Текст книги "Стерва. Обольщение (СИ)"

Автор книги: Лера Виннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Я зажмурилась покрепче, потому что дышать стало нечем, раскалённый влажный воздух выжег внутренности.

Безупречно подгадав этот момент, он остановился, и, надавив на спину, заставил меня уже не приподняться, впуская его в себя заново, а качнуться навстречу.

– Черт!.. – я распахнула глаза, уставилась на него невидящим плывущим взглядом.

Картина мира потеряла чёткие очертания, я вообще не видела больше ничего, кроме его лица напротив. Так близко.

– Он самый, – Монтейн улыбнулся мне шире и поцеловал, одновременно заставляя двинуть бёдрами снова.

Я застонала ему в губы, не разрывая этого поцелуя, и сама не поняла, как качнулась на нём уже самостоятельно.

В том положении, которое он заставил меня принять, его член внутри ощущался гораздо полнее, чем прежде. Будто он оказался во мне ещё глубже.

От одной только этой мысли можно было сойти с ума, но постепенно я начинала понимать и другое – так я могла управлять ситуацией. Не просто слепо доверяться ему, отдаваясь безоглядно, а решать, как быстро всё произойдёт. Насколько глубоко он на самом деле во мне будет.

По спине поднялась новая волна дрожи, Уил меня не торопил, и я попробовала ещё раз.

Оказалось не проще, но уже понятнее.

Одна его ладонь легла мне на спину, другая, будто забытая, осталась на бедре.

Он больше не подталкивал, лишь едва уловимо направлял.

Смотреть ему в глаза стало по-настоящему стыдно, и я опустила ресницы, постепенно приспосабливаясь, избавляясь от этого стыда, позволяя удовольствию смыть его волной.

Это и правда было удовольствием – оказаться настолько близко, чувствовать его вот так, ловить его сбитое дыхание и хриплое своё.

В какой-то момент Уил снова потянул меня на себя, сжал мои бёдра, задавая темп, в котором я двигалась, и от наслаждения у меня почти заложило уши.

Кажется, он звал меня по имени.

Может даже сказал что-то ещё.

Я не могла разобрать, да и не пыталась, облизывая пересохшие губы, насаживать на него почти отчаянно, и почти ослеплённая мыслью о том, что именно ради этого мне и хочется жить.

Глава 26

Счастливые и измождённые, мы уснули, как только барон натянул на нас одеяло, но перед рассветом я неожиданно для себя само́й открыла глаза.

Небо за окном только начинало сереть, вдалеке уже заливались первые птицы, но до полноценного утра было ещё далеко.

Я чувствовала себя хорошо отдохнувшей, успокоенной и уверенной в предстоящем дне.

Ничто из этого, конечно, не могло соответствовать действительности, но я всё равно насладилась этим ощущением, постаралась распробовать и запомнить его.

Монтейн спал рядом, будто забыв руку лежащей на моём животе, и выглядел умиротворённым и расслабленным.

Опасаясь разбудить, я не стала касаться его, хотя очень хотелось. Провести кончиками пальцев по виску к носу, после – к губам.

Будь я умнее, мне следовало бы думать о том, что каждый момент нашей близости сможет причинить ему боль после, если всё пойдёт не так. Вильгельм точно не был одним из тех людей, кто способен быстро вычеркнуть из памяти погибшего друга.

Считал ли он другом меня?

Или за его предложением отправиться вместе в графство Лейн крылось нечто большее?

В такой час, между ночью и утром, мне не хотелось думать об этом. Прямо сейчас всё равно ничего было не решить.

Стараясь ступать как можно тише, я оделась и вышла из комнаты.

Оказалось, что за день кто-то из герцогинь побеспокоился о том, чтобы в комнате появились ещё два платья на смену, бельё и рубашки.

Принимая эту заботу и пользуясь ею, я, вероятно, поступала не самым честным образом, но так легко было оправдаться тем, что иначе сейчас я просто не могла.

Как ни странно, в глухой предрассветной тишине я с лёгкостью нашла дорогу. Замок стал мне неуловимо знаком, словно само собой сложилось понимание, куда и зачем мне следует идти.

Вероятно, это знание стало небольшим и ненавязчивым подарком от проведшей меня тайными, сотканными по её воле тропами Мирабеллы. Изумительная предусмотрительность хозяйки – избавить гостью от необходимости плутать по коридорам, если ей доведётся остаться одной.

Герцогиня ничего не сказала мне об этом, и я не знала, уместно ли будет её поблагодарить.

Решив, что утром просто спрошу Вильгельма, я миновала несколько коридоров и ещё одну лестницу, с интересом осматриваясь по сторонам.

Со стороны замки всегда казались мне красивыми, но мрачными. Представлялось, что внутри должно быть сыро и темно, а переходы могут быть лишь узкими и давящими своим каменным спокойствием.

Замок Керн же в этом смысле на замок вовсе не походил. Скорее на просторный красивый дом, построенный и оборудованный так, чтобы его обитателям удобно и приятно было проводить время в нём.

Не потому ли, что Керны поколениями пользовались дурной славой и нередко оставались в своих владениях месяцами, случайно или намеренно наводя на округу почти что священный ужас?

Откуда-то тянуло свежим предутренним воздухом, и, постояв немного на месте, я решилась толкнуть полуприкрытую дверь.

Она вела в галерею.

Надеясь, что петли не заскрипят, и что находиться здесь мне не возбраняется, я вышла, чтобы спокойно подышать и подумать.

Внизу был пустующий сонный двор, а чуть в отдалении сад. Справа виднелась лестница, по которой удобно было бы туда спуститься, и я направилась к ней, но, уже взявшись за перила, замерла.

Приглушённый шорох раздался в отдалении, почти за спиной.

Изо всех сил стараясь успокоиться и убедить себя, что это просто не может быть Чёрный Человек, я обернулась, выглянула из-за колонны, на всякий случай готовясь закричать достаточно громко, чтобы кого-нибудь разбудить.

К моему же огромному счастью я этого не сделала.

Всего пара секунд потребовалась, чтобы взгляд выхватил в полутьме две фигуры. Мужчина и женщина.

Мира и…

На мгновение мне показалось, что я вижу её в объятиях герцога Удо, но стоило присмотреться, и замершее было сердце забилось снова.

Волосы чуть длиннее, чуть шире плечи…

С ней был её муж.

Не видя и не слыша ни меня, ни целого мира, герцогиня полусидела на каменной балюстраде, опасно откинувшись назад. Её платье было в беспорядке, почти сорвано с одного плеча, а и без того нехитрая причёска растрепалась, роскошные темные волосы рассы́пались по плечам, лишь частично прикрывая полуобнажённую грудь.

Герцог Бруно подтянул её колено к своему бедру, неприлично высоко и откровенно, и двигался в ней отчаянно быстро и так сильно, что ей приходилось хвататься за его плечи, чтобы не упасть.

Они походили на влюблённых, которые всю ночь гуляли по саду, а после просто не дотерпели до спальни. Воспользовались уединением тёмной галереи, потому что не в силах были оторваться друг от друга.

Четыре года и трое детей спустя…

Забыв, как дышать, я смотрела на них. На то, как бережно и вместе с тем крепко он держал её под спину. На то, как она гладила его затылок, неровно и нежно.

Если так выглядит брак…

Без грязи, без склок, без страха поднять глаза друг на друга.

Наверное, я могла бы подойти и ближе, они бы всё равно не заметили, всецело увлечённые друг другом.

Вместо этого я постаралась прошмыгнуть по лестнице, пригнувшись, чтобы стоя́щий лицом ко двору Бруно не заметил моей тени.

Это время было только для них.

А мне следовало уйти в сад поглубже, чтобы прохладный рассветный воздух остудил пылающие щёки и кипящий разум.

Столько страсти в них было. Столько нежности.

Любопытно, смотрелись ли мы с Монтейном со стороны так же?

Заметив утопающую в зелени, увитую плющом беседку, я поднырнула под уютно шелестящие на ветру ветки ивы и направилась к ней. Место показалось мне достаточно уединённым, чтобы отдышаться и погулять.

Тем более, мне все равно предстояло подождать, пока Керны не уйдут из галереи. Столкнуться с ними на обратном пути было бы ещё хуже, чем несколькими минутами ранее.

В траве что-то зашуршало, и опустив взгляд, я увидела ежа. Крупный и на удивление ушастый, он деловито шёл куда-то, и, проводив его взглядом и улыбкой, я стала смотреть под ноги внимательнее.

Когда порог беседки оказался прямо передо мной, я всё-таки не выдержала, воровато оглянулась на замок, удостоверяясь в том, что отсюда не видно галерею, а из галереи не видно меня.

– Бруно и Мира? – тихий и насмешливый голос герцога Удо раздался прямо за моей спиной.

Почти подпрыгнув от неожиданности, я развернулась и неуклюже ввалилась в беседку.

Младший Керн сидел на полу, привалившись спиной к каменной стене и расслабленно положив руки на поднятые колени. Он практически скрылся в тени густой листвы, и я наверняка даже не заметила бы его сразу, если бы он не заговорил.

Сердце застучало так, что отдалось в затылке.

Герцог видел, откуда и как быстро я шла, а значит…

– Не смущайся, – совершенно верно истолковав моё молчание, он небрежно дёрнул плечом. – Они как чёртовы кошки, на каждом углу. Даже я до сих пор не могу привыкнуть. Это можно только переждать.

Я с трудом подавила смех, обошлась коротким и до неприличия взволнованным смешком и сделала шаг к нему.

– Можно подумать, у вас всё по-другому.

– Но мы хотя бы помним о присутствии гостей. Иногда.

Он улыбнулся мне донельзя любезно, и мне второй раз за минуту пришлось сдерживаться от того, чтобы улыбнуться в ответ.

После всего, что я узнала о нём, этот человек, – почти что враг, – казался мне парадоксальным образом… не чужим.

Мне полагалось убраться от него как можно дальше, даже рискуя столкнуться со старшим герцогом и его герцогиней, или забиться в противоположный угол и не сметь поднять глаза.

«Польщён, но не заинтересован», – в этом не было ни насмешки, ни унизительной снисходительности. Лишь терпкая ирония и стремление довести ситуацию до абсурда, сделать её нестрашной и не воняющей отвратительной низостью.

Тронутая одним только этим, я подошла и села рядом с ним, точно так же подтянув колени к лицу.

– Я заметила, как герцогиня Ханна заботится о гостях.

Если кто-то и мог сказать мне горькую правду о её настроении и разочаровании во мне, то только он.

Однако Керн только пожал плечами снова и задумчиво посмотрел куда-то вверх, мимо сла́бо колышущейся листвы.

– Она лучше, чем мне хотелось бы, помнит, что такое не иметь ничего, кроме единственного потрёпанного платья. А Вильгельму с тобой повезло, – он повернулся так резко, что я не успела отвести взгляд, и теперь мы смотрели друг на друга непозволительно близко. – Мне пришлось фактически за шиворот её тащить. Временами останавливаться, орать на неё, трахать, пока не забудет, что именно собиралась мне возразить, и снова тащить. Ты существенно облегчаешь нам всем задачу, не пытаясь справиться с этим самостоятельно.

Герцог говорил пренебрежительно, но о серьёзных вещах, а меня снова тянуло улыбнуться.

Оказалось, что они упоминали друг друга в разговоре с совершенно одинаковой интонацией. Такое умели и могли себе позволить только хорошо знающие друг друга и понимающие даже не с полуслова, а с полувзгляда люди.

Он, конечно же, преувеличивал. Как минимум, потому что тащить Чокнутую Ханну за шиворот наверняка было бы затруднительно.

Однако Удо Керн зачем-то пытался развлечь и отвлечь меня.

Неуверенная, имею ли на это право, я тоже посмотрела в пространство перед собой, а потом сказала совсем тихо, но очень отчётливо:

– Барон дал мне слово, что поможет вам, даже если у герцога Бруно не получится со мной.

Взгляд Удо обжёг мне висок.

Он молчал, не то решая, как реагировать на услышанное, не то, стараясь не взорваться.

– Очень благородно с его стороны.

Намеренно или нет, но интонация у него вышла абсолютно нечитаемой, и, незаметно стиснув подол пальцами, я решилась продолжить:

– Он никогда не причинил бы ей вреда. Он не такой человек. И у него нет намерения воевать с вами.

– А вот теперь мы, – герцог выделил это обращение, откровенно передразнивая меня. – Просто счастливы. Что за странная женская манера подслушивать под открытой дверью?

От неловкости и ощущения собственной глупости у меня почти закружилась голова, но ответ сорвался, прежде чем я успела опомниться:

– Можно подумать, вы стали бы откровенничать при мне.

Теперь оставалось только сделать над собой усилие, чтобы проглотить вставший в горле ком, а потом посмотреть младшему Керну в глаза снова:

– Он ведь не знает, что делать, так?

Удо ответил не сразу. Какое-то время он молча разглядывал меня, словно искал в моём лице ответы на какие-то вопросы, а потом расплылся в ленивой и циничной улыбке.

– Бруно всегда знает, что делает. В отличие от меня.

«Даже когда спал с вашей женой, знал?», – я вовремя прикусила кончик языка, чтобы не доводить до конца даже саму эту мысль.

– Герцогиня Мирабелла сказала, что он будет честен.

Время суток располагало к особой, недопустимой в любой другой момент откровенности, возвращаться нам было ещё рано, и я постаралась дать самый невинный из возможных ответов.

Никто никогда не говорил, что Керны умеют читать мысли. Однако же Удо откинул голову, прислонясь виском к прохладному камню и разглядывая меня с каким-то новым интересом.

– Хочешь знать, как мне удалось его за это не убить?

Он угадал, о чём я старалась не думать, настолько точно, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Простите. Я не это имела в виду.

К счастью, он не стал меня поправлять и предлагать обращаться к нему фамильярно на «ты». Только опять сменил позу, на этот раз вытянул ноги и пристроил спину удобнее.

– Я не думал, что он посмеет. Мира сразу ему понравилась, с первого взгляда. Но это даже для него было слишком. Так что сначала я просто охренел от такой наглости. А потом мне стало немного не до того.

Он развёл руками, будто извиняясь за то, что история получилась такой простой, и мы снова посмотрели друг на друга, а потом вдруг, не сговариваясь, засмеялись.

Сказались ли так сильно на речи младшего герцога годы бродяжничества, или он намеренно говорил именно так, чтобы мне было проще, но от того, как именно объяснил, у меня будто камень свалился с плеч. Да и этот общий смех вполголоса больше походил на веселье заговорщиков, чем на вынужденную полусветскую беседу.

Ветер подул сильнее, и растущая перед беседкой ива зашелестела листьями громче.

– Если подумать, – герцог Удо пристроил затылок на камне удобнее. – Твой обожаемый барон ведёт себя как лицемерная тварь.

Я вздрогнула, а он, будто не заметив этого, продолжил:

– Он явился сюда, приведя за собой противника, с которым не может справиться. И пытается сыграть на роли жертвы. Он знал, что я ещё могу, а Бруно точно ему не откажет. Даже если бы он не попросил, а потребовал.

Герцог облизнул губы и вдруг посмотрел на меня. Неожиданно, чтобы успеть перехватить взгляд.

– Он в худшие времена такого не вытворял. Крепко ты запала ему в душу.

Он говорил так медленно, словно был пьян или мысли его витали где-то очень далеко.

– Зачем вы так с ним поступили? – об этом спросить я всё-таки решилась, и, опасаясь, что Керн сделает вид, будто не понял, пояснила. – Тогда.

Удо равнодушно пожал плечами, но глаза не отвёл.

– Потому что он был жалок. Коль скоро человек пришёл просить, пусть просит как следует. Он этого заслуживал.

Это были жестокие слова.

Я продолжала смотреть на него, но не могла возразить, потому что он… был прав.

Случись подобное с ним и Ханной, чудовище, за которое её отдавали силой, он бы просто убил. А потом бежал с ней на край света, и ей никогда не пришло бы в голову пожаловаться на огрубевшие руки или необходимость полоть огород.

– Я…

Удо переложил руки так резко, что я вздрогнула снова.

– Идёмте спать, мадам Мелания. Скоро пора будет подниматься.

Он встал и протянул мне ладонь, предлагая на неё опереться, и я не преминула этим воспользоваться.

– А как же?..

Произнести такое вслух было немыслимо, и я просто кивнула в сторону замка.

Герцог ослепительно улыбнулся и тряхнул головой.

– Покажу тебе другой вход.

Глава 27

Вернувшись в спальню, я несколько минут просто стояла и смотрела на спящего Монтейна, а потом тихо разделась и легла рядом, прижалась к его боку и прикрыла глаза.

С герцогом Удо мы простились у лестницы. Вернее, он просто пожелал мне хорошего отдыха, коротко поклонился и ушёл, не дожидаясь ответа. Я же отправилась знакомой дорогой, сгорая от нетерпения поскорее оказаться рядом со своим бароном.

Разговор в беседке одновременно взволновал и успокоил меня.

То, что сказал о нём младший Керн…

«Крепко ты запала ему в душу».

Это так перекликнулось с приглашением Вильгельма, что мне хотелось обнять его крепко-крепко. Как будто на прощание.

Старательно отгоняя от себя эту мысль, я вдохнула запах его кожи и рассеянно, полусонно улыбнулась.

Он пригласил меня не просто в свой дом, а в свою жизнь. И я очень хотела воспользоваться этой возможностью, оказаться с ним наедине, в спокойствии, – «и без одежды», – насладиться каждой минутой.

Если герцог Бруно сможет сдержать своё слово, так оно и случится, а потом… А потом будь что будет.

Именно сейчас, когда в небе только начинали рождаться первые солнечные лучи, я понимала, что у любой мечты всегда есть шанс остаться всего лишь мечтой. Монтейн же был настоящим, именно он показал мне, что значит по-настоящему жить. Что значит идти вперёд и делать то, что считаешь правильным, несмотря ни на что. С ним я узнала, каково это, когда сердце сжимается в предвкушении встречи, и насколько невыносимой может быть мысль о том, что тот, кого ты хочешь видеть, не ждёт этого так же. Должно быть, именно это чувство люди и назвали странным словом «любовь», и если так… Возможность провести немного времени рядом с ним стоила всего на свете.

Я уснула с этой мыслью, прижимаясь к его тёплому со сна плечу, а потом…

Потом я оказалась на пустой площади в мёртвой деревне, где мы провели несколько дней.

Воздух был густым и тёмным. Вернее, его не было вовсе – его место занял плотный чёрный туман, тот самый, что пугал меня и туманил сны и мысли.

Я стояла среди этого тумана, и кожа делалась от его прикосновения холодной, как у покойницы.

Конечно же, я всё ещё была жива – биение моего собственного сердца оглушительно отдавалось в висках, а пульсация в затылке грозила и вовсе проломить кость.

В глухой безнадёжной тишине это было так громко.

И никто, и ничто не могло через эту тишину пробиться.

Мой барон и оба способных помочь мне герцога остались где-то там, за этой пеленой, и не было ни света, ни звуков, ни запахов. Даже дуновение ветра сюда не доносилось.

Не зная, как стану выбираться, но, помня, что обязана это сделать, я шагнула вперёд.

Страх…

Он, конечно же, пришёл. Он искушал меня сесть на землю и закрыть голову руками, сдаться, признав своё поражение.

Чёрный Человек был сильнее меня.

Он был сильнее даже Бруно Керна, который не знал, на самом деле не знал, как станет договариваться с ним, в какой тональности его просить.

Заведомо уязвимое положение почти всемогущего и привыкшего к своей власти человека.

Я знала, что оставшись, не просто прикончу себя. Да, для меня не станет ни жизни, ни будущего, их подменит собой вечный, лишающий воли мрак.

Но я подведу их. Всех тех, кто, подавившись собственной гордостью, из кожи вон лез, чтобы мне помочь.

Поэтому я продолжала идти – с трудом, почти пошатываясь от того, как тяжело это было – пробираться сквозь становящийся тяжелее и гуще туман. Он заставлял меня увязать, терять ориентиры.

Я видела церковь. Когда бродила по деревне, уверенная, что Монтейн меня оставил, безыскусный деревянный шпиль, что был выше всех прочих строений, виднелся над площадью.

Нужно только дойти до неё. Развернуться. И можно будет начать пробираться к дому мёртвой травницы – даже если он меня не укроет, совсем рядом граница, а там дорога…

Почему-то он меня не звал. Не показывался сам, не посылал за мной свой наводящий ужас экипаж.

Давал последний шанс выбраться?

Или играл, как кошка с уже пойманной мышью?

Заставлял заплатить за оскорбление, которое я нанесла ему, с такой готовностью и радостью отдавшись Вильгельму?

Даже имени его сейчас вспоминать не следовало.

Только идти.

Церковь, наконец, показалась впереди, а перед ней, лицом в закрытым навек дверям стояла женщина. Очертания её фигуры вдруг проступили в сгущающейся тьме так явно, что я остолбенела, не решаясь ни окликнуть, ни подойти ближе.

Она стояла ко мне спиной, и было в ней что-то неуловимо знакомое. Как будто мы с ней не просто встречались, а хорошо знали друг друга раньше.

Она была одета в почти истлевшее, местами заметно порванное платье, почти в лохмотья. Густые, немного вьющиеся волосы падали красивой волной до середины спины и были рыжими. Или… Среди бывших при жизни огненными прядей затесалась чернота, выкрасила некоторые из них.

Эта женщина была абсолютно и безнадёжно мертва, и это была я сама.

Голоса у меня тоже больше не было, и всё, что мне оставалось, – это в немом ужасе открыть и закрыть глаза, потому что это совершенно точно была я. Мёртвая. Безразличная. Холодное потустороннее существо, не имеющее и не знающее ничего, кроме желания утащить с собой, подчинить, напиться чужой жизни, но не насытиться ей.

Она медленно, словно плохо контролировала собственные движения, обернулась.

Я хотела бы бежать куда глаза глядят, но не могла двинуться с места, а её блёклые, подёрнутые пеленой глаза уставились прямо на меня.

Это была не я.

Я стиснула зубы и вцепилась пальцами в собственный подол, потому что стоящий передо мной призрак или вурдалак не был мной.

Но она была абсолютной моей копией.

Женщина медленно подняла и протянула ко мне бледную руку с чёрными обломанными ногтями и кривыми пальцами.

– Иди ко мне, Мелли. Нам давно пора познакомиться…

Понимание вспыхнуло в моём затуманенном разуме ослепительно ярким огнём.

Сестра.

Моя старшая сестра, которой даже не дали имени, просто отдали ему на корм.

Я завопила так громко и пронзительно, как никогда прежде.

Она стремительно, с нечеловеческой скоростью бросилась ко мне, намереваясь вцепиться в волосы, в руки, в платье. То ли разорвать, то ли утащить с собой, к нему, ему в угоду.

Я выставила вперёд руку, отталкивая от себя её лицо. Оно оказалось рыхлым и таким холодным на ощупь.

Собственный крик меня почти оглушил, когда голос вдруг вернулся, а живая и крепкая рука стиснула моё предплечье, выдёргивая из кошмара, который не был сном.

– Мел! Мелли!

Я вцепилась в барона, содрогаясь всем телом и даже не пытаясь перестать плакать.

– Сестра… Он отправил за мной мою сестру!..

Я хотела прошептать это, чтобы знал только он, но из горла вырвался новый вопль, отчаянный, отвратительный.

Монтейн стиснул меня в объятиях крепче, и я сжала его рубашку до боли в сведённых пальцах, потому что сковавший меня изнутри холод рядом с ним отступал, и меня трясло, трясло, трясло так, что стучали зубы.

– Мира!!!

Его голос донёсся будто издалека и показался мне растерянным и испуганным.

Это же был кошмар.

Всего лишь кошмар, зачем звать герцогиню?..

– Твою мать! – а это, кажется, был уже герцог Бруно.

Разве мог Вильгельм докричаться до них? Они ведь были в другом крыле замка.

Или они тоже мне мерещатся?

Я отчаянно затрясла головой, изо всех сил стараясь проснуться.

– Держи её, она сейчас язык себе прикусит!..

Этот голос я не узнала.

Ханна?

Откуда она здесь, я ведь не могла орать так громко, чтобы переполошить весь замок…

– Мелания… Мелли, смотри сюда, – мягкий и вкрадчивый мужской голос раздался над самым ухом.

Я не могла заставить себя открыть глаза, не могла увидеть мёртвое, обезображенное лицо герцога.

– Давай, девочка. Мелания.

Не подчиниться ему я не могла тоже, потому что это был больше чем приказ или ласковая просьба.

Бруно склонился надо мной и ласково гладил по волосам, как маленькую.

Взгляд застили слёзы, но он совершенно точно был жив и был абсолютно настоящим.

Зарыдав навзрыд уже от облегчения, я потянулась ему навстречу и, не думая над тем, что делаю, крепко обняла за шею.

– Всё, уже всё. Ты вернулась, – как будто совсем этим не удивлённый Бруно принялся гладить меня по плечам.

Краем глаза я заметила застывшего у окна в немом ужасе Вильгельма и Миру, которую он едва ли не силой заставил оставаться позади, за своим плечом.

Руки продолжавшего держать меня старшего Керна были слишком напряжены. Как будто он не женщину обнимал, а таскал мешки с картошкой.

Не ревности же он боялся?..

Я должна была разжать пальцы, перестать комкать его жилет, но вместо этого хваталась за него только крепче.

– Вот держи, – не особенно церемонясь, герцог Удо оторвал меня от брата почти что силой и вложил в мои трясущиеся руки простую глиняную кружку с резко пахнущей жидкостью. – Пей!

Его окрик подействовал на меня поразительно – я кивнула и поднесла питьё к губам.

Зубы стукнули о край кружки, а на вкус её содержимое оказалось таким резким, что у меня перехватило дыхание, а слёзы высохли на раз.

– Давай-давай, – уже мягче, но он придержал дно посудины, не давая мне опустить руки. – До дна, рыжая.

Допив, я с громким хрипом согнулась пополам, но реальность, наконец, обрела чёткие очертания.

– Молодец, – бесцеремонно подвинув мужа, Ханна присела на край разгромленной кровати и взяла моё лицо в ладони, чтобы лучше видеть глаза. – Всё уже хорошо, дыши.

С каждым вдохом и правда становилось легче, и я благодарно коснулась её руки.

– Я что, так громко кричала?..

Я попыталась повернуться к Уилу, но она не отпустила, почему-то заставила меня смотреть только на себя.

– Барон почти три часа пытался тебя разбудить. Когда не получилось, позвал нас. Но да, во дворе было слышно. Я понадеялась, что это не от кошмара.

Её губы тронула горькая полуулыбка, а у меня не нашлось сил даже на то, чтобы смутиться.

– Мне казалось, что я выбралась…

– У Бруно с кошмарами разговор короткий, – она тоже погладила меня, но чуть резче, чем это делал герцог. – Отдыхай. Они больше не придут.

Я хотела спросить, что значили её слова о Бруно. Хотела всё-таки повернуться к своему барону. Но Ханна продолжала смотреть мне в глаза, и мир для меня снова заволокло пеленой. Разве что на этот раз она была уютной и тёплой.

Мне показалось, что и рассеялась она через мгновение, но, открыв глаза, я обнаружила за окном сумерки.

Солнце ещё не скрылось за горизонтом полностью, последние красные лучи догорели за принявшими причудливые формы облаками.

В теле ощущалась лёгкая ломота, как будто я сама долго и изнурительно работала физически, но, потянувшись, я почувствовала, что и она уходит.

Не было больше ни боли, ни холода, ни доводящего до исступлённого безумия испуга.

В тишине и безопасной мягкой полутьме спальни я закрыла и снова открыла глаза, просто наслаждаясь.

Монтейна рядом не было.

Первая моя мысль была о том, что он просто не хочет больше оставаться рядом со мной, но очень быстро я отмела её как ошибочную.

Если бы он считал дело безнадёжным, а меня недостойной спасения, не гнался бы за мной так отчаянно, надеясь перехватить на границе герцогства Керн или за ней.

Если он не здесь, значит, прямо сейчас у него есть другие безотлагательные дела.

Облизнув губы, потому что очень хотелось пить, а вставать было жаль, я попыталась припомнить то, чего уже не могла слышать.

Как Ханна аккуратно встала с кровати.

Как бледный как полотно Вильгельм, повинуясь кивку Мирабеллы, осторожно взял меня на руки, чтобы она могла сменить простыни.

Серьёзное и задумчивое лицо Бруно и короткий жест, которым Удо коснулся его плеча, предлагая выйти в коридор.

Короткий разговор с кошмарами…

Он наверняка и сам умел мастерски насылать их. Заставлять людей метался в немом ужасе, не находя себе ни места, ни покоя.

Такие, как Керны, впитывали подобные умения с молоком матери.

И всё же он добровольно шагнул в эту тьму, чтобы забрать у неё меня. Его руку я почувствовала, когда это существо на меня набросилось.

То, что было когда-то, – совсем недолго, – моей старшей сестрой.

Теперь я как никогда прежде хотела бы заплакать о ней, но слёз больше не было, все кончились.

«Барон почти часа пытался тебя разбудить».

Уил бросился мне на выручку не менее отчаянно, но у его возможностей тут были пределы.

Прямо сейчас он наверняка был где-то там, внизу. Возможно, даже в той же гостиной или кабинете. И обсуждал с обоими герцогами моё будущее и то, что им придётся сделать ради того, чтобы оно у меня было.

Наконец, подчинив собственное, малодушно не желающее действовать тело, я заставила себя подняться и подойти к окну.

Люди суетились во дворе, заканчивая свои дневные дела.

Здесь, среди них, за стенами замка я была в полной безопасности.

Герцог Бруно имел возможность посмотреть вблизи на то, с чем ему предстоит иметь дело, и он справился с этим. Настоял на своём.

Это лучше любых слов убеждало меня в том, что его брат был прав – он знает, что делает. Даже если у него нет предельно ясной стратегии в эту минуту, он, как и обещал, найдёт решение. Придумает что-то, что устроит всех.

На это могут уйти дни. Недели. Или даже месяцы.

Я ни секунды не сомневалась в том, что на всё это время нам с Монтейном позволят остаться в замке. Не исключено, что мы станем здесь почти своими. Быть может, они с герцогом Удо даже научатся находиться рядом, не пытаясь тянуть друг из друга жилы.

Никаких чудовищных неразрешимых проблем. Нужно только набраться терпения и подождать.

Точно так же хорошо я знала и другое: мы оба свихнёмся от этого ожидания, прежде чем Бруно найдёт выход.

Не потому что барона так сильно унизит тот факт, что это делает не он. И не потому что я затоскую по предстоящей мне дороге в неизвестность.

Сегодня мой Чёрный Человек пробился ко мне сюда. Теперь Керны доработают свою защиту, и впредь подобного не случится. Но каждым своим вдохом я буду теперь обязана им. Притихшая во мне сила начнёт требовать своего, и с каждым днём им будет приходиться со мной всё труднее.

А потом станет поздно.

Я увязну слишком глубоко. Оно меня высосет, сделает ни живой, ни мёртвой. И все их усилия, вся их готовность помогать мне станет напрасной.

Глубоко вздохнув, я выпила два стакана воды, а потом переоделась в чистое платье и направилась к выходу.

Пусть меня и учили только обращению с травами, кое-что я всё равно умела.

Например, накинуть хороший плотный морок. С кем-то вроде герцогов Кернов он, конечно же, не помог бы, но обычным людям отводил глаза исправно.

Никто не обратил на меня внимания, когда я прошла через двор. Никто не помешал оседлать и вывести из великолепной конюшни Красавицу.

Мы незамеченными прошли мимо крестьян и покинули замок через те же боковые ворота, в которые привела нас Ханна.