Текст книги "Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра"

Автор книги: Леонид Юзефович

Соавторы: Евгений Габуния
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Как с религией бороться, вот в чем, с опиумом для народа, как вы говорите. Это безбожники осквернили наш храм, простите, – атеисты, – священник язвительно улыбнулся.

– Вы неточно цитируете Маркса, Леонид Павлович, у него сказано: религия – опиум народа. Улавливаете разницу? И не безбожники-атеисты церковь ограбили, а обыкновенные воры, преступники. Между прочим, и среди верующих они встречаются. Разве не так?

– В священном писании сказано: не укради, – пробормотал священник. – Великий грешник тот, кто позарится на чужое добро.

– У вас – грешник, а по советскому закону – преступник.

– Так почему же их не ищут? – в маленьких глазках Мардаря снова вспыхнула неприязнь.

– Именно для этого мы и здесь.

– Что-то поздновато пожаловали, теперь ищи ветра в поле. – Священник снял шапку, поправил выбившиеся волосы. Он явно следил за своей внешностью.

– Это уж наше дело, Леонид Павлович. Расскажите, как все произошло.

– Да что рассказывать? Взломали замок в ночь на Покров, 14 октября прошлого года то есть, и проникли в храм. В Трускавцах я лечился, печень у меня.

«И не удивительно, – подумал Кучеренко, глядя на его заплывшие жиром глазки и круглое брюшко. – Поменьше есть-пить надо, святой отец».

– Староста больше моего знает, как все произошло, – продолжал он, явно избегая изучающего взгляда подполковника.

Кучеренко показалось, что священник чего-то недоговаривает.

– Скажите, Леонид Павлович, только откровенно, вы кого-нибудь подозреваете?

Его собеседник смешался, растерянно пробормотал:

– Не хочу брать грех на душу...

– Не суди, да не будешь судим – вы хотите сказать?

Священник о чем-то размышлял.

– Давайте зайдем в церковь, что мы всё на дворе. Я сейчас велю старосту позвать, ключи у него. – Он важно, не торопясь, подошел к группе пожилых селян, стоящих на улице, что-то сказал. Один из них с готовностью кивнул и торопливо зашагал по заснеженной дороге.

Староста, очень пожилой человек с угрюмым, недовольным выражением изборожденного морщинами лица недоверчиво оглядел оперативников и неохотно открыл дверь. Утренний свет едва пробивался сквозь маленькие зарешеченные окна, и староста, так же неохотно, зажег свечи. Стало светлее, но не намного, однако можно было разглядеть, что на алтарной стене недостает иконы: там, где она еще недавно висела, зияла пустота. Это был, пожалуй, единственный зримый след, оставленный преступниками. Остальные следы, если они и были, стерло время – самый грозный, неумолимый враг розыскников.

Улучив момент, когда они оказались наедине с Мардарем, Кучеренко сказал:

– Вы, кажется, хотели что-то рассказать.

– Господь меня простит, дело богоугодное, – после некоторого колебания произнес он. – Приходит однажды ко мне незнакомый человек, очень приличный, хорошо одетый, и говорит: «Слышал, отец Леонид, болеете вы печенью». И болезнь назвал точно, а название такое, что и не выговоришь, я сколько вот болею, а запомнить не могу. Да, говорю, уважаемый, это верно. А вы откуда знаете? «Люди, отвечает, сказывали, да и специальность у меня такая». Какая такая специальность, спрашиваю. «Врач я, говорит, и желаю вас, отец Леонид, лечить. Просто так, из уважения. И лекарства, какие надо, все достану. Есть такая возможность». Я, конечно, заинтересовался, особенно когда он о лекарствах сказал. Сами знаете, беда с ними: одно есть, другого нет. – Он помолчал, теребя в руках шапку. – Просто так, говорю, я не согласен, могу заплатить/слава богу, не нищий. А он так отвечает: «Денег мне не надо». А что же вы хотите? – спрашиваю. «Иконы хочу, это моя страсть. Много лет собираю».

– Он говорил конкретно, какие именно иконы его интересуют?

– Нет, не успел. Я с ним не стал больше разговаривать. Кто ж на такое согласится! – Священник говорил тихо, почти шепотом.

– А он назвал себя, этот врач-коллекционер?

– Фамилию не сказал. Говорил только, что из Оргеева, а живет и работает в райбольнице. Зав-отделением. Солидный мужчина лет за пятьдесят.

– А вы говорили кому-нибудь об этом случае?

– Никому, вам первому. Не хотел грех на душу брать. – Он напряженно следил, как Кучеренко делал пометки в своем блокноте.

Пока происходил этот разговор, коллеги подполковника в сопровождении угрюмого старосты успели осмотреть церковь и дожидались своего начальника.

– Глухо, Петр Иванович, – Чобу сокрушенно покачал головой. – Зацепиться не за что.

– А староста что показывает?

– Ничего существенного. Пришел, говорит, утром, замок сорван, позвал участкового. Говорит, что с собакой милиция приходила. Вот и все показания. Неразговорчивый старик, слова не вытянешь.

– Неразговорчивый? В подходе все дело, Степан Афанасьевич, в подходе. Да и надоело, видно, старику об одном и том же рассказывать. И подзабыть мог, или другая причина есть. Мы вот как сделаем. Я смотаюсь в райотдел, надо дело посмотреть, а вы здесь еще пощупайте.

Из протокола допроса Михалаки Захара Демьяновича,уроженца села Селиште, 68 лет, беспартийного, образование 3 класса, старосты церкви архангелов Михаила и Гавриила...

...Утром я пришел в церковь, чтобы открыть дверь уборщице. Увидел, что замок на двери сорван. Я очень испугался, подождал уборщицу и пошел в сельсовет. Оттуда вызвали милицию. Пришел участковый и с ним другой милиционер, с собакой. Милиционер с собакой остался во дворе, а мы вошли в церковь и сразу увидели, что не хватает иконы Иоанна Ботезаторула, креста напрестольного, дарохранительницы, Евангелия, трех дискосов, чаши для причастия. Это все старинные вещи, они находились в нашей церкви много лет.

В о п р о с. Уточните, сколько именно лет находились указанные вами предметы религиозной утвари в церкви?

О т в е т. Точно указать не могу, но думаю, что не меньше 200 лет. Я служу старостой в этой церкви уже 42 года, прежний староста, у которого я принял дела, мне говорил, что вещи старинные.

В о п р о с. Из какого металла были изготовлены указанные духовные предметы?

О т в е т. Из серебра, а чаша для причастия была позолоченная.

В о п р о с. Какова стоимость похищенной религиозной утвари?

О т в е т. Стоимость указать затрудняюсь, эти вещи нигде не продаются и сравнить не с чем.

В о п р о с. У кого находятся ключи от церкви?

О т в е т. Ключи от церкви находятся у меня.

В о п р о с. Кто несет материальную ответственность за церковное имущество, в том числе за вышеуказанный инвентарь религиозного культа?

О т в е т. Материальную ответственность несу я как староста.

В о п р о с. Вы кого-нибудь подозреваете в совершении кражи?

О т в е т. Я подозреваю в совершении кражи Стра-тулата Василия.

В о п р о с. Кто такой Василий Стратулат и на каком основании вы его подозреваете в совершении кражи?

О т в е т. Стратулат Василий является сыном бывшего кассира церкви Мирона Стратулата. Мирон человек нечестный, я заметил, что он присваивал пожертвования прихожан, и доложил об этом отцу Леониду. Греховное поведение Стратулата Мирона обсуждалось на двадцатке. Вскоре после этого ко мне домой вечером пришел сын его Василий и стал выражаться нехорошими словами, угрожал, что если отца уволят, он меня зарежет. Мирон Стратулат после обсуждения на двадцатке продолжал присваивать пожертвования, и его уволили. Вскоре произошло ограбление. Я думаю, что это была месть со стороны его сына Василия.

В о п р о с. Вышеупомянутый Стратулат Василий во время встречи с вами был трезв или находился в состоянии алкогольного опьянения?

О т в е т. Василий был сильно пьян, еле на ногах держался.

В о п р о с. Вам известно местонахождение Стратулата Василия в настоящее время?

О т в е т. Точно не известно. Я знаю только, что он учится в Кишиневе в каком-то институте.

ИЗ АКТА О ПРИМЕНЕНИИ СЛУЖЕБНОЙ РОЗЫСКНОЙ СОБАКИ

Младший инспектор-кинолог Борбат Н. Д. применил служебную розыскную собаку по кличке Омега по следу от церкви с. Се-«1ште, где имело место проникновение. СРС провела по двору, затем перепрыгнула через каменный забор, пробежала 50 метров, вышла на центральную улицу села, где и прекратила свою работу.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об отказе в возбуждении уголовного дела

Участковый инспектор РОВД лейтенант милиции Казаку В. М. рассмотрев материалы о краже из церкви с. Селиште, установил

Неизвестный преступник (преступники) путем взлома замка на входной двери проник в здание церкви. Опросом лиц установлено, что преступник совершил кражу иконы, креста напрестольного белого металла, трех дискосов белого металла, чаши для причастия белого металла, покрытого слоем желтого металла, а также евангелия в переплете белого металла. Таким образом, неизвестный преступник совершил формально преступление, предусмотренное ст. 119 УК МССР. Однако учитывая, что материальный ущерб незначительный, кроме того, предметы старые, сильно потертые, помятые и не представляют фактически никакой ценности, а также то обстоятельство, что Стратулат Василий свою угрозу не привел в исполнение и его участие в краже полностью исключается ввиду неопровержимого алиби, руководствуясь ст. 7 УК и ст. 97 УПК МССР, в возбуждении уголовного дела отказать, о чем сообщить заинтересованным лицам.

Утверждаю

Начальник РОВД

майор милиции Н. Деречу

Участковый инспектор

лейтенант милиции

В. Казаку

СПРАВКА

Дана в том, что при проявлении пленки к осмотру места происшествия по факту кражи в церкви с, Селиште она оказалась засвеченной.

Начальник следственного отделения РОВД

капитан милиции С. Кливадэ

Кучеренко сидел в кабинете начальника райотдела. То и дело торопливо входили с докладами сотрудники. У всех были озабоченные, хмурые лица. Из обрывков разговоров Кучеренко понял: случилось какое-то ЧП. В очередной раз заверещал телефон. Майор Деречу быстрым движением снял трубку, приник к черному наушнику.

– Какая сумма? – переспросил майор. – Это точно установлено? – Он сосредоточенно слушал своего собеседника на другом конце провода. – Авторитетная комиссия установила? Ну дела... А сторож где был? На посту? Связали и кляп вставили? Пьяному или трезвому? Выясняете? Ну ладно, я сам приеду. Когда? – он бросил выразительный взгляд на Кучеренко, как бы желая узнать, надолго ли его задержит столичный гость. – Не знаю, скоро, наверное... А пока посылаю еще нескольких сотрудников и кинолога. – После короткой паузы он добавил: – Сделайте все возможное, под вашу личную ответственность.

Начальник в сердцах бросил трубку на рычаг:

– Вы уж извините, товарищ подполковник, у нас неприятность, и серьезная. Магазин взяли. На двадцать шесть тысяч. Впрочем, это еще надо проверить. Как бы торговые деятели под шумок не списали свои грешки, – усмехнулся Деречу. – Случается и такое. И сторож этот тоже хорош, ненадежная публика, скажу я вам.

– Разные бывают сторожа, – уклончиво ответил Кучеренко, вспомнив Марина.

– Слушаю вас,, товарищ подполковник, вы по какому вопросу?

Подполковник достал из портфеля папку с документами, которые, прежде чем изучить, после долгих поисков разыскал в архиве отдела.

– По делу об ограблении церкви в Селиште. – Он протянул майору папку с документами.

Тот быстро полистал ее и вопросительно взглянул на Кучеренко:

– Что же вас заинтересовало, товарищ подполковник? Мы отказали в возбуждении дела за малозначительностью. Все правильно... – не очень, впрочем, уверенно закончил он и переложил с места на место кипу бумаг, требующих оперативного рассмотрения. В карих глазах Деречу промелькнула тоска.

Кучеренко стало по-человечески жаль этого озабоченного человека, на своем опыте он знал, что должность начальника райотдела – отнюдь не сахар, и забот у него предостаточно. Знал он и то, какими трудностями и даже неприятностями чревато возвращение к старому, «закрытому» делу: время упущено, фактов кот наплакал, а преступление числится как нераскрытое. В общем – «сухарик», как выразительно называют такие дела его коллеги. Однако знал подполковник и другое, нечто большее. И потому сказал:

– Ну так как, товарищ майор, сами пойдете к прокурору за отменой или мне идти?

Деречу вскинул на него удивленные глаза:

– А чего отменять? Все правильно... – повторил он еще менее уверенно, чем в первый раз.

– По форме – правильно, а по существу – издевательство.

– Извините, товарищ подполковник, не понимаю... Над чем издевательство?

– Очень жаль, майор, что не понимаете. Издевательство над фактами... над здравым смыслом... над справедливостью... над законом, наконец, а значит и над людьми. Вы уж простите за резкость.

– Появились новые данные по делу?

– О новых данных говорить рановато. Пока старые не раскручены. Даже пленку с места происшествия не сумели ваши ребята проявить, – напомнил Кучеренко о засвеченной пленке. – Мы этим делом сейчас занимаемся и на вашу помощь рассчитываем, товарищ майор. – Он сделал попытку сгладить возникшее напряжение.

Однако майор Деречу был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Он полистал папку, на этот раз более тщательно, потом выдвинул ящик письменного стола и достал томик уголовного кодекса, открыл его на нужной странице.

– Не подпадает это дело под 119-ю статью. Она предусматривает ответственность за хищения государственного или общественного имущества, совершенного путем кражи. Да вы это не хуже меня знаете, статья популярная. К сожалению, – почему-то счел нужным добавить он. – Как я сразу не заметил... Напутал участковый, а я подмахнул постановление, не проверив. Он вообще, между нами говоря, не соответствует...

– Ну и что из этого следует? – Кучеренко уже разгадал ход мыслей начальника райотдела и ожидал подтверждения, которое не замедлило последовать.

– А то, что дело должно квалифицироваться по 154-й – преступления против собственности объединений, не являющихся социалистическими организациями, и, таким образом, подследственно прокуратуре. Вы, кажется, собирались идти к прокурору. Не возражаю. Пусть они и раскручивают.

– Вам лучше, товарищ майор, знать деловые качества своих сотрудников, – сдержанно ответил Кучеренко, – об участковом Казаку разговор особый, и мы к нему, видимо, вернемся позже. Я обязан доложить о его отношении к своим обязанностям руководству министерства. Однако преступление он квалифицировал правильно. Еще в январе восемнадцатого года Совет Народных Комиссаров принял декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», согласно которому имущество церкви было национализировано и является собственностью государства. Этот декрет, между прочим, никто не отменял, а потому преступные посягательства против этого имущества рассматриваются как преступления против социалистической собственности.

Кучеренко говорил спокойно, сдержанно, даже мягко, но в его голосе, майор уловил нечто такое, что понял: доложит, обязательно доложит. Предстоял крайне неприятный разговор с начальством.

– Вы меня убедили, товарищ подполковник, сдаюсь! – он поднял вверх руки. – Иду к прокурору за отменой постановления, а с этим Казаку мы разберемся сами. Давно к нему присматриваюсь...

– Раньше нужно было разбираться, товарищ начальник райотдела.

Кучеренко встал, сдержанно попрощался и вышел. Хозяин кабинета задумчиво смотрел на закрывшуюся за ним дверь до тех пор, пока очередной телефонный звонок не вывел его из этого состояния.

 «Амбал для отмазки»

Дежурный по отделению милиции, молодой лейтенант, с сожалением оторвался от учебника по гражданскому праву, вскинул вихрастую голову. Перед ним стояли трое молодых людей. Двое с красными повязками дружинников держали под руки третьего парня в джинсовом костюме, с бородкой и в темных очках; через плечо у него была перекинута синяя сумка. «Пан америкэн»,– машинально прочитал лейтенант белеющую на синем матерчатом фоне надпись по-английски.

Лейтенант, на которого надвигалась экзаменационная сессия, вздохнул, отодвинул учебник и положил на его место бланк, приготовил шариковый карандаш.

– Слушаю, – повернулся он к одному из дружинников, высоченному парню, который выглядел старше своего напарника.

– Понимаете, товарищ лейтенант, сегодня наша дружина дежурит, мы из химико-технологического, послали нас с Костей, – он кивнул в сторону товарища, – в зоопарк патрулировать. Интересно, между прочим, я в Москве третий год, а в зоопарке до сих пор не побывал, – доверительно сообщил высокий. – Приходим мы, значит, с Костей...

– Ближе к делу. – Шариковый карандаш дежурного еще не сделал ни одной заметки.

– Патрулируем мы, значит, с Костей по зоопарку, – тем же доверительным тоном продолжал парень свой рассказ, – смотрим – вот этот, – показал он на бородатого, – возле машины крутится. – Резинкой торгует, фирменной. Ну мы его...того, доставили в общем.

– И правильно сделали, – произнес лейтенант без особого, впрочем, энтузиазма. Дело было простым, как апельсин. Мелкий фарц.

– Резинка откуда? – Лейтенант строго посмотрел на парня с заморской сумкой.

Он мог бы и не задавать этого вопроса, потому что ответ был известен заранее: скудная фантазия мелких фарцовщиков дальше стереотипных объяснений не шла.

– У одного джона... [13]13
  Джон – иностранец.


[Закрыть]– тот выбрал самый близкий к истине вариант. Чаще на подобные вопросы такие вот модные мальчики отвечают: предки привезли, знакомый летчик загранлинии подарил, поменял...

– Ну ладно, давай по порядку. Фамилия, имя, отчество, место жительства, место работы или учебы. – Лейтенант приготовился записывать, но ему помешал молчавший все это время другой дружинник:

– Вы у него в сумке проверьте, товарищ лейтенант, а то нам на патрулирование надо возвращаться. – Парня, видимо, донимало любопытство, и он не хотел уходить, не узнав о содержимом сумки заморской авиакомпании.

– Я бы твою физию проверил, в другом, конечно месте. – Глаза джинсового под дымчатыми стеклами очков вспыхнули злобой.

– Полегче! – прикрикнул на него дежурный. – А вы, ребята, можете идти, мы разберемся. Оставьте только свои координаты, садитесь вон за тот стол, – он указал в угол комнаты, – и напишите все, как было. И поподробнее.

Дружинники занялись составлением рапорта о задержании, а лейтенант уже без помех приступил к опросу задержанного. Документов при нем не оказалось, и дежурный предупредил:

– Только без вранья. Как на духу. Учти, все равно проверим, и тогда... – Он не договорил, что будет «тогда».

– О’кей, лейтенант, вас понял,– развязно произнес парень. – Пишите... Савицкий Борис Петрович, Профсоюзная, 67, квартира 11, место работы – НИИ охраны труда...

– Старший научный сотрудник, – с ехидцей продолжил лейтенант. – Мы же договорились – не врать.

– А я и не вру. – Парень повторил: – НИИ охраны труда. Истопник котельной.

Лейтенант взглянул на его холеные руки с тщательно отполированными ногтями, но промолчал. Он знал, что промышляющие фарцовкой за престижной работой не гоняются – в их кругу главный престиж – деньги да заграничное тряпье, а лучше работы, чем истопник, трудно и придумать: сутки отдежурил – три дня в твоем полном распоряжении. Хватает времени, чтобы потереться возле иностранцев, и на рестораны тоже. Ну а руки – это не показатель, нынче, в котельных автоматика.

– Что у тебя в сумке? Показывай.

Парень расстегнул «молнию» и передал сумку дежурному. Тот вывернул ее на стол. Вывалились пестрые пакетики жевательной резинки, пачки сигарет «Мальборо» и «Филип Морис», карты с голыми девицами, несколько солнцезащитных очков. Среди этого стандартного ассортимента мелких фарцовщиков тускло поблескивал какой-то странный предмет, похожий на миниатюрный котелок. Это сходство дополняла цепочка, которая была к нему прикреплена. Лейтенант потянул за нее, поднес поближе, чтобы лучше рассмотреть. «Котелок» стал раскачиваться, маяча перед глазами, и он придержал его.

– А это у тебя откуда? – лейтенант с интересом рассматривал странный предмет. Внутри по кругу была нацарапана какая-то надпись. «Церковь святой Троицы» – с трудом прочитал он буквы церковнославянского шрифта. «Да это же лампадка, – лейтенанту вдруг вспомнилась сельская церковь, куда его мальчишкой водила бабушка. – Перед иконой висит, и фитилек в масле горит. Интересно было смотреть».

– Чего? Вот эта хреновина? – Фарцовщик бросил равнодушный взгляд на лампадку. – Один кореш дал, говорил – серебро. Да кому она нужна... – он пренебрежительно махнул рукой.

Лейтенант продолжал сосредоточенно разглядывать лампадку. Наконец снял телефонную трубку. В комнату вошел крепко сбитый сержант.

– Уведите, – коротко приказал ему дежурный.

Когда дверь за ним закрылась, лейтенант снял трубку другого телефона.

– Докладывает дежурный по 87-му отделению милиции лейтенант Доронин. Дружинники задержали одного фарцовщика, некто Савицкий. Среди прочего у него обнаружена лампадка. Приметы совпадают с ориентировкой МУРа... Слушаюсь, товарищ майор, будет сделано.

...Желтый «газик» с синей надписью на борту «милиция» влился в автомобильный поток.

– Куда вы меня везете? – Савицкий обеспокоенно взглянул в маленькое зарешеченное оконце. Было видно, что он изрядно струхнул.

– Куда надо, туда и везем, – сопровождавший его сержант знал службу.

Убедившись, что ничего не добьется от этого немногословного служаки, Савицкий покорился судьбе и замолчал, стараясь уловить по знакомым приметам маршрут. Наконец мелькнули колонны Большого театра, хорошо знакомое здание ЦУМа. Он почувствовал, что машина преодолевает подъем. «Неужели на Петровку везут? Ну дела». – Пассажир струхнул не на шутку.

«Газик», свернув вправо, затормозил. На желтой стене белела табличка «Петровка, 38». Худшие предположения мелкого фарцовщика Бориса Савицкого подтвердились.

– Садитесь, Савицкий, – мужчина в штатском костюме за письменным столом у окна указал ему на стул. – Я – старший инспектор МУРа Голубев. Так что будем знакомы, – он усмехнулся и внимательно взглянул на Савицкого. – Очки, между прочим, можно снять.

Тот ничего не ответил, оглядывая большую комнату, заставленную столами и сейфами-шкафами. Задержался на зарешеченном окне, и в глазах застыла тоска. Даже сквозь толстые стекла в комнату доносился городской гул„гудки автомашин. Там была жизнь.

Из магнитофонной записи допроса Савицкого Бориса Петровича, 23 года, образование незаконченное высшее, уроженец г. Москвы, ранее не судимого (со слов).

...По существу заданных мне вопросов поясняю: лампадку мне подарил мой знакомый, некий Шнобель.

В о п р о с. Шнобель – это что – фамилия?

О т в е т. Да какая там фамилия. Кличка это, все его так называют. Он сам как будто из Одессы, нос у него длинный, большой, потому и Шнобелем прозвали, по-одесски шнобель – это нос.

В о п р о с. Как фамилия человека, которого вы называете Шнобелем, где он проживает, чем занимается? .

О т в е т. Фамилии его я не знаю, где живет – тоже. Случайный знакомый.

В о п р о с. Может быть вы все-таки припомните, Савицкий? Советую говорить правду, это в ваших интересах.

О т в е т. Я понимаю, что в моих... и в ваших тоже. Я говорю правду...

Майор Голубев выразительно взглянул на молодого человека, который молча сидел за соседним столом и делал пометки в своем блокноте. Тот вышел из кабинета и вскоре появился с толстой пачкой фотографий.

Голубев медленно перебирал фотографии людей в фас и профиль. Наконец протянул одну Савицкому:

– Этот?

– Ну да, этот самый. Только моложе, а паяльник его.

– Отлично, Савицкий, пошли дальше. Вы утверждаете, что Шнобеля почти не знаете, и вдруг он дарит вам серебряную лампаду. Чем объяснить этот широкий жест?

– Ну, не подарил, а дал... за то, что я ему помог. Доля, в общем...

– Доля? За что конкретно?

– Помог я ему двинуть одно динамо [14]14
  Динамо – обман, мошенничество.


[Закрыть].

– Нельзя ли подробнее, Савицкий? Мы вас слушаем с большим интересом.

– А что рассказывать... Встретились с ним однажды в комиссионке на Садово-Кудринской, он там часто ошивается. Шнобель говорит: «Дело у меня к тебе. Есть у меня один фраер на крючке. От тебя ничего не требуется: сиди дома, я приеду вместе с этим фраером. Ко мне, то есть. К нему, Шнобелю, нельзя, с женой поругался». Я отказался, не понравилось мне все это. А Шнобель говорит: «Чудак, это ж пара пустяков, и в обиде не останешься». В общем, согласился, тем более что дома один сейчас, предки на курорте. Сижу, жду. Часов в 11 он приходит, сумку держит. А где твой клиент, спрашиваю? – «Вот он, – отвечает, и по сумке похлопывает». Я ничего не понял. Минут через двадцать Шнобель говорит: «Будь человеком, выйди во двор, посмотри, стоит ли там «Жигуль». Я пошел. Стоит «Жигуль», а возле него прохаживается какой-то мужик, курит и все на дверь нашего подъезда поглядывает. Потом его окликнула из машины женщина, он бросил сигарету, сел в «Жигуль», и уехал. Я рассказал обо всем Шнобелю, он обрадовался: «Все нормально, старик!» Тут я и смекнул: Шнобель динамо двинул, и меня припутал. А он смеется: «Не нервируйся, этот фраер в милицию не заявит, он ментов, извините, милицию, за три версты обходит». Открыл сумку и Дал мне лампаду. Там этих лампадок да крестов полно было. Я заметил...

– Номера «Жигулей» случайно не запомнили, Савицкий?

– Не обратил внимания. Светлого цвета была тачка, а на борту написано – «Медицинская помощь». Я еще удивился.

– Каким образом вы сумели прочитать? Ночь же была.

– «Жигуль» как раз под фонарем стоял.

– Значит, вы и того, который курил, тоже хорошо разглядели?

– Разглядел... Клевый дубль на нем был, а так фраер обыкновенный. Мне его лицо показалось знакомым, кажется, встречал в комиссионках на Димитрова и на Садово-Кудринской, он там толкался.

– Вы сможете его узнать, если встретите снова?

– Думаю, что узнаю.

– Еще один вопрос, Савицкий. Когда это произошло?

– Точно не помню... Где-то в середине марта, числа 16—17, мороз еще стоял.

ИЗ СПРАВКИ ОПЕРАТИВНОГО ДЕЖУРНОГО

ПО ГОРОДУ МОСКВА

За период с 13 по 20 марта в отделы и отделения милиции заявлений граждан о применении к ним мошенничества с целью овладения иконами, крестами, лампадами и другими предметами отправления религиозного богослужения не поступало.

Майор Голубев выключил магнитофон:

– На сегодня всё, Савицкий.

– А что мне будет? – задал тот сакраментальный вопрос.

– Это зависит от вас.

– И от вас тоже, товарищ майор. – Голос звучал льстиво, даже подобострастно.

– Нет, Савицкий, от вас. В первую очередь. Человек выбирает дорогу сам. – Сидящий перед ним молодой человек с бегающими пустыми глазами вызывал у него чувство брезгливости. – И учтите, вы еще нам понадобитесь.

– Опять Летинский! – взглянув на фотографию Шнобеля, воскликнул начальник отдела полковник Ломакин таким тоном, будто увидел старого и доброго знакомого. – С этаким носом да с его талантами ему бы Сирано де Бержерака играть. Артист. Снова, значит, за старое взялся... Имел, как говорится, честь с ним встречаться. Давненько, правда. Ты у нас, Алексей Васильевич, тогда еще не служил.

– А я и не подозревал, Владимир Николаевич, что вы у нас театрал, – заметил с улыбкой Голубев.

Полковник вроде бы даже смутился:

– Да что ты, времени на театры нет, сам знаешь... Однако иногда жена вытаскивает. Вот кто театрал. И на этот спектакль с ней ходили. Еще Астангов играл Сирано. Великолепно. Давно это было, очень давно. Из Молдавии, значит, вещичка, – он легонько постучал ногтем по отливающему тусклым серебром боку.

– Оттуда, Владимир Николаевич, – подтвердил Голубев и хотел еще что-то добавить, но по отрешенному, задумчивому выражению его лица понял, что тот его не слушает, и замолчал.

Обычно строгое, неулыбчивое лицо Ломакина потеплело, жестковатый взгляд неожиданно смягчился.

Вспомнилось жаркое южное лето, разоренные войной села, крестьяне в своих чудных шляпах, которые делились последним куском мамалыги, стаканом вина... Как радостно удивился он, коренной сибиряк, увидев впервые в жизни виноградную лозу, увешанную тяжелыми черными кистями, ощутив непривычный вкус винограда...

Воспоминания, нахлынувшие не совсем кстати, увели его дальше, на бурлящий возбуждением Белорусский вокзал, куда он, замполит Ломакин, прибыл из Вены, чтобы следовать дальше, в родную Сибирь. Здесь, на вокзале, и произошла встреча, круто повернувшая судьбу школьного учителя из глухого сибирского села. К нему подошел такой же, как и он, демобилизованный парень в офицерской гимнастерке без погон. Потолковали о том, о сем, покурили, и вдруг парень этот говорит: «Слушай, старлей, давай к нам в МУР. Нам такие ребята, как ты, во как нужны». Ломакин не понял: «Какой-такой МУР?» В общем, объяснил ему новый приятель, что к чему. Пораскинул мозгами – и согласился. И вот уже который год служит. А парня того, Петром его звали, нет уже. Убили бандиты вскоре. Отчаянный был человек. Бесстрашный и рисковый. Потому, может, и погиб. И теперь, всякий раз проходя мимо мемориальной доски в главном управлении внутренних дел, на которой высечена золотым фамилия его друга, полковник невольно замедляет шаги, отдавая дань памяти ему, и многим другим сотрудникам МУРа, погибший при исполнении служебных обязанностей.

Майор ожидал, когда начальник заговорит снова, и думал: вспомнит ли он об ориентировке, о которой не успел сказать, или нет? Не мудрено и запамятовать: не из одной только Молдавии стекаются ориентировки в Московский уголовный розыск, нити многих преступлений сходятся, переплетаются в столице.

– Значит, из Молдавии, – задумчиво повторил полковник, – припоминаю. Ориентировка оттуда была... Несколько церквей там взяли. Возможно, эта штуковина – первая ласточка. Спрячь пока, – он передал лампаду Голубеву. – Видать, не просто сбыть такой товар на месте. Кто, говоришь, доложил о лампадке? Дежурный по отделению? Молодчина, побольше бы таких ребят. Может, стоит к нему присмотреться – и к нам, а? Ну ладно, об этом потом. А фарцовщик, как его, Савицкий, что за птица?

– Вернее, птичка, Владимир Николаевич, птичка-невеличка, мелкая рыбешка, недоучившийся студентик. Парень скользкий, но в эту историю влип случайно, по дурости. Амбал для отмазки [15]15
  Амбал для отмазки – невольный соучастник преступника, прикрывающий его.


[Закрыть], – как говорят наши клиенты.

Ломакин недовольно поморщился:

– Клиенты, амбал для отмазки... Я же, кажется, просил вас, – перешел он на «вы», – не щеголять блатными словечками. Этак мы можем далеко зайти.

– Виноват, товарищ полковник, – растерянно пробормотал Голубев, – случайно вырвалось.

– Вот-вот, случайно... Так и не заметишь, как на феню перейдешь.

Голубев в душе улыбнулся: у Ломакина тоже проскочило словечко из блатного жаргона. Полковник хорошо знал феню – жаргон или «блатную музыку», как еще называют уголовники свой язык, в котором самые обыкновенные слова приобрели новое, зловещее значение; немало было в нем и совершенно непонятных, странно звучащих слов и словосочетаний. Владеющие жаргоном пользуются в преступном мире большим доверием и популярностью. Ломакин считал, что каждый розыскник должен знать «феню», на которой уголовники договариваются о преступных замыслах, пытаются использовать на очных ставках, в письмах из мест заключения. Знание жаргона не раз сослужило хорошую службу Ломакину, а однажды спасло даже жизнь.