Текст книги "Стерва. Обольщение (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

«Ты существенно облегчаешь нам всем задачу, не пытаясь справиться с этим самостоятельно».

Слова герцога Удо стучали в висках в том же ритме, что отбивали по пустынной дороге копыта моей лошади.

Вскоре после того, как мы выехали, начало стремительно темнеть, и люди нам не встречались, если не считать одного мальчишку на повозке с зерном.

Воздух отчётливо и вкусно пах подступающей осенью, и в пути мне казалось, что всё непременно должно сложиться хорошо.

И у Кернов, которые мне так неожиданно и искренне понравились.

И у моей Красавицы.

И у барона.

При воспоминании о Монтейне мне хотелось глупо и счастли́во улыбаться.

Жаль было, что не удалось повидать его в последний раз, но если бы я приблизилась к нему, он бы непременно понял. И совершенно точно бы меня не отпустил. Или того хуже, увязался бы за мной, а этого я допустить никак не могла.

Что бы там ни говорил и ни думал Удо, я должна была решить свою проблему сама.

Отважиться на такое было захватывающе, восхитительно, но уже не страшно.

Подумать только, всего лишь вчера я обмирала от ужаса при мысли о том, что со мной может произойти подобное. А сегодня сама, добровольно шла прямо в руки Чёрному Человеку.

Нет, до конца страх не ушёл. Он остался плескаться на дне души мутной чёрной жижей. Но своим вторжением в мой сон он добился прямо противоположного желаемому эффекта.

Запугать ещё больше, заставить почувствовать себя беспомощной и не имеющей воли. Подчинить в момент слепого ужаса и окончательно убедить в том, что никто мне не поможет, а он достанет и найдёт меня всегда и везде – вот чего он добивался. Он хотел, чтобы я покорилась ему, смирившись с тем, что любое сопротивление бесполезно.

Как ни странно, на деле он получил прямо противоположный эффект.

Да конечно же, я его боялась. Боялась до смерти.

Я не исключала, что он откажется торговаться со мной.

Но впервые в жизни меня окружали люди, которым вдруг стало по-настоящему не всё равно, и их спокойствие стало для меня дороже.

Красавица повела ушами, реагируя на знакомые места и собственные воспоминания, и я погладила её по гриве.

Лошадь сама нашла дорогу. Я велела ей возвращаться в деревню, где мы жили с Вильгельмом, и она просто пошла. Постепенно я начинала узнавать очертания леса, которые почти не помнила.

У моего барона всё непременно должно сложиться очень хорошо. Пусть я и не стала настоящей ведьмой, но желала этого всем сердцем, всей душой.

Он, как никто другой, заслуживал любви. Чистой, искренней и беззаветной.

Такой, какую нашли оба Керна.

Понимая, что, скорее всего, не вернусь к нему, я больше всего хотела для него именно этого – счастья и верности, в которой ему никогда не пришлось бы сомневаться.

Я не тревожилась о том, что он снова останется совсем один – после всего, что уже случилось в замке Керн, одинок он точно уже никогда не будет. Предательство, смерть, ненависть и взаимное уважение способны связать людей крепче, чем самая преданная дружба или кровное родство.

Я хотела, чтобы он встретил кого-то по себе. Женщину, которая будет мечтать обнять его, даже если он просто вышел в соседнюю комнату.

Слева показались пустые тёмные дома, и, подумав немного, я пришпорила Красавицу. Ни к чему было заниматься самообманом и оттягивать момент. Да и страшно было передумать. Броситься обратно в объятия Монтейна и под защиту Кернов. Быть может, принять всё как есть и просто начать строить новую жизнь в их землях.

Научилась же вольная, не привыкшая подчиняться никаким правилам, кроме собственных, Чокнутая Ханна быть женой и делать восхитительное вино.

Едва ли мне отказали бы в возможности остаться. А Вильгельм мог бы меня навещать, приезжая изредка домой.

Впрочем, он же собирался от него избавиться.

Значит, и поводов свернуть после недолгих сомнений в герцогство Керн у него больше не будет.

Я могла хотя бы объехать деревню, чтобы вернуться в неё той же доро́гой, которой меня впервые вёз Вильгельм, но смысла в этом уже не было. Спешившись у самого края, – кажется, даже у того самого, ближе к которому стоял дом травницы, – я погладила Красавицу по гриве, подумала и поцеловала её в морду, и только потом бросила поводья.

– Всё, уходи.

Лошадь тряхнула головой и всхрапнула как будто обиженно.

Она не желала оставлять меня точно так же, как я не хотела расставаться с ней, но нужно было. Иначе – никак. Если у меня ничего не выйдет, она не должна пострадать или погибнуть вместе со мной.

– Иди, ну! Ищи Ханну, – я повторила твёрдым шёпотом и шлёпнула её по крупу.

Красавица заржала откровенно возмущённо и отступила на пару шагов, но не развернулась.

– Глупая, бестолковая кобыла! Убирайся!

Надеясь, что обидела родное для меня существо достаточно сильно, чтобы она сочла меня предательницей и ушла, я повернулась и, не оборачиваясь, направилась в деревню. Темнота тут же начала глушить звуки, и, к счастью, Красавица не попыталась последовать за мной.

В этот раз деревня казалась мне ещё более мёртвой, чем в прошлый. Должно быть, потому, что теперь здесь не было Монтейна, оживлявшего это место самим своим присутствием.

Забавно будет умереть там, где он пел мне о счастливой, побеждающей все преграды любви.

Заросли, в которых я опасалась запутаться или подвернуть ногу, оказались не такими густыми, как казались со стороны.

Пробравшись через них, я быстро осмотрелась и, определив направление, направилась именно туда, где меня обещали дождаться.

Они мне обещали.

Вернее, он.

Моя мёртвая, поглощённая им сестра была лишь фантомом, способом надавить на меня. Он мог скопировать её образ, показать мне, какой она могла бы стать, если бы осталась жива.

Такой же, как я. И тогда нас было бы двое.

Любопытно, стали бы мы настоящими сёстрами, дружными и преданными друг другу?

Или превратились бы во врагов, как Марита и Мария, жившие по соседству со мной? Эти женщины были погодками, но ненавидели друг друга так люто, как не каждые враги умели.

У барона и младшего герцога Керна вот так не получилось. Имея множество поводов вцепиться друг в друга по-настоящему и вспомнить все нанесённые обиды, они так или иначе этого не сделали.

Я улыбнулась, вспомнив, как они дрались, катаясь в пыли, а я вопила, не зная, что делать и как их разнять.

Вильгельм был дьявольски хорош даже в такой момент.

Деревянный шпиль церкви уже показался впереди, и я немного сбавила шаг, чтобы сделать несколько последних свободных вдохов.

Мне никто не помешал добраться сюда, чёрный экипаж не преследовал на дороге. Это могло означать только одно – я должна была оказаться здесь. Здесь всё должно́ было закончиться.

Опрометчиво ли я поступила, не сказав Монтейну напоследок, что люблю его?

Быть может, ему важно было бы это услышать.

А может, я сделала бы только больнее.

Пусть лучше считает меня такой же ветреной и неспособной на искреннее чувство дурой, как Одетта Лейн.

Судя по всему, герцогиня Керн из неё тоже получилась весьма хреновая.

Поймав себя на интонациях герцога Удо, я улыбнулась неожиданно для себя весело и решительно вывернула из-за последнего на улице дома.

Взятая мною за ориентир церковь оказалась скрыта плотной чёрной стеной того самого мёртвого тумана. Он тяжело, как будто лениво колыхался, обещая поглотить безжалостно и безвозвратно, а перед ним…

На площади горел костёр. Он был совсем небольшим, разведённым не для того, чтобы обогреть, а как свидетельство покусившейся на это гиблое место жизни.

Рядом с этим костром сидел Монтейн. Его поза была странной для усталого путника или мертвеца, но естественной для колдуна, начертившего защитный круг.

Словно во сне я наблюдала за тем, как он поднимал руки в почти молитвенном жесте.

Чёрному Барону никогда и ни за что не пришло бы в голову бороться с такой сущностью молитвой.

Зато на призыв это походило до дрожи.

Он уже начал, и я бросилась вперёд, проклиная себя. Нужно было поискать его перед отъездом. Убедиться, что он в безопасности. Или мчаться сюда во весь опор, чтобы успеть перехватить его, отговорить, помешать.

– Уил!

Я хотела схватить его за плечо, прервать ритуал, пока не стало слишком поздно, но меня отбросило назад. Из горла вырвалось низкое и злое шипение, а живот обожгло, словно калёным железом.

Сила во мне взвилась, потребовала вцепиться в барона, разорвать его на куски, а от боли на глаза навернулись слёзы.

Я не могла пройти за начерченный им круг. То, что сидело во мне, не могло.

Монтейн обернулся, окинул меня пылающим взглядом.

– Отойди, Мелли.

Он тоже изменился. Вне всякого сомнения, остался собой, но теперь в нём как будто тоже поселилось и говорило нечто иное, более древнее и могущественное.

Это нечто не нравилось… Нет, не мне. Тому, что не просто поселилось во мне, а пустило корни.

Не помогло бы мне спрятаться за спиной Кернов.

Не помог бы придуманный Бруно откуп.

Именно здесь и сейчас я поняла это кристально ясно.

– Не смей, – я почти прошипела это, глядя барону в глаза.

Не пытаясь больше приблизиться к нему, чтобы оно не смогло дотянуться и ему навредить, я осталась стоять так близко, как могла, не испытывая при этом боли.

– Я запрещаю, ты слышишь⁈ Ты не сможешь с ним справиться!

Я хотела бы прокричать это так громко, чтобы он точно услышал, но выходи́л только придушенный яростный шёпот. Или же становящаяся с каждой минутой плотнее тьма продолжала поглощать звуки.

– Ну вот и проверим, – Вильгельм отвернулся от меня почти равнодушно.

Дьявольски умён и упрям, как скотина…

Мира в нём не ошиблась.

Не просто поняв, а глубоко прочувствовав, с кем имеет дело, увидев воочию, как крепко я увязла, он всё-таки решился сделать это сам.

«Что же я натворила?..», – дурацкий вопрос без ответа.

Если бы я только могла предположить, что подпишу ему приговор в ту минуту, когда насылала порчу на свою деревню ради встречи с ним…

– Уил, не надо, – я сама с трудом себя услышала. – Не надо, пожалуйста. Я разберусь. Он уже часть меня, мы договоримся. Я обещаю тебе, пожалуйста!..

Глупо было ожидать, что он послушает.

Решившись ради меня на то, на что не отважился ради своей Одетты, он не испытывал сомнений и не был намерен сворачивать с пути.

А, впрочем, разве я могла это сравнивать?

Окажись герцог Удо в действительности чудовищем, он бы не стал унижать растерянного и нищего барона. Он бы просто убил соперника, чтобы его жена и думать не могла о какой-то другой жизни.

Та девушка и та любовь не требовала от Вильгельма жертв, подобных тем, которые он готов был принести сегодня.

– Ты не понимаешь! Он тебя… Ааа! – я хотела попытаться ещё раз, если не отговорить его, то хотя бы не дать ему сосредоточиться и помешать.

Однако единственный лишний шаг снова стоил мне боли, от которой подкосились ноги.

Монтейн крепко держал свою защиту. Я не могла к нему приблизиться.

Но могла бы уйти.

Повернуться и убежать, броситься прочь из деревни и так же, как у входа в усыпальницу, звать на помощь, надеясь, что не окажется слишком поздно.

Да только эту драку не получится небрежно прекратить с помощью ведра ледяной воды.

Монтейн готов был встретиться с ним, и он пришёл.

Немея и прирастая к земле от ужаса, я наблюдала за тем, как тьма, закрывшая от нас церковь, стала ещё плотнее, а затем начала обретать очертания человеческого тела.

Он показался мне выше, чем был во сне, и более худым, чем предстал передо мной в лесу, когда я сбега́ла из деревни. Очертания его фигуры расплывались, словно принимая образ человека, он копировал, но не понимал формы, прилагал определённые усилия к тому, чтобы удерживать её.

Бояться его было уже поздно, и я просто прижала ладонь к губам, чтобы больше не кричать.

Вильгельм поднялся. Я видела, что его качнуло, когда он выпрямлялся – то ли нога затекла, то ли этот вызов обошёлся дороже, чем он рассчитывал.

– Сколько? – Монтейн не приветствовал его, не демонстрировал почтение, сразу задал единственный волнующий его вопрос.

Голова Чёрного человека склонилась к плечу, а потом я почувствовала на себе его прямой взгляд.

Сила во мне возликовала, почуяв своего настоящего хозяина, рванулась ему навстречу, но тут же примолкла.

Меня пробрал колючий обжигающий озноб.

Он по-прежнему был в чёрном плаще и широкополой шляпе, и мне нестерпимо, до новой волны ужаса захотелось узнать, что скрывается под этими полями.

Череп?

Лицо, на котором вместо глаз такие же чёрные глубокие провалы, как у его коней?

Или же такой же сгусток безликой тьмы.

– Она.

Его ответ стал таким же ожидаемым, как вопрос Вильгельма.

Голос определённо был, но при этом его как будто не существовало вовсе. Как если бы сама эта тьма, напитавшаяся моими криками, прошелестела в ответ.

Я бросила быстрый взгляд по сторонам, подумав вдруг о том, где Монтейн оставил Морока. Привязал у ставшего ненадолго нашим дома? Или прогнал прочь так же, как я прогнала Красавицу, не надеясь вернуться?

– Нет, – барон откликнулся спокойно.

В его голосе не было вызова, как не было и шанса на то, что он даст слабину.

Чёрный человек усмехнулся снисходительно и холодно. Я не могла этого видеть, но почувствовала по движению воздуха.

Туман расползался, стремясь подменить собой всё вокруг, и длинная, почти плоская фигура то терялась в нём, то проступала на его фоне поразительно отчётливо.

Он шагнул к Монтейну, – ко мне, – но остановился. Отступил.

Мне показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, потому что это существо не могло приблизиться. В точности как не могла подойти к нему и я.

Начерченный им круг, барьер, который он питал своей силой, надёжно отделял нас друг от друга, и пока Уил таким изощрённым способом закрывал меня собой, мне ничего не грозило.

А ему? Что могло случиться с ним внутри этого круга? И что будет, когда силы его иссякнут.

– Плачу десять лет.

Чёрный человек снова переключил своё внимание на него. Склонил голову раздумывая.

– Мало, – тот же бесцветный голос.

– Барон, не надо, – зато мой шёпот получился дрожащим.

Жалким.

«Потому что он был жалок. Коль скоро человек пришёл просить, пусть просит как следует. Он этого заслуживал».

Голос Удо Керна, отчётливо прозвучавший в голове, неожиданно отрезвил.

Вот теперь я начинала в самом деле понимать, о чём он говорил и что имел в виду.

– Пятнадцать, – Монтейн со свойственную ему спокойствием поднял свою цену.

Тишина в ответ.

Он торговался своей жизнью, а я стояла и смотрела, потому что была жалкой.

Оставалось только на колени упасть.

– Мало.

Секундная пауза.

– Двадцать, – в его тоне послышался намёк на напряжение.

– С меня, – я вмешалась, прежде чем прозвучал очередной отказ.

Даже если бы он предложил этому существу уйти с ним сейчас, оно бы не согласилось. Терзало ложной надеждой, намеренно мучило в наказание, но ответило отказом, потому что не было такой платы, которая его бы устроила.

Фигура повернулась, и пробирающий до костей взгляд снова сфокусировался на мне.

Мне показалось, что вместо воздуха в горло прошла вязкая мутная жижа, но даже она уже не могла мне помешать. Потому, что все изменилось. Стало неважным даже надрывное яростное шипение его силы во мне.

– Всё, что я должна, ты возьмёшь с меня. Здесь. Сейчас. Не с этого человека.

Никогда прежде я не предположила бы в себе настолько требовательных, почти повелительных интонаций.

Он в самом деле был в своём праве, но и я была. Как единственная сторона этого договора, помимо него самого.

Тьма вокруг меня шевельнулась.

– Хочу его. Его жизнь. Его силу. Для начала.

Я не успела ни подобрать слов, ни возразить, потому что Вильнельм вдруг упал, хватаясь за горло, словно земля ушла у него из-под ног. Я видела, как вздулись его вены, а глаза полезли из орбит – оно было гораздо сильнее его. Первородная густая тьма, способная по крошечной капле, но просочиться сквозь его защиту.

В тот же миг она сгустилась вокруг меня, обвиваясь вокруг запястья, и мне показалось, что за пеленой тумана я вижу мёртвое лицо своей сестры.

А потом я снова начала дышать.

Чистое и прозрачное голубое пламя прошло через эту тьму, отодвигая её, разбавляя, вынуждая отступить.

Я охнула, оседая на землю, рядом с кру́гом, в котором пытался подняться Монтейн. Схватилась за живот, когда всё тело прострелило болью, и тут же постаралась отодвинуться, чтобы ненароком не смазать, не нарушить чужую защиту.

Внутри барон был в безопасности. Пока.

Моя же задача состояла в том, чтобы выиграть для него время, не отдать его на съедение этому…

Чёрный человек попятился.

Он сделал всего два шага назад, но теперь держал меня не так крепко, заинтересованный кем-то другим.

– Приятно успеть на самое интересное, – герцог Удо, живой и настоящий, прошёл мимо меня, едва не задев руку сапогами.

Я упёрлась ладонью в землю, чтобы приподняться, а другой рукой продолжала держаться за живот.

Боль отступила, как будто скукожилась при его приближении.

Да только откуда он мог?..

– Морок вернулся в замок, – Керн ответил на незаданный вопрос, окинул меня коротким брезгливым взглядом, и только потом повернулся к тому, кого я про себя звала Чёрным Человеком.

Хотя человеком он не был, конечно же.

Даже форма, которую он принял, начала расплываться сильнее.

Поля сотканной из тьмы шляпы двинулись – он снова наклонил голову под неестественным углом. Люди так не могут.

Но промолчал.

Он разглядывал герцога Удо, а тот разглядывал его, а взбесившаяся во мне сила начинала постепенно затихать, оседать на самое дно – настороженно, как будто с опаской.

– Вижу, договориться вам не удаётся, – насмотревшись, наконец, вдоволь, герцог кивнул.

– Мало.

Всё то же слово, но с совсем другой интонацией. Как будто оно искало у Керна поддержки. Ждало, что тот повернётся и прикажет мне молча делать то, что велено.

– Да, разумеется. Я понимаю, – тот опустил руки в карманы и посмотрел себе под ноги. – Она направила эту силу против тебя. Десятком лет тут не отделаешься. Я бы и четверть века не взял. Должно быть что-то более… весомое.

Он повернул голову, без всякого страха оставляя сотканную из черноты сущность за спиной, и впервые посмотрел на сумевшего лишь приподняться Монтейна.

– Что-то, что компенсирует.

Голос герцога снова звучал так, словно он говорил об одном, а думал в совсем ином направлении.

Не о том ли, чтобы отдать ему барона? Отыграться за проклятие, за унижение, за то, что тот имел наглость явиться в его дом?

Стиснув зубы, я поднялась на одно колено и вздохнула, чтобы сделать следующее движение и встать. Каждое из них давалось с трудом.

– Какого чёрта ты здесь делаешь? – Вильгельм почти хрипел.

У него сел голос, и хотя вены больше не вздувались под кожей, глаза стали нездорово красными.

– Хотел полюбоваться твоей неудачей, – Удо развернулся всем корпусом, а потом опустился на одно колено рядом с полусидячим бароном.

Стремительное, грациозное движение, от которого у меня захватило дух, потому что защитный круг он всё же не нарушил. Даже не переступил, остановился в дюйме от прочерченной на земле линии.

– Дураком ты был, дураком и сдохнешь. Знаешь, Вильгельм, есть такие женщины, которым всё равно: ты, я, Бруно, любой другой… Доведись мне при любезной Одетте скитаться по лесам проклятым или тебе корчиться посреди этого нигде, она бы палец о палец не ударила.

Лёгкий тон, небрежная, чуть снисходительная интонация.

Пока я пыталась соотнести их со смыслом сказанного, он сжал сбитый воротник рубашки Монтейна и дёрнул на себя, вынуждая того приподняться и смотреть себе в глаза.

– Она мизинца рыжей не стоила.

Керн отпустил его так же неожиданно, как дотронулся, и выпрямился сам, снова посмотрел на Чёрного Человека.

– Я заплачу.

Решив, что ослышалась, я бросила растерянный взгляд на Вильгельма, но тот меня даже не заметил.

Его глаза налились кровью ещё больше.

Герцог Керн шагнул к продолжавшей терять форму и сливаться с окружающей нас тьмой фигуре, но рывком вскочивший на ноги барон дёрнул его за жилет, изо всех сил потянул на себя, рискуя нарушить круг.

– Идиот, не смей! – вот теперь в его голосе прозвучало что-то жуткое.

Растерянность, неверие и… страх. Страх не за меня и за себя, а за…

Удо развернулся, положил ладонь ему на шею. Не сжал, просто коснулся и почти оскалился, произнёс несколько слов так быстро и тихо, что я не успела разобрать.

Монтейн разжал пальцы и начал оседать обратно на землю.

– Забирай этого недоумка, когда проснётся, и возвращайтесь в замок, – герцог на меня даже не взглянул, хотя обращался, очевидно ко мне.

Чёрный человек сделал ещё шаг назад, обратно к своей тьме.

Он начинал демонстрировать откровенное нетерпение, а я стояла как громом поражённая, потому что, наконец, поняла.

Мелкие детали и очевидные странности вдруг сложились в целостную картину, от которой сделалось ещё больнее, чем при попытке пройти через начерченный Вильгельмом круг.

Бруно и правда знал, что делать. Пусть и не с самого начала. Своё решение он принял в кабинете, погрузив меня в сон и без спешки часами изучая мои воспоминания.

Поэтому он был так задумчив, когда пил с братом в гостиной ночью.

Поэтому любил свою герцогиню так отчаянно и страстно, где пришлось – на всякий случай на прощание.

За силу должна была быть отдана сила.

Монтейн мог отдать свою только вместе с жизнью, и всё равно этого едва ли хватило бы.

И Удо знал.

Бруно касался моей памяти мягко и бережно, с моего разрешения. Он же вломился без спроса, узнал всё, что ему нужно было, без предупреждения и согласия. Именно из-за его вмешательства я так неожиданно проснулась на рассвете и захотела куда-то бежать.

Не куда-то. К нему. К тому, кто хозяйничал в моей голове.

Он увидел и понял то же, что и старший герцог.

Зная брата слишком хорошо, он в два счёта просчитал, как тот намерен поступить.

Сила, которую нужно было отдать, чтобы навсегда откупиться… Для Вильгельма всё, для Бруно – половина.

Сколько для младшего Керна?

Тьма вокруг в очередной раз пошла рябью.

– Долго.

Теперь в этом недозвуке слышалось отчётливое раздражение.

Герцог тряхнул головой, как будто выгадал ещё секунду на то, чтобы собраться с духом, а потом посмотрел на него всё так же уверенно и прямо и повторил:

– Я заплачу.

Он успел сделать целых два шага, и их мне хватило, чтобы сердце ушло в пятки, а земля качнулась под ногами.

– Удо, не надо! – я почти оглохла от собственного крика, бросаясь за ним, повисая на локте, чтобы не пустить.

Он развернулся, и оказалось, что в его глазах плещется пламя, такое же голубое, чистое и яркое, как то, которым он разогнал сгустившуюся вокруг нас с Монтейном тьму.

Я залюбовалась этим пламенем всего на мгновение, а потом мне в лицо полетел его кулак.