Текст книги "Стерва. Обольщение (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Вильгельм надел на меня свою рубашку, и когда тонкая, пахнущая им ткань коснулась кожи, я задрожала сильнее.

– Пойдём. Пойдём, Мелли. Не оглядываясь.

Крепко держа за плечи, он провёл меня прочь, и я пошла, хотя ноги уже не держали.

Почуявшая меня Красавица тревожно заржала совсем рядом – я понятия не имела о том, как долго и в какую сторону мы шли, не задумывалась о том, как мы, должно быть, выглядим со стороны.

– Сейчас. Побудь здесь.

Барон усадил меня на траву между лошадьми, и нос Красавицы тут же ткнулся мне в плечо.

У меня не хватило ни сил, ни мужества, чтобы погладить её. Подтянув колени к груди, я сунула руки между ними, боясь только одного – навредить… Ему.

– Вот. Ты сможешь сама одеться?

Рядом со мной легло платье, а Монтейн вдруг взял моё лицо в ладони, заставляя поднять голову.

– Мелания?

Он хотел получить подтверждение тому, что говорит именно со мной, и я кивнула, тяжело и неловко.

– Хорошо. Жди меня здесь, никуда не уходи.

Я должна была сказать ему, что не собираюсь. Что меня просто на это не хватит.

А ещё – что он не должен прикасаться ко мне.

Вильгельм быстро кивнул то ли мне в ответ, то ли собственным мыслям, а потом вдруг сухо и коротко поцеловал меня в лоб, поднялся и скрылся за кустами.

Глава 8

Я не знала, как долго отсутствовал барон – десять минут, час или вечность.

Кое-как натянув одежду и проверив, чтобы она была полностью застёгнута, я прислонилась спиной к дереву и, обхватив колени трясущимися руками, уткнулась в них лицом.

Сидеть так было категорически неудобно, но такая поза позволяла не провалиться в тяжёлое и опасное для меня прямо сейчас забытье.

Я боялась закрыть глаза. Боялась, что когда открою их вновь, не будет ни обеспокоенных моим состоянием лошадей, ни озера, и Монтейн не вернётся. Не станет вовсе ничего, кроме жидкого злого тумана.

Вокруг стояла тишина. Даже птицы защебетали громче, не слыша надоедливых людей, и ветер легко и нежно гладил мои растрёпанные, постепенно высыхающие волосы.

Та сила, что убила двоих ублюдков среди орешника, свернулась внутри ледяной, готовой к стремительной атаке змеёй, а голова, рёбра и руки болели, словно их стянули широкими металлическими обручами.

Хотелось лечь. Зажмуриться покрепче и лежать день, полночь или сутки, пока не станет легче.

Я так и не сумела найти иного способа справляться с этим, не смогла научиться брать эту силу под свой полный контроль. Она лишь притихала до времени, давала мне расслабиться, чтобы потом потребовать своего вновь.

– Мелли? – Вильгельм присел на корточки передо мной и осторожно коснулся колена.

Я вскинула голову, испугавшись не его, а того, что всё-таки могла задремать, и поэтому не услышала его приближения.

Что ответить ему, я не знала.

Солгать, что со мной всё хорошо?

Извиниться и попросить уехать, навсегда забыв обо мне?

Он не мог.

Я абсолютно точно знала, что теперь, после того, что случилось, он не мог меня оставить. Не в его характере было бросить такую силу без присмотра, а уж цену ей Чёрный Барон очевидно знал.

– Хорошо.

Я так и не поняла, что именно он одобрил, а Вильгельм, меж тем, поднялся, прихватив с земли брошенную мной рубашку.

Он надел её быстрым небрежным жестом, оставил навыпуск, не обратив внимания на сбитый ворот, и принялся перевешивать седельные сумки на Красавицу.

Бездумно наблюдая за ними, я подумала, что он красивый. И что моя кобыла тянется к нему, как ни к кому другому, кроме меня, не потянулась бы никогда. Так же, как Вильгельм, – ни в коем случае не Уил, – знал цену силе, она знала цену людям.

– Вставай. Давай, Мел. Ещё немного.

Никто и никогда так меня не называл. Это новое, непривычное, но такое мелодичное обращение заставила меня почти очнуться и встать, устремляясь туда, куда Монтейн хотел меня вести. Даже если это будет укромное место, в котором можно прикончить без лишнего шума, руководствуясь исключительно благородством, здоровой осторожностью и, быть может, жалостью.

Оказалось, что он всего лишь решил взять меня к себе в седло.

Понимая, что самостоятельно ехать верхо́м я сейчас не способна, барон крепко прижал меня к себе и тронул Морока с места. Из-под полуопущенных ресниц я видела, что Красавица просто пошла за нами сама, без привязи и дополнительных приказов.

Солнце стало совсем ярким, трава на лугу, несмотря на август и близость осени, оставалась ослепительно зелёной, а в ней кое-где виднелись крошечные голубые цветы.

– Поспи. Оно тебя не тронет, обещаю.

Монтейн прошептал это мне на ухо чуть слышно, и я ему поверила. Прошлой ночью, когда он спал рядом со мной, да ещё и обнял во сне, моя сила и правда не посмела показаться.

Тем сильнее она желала ему смерти, тем более страстно мечтала отвадить меня от него. Какой бы старой и могущественной она ни была, при нём она почему-то не имела власти, а я не желала спрашивать её о причинах, потому что стоило только начать. Вступить в этот разговор, надеясь, что сумею прекратить его вовремя, и опомниться её успею, как… Что?

Стелясь в моём сне туманом под копыта его коня, она шептала, что так будет всегда. Что никому и никогда я не понадоблюсь. Никому кроме неё. Что его отказ отправиться со мной в постель есть ни что иное, как весомый повод для согласия, которое я должна теперь дать ей. Одно моё слово – он будет моим.

И он, и тот, к кому я так отчаянно пыталась добраться.

Вильгельм больше ничего не говорил, тем более, ни о чём меня не спрашивал, и очень скоро я в самом деле уснула.

Сон в седле не мог быть глубоким, но я всё равно увидела что-то, что не смогла запомнить, но оно мне точно нравилось. Там было тепло, светло и спокойно, и кто-то в отдалении пел красивую песню о счастливой любви. Герой этой баллады, отважный и дерзкий, но очень бедный юноша, полюбил принцессу, и когда её похитил злой колдун, отважно бросился на поиски. Вооружённый одним коротким мечом, он прошёл леса и поля, переплыл кипящую реку и, победив в честной схватке, забрал свою возлюбленную домой. Увидев отвагу юноши и бескорыстность его чувств, король позволил дочери выйти за него замуж, и с тех пор принцессам было даровано право самим выбирать себе мужей.

Я рассеянно улыбнулась в своём полусне, потому что история была доброй и красивой, а голос, которым её исполняли – приятным. Он успокаивал и убеждал в том, что всё в этой песне правда. Что в самый отчаянный и горестный момент обязательно появится храбрый и красивый герой. Что справедливость есть на свете, а любые законы можно изменить, если очень-очень захотеть этого.

Мне не хотелось просыпаться. Напротив, я подумала о том, что здорово было бы попросить обладателя этого чудесного голоса спеть ещё, и от этого проснулась окончательно.

Монтейн умолк.

Оказалось, что я отчаянно сжимаю его рубашку пальцами, но именно он смутился, как будто я поймала его на чём-то постыдном.

Мы снова ехали через лес, позади нас в темноте всхрапнула Красавица.

– Вы прекрасно поёте, – я пробормотала это неразборчиво, потому что в горле пересохло.

Барон саркастично хмыкнул, и мне пришлось прижаться к его груди крепче.

Вечер стоял тёплый, но меня трясло, а совладать со слабостью не получалось.

– Я надеялся, что вы не услышите. Это было нечто вроде колыбельной.

Поводов радоваться у меня не было, и всё же я улыбнулась шире, а потом неожиданно для себя потянулась и прижалась губами к солоноватой коже за распахнутым воротом его рубашки.

Это был глупый поступок. Он тысячу раз мог быть истолкован неверно. Но мне было настолько всё равно, что я ещё и обняла барона в ответ, хотя и постаралась сделать это осторожно, чтобы не мешать ему направлять Морока.

Он напрягся под моими руками, как будто на долю секунды, но всё же усомнился в том, чего стоит от меня ожидать, а потом вдруг поцеловал в висок, быстро и очень ласково.

– Потерпи чуть-чуть. Уже немного осталось.

Нужно было спросить, до чего. Что случится, когда мы приедем? Что за место это будет?

Вместо этого я как смогла погладила его по спине.

– «На свете нет ничего сложнее и желаннее перехода с „ты“ на „вы“ и обратно». Мать вы́читала это в какой-то книге. Давно. А потом рассказала мне. В юности у неё было много книг.

– Ты умеешь читать? – Монтейн не удивился, просто спросил.

Я же улыбнулась такой деликатности.

– Умею. В деревне книг мало, но она меня научила. Читать, писать. Даже танцевать немного. Никогда не думала, что это может мне хоть как-то пригодиться, но не хотела её обижать.

Судя по движению мышц под моей щекой, он кивнул, давая понять, что понял, а после снова мазнул губами по моему виску.

– Я думаю, переходить к категорическому «вы» нам уже поздно. Или слишком рано. Чёрт знает, после разберёмся.

Последняя фраза оказалась для меня настолько неожиданной, что я вскинула голову, рискуя упасть с коня, но тут же забыла, о чём именно и как собиралась его спросить.

Впереди была деревня. Небольшая, заросшая высокой, едва ли не в мой рост, травой, и абсолютно тёмная. Ни огонька, ни звука, ни самого слабого отголоска запаха.

– Что это за место?

– Не знаю, – Монтейн бросил взгляд на меня, а после снова уставился на дорогу. – Я в прошлый раз на него наткнулся. Не знаю, как она называлась, но здесь было… Плохо.

Я была последней, кого могли и должны были бы пугать подобные заявления, но всё же меня снова пробила дрожь.

– Расскажи мне, если не хочешь больше петь.

Чувствительность постепенно возвращалась, но я не ощущала в воздухе ни опасности, ни грязи, которую можно отчистить лишь колдовским словом, ни затхлой могильной сырости. Если деревня и была мертва, она уже успокоилась и спала с миром.

Или Чёрный Барон ей в этом помог.

Монтейн же быстро облизнул губы, продолжая смотреть перед собой.

– Здесь жила травница. Такая же, как ты. Молодая. Красивая. Сильная. Её обижали незаслуженно. Так же, как тебя. Она решила им всем доказать. Доказать, что достойна их уважения и доверия. Быть может, немного – любви.

– Заведомо проигрышное предприятие, – перебивать его не следовало, но я всё же не сдержалась от комментария.

Вильгельм хмыкнул тихо и согласно.

– Да. Когда начал болеть скот, она поставила для него защиту. Призвала силу, которая должна была охранять это место от дурных глаз и дурных людей. Не знаю, что именно пошло не так, этого деревня мне не показала. Но в результате никого не стало: ни её самой, ни людей, ни животных. Только тишина.

Лошади шли спокойно и молча, не выказывали никакого беспокойства, а в окончательно потемневшем небе над нами зажглись первые яркие звёзды.

– И ты решил взять это место себе? Очистить его от того, что здесь дремало, и сделать своим убежищем?

Я предположила чуть слышно и вздрогнула, когда Монтейн усмехнулся снова.

– Если честно, мне просто было негде ночевать. В тот вечер собирался дождь, и, оставшись в лесу, мы с Мороком вымокли бы до костей. Так что, да, пришлось поработать, чтобы сделать деревню пригодной для жизни.

При воспоминании о том, что было на берегу озера, я внутренне содрогнулась, но именно оно и застваило меня задать своему спутнику следующий вопрос:

– Значит, тут может оказаться кто угодно? Такой же путник? Или беглые каторжники?

– Нет, – в мгновение ока он сделался безоговорочно серьёзен. – Я закрыл это место ото всех. Люди проезжают мимо, но сторонятся его, либо не замечают вовсе. Тогда я думал, что оно ещё может мне понадобиться.

Говорить, что именно такой час теперь наступил, он не стал, и я была ему за это признательна.

Мы свернули с дороги в самые заросли, и оказалось, что за ними есть вполне приличная, почти не тронутая травой дорога.

Морок ступал по ней уверенно, Красавица с явным интересом смотрела по сторонам.

У меня не было сил, чтобы вертеть головой, поэтому я разглядывала то, что было мне доступно в моём положении – навек тёмные дома, покосившийся сарай, опустевший огород.

Такая картина должна была произвести удручающее впечатление, но мне, наоборот, становилось спокойнее. Хоть и мёртвая, но деревня, находящаяся под защитой такого колдуна, как Чёрный Барон, обещала мне долгожданную передышку.

Может статься, что, когда и она закончится, мне перестанет быть всё равно, что со мной станет. Но прямо сейчас было абсолютно наплевать.

Я не хуже самого Монтейна понимала: лучшее, что он может сделать после того, что увидел, – пустить мне пулю в лоб. Или использовать любой другой способ, если у него по каким-то причинам нет пистолета.

Если он подумает как следует и рассудит именно так, значит, так тому и быть.

В отличие от меня самой, у него будет большой шанс на успех.

– Мел, – Монтейн позвал меня чуть слышно, и я подняла голову.

Мы остановились возле одного из домов. Он был больши́м и, судя по виду, просторным, с добротной крышей. Неподалёку виднелся колодец, а от прочих построек, куда более бедных, его отделял небольшой яблоневый сад.

– Нравится?

Он спрашивал так, словно готов был дать мне выбор. Как будто стоило мне по каким-то причинам сказать «нет», мы стали бы искать другое место для ночлега.

Горло перехватило, и ответить я не смогла, да это уже и не требовалось.

Монтейн спешился и буквально снял меня с Морока.

– Это её дом, да?

– Нет. Я просто выбрал лучший в деревне.

Задавая свой вопрос, я посмотрела на него, потому что сейчас не было страшно даже заглянуть ему в глаза. Он же почему-то не спешил меня отпускать, так и стоял, обвив мою талию руками.

– Пойдём.

Шутка ли, но в который уже раз он сам звал меня за собой, и я шла. Так сложно было не довериться ему.

Вильгельм взял ключ с притолоки, дважды повернул его в замке и первым шагнул внутрь, скрываясь в темноте.

Стоя на пороге в ожидании, пока зажжётся свет, я успела испугаться того, что заполнившая дом тьма поглотит и его, что он не вернётся, но внутри занялся тёплый маленький огонёк лампы, и минуту спустя барон вернулся за мной.

– Заходи.

Сделав глубокий судорожный вздох, я заставила себя переступить порог, и… всё изменилось.

Внутри и правда было спокойно и хорошо. Как если бы этот дом был жив, как если бы он только меня и ждал.

Вильгельм шёл на шаг позади меня, направляя, прикрывая спину, а я неспешно осматривалась, бездумно поглаживала кончиками пальцев то столешницу, то стенку шкафа.

Казалось, люди покинули это место всего пару часов назад, и оно не успело выстыть, лишь притихло в ожидании хозяев.

Я чувствовала, что источником этой жизни был Монтейн. Он заново вдохнул её в эти стены, словно осветил их собой, и тьма, которой в нём самом было много, не стала препятствием для этого.

– Сюда, – он бережно коснулся моего плеча, указывая направление.

За очередным проёмом оказалась спальня.

Мой взгляд тут же остановился на кровати – почти до неприличия широкой и удобной для деревенского дома.

– Тебе нужно отдохнуть, – барон усадил меня на край, а потом вдруг опустился на колени, чтобы снять с меня обувь.

– Что ты делаешь? – сил, чтобы сопротивляться этому, у меня уже не осталось.

– Укладываю тебя спать, – он ответил так просто, будто ничего особенного не происходило, и кивнул мне, чтобы подвинулась.

Глядя на то, как он расстилает одеяло и взбивает подушки, я вяло думала о том, останется ли он со мной. Захочет ли спать рядом, зная что может, проснувшись, обнаружить у себя под боком монстра?

– Ложись, – на этот раз он надавил на моё плечо чуть настойчивее, и я подчинилась.

Наволочка оказалась свежей, пахнущей свежей летней травой, а ведь никто не касался её по меньшей мере год.

– А ты?

– А я скоро приду, – Вильгельм склонился надо мной, невесомо и ласково погладил по лицу. – Нужно устроить лошадей. Спи, Мелли. Здесь можно. Я присмотрю.

Мне оставалось только послушно кивнуть и пообещать себе ни за что не засыпа́ть, пока не узна́ю, где он устроился на ночь, но стоило барону выйти из комнаты, я сразу же провалилась в глубокий и спокойный сон без виде́ний.

Глава 9

Пробуждение оказалось настолько приятным, что я едва не заплакала от счастья.

Впервые за много-много недель я выспалась и отдохнула по-настоящему, и не нужно было немедленно вскакивать, чтобы делать не доставляющие никакого удовольствия дела. Можно было, не открывая глаз, сладко потянуться в отличной постели, а после улыбнуться солнечному лучу, упавшему на пол.

И только потом – вспомнить, где я нахожусь и почему тут оказалась.

Прижавшись щекой к подушке, я постаралась дышать как можно глубже и медленнее, решая, что делать дальше.

Барона Монтейна рядом со мной не было, и ничто не указывало на то, что он провёл ночь в этой кровати.

Не мне было его за это упрекать, но всё равно захотелось подтянуть колени к груди и точно так же впервые за долгое время заплакать.

Дав волю своей силе, я окончательно и бесповоротно прикончила не только двух мерзавцев, но и шанс на то, что именно он, – красивый, благородный, ласковый, – станет моим первым мужчиной. Доведись мне поменяться с ним местами, я сама едва ли захотела бы прикасаться к кому-то вроде меня.

Человек, ради которого я пустилась в авантюру с путешествием, вряд ли окажется похожим на Вильгельма. Уж слишком много противоречивых слухов о нём ходило, слишком опасным он представлялся мне. Однако, если верить всё тем же слухам, он был в достаточной степени негодяем, чтобы не забивать себе голову вещами, способными остановить Монтейна.

Если Вильгельм всё же оставит меня в живых, бежать от него придётся как можно быстрее. При первой же возможности, как только он отвернётся или уснёт, сесть на Красавицу и мчаться во весь опор в надежде обогнать неизбежность и всё-таки успеть. Сделать то, что задумала и никогда не вспоминать о том, что могло бы быть моим хотя бы на пару часов.

С этой мыслью я опустила ноги на пол и вытерла всё-таки выступившие в уголках глаз слезы.

Я всё ещё была жива и не рехнулась, и в моём положении следовало радоваться именно этому.

В доме и на улице стояла тишина – только весёлые летние птички пели в отдалении.

Время явно перевалило за полдень, и, стоя на пороге, я прищурилась на солнце, прежде чем оглядеться по сторонам.

Красавица спокойно паслась неподалёку и выглядела довольной жизнью.

Ни Монтейна, ни Морока видно не было.

– Вильгельм?

Я позвала негромко, но в такой тишине он должен был услышать.

Ни ответа, ни звука.

Стараясь не задумываться об этом, я направилась к колодцу, чтобы проверить, есть ли в нём вода. Судя по состоянию дома, должна была быть.

Сначала – умыться и хоть немного привести себя в порядок, а после можно будет решать, что делать дальше.

Добротный каменный колодец и правда оказался рабочим, а рядом с ним я обнаружила красивый резной ковш и две большие бадьи с холодной и с тёплой водой.

Пользуясь тем, что зрителей в этот раз точно не было, я быстро разделась и постаралась отмыться ото всего, что успело осесть на мне за последние сутки.

Дышать после этого стало немного легче, ослабла давящая на грудь тяжесть, а припасённые в седельной сумке чистая юбка и рубашка, от которой я намеренно отрезала рукава, примирили меня с действительностью окончательно.

Теперь я хотя бы была готова к встрече с Чёрным Бароном со всеми его вопросами.

Да только самого́ барона не было.

Неспешно пройдясь по деревне, мимо опустевших курятников и домов, и найдя её в самом деле безопасной, я глубоко вздохнула, стараясь отогнать подступающей страх.

Несмотря на безопасность, одиночество здесь ощущалось ещё острее.

Монтейн мог отлучиться перед самым моим пробуждением – не обязан же он был, в самом деле, меня ждать, если я изволила спать до обеда.

Мог бы разбудить, но…

Я малодушно не желала заканчивать эту мысль.

Вернувшись к дому, выбранному Вильгельмом, я развернулась, и, старательно не прибавляя шаг, двинулась по дороге, по которой мы сюда ехали.

Кое-где в пыли ещё виднелись следы подков – вот прошли две лошади одна за другой. Вот прошёл один Морок.

Горло сжало ледяным предчувствием беды, и я постаралась обойти эти следы – ведь наступать на чужие следы, плохая примета. Наступить – значит забрать силу у того, кто прошёл перед тобой.

Густая трава, через которую мы проезжали ночью, доставала мне до пояса, и я отодвинула её рукой, чтобы выбраться на широкую дорогу.

Если буду ждать его там…

Я сделала шаг и остановилась, налетев на невидимую стену.

Дважды моргнув, чтобы отогнать наваждение, я попробовала ещё раз, а потом, наугад пройдя вправо через заросли полыни, ещё. Тщетно. За пределы деревни ходу мне не было.

Подступивший у колодца страх начал оборачиваться стылым ужасом, от которого вспотели ладони.

– Ах ты сволочь, сволочь!!!

Запустив пальцы обеих рук в волосы, я заметалась, не зная, что предпринять.

На то, чтобы снять поставленную Монтейном защиту, у меня не хватило бы ни знаний, ни сил.

И конечно же, он не был сволочью.

Он поступил правильно, заперев чудовище там, где оно не сможет никому навредить, и не его беда, что…

Он понятия не имел о том, на что обрекал меня, оставляя здесь.

Выместить свою досаду и беспомощность я могла разве что ударив ладонями по той невидимой, но крепкой преграде, что отделяла меня теперь от мира.

Под моими руками она едва ощутимо завибрировала, да и только.

Через такую стену невозможно было пройти ни изнутри, ни снаружи.

Оставалось только упасть прямо перед ней, но я заставила себя развернуться и плестись обратно.

В конце концов, я ведь была не одна. Вильгельм оставил со мной Красавицу, – единственное на свете существо, которое я по-настоящему любила, и которое любило меня. Я не могла её бросить, а где-то наверняка найдутся запасы еды. Если нет, я смогу попробовать что-то посадить и заготовить сено.

Вот только едва ли всё это мне понадобится.

Едва не зарыдав при мысли о том, что будет с моей лошадью, когда меня не станет, я пнула ногой и без того покосившийся невысокий забор, и остановилась.

Положение моё было более чем плачевным, но если я не могла выйти из деревни, это значило, что никто не мог сюда войти.

Барон сказал, что спрятал это место, укрыл его плотным мороком от случайных путников и мародёров.

При удачном стечении обстоятельств и небольшой смекалке, возможно, я и правда смогла бы выжить здесь.

Быть может, это место могло бы даже стать моим спасением.

В конце концов, не об этом ли я мечтала позавчера – красивый дом возле леса и никаких людей?..

Горько усмехнувшись тому, как необычно подчас сбываются желания, я развернулась и окинула деревню очередным, куда более пристальным взглядом.

Если она осталась нетронутой, тут должно́ было остаться и что-то полезное мне.

Позволив интуиции вести меня, я выбрала направление наугад и пошла, не глядя себе под ноги.

Дома, сараи, заросшие огороды…

Я едва не споткнулась, заметив на одном из них что-то красное, и свернула, чтобы рассмотреть поближе.

Это был помидор. Спелый, налитый соком настоящий помидор.

Отодвинув разросшиеся листья, я увидела ещё один, и ещё, и улыбнулась, потому что такая находка была радостью. У Красавицы есть зелёные луга, а мне теперь голодная смерть точно не грозила.

Есть и правда хотелось сильно, в последний раз я ужинала с Монтейном на поляне, но останавливаться, пока не выясню то, что мне необходимо знать, было нельзя.

Хорошенько запомнив чудесный огород, я двинулась дальше, и очень скоро нашла то, что мне было нужно.

Дорога, проходящая через всю деревню, кончалась, за ней был только лес, но справа от неё, на самой окраине стоял дом.

Маленький, с покатой прохудившейся крышей, он был единственным покосившимся домом в теперь уже моей деревне, и я решительно направилась к нему, чтобы войти без стыда и опасения. Так уж вышло, что теперь его мёртвая владелица была кое-что мне должна.

Перед дверью оказалась широкая терраса – на такой удобно было бы поставить стол и сушить травы. Сама бы я сделала так.

Сама же дверь оказалась не заперта.

Я толкнула её и остановилась на пороге – не из робости, а давая глазам привыкнуть к царящей внутри полутьме, – а потом, два вдоха спустя, переступила порог.

Как и все прочие в погибшей деревне, дом травницы остался нетронутым, да только пахло внутри пылью и копотью.

Ничего удивительного в этом не было, ведь именно здесь всё началось. Отсюда оно вышло, чтобы забрать людей, и скот, и домашних птиц.

Притаившаяся до поры где-то глубоко во мне сила шевельнулась, реагируя на место, и я приказала ей молчать.

Она узнавала. Чувствовала что-то родное себе, и держать её следовало крепче.

Обстановка в доме напоминала ту, в которой я провела всю жизнь. Простая, грубо сколоченная мебель, много кухонной утвари, развешанные по стенам пучки трав.

Завесившая окна густая паутина делала комнату тесной и неприветливой, а в углу стояла метла, но взять её и убрать паутину, чтобы добавить света, я не решилась. Не мне было решать, в каком состоянии стоять этому дому.

Стараясь двигаться осторожно, чтобы ничего не разбить ненароком, я осмотрела ставшие ничьими запасы и обнаружила, что запасы эти были хороши. Имея всё это в своём распоряжении, я уже могла побороться за себя и за Красавицу.

А ещё ведь была спальня и стоя́щий во дворе сарай. Как знать, что я обнаружу там…

Решив ничего пока не брать, но вернуться сюда позже, я встала в центре комнаты и глубоко вдохнула, стараясь сосредоточиться и определить источник возможной опасности.

Если хозяйка занималась не только травами, в любом уголке мог остаться нежелательный для меня сюрприз, и узнать, смогу ли я нейтрализовать его, стоило как можно скорее. Не хотелось бы мне лишиться возможности пользоваться доставшимся по случаю добром.

Мир и тишина деревни постепенно начали отдаляться, а притихшая было сила зашипела особенно настойчиво – ей ничего не стоило бы разобраться и с возможной опасностью. Наверное она смогла бы даже пробить поставленную Монтейном стену. Отпустить меня на свободу, взамен потребовав сущую малость – свободу для себя.

Одно лишь маленькое слово…

Она искушала так сладко, что я сбилась, открыла глаза, и тут же изумлённо моргнула, увидев рядом со своей тенью на полу ещё одну.

– Я знал, что найду тебя здесь, – Вильгельм произнёс это негромко и глухо, словно не был уверен, что говорит именно со мной.

Я же, пользуясь тем, что стою к нему спиной, дёрнула уголками губ, потому что на полноценную улыбку, даже самую ядовитую, вдохновения не было.

– Я думала, ты меня бросил.

Получив подтверждение тому, что я это просто я, барон перешагнул порог и остановился прямо за моим плечом.

– Без объяснений, еды и тёплой одежды? За кого меня принимает мадам?

Не в силах больше терпеть и вместе с тем страшась увидеть его глаза до дрожи в коленях, я развернулась и едва не врезалась в него. Оказалось, что он стоит очень близко.

Живой, здоровый, настоящий. Утомлённый быстрой ездой, но не измождённый.

Я не могла предположить, что именно Монтейн видел в моём лице, но смотрел он пристально и как будто удивлённо.

– Я ездил за едой и вином. Не можем же мы питаться травой вместе с лошадьми, а на какое-то время нам придётся здесь остановиться.

Он, черт его побери, в самом деле недоумевал, как глупость, подобная той, что я озвучила, могла прийти мне в голову, и вот теперь мне в самом деле захотелось рассмеяться.

– Я видела помидоры и запоминала огород, – давя в зародыше этот истеричный смех, я быстро облизнула губы.

Барон кивнул предельно сосредоточенно:

– А ещё есть кабачки. В прошлом году я нашёл несколько картофелин.

Мы говорили о какой-то немыслимой ерунде, стоя так близко, что достаточно было бы шептать.

Колени начали подгибаться, и я отвернулась первой, чтобы выбраться на террасу.

– Здесь всё так знакомо. Должно быть, все травницы живут примерно одинаково.

Перевести тему, болтать о ещё менее важном, даже завести неизбежный для нас серьёзный разговор – я была готова практически на что угодно, лишь бы не дать ему заметить, что меня трясёт от облегчения.

Во взгляде Монтейна не было отвращения или страха, но он всё ещё был, и теперь уже точно навсегда останется чужим для меня человеком. Нельзя было продемонстрировать, что здесь и сейчас я так от него зависима.

Как будто он сам этого не знал.

– В чем-то – наверняка, – выйдя из дома вслед за мной, Вильгельм остановился.

Я же прислонилась спиной к шершавой сухой деревянной стене и надавила пальцами на переносицу, заставляя себя сосредоточиться.

– Тут осталось много полезного. Ты наверняка видел.

– Да, – он кивнул и зачем-то опустил левую руку в карман. – Я проверил этот дом в первую очередь. Убрал всё, что могло представлять опасность, так что ты можешь пользоваться всем, что тебе нужно.

Я втянула носом воздух и кивнула, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.

Значит, он в самом деле вернулся, чтобы привезти мне еды. Возможно, для того, чтобы договориться о том, как часто будет приезжать, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке.

Так было правильнее. Именно так должен был поступить хороший человек.

Вот только мне это казалось чудовищно жестоким.

После того, что он видел и сделал для меня, я просто не имела права рассказывать ему правду. Тем более – просить о снисхождении.

При текущем положении дел я предпочла бы никогда не видеть его вовсе. Запомнить не благодетелем, вынужденным наступать себе на горло, чтобы сделать всё как до́лжно, а певшим для меня среди ночи мужчиной.

Ему ведь, должно быть, ещё тяжелее, чем мне. У него есть выбор.

– Мел.

Он снова окликнул меня этим непривычным коротким именем, и я вскинула взгляд.

Стоит ли сказать ему, что я всё понимаю, и он не должен ни объяснять мне, ни извиняться?

Монтейн шагнул вперёд и, прежде чем я успела опомниться, прижался ко мне так тесно, что я почти не перестала дышать.

Для надёжности оперевшись правой рукой о стену возле моей головы, левой он заставил меня поднять лицо и поцеловал.

Впервые по-настоящему – глубоко и медленно, обжигающе чувственно и непристойно.

Так, что я сама привстала на цыпочки, отвечая ему, схватилась за его запястье, чтобы не вздумал остановиться и отпустить.

Вильгельм не стал стряхивать мои пальцы. Они разжались сами, когда его рука двинулась ниже, и волоски на шее встали дыбом, стоило ему коснуться подбородка, а после – ключиц.

Разорвав поцелуй, когда воздуха для двоих стало слишком мало, он прислонился лбом к моему лбу и вместе со мной смотрел как зачарованный – наблюдал за тем, как костяшки его пальцев прошли вниз по моей груди, и я бесстыдно подалась вслед за этим мимолётным касанием.

Мало.

Этого было так чудовищно мало…

Ладонь барона остановилась на моей талии, легла приятной тяжестью, и я в растерянности прикусила губу, не понимая ни того, как могу совладать с собственным телом, ни того, что должна теперь предпринять.

– Тебе действительно лучше?

Его голос над самым ухом прозвучал так хрипло и низко, что я едва не поперхнулась на вдохе, поднимая лицо.