Текст книги "Лена Сквоттер и парагон возмездия"

Автор книги: Леонид Каганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

О любви

Обнажение на пляже легитимно с точки зрения современной морали. Пляж – это парад гениталий. Трудно себе вообразить другое столь же многолюдное общественное место, где мыслимо появиться в наряде, хоть сколь-нибудь напоминающем пляжный. Даже сельскохозяйственные арбайтн предъявляют к костюму полевых участников и участниц куда большие требования.

И здесь в полный рост всплывает лицемерие нашей морали. Тот, кто готов с возмущением обсуждать за чужой спиной неприличие юбчонки, приподнятой на миг офисным вентилятором, кто с отвращением высказывается про излишне широкое декольте, показавшее бретельку лифчика, кто готов протереть дыру в длиннющих простынях интернет-форумов, ругая кайму трусов, посмевшую выглянуть сзади над чьими-то джинсами с заниженной талией, кто рассуждает о kurewskiej вульгарности женщин, чересчур свободно развалившихся в кресле или посмевших развести коленки шире, чем если б те были смотаны скотчем, – все эти люди считают нормальным явиться на пляж прикрыв гениталии символическим шнурком и рухнуть посреди толпы, раскидав конечности морским пентаклем. Словно пытаются занять максимум планеты, позируя незримому объективу Google.maps. Пляж – это место, где никто не удивится, что у вас видны трусы. Более того, никто и не обратит на вас внимания. Кроме турков. О них стоит рассказать отдельно.

Турки – особая порода людей, которая имеет столь же мало общего *вырезано цензурой*, хотя в любом из современных полицейских государств подобные рассуждения, понятное дело, оказались бы бескомпромиссно вымараны цензурой из-за тотального несоответствия нормам fuckin fuckin fuckin политкорректности – жесткой и невыносимой как аппарат Елизарова. Хорошо, что Россию моральная лепра политкорректности пока не успела потрогать своей перебинтованной рукой, и обещает сделать это еще не скоро.

– Нет, – объясняла я Коле, – критика расползающегося турецкого генофонда не в моей компетенции. Как и держание разнокалиберных свечек в номерах соотечественниц. Содержательная критика русских туристок или, скажем, германских пенсионерок тоже мне не проплачена ни одним столичным глянцем. Но инфинитива на этот счет у меня нет: должна быть элементарная брезгливость, чтобы не польститься на засаленный предмет общественного пользования лишь потому, что он способен двадцать четыре часа в сутки строить глазки и повторять голосом синтезатора три ласковые фразы, выученные в русском чате среди малолеток Поволжья. Разумеется, наш соотечественник на фоне турка выглядит полной противоположностью: он не станет для тебя сворачивать салфетку хертом, а полотенце вензелем, не будет ежесекундно заглядывать в глаза, – тут Коля вдруг очнулся и потупился, – и не будет нахваливать стройность талии, которую, увы, не завернуть и в два полотенца, если дурацкий вензель удастся распутать, не обломав ногтей. Понятно, что отечественный мужчина в будуарном смысле катастрофически не подарок. Начать с того, что наш мужик во время секса не берет, а дает. Такова культура. С этим ничего не поделать. И то лишь это возможно, если суметь отловить его в сезон полового расцвета, короткий, как жизнь хомяка.

– Как это? – неожиданно для самого себя подал голос Коля.

– Это, – я лениво перевернулась на живот, поправив панамку, – от двадцати пяти и до тридцати. Те, кому за тридцать, уже больше морщатся, чем пыжатся. А те, кто моложе двадцати пяти, если и способны завалить даму, то только SMS-ками.

За моей спиной Коля смущенно икнул, а я вспомнила, что так и не поинтересовалась, сколько ему лет. Я продолжила:

– Сюда же добавим проблему носков. Которая у большинства настолько гулливерская, словно вся одежда, включая пальто, является одним монолитным носком. Наш мужик всерьез думает, что водопровод сделан не для того, чтобы принимать душ дважды в сутки, а чтобы лакать воду с похмелья. Сюда же добавим инфантилизм – во всем. Врожденное нежелание трудиться – везде и всюду, даже в постели барышни. Сюда же fantastic безграмотность во всем – россиянин скорее отыщет, где у авто клиренс, чем у дамы…

– Мороженое, кола?! – гортанно раздалось над моей головой и перешло в цоканье языком.

– Вот полюбуйся – мы в Турции всего три часа, а меня уже бесит это внимание! – Я взмахнула рукой, не поворачиваясь: – Сэнкю-ноу, гоу-гоу!

Сервис исчез так же быстро, как и появился.

– Сбил с мысли, – была вынуждена констатировать я, разглядывая мелкие обломки ракушек перед носом. – О чем я говорила, ты следил за мыслью?

Коля промолчал.

– Ах да, возвращаясь к гендерному дискурсу, – вспомнила я, – мужик отечественного производства не подарок. Но у него есть, по крайней мере, одно ценное качество: он ленив и безразличен к женщинам. А это, друг мой, тонизирует. Настоящее безразличие к самке может себе позволить только самец-альфа – вожак, у которого все есть. Посмотри на турков: *вырезано цензурой* как никогда не стал бы юлить самец, чьи гены имеют хоть мизерабельную ценность для окружающих самок.

– А как же ухаживания? – спросил Коля, и стало ясно, что за ужином мне предстоит куда более глобальная образовательная лекция.

Но для начала я отправилась купаться.

Солнце еще не думало садиться; мы сели за столик в людном зале, и настроение мое после моря и пляжа оказалось на удивление миролюбивым.

– Можно тебе задать нескромный вопрос, Коля? – начала я.

– Можно, – ответил Коля, и лицо его сделалось таким бледным, какое бывает у человека, из последних сил старающегося не покраснеть.

– Я тебе его уже задавала, но хочу спросить еще раз. Вопрос серьезный, хотела с тобой посоветоваться. Итак, скажи, если бы существовала в мире некая сила, согласная исполнить твое желание, что бы ты попросил? Подумай крепко!

– Любви! – повторил Коля, не задумываясь. – А ты?

– Даже не знаю. Все предыдущие советчики предлагали мне брать у судьбы деньгами. Ты предлагаешь любовь.

– Я умею зарабатывать! – поспешил Коля уверить меня, что понимает все мои слова неправильно.

Я поморщилась.

– Тебе не хватает любви, Коля?

– А тебе не хватает денег, Леночка?

– Илена, – одернула я.

– Извини. – Он заложил ногу на ногу, пытаясь принять позу поуверенней. – Да, мне не хватает любви.

– Прости мой impression, но, по-моему, ты лишь ею и одержим.

– Разумеется, речь о любви взаимной, – снисходительно пояснил Коля, внимательно следя за мной.

– Выходит, твое заветное желание относится вовсе не к тебе? Ты планируешь осчастливить своей любовью некое третье лицо ради собственного удовольствия? – Я неспешно раскурила ментоловую сигарету. – Тебе не кажется такая позиция потребительской?

– Почему потребительской?! – надулся Коля. – Это же взаимная любовь! Ей же тоже будет счастье!

– Ты феерически нескромен, Коля, – не удержалась я. – Ну хорошо, допустим, ты при помощи магической силы подсадил выбранную жертву на свою взаимную любовь. Расскажи, что ты дальше планируешь делать с вашей любовью?

– Как что? Жить! – растерялся Коля. – Просто жить.

– Тебе что-то мешает жить сейчас? – Я гламурно стряхнула пепел и снова посмотрела ему в глаза.

– Да! – с вызовом ответил Коля.

Я усмехнулась.

– Это плохой прогноз. Если ты не можешь успешно справляться с жизнью в одиночку, какой шанс, что ты справишься с жизнью в паре, когда дела и проблемы удвоятся? Только если партнер все будет делать за двоих.

– То есть в любовь ты не веришь… – задумчиво цыкнул зубом Коля.

К счастью, тут, наконец, подбежали турки и принялись танцевать вокруг нашего столика, расставляя тарелки. И я им была благодарна за это опоздание. Они избавили меня от изречения скучнейших банальностей.

– Вернемся к нашему гендерному дискурсу, – сообщила я, когда последний турок удалился, протерев зачем-то на прощание вазочку с розой какой-то тряпочкой. – Я вижу, ты плохо понимаешь разницу между самцом и самкой. Кто ты?

– My… мужчина, – произнес Коля, заглатывая кусок лаваша. – Самец.

– Самец. – Я фыркнула. – А что такое самец?

– Ну… у которого… член.

– У рыбы нет члена. Рыбы не бывают самцами? Коля отложил ложку, отломил кусок лаваша и посмотрел на меня недоуменно.

– Думай, – приказала я. – Кто такой самец? Кто такая самка? В чем разница?

– Самцы больше и сильнее, – предположил Коля.

– У пауков сильнее самка.

– Самка рожает и растит потомство! – догадался Коля.

– А самец уходит в джунгли. Предсказуемая логика. Но иногда потомство растит самец, у тех же рыб. Еще варианты?

Коля смущенно развел руками. На губе висела крошка лаваша.

– Вот теперь слушай, – начала я, положила на колени салфетку по правилам столового этикета (Коля следом сделал то же самое) и взялась за ложку. – Единственный дифференциал между самцом и самкой состоит в том, что задача самки – готовить себе гарантированное продолжение рода, авось кто-то оплодотворит. А задача самца – шире фонтанировать генофондом, авось где-нибудь прорастет. Ты хоть в школе ботанику учил?

– Что? – Коля поднял брови.

– Зря. Так вот знай: у микробов, у цветочков, у кого угодно – женский пол копит энергию, наливается и плодоносит, а мужской – сыплет пыльцой. Чем больше жира накопит самка – тем сытнее будет ее детям. Чем больше пыльцы раскидает самец, чем мельче и беднее она будет – тем больше вероятность, что долетит с попутным ветром до какой-нибудь самки. Годится любая самка, которая прорастит. Это ясно? Поэтому самец – животное необязательное. Это тебя, наверно, шокирует, Коля, но вы все, – я ткнула ложкой в его хлипкую грудь, а затем обвела зал ресторанчика, – вы все здесь толпа жалких просителей в тендере эволюции. Той самой эволюции, которую миллионы лет двигаем мы – самки. Вы просите, мы – даем.

– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Коля. – А что бы вы делали без мужиков? Как бы вы рожали детей?

Я улыбнулась, откинулась на плетеную спинку кресла и протерла рот салфеткой. Он явно ничего не понимал. Они все ничего не понимают, пока им не выскажешь всю правду до конца. Это неприятное занятие, но кто-то же должен иногда говорить им правду?

– Коля, – мягко начала я, – представь себе Армагеддон, конец света, метеорит и эпидемию. Выжили тысяча и один человек. Им необходимо возродить человечество. Тысяча здоровых женшин и один здоровый мужчина. Скажи, каково будет общее население планеты через год? Отвечаю: две тысячи человек.

– Тогда уж две тысячи один, – поправил Коля.

– Будем реалистами, он не выживет.

Коля самоуверенно хмыкнул, но промолчал. Они все так; хмыкают, но только первый месяц.

– Ну а вот теперь представь другую ситуацию: выжили тысяча мужчин и одна женщина. Каково будет население планеты через год?

– Глупый пример, – обиделся Коля. – Тысяча два человека, но это связано прежде всего…

– Не более пятисот, – отрезала я. – Будем реалистами. Половина перебьет друг друга, и уж, разумеется, кто-нибудь из тысячи обязательно психанет и убьет ее. Но дело даже не в этом. Теперь ты понимаешь, кто проходит по ведомости природы как оборудование, а кто – как расходник?

Я доела салатик, отодвинула пустую тарелку и принялась за суп. Коля, похоже, про еду забыл вовсе. А ведь мы дошли пока лишь до первого откровения. За которым полагалось второе и десерт.

– Теперь про ухаживания, – продолжала я. – Ты же, наверно, не такой глупый человек, как кажется, да? И после всего сказанного ты понимаешь, что отношения оборудования и расходников совсем не такие одноранговые, как хотелось бы думать расходникам. Оборудование стационарно, расходники – бессчетны. Оборудование диктует требования – расходники пытаются соответствовать. И так далее. В плане человеческих отношений это проще сравнить с отношениями работодателя и сотрудника. В ситуации, когда самке предстоит сделать выбор сперматозоида из сотни неудачников, действует точно такой же закон тендера. Ты знаешь законы тендера? Выигрывает лишь тот, кто готов выложить на стол переговоров самое привлекательное отношение цена/качество. Оно бывает и таким мощным, что устроитель тендера сам за тобой побегает, сам станет в очередь на тендер и поучаствует в аукционе. Но это редкость. Во всех прочих случаях, когда участники тендера примерно равны и ничем не выдаются, все решает, как ты понимаешь, промоушн. Реклама, красиво оформленные заявки, сувенирчики с логотипом, яркие презентации, выполнение напоказ небольших тестовых заданий. В гендерном дискурсе это и называется ухаживанием. Я понятно объясняю?

Коля заинтересованно покивал.

– Ты вообще делал когда-нибудь презентации? Писал резюме, устраивался на работу?

– Конечно.

– Ну? Дальше сам поймешь по аналогии? Или учить тебя грамотному ухаживанию по пунктам?

Коля снова покивал.

– Записывай, что ли. Или запоминай. Если тебе кто-нибудь скажет, что главное – толщина денежной пачки и длина пениса, то это loser, у которого не было ни того ни другого, и ему так проще объяснять свои неудачи. Поэтому первое: если речь о долговременном сотрудничестве, устроителя тендера мало волнует, чем ты располагаешь сегодня – его волнует, что ты сможешь делать в будущем. Чем меньше у тебя есть, но чем больше твой потенциал – тем ты ценнее для работодателя, потому что от такого человека он справедливо не ждет завышенных требований ни сегодня, ни в будущем, когда хорошо сработаетесь. Демонстрируй перспективность, дубина! Показывай, как ты способен обучаться и решать любую задачу. Достань билет на редкий концерт, настрой компьютер, вызубри рецепт редкого блюда и приготовь его. Кстати, где продолжение нашей жратвы? – Я оглянулась, но ни одного турка снова не было, а за соседними столиками тоже висели голодные лица над пустыми тарелками.

– Это все я и так знал, – заявил Коля с напускным равнодушием.

– Прекрасно, продолжим. Ты пришел устраиваться на работу, тебя видят впервые и ничего о тебе не знают. Этот пробел работодатель пытается заполнить, анализируя твой вид, тон и манеры. Что покажешь – то и запишут в досье. Чтобы говорить на равных, ты должен вести себя как человек, у которого десять таких же вакансий, и он никуда не торопится. Если ты, дубина, дашь понять, что эта вакансия для тебя единственная надежда – ты никогда не выиграешь тендер, даже если сотрудничество финансово будет интересным для работодателя. Идеальная игра – показать, что интересуешься вакансией не больше и не меньше, чем она тобой. Это ты тоже знал всегда?

– Примерно знал, – кивнул Коля и не удержался: – Я разве выгляжу как бомж на собеседовании?

– Не бомж. – Я смягчилась. – Но как IT-студент без опыта, который дрожит, заикается и потеет, потому что решил собеседоваться на руководителя проектов Google, заранее понимая, что дело гиблое.

– Ты сама себе противоречишь! – оскорбился Коля. – Не ты ли говорила, что важна перспектива?

– Обалдеть, какая перспектива для Google: руководитель проектов, который хватается за невыполнимые задачи, в успех которых сам не верит!

Коля обиженно умолк.

– Верил бы в свои силы – цены б не было, – снисходительно пояснила я. – А теперь последнее, третье. Работодателя мало волнует, где ты работал прежде, его больше волнует, почему ты оттуда ушел. Если специалист понравился, главный вопрос при приеме на работу, который никто не произнесет вслух: сколько этот подонок проработает, прежде чем сбежит? Знаешь, какая это проблема, текучка кадров? Ты, Коля, не нанимал персонал никогда. Его кормишь, обучаешь бесплатно, одеваешь, облепляешь соцпакетами как горчишниками – вкладываешься, как можешь. А завтра ему предложили зарплату на два рубля больше и офис на две трамвайных остановки ближе – и он хлопнул дверью без предупреждения! Чем ты удержишь сотрудника, который решил вдруг уволиться? Ничем! Вот это и есть катастрофа современного бизнеса. Человек-то сам не важен: ушел и ушел, новый придет. Но ведь это всякий раз дикий простой! Колоссальные затраты на новый тендер! Потом месяцы на срабатывание и обучение! А главное – куча начатых проектов, которые у тебя визжат на руках, и закончить чужие проекты новый сотрудник уже не сможет так хорошо, как хотелось бы; каждому подавай собственный проект от начала до конца. Верно? Поэтому самое главное правило: дай понять, что ты способен на долгое, очень долгое сотрудничество.

– И как же это дать понять? – нахмурился Коля.

– Словами, детка. Голыми словами и обещаниями. Слышал, что женщина любит ушами? Вот. А иначе – никак.

– А поверит? – задумался Коля.

– Куда денется, выбора нет, – усмехнулась я, – тут не угадаешь заранее, приходится верить рекламе. Раньше был отличный метод: яйцеклетка никого не пускала, а ждала, пока толпа сперматозоидов потеряет терпение и разойдется. Кто последним остался – тот доказал преданность.

– Постой, – чуть ли не заорал Коля, – но ведь ты говорила, нельзя показывать, будто это твоя последняя надежда!

– Угу, – кивнула я. – Поэтому такой метод давно не применяют. Испытательный срок, ознакомиться с рабочим местом – вот новые технологии!

– Так-так, – театрально оживился Коля, – и когда я смогу ознакомиться со своим рабочим местом?

Я смерила его ледяным взглядом:

– Упаси тебя бог произнести такую фразу на собеседовании.

Это оказалось неожиданно сильным ударом: Коля покраснел и потупился.

– Не огорчайся, – смягчилась я. – Шансы всегда есть. Оглянись, какое полное merde сидит на ведущих должностях.

Подбежавшие турки принесли горячее второе и умчались с пустыми тарелками. Я охотно взялась за вилку.

– Лен… – спохватился Коля. – А с чего это ты взяла, будто тендер объявляет самка, а не самец?

– Илена, – строго поправила я.

– Илена, – послушно кивнул он. – Ты не ответила на вопрос.

– Я вообще с кем тут говорила полчаса? С этой пальмой? Или, может, с этим семейством дойчингов за соседним столиком? Я кому тут разжевывала: самка – копировальный аппарат эволюции, самец – пачка бумаги. Скажу больше: это очень смешно, но вдумайся – это правда: даже млекопитающими вас называют по ошибке!

– Это не так! – возразил Коля. – Ведь женщины не могут…

– Без мужиков? – подхватила я кусок шашлыка побольше и отправила в рот. – Ты сам в это веришь, Коля? Ты еще мне расскажи, что женщина без мужика не может забить гвоздь, управиться с авто и заработать денег.

– А защищать женщин кто будет?

От неожиданности я подавилась шашлыком и некоторое время находилась в пограничном состоянии между кашлем и смехом, жестами запретив вскочившему Коле приближаться к моей спине.

– Защищать от кого, Коля? От женщин? От дождя? Может, от диких зверей, которые эффективно разгонялись тлеющей головешкой еще во времена каменного матриархата? Да вы утеряли последние остатки совести, если пытаетесь предложить самкам свои услуги по защите от себя же! Так делают только начинающие бандюганы-неудачники!

– Нет уж, извини! – воскликнул Коля. – Но войны…

Я усмехнулась, отодвинула тарелку и подвинула вазу с фруктами. Пришло время десерта.

– Войны, Коля, это вариант организации самого дешевого тендера, который проходит самотеком. Самцы уходят драться, чтобы к самкам вернулись самые сильные и удачливые носители эволюционной пыльцы, – не важно, свои или чужие, – а прочие остались за бортом. Так делают и лоси, и петухи, и прочий скот. У людей обычно развязывают войну те поганцы, кто останется затем дома, с самками. Они и обеспечивают потомство, пока несостоявшиеся сперматозоиды маршируют на бойню с песнями. В этом, Коля, вселенский обман всех войн.

– Ах, так?! – воскликнул Коля. – То есть ты отвергаешь и доблесть, и мужской героизм…

– Мужской героизм, Коля, это миф, которым тебя с детства зомбировали, чтобы ты согласился умереть, когда это потребуется роду и самкам. Ведь если тебе признаются, что ты низшая каста человеческого рода, такие, как ты, нужны природе один на тысячу, а вас так много бегает лишь для того, чтобы вы бились до смерти в бесконечном тендере за самок – разве тебе захочется жить и проявлять свое мужество и героизм? Если тебе скажут, что мужчины – каста лишних, созданная для того, чтобы жертвовать ими при любом форсмажоре, затыкать любое пекло… Да ты психанешь и повесишься! Неужели тебе так запекли мозги сказками про героизм, что никогда не приходила в голову элементарная мысль: у природы нет и никогда не было idiotishe героизма! Кто сказал тебе, что слово «мужество» означает что-то хорошее с точки зрения Вселенной? На подвиги и опасности род отправляет тех, кем не жалко пожертвовать, вооружив их песнями про мужество, чтоб шагали охотнее. Любая война – это всего лишь сброс генетического балласта и крэш-тест поколения. Но тебя с детства зомбируют сказками про героизм, мужество и солдатиков. Про то, как тебе следует отслужить в армии, ты станешь человеком и женишься. А ты – ты лишний, Коля! Вас и ваших сперматозоидов огромное стадо! Ваша задача – виться вокруг яйцеклетки и безжалостно рвать друг друга, пока одному из вас не повезет с ней слиться. Понимаешь?

Настала тишина. Казалось, даже соседние столики напряглись. Впрочем, вряд ли тут многие понимали русский.

– Но кому-то же повезет? – уныло спросил Коля.

– Все так думают, – отрезала я. – Однако в итоге это решает только самка. Извини.

Я достала мобильник и привычно посмотрела на часы. В третьем тысячелетии часы носят только лохи. Коля, однако, истолковал мой жест по-своему.

– Что, сообщения шлют? – спросил он с неожиданно странной интонацией.

– Пустое… – отмахнулась я и потрепала его по плечу. Не знаю, почему мне пришло в голову ответить такой архаичной фразой, но наверняка следовало выразиться более развернуто, например «пустое беспокойство, мой друг». Или: «полно вам, батенька». Или: «право, что вам за печаль, сударь?» А так Коля решил, будто мне пришло пустое сообщение. Это было написано на его лице, но разубеждать я поленилась.

– Прости, если обидела, – сказала я, вставая. – Я же не тебя лично, я вообще про самцов. В следующий раз ты расскажешь мне, какие мы никчемные, самки-блонди. А сейчас мне пора.

– Куда? – изумился Коля, тоже вставая.

– У меня здесь одно небольшое дело.

– Так пойдем вместе!

– Это дело личное, – объяснила я. – Ты со мной не пойдешь.

Посвящать его в тайну Nazi Ort у меня, разумеется, не было ни малейшего желания.

– Какое личное дело? – Коля был на грани истерики. – Ты же… Ты же приехала со мной! Мы же… Мы же… Ты… У тебя свидание? С кем? С кем? Зачем?!

– Я вернусь через несколько часов, – терпеливо объяснила я.

– Пожалуйста… – прошептал Коля, – Иленочка, почему ты не хочешь, чтоб я пошел с тобой?

– Успокойся! – Мне пришлось рявкнуть. – Будь мужчиной!

Коля остолбенел, а я повернулась и ушла. В тот момент вряд ли я осознавала, как неприятно прозвучал этот императив в контексте прошедшего дискурса.

Мне потребовалось всего полчаса, и даже авто ловить не пришлось. Первые десять минут я петляла по расфуфыренной курортной зоне, проверяя, не пошел ли Коля следом. Но он не пошел. Тогда я вынула смартфон, включила GPS и пошла в нужном направлении. Наш отель выбирал Коля, но я подсказала ему, где именно выбирать, чтобы нужная мне точка оказалась в получасе ходьбы. Но она оказалась даже ближе. Надо сказать, что отель, в который мы заселились, был не самым плохим вариантом, но обладал настолько скучным названием, которое достойно упоминания лишь в какой-нибудь бульварной книжке и лишь в качестве рекламы за достаточно большую сумму. Он назывался «Управляющий не понял моего английского и денег за рекламу не дал».

Я прошла по береговой полосе, отбросила взглядом несколько заискивающих улыбок местных служек, поднялась по мраморным ступенькам, прошла мимо бассейнов, где плавились туши курортников, не подозревавших, похоже, о существовании моря этажом ниже по лестнице. И попала в соседний отель с точно таким же названием.

Он казался даже менее шикарен, по крайней мере корпуса были пониже, а отдыхающих – побольше. Поблуждав по лабиринту тропинок, я вышла к внешним воротам, которые передо мной услужливо распахнул турок. Точка, что отметил Кутузов, оказалась именно здесь, у ворот. Но ни ворота, ни прилагавшийся к ним турок в камзоле никак не походили на гаджет исполнения желаний.

Логичнее было предположить, что Кутузов предусмотрительно запомнил по прибытии GPS-координаты отеля. Видимо, идея растолковать позже чумазому таксисту положение ворот в масштабах ойкумены мыслилась ему удачнее, чем показать бирку ключа.

Однако я так мало вытянула информации из предыдущих точек, что уходить отсюда с пустыми руками мне не хотелось совершенно. Покопавшись в смартфончике, я нашла фотографию Кутузова и принялась допрашивать служку.

Поначалу он не понимал моего английского и все пытался объяснить, что сейчас такого господина в отеле не проживает. Но я была настойчива, служка вызвонил двух друзей, и оба вспомнили, что это господин отдыхал здесь год назад с супругой. Я принялась допытываться, как он выглядел и как себя вел, и много ли пил, но на этот счет они то ли ничего не могли вспомнить, то ли считали, что это слишком приватная информация для незнакомой леди. Я попыталась обаять турков, мне это почти удалось: один из них, тот, чей английский бы лучше всего, все-таки сообщил мне некую странную вещь, которая запомнилась именно ему. Факт оказался странным: господин Кутузов удивил персонал тем, что приехал в Анталию не бледным, как все европейцы, а уже сильно загоревшим. Его лицо покрывал ровный темный загар, хотя глаза были – белыми. Он так и сказал: глаза белые. При этом господин Кутузов вел себя так, будто не отдыхал очень давно – спал, ел, постоянно жарился на солнце. Я согласилась, что для курортника это странно. Попрощалась с болтливыми турками и ушла.

Когда я вышла из ворот, первой моей мыслью было – спуститься к вечереющему морю и искупаться. Но мне стало банально лень тащиться. И эта неожиданная лень, как стало ясно через десять минут, избавила меня насколько можно от целого букета проблем – физических, юридических и моральных.

Я отправилась в наш отель – в номер, спать. Дверь оказалась не запертой. А посреди гостиной в петле из электропровода висел Коля. Его лицо (если такое можно назвать лицом) не забуду уже никогда.

Надо отдать должное туркам: они примчались на мой визг куда проворнее, чем носили тарелки за ужином. Что они делали дальше, я не видела, но через полчаса предо мной появился интеллигентный турок-врач, который на почти чистом английском сообщил, что жизнь Коли вне опасности, хотя в госпитале придется провести неделю. Пожалуй, тут я приняла единственно верное решение, полезное для всех, и для Коли в первую очередь: отдала врачу все деньги, что у меня были, и составила для Коли краткую записку – такую, которая бы помогла ему выздороветь. В ней я просила простить меня за необдуманную истерику, которую устроила ему по причине смены климата и чисто женских дел. А также клялась, что у меня нет и не было здесь никаких мужчин и никаких свиданий, но после случившегося я в таком шоке, что врач срочно депортировал меня домой. По большому счету все это являлось правдой. Врач действительно помог мне погрузиться в такси, которое вскоре уже несло меня в аэропорт.

Как сообщили через пару дней изобильные SMS, Коля прочел мою записку, повеселел и шел на поправку. Мужчина – слабое, неудачно спроектированное животное, которому очень нужно все время чувствовать свое превосходство и незаменимость. Я позволила себе забыть об этом и чуть не поплатилась кармой.