Текст книги "Лена Сквоттер и парагон возмездия"
Автор книги: Леонид Каганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Постельная сцена
Попав ко мне домой, Павлик долго и с удовольствием осматривался, словно примеривался, насколько комфортно ему тут будет жить. И только когда я начала раздеваться в прихожей прямо перед ним, он отвлекся от оглядывания стен и уставился на меня. К тому времени я уже успела скинуть всё, кроме нижнего белья.
– Ты сам раздеваться будешь? – спросила я его. – Что стоишь-то? Снимай с себя все, бросай одежду здесь, жду тебя в спальне.
Я повернулась к нему dessous, прошлепала в спальню и забралась под одеяло. Вскоре сюда зашел и Павлик – голый и слегка смущенный, как любой человек, оказавшийся голым чуть более неожиданно, чем планировал.
– Закрой дверь плотно и залезай под одеяло!
– Может, включим музыку? – предложил он. – И выключим свет?
– Это уже совсем лишние предосторожности, – ответила я, откидывая одеяло. – Залезай быстрей.
Он послушно полез под одеяло и протянул ко мне руки, но я отодвинулась и отпихнула его:
– Не так быстро. Сначала мы поговорим по-настоящему о наших служебных делах.
– О делах? – Павлик приподнялся на локте и изогнул бровь иронично: – Я, конечно, знал, что служебные дела тебя возбуждают, но не думал, что даже в постели.
– Итак, – начала я. – Во-первых, только здесь и сейчас я готова признать, что ты меня вычислил абсолютно шикарно. Уважаю.
– Спасибо, – кивнул Павлик.
– Заметь: я призналась в этом только сейчас. В других обстоятельствах я буду отрицать твою сказку.
– Да пожалуйста.
– Но могу поспорить, – продолжала я, – что у тебя в системе документооборота Корпорации нет полного доступа. Тебе его никто не даст, ведь ты просто рядовой работник СБ.
– Скажем так: старший рядовой, – усмехнулся Павлик.
– Но пойти на взлом системы, чтобы повысить свой уровень доступа, работник СБ не сможет – уж его-то мигом вычислят.
– Ты права, – согласился Павлик. – У меня служебный четвертый доступ. Его мне хватило, чтобы отследить твои проделки. Есть еще пятый. Но к чему это все?
– К тому, что у меня-то взломан и пятый служебный доступ. А у тебя его нет.
– Ты круче? – хохотнул Павлик.
Я тоже привстала на локте и повернулась к нему:
– Павлик, я предлагаю тебе сговор. Сделку. Я провожу по пятому доступу приказ о назначении тебя начальником СБ от имени наших зарубежных владельцев. А ты убираешь все мои следы. Согласен?
Павлик наблюдал за мной с ироничной улыбкой:
– Леночка, ты как-то не вполне понимаешь, насколько все серьезно. Во-первых, это реальная уголовная статья, где условным сроком не отделаться.
– Это только если дело вскроется!
– А оно по-любому вскроется. Как ты себе представляешь, сместить начальника отдела СБ? Ты вообще понимаешь, что такое начальство СБ в корпорации такого размера, как наша? Начальство такого уровня всегда работает на две ставки: и у нас, и в органах госбезопасности. Так удобнее и им, и Корпорации. Ты всерьез надеешься, что выгонишь подложным приказом подполковника госбезопасности с должности начальника СБ Корпорации? Он тихо соберет веши и освободит мне кресло? – Павлик фыркнул. – Детский сад, Леночка.
– Хорошо, – продолжила я. – Подозревала что-то в этом духе. На это у меня есть план номер два: объявляется крупный скандал по факту взлома системы доступа – но только без моего имени. Я выйду напрямую на иностранных инвесторов. Вынесу им эту историю с кое-какими материалами, приврав кое-что от себя. После этого стану главным свидетелем, а в Корпорацию нагрянет комиссия, которая поувольняет всех, на кого я укажу. Но это сработает, как ты понимаешь, только если тебе удастся стереть все следы и отвести стрелки от моего имени. За это я обещаю выхлопотать тебе…
– Да что ты все время со мной торгуешься? – перебил Павлик. – Что ты мне выхлопочешь? Извини, мне не годятся твои сделки. Ты действительно не понимаешь до сих пор, в какую серьезную историю влипла? Ты не понимаешь, что тюрьма грозит и мне, и тебе? Единственное, что я могу для тебя сделать, – это тихо вычистить все твои крючки из системы и постараться спустить дело на тормозах. Но ты за это должна исчезнуть из Корпорации навсегда и больше никогда не появляться ни в офисе, ни в центральной системе документооборота. Поверь, это мне будет очень непросто сделать. Но я готов.
Я думала долго. Так долго, что Павлик успел положить руку мне на живот, но я ее отбросила, а между нами кинула подушку.
– Хорошо, я согласна, – кивнула я. – Считай, что мы договорились. Разговор окончен, одевайся.
– Как – одевайся? – растерялся Павлик. – А зачем ты меня вообще домой позвала в кровать?
– А ты не понял, что ли? – удивилась я. – Поговорить!
– Что, другого места нет поговорить?
– Для работника СБ ты как-то недостаточно сообразителен, – поморщилась я. – Разумеется, только у меня дома и только когда ты голый в моей кровати, я могу быть абсолютно уверена, что ты не включил никаких диктофонов и камер, и наш разговор не записывается!
Я думала, он обидится, но он только весело расхохотался, откинул одеяло и пошлепал в коридор одеваться.
– Вот дуреха-то! – донеслось оттуда. – Вот ведь паранойя! Ты до сих пор не научилась отличать, кто тебе друг, а кто враг?
– Не обижайся, – попросила я. – Мне сегодня все равно нельзя.
– Эту сказку расскажешь кому-нибудь другому, – хихикнул Павлик. – Я же давно читаю твой блог и вполне имею представление, в какие дни тебе можно, а в какие нельзя.
Я скрипнула зубами.
– Хорошо. Но раз ты такой проницательный, неужели ты верил, будто я вот так сразу лягу с тобой в кровать? Одежду мне принеси, пожалуйста!
Павлик принес одежду. Похоже, он действительно веселился от души:
– У нормальных леди принято зазывать джентльмена домой на чашку чая, но вместо чая заниматься любовью. У тебя все наоборот. Ну так ты чаем хоть угостишь?
– Чаем угощу, – пообещала я.
На кухне мы беседовали о всякой ерунде, и довольно живо. Мне было неудобно, что я так обошлась с Павликом: похоже, моя паранойя действительно стала невыносимой.
– А это что у тебя? – вдруг спросил Павлик, кивнув на разрисованную доску. – Ого, не города ли это из того GPS-брелка, про который ты меня спрашивала?
Я обернулась. На доске виднелись следы моих тщетных попыток понять связь между Тамбовом, Воронежем, Питером, Москвой, Анталией, Ельцом и Кёльном. Кружки, стрелочки и кучи вопросительных знаков.
Тогда я решила рассказать все Павлику с самого начала – от господина Кутузова, оказавшегося моим отцом, и до питерского Дацана, который окончательно все запутал.
Павлик слушал внимательно и не перебивал, а лишь иногда задавал уточняющие вопросы. Он не поверил про превращение воды в пиво, пока я ему не показала снятый ролик.
– А с чего ты взяла, что это загадочное место находилось в одной из тех точек? – спросил он.
– У меня нет других версий. Я тебе сообщила всю информацию, что у меня есть.
– И никто не может добавить никакой информации… – задумчиво констатировал Павлик.
– Его друзья погибли. Тренер мог бы наверняка что-то рассказать, но не уверена, что он жив.
– А это именно какое-то место? – спросил Павлик. – Может, это мистический обряд, который можно провести где угодно? Прибор? Заклинание?
Я пожала плечами.
– Он называл это местом на Земле. Может, надо еще раз съездить в Воронеж и Тамбов? Может, не на охоту и рыбалку он туда ездил?
– Может, – серьезно кивнул Павлик. – Хотя что-то я не слышал о мистических свойствах тамбовских лесов. Хочешь съездим вместе?
– Хочу! – обрадовалась я.
– Договорились. – Павлик посмотрел на часы. – А сейчас мне пора. Я подумаю над твоими фактами, тут надо все проанализировать как следует. Если что-то придет в голову – позвоню.
И он отправился в прихожую надевать ботинки.
Я пошла его провожать и нерешительно топталась рядом.
– Все решаешь, не позвать ли меня в постель снова? – Павлик вдруг насмешливо посмотрел на меня. – Нет, уже не сегодня. Я так давно ждал, что подожду еще. Пока!
Он чмокнул меня в лоб и аккуратно прикрыл дверь. Мне почему-то стало грустно.
Я прибралась на кухне, лениво полазила по интернету, уже собралась спать, разделась и выключила свет, как вдруг позвонил Павлик.
– Знаешь, – сказал он серьезно, – я тут подумал, проанализировал все, что ты сказала, и… В общем, я догадался, что это за место.
– И что это за место? – спросила я.
– Я рассуждал так: Воронеж и Тамбов – удобные места, чтобы ездить на охоту и рыбалку. Елец – это дом, где он жил. То есть он запоминал точки, куда планировал вернуться, но вряд ли придавал этому серьезное значение. Скорее, этот брелок был для него игрушкой, которой он играл поначалу, а потом забросил. Ты согласна, что это логичная версия?
– Ну, допустим. И что?
– Например, возьмем точку в Москве – это первый попавшийся ларек возле маршрутки, идущей из аэропорта. Ты сказала, что там год назад была печать фотографий? Он мог прилететь откуда-то и сразу сдать в печать фотографии, а точку запомнить, чтобы за ними вернуться. Судя по всему, он либо прилетел из Кёльна, либо из Анталии. Короче говоря, я отбросил Елец, Воронеж, Тамбов и Москву.
– Допустим. Но Кёльн, питерский Дацан и Анталия – там тоже ничего нет. Даже в Дацане!
– Правильно, – ответил Павлик. – Но это просто значит, что в то загадочное место он не брал свой брелок.
– Почему же? – удивилась я.
– Я тоже подумал: почему? И предположил, что туда он ездил с друзьями, и они брали с собой куда более мощную навигационную систему, чем тупой карманный брелок. Логично? Следовательно, это сложное и труднодоступное место – не случайно он летал в Кёльн закупаться инвентарем для путешествия.
– А зачем он в Кёльне запомнил точку? – поинтересовалась я.
– Не знаю, – ответил Павлик. – Да и какая разница? Может, сравнивал показания с навигационной системой, которую там купил. А может, запомнил точку на шоссе, чтобы удобнее было вернуться и обменять товар, если что-то не так. А может, он заказал там что-то настолько сложное, что его попросили приехать на следующий день, чтобы успеть подвезти со склада. Или чтобы оформить какую-нибудь бумагу для таможенного контроля при вывозе.
– Так что же он там купил и что это за место? – не выдержала я.
– Будем рассуждать дальше, – спокойно продолжал Павлик. – Дацан пока оставим. В Кёльне он купил инвентарь. Остается у нас Анталия, которая дала очень много важной информации. Которую ты почему-то проигнорировала.
– Что же это за информация? – вскинулась я.
– Он туда приехал загорелым?
– Ну да. Так вспомнили служащие отеля.
– Ну? – требовательно спросил Павлик. – Откуда можно приехать отдыхать на курорт загорелым?
– Понятия не имею! – вспыхнула я. – Они сказали, что он ел, спал и жарился на солнце, но у него было загорелое лицо и белые глаза.
– Вот как? – удивился Павлик. – Про белые глаза ты мне не говорила!
– Забыла, значит.
– И очень зря. А что значит, белые глаза?
– Не знаю. Они так сказали: лицо загорелое, а глаза белые.
– Прекрасно! – воскликнул Павлик. – Я бы догадался вообще сразу, если бы ты мне сказала про белые глаза и загорелое лицо. Итак, выстраивается цепь событий: человек специально ездил в Кёльн покупать такое сложное оборудование, которое там достать проще и дешевле, чем в Ельце или Москве. Потом был в том самом загадочном месте, я полагаю, – для того оборудование и покупалось. А вернувшись, понесся в Анталию с женой – отдыхать, отъедаться и жариться на солнце? Так? Но это значит, он сильно устал, долго недоедал и очень сильно мерз.
– И загорел лицом? – усмехнулась я.
– Именно. Но вокруг глаз загара не было – они остались белые. Знаешь почему? Потому что он загорал в очках.
– И что это значит?
– И ты до сих пор не догадываешься? – удивился Павлик.
– Нет!
– Он был в горах.
Я недоуменно присвистнула.
– В горах? Почему в горах?
– Потому что в горах нужно сложное оборудование. В горах сильный ультрафиолет и можно здорово обгореть лицом, оставив след от очков, которые в горах необходимы. И в горах можно так измотаться и так замерзнуть, чтобы проклясть все и дать себе слово по возвращении мотануться к морю, отдохнуть на солнце.
Я заметила, что стою голая посреди спальни с мобильником и дрожу то ли от холода, то ли от азарта.
– В горах… – произнесла я. – А я-то думала: парашют, акваланг… Скажи, но при чем тут питерский Дацан?
– А вот питерский Дацан как раз ключ, – охотно продолжил Павлик. – У него же тренер родом из Бурятии и был буддистом?
– Ты хочешь сказать, что и мой отец стал буддистом? – удивилась я.
– Как видим, нет, – серьезно ответил Павлик. – Он явно бывал со стариком в Дацане, но буддистом не стал. Иначе он бы ни за что не отправился на ту гору. Он был авантюристом, как и ты. Но буддизм – это ключ. Он кое-что узнал в буддизме, или ему старик рассказал что-то из легенд.
– Так что это за гора? – воскликнула я.
– Скажи мне, – начал Павлик. – Как именно назвал твой отец это место? Он называл его фашистским? Или нацистским? Или местом, где свастика? Это очень большая разница!
Я крепко задумалась.
– Не помню. Что-то в этом роде было сказано, про нацистов что-то… Он был так пьян, что я могла его неправильно понять.
– Выражение Nazi Ort – ты придумала?
– Да. Разумеется. Но не помню почему.
– Ну так знай: он называл это место – местом свастики, – заключил Павлик. – А фашисты тут ни при чем. Место свастики.
– Ну? – воскликнула я в нетерпении. – Что это за место?
– Все оказалось просто, – иронично продолжил Павлик. – Я набрал в интернете «фашистская гора», «место свастики», «гора свастики»… Не пробовала?
– Нет.
– А вот я попробовал и нашел сразу. Знаешь, не так-то много мест на Земле, где еще творятся чудеса. Про воронежские речки и тамбовские леса нету таких знаменитых мистических легенд. А вот в буддизме, и в индуизме, и в ламаизме, в религии Бон – везде есть упоминание о священной горе, которая находится в центре мира, и с нее берут начало четыре великие реки. Именно там живет божество, именно там якобы находится страна Шамбала, и все такое. Это все одна гора, которую искали и Рерих, и Блаватская, и все, кто интересовался восточной мистикой. В мире только одна священная гора, на которую человеку подниматься категорически запрещено. И, как утверждает нам Википедия, ни разу ни один человек за всю историю мира не ступал на вершину этой горы. Хотя около нее постоянно кружат толпы паломников.
– Я никогда не слышала про какую-то особую неприступную гору, – удивилась я. – Эверест, что ли?
– Нет, не Эверест. Это действительно странно, что никто из нас о ней не слышал. Но даже если ты просто наберешь в интернете «священная гора» – ты сразу найдешь ее название. И в Дацане тебе могли о ней рассказать, и где угодно. Это действительно самая известная гора для всех тех, кто хоть немного посвящен. Но, что самое интересное, эта гора называется «гора свастики».
– Павлик, я тебя обожаю! – воскликнула я.
Часть 9
Небо над Поднебесной
Пекин
В Китае человек начинает ощущать себя попавшим в муравейник. Это не сравнить с голодными взглядами турков или милым вниманием жителей Ельца к двум девушкам, одетым регулировщицами тридцатых годов. Это именно муравейник: они маленькие, их много, и жизнь кипит. Ощущение, что вокруг тебя днем и ночью миллионы глаз, ушей, рук, сердец и задниц, необычно для русской туристки, даже если она выросла в Москве. Про Москву китайцы почти ничего не знают. Им наплевать на все наши мировые новости, Голливуд, интернет и прочие диковинки дальних малонаселенных земель – у них здесь своя ойкумена, и плевать им на нас еще больше, чем москвичам плевать на тех, кто за МКАДом. И, разумеется, никто здесь не знает английского.
Поэтому таможню я проходила сложно. Сперва мои баулы тревожно обнюхали семь миниатюрных полицейских и два дерганых пекинеса на поводках – искали наркотики. Я когда-то читала в интернете, будто по китайским законам за любые наркотики полагается смертная казнь с немедленным разбором на органы для пересадки: при таком миллиардном населении под управлением компартии человеческая жизнь не представляет никакой ценности. В статье той, ссылку на которую я нашла, кстати, в блоге Жанны, утверждалось, что законы эти касаются всех, даже иностранцев. И что немало юных голландок поплатились сердцем, печенью и костным мозгом за то, что не потрудились встряхнуть перед турпоездкой свою дамскую сумочку на предмет завалившихся под подкладку косячков. Вероятно, существовал способ обмануть пекинесов и провезти в Китай порцию листьев коки, чтобы жевать во время полета на гору, как это принято у высокогорных народов для адаптации к горной болезни. Или хотя бы кокаин, чтобы сделать из него обратно листья коки, натерев им какой-нибудь местный лопух. Но я не стала рисковать и всерьез об этом не задумывалась.
Багаж мой был невелик, и у меня, of course, имелись красивые и лаконичные ответы по каждому предмету, но все они оказались не нужны, потому что даже таможенники в аэропорту катастрофически не знали английского.
– Forest time? – спрашивала меня барышня со злыми партийными глазами.
– No forest! – отвечала я. – Shoping and museum! Туризм, блин!
– Forest time China? – допытывалась барышня как автомат.
– WTF? What is forest time?
– Forest time! Are you forest time? – В отчаянии таможенница начинала загибать пальцы: – Forest time, second time, third time… Are you forest time in China?
Наконец с формальностями было покончено, я выбралась из аэровокзала и после долгих приключений, которые описывать нет смысла, заселилась в гостиницу. Это оказалась неплохая гостиница для иностранцев – здесь был даже интернет. И портье в сереньком мундире с застежками, чем-то напоминавшими гусарские, вполне сносно говорил по-английски. Судя по вольным манерам и профессионально-внимательному взгляду, он заодно работал ушами в местной госбезопасности.
Я написала пару писем, послала несколько SMS, приняла душ и отправилась гулять по городу с целью осмотреть достопримечательности, а также побывать в бюро вертолетных экскурсий для иностранцев.
Сразу скажу: если вы не любите кататься в столичном метро в час пик, если вам не нравятся стадионы во время матчей и переполненные курортные пляжи, если вас не привлекают шествия в колонне на митингах, просмотры городских фейерверков и бесплатных концертов в день города, то Пекин вам тоже не понравится. Путешествие по Пекину от висения в столичной толпе отличается только тем, что здесь не принято воровать мобильники. Пройдя пару кварталов, я абсолютно утратила интерес к достопримечательностям.
Любой осмотр достопримечательностей – это попытка туриста доказать самому себе, что он не зря потратил время и бабло на свою поездку. В мире не существует достопримечательностей, за которыми имело смысл пускаться в дорогу, а если такие места есть, то они почему-то официально не считаются достопримечательностями. Я способна понять туриста, который пролетел континент, чтобы увидеть реликтовую фреску, о которой пишет диссертацию. Но такие люди обычно летают в командировки, а не турпоездки. Типичный турист – это пузатый bastard с дешевой мыльницей, который считает своим долгом посетить в чужих городах все те tourist spots, которые ему бы никогда не пришло в голову посещать в родном: все эти stupid постройки, дворцы, парки и особенно музеи.
Турист не способен признаться себе и коллегам по возвращении, что ездил в отпуск жрать дешевых креветок, валяться на солнце и лакать все алкогольное, что дадут. Поездка маскируется под культурную миссию. Независимо от страны – будь то Китай, Перу, Италия или Австрия, – турист мается на жаре, выслушивая цифры экскурсовода, в каком веке каким правителем было начато строительство дворца, сколько кубометров щебня пришлось выдолбить снизу, а сколько напихать сверху, в каком году случился пожар и обвалилась крыша, и сколько сотен художников потом заново расписывало фрески. Проходя с группой таких же bastards вдоль ленточных загородок, турист в ожидании обеда по программе жадно впитывает этот информационный мусор, который:
1. Ему никогда в жизни не пригодится: ни сравнить, ни осознать он его не сможет, поскольку не специалист ни в истории, ни в архитектуре, ни в живописи.
2. Эту информацию он к обеду забудет, а снимки, сделанные мыльницей с неотключаемой вспышкой, все равно не получатся.
3. Все это можно было бы прочесть в Википедии за минуту, не выходя из дома.
4. Все это разбавлено таким количеством местного беззастенчивого вранья и легенд, разнящихся от экскурсовода к экскурсоводу, что мало похоже даже на цифры из Википедии.
Однако турист упорно делает вид, что ему до заворота кишок интересна мозаика колонн IV века нашей эры, хотя на самом деле мечтает, наконец, сесть за столик аутентичного кабака и блаженно вытянуть ноги в ожидании официантов. А затем – выпить и закусить.
Это человеческое лицемерие сродни тому чувству, которое заставляет молодую пару перед вечерним совокуплением отправиться в кино или театр, делая вид, что целью rendez-vous было именно это, а все остальное произошло как бы незапланированным экспромтом. Раньше я была уверена, что это связано с религиозной моралью, которая учит нас, что самооправдание для банального траха или чревоугодия можно заслужить лишь искупительной жертвой – потратив силы и время на духовные муки. Но после разговора о страданиях со смотрителем питерского Дацана мне начало казаться, что дело именно в них: жратва или трах сильно потеряют в качестве, если не будут освобождением от страданий по высиживании балета в трех актах.
Дойдя до этого места в размышлениях, я вдруг поняла, что просто ищу для себя оправдание, почему мне глубоко наплевать на все дворцы и музеи Пекина. Это меня удивило еще больше, но, к счастью, тут таксист остановился и показал мне знаками, что я прибыла, куда просила.
Центральное агентство вертолетных экскурсий для иностранцев, которое я еще в Москве нашла по интернету, оказалось маленькой стеклянной забегаловкой, ничем не отличавшейся от рядового турбюро. Здесь была приемная с креслами и проспектами, конторка с тремя зачуханными секретарями и дверь вглубь, где находился кабинет для собеседований. Он явно был занят – оттуда доносились глухие голоса.
Я поздоровалась с секретарями, объяснив жестами, что мне надо поговорить с начальством, села в кресло и огляделась. Здесь не оказалось решительно ничего интересного, за исключением стенда с фотками улыбающихся туристов на фоне вертолетов. Туристы были обычные, но, судя по дорогой оптике, висящей на их животах, деньги у них имелись. Затем я заметила над фотографиями самодельный плакатик, распечатанный крупными буквами. Он был вроде как на английском языке, но мне потребовалось встать с кресла и постоять у стенда некоторое время прежде, чем удалось его прочесть. В буквальном переводе на русский это звучало бы примерно так: «Мы вам почтеннейше извинимся на доставленную невозможность экскурсированного винтом-крутить полета для гора Тибет».
Я озадачилась. Это могло означать, и что вертолет не летает из Пекина в сторону тибетских гор, и что бюро уже обсижено туристами, просящими их забросить на Кайлаш. Лично мне больше нравился второй вариант, потому что это хотя бы доказывало, что все догадки правильные, и мой Nazi Ort именно там. А вертолет можно найти и в Лхасе, вопрос бабла. Важнее мне казалось получить знак, что я на верном пути. И я его получила буквально через минуту.
Из кабинета доносился сварливый визг. Я прислушалась: это была женщина с отвратительным английским, она несколько раз повторила «Кайлаш». И только когда она перевела дух и разразилась витиеватой русской бранью, я, наконец, узнала голос: это была моя Verfluechter Жанна. Дверь распахнулась, и она появилась прямо передо мной.
Жанна ничуть не изменилась с тех пор, как я ее видела в последний раз – ее прическа напоминала все тот же кокос с кистями, а на ногах были те же totalitarian сапоги. Единственное – она слегка похудела. В смысле – осунулась.
Увидев меня, Жанна остолбенела, вытянув по швам руки как Barby doll, и завизжала. Но поскольку она визжала без передышки последние минут десять, даже китайцы за конторкой не дрогнули, решив, что такова нормальная реакция этой бледнолицей обезьяны всякий раз, когда она куда-то входит или выходит.
– Что тебе здесь надо, Гугель?! – отвизжавшись, пролаяла Жанна совсем как в нашу прошлую встречу.
– Здравствуй, Жаннетт, – ответила я насмешливо. – И здесь тоже твой ларек, да?
– Что тебе здесь надо, Гугель?! – с отчаянием произнесла она снова.
– Я-то здесь по своим делам, – объяснила я. – А вот ты, дорогая моя, здесь тоже по моим делам? О которых узнала из украденного органайзера? Это куда смешнее. В следующий раз оставлю для тебя в своем мобильнике формулу синтеза яда или координаты обрыва на серпантине – надеюсь, украв мой следующий аппарат, ты примешься реализовывать эти инструкции с тем же прилежанием…
Уже заканчивая фразу, я сообразила, что идея такого рода на самом деле настолько шикарна, что вовсе незачем было ее сообщать Жанне. Но было поздно.
Жанна фыркнула, выпучила глаза и проследовала мимо меня к выходу, цокая каблуками.
– А смартфончик украденный ты мне вернуть не хочешь? – спросила я, но Жанна даже не обернулась.
Я улыбнулась китайцам за конторкой, показав глазами на дверь, хлопнувшую за бледнолицей обезьяной. Но в силу культурных различий они меня не поняли, сочувствия не выразили, а молча поклонились – все трое. И я отправилась в кабинет.
Как и следовало ожидать, разговор с менеджерами – их там тоже сидело трое – вышел долгим, полным языковых барьеров и до тоски безрезультатным. Нет, в Тибет вертолеты из туристической компании не летали. Что было связано, как я поняла, с какими-то внутренними визами. Филиалов в Лхасе у них не было. И ничего посоветовать не могли, лишь совали мне проспект с экскурсиями на какие-то озера. Когда я прямолинейно заявила, что мне нужна вершина Кайлаша, один из них, что сидел справа и все время молчал, вдруг поднялся и на достаточно хорошем английском чеканно объяснил, что Кайлаш – священная гора, никто никогда на ее вершине не был и никогда не будет.
Вернувшись в гостиницу, я пообедала в тамошнем кафе для иностранцев, решив, что питаться в ориентальных закусочных, не зная традиций и названий блюд, отдельный experience, который следует отложить до худших времен. В номере я слегка побегала по интернету, а потом легла на кровать и стала думать.
По-любому выходило, что мне надо ехать в Лхасу. Единственное, чего не хотелось, – это встретить там Жанну. Я постаралась не думать о мерзавке, но это мне не удалось. Дальнейший ход своей мысли я в мельчайших подробностях восстановила позже, раз за разом вспоминая эту сцену.
Откинувшись на кровать, я обвела взглядом комнату, и взгляд мой, вероятно, упал на дешевую гостиничную репродукцию, где самым пошлым образом изображались два упитанных пекинеса на фоне пагоды. Наверно, так бы выглядела для иностранца в московской международной гостинице фотография матрешки на стене. Но поскольку последний раз я видела пекинесов в аэропорту, когда те обнюхивали мой багаж в поисках наркотиков, а про судьбу наркоманов Китая я читала по ссылке именно у Жанны, мысль моя снова вернулась к ней.
И в этот момент – каюсь – я подумала, что если бы мне удалось провезти немножко кокаина или хотя бы купить где-нибудь здесь в трущобах (я уверена, его удастся найти даже в Северной Корее, никакой закон не остановит)… то можно было бы преподнести Жанне какой-нибудь подарочек. Какой-то предмет, сувенир или брелок, запрятав глубоко внутри маленький сверточек. После чего деликатно сообщить властям, у кого и где искать. И это бы полностью и навсегда решило для меня проблему Жанны…
Эта идея выглядит достаточно sophisticated, если ее пытаешься формулировать вслух. Но в реальности, как это всегда бывает с идеей, она сверкнула в моей голове в один момент, и кольнула достаточно больно, когда я, наконец, осознала ее смысл. Мне редко бывает стыдно, поскольку я не совершаю поступков, за которые можно себя стыдить. Но это был как раз такой случай.
Я потупилась и непроизвольно закусила губу. С этого момента я помню все события четко: я сидела на койке в номере и размышляла о том, что все имеет предел, и, видимо, в своих поисках я докатилась до своего морального предела, если мне начали лезть в голову мысли такого уровня подлости и кровожадности.
Разумеется, о воплощении этого замысла я не думала. Я думала о душе: о том, что моя душа зачерствела и покрылась пылью, и ей необходима чистка, о которой мне очень тактично намекал смотритель Дацана. Потому что даже само появление подобного рода идей – это очень тревожный сигнал. И как хорошо, что моя внутренняя сигнализация еще работает.
И в этот момент раздался звонок мобильника. Принимать звонки в китайском роуминге не хотелось, вдобавок я не представляла себе абонента, разговор с которыми мог оказаться актуален здесь и сейчас – в Пекине, в гостинице. Но мобильник упорно звонил, и когда я поглядела на экран, по спине побежал неприятный холодок: это была Жанна.
– Здравствуй, Жаннетт, – ответила я прохладно. – Слушаю тебя внимательно.
– Здравствуй, Гугель, – проскрипела Жанна странноватым, словно извиняющимся тоном. – Ты просила, чтобы я тебе вернула твой мобильник? Я готова тебе его вернуть.
– Очень приятно, – ответила я медленно и после долгой паузы. – Но ты знаешь, я давно купила себе другой. В новой модели еще больше экран и еще качественней камера.
Трубка посопела.
– Пусть у тебя будет два, – ответила Жанна, – зачем мне твой мобильник?
– Действительно, зачем? – усмехнулась я. – Хорошо, спасибо. Мне приятно, что у тебя прорезались остатки совести.
– Где ты остановилась? – без паузы спросила Жанна.
– Нет, Жаннетт, спасибо, мне не нужны гости, – ответила я.
– Ты не поняла, – раздраженно произнесла Жаннетт. – Я не напрашиваюсь к тебе в гости, я только отдам тебе твой мобильник и сразу уйду.
– Ну, хорошо-о-о, – медленно согласилась я, чувствуя, что неприятный холодок на спине вернулся и превратился в настоящий сквозняк. – Давай завтра?
– Завтра я уезжаю в Лхасу, – сообщила Жанна с плохо скрываемым вызовом. – Давай сегодня.
– Хорошо, – согласилась я кротко и продиктовала адрес.
– Я недалеко, буду через полчаса, – сообщила Жанна.
– Жду тебя, – ответила я. – Буду или у себя в номере, или в баре – спросишь у портье, он хорошо знает английский.
Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы собрать свои вещи, нотики, шнуры, разбросанную по ванной косметику и выехать из отеля.
Перед уходом я сообщила портье, что меня преследуют соотечественники-наркоторговцы: в самое ближайшее время здесь появится барышня, которая будет обо мне спрашивать, при ней окажется мобильный коммуникатор, в котором у нее всегда запрятана доза наркотиков.
