355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонида Подвойская » Изродок (СИ) » Текст книги (страница 5)
Изродок (СИ)
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:24

Текст книги "Изродок (СИ)"


Автор книги: Леонида Подвойская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

Глава 7

С утра я вновь заглянул в прокуратуру. По поводу воскресения ребятам пообещали поработать до обеда. Потом – выезд в какой-то профилакторий. Но это уже без меня.

– Твои документы. Приказ об отчислении из группы, отмеченная командировка. Едешь назад. Сиди там тихо, не возбухай. Твой Бычек найдет варианты. И все же очень жаль… Слушай, у тебя еще шанс. Прямо сейчас! Ко мне. Ну! Да или нет! До трех! Раз!

– Нет!

– Жаль. Ну да ладно. Зайди еще к прокурору. Что – то там по поводу твоей новой знакомой. Бывай.

Здешний прокурор, насколько я помню Николай Иванович совсем не был похож на нашего ТТ. Маленький, рано начавший лысеть, чуть полноватый, но подвижный. Острый взгляд и какая-то постоянно проскальзывающая многозначительная улыбка. Типа " Знаем– знаем".

– Виталий Леонидович, тут у нас какая-то чертовщина. Может, поможете? В больницу поступила девушка с тяжелым нервным расстройством. Одноклассница погибших. Тамара. Ну, вы ее знаете. Вас видели вместе. Где? Да вы курите, курите, – увидел мои сигареты Николай Иванович. Трубку-то я держал на случай спокойных и вдумчивых размышлений.

– Так вот, ее здорово напугали. Со слов родителей – вчера поздно вечером. По всей вероятности – ее одноклассник с компанией. Компания еще та. Правда, до этого – мелкая пакость. Хотя, о наркоте некоторый стук был.

– А что они говорят?

– Да вот, ничего не говорят. Все трое.

– Трое?

– Ну да. Все в больнице. И знаете, у них что-то странное. Какое-то тяжелое кожное заболевание. Какая-то быстро прогрессирующая проказа. И молчат, молчат о вчерашнем вечере. Может, свет прольете?

– А что родители-то говорят?

– Что вы были в гостях. Еще, что играли на пианино. Затем ушли. Нет– нет, без дочери. Та сама, потом, попозже выходила. Не к вам? Нет? Тааак. Виталий Леонидович, как коллега коллеге – рассказывайте. Криминала пока никакого не вижу. Но вот зараза эта… Кстати, и отец Тамары слег. Нет, врать не буду, не с этой проказой. Что – то другое. Что – то с глазами. Точнее, что-то с… Ну, глаз-то нет. В курсе наверное, что случилось? Нет? Ну, не об этом речь. Речь вот о чем. Да нет, у девушки никаких таких симптомов. Вы не перебивайте, пожалуйста. Повторяю – речь о том, чтобы понять, откуда у пацанов эта болезнь, где они ее подцепили и не заразна ли она. Не знаете? Хорошо. Считаете – по заслугам? А если эта мерзость заразная? Врачи? Они даже не могут определить, что это. А если это утечка? Наш город и район, сами знаете, как нашпигован. Что тогда? Знаете, ведь я вас и задержать могу. В качестве подозреваемого. В чем? Поверьте, опыт есть. Ну, к примеру, в покушении на изнасилование. Вон, царапины какие – явно женскими коготками, а? Да, потом все разъяснится. И выпущу, и извинюсь и компенсацию из своего кармана выплачу. Но пока суть да дело, узнаю, что произошло. И главное– где. Их не трогать? Да ради Бога, я – человек неблагодарный.

Я затушил сигарету, начал набивать трубку. Прокурор понял, приготовился слушать.

– Все произошло в парке. Там, в дальнем конце, возле самого леса.

– Знаю то место. Уже колючей проволокой думал огородить. вечно истории какие-то. Ну и?

– Навалились откуда-то. Отвадить, наверное, хотели. нож к горлу. Вот – я показал порез. – А потом Тамара прибежала. Ну, внимание отвлекла, а я вырвался. Потом ее домой… хотел проводить, а она, вот шахнула по фэйсу и убежала… А когда я вернулся, тех пацанов уже не было. Только… Знаете, там на скамейке какая-то эээ дрянь, какая– то пена зеленая оставалась. Вонючая такая. Может, это?

– Немедленно сообщу куда следует. что еще о них знаете?

– Ну, на кладбище его видел.

– Это мы знаем. Но никто больше…

– Может, в дури ихней?

– Может. Но при них, когда в больницу поступили, естественно, не было.

– Дома?

– Давайте все-таки определимся с вами, – обиженно поджал губы прокурор. Я понял – несколько зарвался. Не учи ученого.

– Я больше ничего такого про них не знаю. Разве что, был еще и четвертый. Который с ножом. Тот, мне кажется, постарше, поопытней. Знаете, нож прижал крепко, не шутейно. Но он был сзади. Потом рванулся в кусты. Нет, не видел.

– Хорошо. Проедем с нами? Или сразу в путь? Проедем? Замечательно!

Откажись, подумает, что испугался, смотаться хочет. Все равно тормознет, этот маленький хитрец. Да и вообще, интересно.

Интересного оказалось мало. Никакой пены, никаких следов. Только что пуговка на газоне напротив скамейки, да еще нож в кустах. Со следами крови. Может, и моей, а может, и нет.

– Кровь согласны оставить на анализ? – поинтересовался прокурор. – Нет, просто на случай, если не ваша, и примерить тогда нож к другим делам.

– Да пожалуйста!

– Вот и спасибо! И больше вас не задерживаю. Прощайте! Езжайте вот с ними, там у вас все чин– чинарем… А я еще подожду этих… эпидемиологов, не выговоришь, черт их возьми. Пусть смывы со скамейки сделают. На всякий случай.

Рейс был вечером, поэтому я заглянул в областную больницу. К Тамаре я прокрался тихонько. Она лежала в палате одна, на животе, глядя в окно. На скрип двери повернулась. И тут же мелко начала дрожать мелкой, но явственной, со стуком зубов, дрожью.

– Ну, не прикалывайся. Это же я. Ну что ты?

Девушка открыла ротик, набрала воздуха и…

Зажимая уши, я выскочил из палаты, рванулся на лестницу – благо, палата была у самого выхода на пожарную лестницу. Да что же это такое, черт побери, а? Чтобы девушка в таком возрасте и так визжала. Нет, надо хоть что-то пронюхать. Ладно, воспользуюсь служебным положением. В ординаторской этажом ниже я предъявил врачу свои корочки и спросил насчет пациентки палаты № 18. мол, когда будет доступна контакту на предмет ее допроса.

– Шок. Физически здорова. Сейчас уже контакту доступна. Но о том, что ее так потрясло, говорить отказывается категорически. Ночью не давала выключать свет. Сразу – в визг. Вот опять – слышали, наверное? послал сестру узнать.

– Но что это все– таки?

– Я же сказал – шок.

– Это как, не опасно?

– Теперь нет. Но если повторится… Всяко бывает. А допросить, если аккуратно… Хотя, давайте все же подождем. Если не горит.

– Нет, что вы. Спасибо. Пойду, – поднялся я под подозрительным взглядом вошедшей медсестры.

Уже выходя услышал ее шепот и голос врача: " Да что вы, это – следователь, он документы предъявил". Нет, надо сматываться.

В лайнере кресло оказалось не возле иллюминатора, а счастливчик еще и зашторил его. Не понимаю, это что, трусы или просто скверные люди, те, которые во время полета не любуются этим чудом – небом, облаками, просторами, которых не увидишь оттуда, снизу? Ну да что толку гадать? В общем, весь полет я провел в размышлениях. Думал о деле – как-то нелепо и поспешно меня из него вывели. О гибели этих ребят и еще – до них. Прав Бычек – на месте уже делать нечего. А зачем все – таки было меня на преступление толкать? И я вот так просто спер эти драгоценности. а теперь, видите ли, ему там уже делать нечего. Но это – ему. А мне бы еще поразбираться. Нет? Ну вот к примеру, где я этот Томкин взгляд видел? И что это за воспоминания такие, а? И я не я, и отец… Нет, отец совсем не похож, но там, в той памяти он, ну, не знаю, роднее что ли? А эти способности? Все– таки реинкарнация, да? Но тогда, кем это я был – спортсменом или пианистом? или там, великим танцором? Ну хорошо, а весь этот бред с наркотами и с Тамариным шоком? С какой– то заразой типа проказы? С болезнью отца? А мать не заболела? От меня– зараза? Так. Отцу я руку пожимал. Эти двое уродов меня за руки держали. А одноклассника Женю я даже не ударил. Не прикоснулся. Только пульс пощупал. Да! И тем двум – тоже. А вот мамашу не трогал. Постой, но и Тоню я…в смысле, касался. Когда домой нес. Но у нее – шок, а не эта… проказа. И как прикажете понимать? Да, насчет шока. Ни одноклассник, ни его подручные ведь от меня не огребли, так? А тоже валялись в отключке. Ну? И что их так напугало? До зеленой рвоты? Я? Страшен и велик в своем гневе?

– Молодой человек, Вам что на второе?

Ну вот же стоит деваха, улыбается, в обморок не падает. Правда, и я не гневаюсь. Нет, бред какой-то. Хотя, вся эта жизнь у меня бред.

– Курицу! – спохватился я нетерпению стюардессы.

Да, вся моя жизнь. Большую часть не помню, а те пять лет, что помню, странные какие-то. Когда я очнулся тогда, после "утонутия", ничего не помнил и никого не узнавал. И впитывал в пустые мозги знания о себе и о человечестве в целом. Верите, нет, даже столовые приборы с удивлением рассматривал. Нет, в мясе там жареном или зубной щетке, или, к примеру, унитазе, знакомые черты признавал. А там, квартира, одноклассники, родители… Даже собственные фотографии рассматривал, как чужие. Да и сейчас, честно говоря, также рассматриваю. и сам себе я ох, как не нравился. Этакий толстячок. Это в четырнадцать лет – и толстячок? Ух, и взялся я тогда за себя! Во всех планах. Учебу наверстывал быстро – память стала просто феноменальной. А вот с фигурой… Это было изнурительно. Но что-то сидело во мне, что-то постоянно толкало к движению. Бег, гантели, бег, гири, бег, штанга, и тренажеры, тренажеры, тренажеры. Ну и, конечно, симпатии, влюбленности, свидания. Отец говорил – "навертываешь". Тихоней джо этого был. Я, и тихоней? Быстро сбросил вес. Появились этакие бугорки мышц. А потом еще и расти начал. И как расти! Жрал, жрал, жрал все, что под руки попадалось. И все, наверное – в рост. В пятнадцать уже был выше всех одноклассников, в шестнадцать начали сватать в баскетбольную команду, а в семнадцать все остановилось. На 182 см. По – моему, нормально. Да, в семнадцать остановился не только рост. Потянуло, потянуло меня в небо. Отец говорит, никого в роду таких не было. Поколениями – юристы. А тут… Но не знаю, не знаю я – и все. Ладно, действительно, пока все, начинаем посадку. И придурок раздвинул, наконец, шторку на иллюминаторе. В столице задерживаться не буду. Незачем. Пока – в тихий омут. Подумать, что же все-таки происходит.

Столь скорое возвращение к месту старта было встречено неоднозначно. Одни считали это опалой – "наверняка что-то нам натворил", другие, что, наоборот, там уже показался кому надо, вот за вещичками и явился. С женщинами я решил вести себя сдержанно, по крайней мере, пока не разберусь в отношениях с Тамарой. Томка… Что же такое творится со мной а? Или с ней? Так вот, пока не разберусь, пока есть надежда, буду чист. Или, смешно сказать – верен. Сами понимаете, какой скандалюга со слезами и всяческими обвинениями был мне представлен Валентиной. Ну как тут объяснишь? Влюбился в дите горькое. А еще через денек моя прежняя возлюбленная появилась. Ну, замужняя которая, помните, да? С ребенком. Нет, Боже упаси! Не с ребенком появилась. Не так выразился. С претензиями – так резко пропал. Сама же ни разу не позвонила. "Вот, мол, муж ревнивый… Муж? А что, я разве не говорила? Да. Замужем я. Ну и что? Наши ведь отношения не какие-то предосудительные, да?" "Ну конечно. Дружеские". " Тебе мало? Мне казалось, ты не такой, как эти кобели вокруг". В общем, слово за слово – разругались. И знаете почему? Уже не теми глазами на нее смотрел. А женщины это чувствуют. Сразу. Впрочем, и мужики тоже. И знаете, работа вдруг стала скучной. Серой. И ТТ стал на меня как-то странно смотреть. Словно я провинился в чем. А в чем? Ну, отказался оставаться в этом райончике. Или что другое? а еще сезон мертвый. Тихо. Ким один суды закрывает, нового следчего не назначили пока, так что Мамка за двоих разрывается. Хоть эта мне рада. И хоть за то, что на дежурства есть кого поставить. А так – тоска. Неделю. Потом началось.

– Поедем. Все это очень странно… Поехали быстрее. По дороге объясню.

Оказалось, что умерший – «сатаринный» Мамкин знакомый. Еще в годы их студенчества лечил от ее от чего-то. Потом пути – дорожки разошлись. Потом – женитьба (у него, конечно), блестящая карьера местечкового уровня – дорос до зама главврача. Потом – болезнь остановки. Пьянство. Ушла жена. Потом – из зама в участковые. И – опять пьянство. И еще – стяжательство. Пил уже самую дешевку. И что брал от больных – тратил на дешевку. При разводе жена ничего и разделить-то не смогла. Докажешь, что ли, что брал в баксах, а тратил в грошах. И вот теперь – «подозрения на насильственную смерть». Вот и странно – кому он теперь уже был нужен?

Мамка оказалась права – да никому. Сидел один в беседке, пил потиху, и допился. Как Саныч говорил – кровь носом. С этого тревога и объявилась. Когда же вызванная санитарка обтерла кровь с лица, оказалось – целенький. Так что – рутина. Но и рутину надо исполнять. В доме – не то, чтобы чистенько. Гм… совсем не чистенько. Но ничего не нарушено. Весь бардак в целости и сохранности. Все пылинки из толстого слоя – на месте. Почему пьянь так быстро деградирует? Врач же. Профессиональным чистюлей должен быть. Так нет же. Ничего нового или хотя – бы чистого. Все какое-то… пожеванное что ли? Опустившееся, как и сам хозяин. Разве что… вот там. Я вытащил выглядывающий из-под кровати новенький портфельчик, приоткрыл… Секунду постоял так, потом выложил его на стол, на замусоленную скатерть, распахнул.

– Гм… да… твою мать, – отреагировала Мамка. – Где понятые? Вечно не по делу болтаются. Я через минутку.

Потом мы долго пересчитывали количество купюр в каждой пачке. Затем переписывали номера каждой купюры. Зачем? Да кто его знает. На всякий случай. В конце концов, в таких райончиках не каждый день находят восемьсот (восемьсот!!!) тысяч баксов в новеньком чемоданчике задрыпанного участкового врача. Такая перепись – занятие муторное, но всему приходит конец. В общем, мы провозились с этим чемоданчиком больше, чем с его покойным владельцем и когда вернулись в город, наступил вечер. Поэтому, оставив чемоданчик в «камере хранения вещдоков» ( и у нас – обычная комната без окон), мы устроились поужинать в нашем кафе. Наше – это впритык к прокуратуре. Под одной почти крышей. А за крышу, сами понимаете. Нет, мы всегда расплачивались по счету. Но в сами счета старались не вникать. Чтобы не дразнить совесть. Да и вообще, юристы в математике – так себе. Ан масс, как любил говорить профессор Выбегайло.

Труп не испортил аппетита и мы заказали неплохой ужин. В ожидании мелкими глоточками потягивали красное вино, настраиваясь на объяснение.

– Ну? – начала Мамка.

– Мм-да. Хорошее винцо, – уклонился пока что я.

– Сколько? Двести?

– А-а-а. Да нет.

– А сколько?

– Да ничего.

– Ты что… всерьез?

– Вполне.

– Ты что, не понял тогда, когда я за понятыми…

– Нет. Не подумал даже…тогда.

– А когда подумал?

– Вот сейчас, когда Вы спросили: «Сколько?». Да и то…

– Виталий… да ты… ты…, – она вскочила из-за столика. Поднялся и я. Не могу сидеть, когда рядом стоит, а тем более – вскакивает женщина. И тем более – когда к столику подходят незнакомые мордовороты.

– Зоя Сергеевна, Виталий Леонидович, пройдемте.

– Это еще что за…, – выругалась все еще кипящая Мамка.

Не обидевшись они показали удостоверения. Очень серьезные удостоверения.

– А ваш портфельчик я вам помогу поднести, – подсуетился один из здоровяков насчет моего дипломата.

– Нет!

– Ну, как угодно, как угодно. Все фиксируется. Поэтому, вот так, – он защелкнул наручники на моей руке и моем портфеле. Чтобы не сбыл компру? Но какая там компра?

Прояснилось все в районной конторе этих ребят с чистыми руками, горячим…, ну, вы поняли. Несчастный, симпатизировавший Мамке начальник, подтвердил полномочия столичных ребятушек, после чего они зазвали понятых и ринулись к моему дипломату. Постояли, пережевывая разочарование, затем приступили к личному обыску. Пауза. В машину. И дорога в областной центр.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Молчать, бля!

– Думаю, это продолжение нашего разговора.

– И тебе молчать бля!

– Слушай меня, морда. Если еще раз оскорбишь женщину, я тебя… задушу, понял? Выслежу и задушу!

Испугался? Не знаю. Но замолчал.

В областном управлении мы, естественно потребовали санкции прокурора. И убедились, что она есть. И кого? ТТ!

– Вот где действительно, «бля»! – прокомментировала Мамка.

Затем нас развели по кабинетам. Следак был гадким. Нет, это не личное – на самом деле. Этакое уродище, как-то пробившееся в органы, а потом сюда – на вторую ступеньку карьеры. Самодовольное чмо. Вон, уже раздувается от властности. Типа: «Вот щас я тебя, лощеного, и уделаю».

– Ты обвиняешься…

– Вы!

– Что?

– На Вы все же придется.

– Да я… – начал, было, следак, вставая из-за стола и приближая ко мне свои глаза. Ого! Гипнотический взгляд? Поиграемся!

Через минуту он сел. Подумал. Нервно постучал пальцами по пустому протоколу допроса подозреваемого.

– Хорошо, – неопределенно выдавил урод.

– В чем я обвиняюсь и где мой адвокат? Для первой юридической консультации.

– Хорошо! – вновь выдавил мой визави. Видимо, он нажал какую – то скрытую кнопку и в кабинет ввалились три мордоворота.

– Увести!

А потом, когда меня скручивали и надевали наручники, следователь, отвернувшись, вдруг завизжал, разбрызгивая слюну.

– Ты пожалеешь! Ох, как ты еще пожалеешь! Ботинки мне лизать будешь! Руки целовать.

– Извращенец какой-то. Он у вас не гомик?

Нет, к методам физического воздействия я готовился, но не сейчас, не в кабинете же! Поэтому удар парализовал дыхание. Быть «чертовски сильным» не получилось. В камеру меня заволокли, бросили на холодный пол, и уже здесь продолжили. Я еще успел подумать, что все это очень странно – вот так избивать подозреваемого. Ведь на арест – в суд.

Оказалось, что об этом думают и без нас. По лицу не били. А синяки, с точки зрения судьи – ну мало ли откуда. Уже с ними и поступил – документ есть. И вообще, ссылки на избиение уже оскомину набили. Наглое вранье, которое и слушать тошно. Уже бы что новое придумали. А вообще подозреваюсь я в присвоении ни много, ни мало 200 000 евро из того самого чемодана. Почему именно этой суммы? Доказано, что был там миллиончик. Да, да, конечно. В присутствии понятых все пересчитано и переписано. Все 800 тысяч. А две сотни умыкнули, когда товарищ Лузгина за понятыми ходила?

Таак. «Товарищ» Лузгина. Значит, с Мамки что, подозрения сняты? И то хлеб. Но мне пока от этого не легче. Арест – таки.

– Но откуда эта сумма? Почему? Откуда у него вообще миллион?

– Правильно! А откуда восемьсот тысяч? Не подумали?

– Да как-то… Все больше считали.

– В общем, миллион был положен в этот портфель за гм… некоторое время до вашего приезда. Оперативный эксперимент, так сказать.

– Кто санкционировал?

– Да ваш Тарас Тарасович и санкционировал.

– Но основания?

– Оперативная разработочка. Был легкий стук, что берете потихоньку. Не гнушаетесь. Да и по крупному тоже.

– Какой…

Гаденыш, ехидно улыбаясь дал мне высказать все, что я думал о таком стуке и о стукачах.

– Не моя компетенция. Придет пора – спросят по делу. А я так, из любопытства: бусы на меньше потянули?

Это был еще тот удар. Кто? Если только кто видел? Ерунда, комната без окон. Видеонаблюдение? Глупо. Никто тогда этому значения не придавал. Ну? Бычек? Но зачем? Кто, кто еще знал о бусах? Нет… о том, что были бусы – вся оперативно – следственная бригада. А вот о подмене…

– Ну что? Будем колоться? Как юрист – юристу скажу, возврат такой суммы… нет, не сенсация, конечно, но зачтется. И не только на суде. И потом…

– Буду давать показания только с адвокатом. Кстати, хотел бы, чтобы об аресте известили и моего отца.

– Непременно. А адвоката – сейчас устроим.

Ну, «карманный адвокат» мало чем мог помочь. Только и зафиксировать, что своей вины я не признал. Слизняк. Наш Деляга – и то посимпатичнее. На моем теперешнем месте, конечно. А потом очные ставки с понятыми. На кой они? В чем противоречия? И затем – месяц перерыва. Месяц изоляции и безвестности. Как к особо важному, никого не подсаживали. А, может, просто, пытали изоляцией. Но я – большой индивидуалист. Мне в таких вот случаях компания не нужна. Я и срок хотел бы отбывать в одиночке. Вот так. Уже "срок". Смирился? Ни за что! Осудят, подкоп буду делать. Даже, как у Швейка, "через выгребную яму". И все-же – в одиночке. Обо всем на свете передумал. Откуда и зачем такая подстава? Месть Чумака? За то, что не пошел с ним? Или за то. что спер бусы? Догадался, а прямо обвинить не может. Похоже. Но выгнал-то он меня раньше! Нет, отпустил по просьбе Бычка. А почему по просьбе его же отсюда не отпускают? Вдруг – очная ставка с Мамкой. Но здесь-то какие противоречия. Господи, как же она волновалась! Как явно страдала за меня!

– Вы выходили?

– Да. Следовало срочно позвать понятых.

– И долго ваше отсутствие длилось?

– Буквально две– три минуты.

– Мог ли за это время обвиняемый достать что – либо из чемодана. Теоретически? Позволяло ли время?

– Только теоретически.

Воспользовавшись предложением задавать вопросы, я спросил, верит ли она…

– Нет!

Вопрос был отведен следователем, как не относящийся к делу.

Я спросил, как там Валька. И пока следователь отводил и этот вопрос, узнал, что «извелась». Еще я просил об отце. По тому, как побледнела и без того не румяная сейчас женщина, понял – плохо. Но мой урод уже, брызгая слюной, заорал и меня выволокли из кабинета. Ладно. Завтра на допросе просто схвачу гада за его прыщавую шею и буду сжимать, пока не ответит.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю