Текст книги "Заколдованная (сборник)"

Автор книги: Леонид Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Зверинец в угловой комнате

Эта немолодая женщина жила обособленно, замкнуто в угловой комнате на втором этаже; ее балкон отличался от других обилием цветов. Сквозь балконную решетку я часто видел склоненную голову с седыми буклями – женщина что-то шила. С соседями по квартире и жильцами дома она только учтиво здоровалась, но бесед не вела и не принимала участия в общественных мероприятиях, и тем более не примыкала ни к каким группировкам – тот дом четко делился на сплетников (в основном из числа старожилов), собачников, кошатников и доминошников-алкашей (из числа лимитчиков). Ее можно было бы отнести к прослойке интеллигентов, но и с теми она держалась особняком. Она всегда была опрятно одета: летом – в темно-лиловом платье с розовой камеей у ворота, зимой – в потертом полушубке с муфтой, в шляпке с вуалью и ботах «прощай молодость». Семь лет мы жили в одном подъезде и я ничего о ней не знал; слышал, что она бывшая костюмерша, работала в театре – и все. Как-то мы столкнулись в подъезде и, пропуская ее, я придержал дверь, но она посторонилась и с полуулыбкой сказала:

– Нет, нет, пожалуйста, вы проходите. Вы – молодой человек, у вас масса дел, а я никуда не спешу. К тому же, у вас ценная ноша (в то время я работал экскурсоводом в историческом музее и не расставался со связкой книг).

Мне понравилось, что она сказала, особенно – что я молодой (мне уже перевалило за сорок).

– Не такая уж и ценная, – я кивнул на книги. – Всего лишь справочники по истории.

– Если вас интересует историческая литература… У меня осталась от отца неплохая полубиблиотека… Заходите, может быть это будет интересно для вас.

В один из вечеров я воспользовался приглашением и отправился на второй этаж.

В ее комнате стоял зеленоватый полумрак – от настольной лампы с плоским зеленым плафоном струился слабый свет; плафон напоминал весеннюю луну. Я разглядел кожаный диван, над спинкой которого находилось два шкафчика, а между ними на полке фарфоровые статуэтки. По одну сторону дивана стояла швейная машинка «Зингер», по другую – черный шкаф, в котором виднелись корешки старинных книг. Хозяйка встретила меня приветливо, назвалась Эвелиной Викторовной и показала на диван.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – и, обращаясь к большой игрушечной собаке, которая занимала половину дивана, полушутливо, полусерьезно сказала: – Женя подвинься!

Себе Эвелина Викторовна принесла из кухни табуретку и, накинув полушубок, присела к столу.

– В этой угловой комнате все время дует, то из окна, то из-под двери. И у меня нет ни одного стула, – как бы извиняясь, пояснила она. – Мы с мамой их сожгли во время войны в «буржуйке». Ведь был холод и голод… Представляете, а здесь рядом находилась кондитерская фабрика и оттуда пахло шоколадом. Мы грызли сухари и они казались шоколадом… Но книги я сохранила в память об отце. Он был профессором университета…

Сидя на диване, я слушал Эвелину Викторовну, рассматривал книжный шкаф, но вдруг почувствовал – из противоположного угла кто-то за мной наблюдает, множество чьих-то желто-зеленых глаз.

– Посмотрите книги, – сказала Эвелина Викторовна. – Если вас что-нибудь заинтересует, не стесняйтесь, берите, читайте.

Она включила верхний свет; бронзовая люстра осветила комнату и я увидел в углу необычных зверей – огромные самодельные игрушки; на полу, в довольно раскованных позах, замерли тигр и лошадь – похоже, сделанные из старого одеяла, обезьяна и коза – из какого-то тулупа, и змея – из серебристой парчи; у животных вместо глаз блестели пуговицы, но они смотрели на меня вполне осмысленно, во всяком случае, так мне показалось.

Я отобрал несколько книг, вновь взглянул на зверинец и, несколько бестактно, спросил:

– Эвелина Викторовна, чьи это игрушки?

– Мои, – как-то удивительно просто ответила она и, спохватившись, встала с табуретки. – Я забыла вас представить… Ну, Женю, Евгения Павловича, вы уже знаете… А это Федор Иванович, – она подошла к лошади и погладила ее гриву. – Тигра зовут Игорь, он еще юноша, обезьянку – Вероника, козу – Зинаида, а змея – это я. По восточно-китайскому гороскопу.

– Занятно, – произнес я.

– А вы кто по гороскопу? – спросила Эвелина Викторовна.

– Не знаю.

– В каком году вы родились?

Я назвал.

– Так вы крыса! Вы родились под знаком шарма и агрессивности. У вас опасное очарование. Крыса эгоистична и честолюбива, в гневе топчет всех, кто на ее пути.

– Насчет этого совершенно справедливо, – усмехнулся я. – Затоптал кучу людей, но, видимо, зря – ничего особенного не добился.

– Добьетесь! Крыса способная, – Эвелина Викторовна протянула мне руку. – Заходите еще, мы будем рады, – она обвела взглядом зверей и на ее лице вновь появилась полуулыбка.

– До свидания! Спасибо за книги! – я пожал ее руку и, исходя из вежливости, подыгрывая хозяйке зверинца, еще пожал лапу тигру.

«Странная женщина, – подумал я, возвращаясь в свою комнату. – Полушутки, полуулыбка. И полумрак, полушубок, полубиблиотека – какая-то полужизнь. И эти полузвери! Какое-то искаженное видение мира. Наверно, просто старомодные штучки», – заключил я и больше об этом не думал.

Через несколько дней, прочитав книги, снова пришел в угловую комнату.

– Вы ничего не замечаете? – загадочно спросила Эвелина Викторовна, пока я копался в шкафу, отбирал новую партию книг.

Я посмотрел в звериный угол и заметил новую игрушку – крысу, мастерски сделанную из сукна, крысу внушительных размеров. Она стояла впереди всех зверей, как бы возглавляя стаю.

– Это вы. Крыс Алексей, – сказала хозяйка зверинца. – Вернее, ваш двойник, как моя змея Эвелина…

Крыс был явно без всякого шарма, о котором упоминала его создательница, но в вытянутой морде с торчащими усами недвусмысленно проглядывала агрессивность; наверняка, для достижения своих целей, этот тип мог затоптать кого угодно. Я условно обозвал его «агрессор» и догадался – мне в комнате отводилась центральная роль, вокруг которой станут крутиться остальные звери. Это ко многому обязывало, и прежде всего – включиться в игру со всей серьезностью. Желая угодить Эвелине Викторовне, я сказал:

– Привет, двойник! Надеюсь, мы подружимся. И веди себя прилично, когда я уйду.

– Крыса великодушна к тем, кого любит, – откликнулась Эвелина Викторовна. – А змею все почитают за мудрость, – этим добавлением хозяйка зверинца дала понять, что все-таки центральная роль принадлежит ей. – Представляете, когда у меня плохое настроение, она тоже грустит, а если мне весело, радуется больше меня…

– А как это проявляется? – вылетел у меня дурацкий вопрос.

– Господи! – всплеснула руками Эвелина Викторовна. – У нее меняется выражение на мордашке!

Я внимательно посмотрел на Эвелину Викторовну, но она не заметила моего взгляда и продолжала:

– Вот сейчас лежит, свернувшись клубком, а головку приподняла, прислушивается к нашей беседе. А когда грустит, головку прячет… А если радуется, подползает, извивается кольцами… Ведь змея крайне чувствительная, она больше доверяет впечатлениям, предчувствиям, нежели фактам… И, конечно, змея изящная, одевается изысканно… – Эвелина Викторовна мельком взглянула в зеркало, поправила букли, как бы убеждаясь в своем изяществе, и добавила: – Но змея собственница и ревнива… Если влюбится, обовьет и не оставит свободы, – после этих безрадостных слов, Эвелина Викторовна заметно взгрустнула.

Я посмотрел на змею и мне показалось, она немного опустила голову, ее взгляд потух. Чтобы взбодрить обеих, я сменил тему:

– А почему пес Женя благодушествует отдельно?

– Нет, он дружит со всеми, но у него чувство вины перед Эвелиной… Я могу вам приоткрыть тайну, при условии, что вы никому об этом не расскажете. Я верю в вашу порядочность.

Я дал слово хранить тайну и услышал заурядную историю любви.

– …Видите ли, Женя, Евгений Павлович, муж Эвелины перед Богом. Он морской офицер. У него величие духа, как у всех собак. И много благородных черт: он преданный, верный, все делает для других… Когда-то Эвелина полюбила его. И он ее. Они были молодые, это было давно. Смотрите, Женя седой и у Эвелины, взгляните, кожа уже не та…

Пес безучастно смотрел в окно, в океанские просторы; смуглый, седомордый – вылитый морской офицер, только что без погон.

– …Женя был женат, вот в чем несчастье. А для него чувство долга превыше всего… Самое нелепое – его жена дракон. Они совершенно не подходят по знакам, но вот так получилось… И до сих пор живут вместе… Сейчас ее временно нет…

Я подумал, Эвелина Викторовна скажет: «Я ее выставила», но она благоразумно закончила любовную историю:

– Она поехала навестить родителей…

– У них есть дети? – спросил я, чтобы просто поддержать разговор.

– Да, двое. У них уже свои семьи…

– Кто же ему теперь мешает… – начал я, но тут же осекся.

– Я же вам сказала, для Евгения Павловича чувство долга превыше всего… – Эвелина Викторовна притихла, но вдруг укоризненно посмотрела на собаку. – Хотя, может быть вы и правы…

Полминуты спустя, она присела к своему «мужу от Бога» и прижалась к нему.

– Все-таки он хороший…

Пес стеклянными глазами продолжал невозмутимо смотреть в океанские просторы; по-моему, ему было абсолютно начхать на то, что говорила любящая женщина, и мне захотелось дать ему по морде; но игра зашла слишком далеко и надо было что-то предпринимать – Эвелина Викторовна уже гладила собаку, украдкой смахивала слезы и повторяла:

– Очень хороший…

Какая-то неподдельная чистота была в этой неразделенной любви, мне стало по-настоящему жаль несчастную женщину. «Возможно, моряк не существует на самом деле, он – плод болезненной фантазии, – подумалось, – но не стоит разрушать этих иллюзий, ведь они, наверняка, ее единственная радость».

– По нему видно, что он любит вас и страдает, – сказал я, имея в виду Женю.

– Да, я знаю, – поспешно согласилась Эвелина Викторовна, отстраняясь от собаки. – Потому и не злюсь на него… Бог с ним! Видимо, не судьба… – она глубоко вздохнула, поднялась и полуулыбка снова осветила ее лицо. – Хотите чаю? Давайте пить чай!

– Эвелина Викторовна, у вас есть родственники? – осторожно спросил я за чаем.

– Нет… Моего отца арестовали в тридцать седьмом году и отправили на Колыму. Он был самым талантливым профессором в университете… Нас с мамой тоже хотели выслать, но потом оставили в покое… Приходили ночью, делали обыски, допрашивали… Я все отчетливо помню, мне уже было девять лет… Ведь эта квартира вся принадлежала нам. Это потом, после смерти мамы, вселили жильцов… Мама умерла в шестьдесят первом году. И, представляете, всю жизнь посылала отцу посылки в лагерь, а его уже не было в живых. Он умер через год в ссылке, и вскоре я узнала об этом, но маме не сказала…

Теперь мне стала понятна причина ее болезненного воображения, да и как можно столько пережить и остаться в здравом уме? Я подумал: «Надо бы помочь одинокой женщине», но как я мог помочь, если сам еле сводил концы с концами и снимал в том доме комнату, а всесильных знакомых у меня не было; оставалось одно «книжное» общение и участие в кукольной игре. Чтоб отвлечь Эвелину Викторовну от мрачных воспоминаний, я сказал:

– Самый симпатичный из ваших зверей – тигр, этакий гигант с нежной душой. Он мне понравился с первого взгляда. Даже, по-моему, мы оба понравились друг другу. Он мне – за открытый честный взгляд, а за что я ему – не знаю.

Тигр с непроницаемой мордой уставился на меня, как бы вопрошая: «О чем это ты?».

– Его зовут Игорь, – напомнила Эвелина Викторовна. – Он, действительно, честный и смелый… Немного вспыльчивый, но быстро отходит…

Я встал, поблагодарил Эвелину Викторовну за чай и книги и, попрощавшись, крепко, как и в первый раз, пожал лапу тигру.

На следующий день я встретил Эвелину Викторовну во дворе, она была необычно возбуждена.

– Заходите вечером, – заговорщически проговорила она. – У нас свадьба. Федор Иванович сделал предложение Зинаиде и она с радостью объявила, что выйдет за него замуж, – полуулыбка на лице Эвелины Викторовны уступила место полноценной улыбке. – Федор Иванович просил меня пригласить вас.

Я собирался дома поработать, но и обижать несчастную женщину не хотелось; к вечеру, купив торт и сорвав в сквере какой-то цветок для «невесты», я поплелся «на свадьбу». По пути пытался вспомнить, кто Федор Иванович, кто Зинаида? Так и не вспомнив, решил разобраться на месте.

Звери восседали за столом на диване, в центре – лошадь и коза, оба нарядные – хоть куда! На шее лошади сверкал медальон, на козе красовалась марля – что-то вроде фаты. Перед каждым животным стояла тарелка с вилкой и рюмка. Эвелина Викторовна в переднике семенила из кухни в комнату.

– Поздравляю! – сказал я, обращаясь к жениху с невестой, и протянул козе цветок, а для большего впечатления, хотел поочередно поцеловать молодоженов, но Федор Иванович встретил мою попытку свысока, а Зинка и вовсе оказалась невоспитанной особой – даже не повернулась в мою сторону, впрочем, быть может, мне помешал стол – до молодоженов было сложно дотянуться.

Но для Эвелины Викторовны мой порыв не остался незамеченным, она благодарно поклонилась мне и сказала:

– Присаживайтесь на край дивана, рядом с Игорем. Он уже заждался вас, все спрашивал: «Когда же вы, наконец, придете?»

Тигр сидел, уткнув морду в тарелку и вообще не заметил моего появления; чтобы не ставить Эвелину Викторовну в неловкое положение, я приподнял его морду и чмокнул в огромный нос.

– Здравствуй, Игорек! Ты уже поздравил молодоженов?

Как бы кивнув, тигр снова опрокинул башку в тарелку.

Эвелина Викторовна принесла из кухни кастрюлю с варениками, разложила их по тарелкам, разрезала мой торт и всем положила по куску, затем достала из шкафа бутылку ликера и протянула мне:

– Откройте, пожалуйста, можно начинать торжество.

Я вынул пробку из бутылки и, в некотором замешательстве, взглянул на Эвелину Викторовну – наливать зверям или нет? Она поняла мой вопросительный взгляд.

– Совсем чуть-чуть. Чисто символически.

Я разлил ликер и Эвелина Викторовна произнесла замечательную речь. Умиленно глядя на молодоженов, она просто сказала:

– Будьте счастливы, Федор Иванович и Зиночка!

– Отличная парочка, – возвестил я, выпив отличный, в общем-то, ликер.

– Вы знаете, они очень подходят по знакам, – подтвердила мои слова Эвелина Викторовна. – Конечно, Зинаида немного капризная, но в то же время послушная, нежная… Любит музыку. Мы с ней часто слушаем Моцарта. Она очень любит Моцарта.

– Почему именно Моцарта? – брякнул я, бесцеремонно наливая себе ликер.

– Ну, как же! – Эвелина Викторовна поразилась моему невежеству. – Это же религиозная музыка, а Зинаида очень набожна. Вон ее икона, – она показала на звериный угол – там маячил небольшой образок.

На минуту я увидел себя и Эвелину Викторовну со стороны и подумал: «Взрослые дети играют в куклы. Впрочем, а почему и не поиграть?». Дальше я ударился в вольные рассуждения и после третьей рюмки мне, и вправду, показалось, что звери развеселились вовсю. Федор Иванович то и дело принимал позы: разгибал спину, выпячивал нижнюю губу – воображал себя Наполеоном, не иначе. Его невеста раскачивала головой; только теперь я заметил, что у нее одно ухо длиннее другого и она сильно косоглазит, впрочем, может это уже я окосел. Обезьяна, которая долгое время завистливо смотрела на молодоженов, вдруг завертела хвостом и опрокинулась на спинку дивана. «Напилась», – подумал я, но Эвелина Викторовна пояснила:

– Вероника взбалмошная. Это она так одурачивает нас… Она и раньше разыгрывала обмороки… Дело в том, что у нее нет кавалеров…

Я снова усадил Вику за стол, давая понять, что она ведет себя не совсем пристойно, и перевел взгляд на мужскую половину компании. Мой двойник пребывал в довольно вызывающей позе – прямо с лапами залез на стол. Пес, как всегда, смотрел в даль, в бескрайние океанские просторы; столь созерцательное настроение наводило на мысль, что свадьбы для него не в новинку. Мой непосредственный сотрапезник тигр занимался гастрономическим делом – изучал еду в тарелке и делал это открыто и честно, словно вдрызг пьяный гость. Чтобы он очухался, я толкнул его локтем в бок, но реакции не последовало – он даже бровью не повел. Выпив ликер, я незаметно опорожнил и рюмку тигра, подлил себе еще и крикнул:

– Горько!

После чего обошел вокруг стола и чокнулся со всеми присутствующими; когда прикоснулся к рюмке обезьяны, она отвесила мне поцелуй, как вознаграждение за находчивость. В этот момент у меня в голове мелькнуло: «А не жениться ли на какой-нибудь обезьянке, разумеется, не обморочной?» Я тут же прогнал эту глупую мысль, но на всякий случай поинтересовался:

– Эвелина Викторовна, а как складываются отношения у крыса с обезьяной?

– Прекрасно! Лучше не бывает! – но сразу же она насторожилась и надолго задержала на мне взгляд. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Да так, – уклончиво ответил я.

Свадьба удалась, Эвелина Викторовна была счастлива и, когда я уходил, особенно тепло попрощалась со мной.

Вернувшись домой, я с изумлением обнаружил в двери приглашение на настоящую свадьбу – женился мой друг, закоренелый холостяк. Я от души рассмеялся, истолковав это событие случайным совпадением. Но каково было мое удивление, когда я увидел невесту друга – у нее были на редкость большие уши и… раскосые глаза. Это уже было по меньшей мере странно. Сгорая от любопытства, я спросил у нее:

– Кто вы по гороскопу?

– Коза!

Я бросился к другу.

– А ты? Ты кто по гороскопу?

– Не помню. Кажется, лошадь, – бросил он.

Это уже была мистика. Весь вечер я не мог отделаться от мысли: «А что, если кукольное государство Эвелины Викторовны – некий отраженный мир людей? Что, если в тряпичные чучела и впрямь переселяются наши души?». Мою догадку подтвердили дальнейшие события.

Через неделю рано утром в квартире раздался звонок. Я открыл дверь и увидел на пороге Эвелину Викторовну.

– Что с вами случилось? – встревожено спросила она.

– Что? – не понял я.

– Как вы себе чувствуете?

– Да, вроде, неплохо.

– Но крыс заболел. Еще вчера расхандрился, отказался от еды, а сегодня слег… Я за вас боюсь… Берегите себя…

Я успокоил, как мог, Эвелину Викторовну, но, прежде, чем уйти, она настойчиво упрашивала меня принять лекарства. Закрыв дверь, я вслух пробормотал: «Что за беспочвенные фантазии?! Задурила мне голову! Надо заканчивать эту игру – так недолго и спятить».

Весь день я нервничал и злился, а к концу дня почувствовал себя неважно: поднялась температура, стал трясти озноб. «Только этого еще не хватало! – буркнул я и бросил вызов судьбе: – Ну, что за болезнь мне предназначена?».

Болезнь оказалась нешуточной – я умудрился где-то схватить воспаление легких и провалялся в постели около месяца. Эвелина Викторовна навещала меня: приносила горчичники, куриный бульон, книги… Однажды радостно объявила:

– Дело пошло на поправку. У крысы появился аппетит, и какой! Его невозможно оторвать от тарелки!

После болезни я отправился к Эвелине Викторовне, чтобы выразить признательность за сочувствие и помощь. Я появился с тортом (над подарками я никогда не ломал голову – на все торжества неизменно тащил торт и он оказывался как нельзя кстати). Увидев зверей, я внезапно почувствовал, что соскучился по ним; каким-то странным образом Эвелине Викторовне удалось вселить в меня смуту – я уже и сам толком не знал, что у них внутри: опилки и вата или человеческие души?

– Вы даже не представляете, как мы все переживали за вас, – трогательно сказала Эвелина Викторовна. – Всем семейством лечили крыса (воздух в комнате, на самом деле, был пропитан лекарствами).

Я посмотрел на своего двойника; он, как всегда, стоял впереди зверей, худой, с ввалившимися боками, но взгляд у него был ясный, четкий, и агрессивных намерений – хоть отбавляй! Я даже немного отошел в сторону.

Мы пили чай, ели торт и вели пустяковые разговоры, и все было бы хорошо, если бы я не заметил, что лошадь с козой друг на друга куксятся. Я не стал выспрашивать у Эвелины Викторовны, как живут супруги, не хотелось ее расстраивать – вдруг мои наблюдения оказались верными? Но в тот же день позвонил женатому другу, бывшему закоренелому холостяку, хотел убедиться – подобные домыслы лишены всяких оснований.

– Как жизнь молодая? – бодро спросил я в трубку.

Но в ответ услышал далеко не бодрый голос:

– Да, так… Ссоримся, выясняем отношения…

– Семейная жизнь – сложная штука, – изрек я и дал другу бесценный, на мой взгляд, совет: – Главное, уступать друг другу.

Это был чисто теоретический совет – друг прекрасно знал, что я никогда не был женат и, наверняка, пропустил мои слова мимо ушей. А вот я за его слова уцепился и сделал очевидное, бесспорное заключение – куклы живые существа. Последнюю точку в этом вопросе поставил случай, произошедший в середине лета.

Эвелина Викторовна зашла ко мне и, с горечью в голосе, сообщила:

– У нас неприятность. Зинаида хочет развестись с Федором Ивановичем, говорит, разлюбила его…

– Что за легкомыслие?! – возмутился я. – О чем она раньше думала?

– Я не хотела вас огорчать, но сразу же после свадьбы… В общем, у Зинаиды, как у всех коз, несносный характер, она вечно чем-то недовольна…

– Кажется, вы говорили, она послушная, – неуверенно возразил я.

– Да, когда ей это выгодно. Она умеет приспосабливаться к обстоятельствам… В общем, теперь она живет отдельно. Всех нас огорчила…

– Но вы говорили – они подходят по знакам, – уже твердо напомнил я.

– Да, подходят. Но, видимо, и в гороскопе есть изъяны… Ведь ничего нет совершенного на свете…

– Может, еще помирятся, – протянул я; в голове уже прыгала невеселая мысль: «Плохое предзнаменование».

Кое-как успокоив Эвелину Викторовну (за счет неблагодарной козы и остального благодарного зверинца, который никогда так гнусно не поступит), я проводил ее на второй этаж, а, вернувшись, набрал телефон друга, но никто не ответил. И еще два дня телефон молчал. А на третий день друг позвонил сам.

– Надо бы встретиться, посидеть за бутылочкой, есть о чем поговорить… От меня жена ушла.

К концу лета всех работников музея отправили в отпуск (начался ремонт прогнившей сантехники) и я решил отдохнуть в деревне. Перед отъездом зашел к Эвелине Викторовне, предварительно купив торт.

Она сидела на диване, закрыв лицо руками. На мой вопрос «что случилось?» только покачала головой и беззвучно заплакала. Я осмотрел зверинец. Федор Иванович, Игорь, Вероника и мой двойник сидели, съежившись, в углу; Зинаида одиноко выглядывала из-под швейной машинки; Жени нигде не было.

– Что-то случилось с Женей? – спросил я.

Эвелина Викторовна молча кивнула, потом, всхлипывая, нервно проговорила:

– Случилось несчастье! Вчера пропал Евгений Павлович. Исчез и все… Я заходила к соседям, перерыла всю квартиру, не знаю, что и подумать… Вся извелась, ночь не спала, принимала таблетки от сердца… Я уверена, он жив, но что-то произошло. Что-то страшное…

Она была в отчаянии, и никакие мои слова не смогли ее успокоить.

В деревне отдыхалось неплохо, но по вечерам я вспоминал Эвелину Викторовну и тревожился за нее. И невольно вспоминал зверинец; почему-то, глядя на животных издалека, отстраненным взглядом, я понял – они уже стали мне близкими друзьями.

Я вернулся из деревни, когда уже шли осенние дожди, и прямо с дороги, сбросив в комнате рюкзак, пошел к Эвелине Викторовне. На звонок дверь открыла соседка.

– А Эвелина Викторовна умерла!

– Как?!

– Врачи сказали «сердце», а намедни приходили смотреть комнату из жэка, сказали – «отравилась». Кто их разберет. Все изоврались. Я никому не верю. Могла и отравиться, ведь она была не в себе. Сумасшедшая.

– Дай бог, всем быть такими сумасшедшими, – процедил я и прошел в угловую комнату.

Комната была полупустой; стояли только стол и диван; ни шкафа, ни швейной машинки уже не было. И не было зверей.

– Кто ж все растащил? – обратился я к соседке.

Она пожала плечами.

– Нашлись охотники до чужого добра. Приходили какие-то, сказали знакомые.

– А где звери?

– Какие звери? Ее игрушки, что ли? Да, их выкинули на помойку. Небось, там и валяются.

Я побежал за дом к черному ходу, где находилась помойка.

Федор Иванович и мой двойник лежали в мусорном ящике, у черного хода в луже мальчишки пинали Игоря и Веронику, змея Эвелина валялась в стороне, мокрая, безжизненная, словно старый пожарный шланг. Отогнав ребят, я собрал зверей, принес домой, очистил от грязи, поставил сохнуть к батарее. Затем съездил на кладбище и рядом с могилой Эвелины Викторовны закопал змею.