Текст книги "Лена Сквоттер и парагон возмездия"
Автор книги: Леонид Каганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Медиаповод
Перспектива ездить в командировки по всем этим местам Дарью Филипповну так несказанно обрадовала, что я даже поинтересовалась, не было ли у нее в роду цыган. Впрочем, идея эта нравилась и мне – в ней чувствовался l’aventurisme, чего мне так не хватало последнее время.
– Скажите, Дарья Филипповна, – задала я вопрос, который меня давно интересовал, – а какое желание хотели бы исполнить вы, когда мы доберемся до этого загадочного Nazi Ort?
– Ну, как что… – Дарья ни на секунду не задумалась. – Я бы попросила много денег.
– Пфи… – фыркнула я. – Настолько банально? Даже господин Кутузов был умнее – он по крайней мере просил не деньги, а умение их зарабатывать…
Дарья пристыженно опустила взгляд.
– А вы, Илена? – спросила она тихо. – Вы что пожелаете?
– Пока не решила, – ответила я. – Впрочем, нам еще надо найти это место. А для этого нам с вами предстоит ряд командировок.
– Илена, но кто нам оплатит эти командировки? – удивилась Дарья.
– Тот же, кто оплатил вам мобильник и одежду. Тот же, кто оплатил нам поездку в Елец. Мы работаем в очень крупной и солидной Корпорации, Дарья. Привыкайте.
Дарья приложила палец ко лбу и забавно нахмурилась, что-то прикидывая.
– Так… – произнесла она. – Значит, сегодня я позвоню… угу… завтра сумею взять снова костюмы…
– Вы что, опять собрались надеть ту театральную форму? – изумилась я.
– А как же? – растерялась Дарья.
– Спасибо, – отрезала я. – Этот кордебалет второй раз мы повторять не будем.
– А как же мы станем представляться? – удивилась Даша.
– Как все нормальные люди, Дарья. Журналистами.
Она удивленно уставилась на меня и даже приоткрыла рот.
– Что такое? – удивилась я. – Вы еще не работали в журналистике?
Дарья покачала головой.
– Хорошо, сейчас вкратце объясню. Журналист – это такой скарабей, который пытается в скудной повседневности отыскать медиаповод и накатать из него большой интересный материал. От скарабея журналист отличается только тем, что скарабей не строит иллюзий, будто плод его труда полезен кому-то, кроме него самого, а журналист уверен, что делает большое одолжение человечеству.
Даша озадаченно молчала, и я думала, что она сейчас спросит, кто такой скарабей, но она спросила, что такое медиаповод.
Я задумалась. Набежавшая официантка умело смела посуду, метко покидала на поднос измятые салфетки и убежала, кинув прощальный взгляд, полный хмурого пожелания побыстрее освободить столик. Но уходить я пока не собиралась.
– Определение медиаповода я дать, пожалуй, не готова. Но сейчас попробую объяснить на примере. Медиаповод – это то, из чего у скарабеев пера и диктофона получится накатать обзор. Нащупать медиаповод можно по запаху – здесь нужно особое журналистское чутье. Когда тебе надо катать в неделю семь материалов, а все, что тебя хоть раз в жизни волновало, использовано в первые полторы недели, вот тут чутье приходит автоматически. А если не приходит – вон из профессии. Например, мы сидим и обедаем – это не медиаповод. К нам подошла официантка и попросила вас, Дарья, освободить столик – это тоже не медиаповод. Завязался скандал – это уже горячо, но пока не медиаповод. А вот когда вы, Дарья Филипповна, официантке откусили палец – вот это уже медиаповод.
– Фу, какая гадость, – поморщилась Дарья. – Но мысль я улавливаю.
– Думаю, пока нет. Я продолжу. Вот журналист просмотрел милицейскую сводку за сутки и узнал про откушенный палец. Палец сам по себе – не медиаповод. Но это – запах, по которому можно выйти на след. Тут начинается работа журналиста: он уже в голове придумал себе историю – например, о том, как жена узнала в официантке любовницу своего мужа, которую мечтала встретить десять лет…
– Интересная тема…
– Дарья, последний раз поправляю: история. Не тема – история. Отучаемся от дворового жаргона. Итак, журналист уже придумал интересную историю, тут же мысленно – он же творческий человек! – накатал материал и придумал даже эффектную мораль в конце. Журналист всегда излагает мнение прямолинейным текстом, поэтому мораль необходима, Итак, глаза его уже загорелись, и не хватает пары штрихов. Вот он берет диктофон или оператора с камерой и едет беседовать с очевидцами. То есть он так думает, что с очевидцами. На самом же деле к главным виновникам его не пустят, да и им не до того. А сдавать материал надо к вечеру. Поэтому он берет интервью у кого попало. Беседует с посетителями кафе, с милиционером, с врачом «скорой помощи» – даже не тем, который бинтовал палец, но выбирать не приходится. И вот он беседует, и каждый из них говорит о своем, и все это совсем не то, что ему нужно, и даже не то, из чего можно слепить другой интересный медиаповод. История не вырисовывается.
Официантка прошла мимо и посмотрела на нас с таким хмурым удивлением, что его сила должна была нас смести из-за столика и выкинуть на улицу. Даша недоуменно глянула на меня – дело пахло откушенным пальцем.
– Сейчас пойдем, – успокоила я ее. – Я уже заканчиваю мысль. Журналист приходит в состояние охотничьей собаки, которая не ела несколько дней: уже не осталось сил терпеливо выслеживать добычу, он тоскливо воет и готов укусить все, что шевелится. Такой неудовлетворенный журналист (а неудовлетворены они всегда) крайне опасен, потому что судорожно кусает любую информацию и отрыгивает из нее такой бред, что когда это выйдет в эфире или на бумаге, ты уже правды не докажешь. Для нас, деятелей офисного бизнеса, журналист крайне опасен, никогда не знаешь, что у него на уме. Если с ним согласишься поговорить, обязательно вляпаешься в такой большой круглый материал, от которого уже не отмоешься, когда он прокатится по СМИ.
– То есть любых контактов с журналистами нам надо избегать? – уточнила Даша.
Я пожала плечами.
– Здесь варианта ровно три. Первое: вообще не идти ни на какие контакты, закрывать лицо рукавом. Это если вообще не хочется быть участником данного конкретного медиаповода, то поступайте именно так. Второй вариант: сказать очень мало, очень продуманно и без дублей: произнести только ту фразу и только из тех отборных слов, из которых никто при всем желании не сможет потом нарезать никакой отсебятины. Если фраза одна – в репортаж пойдет только она. И наконец, третий вариант: наплести такой развесистой ереси, чтобы журналист при всем желании не смог из этого слепить материал, потому что его сочтут идиотом и – вон из профессии. Вот и все три способа общения с журналистами. Я это к чему рассказывала, напомните?
– К тому, чтобы мы в поездках представлялись журналистами.
– Да, именно. Ведь журналисты так себя зарекомендовали перед человечеством за последнюю тысячу лет, что мы с вами, Дарья, можем представляться журналистами сколько угодно и где угодно, вести себя как угодно и говорить что угодно. И никто не удивится – журналисты, дело понятное.
Возвращаясь в офис, мы встретили на проходной сидящих на кофрах телевизионщиков со штативами, а рядом суетилась барышня в боевой раскраске тележурналистки захудалого канала. Судя по горящим глазам, она пыталась сделать человечеству очередное великое одолжение, а сбой в пропускной системе ей не давал этого сделать.
– Обратите внимание, Дарья! – Я по очереди указала мизинцем на журналистку, на скучавшего около кофров оператора и курящего на крыльце пожилого осветителя. – Это то, о чем я говорила. Вот они, наши певчие. Вспомнишь шит – и вот он лежит. Интересно, что им понадобилось в Корпорации?
Пленка с пупырышками
Мы спустились с Дашей в подвал к нашим техникам. Подвал этот был самым настоящим подвалом, где офисного духа не чувствовалось. Разумеется, как в любом подвале, здесь доверительно пахло мочой. Но кроме этого, пахло стружками, краской, а в самой большой из его комнат, заваленных коробками, под лампой на двух проводках без абажура сидели наши два монтера и резались в самые банальные карты. По-моему, они остались здесь со времен завода и не вполне понимали, что теперь тут офис. В их обязанности входил всякий мелкий ремонт.
Поздоровавшись, я попросила отрезать мне здоровенный лоскут полиэтиленовой пленки с пупырышками. Не задавая вопросов, один из монтеров поднялся и ушел в зал, заставленный старыми упаковочными коробками от офисной техники, которые выкинуть руководству не позволяла то ли российская нищета, то ли российская жадность, то ли извечная российская боязнь, что когда-нибудь в страну вернутся настоящие хозяева, и перед этим надо успеть весь бизнес быстро свернуть и продать, а с упаковочными коробками он продастся почти как новый.
Лоскут пленки оказался сочный, свеженький, чуть розоватого оттенка, и пупырышки блестели выпукло и аппетитно, как блестят на коже брызги моря, отрисованные в Фотошопе для промо в глянце. Нигде в офисе больше не было такой классной пленки с пупырышками, я это знала точно. Не удержавшись, я хлопнула парочку. Даше тоже безумно хотелось похлопать пупырышков, но она ничего не говорила и никаких вопросов не задавала – просто топталась на месте и косилась на этот лоскут недоуменно и настороженно, как лошадь красноармейца на пулемет.
– Годится, девчонки? – сочным басом произнес монтер, и эхо покатилось по всем комнатам подвала.
– Спасибо, вы нас очень выручили. – Я аккуратно сложила пленку и спрятала в сумку.
– Приходите еще! – хохотнул он.
Дело было сделано.
Когда мы поднялись на первый этаж и уже подходили к логову Эльзы Мартыновны, я остановилась на инструктаж.
– Дарья, у нас есть враг, который сильно портит нам жизнь. Лучший способ борьбы – это знать о его планах. Мы поступим так – сейчас мы разделимся, я пойду прямо по коридору, а вы, Дарья, чуть задержитесь. И когда пройдете мимо логова, аккуратно загляните внутрь. Справа от ксерокса сидит белобрысая барышня с плохими зубами в черных узких очках – вам надо запомнить ее лицо и исчезнуть. У вас хорошая память на лица?
– У меня очень хорошая память на лица, – серьезно кивнула Дарья. – Я никогда не забываю лиц.
– Это прекрасно. Искренне завидую. Итак, запомните ту барышню и постарайтесь, чтобы вас не заметили. – Я вынула мобильник и посмотрела на часы. – Я пока пойду на третий этаж в холл и сделаю несколько звонков, а вы, Дарья, слоняйтесь по коридору, делая вид, что кого-то ждете – только не возле логова, разумеется. Читайте вон план эвакуации первого этажа – хоть кто-то за всю историю офиса должен его прочесть? Через минут десять-пятнадцать логово пойдет на обеденный перерыв. Ваша задача, Дарья, проследить, куда, в какой буфет или в какое крыло, а может, и вовсе на улицу, направится эта blondine. Когда она начнет обедать, позвоните мне и сообщите. Вопросы есть?
– А… Зачем это все? – спросила Даша.
– Интриги, – объяснила я. – Вербовка агентуры. Мне необходима конфиденциальная беседа на нейтральной территории. А ваша задача, Дарья Филипповна, – выследить эту дичь для меня.
Даша казалась удивленной, но больше вопросов задавать не стала. И я пошла на третий этаж. Помимо всего прочего, мне просто хотелось на время избавиться от Даши и побыть собой, а не наставником.
Белобрысая дичь имела ланч в кафе второго этажа. Мы с Дашей устроились рядом за столиком, тянули cafe glace и негромко беседовали, не обращая на нее никакого внимания.
Говорила, впрочем, одна я – объясняла Даше суть бизнеса.
Если понимать слово business как занятие, говорила я, то занятие бывает двух видов: или занимаешься ты, или занимают тебя. Не так легко понять, в чем разница, и что лежит в истоках этой разницы. Чтобы не спекулировать pretentious словом «ответственность», проще объяснить, что всё зависит от того, кому этот business нужен. Кому нужен – тот является активным участником бизнеса, кому не нужен – тот пассивный. Пассивный участник, нанятый работник. Например, господину Позоряну business нужен, а его отделу, который день за днем ковыряет в интернет-носах перед своими мониторами, нужен только отпуск от бизнеса.
Все в общих чертах понимают, что наша стая бесхвостых приматов не смогла далеко уйти от модели, когда business нужен только той обезьяне, у которой в руках палка, а всем остальным, которых эта палка лупит по позвонкам, он совершенно ни к чему. Но палка работала не вечно, и в итоге потребовалось оружие посильнее. Прошедшие эпохи сумели ловко облепить эту модель (точнее, эту палку) такой разноцветной глиной из мифов, легенд и моралей, что стая приматов поверила, будто business – это дело каждого и одинаково необходим всем его участникам. Это исправно работало еще какое-то время. Долгое время мифотворчеством занималась религия, но когда сказка про волшебный вечный отпуск от бизнеса, который наступит после смерти, перестала звучать убедительно, пришлось придумать палку еще более современную.
На первый взгляд в качестве палки подходили деньги, но это только на первый взгляд. Во-первых, в отличие от дубинки, которую можно вечно сжимать в волосатом кулаке, заставляя других работать, деньги придется все-таки понемножку раздавать. А их на эти нужды вечно не хватает, потому что все деньги нужны тем, для кого этот business активный, а делиться желающих мало. Но дело даже не в этом. Оказалось, в стае бесхвостых обезьян деньги вообще работают плохо. Хоть повышай зарплату, хоть дари процент от работы – толку нет. Объяснить этот phenomenon не удалось еще никому, но это так. Можно проверить на практике: как только ты повышаешь зарплату тем, кто на тебя работает, это действует как пинок – в первые дни они воспаряют и порхают над бизнесом с трудолюбием пчелы, но скоро опускаются на землю, и тогда работа замедляется ровно настолько, насколько была повышена зарплата. Исключение составляют журналисты и прочий творческий планктон: их усердие сокращается уже в момент получения денег, и даже кратковременного эффекта порхания не происходит.
Поэтому вместо денег сегодня обычно используют такую удобную штуку, как мотивация: это работает в сто раз лучше. Мотивация может быть разной: если Позорян трижды лично голосом позвонит своему криэйтеру и спросит, когда будет закончен проект, о котором фраза «уже все готово» звучала еще неделю назад, то криэйтер, наконец, прекратит свой недельный срач в фотофоруме и впервые откроет рабочие файлы. Причем окажется, что это не те файлы, и непонятно, как и где теперь получить нужные без чистосердечного признания в том, что открыты файлы впервые лишь сегодня, а не неделю назад. Но это уже проблемы криэйтера, за которые он в свое время получил колоссальной силы распистон, от которого я его удачно отмазала – с тех пор он креативный менеджер в другом отделе, и сильно мне обязан, чем и пользуюсь. Но речь не об этом, а о том, чтобы бесхвостую обезьяну постоянно тормошить, тыкая в совесть и чувство долга, если они у обезьяны хоть слегка присутствуют.
Другой способ мотивации: объяснить бесхвостой обезьяне, какую ценность ее труд представляет для всего человечества. Это действует лучше всего. Но творческому планктону это говорить нельзя, а вот всем остальным полезно. Творческий планктон и так о себе слишком высокого мнения, и после разъяснений он поймет свою миссию неправильно: увлечется ерундой, не имеющей отношения к нашему business. Но если всем прочим каждый день рассказывать, какое это счастье, работать в нашем коллективе, петь наш гимн, участвовать в наших корпоративах и вообще вдыхать полной грудью кондиционированный воздух офиса, то эффект будет чудодейственным. Единственное условие: повторять занятия мотивацией следует с частотой церковных проповедей, а в промежутках ввести передвижных проповедников, специальных комиссаров по персоналу, которые будут ходить от столика к столику и напоминать сотрудникам, как важно и нужно то, чем те заняты. Этих комиссаров, разумеется, тоже нужно убедить, что их задача важна. Тогда машина будет работать сама – хотя бы потому, что мотивацией можно заниматься сколь угодно часто, в отличие от повышений зарплаты.
Белобрысая дичь нас не слушала, погруженная в свои белобрысые мысли. В общем гомоне буфета наши голоса сливались с общим фоном. Наконец я вынула из сумочки пленку и под столиком с чувством хлопнула пузырик. Белобрысая тут же оторвалась от своего зеленого чая, вздрогнула, навострила уши и оглянулась вокруг. Но ничего не заметила.
Я хлопнула второй пузырик. Она занервничала и повела носом.
Я подождала, пока она успокоится и отвернется, затем выложила пленку на стол.
– Можно мне? – шепотом спросила Даша.
Я кивнула.
Даша впилась ногтями в пленку и хлопнула сразу несколько пупырышков. Я отобрала у нее лоскут и небрежно отбросила на угол стола.
– Девчонки, это ваша? – произнесла белобрысая, не отводя взгляда от пленки.
– Так… – рассеянно ответила я, не глядя на нее.
– А она вам нужна? – заинтересовалась белобрысая и облизнулась так жадно, словно только что пила не зеленый чай для похудания, а лопала бисквиты.
– Как-то так, – ответила я еще более рассеянно, продолжая глядеть в другую сторону.
– Ой, девчонки, я так люблю пленку, можно к вам? – проворковала белобрысая, пересаживаясь со своим чаем за наш столик. – Можно? – трогательно спросила она, уже протянув пальчик к пупырышку.
Я быстро выдернула пленку, и дичь клюнула отманикюренным пальчиком в голую столешницу.
– Я подарю ее тебе всю, – пообещала я, помахав лоскутом в воздухе. – И еще столько же. Но с условием: ты потихоньку, пока никто не видит, сфотографируешь мобилкой и пришлешь мне бумаги со стола твоей милой начальницы – те, в которых она пишет жалобы про меня.
– Зачем это? – насторожилась девица, уже протянув ладонь за пленкой.
– Затем, что твоя подлая начальница, которую ты и сама не очень-то любишь, решила меня сжить со свету – мешает работать и строит козни. Мне надо знать, какую гадость она готовит. И ты мне поможешь это узнать. А я за это подарю тебе всю эту чудесную пленку – самого высокого американского качества, самого звонкого хлопа. И расскажу, где добыть еще.
Белобрысая непроизвольно облизнулась.
– А ты вообще кто? – спросила она шепотом.
– Меня зовут Илена Сквоттер.
Белобрысая испуганно отдернула руку.
– Ты?.. Вы? Которая… ведьма?
– Ведьма, ведьма, – улыбнулась я, вынимая авторучку и записывая на пленке майл. – Бери. Пришлешь мне завтра. Жду.
Белобрысая колебалась – это было видно по ладони, которую она то протягивала на дюйм к пленке, то отдергивала обратно.
– Никто не узнает, – уверила я шепотом. – Ну что тебе, трудно помочь хорошему человеку? Бери!
И она взяла пленку.
– Но если обманешь – не обижайся, – строго предупредила я, – оставлю без отпуска на весь год. Знаю специальный заговор на отворот отпуска, давно хотела испробовать на ком-то.
Белобрысая испуганно кивнула и быстро ушла из буфета, прижимая к груди лоскут.
– А есть и такой заговор? – заинтересовалась Даша.
– Есть.
– И действует?
– Всегда.
– Можно мне тоже научиться?
– Нет. – Я покачала головой. – Спросите что-нибудь полегче.
– Илена, – спросила Даша, подумав, – а откуда вы узнали, что она так любит пупырышки хлопать?
– Учитесь пользоваться интернетом, Дарья Филипповна, – объяснила я. – У дуры в «интересах» это везде прописано открытым текстом.
Первый канал
Теперь мне предстояло выловить в офисном лабиринте мою Эльвиру и мою (увы, теперь тоже мою) Марину. Задачи, которые я им поручила еще перед поездкой в Елец, это был мой active business, но, увы, почему-то я пребывала в уверенности, что они не сдвинулись с места. А ведь это были мои проекты, которые нельзя портить. Марине требовался удар палкой по спине, Эльвире – мотивация, причем я рассудила, что все это сработает наилучшим образом, если произойдет в одном и том же месте в одно и то же время. Я прошлась по всем этажам Корпорации, лениво перекидываясь улыбками и приветствиями со знакомыми.
Эльвира нашлась на своем рабочем месте у дисплея, обвешанного пушистыми брелками с неизменным дамским кактусом сбоку. Эльвира сегодня оказалась снова в тоске: безжизненно смотрела в пространство, уголки ее губ трагически подрагивали, и всем своим видом она напоминала молодого Вертинского в гриме. Я поманила ее пальцем, и она послушно поплелась в коридор. Оставалось найти еще и Марину, уединиться в кафе и устроить очную экзекуцию. Кафе второго этажа, пожалуй, подойдет – там меньше всего народу в это время. Эльвира выглядела странно: это была еще одна сторона Эльвиры – Эльвира Депрессивная. Интересно, сколько у нее этих граней, одна дурее другой?
Всю дорогу до курилки левого крыла мы молчали. Я присматривалась к Эльвире, а Даша просто шла следом quiet тенью. Я шла и biliously размышляла о том, что некоторые люди обладают свойством притягивать к себе проблемы, а когда проблемы не притягиваются, ищут их самостоятельно.
Судя по лицу Эльвиры, у нее снова случилось мегагоре, с которым она забыла и про волшебно уволенного Соловьева, и про все мои поручения. Винить в этом оставалось только себя: с людьми, на которых вечно стоит печать беды, не следует иметь никаких дел. Следует обходить их стороной, как больных особо заразной формой делового бизнес-сифилиса.
Дойдя это этого момента в своих размышлениях, я остановилась посреди коридора. Остановилась и Эльвира. Я оглядела ее и вдруг поняла, что у нее нет с собой даже того блокнота, куда она записывала все, что касалось моих трех проектов. Похоже, Эльвира вообще не понимала, куда я ее веду и о чем собираюсь беседовать.
– Эльвира, что опять случилось, будь ты проклята? – спросила я.
Вместо ответа она отрицательно покачала головой, глядя в пространство. Левый уголок рта и правый глаз подергивались в такт.
– Я ему безразлична. Я ему безразлична! – произнесла она отчаянным шепотом.
– Кому? – взревела я.
– Ты его не знаешь… – всхлипнула Эльвира.
– Эльвира! – мне пришлось повысить голос. – Истеричка чертова! Что с нашими проектами?
– Какими проектами? – Эльвира словно очнулась. – А… с теми… Ну, я туда звонила, но там было занято…
Я посмотрела на Дашу. Вид у Даши был тоже виноватый, словно задание прошляпила она.
– Эльвира, что мне с тобой делать? – тихо спросила я. – Навести порчу на штраф, выговор или сокращение зарплаты? Уволить? Что?
– Мне уже все равно, – беззвучно прошелестела Эльвира. – Моя жизнь кончена. Я ему безразлична.
Тьфу. Вот уж действительно, перестали действовать аффекторы, или как там она выражается.
– Эльвира, ты уволена из Корпорации, – вздохнула я. – Иди собирай свои вещи, не думаю, что ты попадешь снова в здание.
Эльвире было безразлично. Она кивнула и поплелась в свой отдел.
Я кивнула Даше, и мы отправились дальше. И вскоре столкнулись с Мариной. Это было бы очень кстати, если бы Марина не шла под руку с Позоряном – самым интимным образом. Я машинально вынула мобильник и незаметно сделала несколько снимков от бедра. Они приблизились.
– Вот вы где, Илена! – радостно воскликнул Позорян. Он достал мобильник, позвонил кому-то и сказал: – Аня, ведите на второй этаж, мы нашли ее!
– Что случилось, Гамлет Валентинович? – нахмурилась я.
– Это очень важно, Илена! – сообщил Позорян. – Они приехали взять у вас интервью о магии успешного бизнеса.
– Кто?! – возмутилась я.
– Первый канал! – с улыбкой ответил Позорян, разглядывая Дарью – по его лицу было видно, что он пытается вспомнить, где ее видел. – Представляете, Илена, Первый канал приехал сделать о вас передачу.
– Обо мне?!
– Да. И о нас. Не мне вам объяснять, Илена, как это важно для нашего отдела. Вы уж там им… Ух! – Позорян сделал в воздухе неопределенный жест кулаком.
Я перевела взгляд на Марину – Марина улыбалась, и ее улыбка мне не понравилась.
– Здравствуйте, Марина, – сухо произнесла я. – Скажите, вы, конечно, забыли про мою личную просьбу?
– Какую просьбу? – наигранно откликнулась Марина.
– Ту, – я сделала многозначительную паузу, – о которой мы говорили перед моей командировкой в Елец.
– Я не помню. Напомните, Илена! – с вызовом ответила Марина и прижалась к Позоряну еще сильней.
Надо же, съездишь на денек в Елец, и какие происходят удивительные перемены в личной жизни кадров… Впрочем, правильнее было сказать, что перемены происходят после отмечания с Позоряном успешной презентации проекта.
– Как же вы так быстро все обещания забываете, Марина? Для занимаемой вами пока должности, – я сделала многозначительную паузу, – это не профессионально.
– Что вы имеете в виду, Илена? – с вызовом ответила Марина.
Я выразительно посмотрела ей в глаза. Она пару секунд тоже смотрела с вызовом, затем все-таки отвела взгляд.
– А что такое, что такое? – очнулся и завертел головой Позорян, стоявший все это время столбом. – Что случилось, Марина? Илена, о чем вы? Какая проблема?
Я очаровывающе улыбнулась и покачала в воздухе пальчиками:
– Нет-нет, Гамлет Валентинович, ничего особенного, просто запарка по нашим с Мариной проектам.
– А вот и они! – воскликнул Позорян, простирая ладонь вдаль по коридору. – Давайте, Илена, удачи! А потом зайдите ко мне. Идемте, Марина!
Обернувшись, я увидела тележурналистку в боевой раскраске, оператора со штативом на плече и осветителя с кофрами. Судя по расчехленной камере, они уже успели сделать несколько подсъемок и теперь уверенно приближались ко мне.
На журналистку Первого канала это юное размалеванное создание совсем не походило. Ее оператор тоже выглядел стажером, зато осветитель был спокоен, хмур, и меланхоличное лицо его с седыми усами выражало покорную готовность делать свою работу оставшиеся до пенсии пару лет.
– Это вы Илена Сквоттер? – бойко обратилась тележурналистка к Даше, демонстрируя pathological отсутствие профессиональной интуиции. – Меня зовут Ника!
Даша растерялась – похоже, она готова была взять и такой удар на себя, если я прикажу.
– Я Илена Сквоттер, – мрачно представилась я. – Слушаю вас, Ника.
– Я представляю Первый кабельный канал центрального административного округа, – привычно забарабанила Ника, постепенно понижая интонацию так, чтобы конец фразы звучал совсем уже неразборчиво.
Но все-таки я разобрала.
– Как вы сказали? Какой канал?
Ника замялась.
– Первый… кабельный. Центрального округа…
– Мне сказали, будто вы с Первого канала.
– Первый кабельный, – стыдливо повторила Ника. – Центрального округа Москвы…
Я вскипела:
– То есть студенческая самодеятельность? Вы отвлекаете людей от работы каким-то мелким кабельным канальчиком? Вас вообще хоть кто-нибудь смотрит? Или вы просто отмываете бабло?
– Конечно, смотрят! – горячо заверила Ника. – Наша потенциальная аудитория – двадцать миллионов человек!
– Сколько?! – изумилась я. – Дурацкий местный кабельный канал смотрят двадцать миллионов?
– Да! – повторила Ника. – Потенциальных!
– Это как?
– Мы не знаем точно, смотрят они или нет. Но потенциально они могли бы смотреть, если б захотели.
– Как вы это вычислили?
Ника принялась загибать пальцы.
– В Центральном округе Москвы живет около полмиллиона жителей, они могли бы смотреть наш канал прямо у себя дома, если бы подключили кабельный пакет. – Ника запнулась. – Многие жилые дома подключены в Центральном округе! А в самой Москве и пригородах живут еще тринадцать миллионов! Они все тоже могли смотреть наш канал, если бы приехали в гости к своим друзьям и родственникам из Центрального округа. А некоторые передачи, самые удачные и понравившиеся, вот-вот будут идти в повторе на нашем старшем канале МГТК-Москва. Мы уже год ждем. А МГТК-Москва – это часть МГТК, который он вещает через спутники! Значит, его может смотреть любой человек планеты! Но чтобы не пугать рекламодателя цифрой в шесть миллиардов потенциальных телезрителей, мы специально занижаем статистику и скромно говорим, что зрителей у нас примерно двадцать миллионов, не больше.
Я вздохнула:
– Переконливо брешете. Хорошо, я вас слушаю.
Девица вздохнула поглубже и выпалила:
– Мы снимаем сюжет про офисную магию!
– What?!
– Про офисную магию.
Я остолбенела и вдруг поймала себя на том, что делаю такие задумчивые движения челюстью, как если бы во рту у меня была жвачка.
– Вы, Илена, и ваши магические способности, – продолжала Ника, – центральная часть сюжета! Мы уже взяли интервью у ваших коллег, у вашего начальства и теперь осталось взять у вас! Давайте с вами пройдем на ваше рабочее место, и… это не займет много времени, честное слово!
– А что вы у меня хотите узнать? – хмуро полюбопытствовала я.
– Все про офисную магию! – отрапортовала Ника.
– И пустите это в свой кабельный эфир Центрального округа для всех шести миллиардов жителей планеты? – усмехнулась я, оглядывая кофры.
Выглядели они слишком потерто даже для кофров. Я надеялась, что Ника все-таки устыдится ничтожности своего канальчика, но она истолковала мои слова иначе:
– Если вы не сможете посмотреть, мы вам обязательно запишем диск и передадим как-нибудь!
– Ладно, – усмехнулась я, – идемте в переговорную, я дам вам интервью о магии, о бизнесе и обо всем, что угодно. Правда, Даша?
Даша на всякий случай кивнула.
Осветитель с седыми усами расставил свет незаметно и тихо. А вот инфант-оператор бегал по всей переговорке, шумел, суетился и ничего не мог сделать, пока осветитель ему не помог: тихо выставил штатив в нужном месте, глянув в объектив всего раз. Ника достала vulgar косметичку и обмазала мне лоб и щеки пудрой, чтобы не было бликов перед камерой. Необходимость в этом отсутствовала, просто, наверно, кто-то сказал им, что в профессиональной бригаде должен присутствовать гример.
В переговорку стали просачиваться зеваки и тихо скапливаться по углам как пыль. Я узнала пару знакомых лиц. Наконец, все было готово. Мне прикрепили на жакетку микрофон, напоминавший закопченную клипсу от бейджика, а в лицо направили оба прожектора.
– Мы готовы? – спросила Ника, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Давайте уже быстрее, – хмуро кивнула я.
Но Ника не торопилась: она вынула заляпанное зеркальце и несколько долгих секунд причесывала голову, затем достала заляпанный блокнотик и еще какое-то время причесывала мысли. И лишь затем впорхнула в центр освещенного пространства и встала рядом со мной. Fucking princess.
– Работаем! – пискнула она бойко и без паузы заголосила: – Я напоминаю! Вы смотрите авторскую программу «Беседка»! Я – Ника Гнедых! И наш спонсор – автосалон «Южный»! Теперь, когда мы побеседовали и с жертвами магии Илены, и с теми, кому магия Илены помогла в жизни и бизнесе, нам удалось найти саму Илену! И наша следующая беседка – именно с ней! С той, кого коллеги считают колдуньей! Илена, здравствуйте!
Очень не понравилось мне это начало, но отступать было поздно.
– Здравствуйте, Ника, – ласково улыбнулась я. – Да вы спрашивайте, не стесняйтесь!
Это предложение слегка сбило ее с толку, но она бойко продолжила:
– Илена, первый вопрос: вы сами верите в офисную магию?
