Текст книги "Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра"

Автор книги: Леонид Юзефович

Соавторы: Евгений Габуния
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Продавцы с неприступным видом прохаживались вдоль уставленных иностранной аппаратурой полок, снисходительно посматривая на толпившуюся молодежь.

В первое посещение магазина Степан тоже пробился к прилавку и, взглянув на баснословные цены, чуть не ахнул. -Выбравшись из толчеи, поискал глазами Савицкого и услышал над самым ухом:

– Порядок, начальник, здесь я.

Уже несколько дней они с Савицким, как на работу, ходили в этот самый большой в столице комиссионный магазин иностранной радиоаппаратуры. Собственно говоря, работой эти хождения были только для инспектора уголовного розыска, а не для его спутника. Однако Савицкий не роптал, был точен, словом, не нарушал условий джентльменского соглашения, как назвал это вынужденное сотрудничество Шатохин. Лейтенант же держался в стороне, где-то на улице, и Чобу его почти не видел, но знал, что в нужный момент Сергей обязательно появится. Этот момент, однако, не наступал.

Присмотревшись, Чобу убедился, что магазин живет второй, особой жизнью, которая ни для кого не была тайной. Он уже знал в лицо завсегдатаев магазина, вызывающе одетых молодчиков с наглыми и в то же время вкрадчивыми манерами. Будто случайно задрав рукав пиджака (как правило, кожаного), они сновали в толпе, выставив левую руку, на которой переливался всеми цветами радуги под хрустальным стеклом циферблат. Это были фарцовщики, промышляющие японскими и швейцарскими часами. Время от времени кто-нибудь из них, пошептавшись с покупателем, выходил с ним на улицу, и сделка совершалась вдали от посторонних глаз. Купля-продажа товаров помельче – сигарет, противосолнечных очков, жевательной резинки, дисков, магнитофонных кассет и прочих традиционных товаров фарцовщиков – происходила тут же, в магазине.

Среди этой публики у Савицкого оказалось много знакомых, с которыми он непринужденно перемигивался, жал руки. «Как рыба в воде, – брезгливо отметил про себя Степан, – вернее, в грязной воде».

На Чобу никто не обращал внимания. Смерив наглым изучающим взглядом его потертое пальто, фарцовщик уже не проявлял к нему интереса: на этом заезжем фраере не заработаешь. «Хотел бы я видеть твою морду, паскудник, – со злостью думал Степан, – если бы ты знал, что перед тобой инспектор уголовного розыска». Со смешанным чувством отвращения, возмущения и собственного бессилия старший лейтенант наблюдал за происходящим изо дня в день торжищем. Впервые ему была отведена роль стороннего наблюдателя. Степану стоило немалых трудов сдержать желание отвести в отделение какого-нибудь из этих молодчиков, однако он понимал, что этим может сорвать всю так тщательно задуманную операцию. Приходилось терпеть.

Время от времени в магазине появлялся наряд милиции, и тогда всю эту публику сдувало, как ветром. Иногда милиционеры выводили кого-нибудь на улицу и увозили в отделение. Наступало временное затишье, после которого все возвращалось на круги своя.

Тот, кого искали, не появлялся.

После очередного похода на Садово-Кудринскую Чобу сказал в сердцах:

– Послушай, Сергей, меня от этой публики воротит, не могу больше... Да и не появляется этот «потерпевший». Вдруг Савицкий все выдумал?

– Я тебя понимаю, но что поделаешь, наше дело такое. Давай-ка сходим на Димитрова. Попытаем счастье там. Авось повезет.

Поезд метро остановился на станции «Октябрьская». В город вели два выхода, и Степан в нерешительности остановился, не зная, какой выбрать. Спрашивать у спутника ему не хотелось. Савицкий же, видимо, поняв, в чем дело, предупредительно показал:

– Нам сюда, начальник.

Степан недовольно поморщился:

– Какой я тебе начальник? Сколько раз говорил: называй просто по имени.

За то время, что они провели вместе, Чобу успел присмотреться к своему «верному» спутнику и понял: не такой уж он, Борис Савицкий, потерянный человек. Парень как парень, только много дури наносной в голове. Легкомысленный, избалованный, с ленцой. Степану, выросшему в многодетной крестьянской семье, где ценили вещи не за моду, а за добротность и элементарные удобства, было трудно понять психологию Бориса и ему подобных, у которых на уме только одно: шмутки и обязательно фирменные, рестораны и прочее. «Выбить бы из него эту дурь – глядишь, и человеком бы стал».

Поглощенный своими мыслями, Чобу не заметил, как лента эскалатора кончилась, но Савицкий вовремя предупредил:

– Осторожно, споткнетесь. Приехали. – Он уже не называл Степана начальником, но и по имени обратиться тоже не решился.

Они вышли на улицу, и Чобу по своему обыкновению осмотрелся на новом месте. На противоположной стороне широкого проспекта раскинулся старинный особняк красного кирпича.

– Французское посольство, – с некоторым оттенком почтительности в голосе пояснил Савицкий. .– И это вот – тоже, – он показал на возвышающийся рядом большой дом, архитектура которого резко отличалась от других зданий непривычными модернистскими формами и маленькими, смахивающими на бойницы, окнами. «Московских морозов, что ли, французы испугались?» – подумал Чобу. До них донеслись громкие голоса играющих в посольском дворе ребят. Здесь, в Замоскворечье, старинном уголке Москвы, французская речь в устах малышей, резвящихся так же, как и все дети на свете, звучала странно и непривычно.

Комиссионный магазин № 15 считался своего рода Меккой коллекционеров антикварных произведений искусств. Степан, едва войдя в обширный торговый зал, сразу приметил: публика здесь посолиднее, чем на Садово-Кудринской. И вообще магазин походил больше на выставку антиквариата, чем на предприятие торговли. Скульптуры, вазы, подсвечники, картины были выставлены не только на полках, но и умело расположены прямо в зале, усиливая это сходство. Покупатели, среди которых было много иностранцев, вели себя почти так же, как на выставке. Они медленно прохаживались по залу, останавливаясь возле заинтересовавшего их экспоната, вполголоса обмениваясь впечатлениями. Ровный гул голосов лишь иногда нарушал восторженный возглас какого-нибудь экспансивного кавказца. Преисполненные собственной значительности продавцы отвечали на вопросы с видом опытных музейных гидов.

Внимание Степана привлекла бронзовая скульптура: мужчина с суровым выражением заросшего бородой лица и поднятой рукой устремился вперед; чуть позади шла женщина. В одной руке она держала рог, другой опиралась на льва. Мощную грудь царя зверей украшал щит с надписью: «Леке». Чобу знал, что по-латыни это означает «закон». Однако смысл скульптуры, которая называлась «Фортуна», для него остался загадкой. Он взглянул на цену с табличкой – восемь с половиной тысяч. «Машину можно купить», – простодушно Подумал Степан.

Однако астрономические цены не смущали покупателей, жаждавших стать обладателями этих красивых, но с точки зрения Степана совершенно бесполезных в доме вещей, безмолвных свидетелей «красивой» жизни своих бывших хозяев – помещиков, заводчиков, купцов. Какой-то полный обрюзгший пожилой человек, ни секунды не колеблясь, выложил за старую керосиновую лампу две сотни. «Вот чудак, некуда, видимо, деньги девать, – снова удивился Степан – Такие лампы мы давно у себя в Голештах повыбрасывали».

Он поискал глазами Савицкого. Тот оказался в поле зрения, как всегда. Степан заметил, что в этом роскошном магазине-салоне его спутник чувствует себя не в своей тарелке, держится скромно и вообще как-то присмирел. Видимо, солидная публика, атмосфера выставки и баснословные цены его подавляли. Борис подошел ближе, негромко произнес:

– Нету, не вижу нашего... простите, вашего, клиента.

Вечером, как было заведено с самого начала, Чобу и Шатохин сидели в МУРе, подводя итоги прошедшего дня. Степан, сообщив о неутешительных результатах своего посещения магазина антиквариата, поделился с Сергеем своими впечатлениями:

– Цены там, скажу тебе, с ума можно сойти. И за что только люди такие деньги платят. Какой-то чудак за старую керосиновую лампу две сотни отвалил.

Сергей с улыбкой слушал своего коллегу.

– Не такой уж он чудак, как ты думаешь. Эти люди зря денег на ветер не бросают. Антикварный бум. Мода на ретро. И, кроме всего прочего, – выгодное помещение капитала. Дешевле эта лампа уже никогда не станет. Дороже – пожалуйста. – Он сделал паузу, как бы для того, чтобы его собеседник до конца проникся его словами. – Ты, наверное, заметил, сколько там иностранцев ошивается? Они тоже ведь разбираются, что к чему. Да и нам с этим бумом работенки прибавилось. Сам же видишь. У вас там потише, а в столице... Ты даже представить не можешь, на какие хитрости идут, чтобы обмануть таможню. Один отправлял контейнером мебель за границу. Обыкновенную, современную. Поглядели ее на таможне – странные какие-то книжные полки. И что ты думаешь? Икону нашли. Огромная была, из нескольких досок составлена. Этим и воспользовались. Аккуратненько разъяли ее по стыкам, обшили шпоном – и полки готовы. У сына одного знаменитого композитора, ныне покойного, ее купили. За 22 тысячи. Это мы уже после, как сам понимаешь, установили. А там, – Шатохин показал рукой на окно, в котором слабо светились последние лучи заходящего солнца, – такая доска все сто тысяч долларов потянет, если не больше. Понял, что делают?

– Как не понять, ловко. – Сергей искоса взглянул на собеседника, удостоверившись, что тот слушает его с неподдельным интересом, продолжал: – Или вот вазу антикварную везли. Заляпали ее глиной, расписали кое-как – под современную, вроде кувшина получилась, какие на рынке продают. Тот же прием, что и с «Ангелом пустыни». А еще был случай, и смех и грех. Зацепила таможня одного фирмача с коллекцией старинных российских орденов и медалей. Я их потом видел. Красивые. Отправили эти ордена на экспертизу. Оказались – фальшивые. Да так здорово сделано, что от подлинных не отличишь. А того мастера, чья это работа, так и не нашли. К сожалению. Золотые руки у человека. Мы бы ему подыскали подходящую работенку. После определенного срока, разумеется, – улыбнулся Шатохин. – Однако это что, кустарщина, если откровенно. Вот на Западе... – заметив удивленный взгляд Степана, продолжал Шатохин, – вот где это дело поставлено действительно на широкую ногу. Ты слышал когда-нибудь о Хечте?

В ответ Чобу только пожал плечами.

– А о бароне Тиса фон Рекке?

– С баронами в последнее время встречаться что-то не приходилось. Не было, понимаешь, подходящего случая.

– Очень жаль, среди баронов попадаются весьма заслуживающие внимания инспектора угрозыска. Но сначала о Хечте, хотя он и не барон, а просто миллионер.

В 1971 году, рассказал Шатохин, этот американец купил через посредника за 100 тысяч долларов античную чашу «Кратер с Сарпедоном», которую грабители похит или на раскопках вблизи Рима, и контрабандным путем вывез ее из Италии в Швейцарию. В этой стране вывоз произведений искусства не запрещен, и предприимчивый торгаш от искусства продал чашу нью-йоркскому музею «Метрополитен» уже за миллион долларов. Респектабельный барон Тиса фон Рекке вместе с лордом Хайрвудом, братьями Рокфеллерами, Полем Гетти и другими тузами капиталистического мира входил в международный совет торговцев произведениями искусства. Как оказалось, этот «любитель» и «знаток» искусства был самым настоящим уголовником, наводчиком. Во время посещений ателье художников, частных собраний барон выбирал объект для кражи. Более того, человек с громким титулом возглавлял целую банду, которая похищала и продавала предметы искусства. Сеть таких хорошо организованных банд активно действует во многих странах Европы, Америки и Азии.

Предполагают, что ежегодно из музеев, храмов, частных собраний похищается произведений искусства на десятки миллиардов долларов, причем многие из них – при прямом участии аукционов и художественных галерей. В печати то и дело мелькают сообщения, проливающие свет на преступления дельцов от искусства. Респектабельный дом «Сотби», например, посылает своих людей в разные страны, где они под видом безобидных туристов фотографируют в церквах и храмах скульптуры и картины. Потом специалисты тщательно изучают фотографии и выбирают жертву. Остальное уже дело техники – воровской, разумеется. Десятки шедевров знаменитой кускской школы, похищенных таким образом, перекочевали из древних перуанских храмов в частные собрания толстосумов.

Шатохин приводил факты, в общем, довольно широко известные, однако Степан многое из того, что он рассказал, слышал впервые.

– У одних там что же, полиции нет? – с некоторым недоумением спросил он. – А этот... Интерпол знаменитый?..

– Да что там – Интерпол, – усмехнулся Сергей. – Ну, арестовали этого жулика-барона, допустим. А за ним фигуры покрупнее. Киты. Мультимиллионеры. Они ведь скупают для своих коллекций. К такому никакой Интерпол не подступится. Плевать они на него хотели. Есть такой коллекционер – Саймон, американец. Так он не скрывает, что купил за миллион статуэтку бога Шивы, украденную в Индии, да еще похваляется: я, мол, за год выложил за произведения искусства азиатских стран около 16 миллионов. Считай, почти все ворованное. Вот тебе и Интерпол. Да о чем тут говорить, если для таких вот коллекционеров строят особые хранилища, где они держат свои ворованные коллекции, причем под охраной полиции. Такие вот дела, – подытожил Сергей свою импровизированную лекцию, – на сегодня хватит.

Чобу отправился в гостиницу, чтобы завтра снова занять свой пост на улице Димитрова. Ему уже изрядно надоело это шатание по магазинам, не давшее пока ощутимых результатов. Но за свою сравнительно недолгую службу в уголовном розыске он успел усвоить истину: путь к успеху подчас долог, труден и требует большого терпения.

Утром они обошли забитый обычной магазинной публикой зал, и Савицкий предложил заглянуть в помещение, где принимают вещи на комиссию. Здесь сидели люди со скучными лицами, дожидаясь своей очереди. Время от времени кто-нибудь бросал нетерпеливый взгляд на заветную дверь, за которой происходило таинство приема на комиссию. Дверь отворилась, выпуская очередного сдатчика, моложавого мужчину среднего роста. Его округлое простоватое лицо выражало удовлетворение. Видимо, мужчина остался доволен оценкой. Савицкий всмотрелся в его расплывшееся в самодовольной улыбке лицо и крепко сжал руку Степана. Тот все понял.

Мужчина быстро пересек двор и направился к белому «Запорожцу», стоявшему на обочине. Молодая красивая женщина, сидевшая в машине, о чем-то спросила его, он кивнул и включил газ. И тотчас за ним тронулась «Волга» с шашечками. Таксист, молодой серьезный парень, наконец-то дождался своих пассажиров, таких же, как и он, серьезных молодых людей.

Старший инспектор уголовного розыска Степан Чобу возвратился в приемную и, не обращая внимания на протесты очереди, скрылся за заветной дверью.

 Методом исключения

Майор Бачу был назначен начальником Оргеевского райотдела внутренних дел или выдвинут, как принято говорить в таких случаях, когда работника повышают в должности, недавно. Раньше он работал заместителем начальника райотдела в одном из южных районов. Кучеренко, сам в недавнем прошлом возглавлявший райотдел, лично знал многих своих коллег, однако с Бачу встречаться не доводилось. Зато майор, как понял Кучеренко с первых же минут беседы, хорошо знал подполковника, был наслышан и об опыте одного из лучших в республике райотделов.

Едва Кучеренко вошел в его кабинет, майор произнес маленькую речь о том, каким ценным для него, молодого начальника, оказался этот опыт и что именно он, Бачу, из этого опыта использовал у себя в отделе. Подполковнику такое начало не очень понравилось, и он постарался поскорее перевести разговор на деловые рельсы. Майор взял карандаш и с сосредоточенным видом приготовился записывать руководящие указания товарища из министерства. Кучеренко покосился на чистый лист бумаги и карандаш, но промолчал.

Узнав, что подполковника интересует угон «Волги», Бачу удивился:

– Рядовое происшествие. Чем оно заинтересовало заместителя начальника угро? Хотя... – он сделал многозначительную паузу и выразительно взглянул на собеседника.

– Вы, майор, нашу ориентировку по церковным кражам помните? – спросил Кучеренко.

– Как же, конечно, я лично под своим контролем держу. Работа ведется, но пока ничего... К сожалению, к большому сожалению.

– Ну так вот, между угоном машины и ограблением церквей существует или может существовать прямая связь. Есть такая версия. Не исключено, что преступники местные, оргеевские. – Подполковник ввел Бачу в курс дела и заключил: – Будем вместе работать, сообща.

– Все сделаем, товарищ подполковник, – заверил его майор.– Сейчас вызову капитана Руссу, это начальник отделения, уголовного розыска. Он занимался угоном.

Он позвонил, и в кабинет вошел невысокий, плотно сложенный офицер лет тридцати. Бачу и Кучеренко сидели за маленьким столиком, куда хозяин кабинета пересел в знак уважения к гостю, из чего капитан сделал вывод, что незнакомый мужчина в штатском костюме – весьма важное лицо. И потому, приложив руку к фуражке, доложил – на всякий случай:

– Капитан Руссу по вашему приказанию прибыл!

Майор усмехнулся, видимо, разгадав ход рассуждений капитана: официальная форма обращения не была принята среди его ближайших сотрудников.

– Садись, капитан, если прибыл. Есть серьезный разговор. – Он представил подполковника и продолжал: – Расскажи, только подробнее, об этом происшествии с «Волгой», которую из гаража «Межколхозстроя» угнали.

– Да что рассказывать, товарищ майор. – Руссу сделал неопределенный жест. – Угнали, по всей видимости, подростки. Покатались и бросили. Еще повезло строителям, в порядке машина. Бывает и хуже. Может, теперь будут как следует гараж охранять. И шофер этот ихний виноват, кто же ключи от зажигания на панели оставляет. Ротозей. А нам работа.

– Все не так просто, капитан, – вступил в разговор подполковник. – Он снова повторил то, что только что говорил начальнику отдела, и продолжал: – Машину, надеюсь, тщательно осмотрели?

Руссу немного поколебался, прежде чем ответить:

– Как вам сказать, товарищ подполковник. Осмотрели, конечно. Машина целехонькая, я уже докладывал. Ничего особенного не обнаружили. – Он на секунду задумался. – Расческу вот только нашли, старая, зубцы поломаны. Шофер показывает, что не его. Обронили, видно, угонщики.

– Отпечатки пальцев сняли? – без всякой, впрочем, надежды, а так, на всякий случай, спросил Кучеренко.

– Не сняли, товарищ подполковник, – Руссу переводил виноватый взгляд с Бачу на Кучеренко. – Не подумал об этом, рядовое происшествие...

– Ну ладно, теперь уже поздно. Все смазано. Пойдем дальше. Из розыскных материалов следует, что свидетели видели на месте преступления автомобиль марки «Москвич» или «Жигули», причем цвет называют разный. Впрочем, с цветом дело темное, – он улыбнулся случайной игре слов. – Могли и перепутать в темноте. Я о другом. О «Волге» речи не было. И вдруг она появляется. Как это объяснить?

Эта мысль пришла ему в голову только недавно, когда он размышлял над планом операции «Пентиконстарион», и теперь Кучеренко решил посоветоваться с коллегами. Этот простой, казалось бы, вопрос заставил их задуматься.

– Наверное, транспорт был нужен... – произнес наконец капитан.

– Само собой, иначе какой смысл угонять, – подал реплику майор. – А почему угнали, если машина или машины у них, как, известно, были?

– Вот именно, – поддержал его Кучеренко. – Да и управлять «Волгой» сумеет не всякий. Значит, среди преступников есть по крайней мере один опытный водитель. А собственным «Москвичом» или «Жигулями» не воспользовались потому, что машина вышла из строя, поломалась. Отсюда следует, что надо поинтересоваться, кто в последнее время ремонтировал машины в мастерской. Такова элементарная логика, хотя действия преступников далеко не всегда поддаются определению, у них своя логика. А что скажет капитан? – Кучеренко обернулся к хранившему молчание Руссу.

– Я так скажу, товарищ подполковник, – Руссу замялся, не решаясь возразить начальству. – Сколько их, автомобилей, нынче, попробуй проверь... А если ремонтировали машину сами? Или договорились с частником? Слишком широкий круг получается. – Кучеренко и Бачу поняли, что хотел сказать капитан: вся эта, мол, возня с проверкой ляжет на его сотрудников, а у них и без того дел по горло. – А та газета, о которой вы, товарищ подполковник, говорили? Там же адрес указан!

– Положим, не адрес, а только половина.

– Если проверять адреса, круг еще шире станет, – заметил Бачу. – У нас в Оргееве, считай, половина улиц на «ская» кончается: Комсомольская, Пушкинская, Заводская, Октябрьская... – он перечислял названия улиц, подчеркивая интонацией их окончания. – Полгорода перепроверим. И потом, товарищ подполковник, вы же сами говорили: сомнительно, чтобы преступник выписывал газету.

– Говорил, не отрицаю, однако сомневаться – наша обязанность. Разные бывают преступники, и вы это должны знать не хуже меня. А эти, судя по всему, газеты читают. Наша задача облегчается, потому что номера квартиры не указано. Скорее всего, собственный дом. Будем действовать методом исключения.

. Бачу и Руссу почти одновременно согласно кивнули.

– Видимо, придется привлечь сотрудников других служб. Задание трудоемкое и малоинтересное. С проверкой машин пока подождем, не стоит распылять силы. А я пока займусь одним человеком. Кто в районной больнице заведует терапевтическим отделением? – Священник селиштской церкви не говорил ему, что человек, назвавшийся врачом, был терапевтом. Однако вспомнив, что Мардарь жаловался на печень, он сделал вывод: предлагавший свои услуги должен быть именно терапевтом.

Майор Бачу, человек в районе сравнительно новый, молчал. Ответил капитан:

– Как не знать. Это человек известный, уважаемый, Борщевский его фамилия, Михаил Самойлович.

– Узнайте, капитан, домашний адрес этого уважаемого человека. Да осторожно, чтобы в больнице не знали.

Подполковник понимал, что посещение больницы сотрудником милиции вряд ли останется незамеченным, пойдут кривотолки, и на имя человека, который с точки зрения закона не совершил никакого преступления, может быть брошена тень. И, кроме того, хотелось взглянуть на квартиру коллекционера, каковым представился Борщевский священнику церкви архангелов Михаила и Гавриила.

Уже смеркалось, когда Кучеренко подошел к аккуратному особняку. Нажал кнопку звонка, укрепленного на зеленой калитке. В доме послышалось какое-то движение, занавеска на окне отодвинулась и в нем показалось встревоженное мужское лицо. Прошло еще порядочно времени, прежде чем во двор вышел человек в синем спортивном костюме, тесно облегающем плотную фигуру с круглым брюшком. Глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков, недоверчиво смотрели на незнакомца. Не открывая калитки, хозяин сухо осведомился, кто нужен. Вынимая служебное удостоверение, Кучеренко спокойно произнес:

– Только не волнуйтесь, Михаил Самойлович. Надо поговорить, есть такая необходимость. – Он догадывался, что творится сейчас на душе у этого солидного немолодого врача: визит сотрудника уголовного розыска обычно радости не приносит, даже если и человек не чувствует за собой никакой вины.

Борщевский торопливо полез в кармашек свитера, вытащил оттуда брелок с ключами. Вместе с ключами на асфальтовую дорожку выпал желтый кружочек. Звук падения был мягкий, приглушенный. Они оба уставились на желтеющий на черном асфальте кружок. Кучеренко смотрел с интересом, Борщевский – со страхом и замешательством. Подняв, наконец, кружочек, он подержал его в ладони, не зная, что с ним дальше делать: положить обратно в кармашек или показать посетителю. Поколебавшись, протянул подполковнику:

– Редкая монета, старинная, австро-венгерская.

Кучеренко увидел надменный женский профиль с выбитыми по кругу словами: «Мария Терезия». Слегка подбросил монету в руке. Она оказалась неожиданно тяжелой для своего небольшого размера.

– Никак золотая, – заметил он, возвращая монету владельцу. – Откуда она у вас? – без всякой задней мысли, из любопытства спросил подполковник.

– Это длинный разговор, – уклончиво отвечал Борщевский, смутившись еще сильнее. – Да что же мы стоим на улице, заходите, – засуетился хозяин дома, пропуская гостя вперед.

Они поднялись по крутым ступенькам каменного крыльца, прошли через гостиную с цветным телевизором в углу и оказались в комнате поменьше. Кучеренко окинул ее взглядом; письменный стол, одну из стен почти целиком занимали стеллажи с книгами, другая же походила на алтарь, каких он повидал немало за последнее время. Однако даже в церкви Кучеренко не видел столько икон, сколько было собрано в этой маленькой комнатке. Он подошел к стене ближе, чтобы рассмотреть их получше. Иконы чем-то отличались, он не мог сказать точно, чем именно, от тех, что встречались ему в молдавских церквах.

– Северная школа, – не без гордости пояснил стоящий рядом Борщевский, – я ведь каждый год в Архангельскую область езжу. В отпуск. Северная школа – мой профиль. Давно собираю.

– А наши, молдавские?

На полном лице врача мелькнуло замешательство.

– Чего уж там, спрашивайте, раз пришли. Я ведь только в окно взглянул, догадался, откуда вы.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянула женщина и бросила полный тревожного любопытства взгляд на Кучеренко. Борщевский сделал нетерпеливый жест, и дверь тотчас затворилась.

– Ну и хорошо, Михаил Самойлович, если догадались, это облегчает нашу беседу. Поэтому я жду от вас полной откровенности. Скажите, вы предлагали священнику Мардарю Леониду Павловичу свои услуги в обмен на иконы?

– Было дело, – куда-то в сторону пробормотал Борщевский.

– И чем оно закончилось?

– Ничем не закончилось. Не захотел священник у меня лечиться.

– И правильно, между прочим, сделал, – не удержался от реплики подполковник. – Для меня, Михаил Самойлович, еще с детства две профессии: врач и учитель – самые уважаемые. А вы... Кстати, едва не забыл: вы хотели рассказать об этой монете.

– Слушаю вас. – Кучеренко уже был почти уверен, что этот растерянный человек не причастен к преступлению, которое расследовали он и его коллеги. Вот только этот странный, непонятный эпизод с монетой...

– Нечего особенно и рассказывать... – Борщевский говорил неохотно. – Я, видите ли, не только иконы коллекционирую. И монеты тоже. Подарила мне ее одна женщина-врач, вместе работали... Уехала она, далеко уехала. А монету я не успел зарегистрировать. Когда вас увидел – решил спрятать, на случай обыска.

– Не успели зарегистрировать? – переспросил подполковник. – А зачем, собственно?

– Как – зачем? – удивился Борщевский. – Золотая же... Такой порядок.

Подполковник, которому раньше не приходилось глубоко вникать в дела коллекционные, не стал распространяться и только сказал:

– Теперь-то, надеюсь, оформите, как положено?

– Обязательно, – последовал торопливый ответ.

Кучеренко попрощался, хозяин проводил его до самой калитки, запер ее на замок и возвратился к своим сокровищам.

Капитан Руссу, заглядывая в раскрытый перед ним блокнот, докладывал:

– Комсомольская, 28. Проживает пенсионер с женой, бывший главный инженер консервного завода. Одинокие. Машины никогда не было и нет в настоящее время...

– И вряд ли уже будет, – заметил Кучеренко. – Давайте дальше.

– По улице Пушкинской в доме 28 живет редактор районной газеты.

– Он что же, собственную газету выписывает? – усмехнулся Бачу.

– Кировская, 28, – продолжал свой доклад капитан. – Собственный дом работницы трикотажной фабрики. Разведена. Живет с сыном и дочерью. Старший сын в армии.

– А младшему сколько? – поинтересовался подполковник.

– Тринадцать.

– Трудный возраст, как говорят педагоги. Однако мальчишка исключается.

Руссу перечислял названия улиц, адреса, фамилии, и каждый раз раздавалось: «Исключается!» Со стороны можно было подумать, что трое взрослых играют в какую-то странную, непонятную игру, если бы не сосредоточенное выражение лиц «игроков».

– Заводская, 28, Ботнарь Иван Андреевич, работает на комбинате бытового обслуживания. Дом купил несколько лет назад. Жена, ребенок. Имеется автомашина «Москвич». Приобретена недавно, однако покупка пока не оформлена. Ездит по доверенности бывшего владельца. Он в Бельцах проживает.

«Опять эти Бельцы», – подумалось подполковнику. Он вспомнил о рапорте инспектора отделения уголовного розыска Бельцкого горотдела по поводу иконы.

– Так-так, – Кучеренко задумчиво постучал пальцами по столу. – Что еще?

– Предварительной проверкой компров не установлено. По месту работы характеризуется положительно. В семье ведет себя хорошо. – Начальника отделения тоже заинтересовал Ботнарь, и он не ограничился одной только проверкой адреса, а пошел по собственной инициативе дальше.

– Отлично, капитан, правильно сориентировались, – одобрил его действия Кучеренко. – Пока, кроме Ботнаря, никого не вижу. Будем считать его кандидатом в фигуранты номер один, хотя он и характеризуется положительно. – А машина его в каком состоянии? Тоже в положительном? – сообщение капитана подняло настроение подполковника.

– Не успели установить. Тут нужна осторожность, а то и спугнуть недолго.

– Верно мыслите, капитан, – снова поддержал его Кучеренко. – Пугать мы никого не собираемся, и не такие уж мы страшные. Подумаем, как бы поаккуратнее это сделать.

Голубой «Москвич», урча мотором и вздрагивая, словно нетерпеливый конь, стоял перед светофором. Желтый свет сменился зеленым, и машина резво понеслась по центральной улице. Водитель не проехал и сотни метров, как вдруг откуда-то сбоку вынырнула желтая машина ГАИ, и сидящий за рулем лейтенант жестом приказал «Москвичу» остановиться.

– Нарушаете, товарищ водитель, превышаете скорость, да еще в центре. Прошу права, – вежливо потребовал автоинспектор.

– Ну что вы, товарищ лейтенант, не больше шестидесяти давал. – Водитель говорил просительным, заискивающим тоном, каким обычно принято разговаривать с автоинспекторами.

– Этот прибор не ошибается, – лейтенант кивнул на измеритель скорости. – Будем делать просечку в талоне.

– Не нарушал я, товарищ лейтенант, – повторил водитель. – Не согласен на прокол.

– Не согласны, значит? – Автоинспектор как будто даже ждал такого ответа. – Тогда едем в ГАИ, там разберемся.

Водитель «Москвича» уже был не рад, что затеял этот спор. Перспектива объясняться в автоинспекции не сулила ничего хорошего. Он пробормотал несколько извинительных слов, однако лейтенант оставался непреклонен.

В обширном, забитом автомобилями дворе автоинспекции владелец «Москвича» с трудом нашел свободное место рядом с изуродованным до неузнаваемости «Жигуленком» и поплелся вслед за лейтенантом. Водители сидели в приемной с понурыми лицами, терпеливо дожидаясь своей участи, которую решал человек в кабинете с табличкой: «Заместитель начальника ГАИ». Лейтенант приоткрыл обитую облезшим дерматином дверь, пропуская вперед водителя голубого «Москвича».