думать, так точно, что я почувствовала себя немного свободнее и переступила с ноги на ногу.

Правильно расценив это движение, Мира кивнула, но скорее самой себе, чем мне.

– Глупости, которые говорит Бруно, тоже не слушай. Когда я познакомилась с Вильгельмом, мне хватило безрассудства гнаться за ним в одиночку верхом. Как потом выяснилось, на тот момент я уже была беременна, – она быстро облизнула губы и почти улыбнулась. – Я ещё не знала, а он уже видел. «Не в вашем положении путешествовать верхом», вот что он мне сказал. Хотя мы были наедине. Убить меня или спровоцировать кровотечение одним взглядом… Ничего бы не стоило. Этим он причинил бы им обоим настоящую боль. Унизил, лишил надежды. Он мог сделать это, но не стал. Разумеется, он не тронет Ханну. Слишком сильное впечатление она на него произвела.

– Он врёт, – я не сразу поняла, что сказала это вслух, а когда Мира немного прищурилась, вся обращаясь вслух, останавливаться стало уже поздно. – Мне кажется, что он врёт. Ханна стала лишь поводом. Последней каплей, чтобы разрешить сомнения. Он просто не мог спокойно спать, зная, что сделал это с другим человеком. Пусть даже неприятным ему.

– Никогда его об этом не спрашивай, – она почти меня перебила, и теперь в её голосе послышался настоящий металл. – Даже если это и так… А это, скорее всего, так! Признав это, он почувствует себя слабаком и трусом.

– Он не слабак и не трус.

Я слышала, насколько жалко и тонко звучит мой голос, понимала, что веду бессмысленный разговор с чужой мне женщиной, которой, вероятно, не стоило бы доверять. Но герцогиня Мирабелла слишком чётко отвечала на мои толком не оформившиеся мысли, чтобы я могла справиться с этим искушением.

Она молчала, не торопила меня со следующим вопросом, а я тянула время, не зная, как начать.

– Герцог Удо, он…

В этот раз Мира улыбнулась искренне и ярко, хотя и коротко.

– Дьявольски умён и упрям, как скотина. Барон, насколько я могла понять, такой же. Они оба увидели, чего на самом деле стоит другой. Теперь у них нет поводов ни презирать, ни ненавидеть. Поэтому они будут продолжать испытывать друг друга на прочность, пока им не надоест. Думаю, нам всем придётся просто пережить это.

Интонация, с которой она говорила всё это, оказалась настолько тёплой и располагающей, что я улыбнулась ей в ответ.

– Значит, герцог Бруно будет с ним честен?

Мира хмыкнула с интонацией, которую я не смогла понять.

– Если бы Удо знал, насколько мы в действительности не находим себе места, он бы никогда не вернулся домой. Этот ведь такая дикость – беспокоиться о злом и страшном герцоге Керне. Ты можешь не сомневаться в нём и ни о чём не беспокоиться.

Я сорвалась с места, сделала шаг к ней в глупом порыве обнять, но вовремя остановилась.

Она же одарила меня очередной красивой и понимающей улыбкой.

– Если это всё, что ты хочешь знать, пойдём. Барон наверняка уже придумал тысячу безумных причин твоего отсутствия.

Глава 25

Свернув влево, мы прошли по коридору совсем немного и очутились у лестницы, ведущей на второй этаж гостевого крыла.

Я готова была поклясться, что днём мы с Вильгельмом шли в гостиную не просто другим путём, мы шли дольше, но Мира только улыбнулась мне, пожелала хорошей ночи и ушла.

Она будто растворилась в темноте, в пору было подумать, что примерещилась вовсе.

Барон называл её душой этого дома.

Стараясь ступать как можно тише, я поднялась наверх и ненадолго застыла перед дверью в отведённые нам покои.

Стучать в неё было бы глупо, поэтому я просто надавила на ручку и вошла.

Монтейн полулежал в кресле лицом к двери, вытянув босые ноги. На нём не было даже жилета, только рубашка со сбитым распущенным воротом.

Он то ли смотрел в потолок, то ли дремал, а на столе перед ним плавилась одинокая свеча.

– Боишься? – он спросил негромко и почти без выражения, и не подумал сменить позу при моём появлении.

На лестнице я волновалась о том, как встретимся и как станем друг с другом говорить.

Теперь же пришло спокойствие, которого я очень давно не испытывала.

– Нет.

Шаг к нему, ещё один.

Я не торопилась, а он будто не замечал, что я приближаюсь.

– Презираешь?

Улыбаться не следовало, и всё же мои губы дрогнули.

– Это лучшее, что ты смог придумать?

Я остановилась рядом с его креслом, и только тогда Уил открыл глаза.

– Ещё я предположил, что Бруно сказал тебе что-то, после чего ты не хочешь меня видеть.

Он наконец посмотрел прямо на меня, и улыбка, с которой я уже не пыталась бороться, стала мягче.

– А то, что я могла просто уснуть в кабинете, и он не стал меня будить, тебе в голову не пришло?

Барон сел прямо, потянулся ко мне, но не спешил касаться.

– Ты даже не спросишь, что это могло бы быть?

– Нет. Мне даже не интересно, – я погладила пальцами его лицо, к счастью, полностью зажившее после мази. – То, чего я не могла понять, Мира мне объяснила.

– Я знал, что она тебе понравится, – он всё-таки взял меня за запястье и поцеловал ладонь так быстро, словно сам не понял, что сделал.

Я склонилась ближе, прислонилась лбом к его лбу.

– Я, наверное, не имею права просить тебя о таком.

– О чем?

Монтейн сжал мою руку чуть крепче, обвёл большим пальцем выступающую косточку под ладонью.

Я не знала и не хотела знать, что сейчас происходило между нами, но отчего-то было легко-легко.

– Пообещай мне, что поможешь Ханне. Даже если у герцога Бруно ничего не получится со мной.

– Мелли.

Барон мгновенно напрягся, подался назад чтобы увидеть моё лицо, но я приложила палец к его губам, призывая молчать.

– Если всё пойдёт плохо, я скорее попрошу его убить меня, чем это существо меня получит. Не после тебя. Но если так случится, это станет лучшим, что ты мог бы сделать в память обо мне. Поэтому просто пообещай: даже если меня не будет, ты дашь им то, чего они хотят.

Точно так же, как герцог Удо намеренно говорил «ей», я умышленно сказала «им». Ей и Удо.

– Я ведь уже пообещал, – Вильгельм поднял голову, глядя на меня испытующе, очень серьёзно и устало.

Я легко коснулась губами кончика его носа.

– Ты пообещал им. А я хочу, чтобы мне. Это не изменит сути, но ты сделаешь мне приятно.

– Только этим? – он рассеянно улыбнулся в ответ на этот недопоцелуй и потянулся к шнуровке моего корсажа. – Это я могу тебе пообещать.

Барон ловко подцепил узел и начал вытягивать ленту, а я обхватила его затылок ладонью, радуясь тому, как легко он согласился.

А ещё – предвкушая, потому что он дышал поверхностно и горячо, и мне не было нужды прижиматься к нему теснее, чтобы убедиться в том, как сильно он меня хочет.

Не её.

Не любую другую.

Меня.

Моё собственное дыхание сорвалось, когда Вильгельм расправился со всеми узлами и протянул платье с моего плеча.

Кожа покрылась мурашками, и я едва заметно вздрогнула, стоило ему накрыть мою грудь ладонью, медленно отвести отвердевший сосок большим пальцем.

Он намеренно не торопится, растягивал удовольствие, заставляя и себя, и меня сгорать от желания.

Очень удобно оказалось запустить пальцы в его растрёпанные волосы, спутать их ещё сильнее и осторожно потянуть.

Переставший улыбаться Монтейн склонился ниже, чтобы охватить сосок губами.

Мне пришлось прикусить пальцы свободной руки, чтобы не застонать слишком громко от ослепительной яркости этого ощущения.

Сейчас мы впервые никуда не торопились. Ему не нужно было успокаивать меня и отвлекать. Я не тревожилась о том, что он делает это, потому что не решается мне отказать.

Только чистая и обоюдоострая потребность, и время, растянувшееся до бесконечности.

– Но ты тоже кое-что мне пообещай, – он совсем немного отстранился, позволил воздуху коснуться влажной чувствительной кожи.

Моё дыхание сбилось еще больше, а за рёбрами стало щекотно и горячо.

Монтейн сжал мою талию и прислонился лбом к солнечному сплетению, его волосы задевали мою обнажённую грудь, и, теперь уже точно зная, что будет дальше, я начинала изнывать от нетерпения.

– Что?

Я не видела, но почувствовала, как он улыбнулся, а потом поцеловал почти целомудренно и легко.

– Я хочу пригласить тебя в гости, когда всё закончится. В графстве Лейн красивые места. Хочу провести с тобой несколько дней без волнений и бега. И без одежды. В моём доме много лет не было гостей.

Он сопровождал каждую фразу новым поцелуем, а мне показалось, что на моей шее затягивается стальная петля.

– Тебя самого там давно не было.

Я стиснула волосы барона сильнее в надежде, что это поможет ему прийти в себя, а он внезапно поднял на меня совершенно пьяные глаза.

– Я не хочу жить там один. В прошлом году попробовал. Это было похоже не добровольное заточение в склепе. Я планировал продать его. Или пожертвовать на благотворительность. Если захочешь, подарю тебе. Ты же хотела дом возле леса.

Дурман в его взгляде не был следствием алкоголя, – в отличие от меня, Вильгельм даже днём в гостиной не пил. А слова…

Я так сильно боялась истолковать их неправильно, что изнутри начала подниматься дрожь.

Если мне не мерещилось и он в самом деле предлагал остаться с ним, хотя бы ненадолго…

Я наклонилась к нему, осторожно касаясь губами губ.

– Я поеду, куда ты скажешь. И на столько, насколько ты захочешь.

«И никогда не посмею играть твоими чувства или пренебречь ими. Не после того, как ты мне поверил», – этого я вслух не сказала, лишь погладила основание его шеи.

Черный Барон, Вильгельм Монтейн совершенно точно был умён и умел делать выводы. Едва ли он мог сам не понять ту правду, которую герцог Удо с издевательским и высокомерным смешком бросил ему в лицо.

Так где же он взял силы поверить какой бы то ни было женщине?

В особенности – чужой, случайной, фактически навязавшейся ему…

Он продолжал смотреть, а я гладила кончиками пальцев его лицо, позволяя увидеть по глазам, что я не вру. Что меня в действительности устроит любое его решение – проводить до развилки или позвать с собой, – и не потому, что всё равно, с ним или без него. Потому, что я всей душой желала ему счастья.

Монтейн так ничего и не сказал.

Его руки опустились с моей талии ниже и сжались крепче, и мгновение спустя я едва не вскрикнула от неожиданности, когда он, рывком поднявшись, подхватил меня на руки и понёс в спальню.

Там темнота ночи была разбавлена только лежащей поперёк кровати полосой лунного света.

Вильгельм опустил меня на покрывало, но я тут же поднялась, встав на колени, чтобы избавиться от платья.

В этом нашлось совершенно особенное удовольствие – раздеваться для него самой и одновременно наблюдать за тем, как раздевается он.

Когда мы оба закончили, я без тени сомнения или стыда потянулась к нему первой, провела губами по плечу и шее, задела зубами подбородок и прижалась, наконец, к нему всем телом, бессмысленно и безоглядно. Просто потому что мне понравилось чувствовать его так – кожей к коже, ближе уже некуда.

Вильгельм вдохнул и поперхнулся на выдохе. Сжал мои плечи до боли крепко, а после контрастно ласково погладил спину.

Наслаждаясь вседозволенностью, я провела губами по его ключицами и вниз по груди, на пробу приласкала сосок так же, как он ласкал мой, и услышала довольный сорванный вздох.

Так много ещё можно было попробовать, так много узнать.

Подтолкнув Монтейна, чтобы лег на спину, я склонилась над ним, и запоздало испугалась того, что это может выглядеть некрасиво.

Подобное, должно быть, стоило делать лишь оставаясь в рубашке…

Его ладони тут же легли мне на грудь, и я сама потянулась за поцелуем.

– Не бойся, – Уил не попросил даже, а предложил негромко, улыбаясь.

Он выглядел так, словно ему и в самом деле оказалась в радость моя неопытность, та неизбежная неловкость, с которой я пробовала прикасаться к нему.

Неужели же чёртова Одетта могла оставаться с ним наедине часами и не изнывать от желания получить украдкой хотя бы пару этих запретных прикосновений?

Я прикусила губу, решая, с чего начать, а Монтейн погладил моё бедро – очень осторожно, едва касаясь, больше дразня, чем лаская.

Так и не определившись, я быстро лизнула его под рёбрами, потом выше. Поцеловала в грудь, прямо над быстро бьющимся сердцем, и тут же – рядом, почти перекрывая влажный непристойный след, оставшийся от предыдущего поцелуя.

Каково было ласкать губами его член я помнила, и от этих воспоминаний что-то сладко заходилось в животе.

Он ведь и правда не стал относиться ко мне иначе. Не взглянул с презрением, ни разу не ответил пренебрежительно.

Напротив, это он боялся, что я буду презирать его за выходку с герцогом Удо.

Прав был Бруно, эти двое друг друга стоили…

Едва касаясь его, я опустилась дорожкой все таких же отчаянно откровенных поцелуев еще ниже, до косточки на его бедре.

Его тело оказалось совсем другим. Сильным и твёрдым, а кожа не такой тонкой, как моя.

Я жадно изучала его ладонями, губами и взглядом. Ласкала не слишком изысканно, но со всем пылом, на который была способна. Барон не мешал мне, даже не шевелился лишний раз, чтобы не сбить и не напугать, только водил пальцами по моим плечам и рукам.

Увлекшись, я даже перестала беспокоиться о том, насколько непривлекательно может смотреться моя опустившаяся грудь. Более того, стоило моим соскам коснуться его живота, я сама чуть не заскулила, настолько остро это было. Настолько мало.

Вильгельм требовательно сжал мои волосы, и я подумала, что он сейчас надавит на мой затылок, вынуждая опуститься ниже.

Странно, быть может, но ничто во мне этому не противилось. Напротив. Я запомнила не только ощущения, но и его взгляд, и ту горячность, с которой он брал меня после.

Однако он потянул меня вверх, к себе. Заставил поднять голову и поцеловал глубоко и нетерпеливо, а потом…

Я не успела опомниться, как оказалась сидящей верхом на его бёдрах.

Колени сами собой разъехались шире, и я, всё-таки залилась краской, потому что это было похоже на то, что испытываешь, когда сделаешь лошадь. И всё же – совсем иначе.

– Уил…

Я сама не знала, что хочу сказать, а он провёл ладонями по моим бёдрам медленно и с небольшим нажимом.

Улыбка, играющая на его губах, была рассеянной, немного смазанной, а взгляд остановился на моей мучительно отяжелевшей груди.

Ему правда нравилось, а я продолжала краснеть и не знала куда деться. Его член прижимался ко мне, твёрдый и горячий, и я понятия не имела о том, что могу сделать с этим сама.

Насмотревшись, по всей видимости, вдоволь, Монтейн рывком сел, подхватил меня под спину, когда я вцепилась в него и охнула, боясь упасть.

– Не бойся, – повторил он чуть слышно, но гораздо мягче. – Так тебе тоже понравится.

Поймал губами мои губы, не давая ответить.

Держа за бёдра, приподнял, и медленно опустил на себя.

Я застыла. Боясь не то что пошевелиться без его указки, а даже дышать, продолжала смотреть ему в глаза, и чувствовала, как он заполняет меня.

Не больно, но неотвратимо, так, что ничего другого на свете просто не осталось.

Уил замер вместе со мной.

Всего на мгновение, но его ресницы опустились, и он судорожно втянул воздух от непереносимо яркого удовольствия.

Чувствуя, как ноги в такой позе начинают дрожать, я вцепилась в его плечи крепче, и от этого захвата он как будто отмер. Поцеловал меня снова, на этот раз почти грубо, скорее терзая мои губы, чем лаская их.

А потом заставил меня немного приподняться и тут же опуститься на него снова.

На этот раз сдержаться я просто не успела – изумленный полувскрик–полувздох прозвучал в ночной тишине до ужаса громко и непристойно.

Монтейн ухмыльнулся порочно и довольно и повторил, а потом ещё раз и ещё.

Перестать хвататься за него, чтобы опять прикусить себе палец, было немыслимо, кусать губы не помогало тоже.