Текст книги "Заколдованная (сборник)"

Автор книги: Леонид Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Все мы не ангелы
исключительно правдивое путешествие автора с закадычными приятелями со множеством приключений и всем прочим

Да, ребята, много на свете захватывающих вещей, но путешествия стоят особо. Я не стану распространяться на этот счет – ведь если вы совершали походы с рюкзаком или ходили на байдарке, то не хуже меня знаете, как может быть насыщена жизнь в коротком отрезке времени. Начну сразу с нашей поездки.

Было это давно, в середине шестидесятых годов. Представьте себе верховье порожистой реки и меж валунов, точно призрак, плот с парусом. Парусник то и дело бросает в пучину, он совсем исчезает в пене и кажется, что смельчаки на плоту обречены, а они выплывают целехонькие, как ни в чем не бывало. На плесах их поджидают ловушки водяного, на стоянках – капканы лешего, но они вовремя разгадывают козни нечистой силы, и даже русалкам, зазывающим в глубину, отвечают ироничными усмешками.

Я расскажу все по порядку, но прежде познакомлю вас с моими приятелями. Вот уж чудаки так чудаки! Уверен – таких вы еще не встречали. Сейчас в этом убедитесь. Усаживайтесь поудобней на диване, вам предстоит услышать нечто увлекательное.

1

Один из моих приятелей – Валерий Котельников. Родственники зовут его Лерик, девушки – Валерчик, приятели – Котел. Он длинный и плоский, как доска, его лицо всяких оттенков, от сизого до цвета вареной брюквы, руки тонкие и болтаются как на шарнирах, а ноги кривые, точно он всю жизнь сидел на бочке. Вот такой причудливый портрет, такая отталкивающая внешность. И я не преувеличиваю, ни в коем случае. Но внешность Котла – мелочь в сравнении с его внутренней сутью.

Прежде всего он постоянно выпячивает свою исключительность, от него исходит дух превосходства, он считает себя страшно умным, а своих приятелей, соответственно, полными дураками. Мало того, он весь напичкан позерством, лицемерием; он притворщик и безответственный лодырь. Мы не гнушались никакой работы, вкалывали в поте лица, а он целыми днями созерцал природу и философствовал (то, видите ли, натер ногу, то отлежал руку) и вдобавок, у этого бездельника еще хватало совести давать всякие ехидные советы и указания: «принеси, подай, захвати! Раз уж ты поднялся, посмотри, как там… и заодно прихвати…». Прямо, хоть не вставай.

Бывало, Котел весь день корчил из себя больного: стонал, прикладывал руку ко лбу, но стоило заикнуться про обед, бодро вскакивал и от его болезни не оставалось и следа. Или стоило заметить какую-либо несуразность на реке – сразу чувствовал прилив энергии и с яростью обрушивался на все, на чем бы не останавливался его взгляд.

Спешу сообщить – Котел языкастый и задиристый, с изощренно-агрессивными замашками. Не вздумайте поинтересоваться просто так, для приличия: «Как дела?». Будет болтать до изнеможения. В путешествии он частенько заводил разговор о недостатках в нашей жизни (в своей обычной заковыристой, въедливой манере). Начинал издалека, о том о сем. Я-то бывалый, избегаю подобной болтовни – согласитесь, если постоянно видеть только плохое, то и жить не захочется. К тому же, надо не говорить, а действовать. Говорить-то все мастера, но как доходит до дела – в кусты. А ведь мы все в ответе за то, что происходит вокруг нас, верно? Так вот, как только Котел заводил эту говорильню, я сразу сматывал удочки, а какой-нибудь простофиля вроде Кукина (мой второй приятель, о нем потом расскажу, это тоже фрукт тот еще!), такой простофиля, не подозревая, что его ожидает, развесит уши и слушает. Котел его и заговаривал насмерть.

Котел когда-то окончил музыкальную школу, увлекается джазом и всех делит на музыкантов и не музыкантов. Меня-то еще терпит (у меня абсолютный слух), а Кукина вообще не принимает всерьез (тот ни одной песни не может спеть правильно; еще в школе на уроке пения ему сразу ставили четыре, чтобы он только не пел). В путешествие Котел взял транзисторный радиоприемник и гитару, и своим джазом перевернул наши внутренности.

Поймите меня правильно. Я человек современных взглядов и люблю классический джаз, но всему свое время и место, не так ли? Ну не глупо ли, на природе, когда хочется слушать пение птиц, шелест трав, звон ручья, запускать оглушительные ритмы, разные музыкальные коктейли?! Честное слово, иногда хотелось взять его гитару и долбануть о дерево. Между прочим, соседи Котла постоянно жалуются на него за «слишком громкую музыку», за «неуважение к людям», за «бездушие и каменное сердце». А по-моему, у Котла вообще сердца нет – у него внутри насос для перекачки крови.

Котел чрезмерно чистоплотен, до противного. Ему везде мерещатся микробы, хотя он прекрасно знает, что мы живем в мире микробов и с каждым вдохом поглощаем их тысячами, тем не менее панически их боится: дома постоянно протирает мебель и обеззараживает воздух ультрафиолетовой лампой, посуду моет марганцовкой, а после ухода гостей устраивает дезинфекцию хлоркой.

По утрам Котел прихорашивался, надевал новую рубашку и галстук, выливал на себя полфлакона одеколона – хоть надевай противогаз – и делал на голове пробор, причем вылизывал его так долго, что казалось, разделит пополам и череп. Представляете, как это выглядело со стороны? На плоту среди разных снастей стоит тип, одетый с иголочки! Он портил весь вид, и смотрелся совершенно нелепо – словно парфюмерная этикетка на крепком мужском напитке.

Каждый вечер этот пижон клялся, что с утра начнет новую жизнь: будет вставать чуть свет, заниматься гимнастикой, обливаться. Справедливости ради замечу – один раз действительно рано встал, начал кувыркаться, но потом плюнул и снова лег. Котел вообще выглядел жалким в нашей компании. Трудно было поверить, что он способен что-то делать, что-то мастерить. Между нами затесался не мужчина, а парниковый цветок и белоручка. Он, видите ли, не мог укрываться колючим одеялом и спать на жестком. Но когда я его пристыдил, он вспыхнул:

– Да почему, собственно, я должен терпеть неудобства? Я вам предлагал взять раскладушки и спальники на пеликаньем пуху. Вы подняли меня на смех, а теперь вот мучаемся.

Еще перед путешествием Котел извел меня идиотскими вопросами:

– А что будем делать, если польют затяжные дожди? А вдруг лодка перевернется, что тогда?

По словам Котла, он обладает неограниченными возможностями: может влезть на самое высокое дерево или убить самого свирепого хищника. Но это по его словам, вы же понимаете, а очки втирать он умеет здорово. Говорит, например, что отлично стреляет. Не знаю, правда это или нет. Скорее, сочиняет. Даже точно, врет. Ведь ружье-то мы захватили, но он его почему-то побаивался. Или плавание! Хотите верьте, хотите нет, но за все путешествие я так и не понял, умеет ли он вообще плавать? По-моему, может только недолго держаться на воде. Во всяком случае, этот рохля постоянно намекал на какую-то свою таинственную болезнь, что-то вроде водобоязни.

Каждый вечер, укладываясь спать, Котел вокруг себя поливал жидкость от насекомых, но те ползли по стенам палатки до потолка и прыгали на него сверху. И кстати, только на него. Нас с Кукиным они не трогали.

И со мной, и с Кукиным Котел разговаривает бесцеремонно, язвительным тоном, и громко, почти кричит в уши; так обычно говорят с дураками, думая, что до них быстрее дойдет (я не раз убеждался, что он нас недооценивает. Например, расскажет анекдот и объясняет, что в нем смешного).

Другое дело – почитатели джазовой музыки, их Котел любит всем сердцем; разговаривает с ними умиленно-размягченным тоном и веселится в их обществе до неприличия. А этих самых почитателей-обожателей, фанатиков-меломанов у него целая туча. Он чуть ли не ежедневно шастает из компании в компанию, бренчит на гитаре, «оживляет общество», как массовик-затейник. Наблюдая за Котлом, я сделал открытие: человек неизбирательный в дружбе, имеющий слишком много знакомых, не может быть порядочным человеком. Пояснить? Не надо! Вот именно!

Все, что касается собственных успехов в джазе, Котел беззастенчиво преувеличивает. Он закоренелый врун, то есть врет с подробностями. Послушаешь его, так именно он родоначальник русского джаза, что его ансамбль «в тяжелых условиях пробивал искусство импровизации».

– Что только с нами не делали, – говорит Котел (в своей обычной заковыристой, въедливой, какой-то липкой манере). – И писали угрожающие записки и портили инструменты. Многие музыканты не выдержали и бросили джаз, устроились в рестораны, кое-кто уехал за границу, а мы выстояли. И теперь на наши концерты давка… Теперь джазу покровительствуют отдельные композиторы, даже устраиваются фестивали. И вот, скажите мне, кому нужно было это надругательство, эти зажимы?!

Признаюсь, в этом монологе есть относительная правота – то, что на концерты ансамбля Котла нельзя попасть. Но почему? Объясню. На мой взгляд, популярность подобных оркестров создается тем, что они исполняют странную музыку, да в каких-то зачуханных клубах. А нелегальность порождает ажиотаж, форменные легенды. Дай им официальный концерт, у настоящих ценителей музыки завянут уши.

Но не вздумайте усомниться в проповеди Котла и перебить его. Начнет все сначала и загнет похлеще, обрушит на вас неиссякаемое словоизвержение. Лучше всего ему поддакивать и делать вид, что верите. А еще лучше удивиться: «Ну и ну, скажи, пожалуйста!». Неплохо также вставить: «Бесспорно!». Котел сразу опустит глаза и замолчит. Но не думайте, что ему стыдно. Если Котел опускает глаза, ему ни капли не стыдно – он обдумывает новую липу. В это время можно уйти. Другого способа нет, поверьте мне. Однажды очень вежливо я напомнил Котлу:

– Учти, Бог видит все твои злодейства. Ты наверняка попадешь в ад.

И знаете, что он мне ответил?

– А я туда и хочу. Там общество лучше.

Последний и самый ужасный недостаток Котла – безумные идеи. Он весь набит идеями, как сделать нашу страну процветающей.

– Не надо изобретать велосипед, – вещает он. – Есть страны с отлаженной экономикой. Чего проще – скопировать ее один к одному, и дело с концом. Так нет, нашим чиновникам подавай особый путь. Они служат идеям, а не людям. Причем старым идеям, и получается – мертвые управляют живыми.

Я человек осторожный, выслушиваю разные мнения и терпим к чужим взглядам. Может быть в идеях Котла что-то и есть, но пусть от них трещит только его голова. Беда в том, что когда Котлу втемяшивается новая идея, он становится опасен для окружающих – ведь он не успокоится, пока не изложит ее приятелям и не проверит их реакцию – такие у него драконовские методы.

Вот, кажется, о Котле все. Все плохое, конечно. Хорошее в нем тоже есть, иначе он не был бы моим другом, вы же понимаете. Только добрые дела Котла настораживают, даже вызывают подозрение – все привыкли к его подвохам. Его достоинства вы увидите дальше – хорошее в людях всегда видно, ведь они скрывают только плохое. Вот я и вывел Котла на чистую воду, чтобы вы не строили иллюзий на его счет.

Да, чуть не забыл! У Котла есть еще один недостаток – он закончил мединститут и работает в НИИ; не знаю, как вас, а меня вид халата и запах лекарств выводят из равновесия. Вот уж кто мастера морочить голову, так это врачи! Сколько раз я от них слышал: «Примите это, примите то, хуже не будет». Или: «Это может помочь, но может и навредить». Короче, я знаю только один способ выздороветь – внимательно выслушать врача и поступить наоборот.

2

Теперь о втором моем приятеле – толстяке по прозвищу Кука, которого я тоже знаю, как облупленного.

Настоящие его имя и фамилия – Александр Кукин. Он сокурсник Котла по институту, тоже врач. Кука – это сто килограммов жира, втиснутые в широченные брюки и женскую кофту (он почему-то всегда носит кофты своей бабушки и при этом говорит: «красиво то, что удобно»). Лицо у Куки круглое, как сковородка, его щеки виднеются из-за спины, глаза водянистые и мутные, а губы выпячены и кажется, что он все время лезет целоваться. Кука рыжий, со светлыми ресницами и бровями – точь-в-точь огородное пугало. Пальцы у Куки толстые и мягкие, как сардельки, но когда он их сжимает, его кулачищи внушают трепет. Рядом с Кукой мы, безусловно, чувствуем себя в безопасности: чуть что посылаем его вперед, как танк.

При встрече Кука невероятно крепко пожмет вам руку, так, что у вас захрустят пальцы – здороваясь с ним, будьте начеку. Но не думайте, что он рад встрече – просто дает понять, что занимался борьбой и намерен разговаривать с позиции силы. В этом вы убедитесь с первого же вопроса. Например, спросите:

– Не знаешь, какая завтра будет погода?

А он тут же бестактно:

– А ты знаешь?

То есть сразу заставляет вас обороняться. В этом сквозит какая-то болезненная подозрительность, вызванная, как мне кажется, общением с Котлом (у них не просто витиеватые отношения – все значительно сложнее – об этом дальше). Прощаясь, Кука непременно хлопнет вас по плечу (или обнимет медвежьей хваткой) и пожелает удачи, но не очень большой – гораздо меньшей, чем обычно желает самому себе.

У Куки тоже набирается целая охапка отрицательных черт. Меньше, чем у Котла, но все же штук пять или шесть есть. Сейчас их перечислю.

Прежде всего у Куки излишняя фантазия. Подогретый болтовней Котла, распалив воображение, он по вечерам бегал вокруг палатки, надувался, принимал устрашающие позы, пинал воздух, делал выпады и фырчал – пугал невидимых врагов. Днем он носился по окрестностям и палил из ружья в воздух (днем он был гораздо смелее, чем ночью – Котел это называл «преувеличенным почтением к темноте»).

Все путешествие этот холерик изнывал от тоски. Его кипучая натура тянулась к подвигам, он все время хотел, если не переделать весь мир, то хотя бы столкнуться с опасностью, но это ему никак не удавалось.

Напористый Кука постоянно ходил увешанный охотничьими доспехами (с утра напяливал патронташ) и, чтобы поддержать в себе воинственный дух, горланил марши. Из своих вылазок он приходил взлохмаченный и помятый, ложился на землю, пыхтел, сопел и хрипло тянул:

– Ничего, когда-нибудь призовут к ответу всех, кто измывался над природой, рубил живые деревья, загрязнял реки.

Куке всюду мерещатся грабители. Как-то я возвращался с грибной прогулки и он, безрассудный, приняв меня за разбойника, выстрелил. Хорошо, что попал в корзину, а ведь мог и в меня! Когда же мы на самом деле засекли браконьера, он естественно промазал. Вот это воинственность Куки, его безответственность в поступках – огромный недостаток. Я думаю, вы согласны со мной. За него Куку рано или поздно упекут в тюрьму.

По ночам Куку мучили кошмары: во сне он хрюкал и свистел, и улюлюкал, и лягал нас, и бил, и вопил какие-то команды. Первое время я толкал его в бок. Но разве этот деревянный чурбан что-нибудь чувствовал! Он переворачивался и гремел еще громче. Тогда я будил его и посылал за чем-нибудь, и пока он ходил, успевал заснуть.

Главное, Кука спал с открытыми глазами. Поэтому, никогда нельзя было сказать с полной уверенностью: спит он или бодрствует. Тем более, что спал он где попало. Прикорнет, например, у дерева, ему орешь, а он не слышит. Подходишь, а он спит стоя, как лошадь. Один раз так уснул и свалился в костер, но мне, к сожалению, не довелось увидеть этого интересного зрелища. Знаю только, что Котел еле стащил дымящегося Куку с углей.

– Я постоянно не высыпаюсь, – говорил Кука. – У меня накопленная усталость, дел невпроворот. Это Котел в институте лишь бумажки перебирает, а я в больнице оказываю людям конкретную помощь, – Кука смеялся довольный своим благородством.

Кука невероятный обжора – еда для него важная часть жизни; пищу он уминает с рычанием и копает ложкой, как экскаватор. Похоже, у него пять желудков, и ничего нет удивительного, что его разнесло. Сам Кука так объясняет свое пламенное пристрастие:

– Я все послевоенное детство недоедал и привык есть про запас. На всякий случай. (Кстати, он может одновременно есть самую контрастную пищу: суп с печеньем или селедку запивать сладким чаем. «В желудке все встретится», – говорит).

Бывало, набьет себя, погладит живот, «червячка заморил», – пробасит. Я ни минуты не сомневаюсь, что при определенных условиях Кука стал бы людоедом, то есть умял бы и нас с Котлом… С ним стыдно ходить в приличные компании – за столом сжирает все в радиусе метра; что не успевает съесть, забирает с собой. Такие замашки! Разумеется, второй раз в гости Куку не приглашают. Однажды захожу к нему, а стол ломится от еды, прямо ножки трещат от всяких яств.

– Чтой-то у тебя за праздник? – спрашиваю.

– Никакой не праздник, – бурчит. – Легкий завтрак. Решил отведать экзотических штуковин. Садись, лопай! Небось, такое видел только на картинках. И правильно, нечего баловать себя, от этого может быть изжога… Но, скажу тебе, сейчас наемся и больше мне этих деликатесов и даром не надо. Я живу по-пиратски и ем то, что под рукой. И скажу тебе, как врач, простая пища полезней всего. Простая пища и бодрящий, лечебный неслабый воздух.

Четвертый недостаток Куки – полное отсутствие музыкального слуха, но как все люди без слуха, он особенно много и громко поет, вернее, воет. У каждого есть любимая песня, у Куки ее нет. Он любит марши и барабанный бой; в поездке он ежедневно вскакивал ни свет ни заря и во весь голос распевал бравурные куплеты. А голос у Куки – гул из погреба, и разумеется, я постоянно не высыпался и при случае отчитывал горлопана.

– Марши у меня вырываются непроизвольно, – оправдывался он. – Хочу что-нибудь лирическое, поймать кайф, а вырывается марш.

Кука страшный спорщик. В основном с ним спорит Котел. Они постоянно сцепляются, и я удивляюсь, как за годы совместной учебы в институте не прибили друг друга. Стоит, например, Котлу привести сомнительный факт о том, что у нас мало производится лекарств, как Кука встает в боксерскую стойку.

– Зато придумали инструмент для сшивания сосудов! И вообще России во многом принадлежит первенство: Кулибин изобрел микроскоп и прожектор. Мы изобрели молниеотвод, радио и телевизор… И ледокол, и трехфазный ток, и полупроводники… И конвейер до Форда придумал Мосин. Да у тебя пальцев не хватит, если я начну перечислять! Нашими талантами питается весь мир!

– Кое-что изобретали, но что толку?! – повышал голос Котел. – Полупроводники объявили ненужными. Генетику тоже. От всего нового отмахивались, а потом, когда на Западе развивали наши открытия, начинали лихорадочно наверстывать упущенное, да не тут-то было – уже отброшены назад. Сейчас в технике и медицине отстаем на несколько лет. О чем ты говоришь?!

– Мы и сейчас во многом неслабые! – не сдавался Кука, растопырив руки. – Возьми гидростанции, суда на подводных крыльях, ракеты, атомные ледоколы!

Я не ввязываюсь в споры с Кукой. Для меня он слишком мелок как соперник, да и что это за спор, если я только припру его к стенке, как он набрасывается на меня с кулаками и тупо бормочет:

– Давай, давай защищайся! Сила – лучший довод в споре!

Поднаторевший в словесных баталиях, Кука спорит по каждому пустяку и при этом клянется дурацкими клятвами, вроде: «Упади мне на голову кирпич, если вру!». Но допустим, ладно – он что-нибудь докажет, на этом спору и закончиться бы, так нет – Кука внезапно все объявляет наоборот. Во время спора Кука ужасно распаляется: в горячке сбрасывает рубашку, башмаки, а после особенно затяжных споров, вообще остается в одних трусах (его коронный номер). И постоянно демонстрирует бицепсы, давая понять, что в критический момент любому противнику даст оплеуху.

Еще Кука – игрок-маньяк. Это его шестой недостаток. Он с детства имел ненормальные увлечения (игра в кости, карты), сейчас играет во все игры, да еще имеет разряд по теннису и потому считает себя на голову выше нас. Вернее, Котла. Я-то являюсь отличным спортсменом – об этом выскажусь чуть позднее. В путешествии Кука со всеми (и с нами, и с попутчиками) до одури резался в шахматы. Безотлагательно замечу – если вы не умеете играть в шахматы, не рассчитывайте на дружбу с Кукой, но если умеете, да еще будете ему проигрывать, станете его близким другом. Кука ужасно расстраивался, когда проигрывал – начинал нервничать, чесаться, грызть ногти, потом ложился на траву и подолгу неподвижно смотрел в небо, и отвечал односложно и зло, как будто проиграл не партию, а, к примеру, ружье. В такие минуты Котел снова пододвигал к нему доску и нарочно поддавался. И простодушный Кука, не распознав жалкой хитрости, снова начинал веселеть (вот первобытная наивность!), а выиграв, вскакивал и так сильно сжимал нас в объятиях, что ребра лезли наружу.

Последний, седьмой, недостаток Куки – пристрастие к технике. Я ошибся – недостатков у Куки не пять, не шесть, а семь. Я лучше о нем думал. Кука выписывает кучу технических журналов и при случае не прочь что-нибудь смастерить, починить. Дома у него все механизировано; попробуешь открыть форточку, а он сразу: «Подожди!» – и нажмет какую-то кнопку – раздастся треск, стены комнаты зашатаются и форточка с грохотом распахнется.

В качестве мастера на все руки Кука просто донимает меня: то предлагает залудить кастрюлю, то готов заменить проводку или наладить телевизор, который постоянно барахлит. Но я, конечно, не прибегаю к его услугам. Знаю я этих кустарей-самоучек! Все разбирают, от часов до автомашины, а соберут – вещь не работает.

Чем еще дополнить и усилить образ Куки? Ну, кроме всего прочего, он неряха и грязнуля. И грубиян – выражается крайне непристойно, к каждому слову добавляет ругательство – здесь у него обширный словарный запас, а любимое слово в его арсенале – «неслабо» (у него вообще какой-то замусоренный язык). И хвастливый Кука. Не такой, как Котел, но все же. Например, носит плащ с дыркой на груди, чтобы афишировать медаль «За спасение утопающих». И еще Кука не упустит случая посмеяться над другими. Однажды он простудился и на ночь Котел всучил ему горчичники. Наутро мы его спрашиваем:

– Ну как, помогли?

– Нет, – качнул головой Кука.

– Почему же, должны были помочь. Ты их снял через час?

– Нет. Они и сейчас на мне, – поворачивается, а они у него на куртке. И так заржал, что стал румяный, словно блин. Но попробуйте, вы посмеяться над ним, сразу его глазищи завращаются в орбитах – верный признак, что у него чешутся кулаки. Кука обидчив (обиды помнит по много лет) и не прощает шуток над собой.

Вот, пожалуй, основные пороки Куки. Это, конечно, не означает, что все остальное у него достоинства, хотя в общем Кука оптимист, как все разбойники, и добрый парень, ведь толстяки редко бывают злыми, а если они еще и рыжие, то не бывают вообще.

3

Я сторонник объективности, и в данном случае просто обязан сказать пару слов о себе. Понятно, о себе говорить трудно, но все же попробую. Я высокий, неплохого сложения и тонкой душевной организации; взгляд у меня открытый, на губах легкая усмешка, волосы мягкие, как у большинства добрых людей, душа благородная, отзывчивая, характер покладистый. Я культурный, деликатный, спокойный, обязательный, прекрасно воспитан, веду себя естественно и просто, со скромным достоинством. В разговоре удачно острю, в спорах противоборствовать мне (в смысле ума) не стоит – расчихвощу любого, и сделаю это без напряга. Мой ум непобедим, клянусь вам!

Что еще? В еде я непривередлив, ем все подряд, вот только от капусты расстраивается желудок. Галстуки предпочитаю большие, яркие, рубашки с отливом, ботинки лакированные, люблю смотреть как в них отражаются облака. По профессии я художник (закончил художественном училище и в творчестве достиг немалой высоты или глубины – не знаю, как лучше сказать. Дело в том, что я невероятно талантлив, но это отдельный серьезный разговор), ну а по призванию я путешественник.

Перечислю основные черты моего характера: я наделен природной пытливостью и богатейшей фантазией. Особой застенчивостью не страдаю, но и не выпячиваюсь, как некоторые. Моя искренность в сочетании с честностью дают отличный результат – люди ко мне тянутся. Я не из робкого десятка, но в то же время не так глуп, чтобы быть бесшабашно храбрым и по каждому ничтожному поводу ставить свою жизнь под угрозу. В опасностях я стойкий, хладнокровный, а в обычной обстановке действую осмотрительно, долго все взвешиваю, ко всему приглядываюсь, но поступаю решительно и бесповоротно.

В плане накопленного опыта у меня крепкая, даже могущественная база. Я достаточно практичен и не стремлюсь к нереальным целям, то есть не замахиваюсь на неосуществимое. Я не такой мрачный пессимист, как Котел, и не такой оголтелый оптимист, как Кука, хотя они считают меня «стоящим в стороне от всего», «не видящим дальше своих дел, своего носа». Чудаки! Как раз проницательные наблюдения и вдумчивые, неторопливые выводы – признак мудрости, а разные трепыхания и словеса – просто-напросто мальчишество.

Что еще о себе сказать? Есть у меня еще второстепенные, вспомогательные, крайне редкие качества. Например, к девушкам отношусь иронично и времени на ухаживания и всякие поцелуйчики не трачу. Только какая-нибудь красавица начнет меня околдовывать или, чего доброго, выяснять отношения – сразу рву. «Все! – говорю. – Пока! Теперь обнимай воздух вместо меня».

Вам, ребята, не терпится узнать о моих недостатках. Угадал? Не тешьте себя этой мыслью. Вы о них не узнаете. Потому что их попросту нет. Больше того, вы уже, наверное, заметили, мои основательные достоинства (о них можно говорить часами). Согласитесь, нужно иметь отменное мужество, чтобы отважиться путешествовать с такими, как мои приятели. Ведь Котел поехал только потому, что накрылась его путевка в Дом отдыха, а Кука хотел оторваться от родных и отведать деревенских харчей. Существуют и другие предположения, но по-моему это наиболее правдоподобное. Вы представляете, каково в этой компании было мне, который хотел побывать в романтической глуши, проверить себя, набраться впечатлений и порисовать (я закончил художественное училище и работаю оформителем в комбинате, и в творчестве достиг немалой высоты или глубины – не знаю, как лучше сказать).

К сожалению, приятели относятся ко мне без должного почтения. С легкой руки злослова Котла приятели зовут меня Чайник. Он как-то, насмешливо хохотнув, брякнул:

– Твоей фамилии, как грибов поганок. Будем-ка звать тебя Чайник – у тебя нос как у чайника.

Так и пошло… Но что я хотел вам объяснить? Сами-то вы, наверняка, не догадались – каким образом мои приятели, два таких разных человека, дружат? Ведь один из них (Кука, конечно), увидев по телевизору, что где-то рушатся мосты, опрокидываются пароходы, обваливаются здания, скрипит зубами и рвется в пекло.

– Бесхозяйственность! – гремит. – Я бы им!

А другой (Котел, соответственно), ядовито усмехается:

– Чем хуже, тем лучше, тем скорее чиновники начнут шевелить мозгами и делать дело.

Вот и ответьте мне, пожалуйста, как же они уживаются? Вы бормочете что-то уклончивое, будто нас тянет к тому, в ком есть то, чего нам не хватает – в смысле, контрасты притягиваются, и что в спорах рождается истина. Это все ерунда, вот что я вам скажу. Я затыкаю уши, когда слышу такие разговоры. Во-первых, спор подрывает дружбу, а во-вторых, никто не знает окончательных истин. Да их и нет, поверьте мне, с моими недюжинными знаниями во всех областях. Ладно, не буду вас мучить и открою тайну: их спасаю я, мои рассудительность и спокойствие, и я… трудно объяснить, умнее их, что ли. Да-да, бесспорно умнее их обоих вместе взятых. Да, собственно, что я! У меня вообще есть все основания считать себя незаурядным человеком. Даже выдающимся.

4

Теперь, ребята, хочу вам дать несколько крайне ценных советов. Внимательно слушайте. Во-первых, если вы отправитесь в путешествие, ни в коем случае не берите с собой болтливого приятеля – он изведет вас болтовней. И не приглашайте в напарники джазового музыканта – он обольет грязью всю нашу популярную эстраду и, навязывая свой вкус, обрушит на вас ураган тошнотворных звуков.

И, конечно, не берите азартного игрока, приверженца любой игры, даже шахмат. Вы поняли меня? Прошу это принять к сведению. Все игры рано или поздно приводят к уязвленному самолюбию, затаенной злости и, как конечный результат, – к ссорам, а то и дракам.

И толстяка не берите, влезет в палатку – не оставит вам места или зажмет так, что не вздохнете. И слишком тощего не берите – ночью вопьется костями вам в бок, узнаете, где раки зимуют. Лучше всего, вообще никого не берите. Поезжайте один. И не на какую-то там речку, а на юг, к морю. Поселитесь в гостинице, там пушистые ковры, глубокие диваны, поваляйтесь на горячем песке, поднажмите на спелые фрукты и все такое. Забегая вперед, скажу, что именно к этому я и пришел в конце наших скитаний (это моя основная мысль).

И еще один дополнительный, чрезвычайно дельный совет. Будете писать о путешествии, измените имена приятелей. Не дай бог они прочтут – сразу станут заклятыми врагами. На меня не смотрите. Я оставил настоящие имена только потому, что мои приятели никогда не прочтут этот очерк, ведь Котел читает только газеты, а Кука – одни детективы. Ко всему, повторяю – Котел отпетый лентяй, а в суматошной жизни Куки серьезной литературе нет места.

Кстати, с вашего разрешения, я время от времени, по ходу рассказа, буду заглядывать в свои записи. Не для того, чтобы посмаковать детали, а чтобы не упустить из вида кое-какие моменты, чтобы мой рассказ оброс важными подробностями, не возражаете?

5

О чем, пожалуй, стоит рассказать подробней, так это о сборах. Если вы думаете, что сборы пустяковая штука, то выкиньте это из головы. Сборы – наиглавнейший элемент путешествия. С них, подчеркиваю, с наших сборов, все и началось, уже они вывели меня из равновесия и я понял, что мои приятели и собраться толком не могут.

Просто уму непостижимо, как долго мы выбирали маршрут. Котел не хотел уезжать далеко от Москвы (боялся, его забудут дружки, что ли?) и настойчиво звал на Селигер, говорил: «там отличные пляжи и, если посуетиться, можно достать путевки на турбазу».

– Это несложно, – повизгивая, дергался Котел. – Ты, Чайник, достанешь билеты в театр и отдашь их Куке. Он отнесет их нашему профессору. За билеты профессор позвонит в турбюро, ему не откажут, он там кому-то делал операцию. Так все и обстряпаем. Нет проблем. Заодно избавимся от лишних денег. (Отметьте холодную расчетливость Котла, его потребительскую психологию).

Кука хотел укатить как можно дальше и эту мечту держал крепко – настырно тянул нас в дебри Саян, не понимая, что без проводника мы там окочуримся.

Я уговаривал обоих махнуть в Карелию; даже отправил туда письмо знакомому леснику, чтобы он готовился к встрече; правда, допустил некоторую неосторожность – в конце письма черканул два лишних слова: «что захватить?». Кто бы мог подумать, что именно эти непримечательные слова утяжелят мой план. Лесник прислал такой внушительный список, что от Карелии пришлось отказаться.