Текст книги "Роза Тибета (ЛП)"

Автор книги: Лайонел Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

‘Не благодари меня пока’.

Хьюстон ничего не слышал на следующий день. Он снова прогулялся по городу с мальчиком и сделал полдюжины набросков углем. Мальчик был в восторге. Но от таинственного Санграба по-прежнему не было никаких вестей, когда он вернулся в отель.

Майклсон появился сердитый в половине седьмого.

"Я слышал, что этот маленький сопляк еще не снизошел до встречи с тобой’.

‘Боюсь, что это так’.

‘Что ж, давайте выпьем по одной и отправимся туда. Я не знаю, во что, по его мнению, он играет. ’

‘Я не хочу делать ничего неразумного. Мне нужна его помощь.’

‘Не очень мудро с его стороны игнорировать мою записку. Я отправлю этого старого ублюдка домой так быстро, что он не поймет, что происходит. ’

‘Вы упомянули в своей записке, по какому поводу я хотел его видеть?’

– Конечно, нет. Это ваше дело. И в любом случае, он бы знал. Он знает все, что происходит в этом городе. Кровавый соус!’ Сказал Майклсон. Его лицо было красным, а галстук несколько неумело завязан. "Давайте пойдем туда, пока он не начал обедать. Они едят в семь. Он никогда не оставит это, раз уж начал.’

У Хьюстона были некоторые сомнения относительно мудрости столкновения представителя Тибета с Майклсоном в его нынешнем настроении оскорбленной гордости; и он подозревал, что трейдер использовал его, чтобы свести какие-то свои счеты. Но он не мог выйти из этого, не оскорбив. Он допил свой напиток и задумчиво пошел с Майклсоном через площадь.

Толпы людей покинули внутренний двор заведения Санграба; двойные двери были заперты, а здание закрыто ставнями и тихо. Майклсон громко постучал, и через несколько мгновений появился тибетец в мантии.

Майклсон коротко заговорил, и их впустили. Дверь за ними закрылась. Слуга исчез. Хьюстон слышал, как Майклсон шумно дышит рядом с ним в темном холле. Вскоре слуга появился снова с маленьким фонарем, который он повесил на настенный кронштейн. Он пробормотал несколько слов Майклсону.

‘Как я и думал", – сказал Майклсон. ‘Сейчас он молится. Мы поймаем его как раз перед тем, как он поест.’

И действительно, через несколько мгновений Хьюстон смог различить слабое пение откуда-то из дома, горловое завывание, которое было странным, но не неприятным в мерцающем свете лампы.

Слуга вернулся через несколько минут, и они последовали за ним по тускло освещенному коридору к паре двойных дверей, которые он распахнул перед ними. Внутри, в ярком свете нескольких десятков свечей, стояли два старика. Хьюстон никогда в жизни не видел таких великолепных фигур. Они были одеты в одежды из богато расшитого шелка, застегнутые на груди, как казачьи мундиры. На каждой было шелковое колье, украшенное драгоценными камнями, свободно завязанное под стоячим воротником цвета мандарина, а волосы собраны на макушке в блестящий черный пучок, украшенный драгоценными камнями. Каждый также носил по одной серьге-подвеске и имел небольшую козлиную бородку.

На мгновение Хьюстону показалось, что две фигуры были домашними идолами, настолько неподвижными они были; но вскоре они поклонились, и он обнаружил, что кланяется в ответ.

Он был сильно впечатлен, увидев, что Майклсона ни в коей мере не смутило все это великолепие. Он непринужденно уселся в кресло и жестом предложил Хьюстону сделать то же самое, и двое стариков тоже сели.

Хьюстон задавался вопросом, кто из них был Санграб, и теперь, когда Майклсон обратился к нему, он увидел. Другой старик отошел немного в сторону; он сел за маленький столик и, положив на него руки, наблюдал. В нем было что-то от черепахового кота. В его волосах блестели черепаховые гребни; кусочки черепахового панциря выделялись на его руках – маленькие ручки, положенные одна на другую, которые фиксировались и сжимались, как у кошки. В его тонком вздернутом рте и узких сонных глазах тоже было что-то кошачье. Однако эти глаза, не мигая, были устремлены на Хьюстона; он не видел, чтобы они двигались на протяжении всего интервью.

Санграб играл со своей бородой, время от времени изучая Хьюстона, пока Майклсон говорил, и вставляя несколько слов сам.

"Ну, – наконец сказал Майклсон по-английски, – он не настроен оптимистично по поводу свидетельств о смерти – я вам это говорил. Но он попробует еще раз, если ты хочешь. Тем временем он пообещал разобраться с именами водителей, которых вы хотите. Загвоздка в том, что октябрьским караваном управлял Да Коста, как я и думал, и он уехал на зиму в Гоа. Он думает, что погонщики тоже разошлись. Некоторые из них едут пить чай в Дарджилинг, а многие возвращаются домой в Непал – в основном это шерпы или гуркхи. Тем не менее, вы можете найти некоторые из них здесь. На составление списка уйдет несколько дней – у него сейчас много работы. Удовлетворяет ли это вас на данный момент?’

Хьюстон сказал, что это так, и вскоре они ушли.

‘Должен сказать, – с удовлетворением сказал Майклсон, когда они зашли в отель, чтобы выпить, – этот маленький сопляк был довольно заискивающим. Конечно, он плохо относится к моим черным хвостам. И потом, другой парень слушал. ’

‘Кто был тот другой парень?’

‘Это официальное лицо, которое находится у него в гостях. Он прибыл прошлой ночью – вот почему он не мог нас видеть. Они время от времени посылают кого–нибудь проведать его – он прекрасно подходит для того, чтобы взять небольшой подкуп. Он посидит с ним несколько дней, а потом прыгнет. Вы никогда не увидите одно и то же дважды. ’

В то время, казалось, не было причин сомневаться в этом.

4

Хьюстон не думала, что проведет в Калимпонге больше недели. В общей сложности это было за семь недель до его отъезда, включая поездку в Калькутту между ними. Он упустил из виду вечные качества всех сделок в Индии.

Ему потребовалась неделя, чтобы найти человека по имени Тимстер. Он знал адрес этого человека, его обычные места обитания и случайные заработки, которыми он занимался; тем не менее, и, несмотря на помощь мальчика, прошло семь дней, прежде чем он поймал его на земле в маленьком и слегка нелегальном питейном заведении.

Результат вряд ли был плодотворным.

Да, бодро сказал мужчина, он был членом Октябрьского каравана. Конечно, к ним присоединились другие путешественники – возможно, двенадцать или около того в разных точках путешествия. Он не знал, не смог ли кто-нибудь из путешественников встретиться с ними после того, как договорился об этом. Это было делом сирдара каравана или его заместителя, который один принимал такие меры. Где был сирдар? Почему, в Сиккиме. Он возвращался домой каждую зиму, как все знали. А его заместитель? Возможно, в Дарджилинге.

У Хьюстона все еще не было четти для Сиккима, но он мог поехать в Дарджилинг без нее, и он поехал. Он застал заместителя сирдара и нескольких других членов октябрьского каравана за чаепитием, как и предложил Майклсон.

Этот визит также не был очень плодотворным.

Ближайшим местом, которое караван проезжал в Ямдринг, был Гисунг, в шестидесяти с лишним милях отсюда. Была ли вероятность, что они заберут путешественников из Ямдринга? Да, действительно. Почему бы и нет?

Сорвали ли они что-нибудь в октябре?

В октябре? Нет... . Нет, не в октябре.

Может быть, они договорились тогда собрать что-нибудь?

Это было возможно. Было трудно вспомнить точно. В каждой поездке всегда были случаи нарушения договоренностей. Никто не обратил особого внимания.

В какое время караван достиг Гисунга?

Он достиг Гисунга (это две поездки и несколько обсуждений позже) 21 октября.

Итак, если бы группа намеревалась встретить караван там, когда они должны были покинуть Ямдринг?

Пятью днями ранее. В этой части страны разрешается проходить двенадцать миль в день.

Пятью днями ранее... . 16 октября.

Предположим, что группа попала в лавину – где было бы наиболее вероятное место, где это могло произойти?

Несомненно, на перевале Портха-ла. Это было единственное место на маршруте Ямдринг-Гисунг, где можно было ожидать схода лавины.

Где это было?

В трех днях пути от Ямдринга.

16 октября , через три дня после… . Все это было очень тонким, очень обстоятельным. Но все же, подумал Хьюстон, он мог бы немного сузить детали.

Он записал в своем блокноте: ‘Принимая во внимание все вышесказанное, логическим выводом должно быть то, что отряд был разбит примерно 19 октября на перевале Портха-ла, примерно в тридцати шести милях от Ямдринга по дороге в Гисунг’. Он добавил имена своих информаторов и заставил их оставить свои пометки.

Он вернулся в Калимпонг усталым и подавленным. Он отсутствовал чуть больше двух месяцев и потратил в общей сложности почти шестьсот фунтов. Он думал, что зашел так далеко, как собирался; и что, если тибетское правительство не проявит быстрых признаков сотрудничества, он может с тем же успехом отправиться домой.

Он спросил на стойке регистрации, есть ли что-нибудь для него.

‘ Ничего, сахиб.

Хорошо, сказал себе Хьюстон. С меня было достаточно. Он примет ванну, выпьет и нанесет последний визит представителю Тибета. Затем уезжаю на утреннем автобусе.

Он принял ванну, выпил и выпил еще немного после этого и неохотно вышел на площадь. Он оставил это немного поздно для тибетцев. «Бесполезно после семи часов», – сказал Майклсон. Дело шло к этому, над прилавками загорались лампы. Его внезапно тошнило от этого места, тошнило от всех этих мест, тошнило от самого себя. Но он пересек площадь и продолжал невозмутимо идти, даже когда рядом с ним разорвалась маленькая коричневая бомба.

‘О, сахиб, ты вернулся!’

‘Привет, парень", – сказал Хьюстон, радуясь, по крайней мере, меланхолично, что кому-то не все равно, в этом он месте или в том.

‘ Когда вы вернетесь, сахиб?

‘ Час или два назад.

‘Я ищу тебя. Мой брат вернулся, сахиб. Ты приходи и посмотри на него сейчас.’

‘ Не только сейчас. Позже, Бозелинг.’

‘ Сейчас, сахиб, сейчас! Ринглинг видел их, тех, кого ты ищешь.’

‘ Какие именно?

‘ Мертвые, сахиб.

Хьюстон почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом.

Он спросил: «Какие мертвые?»

‘ Английские, сахиб. Однажды они шли с караваном.’

‘Когда это было?’

‘ В декабре, сахиб.

Хьюстон остановилась. Он почувствовал, что прирос к месту на шумной, продуваемой сквозняками площади. Он сказал глупо: ‘В декабре? Он не мог этого сделать. Они умерли в октябре.’

– Да, сахиб, он так и сделал. Приди сейчас. Ты пойдешь со мной.’

Хьюстон вспоминала этот момент с особой ясностью в последующие годы. Часы на церкви Шотландской миссии пробили семь, когда он стоял там, и он вспомнил, как подумал: «Ну, в любом случае, на сегодня с меня хватит». Затем он пошел с мальчиком к его дому.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

ЯT это была темная и вонючая лачуга, освещенная масляными лампами и с навозным очагом, горевшим в рудиментарной решетке. Бозелинг исчез, как только они оказались внутри, и Хьюстон остался один в прокуренной комнате, пока внезапно не появилась мать мальчика, маленькая пухленькая женщина с золотыми серьгами в ушах, блестящим пробором посередине, в длинной юбке и корсаже, и засуетилась вокруг него, говоря вполголосаПо-английски и наполовину на шерпальском, когда она принесла ему стул и чашку чая и усадила его как можно дальше от тлеющего огня.

По ее словам, ее старший сын спал; обычно по возвращении из поездки он спал целых два дня. Сахиб простил бы ее английский; с другой стороны, у ее сына был превосходный английский; он часто лазал с британцами. Скоро сахиб сможет насладиться прекрасной беседой с ним.

Хьюстон сел, улыбнулся и кивнул ей, почти боясь открыть рот из-за тошноты, подступающей к горлу. В последние несколько минут его охватила ужасная тошнота, то ли от шока, то ли от духоты лачуги, он не мог сказать. Но ему удалось поставить чай на стол; и вскоре послышались звуки отбоя, и появился Бозелинг со своим братом.

Шерпа Ринглинг был 17-летним юношей, стройным, маленьким, с приятным обезьяньим лицом своего младшего брата. Хьюстон увидела морщины усталости на тонких чертах лица и извинилась за то, что побеспокоила его.

‘ Ничего страшного, сахиб. Завтра я буду в порядке.’

"Вы говорите, что видели каких-то англичан в Тибете’.

‘Это верно. Я встретил их, сахиб. Однажды они шли с караваном.’

‘Что это была за поездка?’

Это было в декабре. Да, он был совершенно уверен, что это был декабрь. Не было никакой возможности, чтобы он перепутал это с более ранней поездкой. Почему это было? Почему, потому что предыдущая поездка была в сентябре – каравана не было ни в октябре, ни в ноябре – и в сентябре они отправились другим маршрутом, в Норгку. Только в декабре они прошли через перевал Портха-ла. И именно на Портха-ла они встретились с английской партией.

Хьюстон сидела, моргая, в прокуренной комнате, пытаясь осознать это. Наконец он сказал: «Они путешествовали с тобой целый день?»

‘ Большую часть одного дня. Четыре или пять часов.’

"Не могли бы вы попытаться вспомнить все, что произошло в тот день’.

Вспоминать было особо нечего. Юноша сказал, что погода была очень плохой; дула метель. Четыре человека присоединились к каравану, когда он был в пути. Они появились некоторое время назад во время восхождения на Портха-ла. Они с трудом догнали караван, потому что один из них был болен, и его должны были поддерживать другие. Он думал, что одна из гостей была женщиной. Однако им удалось не отстать от каравана и переночевать вместе с ним, когда он остановился на ночь. Позже они ушли.

Ушел? Куда они ушли?

Мальчик понятия не имел. Он вспомнил, что за ними приходили проводники – либо ночью, либо ранним утром. Он проснулся и увидел, как двое проводников уносят больного, а остальные члены группы следуют за ним. Его разбудили крики на английском. Он думал, что сахибы рассердились на своих проводников. Возможно, они опоздали. Да, ему показалось странным, что иностранная группа путешествует по Тибету без гидов. Он задавался этим вопросом.

Но куда они подевались? Куда они могли пойти?

Возможно, в монастырь, чтобы укрыться; метель продолжалась еще два дня.

В монастырь Ямдринг? Это было где-нибудь рядом?

Да, это было недалеко, два-три дня, не больше.

И не было никаких комментариев среди караванной команды? Может ли вечеринка внезапно исчезнуть, даже не вызвав любопытства?

Но, конечно. Партии все время присоединялись к каравану и покидали его; и эта партия даже не заплатила за присоединение. Конечно, никто не возражал против этого. Зимой бродячие группы часто укрывались в проходящих караванах. Можно было бы ожидать, что иностранная сторона сделает это, если они пропустили своих собственных гидов. Он сам совсем забыл об этом. По правде говоря, это снова пришло на ум, только когда Бозелинг сказал ему, что сахиб заинтересован. Он надеялся, что был полезен. Он пытался вспомнить все, что мог, об этом инциденте; но он не думал, что было что-то еще, что нужно было помнить.

Хьюстон поблагодарил его и отказался от чая, а также от предложения Бозелинга проводить его до отеля, пожелал всем спокойной ночи и ушел.

Он чувствовал себя очень плохо. Он думал, что его сейчас стошнит. Он шел медленно, вдыхая свежий ночной воздух, и пару раз останавливался, чтобы прислониться к стене. Он мог видеть зарево в небе над площадью и направился к нему по темным переулкам. Вокруг никого не было, и через некоторое время он подумал, что заблудился; свечение не приближалось. Но вскоре он увидел знакомую деталь – перевернутую повозку, мимо которой он проезжал по дороге, и мгновение спустя белую фигуру, мерцающую в темноте.

Подойдя ближе, он увидел, что это были двое мужчин, которые сидели и курили на низкой земляной стене, и он направился к ним, чтобы спросить направление. Приближаясь, он немного замедлил шаг. Он не знал, что в них такого. Они сидели совершенно неподвижно, не глядя в его сторону, хотя его шаги громко отдавались в переулке. Он почувствовал, как волосы у него на затылке снова встают дыбом, и у него возникло инстинктивное желание развернуться и вернуться назад.

Он не мог заставить себя сделать это и продолжал идти, и это была последняя возможность, которая у него была. Он увидел, не совсем веря в это, что они встали и направились к нему. Он увидел дубинки в их руках. Он остановился и наблюдал за ними, слишком ошеломленный, чтобы повернуться и убежать, все еще пытаясь убедить себя, что они были стражами. Они приближались довольно медленно, беззвучно, и он увидел, что их ноги были босы. Он протянул руку и попытался что-то сказать, но они набросились на него.

Он получил онемевший удар по локтю и еще один по голове и пошатнулся, кряхтя. Он попытался защитить голову одной рукой, но один из них оказался у него за спиной, и он почувствовал еще один ошеломляющий удар. Он обнаружил, что, спотыкаясь, движется вперед и цепляется за человека перед ним, и он схватился за свою белую одежду, все еще падая, и увидел под собой босую ногу и наступил на нее так сильно, как только мог.

Он услышал тонкий тихий крик боли: ‘Ааааа ...’ и подумал, что парень тоже упал. Он сам упал, барахтаясь в грязи, а потом его ухо взорвалось, и, когда он пошевелил руками, его глаз тоже, один большой розовый цветок боли развернулся над его правым глазом, когда он поскользнулся, заскользил и попытался остановиться, но в конце концов упал в шаткую, покрытую синяками черноту.

Его бессознательное состояние было коротким, и они все еще были там, когда он тоже кончил, склонившись над ним и обыскивая его карманы. Он услышал, как кто-то кряхтит и кашляет, и понял, что это он сам, и они быстро уронили бумажник и посмотрели на него, бормоча. Они выпрямились, и по тому, как они держали дубинки, он увидел, что происходит, и попытался увернуться, но потерпел неудачу, и получил их обоих в живот, и услышал единственный протяжный животный звук, когда воздух вышел из его тела.

Он лежал на боку, его рвало. Он не ел уже несколько часов, и в нем были только чай, джин и кисловатая желчь. Ему нужно было выбросить это из головы, и он с трудом поднялся на четвереньки, дрожа. Его лоб был ледяным от пота, а руки не поддерживали его должным образом. К нему подошла собака, чтобы понюхать, и вскоре к ней присоединились две другие, и они нашли пятно рвоты, и ему пришлось убираться от этого, и он каким-то образом встал, пошатываясь и шатаясь в переулке.

Он, должно быть, свернул в другой переулок, потому что в конце были огни, и он увидел, что это площадь, и он остановился, прислонившись к стене, прежде чем войти в нее. Он нашел в руке свой бумажник и отряхнулся им. Он поправил галстук, застегнул пиджак, пригладил волосы и обнаружил, что они мокрые от рвоты.

Он пересек площадь так уверенно, как только мог, вошел в отель и поднялся в свой номер.

Он открыл кран и несколько раз окунул голову в миску, пока не решил, что избавился от рвоты. Затем он сменил костюм, надел халат, порылся в бумажнике и лег на кровать.

Он услышал, как в шотландской миссионерской церкви пробило восемь часов. Прошел всего час с тех пор, как мальчик впервые сказал ему. Затем пробило девять часов, и десять. Он пролежал там всю ночь. Слуга нашел его таким, все еще бодрствующим и в халате, утром.

2

Он думал, что если бы они забрали все его деньги, он мог бы объяснить это себе. Но они этого не сделали; они взяли только небольшие заметки; больше в порядке компенсации за свои проблемы. Он довольно долго уклонялся от объяснения, которое казалось наиболее разумным.

Здесь было так много новых проблем, что он подумал, что должен исходить из предположения, что с самого начала кто-то допустил ошибку. Сначала он предположил, что это были тибетцы.

Группа из четырех человек была найдена мертвой после схода лавины. Партия была ошибочно идентифицирована как партия пропавших без вести британцев. Сообщение на этот счет было отправлено в Лхасу. Когда ошибка была обнаружена, потребовалось время, чтобы исправить ее. Связь была плохой. Все должно было быть проверено и перепроверено Лхасой, прежде чем можно было признать ошибку. И в то же время они не давали никакой информации.

Что ж. Это было одно из объяснений, столь же разумное, как и любое другое. Более разумно, в некотором смысле. Потому что здесь были человеческие ошибки, бюрократия и проволочки. Он встретил их всех в Индии, и он предположил, что вы могли бы найти то же самое в Тибете. Но что в таком случае произошло с британской партией? С декабря прошло пять месяцев. Почему они не уехали из страны?

На это не было ответа, поэтому он начал действовать по-другому. Он предположил, что мальчик Ринглинг совершил ошибку. Ринглинг заметил группу из четырех человек, присоединившихся к его каравану, и подумал, что слышал, как они говорили по-английски. Он был в полусне, когда услышал их. Они ушли со своими проводниками. Тогда, согласно этому предположению, люди, которых он видел, должны были быть четырьмя другими людьми. Это были трое других мужчин и одна женщина, и они не говорили по-английски.

Хьюстон не понравилось это предположение. Мальчик понял бы, если бы они говорили по-английски. У него не было причин лгать. И Хьюстон сам не сообщил никаких подробностей. Мальчик снабдил их: трое мужчин, женщина, один из мужчин заболел.

Итак, тибетцы сообщили о смерти группы в октябре, а Ринглинг видел их живыми в декабре. И после того, как он был у Ринглинга, чтобы услышать эту историю, на него напали. Мужчины ждали его; они были больше намерены избить его, чем ограбить. И на самом деле они украли у него очень мало.

Хьюстон подумал, что видит в этом закономерность. Он все еще пытался сообразить, куда это его привело, когда голос тихо сказал ему на ухо: ‘Сахиб, ваш чай. Вы не выпили свой чай, сахиб. Уже девять часов.’

Хьюстон огляделся и увидел в комнате дневной свет, поблагодарил слугу и встал. Стены немного покачнулись. В голове у него все еще сильно стучало, а живот был сильно ушиблен. Он снял халат и осмотрел его. Было только легкое покраснение, но его взгляд в зеркале был более впечатляющим. Между веком и виском появилась сердитая пурпурная ссадина. Он подумал, что сегодня ему лучше надеть темные очки.

Он умылся, побрился, оделся и присел на минутку, чтобы оправиться от этих усилий и позволить мебели вернуться на свои места. Он подумал, что ему лучше что-нибудь съесть. Он ничего не ел со вчерашнего обеда в Дарджилинге. Он довольно осторожно спустился по лестнице в столовую, заказал фруктовый сок, теплые булочки и кофе и умудрился вернуться в свою комнату как раз вовремя, чтобы принести их наверх.

Он сел в плетеное кресло, дрожа и ослабев, и вытер вспотевший лоб. Он не знал, что ему с этим делать. Он подумал, что сегодня ему лучше не оставаться в Калимпонге. Он должен был пойти куда-нибудь и подумать.

Он спустился вниз, вышел на крыльцо отеля, посмотрел на сверкающую, оживленную площадь и попытался составить план, который помог бы ему пережить день.

‘ Здравствуйте, сахиб. Куда мы идем сегодня?’

Он увидел, что здесь проблема даже более насущная, чем то, как он будет занимать свое время весь день; и, чтобы избавиться от мальчика, сказал первое, что пришло ему в голову.

‘Прости, парень. Я еду в Дарджилинг.’

‘О, сахиб, вы только что вернулись’.

‘Что ж, я снова ухожу’.

‘Что ж. Я держу автобус для вас, сахиб. Я вижу, ты ее подхватил.’

Хьюстон глухо выругался, стуча головой в резком солнечном свете, когда он следовал за Бозелингом через площадь. Тогда это должен быть Дарджилинг. Но сегодня одно место не хуже другого, подумал он; и, возможно, он мог бы подумать в автобусе.

Это был великолепный день, высокое безоблачное небо, большие круглые холмы, пышные и пышные от весны. Автобус часто останавливался в деревнях по пути, пассажиры входили и выходили, толкались, болтали, шутили, весь мир был рад заняться своими делами в такой день. Хьюстон налился свинцом в своем кресле, считая удары молотка в голове и пытаясь справиться с тошнотой в желудке.

Они были живы. Они были живы в декабре. В декабре они путешествовали без гидов. И тогда для них появились проводники, и они покинули караван. Но зачем ее оставлять? Они шли с ней весь день в метель. Зачем оставлять его, когда были доступны проводники, чтобы нести больного человека? Потому что проводники не проводники; потому что проводники, посланные людьми, чтобы вернуть их ... .

Он думал, что может бесконечно продолжать эту нелепую мечту наяву, и вдруг понял, насколько это нелепо, и взял себя в руки. Ситуация, с определенной точки зрения, была не лишена юмора: он сыт по горло, напуган и находится далеко от дома, предпринимая ненужное путешествие в Дарджилинг, чтобы избежать внимания одного маленького Шерпа.

И что касается грабителей: почему бы им не взять только его небольшие заметки? Они были всего лишь мелкими грабителями. Они были грабителями без обуви. Крупные банкноты были бы помехой для таких грабителей. И что касается истории Ринглинга – он, должно быть, когда-то сам упомянул, что он искал, и Бозелинг услышал его и рассказал своему брату, и его брат был счастлив предоставить правильные ответы.

Это объяснение при ясном свете дня казалось настолько более убедительным, чем любое из его дурацких предположений прошлой ночью, что он внезапно почувствовал, что улыбается с чувством ликующего освобождения.

‘Это очень забавно, сэр, не правда ли, смотреть, как играют козы?’

К нему обратился стройный молодой бенгальец; на нем были европейская рубашка и брюки, а его глаза весело блестели за очками в стальной оправе.

‘Козлы?’

‘На холмах’.

Автобус со стоном поднимался по склону, по крутым зеленым склонам которого пугливо взбрыкивало и лягалось стадо коз.

Хьюстон поспешно сказал: ‘О, очень. Действительно, очень забавно.’

"Я видел, как ты улыбался этому зрелищу. Это всегда вызывает у меня улыбку. Но это очень полезные животные, наиболее важные для нашей экономики, сэр.’

‘Неужели?’

‘О, да. В данный момент я изучаю козла.’

‘ Вы ветеринар, не так ли?

‘О, нет, сэр, я не ветеринар’, – сказал молодой бенгалец, вежливо прикрывая свое веселье тонкой смуглой рукой. ‘Я учитель’.

– Это ты? – спросил я. Сказал Хьюстон, радуясь, что его вывели из себя. ‘Я тоже".

‘О, действительно. Это приятная встреча, сэр. Меня зовут мистер Панникар, ’ сказал бенгальец, протягивая руку.

Хьюстон сказал, что его зовут Хьюстон, и пожал ее.

‘ И какое дело привело вас сюда, мистер Хьюстон, если я могу спросить?

Внезапно Хьюстон захотелось рассказать ему; все это. Он не совсем сделал это, но он услышал свой собственный голос, с некоторым удивлением объясняющий, что его брат и трое друзей отправились в Тибет в прошлом году и до сих пор не вернулись, и что он пришел, чтобы узнать почему.

‘Ах, да, я понимаю. В наши дни с тибетцами много трудностей.’

– Ты имеешь в виду все эти предзнаменования?

‘О, знамения и пророчества. Я сам не слушаю такие детские вещи. Ключом к ситуации являются китайцы. Они чувствуют, что Тибет принадлежит им. Конечно, это заставляет тибетцев очень нервничать. Они чувствуют, что должны из кожи вон лезть, чтобы не обидеть китайцев. Полагаю, это то, что нашел ваш брат, мистер Хьюстон?

‘Что ты имеешь в виду?’

‘Они считают его шпионом, не так ли?’

‘Шпион?’ Сказал Хьюстон, застигнутый врасплох. ‘Почему они должны?’

‘О, простите меня, сэр. Я не знаю фактов по этому делу. Я просто подумал, если они не позволят ему уйти прямо сейчас… . Я не знаю, читаете ли вы по-китайски, мистер Хьюстон?’

Хьюстон сказал, что нет.

‘Я изучаю язык. Иногда я вижу «Жэньминь жибао» из Пекина. Они очень подозрительные люди. Китайцы, и они думают, что каждый европеец в Тибете – шпион. Они довольно часто печатают имена людей. Это то, что заставляет тибетцев так нервничать. ’

‘Ты думаешь, поэтому его не выпускают?’

"Я вообще понятия не имею, мистер Хьюстон. Это было всего лишь предположение. Они тебе что-нибудь сказали?’

‘Совсем ничего’.

‘Ах. Это понятно. И они, естественно, попытаются отговорить вас от расспросов. Они, конечно, не хотят никакого международного инцидента или плохой рекламы в этом году. Но, возможно, они могут задержать их для расследования, чтобы убедить китайцев ... . Что именно ваш брат делал в Тибете, мистер Хьюстон?’

Хьюстон рассказал ему; и вскоре перешел к рассказу о том, какие предметы он преподавал в школе, и услышал, какие предметы преподавал мистер Панникар, и узнал гораздо больше об индийской козе; и он понял, что ситуация снова перевернулась с ног на голову. Он понял и кое-что еще. За каждой попыткой ухватиться за соломинку, за каждой надеждой на то, что Хью может быть жив, немедленно последовала реакция смятения, нежелания продолжать. И когда он сидел и болтал с мистером Панникаром, он внезапно наткнулся на причину.

Если Хью был мертв, он ничего не мог с этим поделать. Если Хью был жив, он все равно ничего не мог с этим поделать. Он не осмелился представить доказательства того, что он был жив; ибо тогда тот, кто сказал, что он мертв, был бы вынужден доказать это. Был только один эффективный способ сделать это. Он не думал, что они хотели пойти на этот шаг. Он думал, что небольшая встреча прошлой ночью, возможно, была задумана, чтобы отговорить его от того, чтобы подтолкнуть их к такому шагу.

Итак, чтобы сохранить жизнь Хью, он должен притвориться мертвым. И чтобы притвориться, что он мертв, ему пришлось бы вернуться домой. Но как он мог вернуться домой, полагая, что Хью жив? И как он мог остаться, зная, что может способствовать его смерти?

Он не мог уйти, он не мог остаться. В таком случае он задавался вопросом, куда, во имя Бога, он мог бы пойти, чтобы вырваться из этого лимба, и внезапно понял, куда он пойдет, и остановился на середине потока.

Мистер Панникар вопросительно посмотрел на него. ‘Вы рассказывали мне о поздравительной открытке, которую вы сделали’.

‘На ней была кайма. Я скопировал ее с плитки в Британском музее, индийской плитки. Это вызвало больше интереса, чем все, что я делала в прошлом году ", – сказала Хьюстон, глядя на него в шоке и изумлении.

‘О, это очень интересно’, – сказал мистер Панникар, немного неуверенно улыбаясь странному выражению своего лица. ‘Это действительно очень интересно. Как жаль, что мы прибыли в Дарджилинг. Говоря за себя, я нахожу беседу самой стимулирующей.’

«Действительно, очень возбуждающе», – сказал Хьюстон.

‘Я хотел бы знать, не пожелаете ли вы вступить в переписку, когда вернетесь в Англию. У меня здесь моя визитка.’

У Хьюстона не было визитной карточки, но он записал свое имя и адрес в записной книжке мистера Панникара, пожал ему руку и в оцепенении побрел прочь от автобусной станции.

Он увидел книжный магазин в Торговом центре и направился к нему, говоря себе, что нет ничего плохого в том, чтобы поиграть с этой идеей, и купил карту с точностью двадцать пять миль до дюйма и завернул с ней в отель Mount Everest. Он подумал, сможет ли он выпить джин с тоником, заказал один и открыл карту.